Текст книги "Мечтатель (СИ)"

Автор книги: Сергей Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Я попросил Игнессу дать картинку, и волосы у меня встали дыбом.

«Будить всех? Общая тревога? Самим не справиться!» – пронеслись дикие мысли и затихли.

Лейтенант спрыгнул с баррикады, поймал в прицел стальную громаду МЕБОСа, нажал на спуск. Тот выпустил ракеты-обманки, и отпрыгнул. Мимо.

– Не уйдешь, гад, я тебя достану! – лейтенант вскинул руку, обтянутую экзоскелетом, и стоящий впереди МЕБОС с нечеловеческой скоростью скрылся за поворотом. Волна взрыва прокатилась по коридору и замерла, опалив мне лицо.

«Остался жив, – холодно произнесла в моем рассудке Игнесса. – Сейчас отдышится и опять кинется в атаку».

«Чувства самосохранения ему не хватает!» – зло ругнулся я, усиливая свет фонарика на лбу. Лазерная винтовка непривычно оттягивала руки, но приходилось терпеть – лучше иметь плохое оружие, чем не иметь его вовсе.

«Уж не скажи! – возразила Игнесса. – Он один из старших. Ты часто видишь почти разумных существ, проживших пятьсот с лишним лет?»

Я не стал спорить. Игнесса читала из моего разума ту версию, которую принял я сам. На самых тайных закоулках моего сознания лежала вторая, связанная с ночными кошмарами, в реальность которых я почти поверил.

– Какого тогда он лезет? – спросил я, не обращая внимания, что говорю вслух, а не мысленно, как я привык общаться с ИИ.

Неожиданно отвинтила мне не Игнесса, а Изалинда, стоящая за моим плечом.

– Они что-то чувствуют. Только не пойму что. Их будто сюда тянет…

Наверное, из-за меня. Никто другой не может быть причиной такой, прямо скажем, массовой активности к простой археологической экспедиции. Зачем нам военные – чтобы Карлан не подумал, что в подземельях нет войны. Замечательно. Зачем генералы? Чтобы Карлан не расслаблялся. И т. д. и т. п. Да-а…

«А почему они взбесились? Что они прут на нас, словно заведенные?» – тупо спросил я, больше для поддержания разговора, нежели чем ради любопытства. Ответ я почти знал.

«Ты меня спрашиваешь?» – Съехидничала Игнесса.

Я не стал отвечать. И так было понятно, что Игнесса здесь ничем не поможет.

– Ладно, – гаркнул лейтенант, перезаряжая ракетницу. – Все назад! Сейчас они сюда попрут, мало не покажется! Что встали? Давайте, давайте! Вам, ученишкам, говорю! Парис, Локк, давайте сюда! Остальные, прикройте с дальнобойным!

Солдаты быстро перегруппировались, заняв указанные точки. Узкое пространство коридора в какую-то минуту превратилось в непреступную крепость. Строй пехотинцев, ощетинившись стволами, двинулся вперед. Я скорчился за ящиком с глубинным сканером, наблюдая за всем происходящим по большей мере рецепторами Игнессы, чем собственным зрением.

Под землей, в громадной дали от центра, она не была способна дать мне четкую картинку, к которой я так привык. Образы, возникающие в мозгу, казались двухмерными и нереальными, предметы расплывались или вовсе пропадали, а движение превращалось в размывчатый шлейф. Но, тем не менее, она давала мне много больше того, что я мог увидеть сам.

Шесть человек, шагающих нога в ногу на приличном расстоянии друг от друга. Первые трое выстроились клином, острие которого составляет лейтенант. За ним, вглядываясь в прицел бронебойных винтовок, следуют рядовые. Трое снайперов с накопительными установками, доказавшими свою эффективность, растянулись цепочкой, занимая всю ширину коридора.

Вот лейтенант прислоняется спиной к стенке. Гранатомет в его руках заметно подрагивает, а сердце бьется чаще, чем положено.

Я выглядываю из-за обломков, отдалено напоминающих шестирукого человека, но вижу только размытые тени вдали. Между нами встало пятьдесят метров черноты и мрака подземелий, глазами ничего не разглядеть. Приходится опять приваливаться к влажной и холодной скале и погружаться в нереальный мир.

