Текст книги "Змеиное проклятье"

Автор книги: Сергей Диноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Вспыхнуло, мир перевернулся два раза в глазах, а затем он вскочил на четыре конечности подпрыгнул метра на полтора от щенячьей радости.

Он стал волком. Некрупным, но мощным и быстрым, с густым теплым серым мехом. Он слышал, чувствовал запахи, и ощущал голод. Скосил оранжевый глаз на камень, хрипло взвыл и кинулся в лес.

С этого момента начался второй этап Серегиного вынужденного отшельничества в лесу. Легконогим волком мчался он по лесу, охотился, выслеживал быструю добычу, всяческих зайцев, мышей, а если повезет и косулю. Заваливал ее съедал.

Насытившись мчался к камню, там бился об землю и вскакивал черным вороном.

Взмывал тяжело в черное небо, кружился там почти не отличимый от облаков, возвращался и огромным лосем рвался сквозь лес, трубил.

Он поменял личины десятков животных, был и белкой с пушистой оранжевой шкуркой, был и здоровым зайцем русаком и лупил передними лапами об старый пень, был лисой, барсуком мышкой полевкой и огромной белой совой. Жизнь была вольная.

Он мог бегать, летать, ползать, он слышал, чувствовал запах, а огромными совиными глазами различал зайца за полкилометра. Яркая была жизнь, да вот только та искра разума, что оставалась в нем, все быстрей и быстрей гасла.

Стремительно неся ловкое серое тело на четырех мощных лапах он уже не помнил, кто он есть, не знал своего имени, не помнил совсем людей. И уже не терзала его совесть, за брошенное село, не хотел он вернуться, а как истинный зверь жил настоящим моментом, не имея не прошлого не будущего.

В какой то из таких звериных дней он наконец услышал зов. Услышать то услышал, но что это такое осознать и обдумать уже не мог, поэтому он поступил на уровне заложенных в него рефлексов, а именно помчался на призыв.

В волчьем обличье он мчался сквозь лес. Продирался через жесткий кустарник, и ледяная крупа оседала на его теплую шерсть. А зов звучал все громче все мощнее, он уже захватывал лесного зверя, когда носившее человеческое имя Сергей все больше, целиком и без остатка.

"Сюда!"– звал зов– "Все кто плавает, летает бегает и ползает! Все сюда, на берег пруда, там где вода делит вечно границу с землею!" Такой был зов, только грубее и безсловный на уровне прямой мысленной передачи. Волк Сергей мчался вперед, а в его маленьком зверином мозгу, под толстой черепной костью горело желание добраться до пруда скорей и подчиниться высшей призывающей воле.

По пути он замечал, хотя и не обращал внимания, что лес со всех сторон от него заполнен зверьем. То были совершенно разные звери, но все они мчались бок о бок, продираясь через жесткий кустарник, но при этом совершенно не чувствуя боли. Вражда была забыта. Волк мчался рядом с зайцем, лисой, даже мелких мышей Серега замечал краем глаза. И те ползли по мерер сил, направляясь к Черным прудам.

Лес содрогался от грохота копыт, клацанья когтей, сиплого звериного дыхания. А звери неслись огромной массой, и все больше и больше их стекалось в один сокрушающий вал. Казалось сюда собрались все звери бескрайнего Черепиховсого леса. Знающий человек бы сказал, что такое звериное столпотворение произошло из за того, что где то в лесу возник пожар. Но он бы ошибся. Все звери бежали по свое воле. Или почти по своей.

Впрочем было еще обстоятельство, о котором сторонний наблюдатель не за что не догадался.

Все бегущие валом звери когда то были людьми. Собственно, в этой дикой скачке по лесу собралось снова все бывшее население деревни Черепихово. И бежали рядом отцы и дети, сестры и братья не узнавая и не помня друг друга. Не знал про это и Сергей, он вообще не обращал на них внимание и сосредоточился на то, как можно быстрее достичь пруда.

Пока он мчался с неба снова повалил снег. Снег был большой и пушистый, не чета прежнему. Он валился с небес огромными мягкими хлопьями, оседал на ветвях деревьев и на спинах бегущих зверей. Дальние зарницы отражались на падающем в неба пухе, и снег красиво поблескивал. Он устилал сырую черную землю и намертво прилипал к ней и не думая таять. Вокруг становилось все больше и больше белого, черные проплешины земли заметало, и они исчезали.

Когда снегопад скрыл от взгляда все дальние деревья, то бегущие звери оказались под огромным посверкивающим пологом, что колыхался и шелестел и мягко кружился в холодном воздухе. Это было красиво, но нынешний Серегин мозг красоту ценить не умел. Но зато он оценил еще одно преимущество Августовского снегопада.

