Текст книги "Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн"

Автор книги: Сергей Охлябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

«Залоги», конные разъезды

По ту сторону Кубани жили многочисленные горские народы – шапсуги и бжедухи, абазинцы и нахтухайцы и другие. И все они признавали своим верховным повелителем турецкого султана, владевшего тогда Анапой. Анапскому паше было поручено наблюдать за черкесскими народами и управлять ими.

Однако горцы бывали послушны только тогда, когда паша принимал их сторону или же явно поощрял вражду к русским. Во всех остальных случаях это была неуправляемая вольница.

Вплоть до переселения сюда Черноморского войска закубанские горцы привыкли пользоваться лугами и пашнями и по эту сторону реки. И даже временно проживали здесь.

С появлением русских черкесы поначалу собирают хлеб, забирают хозяйство и уходят на свой берег безо всякой вражды. Соседи первое время живут мирно. И более того, черкесские князья частенько наезжают в молодой, строящийся Екатеринодар, где их радостно встречают. А многие князья просят даже разрешения перейти в русское подданство.

Но, увы… Подстрекательства турок, природные черты, старая привычка испробовать соседа на прочность – все это вызывает учащающиеся набеги закубанцев. И жизнь кубанских казаков перестраивается на военный лад.

Особые вооруженные отряды охраняют теперь станицы всю ночь. А находящиеся в дороге путники еще до заката солнца собираются под защиту ближайшего кордона. Потому-то и пограничные поселенцы теперь вынуждены ходить не иначе как вооруженными. И даже несмотря на кордонную линию, в темные, ненастные ночи черкесы пробираются между нашими секретами. Они не только воруют скот, но и уводят пленных, нередко нанося людям увечья и мучая жертвы. Бывают случаи, когда, подрезав пленным жилы, они бросают их в плавнях на съедение комарам, вместо того чтобы увести в горы, в рабство.

Служба на кордонах с каждым годом становится все более трудной. Наиболее опасные кордоны усиливают казаками, доводя их число до 200 человек.

Во многих местах устраивают новые батареи, множат число пикетов. А с первыми лучами солнца сторожевой казак поднимается на вышку. Оттуда зорко следит за Кубанью. Стоит наступить сумеркам, как спешенные казаки расходятся с постов и скрытно залегают по берегу в наиболее опасных местах. Как правило, по 2–3 человека. Это так называемая «залога».

Казаки, оставшиеся на постах, держат лошадей в седле. По первому же выстрелу скачут туда, куда призывает опасность. Кроме того, вдоль линии, по прибрежным тропинкам, или стежкам, снуют конные разъезды. Причем стежки прокладываются по местам скрытным, между кустарником, камышом.

Разъезды часто сменяются, поскольку горцы имеют обыкновение подстерегать в засадах. Они перекидывают через стежку аркан либо лозу и, пропустив мимо себя разъезд, потом с гиканьем гонят его обратно на аркан. Итог плачевен – всадник с лошадью падают на землю.

Казаки меняют тактику – теперь они ездят гуськом, на значительном расстоянии друг от друга. И последний разъезд снимает «залогу». Однако в сильные туманы «залога» не снималась, а разъезды патрулировали до полудня.

Зимой же характер охраны менялся. Когда Кубань покрывалась льдом, можно было ожидать и более массовых нападений горцев. Тогда пешие «залоги» заменялись усиленными конными разъездами.

На кордоне существовало жилье, дымилась труба. Сходились люди – можно было отогреться и отвести душу. Но вот на пикетах бывало малоприютно. Вернулся из поиска казак на свой пикет – где же ему расположиться, кроме как в шалаше? А там скудный огонек и малое тепло.

Однако черноморцы отменно держатся против неприятеля даже в этих «корзинах». Однажды приказной Сура вместе с десятью товарищами долго отбивался от большого скопища шапсугов, пробивавшихся через казачий заслон. Казаки не обращали внимания на обычные выкрики горцев: «Эй, Иван, гайда за Кубань!» – и меткими залпами осаживали вооруженную, яростную толпу. Оказалось, что их удивительная стойкость позволила не только отбиться от горцев, но и спасти от разгрома Полтавский курень.

После этого случая черкесы перестали нападать на пикеты. А если и пускались в набег, оставляли небольшие партии для наблюдения, чтобы казаки не могли оповестить соседние кордоны.