Лейтенант делает два быстрых шага, разворачивается на полкорпуса и жмет курок. Ракета вырывается из тесного канала и рвется вперед. Взгляд цепляется за округлое цилиндрическое тело и больше от него не отрывается. Вот темнота на горизонте разрывается, МЕБОС, вопреки своей комплекции, четко откланяется и взрыв не раздирает его на куски, а отшвыривает, заставив пропахать мордой каменный пол. Лейтенант, забросив ракетницу на спину, выхватывает электронный пистолет, призванный добивать положенных тварей и одним прыжком, покрывающим два десятка метров, оказывается у поверженного врага.

Внезапно все озаряет вспышка, и до меня не сразу доходит, что это Игнесса меняет настройки изображения. Время, всегда летящее с бешеной скоростью, замедляет бег. Мозг, способный воспринимать непосильное для обычных смертных легко справляется с огромным потоком информации, брошенным к нему ИИ. Движения, в обычной жизни занимающие долю секунд, растягиваются, заполняя минуты, если не часы.

Лейтенант нечеловечески опускается на вытянутые кончики пальцев рук, делает сальто и врезает кулаком, закованным в экзоскелет, в фотоэлемент МЕБОСа. Робот глухо рычит и одним рывком встает на ноги. Лейтенант, имя которого я так и не узнал, уходит от удара, пропуская стальную руку в миллиметре от уха. Вспышка. Снайперы начинают разрежать аккумуляторы. МЕБОС пошатывается, но успевает уклониться от луча из пистолета.

«У него еще один патрон», – вспоминаю я. Емкость аккумуляторов в личном оружии ничтожна мала, а заряд, способный свалить робота, должен быть просто огромным.

Лейтенант приседает, делая подсечку. МЕБОС включает прыжковые ускорители, на его спине вспыхивают парные голубые огоньки и он отрывается от земли. Человек в экзоскелете перекатывается через левое плечо и в упор разрежает пистолет. Висок робота оплавляется, фотоэлементы тухнут. Мгновение провала, когда машина убийства стоит не двигаясь, но потом его глаза загораются вновь. Вторая программа, до времени оттесненная первой, принимает власть и начинает борьбу. На этот раз – за собственную жизнь.

Откат. Лейтенант снова оказывается на ногах и прижимается к стене. Мимо него проносится луч второго накопителя. МЕБОСа отбрасывает, сантиметровый слой брони сгорает, оголяя светящуюся лазерную сетку. Второй выстрел. Луч приходится точно на место былого. Сетка вспыхивает, поглощая урон. Металл старшего, прожившего более сотни лет, начинает корежиться. Его системы перегружены, тепловое выделение чересчур велико. Лейтенант с размаху врезает кулаком в живот машине, проминая броню. Но в следующую секунду ему самому приходится перехватывать стальную кувалду, в которую успела превратился правая рука. С пальцев, слившихся в единую массу, срываются тяжелые капли расплавленного металла. Лейтенант отклоняется, перехватывая руку МЕБОСа. Экзоскелет предостерегающе запищал и задымился.

«До критического состояния осталось десять секунд».

«А что потом, Игнесса?»

«А догадайся!»

«Догадываться?»

«Он пройдет через ваши защитные линии как нож через масло. Если ты не поможешь лейтенанту, вам конец».

«Ясно».

Я сорвался с места, мимоходом кивнул Изалинде и побежал к повороту. Экзоскелета, увеличивающего силу мышц и служащего броней, на мне не было. Приходилось рассчитывать только на себя самого.

«Про меня забыл?»

«Ты-то чем поможешь? – с деланным равнодушием удивился я, выскакивая из-за угла. – Пули от меня отведешь?»

«Хотя бы!»

Ноги пронесли меня еще десяток шагов. Потом в мозг ударила неведомая сила, рисуя картинку моего продырявленного тела. Я автоматически пригнулся, ощущая, как шевелятся волосы на голове. Над моим ухом прошлась длинная очередь в десяток бронебойных снарядов.

«Как, услужила?» – поинтересовалась Игнесса.

«Зачем круто-то так? – спросил я, поднимаясь на ноги и устремляясь к рвущим друг друга старшему и лейтенанту. – У меня чуть медвежья болезнь не приключилась!»

«Это из какого века? Восемнадцатого?»

