Текст книги "Мечтатель (СИ)"

Автор книги: Сергей Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Нам осталось недолго ждать, мой друг. Мы не могли создать разум. Разум создала сама природа. Сейчас мы присутствовали при сцене, за которой через миллионы лет будут гоняться самые известные ученые этой планеты. Мы видели, как появился человек! Немного терпения, и мы станем по-настоящему достойны звания хранителей. Нам будет, кого хранить.

Как бы хотелось потрясти чумной от странного сна головой и начать новый день, но нет, картинка смывается, она растворяется в новом, страшном сновидении.

Зеленый холм, коричневая стена скал, поляна, джунгли, разбросанные там и тут валуны… Это все исчезает. Кажется, что художник поливает растворителем из пульверизатора неудачную картину, и она медленно, слой за слоем уходит в бесконечность, смывается, теряет свое «Я», превращается в безликий и ко всему равнодушный холст, в арену для будущих боевых действий, которые не заставят себя ждать.

Вот растекся холм, джунгли мельчают, редеют, перевоплощаются в болото, болото засыхает, на его месте встает высокий хвойный лес, подпирающий вершинами небо… Но и он исчезает. Теперь горизонт заполняют сугробы, а далеко-далеко, там, где серое небо соприкасается с белыми кристаллами снега, виднеются черные точки. Точки двигаются. Они разрывают бивнями снег, долбят лед и роются в мелкой зеленой поросли.

Изображение мутнеет и мутнеет. Картинка стремительно меняется, но она почти неразличима. Кажется, что льда больше нет, и теперь всюду плескается океан… А может быть, это и не океан, а бескрайние просторы дубовых лесов, качающих кронами по велению ветра…

И вдруг толчок. Последние крохи, подобные еле просматриваемым силуэтом сквозь замерзшее окно зимой, закручиваются в тугую спираль, срываются с поверхности земли и устремляются в ночное небо.

Звезды… Миллиарды, миллиарды звезд… Так много их можно увидеть только отсюда, из самого центра млечного пути…

Опять рывок. Но на этот раз картинка ясна.

Зал. Блики восходящего солнца тонкими полосками ложатся на пол, переплетаясь в неповторимый узор. Они образуют завитки, цветы, они, против всех законов физики, изгибаются и складываются в вязь письмен.

Зал велик. Он так велик, что с одного края нельзя рассмотреть другой. Вместо горизонта – сливающаяся линия колон да серый, плотный туман. Стены зала, выложенные мозаиками, через равные промежутки прерываются широко распахнутыми дверями. У каждой двери стоит человек в просторных одеждах. Иногда они отходят от своих дверей и о чем-то тихо беседуют, но звуков не слышно.

По гулкому коридору, ведущему к залу, сопровождаемый, как верной собакой, эхом, шел Эризан на Гарад, учитель Братства вечных странников и член совета. Его виски покрывала обильная седина, а плечи были сгорблены. Он устал. Он смертельно, предельно устал. Скрываться, прятаться, лгать… Это оказалось еще хуже, чем идти на обман.

Он прожил долгих шестьсот пятьдесят семь лет, и пять из них, от момента получения того проклятого задания, измотали его больше, чем долгие годы учебы и испытаний в бесконечном метании между мирами. Он устал. Его виски выбелила седина, его руки постоянно дрожали, магия уже не откликалась по первому его зову.

Люди удивлялись произошедшим переменам, но он каждый раз отшучивался, что сменил имидж. Седина и морщины подобают его годам, а колдовские трюки можно оставить молодежи. Пусть свежеепосвященные адепты балуются. Учителя, жившие дольше на триста-четыреста лет и выглядевшие вполне молодо, качали головами, но верили.

А он, после очередного осмотра захолустного мира, падал на койку в своем корабле и безуспешно призывал силу Камня, восстанавливая организм.

Эризан на Гарад, в отличие от прочих, знал, что с ним происходит.

Тогда, в далеком прошлом от сего момента, запасая энергию для третьей планеты группы миров Харат, он чуток перестарался. По сути, он сам себя приговорил к обряду отлучения – единственного способа убийства адепта Братства достаточно высокой ступени посвящения. Он сжег те незримые внутренние каналы внутри себя, которые делали его избранным, делали его магом. Теперь за его плечами были остатки былой мощи, пятьдесят лет обучения, да кое-как сохраненная жизнь.