На первых порах черноморцы имели право лишь защищаться и прогонять горцев восвояси, за реку. Самим же ходить в горы для возвращения собственного добра и наказания налетчиков им строго-настрого запрещалось. И Екатерина, и Павел, и взошедший после него на престол Александр I желали только одного – мира, тишины и соседской дружбы. Однако уступчивость и своего рода дипломатичная кротость ни к чему хорошему не приводят. И более того – еще больше распаляют дерзость горцев. Сдержанность почитают они за бессилие.

Но едва только было снято запрещение, связывавшее казаков по рукам и ногам, началась война. И война беспощадная.

Теперь уже черноморцы мстят, вынуждены мстить за каждый набег. Огонь и карающий меч проникают в неприступные лесные чащобы, в горные аулы. Казаки казнят налетчиков. Возвращают добычу. И предают огню их жилье и припасы. Только после этого отходят к себе, за Кубань.

На короткое время водворяется тишина. Но горцы, собрав силы, переходят целыми отрядами за Кубань. Нападают на станицы и кордоны. А там, где встречаются с казаками, бьются насмерть. И так из года в год, десятки тревожных боевых лет, пока черкесы не покидают эти места.

Для укрепления же линии сюда присылают егерские полки. И соединенные силы егерей и черноморцев очень скоро наводят порядок в этих местах.

Случалось и так. Однажды, в начале XIX столетия, новороссийский губернатор и знаменитый устроитель Одессы герцог де Ришелье прибывает в Екатеринбург. Сюда же приглашены все знатнейшие закубанские роды горцев. Герцог уговаривает их жить в дружбе. Те согласны, пока едят и пьют. Вернувшись же за Кубань, берутся за старое. И более того, устраивают на него же, на Ришелье, засаду. Только благодаря исключительной бдительности постового начальника, казачьего есаула Иваненко, генерал Ришелье остался жив, а горцы были разгромлены.

Старики – в донском покрое, молодежь – в черкесках

Каково же было облачение казаков-кубанцев той далекой поры? Как уже говорилось, более чем пестрым. Дело в том, что Кубанский казачий полк формировался из волжских и донских казаков. Донские же казаки, оказавшись здесь, на Кубани, продолжали носить свою прежнюю форму: «верхние кафтаны голубые, с воротником, обшлагами и подбоем красными; исподние кафтаны, шаровары и верхи шапок голубые; кушаки малиновые с желтой бахромою».

И волжские казаки также облачались по-прежнему, то есть носили «верхние и исподние кафтаны, шаровары и верхи шапок красные, кушаки голубые».

Так что маловероятно, чтобы к концу XVIII века все кубанцы одевались согласно официальным предписаниям. В частности, историк В. А. Потто отмечает интересную особенность волжцев, несших службу на Кавказе, начиная с 1769 года. Оказывается, среди их немалых достоинств существовало и умение «прежде всего хорошенько присмотреться к своим противникам и, не гонясь за заветами своей старины, заимствовать от них же все, что было у них хорошего… Даже казацкие жупаны – и те отошли в область предания, заменяясь мало-помалу черкесками, которые казаки стали предпочитать за легкость и удобство покроя».

Как же выглядела знаменитая черкеска той поры? Согласно исследованиям Е. Н. Студенецкой, она была свободной, даже мешковатой одеждой длиной до колен или до середины бедра. В ряде случаев имела воротник в виде невысокой стойки. Газыри в это время горцы еще частенько носили в кожаных сумках на ремне. Тогда же газырницы стали нашивать на черкеску по обеим сторонам груди. Они делались из кожи и по краям обшивались галунами.

Число газырей в конце XVIII столетия не превышало четырех-пяти на одной стороне. Бешмет этого периода был длиннее черкески и не имел стоячего воротника.

Специфической частью горского костюма являлись «ноговицы». Из обуви более всего были распространены кожаные чувяки.

Низкие шапки горцев шились с очень выпуклым меховым околышем и суконным верхом, иногда перекрещенным галуном или шнурком.

Бурку конца XVIII века изготавливали короткой, порой значительно выше колен. Она имела колоколообразную, расширяющуюся книзу форму ^{88} . Черкесская одежда чаще всего попадала к казакам посредством меновой торговли с горцами.

И только к 1802 году из казаков Екатеринославского войска формируется Кавказский казачий полк. Каково было облачение екатеринославских казаков? По материалам А. В. Висковатова, екатеринославские казаки носили куртки кавказского покроя без фалд с красной (вокруг воротника, лацканов и обшлагов) выпушкой. С белыми на лацканах гнездами и двумя черными погонами. Черный кушак и такого же цвета галстук, «…ниже которого, в промежутке между застегнутыми до верха лацканами, выставлялись, как у регулярных войск, белые манжеты; перчатки без краг и шапка с круглою красной тульей, с широким черным околышем, махор или кисть, султан и бант были белыми».