«Почти угадала», – ободряю я Игнессу, проклиная тело, не способное двигаться со скоростью мысли. Лейтенант сумел достать робота еще одним, последним выстрелом и оказался сброшенным на бетон. Его сердце замедлило биение, а лицо вытянулось, потеряв человечность. Хотя какая человечность в размытой картинке, которую я вижу благодаря Игнессе?

«Почему почти?»

«Ты не находишь, – начинаю психовать я, – что сейчас не время для отстраненных бесед?»

«Нахожу. Два шага вправо и выстрел четко вверх!»

«Чего?»

«Выполняй, Карлан, если жить еще хочешь!»

Я отскакиваю в сторону и вскидываю винтовку. Из темноты на меня уставляются два удивленных фотоэлемента последователя, аккуратно собирающего насквозь продырявить мне голову здоровенным лазером. Мой луч срезает маленькую, с два кулака, птичку, вооруженную до зубов новинками подземного мира, и она, отчаянно пискнув, расшвыривает части своих микросхем по бетону. Я наступаю на главный рецептор, гася сознание машины, и прыгаю вперед.

«Теперь прикладом по фотоэлементам. Сила прыжка хорошая, последнего глаза ты его лишишь».

Почему последнего?» – успеваю удивиться я, прежде чем размах винтовки встречается с головой МЕБОСа.

«А второй у него да-авно не работает».

Под эти слова приклад с хрустом таранит разогретый и потерявший твердость титановый сплав и корежит глаз робота. Тот одаривает меня рыком и пытается сграбастать лапой, а лазер на плече начинает разворачиваться в сторону беспомощно валяющегося на земле лейтенанта.

«Ясно, – я отталкиваюсь ладонью от раскаленного бока машины и замираю в углу. Обожженное тело после знакомства с раскаленной сталью двигаться не хочет, но я заставляю себя подняться и отползти подальше.

МЕБОС протягивает ко мне руку, снабженную ракетницей, но вместо вспышки и ожидаемого взрыва, распыляющего мои молекулы по ветру, все, что находится ниже локтя у извечного врага людского племени, превращается в пыль.

«Расплавленная сталь забила сопло, и ракета не смогла вылететь. Плутоний детонировал внутри пускового механизма. Силовое поле сдюжило, не выпустив радиацию, но загребущей лапы своей он лишился!» – разъяснила Игнесса.

«Спасибо, подруга! Избавила от лишних мыслей».

«Не за что. А теперь выдерни осколок из правой руки и вставай!»

«Чего?» – я удивленно наблюдаю, как медленно-медленно пушка МЕБОСа поворачивается к лейтенанту. Снайперы вдали израсходовали боеприпасы и отступили за угол. Двое оставшихся бойцов передовой тройки спрятались за грудой камня, и расстреливают младших, заслонивших им путь. Подойти ко мне или помочь лейтенанту они не могут. Значит…

«Встань и иди!»

Мозг, разогнанный до бешеных оборотов, показывает сотни квадратных метров. Километры коридоров, красные пятна живых людей на поверхности, расплывчатые лица дрожащих ученых в укрытии, зеленые контуры работающего оборудования и черные силуэты далеких роботов. Среди них – два или три старших. Остальные – мелочь, недостойная внимания. Рядом – медленно стучащее сердце впавшего в бессознательное состояние лейтенанта и ослепший МЕБОС, все еще не взявший верный прицел. Тут же – мое собственное тело, беспомощно распластавшееся по холодному бетону.

Это все мне показывает Игнесса. Она проецирует в мой мозг то, что видит сама. Мои нервные клетки привычно обрабатывают информацию, хотя сейчас ее поток превышает обычный в сотни раз. Иначе бы мне не казалось, что время течет кое-как, приторможено и натянуто.

«Встань, Карлан! Встань, кому говорю!»

«Мне и здесь хорошо, – отмахиваюсь я. Боли нет, но хочется свернуться калачиком и умереть. – Отстань!»

«Встань! Встань и иди! Не сиди! Вставай!!» – голос ИИ больно ударяет по голове. По волокнам и пучкам нервов пробегают неуловимые заряды. Становится несколько лучше.

«Встань!»

«Тоже мне, Иисус Христос, поднимающий мертвых!»

