Текст книги "Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн"

Автор книги: Сергей Охлябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Новые времена – новые нравы

То было веселое в Петербурге время. Гнетущая бироновщина только-только миновала. Общая амнистия всем жертвам Бирона возвращает семьям их отторгнутых родных. Все это сказывается на настроении в обществе. Веселость, часто безудержная, становится отличием эпохи. Обожаемая императрица, дочь Великого Петра, продолжает осыпать милостями и знаками благоволения.

И кто же в первую голову подхватывает это радушное настроение и безудержное веселье? Естественно, гвардия. Состоятельные гвардейцы, каких было немало в Семеновском полку, от души отдаются заразительной веселости придворного и городского общества. За ними тянутся и менее богатые.

Нередко можно увидеть, как унтер-офицеры являются на придворные балы в собственном «богатом» платье. И более того – у редкого из них нет собственного выезда. Бывало, что их даже приходилось ограничивать в… количестве лошадей. А иной раз приключаются и из ряда вон выходящие камуфлеты – можно было встретить унтер-офицера гвардии, разъезжающего по улицам столицы в карете с выбитыми стеклами и с опущенными от падающего снега скромными шторками.

Однако при всем значении унтер-офицеров гвардии их нравы порой носили, мягко говоря, довольно странный характер, явно несвойственный их высокому положению. Так, в приказе от 1 июля 1748 года с удивлением узнаем:

«Понеже 8 роты капралы Петр Кожин, Иван Лихачев, будучи в компании, сержанта Шестаковского ^{5} били, который обучает; Петр Кожин разбил ему бутылкою лоб до кости, Иван Лихачев драл за волосы, отчего оный Шестаковский находится в болезни».

Как видим, поведение тогдашних избалованных солдат и унтер-офицеров-дворян отличалось не только частым озорничанием, но и большими буйствами. Но серьезные проступки нередко влекли и суровые взыскания.

Так, дерзкая выходка капралов Кожина и Лихачева имела поучительную развязку: «И за вышеписанные их продерзости Кожина и Лихачева при собрании всех унтер-офицеров и школьников (то есть учеников полковой школы. – С.О.) на полковом дворе поставить их на сутки через час под 6 ружей да сверх ружей оного господину подпоручику Приклонскому ^{6} взыскать с них, Кожина и Лихачева, за увечье ему, сержанту Шестаковскому, денег 50 рублей и пользовать оным, Кожину и Лихачеву, его Шестаковского от болезни его своим коштом; того ради унтер-офицеры и капралы, как находящиеся в школе, так и прочим приказать, дабы такие молодые люди от таких непорядков себя весьма хранили, а ежели кто впредь так непорядочно в компании чинить будут и таковые без упущения имеют быть штрафованы и написаны в солдаты».

В пору, когда Александр Суворов и 20 юношей, его сверстников, явились к лейб-гвардейцам, Семеновским полком командовал граф Степан Федорович Апраксин. Об этой своеобразной личности подробно будет рассказано во втором разделе 1-й главы – «Военачальник иль вельможа?»

Пока же поговорим о другом, а именно о пределах его власти. Оказывается, власть его была вовсе невелика. В свое время император Петр Великий, внедряя повсюду коллегиальное решение военных вопросов (как прекрасное средство против злоупотреблений), не сделал исключения и для полков. А потому действительными распорядителями их судеб оказались « господа полковые штапы». Проще говоря, комитет, совет штаб-офицеров полка.

Командир Семеновского полка по существу являлся только председателем этого упомянутого совета. Иными словами, он был всего лишь первым среди равных. Удивительно, но даже и приказы по полку не подписывались в эти времена командиром. Они отдавались от имени все тех же «полковых штапов». Так что в итоге от командира лейб-гвардии Семеновского полка Степана Федоровича Апраксина мало что зависело.

«Чиноплавильня»

По идее, заложенной еще Петром Великим, «гвардейский полк был в сущности нечто среднее между военно-учебным заведением и учебною образцовою частью» ^{7} .

