Текст книги "Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн"
Автор книги: Сергей Охлябинин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Драгуны – род конницы, способной действовать в пешем строю. Первоначально под этим названием понимали пехоту, посаженную на лошадей.
История появления драгун в мире настолько увлекательна, что имеет смысл поговорить о ней особо. Родоначальником их можно считать димахосов Александра Македонского. Это были воины, прекрасно обученные действию как в конном, так и в пешем строю.
В Европе же необходимость в драгунах возникает в XVI столетии, причем появление их можно объяснить волею случая. Французский маршал Бриссак во время оккупации Пьемонта (1550–1560 годы) усаживает на коней отборных, смелых пехотинцев и тотчас, безо всяких затей и условностей, называет их драгунами. Стоило этим конно-пешим солдатам приблизиться к противнику, как они моментально спешивались и далее действовали как пехотинцы.
Когда же получило распространение огнестрельное оружие, роль драгунов резко возросла. В XVI веке во многих странах конница превращается в стрелков, посаженных на лошадей.
Существовал, правда, и иной взгляд на их предназначение. Так, шведский король Густав Адольф причислял драгун к кавалерии и предназначал для действий, как правило, в конном строю.
Ну а где же в Европе можно было встретить правильно организованные действия драгун? Прежде всего, во Франции, при Людовике XIV (1638–1715). К концу XVII столетия во французской армии уже числится целых 43 драгунских полка (на 1688 год). Однако к концу правления этого короля число конно-пеших солдат сокращено. И к 1715 году доведено до 15. Причина ясна – введение легкой кавалерии. К концу же XVIII века драгуны во Франции причислены к тяжелой или линейной коннице (1779).
В России первые драгуны появились еще при царе Михаиле Федоровиче. Однако то были не русские солдаты. Драгунский полк, сформированный в 1731 году, состоял исключительно из иноземцев – шведов, голландцев и англичан, прибывших в Россию по приглашению полковников Лесли и Ван-Димена. Полк этот назначается в отряд боярина Шеина и участвует в сражениях под Смоленском. Трудно сказать, велика ли была польза от него Русской армии, слишком уж мало времени провели эти первые драгуны в наших пределах. Уже к концу 1632 года иностранцы перессорились между собой и покинули русскую службу.
Однако нужда в конно-пеших, мобильных воинах сохранялась. Решено было приглашать иноземцев исключительно на должности начальников, то есть офицеров, солдат же набирать из беспоместных и малопоместных дворян, боярских детей, так называемых «охочих вольных людей» и «новокрещённых татар». Новые драгунские полки размещают на Украине, в степной полосе, наиболее подверженной набегам татар. Их называют по именам полковников. В каждом таком полку было по 1000 солдат, несших и пешую, и конную службы.
Драгуны были вооружены мушкетами и, кроме того, имели шпаги и короткие копья, бердыши или топоры. В царствование Алексея Михайловича численность драгун в России достигала 11-ти с лишним тысяч солдат. Причем из этого числа 4 полка драгун использовали в артиллерии (как ездовых), а также и в обозе. В последние два десятилетия XVII века о драгунах в России как будто позабыли. А вот в Петровские времена начинается их быстрый взлет. Поначалу их называли именами полковников – Гулица (впоследствии Московский), Шневенца (Киевский), Львова (Астраханский), князя Волковского (Ярославский) и т. д. И только с 1708 года начинают именовать по областям и городам.
Будучи и пехотой, и кавалерией, драгуны должны были иметь свою особую форменную одежду. Однако все оказалось куда проще: их обмундирование было одинаковое с пехотой, и только в конном строю эти мобильные солдаты надевали большие тупоносые сапоги с клапанами, или раструбами, и железные шпоры. Что же касается вооружения, то оно у драгун было весьма разнообразным. Так, в одном и том же полку у солдат можно было увидеть и сабли, и шпаги, и палаши, и багинеты. А из огнестрельного оружия – фузеи, карабины и пистолеты.