«Вставай, иначе будет поздно!»

Я упираюсь руками о стену и поднимаю голову. Интересно, зачем? Глаза-то ничего не видят! Лишь картинка Игнессы, да смутные ощущения осязания. Звуков нет. Вокруг – тишина.

Как это странно – смотреть на себя со стороны. Я управляю телом, я двигаю руки-ноги, а вижу, как какая-то размазанная фигура пытается встать с колен.

«Вставай, Карлан, вот так, вставай!»

Я поднимаюсь на ноги. На картинке, что показывает мне ИИ, я заметно качаюсь. Хотя… нет, показалось. Или просто Игнесса не показывает мне то, что не считает нужным? Допустим, то, что я на ногах кое-как стою?

А, ладно. Стою, кажется. Что там дальше? Рука?

Пальцы нащупывают инородное тело в предплечье и выдергивают заостренный осколок металла. Ладонь моментально наполняется кровью.

«Теперь бегом вперед! Если не ты, то никто, понимаешь?»

«Ага», – вру я. Понимания нет. Есть только неясное давление, плющащее сознание и… и что-то еще. Только, бога ради, что?

«Бегом!»

Я делаю шаг, второй. МЕБОС недоуменно поворачивает ко мне пустые глазницы. Лапа, напоминающая дубовое бревно, исторгает град пуль. Исторгает не на меня. На лейтенанта, отброшенного во время моей атаки и так и не забытого в азарте секундной схватки.

«Не успеваешь! Быстрее!»

«Может, мозг ты и разогнала, но тело нет!»

«Ошибаешься, Карлан, ошибаешься! Быстрее!»

«Что?»

«Прыгай!»

Она о чем? Как ошибаюсь? Я хронист, я не могу ошибаться. Любое мое слово – истинное. Любое действие – заранее продумано и несет четкий смысл!

«Не думай! Прыгай!»

Ну ладно. Прыгать, так прыгать. Я отталкиваюсь ногами и обвиваю руку механической твари. Старший издает рык и пытается меня сбросить. Я сжимаю зубы и изо всех сил тяну пулемет на себя. По нервам и жилам опять пробегает непонятная волна, и пулемет с хрустов вырывается из гнезда.

«Швыряй его вниз, на перехват пулям!»

«Ты в своем уме, Игнесса? Пули не перехватывают!»

«Не рассуждай, Карлан, кидай!»

«Нехорошая ты, Игнесса! – я швыряю железку, целясь в ближайшую пулю. Оторванный пулемет догоняет ее и отклоняет в сторону. Тоже самое происходит со второй пулей. Третья и четвертая врезаются в экзоскелет, прорывая защиту и уходя в глубину тела.

«Не успел, Карлан!»

«Я и не мог. Я обычный человек, а не бог!»

«Разве? У меня на этот счет возникают глубокие сомнения. Ни один другой Хронист не смог бы то, что смог ты!»

«А что я смог?»

«Не важно. Сейчас ты должен доказать этому гаду, что человек внутри жив!»

«Как? – не понимаю я. В голове все плывет, мысли разбегаются, изображение теряет и теряет точность.

«Броня машины пробита. Если ты заставишь сердце пару раз дернуться, то автоматика сработает на передачу управления мозгу».

«И?..»

«Ты задаешь странные вопросы, Алекс!»

«Не называй меня Алексом!» – мысленно рычу я. Не помогает. Игнесса разошлась, сейчас остановить ее будет проблематично.

«Если ты не вырубишь МЕБОСа, то его никто не одолеет! Аккумуляторы винтовок закончились, люди на пределе, они не соображают, что и зачем делают. Это не их поход, понимаешь меня, Александр? Он твой, и лишь ты ответственен за все! И за поражения, и за удачи! В конце концов, ты – хронист, ты считаешь себя полубогом, так докажи это! Уничтожь машину!»

«Твоя взяла». – Я спадываю с руки робота и ударяюсь о бетон. Не чувствую ничего. Боль ушла в неведомые дали и не возвращается. Тут одно из двух: или разум занят Игнессой до такой степени, что не способен на нечто другое, или болевой порог превышен, и мозг отказывается ее воспринимать.