Перед глазами государей проходила свой служебный «искус» целая вереница начальствующих чинов всех рангов. Именно из их числа выбирались не только командиры полков и офицеры, но частично и унтер-офицеры для грядущей службы в армии.

Главное же, чем славился Семеновский полк, была действующая «полковая школа», открытая еще в 1721 году. Однако занятия здесь происходили эпизодически. Причиной тому постоянные походы солдат и неудобства квартирования полка.

В 1747 году, как уже говорилось, полк наконец был водворен на свое новое место, и «школа» начала действовать фактически. Из приказа по полку: «…для обучения определить умеющих из унтер-офицеров, а именно: каптенармусов Иосифа Шестаковского, Михаила Ленивцева и других, кто по усмотрению способен явиться, а кто пожелает учиться, о том чрез приказ в полк объявить и какие чины и кто именно да и каким наукам желающие найдутся обучаться».

Поначалу курс наук состоял все из тех же упомянутых выше «указных наук». Но что самое удивительное – большинство учебников для учащихся семеновцев было на… немецком языке. Немногие – на французском. И совсем уж мало – на русском. В прямом смысле смешивая французский с нижегородским, назывались они в приказах по полку – «Государственный шпрах-мейстер», «лар дебнен парле Франсе», «ласиянс дезенженнер».

Как же размещали военных учеников в этой школе? Здесь все было более чем демократично. Дворяне рассаживались в классах наравне с недворянами. Солдаты – с унтер-офицерами. Взрослые – с малолетними. Кроме того, учащиеся (естественно, только взрослые) имели право изучать те науки, какие сами пожелают. Окончание полковой школы ставили в заслугу. И, как правило, награждали завершивших курс следующим чином.

Первым учителем школы был каптенармус Иосиф Шестаковский, набиравшийся, в свою очередь, знаний на лекциях в кадетском корпусе. Любопытен, в частности, приказ по полку (от 14 января 1743 года) по этому поводу:

«10-й роты солдату Осипу Шестаковскому велено быть в кадетском корпусе безотлучно; того ради онаго Шестаковского от 10-й роты числить в кадетском корпусе и в роту онаго не требовать».

В этом-то и заключается маленький курьез той эпохи: командировки почти всегда носили не временный, а постоянный характер. А потому солдаты могли быть одновременно и кадетами. И примеров таких было немало.

Для тех учеников, что не были откомандированы от рот на долгие месяцы, а продолжали нести свои прямые служебные обязанности, занятия проходили ежедневно. Они продолжались по 7 часов – с 6 часов утра и до часу пополудни.

С водворения полка на новом месте по-новому стали смотреть и на «школу». Ее начальник, или, как его именовали, «заведывавший», подпоручик Приклонский бывал очень строг. И ревностно проверял знания пребывающих в полку недорослей.

И если солдатам-дворянам не возбранялось переносить свои патриархальные помещичьи привычки на службу в полк, то это нельзя относить ко всем молодым барчукам. Поначалу и Суворову был не чужд помещичий комфорт на службе, но все это было в разумных пределах.

Небогатый дворянин, Александр Васильевич, понятно, не принадлежал к среде состоятельных гвардейцев, привыкших к широкой жизни, не мог он, да и не хотел тянуться за своими богатыми товарищами. Но зато его можно смело причислить к немалой в полку группе серьезных и работоспособных солдат-дворян. Они и прилежно несли службу, и учились в «полковой школе».

Надо сказать, ревностная служба в полку всегда замечалась начальством и непременно поощрялась. Капралы, фурьеры, сержанты получали по этому случаю почетные назначения и командировки. Вот один из таких приказов от 7 мая 1748 года:

«Командировать в Кронштадт для провожания корабля «Захарий и Елизавет» г-д офицеров: капитан-поручик Майков, поручик князь Несвижский, подпоручик Кошелев, прапорщик Лосев, сержанты: Козинский, Кологривов, два каптенармуса: Приклонский, Ушаков, фуриер Бабкин, капралы: Суворов, Толбузин, Молчанов, Путятин, лекарской ученик 1, барабанщиков 2, фельдшер 1, солдат 180 человек, с роты по 15 человек второй и третьей шеренги, а кто именно командированы будут, о том сего числа подать в полковую канцелярию имянные ведомости, прописав оные для получения жалованья окладов; и оной команде, взяв провианту на весь май месяц, и быть во всякой готовности».