Однако в Екатеринославском войске, возникшем, по словам П. П. Короленко, «одновременно с Черноморским войском и под влиянием тех же причин», наблюдается та же картина – разношерстный этнический и социальный состав, который после упразднения войска и переселения части казаков на Кубань в одежде никак не регламентируется. И потому, по свидетельству А. Д. Ламанова, «старики и служилые казаки долгое время носили обмундирование донского покроя, но молодежь обзаводилась одеждою черкесского образца».

ТЕРЦЫ

Кизляро-Гребенской и Горско-Моздокский, Волгский и Сунженско-Владикавказский – именно так назывались полки, поселенные в Терской области ^{89} . Позднее, в конце XIX столетия, они стали известны под общим названием – терцы.

Однако все эти двойные названия прежде всего напоминают о трехвековой истории терцев, о местах их первоначального водворения, последующего переселения и, конечно же, о много большем числе полков. Когда-то, в былые времена их насчитывалось 13. Примечательно, что эти старые полки служили как бы звеньями той крепкой цепи, что была умело растянута от моря Азовского до Каспийского. И от Бугаза до устья Терека.

Черноморская кордонная линия оканчивалась урочищем Изрядный Источник ^{90} , находившимся на Кубани. Весь же остальной промежуток – по верхам Кубани, Тереку и по Сунже, составляющий около 700 верст, замыкала Кавказская линия. От этих «линий» и происходит старинное и навечно утвердившееся в русской военной истории понятие – «линейные казаки». Здесь буквально на каждом шагу – на равнинах близ Терека и в бурных водах рек, в скалах Кабарды и нагорных лесах Чечни – воина подстерегала смертельная опасность.

Протяженная Кавказская линия замыкается не сразу, а по частям. Постепенно выдвигалось то или другое звено этой пружинистой цепи постов, кордонов и станиц.

Цепь постов, кордонов и станиц

На защиту линии прибывали казаки из самых разных мест. С Дона – донские, с Волги – волгские (волжские), с Яика (позже Урала) – яицкие, с Хопpa – хоперские, из Малороссии – украинские. Причем селятся они здесь деловито и уверенно под треск ружейного огня горцев. Примечательно, что среди защитников линии встречаются и кабардинцы, и черкесы, и татары, частью крещеные. Однако начало укреплению линии было положено исконно русскими людьми.

Отдаленными предками терских казаков были казаки гребенские, что поселились на реке Сунже еще в конце XV столетия, и присоединившиеся к ним уже в следующем веке переселенцы с Дона.

Официальной датой основания Терского казачьего войска считается 1577 год, когда гребенцы успешно оборонялись от крымских татар в Терском городке (близ устья реки Сунжи). А появились здесь казаки несколько раньше. Произошло это, по одной из версий, следующим образом. Когда-то на Дону, в волости Червленый Яр, располагались казаки. Они оберегали землю от лихих набегов татар. А между делом, как это бывало в старину (при долгих и однообразных сидениях), хаживали на Волгу, на так называемое Синее море, – на вольный казачий промысел.

И вот однажды, когда московские наместники объявили, что будут переселять казаков в Суздальскую землю, где те окажутся в ведении Стрелецкого уряда, Червленый Яр приходит в негодование. Многие удалые головы, не задумываясь, покидают насиженные места. И вот, построив струги ^{91} и дождавшись, когда вскроются реки, разбитной казачий караван с песнями и громкой пальбой спускается Доном до знаменитой Царицынской переволоки. Затем перетягивается на Волгу. И уже отсюда Синим морем подбирается к устью Терека.

Жившие здесь татары очень дружелюбно приняли вновь прибывших. Но казаки почему-то не остались в этих местах, а, поднявшись еще выше, осели на свободных землях по правому берегу реки Сунжи, что возле крепости (а впоследствии и города) Грозный.

Здесь они ставят свои небольшие, компактные и прекрасно защищенные городки – Червленый, Шадринский, Кордюковский, Старогладковский и Новогладковский. Общее число переселенцев с женами и детьми составило около 4 тысяч человек. Гребенскими же этих казаков назвали просто по гористой местности.

Однако ко времени воцарения Петра Великого из-за постоянных стычек с татарами, а также ввиду сырого болотистого климата здешних земель от всего Терского казачества осталось не более тысячи воинов. И астраханский губернатор Петр Матвеевич Апраксин уговаривает казаков переселиться из-за Сунжи на левый берег Терека. Повыше Сунженского устья гребенцы ставят Червленый городок. Остальные же четыре крепости – вниз по Тереку, на расстоянии 80-ти верст. Так что, как уже упоминалось, начало XVIII столетия, а именно 1712 год, следует считать началом заселения Кавказской линии.