Единственное, что он хотел – навсегда забыть про слово «Братство». Он чувствовал себя древнее самого Верховного. Он хотел отдохнуть, успокоиться, опять стать человеком… Или говоря проще, он хотел умереть.

Но это невозможно. Он учитель. Он бессмертен. Лишь верховный может распоряжаться его существом.

Эризан на Гарад вздохнул и миновал арочный проем зала Совета. Толпа с его приходом смолкла и на него уставились сотни глаз.

«Кажется, доигрался!» – равнодушно подумал на Гарад и прислонился к стене.

Пять лет. Пять долгих лет он скрывал существования целого мира, и вот теперь, кажется, его секрет разоблачен.

«Может быть, оно и к лучшему», – вздохнул Эризан и поднял голову. Перед ним, прижав левую ладонь к гарде темного меча, а правую приветственно направив к нему, стоял Верховный учитель. Его лицо было невидимо за облаком черного тумана, создающего своеобразный нимб.

«Здравствуй, друг мой и верный слуга!» – заговорили в мозгу на Гарада чужие мысли. Член совета низко склонился в поклоне.

– Приветствую вас, Верховный. Счастлив третий раз в жизни лицезреть вас!

«А первый был на посвящении в учителя, да? Помню, помню! Но сейчас разговор о другом».

– По первому вашему слову, Верховный! Я готов служить вам и выполнять приказы!

«О выполнении приказов и поговорим. Заглянул я случайно в отдаленный сектор, в котом есть такая группа миров, как Харат. И с удовольствием отметил, что мое поручение тобой выполнено в точности. Планета отрезана от Камня, да вечно будет он царить в наших душах! И я похвалил тебя, но тут мой взор проникнул глубже, и я узрел, что планета жива! Она полна растительности, на ней появились первые города и разумные люди! Как ты объяснишь мне это?»

«Они смогли. Они протянули. Я не знаю, сколько прошло миллионов лет, но их точно было много. Молодцы. Я правильно выбрал людей». – Но долго молчать в присутствии Верховного было нельзя, и Эризан заговорил:

– Возможно у планеты остались внутренние ресурсы, на которых она и держится?

«Ты лжешь мне, Эризан на Гарад. Ты спрятал от меня целый мир! Ты перекрыл туда доступ энергии Камня, а значит, нам подвластно лишь настоящее этого мира. И будущее и прошлое закрыты. Ты лишил любого адепта Братства возможности проникнуть туда и творить там заклинания! Ты предатель, Эризан на Гарад! И ты будешь наказан!»

Эризан упал на камни, бессильно хватая ртом воздух. Верховный собственноручно убивал его, пропуская через него такой объем энергии, что его хватило бы на уничтожение и отстройку с нуля всего сущего.

Глазана Гарада замерцали желтым, будто свежий, тягучий, только что выкачанный мед, а потом внезапно вспыхнули с пугающей силой, озарив зал ярким светом. Пальцы его скрючились и крошили камень пола, как засохший хлеб, тело выгнулось дугой, кости хрустели, готовые сломаться. Каждая пора открылась, и из них вырывалось наружу то же страшное алое свечение. Из ушей и ноздрей тонкими ручейками стекала кровь, и размазывалась по полу, затекала в щели, заполняла собой полости камня.

Но Эризан на Гарад упорно не умирал. Было видно, что он держится еле-еле, на последних остатках почти закончившихся сил, что бушующая внутри него энергия сейчас разорвет его на мелкие части, но он все равно не сдавался. Его глаза сияли все ярче и ярче, каждая капля крови, упавшая на пластиковый паркет, светилась мягким, розовым светом так, как будто долгое время содержалась под радиационный излучением, лишь эффект свечения был иным – не зеленым, а красноватым.

Он знал, что продержаться сможет недолго. Что сейчас наступит предел, который он не вынесет, и поток энергии превратит его в мелкую кучку пепла.

Верховный вдруг ухмыльнулся и прервал пытку. Обессиленный, на Гарад лежал в луже собственной медленно гаснущей крови, и вдыхал свежий, чистый, холодный воздух.

