Текст книги "Ребята с Голубиной пади"
Автор книги: Сергей Жемайтис
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
В порту появился японский броненосец, а за ним пришел английский крейсер. Броненосец и крейсер, словно голодные морские чудовища, жадно смотрели на белокаменный город.
На Вторую речку прибывали эшелоны с частями чехословацкого корпуса. Корпус состоял из чехов и словаков – бывших солдат и офицеров немецкой армии, которые не захотели воевать против русских и сдались в плен. Из них царское правительство создало большое воинское соединение – корпус – и хотело направить его на фронт против немцев. Но война окончилась, и Советское правительство разрешило военнопленным возвратиться на родину через Владивосток.
Если «Орел» стоял у причала, Левка с Колей обязательно забегали поделиться с дедушкой и Максимом Петровичем новостями. Старики горячо принимались обсуждать тревожные события. Они не верили, что войска «союзников» прибывают только затем, чтобы помочь навести в стране порядок.
– Они наведут порядок! – многозначительно говорил Максим Петрович. – Такой порядок наведут, какой в Китае устроили или в Африке! Они хотят из России свою колонию сделать!
Лука Лукич согласно кивал.
– Жалко, силы у нас еще маловато, – говорил он, – тряхнуть бы их как следует, по-морскому. Не о порядке они пекутся, а о своем кармане. Им наш хлеб нужен, наша рыба, лес, уголь, золото, – пояснял мальчикам шкипер, загибая узловатые пальцы.
Совсем неожиданно для мальчиков старики расценили и приезд в город чехословацкого корпуса.
– Надо с чехами тоже ухо востро держать! – сказал Максим Петрович. – В газетах пишут, что чехословаки заняли все города в Сибири. Мало у нас и без них хлопот!
– Которые к нам приехали, не будут против нас выступать, – уверенно заявил Левка. – Я с одним словаком разговаривал. Он говорит, что все они хотят домой поскорей добраться.
– Может, солдаты-то и хотят, да начальство по-другому думает, – веско произнес Лука Лукич.
…Как-то Левка проходил с Колей возле окон большого кафе на Светланской улице. Коля остановил Левку.
– Смотри, сколько буржуев, и откуда они только берутся? Прямо дыхнуть нельзя… А ты все «революция, революция»!
За огромным зеркальным стеклом возле столиков с мраморными крышками сидели какие-то мужчины в дорогих костюмах, красивые женщины. Они ели мороженое из серебряных вазочек и тянули через соломинку разноцветные искрящиеся прохладительные напитки.
Коля толкнул Левку локтем:
– Смотри-ка, видишь, кто там сидит? Вон прямо, возле окна…
За столиком у окна сидели Жирбеш в сером клетчатом костюме и полный японец в белой чесучовой рубашке. Они о чем-то с увлечением разговаривали, с усмешкой кивая в сторону улицы. Коля постучал в окно. А когда Жирбеш и японец вопросительно посмотрели на него, показал им язык.
Об этой встрече Левка вспомнил через несколько месяцев, когда перед ним вдруг вновь появились улыбающийся японец и хмурый Жирбеш.
…Экзаменов в этом году не было. Учащимся объявили, что всех перевели в следующий класс.
В СЕРОМ ОСОБНЯКЕ
Повар Корецких, веселый дядюшка Ван Фу, всегда говорил Суну, когда у того выдавалась минутка свободного времени и он присаживался на порог кухни:
– Сун, ты похож на обезьяну, которая потеряла свой хвост и никак не может его найти.
Сун печально улыбался. Действительно, весь-то день-деньской он носится по дому, и несведущему человеку, конечно, могло показаться, что он потерял что-то и безуспешно ищет.
Вставал Сун зимой и летом в пять утра и до самого позднего вечера работал. Первым делом надо было вычистить всю обувь в доме, выставленную у дверей спален. Тут стояли, смотря по сезону, и огромные сапоги или ботинки самого хозяина, и туфли его жены из разноцветной кожи, и обувь гостей, которые, заигравшись допоздна в карты, оставались ночевать. Особенно много хлопот доставляли Суну и ботинки молодого барина, всегда очень грязные, и стоптанные туфли дальней родственницы хозяев, которая занимала в доме положение горничной, но всю свою работу сваливала на Суна.