Гребенцы

Поскольку Терское казачье войско ведет свое старшинство от гребенцов, расскажем об их обычаях и облачении более подробно.

Примечательно, что хотя гребенцы и были исконно русскими людьми по духу и плоти, они, оказавшись в соседстве и первоначально дружеских отношениях с горскими народами, а в ряде случаев и в совместных (как, например, с кабардинцами) боевых схватках против татар, позаимствовали от них немало обычаев, пригодных в воинском быту. Причем именно кабардинцы были тогда на первых ролях на Кавказе. Им – и в облачении, и в поведении в бою – подражали черкесы, а также отсталые и сравнительно бедные чеченцы.

Так что же привлекало гребенцов в облачении кабардинцев? Одежда их состояла из верхнего зипуна ^{92} с открытой грудиной и бешмета ^{93} , искусно обшитого галунами. Особенную же элегантность, не говоря уже о военной целесообразности, придавали их костюму деревянные патронташи, или «хазыри» (газыри), оправленные в кость, а иногда и в серебро, смотря по достатку. Носили их поначалу на поясе. И уже только потом газыри перекочевывают на грудь.

Праздничная шапка была круглая, с узким меховым околышем и суконным верхом, также обшитым галунами. Будничная же, повседневная шапка – высокая, из черного бараньего меха.

Защитой от дождя и снега надежно служил «башлык» ^{94} (как правило, из верблюжьей шерсти). А «бурка» ^{95} была и вовсе универсальна. С успехом она заменяла верхоконному плащ, служила постелью, одеялом и даже шатром. Кроме того, бурка надежно прикрывала все снаряжение всадника и в то же время предохраняла воина от сабельных ударов. Если же при стремительном отступлении нужно было спрыгнуть на коне с кручи, бурку набрасывали на глаза коню.

Немало значило и особое горское седло, также унаследованное гребенцами от кабардинцев. «Седелечко черкасское» даже упоминается в старинных казачьих песнях как самая желанная и ценная добыча или подарок.

Богатые кабардинцы, горские князья нередко покрывали себя и доспехами московской работы. То были кольчуги, шишаки, стальные поручни и т. п. И хотя все это было не по карману простым казакам, но зато одежду и прочее снаряжение, равно как и выправку, и ухватки лихого наездничества они очень быстро переняли от рыцарей Кабарды.

В свою очередь гребенцы и сами становятся примером для подражания и зависти для других позднейших переселенцев Кавказской линии. И как черноморцы прославились своим пластунством, так в не меньшую славу вошли лихость и удаль линейцев, в частности гребенцов. Сюда, на Кавказ, начинают нередко наезжать и лучшие наездники – англичане и венгры – с одной лишь целью – взглянуть на мастерство и разудалость гребенцов.

Так чем же они славны? Проносятся с быстротой молнии. Летят со стремнин и переплывают бешеные потоки. Крадутся, как барсы, в глубоких ущельях или дремучих горных лесах. Исчезают в траве или под бугром, лежа неподвижно со своим боевым конем.

Оригинально и их жилье. Гребенцы ставят свои дома по-русски, прочно, окружая их единой общей оградой или городком с вышками. Но вот внутреннее убранство во многом сходно с кабардинским – конечно, с поправкой на православные обычаи. В одном углу висит на стене оружие, разнообразные доспехи. В другом – постель, на полочках – нарядно расставленная посуда. А на самом видном месте, в красном углу, как обычно, киот с образами. Если же находятся в гостях у казака кабардинцы или кумыки, образная пелена поднимается вверх, скрывая таким образом святыню.

Для поездок гребенцы стали употреблять вместо телеги двухколесную арбу. Причем приучились ездить на быках. Целиком перешел к казакам и легкий кабардинский плуг, и даже сам способ обработки земли, когда пашут мелко. Кроме занятий земледелием трудолюбивые гребенцы научились разводить виноград, шелковичных червей и так называемую марену, идущую на краску.

«Где виноградная лоза, – говорят на Тереке, – там и женская красота, там и мужская храбрость, и веселая беседушка за чапурой родительска вина». Гребенцы издавна сбывали свое вино в Терки. А марену продавали наезжавшим персидским купцам.

Были здесь и неплохие рыбные промыслы (в Тереке ловился даже лосось). Но так как на правом берегу испокон веков рыбачили кумыки и чеченцы, промысел не считался особенно доходным.