С годами, когда конно-пешие солдаты получают четкую организацию и накрепко утверждаются табели и штаты, петровские драгуны получают палаш и фузею. А ровно у половины драгун появляются еще и пистолеты. Кроме того, в каждой роте теперь имеется 80 топоров, 10 лопат и 10 кирок. А вот седла Петр I решает использовать немецкие, да еще с попонами и железными стременами.
Действовали русские драгуны и при Елизавете Петровне (27 полков), и при Петре III (кстати, при нем 5 из этих полков почему-то переименовывают в кирасирские).
Когда же приходит к власти Екатерина II, в организации отечественной кавалерии происходят большие изменения. И результат не заставляет себя долго ждать. Русская конница под руководством Суворова, Румянцова и Потемкина достигает блестящих результатов. Смелый удар холодным оружием в конном строю отодвигает на второй план доблестных драгун со всем их спешиванием и перевоплощением в пехоту. При Екатерине наступает пора легкой и подвижной кавалерии.
Но и для отошедших на время в тень драгун у Екатерины находится место. Это гарнизонная служба. Драгуны облачаются в зеленые кафтаны, получают на вооружение сабли, фузеи со штыком и пистолеты. Когда же князь Потемкин вводит в Русской армии новое обмундирование, драгуны получают форму пехотного образца, однако с желтым гарусным аксельбантом на правом плече (1786 год).
Карабинеры «Екатерининской эры»Среди разных родов войск, на которые Екатерина обращала свое внимание, были и карабинеры. Точнее говоря, именно с ее восшествия на престол карабинеры появляются в составе Русской армии. 17 января 1763 года, то есть примерно через полгода после начала правления Екатерина производит переформирование кавалерии. Шесть конно-гренадерских полков (Рижский, Санкт-Петербургский, Нарвский, Рязанский, Каргопольский и Астраханский) и 13 драгунских полков (Архангелогородский, Нижегородский, Тверской, Тобольский, Новгородский, Ростовский, Пермский, Ингерманландский, Сибирский и др.) наименованы карабинерными.
Новые карабинерные полки заведены по образцу французской армии. Они состоят из 5 эскадронов. Вооружение – карабин и палаш.
В конце того же 1763 года формируется в Сибири Якутский карабинерный полк. Затем в 1769 году при Московском и Санкт-Петербургском легионах образуют еще по 4 эскадрона карабинеров. Когда же в начале февраля 1784 года создается Таврическая армия, Григорий Потемкин, увлеченный несомненной пользой карабинеров, формирует 10 новых карабинерных полков (Софийский, Лубенский, Глуховский, Тверской, Киевский, Северский, Черниговский, Переяславский, Нежинский и Стародубский). Ifte же находит Потемкин такое огромное число людей для этих новых полков? Оказывается, он набирает лихих и норовистых верхоконных молодцов из малороссийских казаков.
Таким образом, к концу царствования Екатерины II в Русской армии насчитывалось целых 16 карабинерных полков.
Так чем же объясняется эта увлеченность карабинерами русской императрицы? Очевидно, той славой, которой покрыли себя эти доблестные части в Европе и более всего во Франции. Сам же термин «карабинер» – производное от «карабина». Это огнестрельное оружие облегченного веса. Используется преимущественно для вооружения кавалерии. Отличается от пехотного ружья меньшей длиной ствола, а потому и меньшим весом. Само же слово «карабин» происходит от арабского «carab», то есть «оружие». Изобретение его приписывают венскому оружейнику Гаспару Цольнеру. Этот удивительный мастер еще в 1498 году делает у ружья нарезы, параллельные оси канала ствола. Затем Август Коттер, тоже оружейник, заменяет прямые нарезы винтовыми. Нарезные ружья были приняты сначала в Германии и Швейцарии (под именем «штуцеров») и только затем во Франции, где в первой половине XIX века именно нарезные ружья и называют «карабинами».