Вычистив ботинки и расставив их снова у дверей спален, Сун вооружался тряпкой и начинал стирать пыль со столов, подоконников, картин, безделушек. Затем он сырой тряпкой протирал пол, застланный линолеумом, выбивал ковры и половики.
К семи часам дядюшка Ван Фу приготовлял завтрак. Услыхав первый удар часов в гостиной, Сун бежал на кухню, хватал поднос с кофейником, чашкой, бифштексом, шипевшим на горячей тарелке, накрывал все накрахмаленной салфеткой и с последним ударом часов заходил в кабинет к барину. Корецкий к этому времени уже выходил розовый и надушенный из ванной комнаты. На его лысине, словно приклеенные, лежали редкие, аккуратно расчесанные волоски.
Вот уже два года, как Сун каждое утро заходит в этот кабинет. Первое время барин бросал ему короткие замечания: «не так», «подвинь стол ближе к кожаному креслу», «почему вилка с правой стороны?» Сун скоро понял всю эту нехитрую премудрость, и барин совсем перестал с ним разговаривать. Сун знал, что этот человек с мягкой бородкой и холодными глазами смотрит на него так же, как на кожаный диван, резное кресло, красивый ковер с черными и красными узорами и что две японские вазы барин ценит значительно дороже, чем его, Суна.
После завтрака, когда барин уезжал в контору, Сун шел будить его сына. Это была, пожалуй, самая трудная работа за весь день. Игорь ни за что не хотел вставать. Он еще с вечера прятал под подушку чугунную пепельницу, клал за кровать теннисную ракетку и старался пребольно ударить ими Суна, когда тот стягивал с него одеяло. Но ударить редко ему удавалось: Сун ловко увертывался, и в конце концов на полу оказывались одеяло, простыни, матрац и сам молодой барин.
«Подняв» на ноги Игоря, измученный Сун, иногда с синяком на лице, спешил на кухню, чтобы отнести барыне в спальню чашку шоколада и горячие булочки.
Оставив в спальне барыни поднос с завтраком, Сун спешил на улицу. У железных ворот стоял старик, конюх Джоу, держа под уздцы крохотную лошадку Пигмея, запряженную в двухколесную повозку – «американку». На Пигмее Сун отвозил Игоря в гимназию.
Суну только минуло тринадцать лет, но за свою жизнь он повидал очень много людей и довольно хорошо разбирался в их характерах. Например, он верно определил, что дядюшка Ван Фу необыкновенно вспыльчивый и необыкновенно добрый человек; что барин и его единственный сын – злые, нехорошие люди. Суну не надо было особенно ломать голову, чтобы «раскусить» брата барыни – высокого длинношеего учителя гимназии, которого мальчишки дразнили бешеным жирафом. Но вот красивая барыня да еще конюх Джоу являлись для Суна неразрешимыми загадками. Если все другие люди были или плохие, или хорошие, то барыню нельзя было отнести ни к тем, ни к другим. Она никогда никого не обижала, но и ни за кого не заступалась, если даже видела, что поступают несправедливо. Конюх Джоу, так же как и барыня, не был похож ни на одного из людей, которых знал Сун. Конюх всегда ходил, наклонив желтое худое лицо к земле и осторожно ступая, чтобы не раздавить ногами бесчисленных муравьев, сновавших возле конюшни.
Сун с удивлением наблюдал, что он никогда не убивал комаров, сосавших его кровь, а только осторожно сгонял их. Вначале Сун проникся к этому чудаку глубоким уважением, так как он показался Суну человеком необыкновенной доброты. Когда же мальчик поделился своими мыслями с поваром, тот фыркнул и стал поносить конюха:
– Добрый, говоришь? Эх ты, смешная птица! Это же буддист! Ему не муху жалко, он боится, что ему за это попадет на том свете. Он думает только о себе, этот хитрый твой монах! А почему он так себя ведет? Он думает, что это угодно богам и за это, когда он помрет, боги переселят его душу в новорожденного младенца какого-нибудь богача.
Суну очень понравилась буддистская легенда о вечном переселении душ из одного живого существа в другое.