МЕБОС поворачивает ко мне обезображенную физиономию и делает шаг вперед. Точнее, он собирается его делать, а я, собрав последние остатки воли, вскакиваю, и со всей дури бью кулаком ему в грудь. МЕБОС, весящий раз в десять больше меня, пошатнулся и отпрянул. Не останавливаясь, выбрасываю вперед второй кулак. Робот пытается увернуться, но у него не получается. Удар достигает цели.

И где твоя хваленая ловкость?!! Я человек, и я заставляю тебя отступать! Ну же, всесильная машина прошлых веков, ответь мне!

«Александр!» – врывается в сознание тревожный голос Игнессы.

«Отвянь, я занят. Я пытаюсь заставить робота поверить, что человек внутри жив».

«Александр, он и так жив!»

«Не понял…» – Кулак, не долетев до цели пары сантиметров, замирает.

«Я тоже. Но это так. Смотри сам!» – Изображение пространства на сотни миль пропадает и предо мной возникает один единственный ракурс: оплавленная броня МЕБОСа, дыра в корпусе, и человеческая, свежая кровь, тоненьким ручейком вытекающая наружу.

«Как…»

«Не знаю, Александр, но пусть он уходит. Он заслужил».

Не возможно. Даже если роботы созданы искусственно, то зачем садить внутрь людей? Со мной играют две великих силы, способных творить что угодно. Зачем? Зачем?

Я отступаю на два шага назад и понимаю, что ноги подо мной начитают подкашиваться. МЕБОС внимательно изучает меня, а затем разворачивается и убегает.

Это было последнее, что я видел. Картинки больше нет, Игнесса ничего не показывает, я слеп. Каким-то третьим чувством нащупываю стенку, и опираюсь на нее.

Вокруг темно, воздух, всегда не заметный и невесомый, сжимает и ломает, по вискам дружно стучат два дятла, в плече поселяется ноющая боль, которая с каждой секундой делается все сильнее и сильнее. А вслед за плечом отзываются до костей опаленные о броню робота руки, сломанные ребра и прочий комплект поврежденных органов. В конце что-то беспощадно врезается в голову, и последние остатки сознания меркнут.

– Что с ним было?

– Не знаю, но ни один человек с такой скоростью не двигается!

– Видела, как он сорвался с места? Сто метров преодолел секунд за пять!

– А, по-моему, быстрее!

– Он еще пока из глаз скрылся, успел какую-то тварь на потолке пристрелить!

Кричат, суетятся… Спокойствия им мало. Легли бы сейчас, как я, поспали… А то, гады, лишь будят!

– Тихо вы все! – А это голос Изалинды. Его ни с чем не перепутаешь. Остальные, видимо, принадлежали ее археологам. – Ну что док, как они?

– Ммм… Сложно сказать. Если бы у меня была….

– Если бы мы были на поверхности, я бы тоже все могла! Но что можете вы? – С чего она так нервничает? Все ведь хорошо. Ничего не болит. А… Они. Она нервничает не из-за меня. Если «они», значит, лейтенант выжил. Значит, я работал не зря.

– Изалинда, поймите… Сейчас на нем одет экзоскелет одного из погибших рядовых, он сможет поддержать основные жизненные функции, и еще кое-что по мелочи…

– И не подумаю понимать! Он в одиночку, вы слышите меня, в одиночку, расправился со старшим! Раньше за такое крест к кителю прикрепляли! Героя страны давали!

Так, беседа все-таки о моей персоне. Ну да, отправил восвояси старшего, пострелял младших, но зачем так переживать? Медали мне не нужны, самочувствие прекрасное…

– Не надо орать. – Голос врача до ужаса спокоен. На фоне трясущейся Изалинды док должен выглядеть несокрушимым горным хребтом. – Я помню историю последних столетий не хуже вас. И все, что в моих силах, уже сделано. Лейтенант встанет на ноги через два дня, как только микромодули до конца внедрятся в организм и начнут работать. А вот с вашим хронистом будет сложнее.

Почему со мной сложнее? Я себя прекрасно чувствую. Вот сейчас встану и им скажу…

Попытка напрячь мышцы, привела к такой боли, что сознание, на грани которого я балансировал, начинает опасно раскачиваться, грозя погрузить меня в вечную тьму, а слух, единственное подчиняющееся мне чувство, отказывается работать.