Но если более всего в мире известны были французские карабины, то самыми первыми в создании карабинеров оказались все-таки испанцы. Испанские карабинеры – отборные люди в кавалерии и пехоте – появились в XV столетии. А в 1679 году в каждой роте кавалерии самым лучшим стрелкам присваивают название «карабинер» и назначают повышенный, или, как тогда говорили, «усиленный» оклад жалованья. Интересно, что в Испании карабинеров набирают из басков. Испанцы использовали этот род войск в качестве легкой конницы и пехоты.
Их предохранительное вооружение состояло из добротной металлической кирасы. А чтобы «карабинеру» было легче справляться со своим оружием, конструкторы предусмотрели оригинальное решение. Металлическая кираса имела выемку на правом плече для удобства прикладки и для носимой на левой руке большой железной перчатки, называемой «gantelet».
Голову воина защищала каска. Тогдашнее оружие испанцев состояло из палаша и длинной (около 3,5 фута, то есть 1,07 м) пищали и пистолета.
Как же действовали карабинеры в сражениях? Они выстраивались на флангах легкоконных войск, причем в несколько шеренг, и при начале боя подскакивали к противнику. Когда до врага оставалось 100–200 шагов, следовал залп из пищалей, как говорили, по-шереножно, после чего карабинеры отходили за конницу.
Французский король Генрих IV попытался ввести карабинеров в состав французской армии и, более того, причислил одну из рот карабинеров к Королевской гвардии. А в 1643 году при Людовике XIII было сформировано уже 12 полков карабинеров. Большое значение карабинерам придавали и в прусской армии. И даже само это название сделалось знаком отличия. Так, например, король Фридрих Вильгельм I в 1738 году называет свой 1-й драгунский полк лейб-карабинерным № 1, а затем в 1743 году присваивает 10 лучшим всадникам в эскадроне наименование «Карабинер», приравнивая это звание к ефрейторскому.
Дольше всего этот род войск продержался в Италии, утратив, правда, значение отборного войска. В начале XX столетия в итальянской армии Карабинерский корпус состоял из 12 легионов и нес полицейскую службу. В этом качестве итальянские карабинеры сумели перешагнуть и в XXI век.
Монаршим слабость – гусарыНадо полагать, что особой слабостью Екатерины были гусары. Об этом можно судить хотя бы потому, что именно из них был сформирован собственный Ея Императорского Величества конвой (о нем речь пойдет чуть ниже).
Немало сил в укреплении легкой конницы приложил русский полководец Миних {62} еще во времена Анны Иоанновны. Генерал-фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних предложил в свое время сформировать из различных выходцев 4 гусарские роты для защиты наших южных границ. Однако составленные из бродяг разных национальностей, лишенные четкой, жесткой организации, они поначалу принесли один только вред.
И вот 14 октября 1741 года появляется Высочайший указ о формировании 4-х гусарских полков – Сербского, Венгерского, Грузинского и Молдавского. В составе каждого – по 10 рот. На формирование этих полков поступают 4 роты гусар – теперь уже выходцев именно тех наций, имена которых и даны полкам. Каждому поселенному гусару отводят участок земли, предоставляют жалованье – 38 рублей 94 копейки в год. Оно предназначено на покупку вооружения, одежды и лошади. Придя к власти, Елизавета полностью сохранила характер поселенных пограничных войск, значительно увеличив их численность. А в 1751 году в русское подданство переходит полковник Хорват, уроженец Сербии, до того находившийся на австрийской службе. Ему разрешают набрать из сербов 2 гусарских и 2 пандурских полка, каждый из которых состоит из 20 рот.
Земли для новых поселений (Новосербского и 2 пандурских) выделяют между притоками Днепра – Кагарлыком и Хмельником. А местность получает название Ново-Сербия. Чтобы защитить эти новые поселения от нападений турок и татар, русское правительство закладывает крепость Святой Елизаветы (позднее город Елизаветград).