Назначения в команду делались по строгому выбору. Сборы были сравнительно недолги. На все про все понадобилось около месяца. Наконец в середине июня после приема галер в Адмиралтейств-коллегии команда из отобранных семеновцев отправляется в Кронштадт ^{8} . Вместе с ними отплывает и команда преображенцев. А ее начальник – капитан Челищев назначен руководить этим объединенным отрядом.

«Провожание» корабля «Захарий и Елизавет» происходило в Высочайшем присутствии и необыкновенно торжественной обстановке. Празднества завершились в 20-х числах, и объединенная команда возвратилась в Петербург.

Все летнее время 1748 года полк провел в отведенном ему месте, в городе. Здесь же происходили и все ученья и стрельбы (из ружей и пушек).

Посты у Летнего дворца

Однако ж главная служба полка – караульная. Ежедневные посты расставлялись у Летнего дворца, в Тайной канцелярии, в Кронверке, в Адмиралтейской крепости, в Петергофе. Кроме того, выделяются семеновцы для пикетов и патрулей при охране внутреннего порядка в полку. Немало солдат «наряжается» для постоянных работ в самой семеновской слободе.

В полку случались и чрезвычайные происшествия. Так, например, в июле 1748 года ударился в бега дворовый человек Александра Суворова Сидор Яковлев. Вот что гласил отданный по этому случаю приказ по полку:

«Ведомостью от 3-й роты представлено, что от прикомандированного в оную роту из 8-й роты капрала Александра Суворова сего июля 20-го числа бежал от него крепостной его дворовый человек Сидор Яковлев, который приметами росту среднего, лицом смугл, одутловат, широконос, глаза серые, волосы светло-русые, от роду ему 20 лет; на нем платье – кафтан серого цвета, шит по-лакейски, кушак красный, в сапогах смазных тупоносых, на голове шляпа без обшивки черная, а с собою снес денег два рубля. Того ради в ротах и в заротной команде всем чинам объявить, ежели кто объявленного беглого человека по вышеописанным приметам где признает, то б, поймав, приводили в полковую канцелярию».

Примечательно, что к этому же времени относится и известный случай пожалования будущему генералиссимусу рублевой монеты от самой императрицы.

Вот как все произошло. Будучи в Петергофе в карауле, молодой капрал Суворов стоял на посту у Монплезира. Императрица Елизавета Петровна, проходившая мимо, обратила внимание на ловкость, с которой отдал ей честь непредставительный с виду солдат. Государыня спросила, как его зовут. Узнав, что это Суворов, сын лично ей известного Василия Ивановича, она собственноручно пожаловала молодому солдату рубль. Однако Александр, памятуя строгость караульной службы, отказался принять «крестовик».

– Молодец, знаешь службу, – молвила в ответ государыня и, потрепав Александра по щеке, пожаловала поцеловать руку.

– Я положу его здесь, на земле, – добавила она. – Как сменишься, так возьми.

Крестовик этот Суворов хранил всю жизнь. Однако самое удивительное в этой истории, что ни в одном приказе по полку нет упоминания имени Суворова. Так что следует предположить, что рассказанный им случай относится к пребыванию Суворова на посту в садах Летнего дворца. Ведь именно здесь устраивались зачастую гуляния в Высочайшем присутствии.