«Я отменил приговор. Эризан на Гарад лишается всех титулов и ссылается в Сэнию на вечное заключение. До самой его смерти. Это все».

Зал опустел. Только что он был набит людьми, как банка консервов кильками, и вдруг все исчезли. Верховный и члены совета испарились. Эризан привстал, только сейчас осознав, что больше не чувствует Камня. Он больше не был в Братстве. Он снова стал человеком. Он стал смертным.

На Гарад поднялся на ноги и призвал силу. Разбросанные в пространстве крохи начали потихоньку собираться воедино. Он вздохнул, поняв, что ждать достаточного количества энергии придется не меньше часа, и начертил на полу руну. Она слабо засветилась и быстро залатала его раны, сожрав при этом всю доступную энергию, рассеянную по залу.

– А магом я все-таки остался! – пробубнил он себе под нос.

– Остался, остался! – молодой адепт неслышно подкрался из-за спины. – Пойдем. Я сопровожу вас до Сэнии, где вам предстоит провести ближайшую вечность.

– Если у меня хватит сил продержаться целую вечность, – хмыкнул Эризан и направился к выходу.

Третий день экспедиции. После суток бессонных поисков генерал подошел ко мне и сказал, что мы пойдем моей дорогой, через жилой сектор. Но без остановок. Не притормаживая. С максимальной скоростью. До самой почвы. Я согласился, и теперь все землеройки вереницей, нос к корме, идут по побитой автостраде.

Сначала я одел обруч, но, видя, как крошатся опорные сваи под нашим весом, решил его снять. Свалимся, так свалимся. А не свалимся, так и нечего себе нервы мотать.

Но сидел я все равно как на иголках. С каждой секундой мы покидали заводские районы и проникали в глубину жилого сектора. В нем запросто могли остаться свидетельства былой роскоши, счастья, благоденствия. Здесь, в глубинной зоне, недоступной для моих сканеров, могло быть все! И это все я собирался найти, запомнить и сохранить.

А пока мы на предельной скорости шли по автостраде. Пластик кусками выстреливал из-под колес, гусеницы звенели, солдаты за спиной тихо матерились, рассматривая карту.

Слов о том, как они меня достали, уже не было. Я даже хотел сбежать от них. Сегодня утром я собирался сесть в машину с археологами, но мне запретили.

«Начальник экспедиции? – с прищуром поинтересовался майор. – Вот и езжай с начальниками, в первых рядах, во главе войска. А сзади, знаешь ли, никто не командует, сзади другим делом занимаются».

Солдатня загоготала пошлой шутке, а я разочарованно поплелся в свою машину. Сожалел в этот момент я лишь об одном – не умею, блин, с винтовкой обращаться. Я б в него очередь, да пока энергия не кончится, пока он на молекулы не распадется….

Ща, даст мне кто-то винтовку. Придет добрый дядя и скажет: «Держи, Карлан, стреляй! Ты достаточно помучился, настало время мести!» А я радостно схвачу и потяну за курок…

Да. Замечтался.

Скучно-то как! Хоть на стену лезь! И передатчики между машинами я упростил до минимума. Не поболтаешь по ним так, чтоб никто не слышал. Почему не сделал индивидуальную мысленную связь? Почему поставил только общий коммуникатор?

Я надел обруч и закрыл глаза. Самый последний и самый надежный способ развлечься у меня никто не отнимет. А если и попробуют, самим хуже. Я за их жизни не в ответе.

Итак, что там у нас…

«Здравствуй, Карлан».

Нестерпимый белый фон. На нем – точеная фигурка Игнессы в ярком изумрудном платье. Она приветливо улыбается, показывая жемчужные зубы.

«Как всегда великолепна. Интересно, у меня получиться когда-нибудь застать тебя растрепанной и заспанной?»

«Карлан, тебе это надо?» – удивилась ИИ.

«Для разнообразия. А то всегда божественна, как Афродита, сошедшая с Олимпа».

«Льстец».

«Все так говорят», – отмахнулся я.

«Значит, правда».

«Какая ты нехорошая. Нет, чтобы доброе слово сказать?»