– Видите, – разбираю я через несколько минут, – как опасно его состояние! Малейшее воздействие может привести к смерти. И дело тут не в костях и мышцах. Их я восстановлю за сутки, а то и быстрее. Каким-то непостижимым образом он сумел разогнать собственный мозг, и через него повысить нервную активность. Это дало громадную физическую силу, полную нечувствительность к боли, нечеловеческую реакцию и прочее. Если говорить понятнее, то он заставил собственный организм сравняться по характеристикам не то что с экзоскелетом, а с МЕБОСом, боевой машиной смерти.

– Я это видела, док. Мы все это видели.

– Да-да, конечно. Понимаете, Изалинда, это так сказать, вмешательство, привело к обширному повреждению мозга и нервной системы. Шансов, что он выживет, почти нет. Даже там, на поверхности, я не дал бы больше пяти процентов.

– А здесь, доктор, здесь?

– Не мучайте себя, Изалинда. Мы задержимся в этой пещере на несколько дней, а потом повернем обратно. Поход завершен. Идите, Изалинда, я с ними посижу. Не беспокойтесь, сейчас я вколю ему снотворного, в бессознательном состоянии Карлан продержится дольше.

– Кто я, хранитель? Если ты мне сейчас всего не расскажешь, то тебе придется ждать еще две тысячи лет. Пока не явится очередной мессия, которого будут уверять, что он равен богам, и он поверит. Ему дадут путь, и он пойдет. Хранитель, я ненавижу тебя! Я понимаю, почему там, около Иерусалима, отказался тот, на которого вы надеялись. Не знаю, что он сказал бы сейчас, видя планету, не знаю. Может быть, опять отказался. Но он не я. И я не он. Он по праву считался богом, я человек и собираюсь им остаться до конца. Говори, хранитель. Мне надоело играть в прятки. Говори.

Эгран проводит рукой по лицу, молчит немного и начинает:

– Ты не человек, Карлан. ТЫ. НЕ. ЧЕЛОВЕК. Понимаешь? Ты маг. Ты один из нас, тот, кто чувствует малейшие изменения энергетических потоков, пронизывающих мир.

Конечно, потоков мало, их почти не осталось, они не могут дать тебе способность ходить по воде или оживлять людей. Они просто позволили тебе самое главное – задать себе вопрос и стремиться к нему половину своей жизни.

Ты видел сны. Сны – это энергия, пульсирующая в твоем сознании. Аппараты не замечали изменения активности мозга, но мозг был чист. Сны являлись в душу, в сердце.

Игнесса, величайший компьютер современности, говорила, что только ты можешь скрывать от нее свои мысли. А все потому, что ты думаешь не только извилинами, но и сердцем.

Ты последний маг умирающей планеты, Карлан, ты тот, кто знает ее и может повлиять на ее судьбу.

– Что я должен сделать?

– Изгнать язву с тела мира.

– Скажи по человечески.

– Спасти планету, – пожал плечами хранитель.

– Александр… Александр… Александр…

Мир танцует. Он пляшет надо мной и смеется, и зовет в неведомые дали, несущие облегчение, несущие свободу. Я поддаюсь. Мозги кипят, кажется, что у меня вырвали глаза и в кровоточащие отверстия вставили два раскаленных прута, которые уперлись в череп и сейчас медленно, но верно перемешивают мой разум. Мир танцует…

– Александр… Александр…

Неясные картины, отрывки воспоминаний, человеческие лица, все проносится с жуткой скоростью, будто кто-то показывает мне старый семейный альбом, и очень хочет, чтобы я разобрал фотографии. Я стараюсь, но не могу ничего различить. Лишь мелькание, словно смотришь в левое или правое стекло гравилата, несущегося на полной скорости.

– Александр… Александр… Александр…

Как плохо. Так плохо еще никогда не было и уже никогда не будет.

Зачем я затеял этот поход? Я решил что-то себе доказать? Честно признаться не верящим в мои сны докторам, что они существуют, и при том, имеют реальное воплощение?

Храм, храм… Зачем ты мне нужен? Ты, погребенный под величайшим горным массивом мира, скрытый на недостижимой глубине, храм, я ненавижу тебя! Ты принес мне понимание, но я его не хочу. Без знания жить намного легче и проще.