Два года спустя сербы Шевич и Прерадович вместе с выходцами из Сербии поселяются между Бахмутом и Луганью в местности, которую называют СлавяноСербией. Здесь каждый из них основывает по гусарскому полку, которые и получают их имена (1753 год).
В 1757 году создается также Слободской гусарский полк, набранный из украинских слободских казаков. А двумя годами позже уже известный нам Хорват формирует еще и Македонский, Болгарский и так называемый Желтый гусарские полки.
Гусарское обмундирование было заимствовано из Австрии. Это цветной длиннополый доломан и ментия (ментик), опушенные белой овчиной и расшитые шнурами. На гусарах облегающие чакчиры (брюки) и легкие желтые сапожки со шпорами. Головной убор – смушковая шапка со шлыком {63} . Плечи их укрывала накидка-епанча.
Вооружение гусар состояло из сабли в металлических ножнах, карабанов и пистолетов. На гусарском плече на длинных ремешках покачивалась плоская, узорная сумка-ташка.
Нижние чины волос не пудрили. Носили длинные, закрученные виски и короткие косицы. Выглядели гусары в таком красочном одеянии и с оригинальной прической прямо-таки залихватски.
А вот с лошадьми дело обстояло непросто. Пока еще они были «не в масть», то бишь произвольной масти.
Ко времени восшествия на престол Екатерины в Русской армии насчитывалось 8 гусарских полков, 4 поселенных и 2 пандурских пеших полка. Причем полевые полки были 10-ротного состава, поселенные и пандурские – даже 20-ротного. Однако уже на следующий год после прихода Екатерины к власти выясняется, что в гусарских полевых полках не хватает кавалеристов. И приходится, с огромным сожалением, расформировывать Желтый, Македонский и Болгарский полки и укомплектовывать этими гусарами Сербский, Венгерский, Грузинский и Молдавский полки (1763 год).
Год спустя, в 1764 году, когда Ново-Сербия и Славяно-Сербия превращаются в огромных размеров Новороссийскую губернию, поселенные полки Хорвата и Новороссийский переименовываются и получают короткие, но запоминающиеся названия – Черный и Желтый гусарские полки. Кроме того, переименовывают и полки Шевича и Прерадовича. Теперь это не Славяно-Сербские, а один Бахмутский гусарский полк. Преобразования и переименования затрагивают и 2 пандурских пеших полка. Теперь это один Елизаветградский полк.
Всего к тому времени в Новороссии насчитывалось 4891 человек, причем на жалованьи в мирное время из них состояло чуть более половины – 2683 воина. Земельные же наделы всех гусарских полков были огромны – 174 280 десятин земли.
Военные реформы, предпринятые Григорием Потемкиным, коснулись и гусарских полков. Все они, за исключением Лейб-Гусарского эскадрона, в течение 1783 и 1784 годов были переформированы. И с той поры вся эта легкая конница – вольница из иррегулярных поселенных войск превращается в регулярные части Русской армии.
Однако и в последнее десятилетие Екатерининской эпохи гусары не забыты. В Петербурге сформировано 5 гусарских эскадронов. В Первопрестольной же всего лишь 2 – в помощь московской полиции.
А теперь вспомним о конвойцах императрицы – сформированном 19 февраля 1775 года Лейб-Гвардейском эскадроне, превратившемся позже в гусарский лейб-гвардии Его Величества полк.
А все началось с того, что в конце 1774 года императрица Екатерина II, готовясь отпраздновать заключение мира с Турцией в Первопрестольной, приказывает Григорию Потемкину сформировать лейб-гвардии эскадрон и две казачьи команды – Донскую и Чугуевскую для собственного Ея Величества конвоя.
19 февраля 1775 года премьер-майор Бахмутского гусарского полка Штерич отправляется в Новороссию. Задача, поставленная перед ним, достаточно сложна. Он должен выбрать из Черного, Желтого, Молдавского, Валашского и Сербского гусарских полков 133 лучших нижних чина и лучших лошадей.