Интересно, что в те веселые Елизаветинские времена при несении караульной службы нижними чинами допускалось немало вольностей. Так, из приказа от 5 июля 1748 года узнаем следующее:

«Ее Императорское Величество соизволила усмотреть, что на пикетах в Петербурге стоящие обер– и унтер-офицеры отлучаются от своих постов, того ради… наикрепчайше подтверждается, чтоб г-да обер-офицеры, также унтер-офицеры и прочие чины были на своих местах безотлучно…» Так что, прекрасно зная о расхлябанности и необязательности назначаемых в караул, Елизавета, пообщавшись с юным Суворовым, была приятно удивлена совсем иным отношением к делу.

«Шествие» в Первопрестольную

Между тем в ноябре 1748 года начинаются сборы гвардейского отряда в поход в Первопрестольную. В состав отряда был включен и 3-й батальон семеновцев. Многоверстный переход в древнюю столицу готовился по случаю «шествия» туда государыни Елизаветы Петровны.

Сборы батальона на этот раз длились около двух месяцев, и выступление в Москву последовало лишь 29 декабря. Из числа семеновцев помимо 3-го батальона в поход отправлялась и половина гренадерской роты, заротная команда и даже полковая школа.

В этот же поход был включен и Александр Суворов, временно прикомандированный к 3-му батальону. Кстати, среди солдат полка было много москвичей.

Семеновский полк не был гостем в Москве. Он еще не порвал связей с Первопрестольной. А петербургские корни были еще не глубоки. В Москве «близ рек Хопиловки и Яузы» (то есть по соседству с местожительством Суворовых) у полка была своя слобода, пожалованная еще императором Петром Великим. Имелась там и своя церковь, правда, построенная чуть позже (к началу 50-х годов), и свой особый полковой «двор», где содержалась постоянная небольшая, так называемая «Московская команда».

Солдаты вновь прибывшего 3-го батальона разместились по квартирам близ своего двора. Причем всем чинам предписывалось «мягкое обращение с хозяевами квартир и доброе поведение во время пребывания в Москве». А вот для прибывшей в столицу «полковой школы» приказано было «занять дом впредь до отводу от полиции из прежде отведенных под батальон домов».

Здесь, в Москве, «школа» продолжала действовать, как будто и не случилось никакого переезда. Да и жизнь батальона скоро вошла в свои привычные рамки. Начались, как и прежде в Петербурге, ежедневные полковые разводы, караулы в «дом Ея Императорского Величества». Правда, несколько чаще обыкновенного в приказах по Московской команде встречаются выговоры и строгие взыскания за дружеские возлияния и озорничанье солдат-дворян.

Насколько привилегированными были гвардейские полки, можно судить по отправке их отдельных представителей с депешами за границу. Причем это касается не только господ-офицеров, но и солдат-дворян. В начале 1752 года в зарубежную командировку был отправлен и сержант Александр Суворов. Ученый-историк А. Петрушевский упоминает о двух подорожных, которые выписаны на имя Суворова – «он был послан в Дрезден и Вену с депешами, где и находился с марта по октябрь. Причиною выбора Суворова для такой командировки было, конечно, кроме служебной репутации, его знакомство с иностранными языками».

Шесть лет спустя, в 1752 году, семеновцам вновь пришлось сопровождать императрицу в Москву. Как и прежде, им предстояло участвовать в московских празднествах. Заранее, за три с лишним месяца, начинаются батальонные сборы. Приказ по полку от 13 сентября 1752 года гласит:

«По силе Высочайшего Ея Императорского Величества именного указу для прибытия Ея Императорского Величества в Москву командирован лейб-гвардии Семеновского полку 1 батальон и половина гренадерской роты и того батальона господа обер-офицеры и унтер-офицеры… того ради 1 баталиону быть к походу во всякой готовности».

Состав офицеров и унтер-офицеров был укомплектован из других двух батальонов полка. Причем к походу подготавливали и большое количество всякой провизии. А потому для конвоирования «питья и протчей провизии», а также посуды следовавшего в Москву двора наряжены особые люди. Небольшая команда отправлена и «при фрейлинской свите».

Для этого грандиозного похода необходимо подготовить десятки, если не сотни подвод. Кроме того, предусматривается и быстрая смена лошадей, так называемая подстава.