Будь ты проклято, вечное стремление человека ко всему неведомому! Почему я не воспринимал сны только как сны? Почему на моем пути попалась Изалинда с ее бредовыми идеями? А сейчас поздно. Сейчас придется идти до конца.

Почему…

– Александр…

Мысли крутятся вокруг одного и того же. Но как ни странно, они меняются. Меняются, как собственное отражение в двух кривых зеркалах. Оно остается собой, но в то же время оно не похоже ни на истинное, ни на предыдущее, то, которое ты видел в первом зеркале.

Этот Храм… Что я в нем нашел? Люди? Ответы на вопросы? Люди на поверхности не стоят ничего. Они никто, жалкое подобие тех машин, с которыми сражались сотни лет, а которые на деле оказались такими же людьми. Нет, не такими же! Они лучше! Они понимают, за что и как борются, у них есть цель в жизни и понимание самой жизни… А я? Я зациклился на самом себе, я ничего не вижу вокруг, для меня все пусто! Моя мечта ничтожна. Она даже не смеет называться Мечтой! Да что там Мечтой. Ее и просто так, с маленькой буквы писать противно. Так, мечтишка, желаньице! Ты не хронист, Александр Седерик Карлан, ты не обладатель девятнадцатого уровня допуска. Твой мир ложен, его просто не существует! Доброе правительство, ежедневная работа, записи «Клиониса»… Это просто эксперимент, который ставили над тобой, считающим себя экспериментатором! Как им, владыкам жизни, неведомым, было смешно! Колупается жалкая козявка, пытается совершить Великие Деяния, а на самом деле…

– Александр… Александр…

Ты ничтожен хронист, ты никто. Ты не можешь оглянуться кругом и увидеть, что существует окружающий мир! Ты наблюдал за ним половину сознательной жизни, и ты его не видел! Карлан, Карлан… И ты еще чего-то хочешь? Ты, не разглядевший человеческую душу в Изалинде? Ты, не уразумевший, кто ты для нее, и, самое главное, кто она для тебя! Тут даже бесполезно искать оправдания. Его нет. Есть только ты и люди в доисторических доспехах, штурмующее укрепление, да еще белая арка Храма, к которому ты стремился всю жизнь. Остальное… Оно очень важно, но не сейчас. Сейчас тебе просто нужно понять, что ты хочешь, и главное – кто ты есть, чем ты стал под гнетом желтых куполов Города. Другие смогли сохранить себя, ты нет. Так расплачивайся, или ты не видишь выход? Вперед, израненный хронист, закованный в трофейный экзоскелет убитого рядового. Твой путь, он в тебе самом. Сумеешь? Нет? Решай. Время идет. Его не остановить.

– Александр…

– Да. – Я открываю глаза и поднимаюсь на локте. Собственного голоса почти не слышно, остался жалкий шепот, но и это заметный прогресс по сравнению с моим прошлым состоянием.

– Александр?..

– Слушаю вас, юная леди. – Девушка сидит на каком-то ящике, ее походный комбинезон почернел от копоти, в некоторых местах он измазан кровью, но открытых ран не видно. Видимо, кровь не ее, а чужая. Моя, например. Рядом валяется лазерная винтовка с оторванным прикладом. Вдали, там, где мы ставили первую линию обороны, горой навалены пустые ящики из-под оборудования и целые горы металлического хлама. Когда-то эти горы были почти разумными роботами, а сейчас превратились в бесполезный мусор. Слева возвышается стальной бок одной из трех наших машин. Ее пригнали для прикрытия отступления. Плазменные резаки, они и есть плазменные резаки. Значит, с последнего боя прошло много времени. Иначе бы притащить сюда махину не получилось.

– Вы… – ошарашено пробормотала она, уставившись на меня непонимающими глазами. – Вы живы?

– А я умирал?

– Ну, нет… Но док сказал, что в сознание вы не придете, и… и…

– И все-таки умру. От перегрева мозгов. – Закончил я за нее. – Так?

– Да. – Изалинда потупляет взор и уделяет громадное внимание заляпанным грязью ботинкам.

– Вы плохо знаете хронистов. Мы – порода живучая! – Спазм острой боли прошивает все тело, заставив согнуться в три погибели и упасть обратно на походную раскладушку. Оказывается, ничего не прошло. Док сказал справедливо: мышцы и кости он залатает, а нервы восстановлению в полевых условиях не подлежат.