К 1 июля того же года эскадрон окончательно сформирован в Москве. Торжества заканчиваются, а вот конвойцы остаются. Команды прибывают в Санкт-Петербург и в течение всего долгого царствования несут охрану Ее Величества. А ко времени ухода Екатерины из жизни лейб-гвардии эскадрон с Донской и Чугуевской командами и присоединенными к ним Гусарским полком и казачьим эскадроном Гатчинских войск образуют Лейб-Гвардии казачий полк с правами и преимуществами старой гвардии (7 ноября 1796 года). И только через 60 без малого лет, 19 февраля 1855 года, по случаю вступления на престол императора Александра II, полку повелено именоваться лейб-гвардии Гусарским Его Величества полком.
Почему же Екатерина среди всех видов русской кавалерии выбрала именно гусар? Что привлекло в них самодержицу более всего – красота ли облачения, удивительная мобильность или многочисленные победы? Есть повод поговорить об истории этого рода легкой конницы.
Впервые гусары появились в середине XV столетия при венгерском короле Матвее Корвине. В 1458 году энергичный монарх собирает особое ополчение для защиты границ от нападений турок.
В состав этого ополчения венгерское дворянство назначает из своей среды каждого 20-го. От сочетания двух венгерских слов: «Husz» – двадцать и «ar» – подать возникает название гусар.
Гусары носили необыкновенно красивую форму. Это богато украшенная орнаментом национальная венгерская одежда. Она состояла из «дулама» или суконной куртки со стоячим воротником, обшитой шнурами, и «ментии», отороченной мехом. К ней иногда прикреплялись крылья коршунов, для большего устрашения во время схватки. Ментия набрасывалась на левое плечо, защищая со спины и сбоку от возможных ударов. А во время долгих конных переходов надевалась в рукава и надежно согревала в непогоду.
На гусарах были и длинные суконные плащи, а их высокие меховые шапки завершались уже упомянутым шлыком. Подобно «дуламу», были расшиты шнурами и «чакчиры». А маленькие легкие сапожки завершались зубчатыми шпорами.
Чтобы максимально обезопасить себя в бою, гусары надевали под одежду посеребренную либо позолоченную кольчугу. Однако портрет этого легкоконного воина был бы неполным, если не упомянуть о конской амуниции. Удобные седла покрывались звериными шкурами, причем мехом наружу. Они состояли из легкого деревянного ленчика и войлочного потника.
Гусары в Венгрии долгое время исполняли роль конного ополчения. Созывались исключительно на время войн. Во время затяжной Тридцатилетней войны все эти «сорви-головы» были сведены в особые полки. И главной задачей этой иррегулярной конницы были аванпостная служба, поиски и рейды в тылу и на флангах неприятеля, а также преследование и нападение на обозы.
В австрийской армии первый гусарский полк был образован в 1688 году. А через два с лишним столетия, накануне Первой мировой войны, Австро-Венгрия насчитывала 16 гусарских полков, уже в составе регулярной армии.
Появились гусары и во Франции, хоть особой известности, не говоря уже о славе, стране не принесли. Первая попытка была сделана еще маршалом Люксембургом незадолго до войны за испанское наследство, однако действовали гусары неудачно.
В 1687 году во Франции был сформирован гусарский эскадрон из пленных венгерских гусар. Он показал себя неплохо, и пять лет спустя был преобразован в 6-эскадронный полк (1692 год). А ко времени Французской революции 1789 года в стране существовало уже 14 гусарских полков.
В состав Русской армии входили не только русские, но и польские войска. Впервые они появляются при Екатерине II. 6 мая 1793 года войска, находившиеся в областях, присоединенных к России, были приведены к присяге на верность русской императрице. Причем одни части были расформированы и поступили на пополнение Русской армии, другие же (2 полка пехоты, 4 полка кавалерии и 4 бригады «народовой кавалерии») приняты на русскую службу в полном составе и вскоре образуют особый Польский корпус.