От снега стало светлее. Слабенький свет, что еле рассеивал ранее полумрак, теперь многократно отражался и преломлялся в пушистых снежинках и вот уже ночной-дневной лес был залит беловатым холодным сиянием в котором кружились в постоянном танце маленькие и большие кристалики снега. Одна снежинка опустилась прямо на нос Сергею и он слизнул ее, мимолетно порадовавшись вкусу воды на языке. На него снег тут же оседал, но таял от тепла тела и шерсть у него было мокрая, и висела клочьями.

А снег валился все гуще и гуще, это был настоящий летний ливень в снежном исполнении. Казалось весь мир вокруг сдвинулся и полетел в едином безмолвном кружении. На глазах ветви деревьев провисали под тяжестью снеговых масс а на земле моментом наметались полуметровые сугробы, в которых некоторые звери начали вязнуть.

Был бы Сергей человеком, он бы наверняка залюбовался этой бешенной скачке сквозь снег, когда оскаленные звери единым потоком прорываются через белый буран, а снег оседает на них. Блестит кое где водяными каплями. Но Серега рвался к руду, и не обращал внимания на то, как больно колют льдинки нежные подушечки волчих лап.

Неопределенное время он мчался в потоке таких же зверей, а потом неожиданно вылетел на поляну, которая расстилалась по берегу о Черепиховского пруда.

Здесь было еще более странно, чем раньше. Зеленоватый свет по прежнему лился незамерзающей воды, но теперь он преломлялся со снежным белым сиянием, бросал страшные блики на белую землю и сверкал временами совершенно разными цветами спектра. Эти разноцветные праздничные блики, совершенно не вязались с полоской угрюмого черного леса неподалеку и с мрачным бесснежным же валуном на котором неподвижно и смирно стоял проклятый камень.

Глядя на него Сергей ощутил как шерсть поднимется на загривке дыбом, а из пасти лезет хриплое, звериное рычание. Что то ему не нравилось в камне, а что он уже не помнил и не знал. Однако по сторонам у зверья периодически наблюдалась такая же реакция.

Звери мчались к воде. Некоторые резко останавливались на кромке, другие не успевали, их несло и они бухались в ледяную черную воду, тут же уходя с головой.

Зеленые блики прыгали по оскаленным в воплях мордах, диких глазах.

Сергея самого чуть не затоптал исполинских размеров лось, что окончательно одурел от призыва и мчался вперед как танк, давя и отбрасывая случайно попавших под копыта зверей.

Серега подскочил к кромке воды и остановился в недоумении. Зов тянул в воду. Ему надо туда в ледяную темень, но его волчья натура противилась и не могла понять. И считала это лишь не слишком легким способом самоубийства.

Приезжий крутился волчком на кромке воды, бросал по сторонам диковатые взгляды, рычали пеня брызгала на злополучные валун.

Рефлексы и зов некоторое время боролись, затем нашли компромисс и Серега ударившись с размаху о землю обратился в большую серебристую рыбу. Секунда и он уже нырнул в показавшуюся совсем не холодной воду.

Он плыл вниз, он чувствовал как вода обтекает его, ощущал биение воды боковой линией и совсем не обдумывал органы чувств рыб, он плыл вниз и ему уже казалось, что так будет всегда. А влек его теперь свет, Он шел из самой глубины пруда, с его древнего дна, на котором лежит толстый слой окаменевшего ила и кости множества мертвых рыб. Там, на дне находится то, что так влечет его последние часы.

Там находится хозяин.

Черепиховский пруд был глубок, по крайней мере Сергей минут пятнадцать скользил серой тенью в глубину, миновал стайки таких же рыб, обломок чего то железного, грязные и растрепанные пучки водорослей.

А свет становился все ярче, он становился просто ослепительным, но мутная черная вода пока не давала возможность увидеть его источник. Сергей быстро плыл вниз, а гнилой мертвый свет играл на радужке его рыбьего зрачка и иногда вспыхивал на чешуях.

Вот так живущий работающий в Москве человек Сергей, оказался вдруг в самой глубине грязного пруда в образе озерного карася. Это было безумно и будь у него сознание человека, то он бы неминуемо свихнулся пытаясь осмыслить это, но видно так было и задумано в плане Змеиной напасти, что люди постепенно теряли свои человеческие качества.

Он миновал еще несколько метров вглубь и вдруг остановился. Завис, вяло перебирая плавниками на брюхе, ошеломленный открывшимся зрелищем. То есть рыбе то было все равно, но та часть человека, что еще оставалось в этой рыбьей голове, удивилась и испугалась открывшемуся зрелищу.