Так что уже к концу ноября приказано «командировать… ко отправлению… на станции» 8 офицеров и при них 7 унтер-офицеров, 9 капралов и 142 солдата. Цель посылки этой команды – сбор подвод на подставе для двора.

Кроме того, предлагалось «подать от рот и от заротной команды… ведомости: из командированного баталиона в Москву, кроме господ обер-офицеров також унтер-офицеров и капралов, только из солдат и других нижних чинов, кто желает и кому можно поверить, ехать напредь баталиона в Москву».

«За майора» командовал батальоном господин капитан Любовников. Батальон выступил уже перед самыми праздниками и только в первой половине января прибыл в Москву.

Жизнь в Первопрестольной протекала и на этот раз почти так же. Те же караулы «в доме Ея Императорского Величества». Те же дежурства и дневальства. И, конечно же, те же строгие приказы о соблюдении внутреннего порядка и внешней благопристойности.

А наряду с этим в батальоне продолжали царить веселый образ жизни и несколько легкомысленное отношение солдат-дворян к службе. Как и раньше, от частых служебных нарядов семеновцы пытаются уклониться разными способами. Какой же наиболее употребим был в XVIII веке? Как и сегодня – под предлогом болезни.

Когда число мнимых больных превзошло всякие пределы, появился строгий приказ по Московской команде полка (от 30 января 1753 года):

«Хотя приказано и отдано было, чтоб унтер-офицеры пред караулами больными не сказывались, а ныне были наряжены сержанты князь Алексей Гагарин – на караул, Александр Суворов – на ординарцию к Его Высокопревосходительству господину подполковнику к Степану Федоровичу Апраксину и, как пришли с нарядов, то сказались больными; а которые скажутся при наряде больными, таковых велено было приказом привозить на полковой двор; токмо видно, что господа командующие обер-офицеры по тому не исполняют; и впредь таковых по силе отданного приказу привозить без всяких отговорок на полковой двор, а впредь в неисполнении полковых приказов командующие господа обер-офицеры имеют ответствовати; того ради прислать от роты для показания оных сержантов дворов к господину лекарю Келлеру солдат; а ему, господину лекарю Келлеру, осмотря, рапортовать Его Превосходительства господина премиер-майора».

На этот раз пребывание в Москве 1-го батальона Семеновского полка вместе с частями других гвардейских полков затянулось. Елизавета Петровна не спешила распрощаться с Первопрестольной и находилась здесь около года.

ВОЕНАЧАЛЬНИК ИЛЬ ВЕЛЬМОЖА?

Степан Федорович Апраксин был человеком хорошо известным в России. Судьба его изобиловала такими поворотами и жизненными камуфлетами, что могла бы лечь в основу многочисленных приключенческих историй. Впрочем, рассказы или романы, эссе или даже водевильные сюжеты, полагаю, не смогли бы до конца разгадать тайну этого неординарного человека. Многое в его биографии так и остается скрытым за темным флером непостижимого.

Но прежде чем мы попытаемся ответить на вопрос – так кем же был Степан Апраксин, военачальником или вельможей, выслушаем мнение о нем известного историка и публициста, общественного и государственного деятеля России и младшего современника Апраксина Михаила Щербатова ^{9} . Оценка эта является вдвойне любопытной, поскольку и сам Михаил Михайлович с ранних лет носил мундир знаменитого Семеновского полка.

Гардероб из многих сот кафтанов

«Степан Федорович Апраксин, человек благодетельный и доброго расположения сердца, но малознающ в вещах, пронырлив, роскошен и честолюбив, а к тому хотя и не был пьяница, но не отрекался иногда в излишность сию впадать… Всегда имел великий стол, гардероб его из многих сот разных богатых кафтанов состоял в походе, когда он командовал российскою армиею противу прусского короля, все спокойствия, все удовольствия, какие возможно было иметь в цветущем торговлею граде, с самою роскошью, при звуке оружий и беспокойстве маршей, ему последовали.