Полки эти получают и русские названия: Изяславский и Овручский пехотные, Житомирский, Константиновский, Бугский и Винницкий легкоконные, а также Брацлавская, Днепровская, Днестровская и Волынская бригады.
На плечах этих пехотинцев и кавалеристов появляются русские знаки отличия. Они облачены в русскую военную форму. Однако служба этих поляков оказывается недолгой. Уже на следующий год (1794) при первом же известии о вспыхнувшем восстании они переходят на сторону Костюшки.
Глава третья
ПАВЛОВСКИМ СТРОЕМ
ГАТЧИНЦЫ – ОТ ПАРИКА ДО КАБЛУКА
Спустя всего два-три дня после восшествия на престол императора Павла I (а произошло это 6 ноября 1796 года) с унтер-офицером Конного полка Александром Михайловичем Тургеневым начали происходить какие-то странные, фантасмагорические вещи. До рождественских празднеств было еще очень далеко, а все то, что открывалось перед ним, только-только назначенным к государю ординарцем, напоминало какой-то страшный сон.
«В пять часов утра я был уже на ротном дворе; двое гатчинских костюмеров, знатоков в высшей степени искусства обделывать на голове волоса по утвержденной форме и пригонять амуницию по уставу, были уже готовы; они мгновенно завладели моею головою, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха.
Меня посадили на скамью посредине комнаты, обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров, немного менее сажени ростом {64} , начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом; если Бог благословит мне и еще 73 года жить на сем свете, я этой проделки не забуду!
Пять минут и много шесть усердного трения головы моей костюмером привели меня в такое состояние, что я испугался, полагая, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и всё в ней находившееся вертящимся. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем.
Я попросил дежурного вахтмейстера остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г. профессор оболванивания голов по форме благословил объявить вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, меня, вместо пудроманта, окутали рогожным кулём; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции прочесали мне голову гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестер-коре; сзади в волоса привязали мне железный, длиной восемь вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фалконеты с обеих сторон, на высоте половины уха.
К девяти часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду.
Принялись за облачение тела моего и украсили меня не яко невесту, но как чучело, поставленное на огородах для пугания ворон. Увидев себя в зеркале, я не мог понять, для чего образовали меня из вида человеческого в уродливый огородного чучелы» {65} .
По вступлении караула в Зимний дворец к Тургеневу подошел Аракчеев, суровым голосом потребовавший немедленно явиться к государю. Гулкий шаг по узорному паркету дворца – и вот молодой унтер пред глазами самодержца. Павел Петрович милостиво обошелся со своим новым ординарцем и, потрепав его по плечу, заметил: «Эта одежда и Богу угодна, и вам хороша».
Отныне это, более чем странное облачение приходится напяливать на себя офицерам Русской армии. Что же то была за одежда и почему вместо удобных и красивых мундиров, не только украшавших русского воина, но и подчеркивавших его фигуру во всей природной стройности, появляется почти ярмарочный балахон сомнительного назначения? Виной тому «Гатчинские войска», а точнее, безоглядная любовь Павла Петровича к армии Фридриха Великого.
Так что же являли собой эти самые «гатчинцы», или, как их еще называла Екатерина II, «дедушкина армия»? То был совсем небольшой отряд всех родов войск, сформированный в Гатчине и Павловске великим князем Павлом Петровичем в бытность его наследником престола.
Отряд гатчинцев предназначен был служить своеобразным эталоном, лекалом при преобразовании на прусский лад всей армии. Основой для него послужили две команды по 30 человек каждая, сформированные еще в 1782 году для содержания караулов в самом Петербурге (на Каменном острове) и в Павловске. Общее командование осуществлял некто Штейнвер. Барон, капитан-поручик, немецкий выходец.