«Карлан, – как живая вздохнула Игнесса, – ты ведь по делу. Давай уже, выкладывай. А то я тебя прочитать не могу. Знаю, что нечто подлое задумал, но что?»

«Ага, интересно?» – начал издеваться я.

«Карлан, я на тебя обижусь. Самому поговорить не с кем, а меня грызешь. На свою картинку. Подавись!»

«Игнесса!» – вопль успеха не достиг. Я закружился в колдовском вихре, меня словно приложило о каменную стену, и вокруг – тишина.

Шесть машин вереницей въезжает на широкую площадь. Вокруг – дома. Немного сбросив скорость, они выбирают крайнюю арку слева и медленно заезжают в черный зев. Там, внутри, лабиринт переходов, кварталов, жилых массивов. После долгой работы люди возвращались сюда, в теплые квартиры, в уют домашнего очага…

Тепло, уют… Какие красивые слова. Они совершенно неуместны в наш век равенства и вседозволенности. В душах и сердцах ныне лед. Большая, холодная глыба сокращается семьдесят раз в минуту, проталкивая сквозь себя кровь и охлаждая ее до 273 градусов Кельвина, чтобы дальше пробивалась густая алая жижа, поддерживающая жизнь и калечащая последние останки человеческого…

Шесть машин двигаются. Они режут лазерами стены, гусеницами корежат некогда шикарные паркеты, громят асфальт дорог. Если честно, я даже не заметил, когда пластик сменился асфальтом, когда мы достигли отметки «Ноль».

Вперед, только вперед!

«Карлан, Карлан. Мне порою тебя жалко».

«Игнесса. Ты вернулась. Ты не обиделась».

«Да ну, я не могу на тебя обидеться. Я же просто жалкий компьютер, железка, искусственный интеллект».

«Я усмехнулся и обернулся. На асфальтовой дороге, в простом деловом костюме начала двадцать второго века стояла Игнесса. Я по привычке взглянул в ее глаза, но ничего не увидел. Да и что можно разглядеть в глазах ИИ?

«О чем думаешь Александр?»

«Знаешь, в чем твоя самая большая проблема? Никогда не поймешь, читаешь ты меня или нет. Иногда вроде бы задаешь вопросы, прикидываешься… А на самом деле все знаешь. А иногда – ничего не знаешь, но пытаешься угадать, и бывает, что угадываешь. Как сейчас, Игнесса? Ты шутишь или всерьез?»

«Отвечаешь вопросом на вопрос».

«Стихами заговорила! А отвечаю я как умею. Но если ты так хочешь, то скажу. О тебе».

«Польщена. И чем обязана таким мыслям?»

«Вот я и сам пытаюсь понять, чего это я о тебе думаю?»

«Ладно, пытайся. А пока я хочу тебе показать нечто интересное».

«Интересное? Игнесса, в руинах есть доля живописности, но нет ничего интересного. Руины – это только руины».

«Ага. А в них люди».

Меня бросило вперед и понесло через слои породы. И там, семью уровнями ниже, у красноватого костра сидела группа. Людей! Я видел только их тепло, их призрачные контуры, но это были люди.

«Игнеса, это невозможно!»

«Не знаю. Но если бы я умела удивляться, то я бы удивилась».

«Игнесса, подключайся к сканерам всех машин. Придумай что-нибудь, но мне нужна картинка!»

«Слушаю вас, профессор. Слушаю и выполняю».

Я с силой прикусил губу. Больно. Значит, не сон. Значит, не мерещится. Но откуда живым существам взяться на бесконечной глубине, в отравленной атмосфере?

«Сделано. Задействована компенсационная система сканирующих аппаратов. Выравнивание относительно канала соединения с поверхностью и карте 2457 года».

«Показывай!»

Рывок. Я оказываюсь в узкой, длинной, как пенал комнате. Она завалена всяким хламом, по стенам помещения пляшут призрачные тени, которые каждую секунду изменяют свою форму, превращаясь то в невиданных диковинных зверей, по стартующий с орбиты космический корабль, то в разогревающий лазеры плазменный проектор. В центре комнатушки, у живого, трепещущего огня, сидят три человека. Они одеты однотипно и очень похоже – с ног до головы закутаны в грязные тряпки, давным-давно потерявшие схожесть с одеждой. Рядом с костром лежат непонятные приспособления, представляющие собой ружейное ложе с прикрепленным к нему дугообразно загнутым стальным прутом. Покопавшись в голове, вспоминаю, что это называлось «арбалет».