Палатки его величиною город составляли, обоз его более нежели 500 лошадей отягчал, и для его собственного употребления было с ним 50 заводных богато убранных лошадей… Человек пышный и роскошный, помнится мне, до конца жизни своей на фаянсе едал, довольствовался иметь чаши серебряные, и я слыхал… что он первый из собственных своих денег сделал себе сервиз серебряный».

Нет слов, портрет сделан Щербатовым мастерски. Но если сопоставить его с другими изображениями строгого историка, то окажется, что на их фоне Апраксин сильно выигрывал. Да, конечно же, он имел недостатки, но – если верить Щербатову – у других эти недостатки проявлялись в гораздо более острой форме и бо́льших размерах. В то же время у Апраксина оказываются достоинства, которые князь Щербатов не видел у большинства своих современников. А потому можно сказать, что выбор, сделанный императрицей Елизаветой, назначившей Апраксина главнокомандующим действующей армии, во всяком случае не был неудачен.

Степан Федорович Апраксин, родившийся 30 июля 1702 года, происходил из старинного рода дворян Апраксиных. Их родоначальник, Матвей Андреевич Опраксин, поступил на службу к великому князю Ивану III Васильевичу в XV веке. Праправнук Матвея Андреевича, Никита Иванович Апраксин, имел трех сыновей: Василия, Ивана и Федора. Внук старшего из них, Федор Карпович, будучи стольником, женился на Елене Леонтьевне Кокошкиной. От этого брака и родился сын Степан.

В младенчестве ребенок лишился отца. Воспитывался он у своего родственника, Петра Апраксина. Затем, по обычаю дворян того времени, начал службу рядовым лейб-гвардии в Преображенском полку. В царствование императора Петра II состоял в чине капитана. А при Анне Иоанновне, в 1734 году, был произведен в секунд-майоры с переводом в Семеновский полк.

Затем с 1737 года Степан Федорович участвует в Турецкой кампании под началом Миниха, за отличие при штурме Очакова получает чин премьер-майора и поместья. Два года спустя он генерал-майор с повелением оставаться дежурным при фельдмаршале графе Минихе. 10 сентября того же 1739 года Апраксин привозит в Петербург известие о взятии крепости Хотин и получает орден святого Александра Невского.

По окончании войны молодой генерал назначен начальником войск, расположенных в Астраханской губернии, близ тогдашней границы России с Персией. Под началом Апраксина 5 пехотных и 6 драгунских полков.

Однако в том же году он оказывается в Петербурге. Миних, прекрасно узнавший характер Апраксина еще по былой службе, посвящает его в тайны дворцового заговора и с его помощью совершает переворот в пользу правительницы Анны Леопольдовны. Участие Апраксина замечено – он пожалован богатыми поместьями.

Позже дворцовые щедроты буквально окутывают участника опасного переворота – он и генерал-кригс-комиссар, и вице-президент военной коллегии. А 25 июля того же 1742 года Апраксин пожалован подполковником гвардии Семеновского полка и генерал-лейтенантом армии. Этот воистину царский презент преподносят ему буквально накануне дня его рождения. Затем он становится генерал-аншефом, кавалером ордена св. Апостола Андрея Первозванного и наконец 5 сентября 1756 года произведен в генерал-фельдмаршалы.

И вот тут-то мы зададимся вопросом: так ли уж часто участвовал он в военных кампаниях или здесь проскальзывает какая-то иная, тайная, скрытая от глаз линия его поведения и отношения к нему самому? И тотчас вспоминаем – да он же Апраксин! Пускай и не по прямой линии, но все же находится в отдаленном родстве с графами Апраксиными – Петром и Федором Матвеевичами и, возможно, пользуется их покровительством. Кроме того, оборотистый Степан Федорович женится на дочери канцлера графа Гавриила Ивановича Головкина, Настасье Гавриловне. Наконец, Апраксин на дружеской ноге с графом А. П. Бестужевым-Рюминым и братьями Шуваловыми.