В домашнем быту гребенских и терских казаков все работы исполняла женщина. Иногда с придачей ей в помощь работника – ногайца или чеченца. Казак же знал только служебные наряды да походы, побежки: то на тревогу – подле своих городков, то на подмогу – к какому-нибудь кабардинскому князю, затевавшему усобицу.

Еще по душе были казаку ночные наезды «под ногайские табуны», а в иную пору и «молодецкие поиски» на Синее море. Тут уж терцы, как говорится, «задавали урок» – были в своей стихии и отводили душу.

В редкие времена затишья казаки ходили и «в гульбу». Но это были совсем даже не разудалые «молодецкие поиски», а рисковая и нелегкая охота. А поскольку эти вольные царевы слуги слыли меткими стрелками, им не составляло никакого труда принести с охоты терских фазанов, а также другую мелкую птицу. Но с особенным увлечением казаки ходили по наряду в кабардинские горы стрелять оленей и так называемых «штейнбоков», то есть горных козлов, которых затем специально доставляли к царскому столу.

Какие же заботы ожидали гребенца в те редкие времена, когда он оставался дома? В основном достаточно приятные. В так называемое «досужее» время казак вязал удочку, чистил ружье, лишний раз проверял холодное оружие.

А вот конем, как ни странно, занималась жена. Она седлала, подводила коня к мужу. А по возвращении из похода она же первая его встречала.

Причем обряд встречи был давно и четко отработан. Итак, казачка отвешивает поклон. Ведет коня по двору. Затем снимает седло. И, наконец, хозяйским оком оглядывает саквы. И горе тому верхоконному, чьи саквы окажутся пусты. Очевидно, именно этим можно объяснить некоторую прижимистость и скопидомство, наблюдавшиеся у казаков. Чтобы избежать нелицеприятных семейных сцен, казаку приходилось, иногда даже и себе вопреки, заполнять эти пресловутые саквы разным добром.

Совет почтенных казаков

Как повелось и у других войсковых казачьих соединений, все дела, касающиеся казаков, решал Войсковой круг. Он же и судил виновных. В этом случае казаки следовали мудро-лукавому правилу черноморцев: «Берите его да бийте швидче (то есть скорее), а то вин видбрешется!» (отоврется, отвертится).

Иной раз казаки решались и на рисковые поступки. Однажды они посадили в воду самого московского воеводу Карамышева. Причина тому – не снял шапку, а стоял «закуся бороду» при чтении царской грамоты.

Каждый год войско избирало своего старшину, то есть начальство. Это был войсковой атаман, которому вручалась насека или палица тонкой, изысканной работы, оправленная в серебро. Выдвигался и войсковой есаул, наблюдавший за порядком в войске, за исполнением постановлений войскового круга.

Называли также имя войскового хорунжего ^{96} , который должен был хранить знамя и выносить его в круг «пред лицо атамана» или же брать его на свое попечение во время походов. И, наконец, выбирался войсковой писарь, или, впоследствии, дьяк.

Но гораздо более, чем все упомянутые лица, значил Совет почтенных казаков. В него избирали людей, отличавшихся своим умом, заслугами, оказанными войску, или же выделявшихся сабельными рубцами. Все казачьи городки имели одинаковое устройство. И старинный обычай: «Так установили отцы» – был всегда непререкаем.

В одних городках заветы старины соблюдались строже, в других к ним относились проще. Так, например, жители станицы Червленой, отличавшиеся большим хлебосольством и приветливостью, держали себя свободнее. Кстати, они слыли и первыми наездниками. В других городках глядели на все более сурово. От них и веяло-то холодом. Именно из их уст и исходили нарекания на червленских гребенцов.

Примечательно, что на Тереке с давних времен существовало много скитов. Пошло это с той поры, когда здесь появились гонимые на Руси раскольники. Именно в этих местах казаки стали называть скитами маленькие, уединенные «крепостицы». Они надежно ограждались высоким частоколом и охранялись постами с высоких деревьев. В этих крошечных, «карманных» крепостях устраивалась небольшая молельня, в которой ставили старинные образа, восьмиконечные кресты. Молились в них двумя перстами. Читали и пели по старопечатным книгам. Жили и действовали не по часам – по солнцу.

И если число скитов с каждым годом приумножалось, значит, что-то привлекало в них казаков? Простодушные, доверчивые наездники, они были уверены, что спасение можно найти только в старопечатных книгах. Им особенно были близки молитвы и чтения в безмолвной лесной глуши. И буквально завораживал их в этих глухих, сказочных местах вид согбенного старца в клобуке, мантии, а нередко и в железных веригах.