Двое у костра спят. Они полулежат, завернувшись в свое рванье, а третий держит на коленях странное оружие и периодически оглядывает комнату. Я прохожусь между телами, с удивлением разглядываю живой огонь и шагаю в стенку. Она расступается передо мной, открывая следующую комнату.

Сделав шаг, я содрогаюсь от отвращения, и чуть не отступаю обратно. Сознание бунтует, оно не хочет верить, что я лишь призрак, нематериальный объект, путешествующий в фильме, который разворачивается в моем собственном мозгу.

Пол заполняют копошащиеся живые существа. Они покрыты прочной хитиновой броней, из-под которой торчат крылья. Они стоят на шести шерстистых лапах, а на голове у них длинные шевелящиеся усы. Размер насекомого громаден – около пятидесяти сантиметров. И занимаются они усиленным поглощением человеческого тела.

Рывок.

Я оказываюсь в кабине самой первой машины. Грудь моя усиленно вздымается, давление, наверное, порядочно подскочило.

Люди… в подземелье. Животные. Остались… в подземелье… А наш маршрут…

Пальцы быстро замелькали по сенсорному экрану. Маршрут уже введен и изменить его невозможно. Мы проходим мимо. Мы минуем тот район, где сидели люди. Мы минуем район, где минимальная фоновая радиация. Мы минуем район, где можно жить. А значит…

Я быстро поворачиваюсь к лейтенанту, сидящему за моей спиной, извлекаю из бардачка маленький лазерный пистолет. Генерал настоял, что бы в каждой машине был такой. Тогда я не понимал, зачем. От кого можно обороняться в районе смерти и запустения? А глубже, где МЕБОСы, он не поможет. А вот и нашлось от кого.

– Лейтенант, как работает эта штука?

Лейтенант уставился на меня непонимающими глазами, но объяснил:

– Наводите на врага и жмете вот на эту кнопку. Генератор разрежается, следует выстрел. Чем дольше держать кнопку нажатой, тем сильнее поток излучения. Генератора хватает, в среднем, на пять выстрелов. Полная зарядка осуществляется путем микросинтеза за полчаса.

– Спасибо, – кивнул я, и отключил объективную реальность.

«Игнесса?»

«Да?»

«На каком расстоянии ты можешь мне помогать?»

«Собрались прогуляться по зараженной местности?»

«Именно. Ну да что?»

«До людей дотянем. Три километра гарантирую».

«А идти придется сколько?»

«На прямую – сто семьдесят метров. Пешей дорогой – километр семьсот».

«Спасибо».

Я резко распрямился и ввел в машину команду перезагрузки. Кроме меня, проектировщика, ее никто не знал. Компьютер остановил все совершаемые на данный момент функции и отключился. На пять секунд. Это значило, что пять секунд машина находиться целиком на ручном управлении. Этим я и воспользовался. Дернул ручку, распахнул дверь и выскочил наружу.

Сзади до меня донеслись крики возмущения и ужаса. Ничего, пару миллирентген поймают – не сдохнут. Со мной будет хуже, но, думаю, док отпоит.

– Хронист, быстро обратно!

Я кидаю взгляд через плечо. Лейтенант стоял в проеме и махал рукой. Другой он, как утопающий в спасательный круг, вцепился в борт землеройки.

– Лейтенант, ждите меня! Я вернусь через шесть часов. Слышите?

– Карлан, вы сумасшедший? Радиация!

– Запомните, я вернусь! Задержите машины!

Лейтенант захлопнул дверцу. На прощанье он помахал мне и кивнул. Дай Бог, сумеет уломать начальство не уходить без меня. Иначе… О иначе думать не хотелось.

«А зря, Карлан! Я бы на твоем месте подумала!»

«Заткнись, Игнесса! И без тебя тошно».

«Карлан. Сзади».

«Что?»

«Обернись, я тебе говорю».