– О, это очень хорошо! – воскликнул он.
Дядюшка Ван Фу не понял восторга мальчика.
– Что же здесь хорошего?
– Как что? Ведь тогда в кого-нибудь превратился бы и Игорь? Он, наверное, бегал бы в шкуре той трусливой белой собаки, которая приходила с гостями на прошлой неделе. Ее звать Лорд. Она мне при хозяевах штаны порвала, а когда потом меня одного встретила, залезла под диван. А хозяин стал бы бульдогом.
– Правильно, – одобрил дядюшка Ван Фу. – А барыня превратилась бы в кошку и весь день лежала бы на окне.
Сун захлопал в ладоши.
– Вот здорово! А я все думал, на кого она похожа? Ну, а Джоу превратился бы в дождевого червя и жил бы себе в земле.
Сун и дядюшка Ван Фу долго смеялись над своей выдумкой.
Беседы с дядюшкой Ван Фу многому научили Суна. Повар помог ему разобраться в очень большом и важном. Сун понял, что везде, куда ни заносила его судьба – и в Китае, и в Японии, и в Америке, и в России, – существует один главный порядок, такой же, как и в сером особняке: бедняки работают, а богатые ведут праздную жизнь. Сун также узнал, что есть на земле люди, вроде дядюшки Ван Фу, которые хотят изменить этот порядок. Понял он, что есть и другие люди, вроде барыни и конюха Джоу, которые живут как студенистые моллюски в своих двустворчатых раковинах и заботятся только о себе.
В первый же день, как Суна взяли на службу, повар сказал:
– Ничего, брат, ты, я вижу, парень шустрый! Работа тебя боится! Ты вырастешь человеком! И запомни мое слово: придет время, и мы с тобой не будем работать на хозяев.
– А как же мы будем жить? Где возьмем деньги на хлеб?
– Мы сами будем хозяевами!
Сун недоверчиво улыбнулся.
– Да, будем! Все, кто работает, отберут у богатых и дома, и деньги, и землю.
– Что же будут делать богатые?
– Работать, как все. Не смейся, ты еще будешь ходить в школу. И станешь ученым человеком.
Сун, вздохнув, потянулся. Он не мог поверить в такое чудо. Но ему не хотелось обижать старшего, к тому же такого доброго человека, и он постарался перевести разговор на другую тему, спросив, бывают ли в этом доме праздники.
– Конечно, только не для нас. Зато, – подмигнув, обнадежил Ван Фу, – мы отдохнем с тобой летом, когда хозяева разъедутся: хозяин – на Камчатку, там у него рыбалка, Игорь – в скаутский лагерь, а барыня – лечиться водой. Тогда поживем!
– Это правда, дядюшка Ван Фу? – спросил Сун, счастливый уже тем, что когда-то и у него будет отдых.
Повар засмеялся:
– Дядюшка, говоришь? Это хорошо! У меня где-то остался племянник, может, это ты и есть? Хотя в тот год, когда я уехал с родины, в наших местах был страшный голод… – Ван Фу печально умолк.
…Прошел год. Настала весна. С океана потянулись бесконечные волны туманов, но вот и туманы кончились, уже жарко грело солнце, а отдых все еще не наступал. Хозяин и не собирался на свои промыслы, хозяйка тоже не уезжала на курорт, а Игорь – в скаутский лагерь. Мало того, в доме еще прибавилось работы. Сун с дядюшкой Ван Фу сбились с ног, обслуживая гостей, которые собирались у хозяина и за полночь засиживались в кабинете.
Сегодня Сун проспал. Гости разошлись только на рассвете. И уже было далеко за семь, когда его разбудил дядюшка Ван Фу.
– Ну как, выспался? – спросил повар.
Сун сладко зевнул, плескаясь над раковиной.
– Ничего, скоро и ты сможешь спать, как настоящий человек, – многозначительно сказал повар.
Сун пропустил мимо ушей многообещающее замечание повара: дядюшка Ван Фу всегда говорил то, что никогда не сбывалось.