Заботливые руки подхватывают меня и пытаются удержать, защитить, уберечь… Я без малейшего движения перетерпливаю приступ на раскладушке, а затем высвобождаюсь из объятий археолога. Что бы там она не чувствовала, сейчас это бесполезно. У меня свой путь, у нее – свой.

– Изалинда, мне нужно поговорить с доком. – Она молча кивает и ведет меня в другой конец лагеря. Людей внутри почти не осталось. Все там, у линий защиты, ждут следующего нападения. Голова раскалывается. Боль адская. Перед глазами плавают разноцветные круги, заслоняя любые предметы, чтобы не спотыкаться на каждом шагу, приходиться перебирать руками об стену. Когда стена кончилась, волей неволей пришлось опираться о Изалинду.

Путь казался бесконечным. Палатки, сломанное оружие, глубинные сканеры, бесполезные при нынешней хронической нехватке энергии… В уголке пещеры, почти добравшись до места, пришлось пройти мимо кладбища. Тут лежало не меньше половины наших. Солдаты, ученые, и просто хорошие люди. Они были мертвы. И никакая сила не поднимет их обратно. А виноват во всем я. Только я.

– Не вините себя, Александр. Они последовали за вами по своему желанию.

– Вы проницательны, Изалинда. Проницательны в мере, не свойственной простым смертным.

– Просто вы говорите вслух, профессор.

– Сколько раз я вам говорил, не называйте меня профессором!

– Сейчас это ничего не изменит.

Я остановился и заглянул ей в глаза. Темные, печальные глаза, до самого верха наполненные тайной. Я ее разгадал, я понял ее, решение загадки в моих руках, но я не смогу им воспользоваться. Я, темный бог, извечный наблюдатель, социолог, психолог, историк, заново нашел ответ на потерянный в суете последних тысячелетий вопрос, но я не употреблю свое знание. Ответ навсегда останется со мной.

Вот как оно бывает, когда рушатся мечты. И не тем это страшно, что мечты рушатся, а тем, что они были, что они имели право на существование, что они заставляли идти к чему-то далекому и несбыточному, к чему-то заповедному, что уже никогда не должно было повториться в стоящем нал пропастью мире. Скажите мне, как можно мечтать, стоя на краю? Зная, что от смерти тебя отделяет жалкая секунда, десять сантиметров? А там, внизу, далекая бездна, лишенная конца, и полет в ней будет страшнее смерти. Мечты бесполезны. Более того, они опасны.

Мечтания, страшная вещь. Вы толкали меня к поиску ответа, вы мучили меня по ночам, и вы достигли своего. Я готов броситься вниз. Цена ответов слишком высока. Господа Стругацкие сотни лет назад совершенно точно подметили: богом быть трудно. А еще труднее корчить из себя бога, когда ты им не являешься, но тебя заставляют им быть. Сначала весело, интересно. А потом остается усталость, заменившая собой жизнь. От нее нельзя избавиться, она сжимает слишком крепко.

Ее глаза… Если бы не Игнесса, вмешавшаяся лишь ей ведомым образом в мою нервную структуру, если бы не разбитые надежды, если бы не ночные кошмары и еще три тысячи «если бы» я бы мог познать счастье. Вот оно, достаточно протянуть руку, и ты дотронешься до мечты кончиками пальцев.

За всеми своими стремленьями, за метаньями и бессонными ночами я хотел одного. Я хотел узнать, что такое жизнь. И я узнал. И слава богам, что я узнал.

– Мы уйдем отсюда, Изалинда. Храм не стоит жизни. Исполнение мечты не несет счастье. Оно несет понимание. А пониманием можно пренебречь. Мы уйдем. Завтра, нет сейчас же. Мы соберем всех, кто остался, сядем в машины, и рванем вверх, к желтым куполам и белым башням.

– А ты? – как естественно звучит «ты». Как будто так оно и должно быть.

– И я. Иди, собирай всех. Мы отправляемся. Я буду у дока. Не беспокойся.

Она уходит, тревожно оборачиваясь на полдороги. Пусть идет, пусть мне верит. Мне навязали путь бога, и я его пройду до конца, каким бы он не оказался.