Я в очередной раз становлюсь лицом к каравану.

– Изалинда! Марш обратно!

Девушка в тускло мерцающем экзоскелете шла ко мне. Ее черные волосы разметались по спине, а сталь обруча, тоже тускло светящегося черным, откидывала их за спину, формирую своеобразную прическу.

– Ни за что, Александр. Без меня они точно ни шагу не сделают. Следовательно, без меня вы пропадете. Хронисты – слишком большая ценность, чтобы ими раскидываться!

– Без вас, без вас… Изалинда, а себя вам не жалко? Фоновая радиация…

– Шестьдесят процентов поглотит костюм. А остальное… Док вылечит. Вам бы я тоже посоветовала сходить за костюмом.

– Нет. Я никогда не уподоблюсь военным.

– Зря. Среди них есть достойные люди.

– Пока не видел.

«Карлан, а ты победил!» – Вдруг вступила в беседу Игнесса. Правда, Изалинда ее слышать не могла, но для меня она была вполне реальна.

– Что случилось?

«Они собирают отряд. С тобой отправляются еще четыре человека».

– Какие четыре человека?

– Александр, что с вами?

Потрясающее зрелище, я наверно сейчас представлял. Человек, беседующий сам с собой. Нет ничего удивительного, что Изалинда была в шоке. Для меня обе девушки (Ага, девушки… Так. Лучше будет по-другому: археолог и ИИ) представлялись равноправными собеседниками. Попробуйте думать сразу о семнадцати вещах, анализировать пространство, наблюдать за тем, как собирается отряд в землеройках и еще с одной говорить мысленно, а с другой вслух!

– Ничего, нормально, – отмахнулся я и поправил обруч.

«Игнесса, кто там, в команде?»

«Твой любимый лейтенант и три рядовых»

«Прекрасно. Ждем».

– Александр, не пугайте меня!

– Я и не пугаю. У меня вторая собеседница на проводе.

– Искусственный интеллект?

– Она самая.

Изалинда посмотрела на меня как на сумасшедшего. Для нее все компьютеры на одно лицо. К ИИ можно обращаться только как к кому-то не олицетворенному, бездушному. К сожалению, она никогда не сможет побеседовать с Игнессой. Она никогда не увидит ее. Что такое голограмма? Что такое шлем? Чтобы понять душу, нужен взгляд изнутри, нужно понимать, нужно сопереживать… А как сопереживать чему-то не живому, полученному искусственно?

Ведь он даже и называется: искусственный интеллект. Он не настоящий, он подделка. А то, что он создавался, как слепок человеческого разума? Что любой интеллект несет часть живого человека? Что они тоже могут страдать!

Вспомните историю! Вы же помните, да? Эксперимент по изучению поля, испускаемого мозгом человека? Идея гениального Ивана Плюснина, перенесшего волновую теорию ментального поля на подвижную нейро-электронную копию мозга? О достижении хаотичности носителей? О двухтонном компьютере, мыслящем самостоятельно? О том, как ИИ становились толковее, как их учили не сходить с ума, мыслить быстрее, ограничивали их программами? Помните три принципа робототехники? Конечно, я не скажу, кто их вывел, эти принципы, но я их знаю!

А вы не забыли школьную программу? Или только я, историк по образованию, знаю, что было там, в глуби веков?

Неужели я на самом деле псих? Я верю и доверяю ИИ, я ненавижу военных, опору государства, я не вижу смысла в правительстве, которое, кажется, только и делает, что само создает проблемы, чтобы через два дня начать их решать.

Я псих.

«Карлан!!!»

«Да, моя милая? Что тебе?»

«Я тебя не читаю. Я тебя не то, что не читаю, я тебя совсем не вижу!»

«В смысле?»

«Ты меня не слышишь! Ты закрыл от меня свой поток сознания!»

– Александр, вы меня слышите?

– Да, слышу. – Это вслух.

«Игнесса, тебя я тоже внимательно слушаю».

Достали. Обе. Двое – это слишком. За что я так провинился?

– Александр, вы в порядке?

– Абсолютном. Просто чуток задумался. – Я сделал вид, что меня очень заинтересовала дорога под ногами.

– С вами такое часто бывает?