– Что это за люди ходят к нам? – спросил он дядюшку Ван Фу. – Вчера бешеный жираф приводил к нам каких-то японцев! Сегодня были американцы, потом пришли еще какие-то русские. И все почему-то только и разговаривают про рыбу и уголь.
Дядюшка Ван Фу повернулся от плиты:
– Когда я приносил им чай, они еще разговаривали про лес и золото.
– Ну, про золото – это понятно: из золота деньги делают.
– Богатые из всего делают деньги. Даже из нас с тобой.
Сун засмеялся:
– Выходит, что мы с тобой тоже золотые?
– Наши руки золотые, мой мальчик…
Сун помотал головой: опять дядюшка Ван Фу говорит загадками. И тут он вспомнил смешной случай, который произошел при разъезде гостей, и засмеялся.
– Что тут смешного? – строго спросил повар.
– Я про бешеного жирафа вспомнил. Когда гости стали выходить из кабинета, бешеный жираф стоял в дверях и все кланялся и до того докланялся, что стукнулся головой о дверь и у него на лбу шишка вскочила. Этот жираф все бегает, бегает, что-то пишет, за все задевает ногами и длинным ножиком, который висит у него на поясе.
– Его неправильно жирафом зовут, – сказал повар. – Я видел жирафа в Шанхае, там есть такой сад, где живут всякие звери. Жираф смирный. Он ест листья, как буйвол. А этот – шакал, или нет, лучше – рыба-лоцман.
Сун взял кружку с молоком, кусок хлеба, заботливо приготовленные поваром, и присел на подоконник, предвкушая удовольствие выслушать интересную историю.
– Ну да, рыба-лоцман! Есть такая рыба. Мне один матрос рассказывал, когда я плавал коком на «Зеленом драконе». Понимаешь, в чем дело: акула самая прожорливая тварь на свете. Она ест весь день и всегда голодна. Так вот, ей помогает кормиться маленькая рыбешка: лоцман. У этой рыбешки такой же нос, как у тебя. Ты правильно смотришь на кастрюлю, там ждет тебя пара котлет. Да, так вот, этот лоцман ведет акулу то сюда, то туда. Акула только рот разевает и глотает что попадается, а крошки лоцман доедает.
Сун, уплетая котлету, кивал головой. Действительно, дядя Игоря очень похож на лоцмана, который приводит в дом целую стаю акул.
– Лоцман не богатый человек, а хочет стать богачом, – продолжал дядюшка Ван Фу, с изумительной быстротой нарезая на дольки морковь. – Вот он и показывает акулам, где что можно слопать, да и себя при этом не забывает. Я видел, как он прятал в карман американские деньги…
Рассказ дядюшки Ван Фу прервал пронзительный звонок.
Сун бросился к подносу, на котором стоял завтрак для Игоря и его матери.
– Неси в столовую, хозяина я уже накормил. Ругался, что не ты принес. Сегодня Игорь вместе с матерью завтракают.
В коридоре Сун встретил хозяина уже в шляпе и с тростью в руке. Злой, тоже, видно, невыспавшийся, он, по своему обыкновению, прошел мимо Суна, словно не видя его.
В столовой сидели Игорь и его мать, еще молодая женщина с бледным лицом.
Поставив на стол масло, булочки, кофе и яйца, Сун остановился возле буфета, чтобы прислуживать во время завтрака.
– Проспал? – спросил Игорь с полным ртом. – Что молчишь? Барином заделался! Ждать тебя по часу. Погоди, вот выгоним, тогда выспишься на улице.
На лице матери Игоря появилось брезгливое выражение:
– Игорь!
– Ну что еще?
– Сколько раз я просила тебя…
– Но я же не виноват, он сам вынуждает меня!
– Я понимаю, но делай это не в моем присутствии…
– Ах, мама, как ты не понимаешь, что откладывать нельзя! Мы не можем терпеть расхлябанности в нашем доме. – Игорь вскинул брови, упиваясь своим красноречием. – Особенно сейчас, когда мы должны показать черни ее настоящее место. А Сун зазнался!..
– О боже! Все это так, но избавьте меня от этих грубых сцен…
– Вечно эти телячьи нежности, – проворчал Игорь, намазывая маслом сдобную булочку.