С годами отряд рос и ко дню вступления Павла I на престол насчитывал уже 2500 солдат. К тому времени на гатчинском плацу маршировало 6 рот трехротных батальонов и одна рота пеших егерей. Гарцевали конники трех кавалерийских полков: жандармского, или кирасирского, драгунского и гусарского, одного казачьего эскадрона (именно эскадрона, а не сотни). Имелась и своя артиллерия: одна артиллерийская рота, в расчет которой входили 12 полевых и 46 «поместных орудий», а также и одна мортира. А поскольку армия прибрежной страны немыслима без флота, к отряду была причислена еще и маленькая озерная флотилия.
Поначалу офицеры Гатчинских войск набирались исключительно из иностранцев. Главное требование, предъявляемое к ним, – доскональное знание прусского устава. Нижние же чины пополнялись природными русаками – из состава флотских батальонов, а позднее также из сухопутных частей, кантонистов {66} и завербованных на службу. С годами в Гатчинские части стали направлять и русских офицеров из отставников и проходивших службу в армейских полках.
Все порядки, обмундирование, снаряжение и приемы обучения Гатчинских войск слепо копировались с прусской армии. Вот что писал по этому поводу, например, Александр Семенович Шишков, русский государственный деятель, писатель и вместе с тем человек военный: {67}
«Наставшая вдруг, после долговременно продолжавшегося, тихого и кроткого царствования, крутая, строгая, необычайная перемена приводила всех в некоторый род печали и уныния. Все пошло на прусский стиль: мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы, усы, косы, пукли, ордонанс-гаузы, экзерцир-гаузы, шлагбаумы (имена доселе неизвестные) и даже крашение, как в Берлине, пестрою краскою мостов, будок и проч. Сие уничижительное подражание пруссакам напоминало забытые времена Петра III.
К сему присовокуплялись еще и другие некоторые тревоги, как-то: ежедневное в городе беспокойство, причиняемое частыми выездами императора, требовавшего, чтобы все мужчины и женщины при встречах с ним останавливались и выходили из своих повозок или карет. От сего происходили многие иногда смешные, иногда жалкие приключения. Все сии новости подавали повод к разным пересказам, шопотам и толкам, сопровождаемым огорчительными или насмешливыми улыбками».
А вот впечатления А. С. Пашкевича, другого современника павловских времен, подобно Александру Тургеневу, вынужденного надеть на плечи новый нескладный мундир и подставить голову под нелепую прическу.
«…Прекрасные наши мундиры, украшающие и открывающие человека во всей природной его стройности, заменили каким-то нескладным мешком, делающим и самого прекрасного мужчину безобразным привидением; оный состоял из темнозеленого толстого мундира с лацканами, отложным воротником и разрезными обшлагами кирпичного цвета и белыми пуговицами; длинного камзола и короткого нижнего платья самого желтого цвета.
Головы наши спереди остригли под гребенку, облили вонючим салом {68} ; к вискам привесили огромные пукли, аршинную косу прикрутили вплоть к затылку и осыпали мукою; шляпу дали с широкими городами серебряным галуном, такою же большою петлицею и с черным бантом; но эта шляпа была чудесной формы и едва прикрывала наши головы; фланелевый черный галстук в два пальца шириною перетягивал наши шеи до самой невозможности.
Ноги наши обули в курносые смазные башмаки и стянули за коленами черными суконными штиблетами с красными вдоль всей ноги пуговицами; вместо булатной, висящей на бедре сабли, наносящей врагу страх, воткнули в фалды наши по железной спичке, удобной только перегонять мышей из житницы в житницу, а не защищать жизнь свою.
Все золотые блестящие вещи, как-то: эксельбант, эполет, шарф и темляк заменены серебряными с шелком; руки наши облекли кожаными желтыми перчатками с угловатыми большими и толстыми крагенами и вооружили короткими увесистыми палками.
В таком карикатурном наряде я не смог равнодушно видеть себя в зеркале и от доброго сердца захохотал, несмотря на головную боль, происходящую от стянутия волос, вонючего сала и от крепко стянутой галстуком шеи».