– Нет, изредка. Когда начинаю мечтать о судьбах вселенной. Но, думаю, мы с вами отвлеклись. Пора.

– Что пора? – не поняла Изалинда и провела ладонью по волосам. Обруч, по всей видимости, искажал привычную прическу и сильно мешался.

– Военные подходят. Вперед. Спускаемся.

«Карлан, знаешь, сколько ты поймаешь рентген за сутки?»

«Не издевайся. Лучше говори, куда идти!»

«Тихо! Мне-то, Александр, все равно. Но если ты будешь светиться, как новогодняя елка праздничным зеленым светом, экспедиция может лишиться руководства!»

– Господин хронист! – около меня вырос военный с сержантскими нашивками. Вот даже какие птички у нас есть! – Господин хронист! Док велел передать вам вот это! Сказал, что бы вы обязательно взяли!

Я принял из рук сержанта небольшую коробочку и распахнул крышку. Внутри лежал клочок пластиковой бумаги, которую используют при упаковке электронной аппаратуры. На нем неровным, плохочитаемым почерком было выведено: «Вам, Карлан, две таблетки в день. Другим – по одной. Таблетки запивайте водой. P.S. Человека более отчаянного, чем вы, я ни разу в жизни не видел. Когда вернетесь, будьте добры, расскажите, куда вы так сорвались! Ник».

Во дела! Не часто увидишь в наше время рукописный текст! И откуда только у дока взялась ручка или карандаш? Не с собой же он их возит?

Я поднял записку и положил ее в карман – как сувенир. Под ней оказались в беспорядке наваленные таблетки, стакан и крохотная коробочка – концентрат воды. При соприкосновении со слюной происходит химическая реакция, и концентрат превращается в жидкость. Три песчинки концентрата дают около двухсот миллилитров чистейшей воды с необходимыми для здоровья минералами и солями.

Однако, док! Восхищен!

Я, не оборачиваясь, махнул рукой и зашагал по узенькой асфальтовой дорожке, тысячу лет назад, так же, как и сейчас, называемой тротуаром.

Их как всегда было двое. Усталых, равнодушных ко всему земному, величественных и вечных. Даже сами их позы выражались вечность. С такой неповторимой грацией и очарованием могут двигаться лишь боги. А что темнить, они и были богами. Были теми, кто присутствовал при рождении человечества, и будет присутствовать при его смерти.

Они взирали на город. Он желтыми высокими стенами поднимался прямо перед ними.

– Пойдем?

– Знаешь, я боюсь.

– Ничего. Мы были около него, когда он только появился на свет, мы следили за его поступками. Он достоин. Он лучший житель этого мира за всю его долгую историю. Мне неведомо будущее, но, я думаю, лучше него никого не будет.

– Я знаю, брат мой, я знаю.

– Мы наделим его силой. Может быть, он сможет то, что не можем мы. Он понимает свой мир, а мы, как бы долго в нем не прожили, никогда не сроднимся с ним.

– Мы – нет. Он – да.

– Идем?

– Идем.

Две фигуры слитным синхронным движением, наполненным непонятной, миллионолетиями отрепетированной пластикой, сдвинулись с места. До открытых ворот города оставалось не так уж и много.

– Плохо? – заботливые руки обхватили меня за плечи. Я разогнал круги перед глазами и первым делом полез к аптечке дока. Таблетка против радиации прошла в горло незаметно, будто ее и не было. Вторая, восстанавливающая, хуже, будто глотаешь камень с кулак размером.

– Карлан? – Лейтенант подхватил меня сзади и рывком поставил на ноги. – Господин хронист, вы в порядке?

– Что это было? – кое-как выдавил я. Кости похрустывали, голова была готова оторваться с шеи и начать автономную жизнь, как безымянный герой старорусской сказки.

– Ловушка. – Лаконично пояснил рядовой из дна ямы, в которую я имел честь провалиться. – И еще какая! Ни разу подобного не видел!

– Тихо там! – гаркнул лейтенант. – Как она сработала?