Когда Сун вернулся на кухню, дядюшка Ван Фу спросил его:
– Что нос повесил, опять попало?
А когда Сун рассказал, что его хотят прогнать, то повар засмеялся и хлопнул его по плечу:
– Не бойся, брат! Теперь не такое время, чтобы рабочий человек остался без работы, – и Ван Фу произнес торжественным шепотом, с трудом выговаривая непривычное слово: – ре-во-лю-ция теперь! Помнишь, когда-то я тебе говорил об этом, а ты еще не верил. Вот пришли эти дни! Все рабочие теперь будут хозяевами, а буржуи станут работать! Что, не веришь? – И дядюшка засмеялся и прищелкнул даже языком, представив себе, как хозяин возится на кухне и приносит ему, дядюшке Ван Фу, чашку чаю.
Сун недоверчиво улыбнулся, он очень плохо верил словам дядюшки Ван Фу. Сун уже слышал о том, что произошла революция, видел, как проходили демонстранты со знаменами, с красными полотнищами, протянутыми через всю улицу. Не раз он уже слышал от дядюшки Ван Фу самые невероятные рассказы о недалеком будущем, когда он и Сун заживут настоящими господами. Проходили месяцы, а в сером особняке ничего не менялось.
– Э-эх! – Сун махнул рукой. – Все, что вы говорите, как сказка о нищем, который видит хорошие сны.
Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил кастрюлю на плиту. Ему очень не нравились возражения мальчика.
– Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы с тобой и все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось!
Сун больше не стал возражать и отправился убирать комнаты. И хотя дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун, протирая коллекцию японских статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда он станет ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего лучшего, ничего более несбыточного не мог еще придумать.
Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел и в нерешительности остановился у дверей кабинета отца. Заметив, что Сун наблюдает за ним, он раздраженно сказал:
– И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь.
– Куда?
– Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен… Хочешь, даже и не подметай его, просто погуляй, я разрешаю…
Сун уловил в тоне Игоря незнакомые просительные нотки и подумал: «Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому», – а вслух сказал:
– Никуда я не пойду!
– Я приказываю тебе! Слышишь?
– Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца.
– Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это!
Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно прикрыл ее за собой.
Сун снова занялся статуэтками. Из кабинета донеслось позвякивание ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к двери кабинета и заглянул в замочную скважину.
У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун, распахнув дверь, крикнул:
– Ты что делаешь, а?
Игорь с такой стремительностью отпрянул в сторону, что сбил высокий столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза упала и разбилась.
Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и поднял черепок, на котором пестрел яркий, словно живой, цветок.
Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной вазы. Он присел на корточки и стал перебирать черепки.
– Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать будешь! – раздался над ним голос Игоря.
– Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в стол хотел залезть. Деньги украсть!
Игорь принужденно захохотал:
– Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам обо всем рассказал отцу! – Игорь быстро выскочил из кабинета и со звоном щелкнул ключом.
– Счастливо оставаться! – донеслось до Суна из гостиной.
Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря:
– Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье… Сун…
– Что Сун, говори толком!
– Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он…
Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках вошел в кабинет. Увидев у ног Суна черепки драгоценной вазы, он остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал.
– Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет, все рушится! – запричитал он. – Ну? – обратился он, наконец, к Суну. – Ну?
– Это не я, это Игорь.
– Игорь?
– Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! – без тени смущения лгал Игорь.
– Как не ты? Ты хотел открыть стол…
– Папа, это наглая ложь, как он смеет! – в голосе Игоря послышались слезы обиды.
Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы поверил в его невиновность. В дверях белел колпак дядюшки Ван Фу. И, обратившись к этому единственному человеку на свете, который любил его, Сун сказал:
– Вот самое честное слово, это не я…
Ван Фу перебил:
– Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги…
Хозяин побледнел.
– Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя!
Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул:
– Почему на кухню? Теперь другое время!
– Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? – произнес хозяин и шагнул к повару.
Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом:
– Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! – сказал он хозяину.
– Папа, они устраивают бунт! – закричал Игорь.
– Я покажу вам революцию! – Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу.
Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:
– Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!
– Вон! – захрипел Корецкий.
В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них – щуплый, в очках, второй – широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.
В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.