– Проще некуда. – Я помассировал многострадальную шею, отстранился от Изалинды и спрыгнул вниз. Обшарил дно взглядом, остановился на своем обруче. Он сумрачно поблескивал серебром в слепящем свете фонарей. – Механика. Я наступил сюда, створка опрокинулась, я рухнул на дно. Вот этот трос, – я показал пальцем на плетеную веревку, оплетающую систему бобин, – должен был поднять колья на дне. Но во время падения я инстинктивно зацепился за него руками и порвал. Колья не поднялись.

– Хронист, да ты счастливчик! – донесся нечленораздельный выкрик из группки солдат. Что было сказано, я понял не сразу. А когда понял, произнесшего было искать поздно.

Эх, времена средневековья б щас, когда за «ты» на кол сажали!

– Согласен. Мне повезло. Второй раз родился. Правда, шея болит, но, думаю, скоро заживет.

– Постояли, хватит. Двигаемся! – приказал лейтенант. – Но на сей раз я первый. Господин хронист, вы меня слышите?

– Четко и ясно. – Соврал я. В мозгах бродил подлый туман. Никогда раньше терять сознания ни от удара по затылку, способного сорвать голову с плеч, ни по какой другой причине не приходилось. Я был потрясен, я был шокирован, я был в ужасе.

Миллиметр до смерти. Меня спасла случайность. Господи!

Внешне я пытался держать некую маску, а внутри меня царствовал беспредельный ужас и страх. Сейчас я был даже счастлив, что обруч при падении спал. Он не обхватывает мои виски, а значит, Игнесса не может меня читать.

– Вам, наверное, не по себе, да? – Изалинда имела странное свойство подкрадываться незаметно, как кошка. Ее нет, ты идешь в прострации, придерживаясь направления, оглядываешься по сторонам и никого не видишь. И тут – бац! Она! Откуда, как? Непонятно.

– Я идеально себя чувствую! – Подташнивает от радиации, да? Ну конечно, от радиации! Страх и спазмы в желудке это две совершенно не связанные вещи. И ноги от радиации подкашиваются. Она ведь такая, всепроникающая!

– Александр, у вас в глазах все видно. Они стеклянные и неживые!

– Я…

– Страх – это не позор! Вы ведь читали мой отчет? Знаете, каково это, когда человек срывается в пропасть? И от него ничего не останется! Его нельзя будет похоронить! Лететь – километры!

Страх естественен. Он не чужд человеку. Не закрывайтесь в себе, найдите силы посмотреть вокруг себя и принять мир!

– Я… Я просто не привык.

– Мониторы – другое? – она улыбнулась и исчезла. Точнее, приостановилась и пристроилась к рядовому, шедшему позади. Я не успел отреагировать, и ноги сами вынесли меня на один уровень с лейтенантом.

Да, мониторы – это другое.

И опять некоторое время идем молча. Такова особенность современности: лично никто не общается, вести диалог можно только через сеть. Видеть, слышать, реально ощущать собеседника, быть способным дотянуться до него рукой – необычное явление.

Я шагаю рядом с лейтенантом, пытаясь придумать предмет для беседы. В голову ничего не приходит. Есть вариант надеть подобранный обруч и посоветоваться с Игнессой, которая точно сумеет дать дельный совет, но мне слишком не хочется перед ней раскрываться. Она увидит мой страх. Она обязательно почувствует его, даже зарытый на самое дно моего внутреннего «Я».

Компьютеру ее производственной мощности ведомо и сознательное, и подсознательное. Спасу нет. Поэтому приходиться вращать обруч на указательном пальце, почти уподобившись доку, вечно что-то теребящему в руках.

Жаль, я не маг и чародей, заглядывающий в людские души и в совершенстве познавший себя. Я ребенок своего времени, я выполняю предназначенную мне работу, и ни на что более не способен. Жалкая попытка убежать от самого себя результата не дала. Я был хронистом, стал обычным историком. Поменялись слова, титулы, меня обозначающие, поменялось отношения людей ко мне и мое место в социальной иерархии, но не поменялся я. С ехидной насмешкой собственная память стучится в ворота мозга и напоминает об этом.

«Ты это только ты Карлан, жалкое ничтожество, полезшее, куда тебе не следует. За тобой наблюдают, за тобой следят, а ты эгоистично идешь к загадке собственных снов, обрекая других на страдание.