Свет здесь был силен, он пронизывал темные пласты воды, переливался на чешуйках приплывающих рыб, освещал на многие метры черное дно. Он лениво тек, и шел прямыми как копья лучами он струился и пронизывал и кажется ничто в пруде не могло ускользнуть он его ядовито– зеленого отсвета.

А теперь вот стало видно и то, что его издавало. Со дна пруда вздымались острые словно сделанные изо льда или хрусталя исполинские многометровые шпили.

Между ними скользили переходы и пандусы, арки и анфилады огромные прозрачные массивы и маленькие башенки. Все это сплеталось в невероятно огромную и прекрасную конструкцию, от вида которой захватывало дух. Из самого нутра громадины лился тот самый зеленый свет и он преломлялся и играл в стеклянных стенах строения, он струился по шпилям и ослепительно уходил ввысь. Воды вокруг были словно пропитаны напряжением, сходным с электрическим, напряжением давящим, вызывающим слабость и страх, и уничтожавшим всякую волю.

И понял Сергей что представляют собой эти шпили из прозрачного хрусталя, в которых так и бьется ослепительная мощь. Понял где находится настоящий оплот змеиного царства.

На дне черного пруда, где до поверхности не меньше полусотни метров, в трех километрах от ближайшего селения, в черных водах на окаменевшем иле стоял ослепительный хрустальный дворец!

Да, это строение не могло быть больше ни чем. Только дворцом, подводным хрустальным чертогом источающим жгучий зеленый свет, только им. И отсюда шел зов и шли все приказы полузверям, а теперь сюда попал и Серега.

Но зов тянул, подавлял и Сергей ринулся низ, там, где в идеальной гладкой светящейся стене проступали врата. Он проскользнул в них и ощутил, что вода поддерживающая его рыбье тело исчезла.

Он упал на прозрачный пол, правым глазом видел спрессованный ил в метре под ним, видимый так, словно не было не малейшей помехи между дном и трепыхающемся на полу Сергеем. Приезжий подпрыгнул раз два, затем ударился о землю и вскочил уже некрупным волком, смог вздохнуть глубоко и нормально оглядеться.

Стены были вроде бы прозрачными как и пол, но залиты жидким, желто-зеленым светом, через который можно было с великим трудом различить воду. Тот чертог, в который попал Сергей, похоже занимал всю громаду дворца. Дальние стены угадывались с трудом, свод уходил в пустоту. И все это было гладким хрустальным и непереносимо огромным. Человеческое существо неминуемо почувствовало здесь страх. Его бы свалила с ног, такое величие, такие размеры. Но волк не подвержен агорафобии, и поэтому Сергей улегся мягко на пол и обратил свой взор на предмет неподвижно стоявший на хрустальном возвышении в центре.

Это был трон. Огромный, из тяжелого резного дерева, покрытый аляповатым золочение. Это был древний, потрескавшийся символ власти, казавшийся неуместным и грубым в пределах этого хрустального свечения. Сиденье было из протертого красного плюша, а на сидении кто то восседал.

Сергей человек тут же узнал бы его, но Сергей волк лишь преданно мог глядеть на сидящего.

На нелепом, словно украденном из Красной палаты троне гордо и неподвижно сидел Урунгул, верховный шаман всея Лемеха, главный держатель капища, а по совместительству голем поганый и главный враг.

Сидел тихо и чего то ждал. Без шлема (Тут бы Сергей обязательно ухмыльнулся, если бы был сам собой), в потертых меховых одеждах, со смуглым нерусским лицом и странным разрезом глаз. На шее светилась не слишком большая царапина, видимо давний след от Сергеева топора.

Жуткие змеиные хвосты, что заменяли верховному шаману руки дико извивались, временами намертво оплетая подлокотники кресел. В темных глазах полыхали зеленые огоньки. Как у дикого зверя при луне. Был он темен и мрачен.

Серега смотрел только на него и не видел, как помещение вокруг заполняется разнообразным зверьем, из тех, кто мчался с ним под снегопадом. Звери проламывались в исполинские врата поток серебристых рыб, бились оземь и поднимались волками, лисами, мышами и зайцами, барсуками и белками и разумеется змеями. Кстати не было здесь таких чудовищ, что шабашали теперь целые сутки в деревне. Лишь самые обыкновенные звери. Без трех глаз и чешуи.

В помещении поднялся невыносимый звериный дух и Серегин нос морщился, улавливая сотни разнообразных запахов, но инстинкты здесь были притуплены, а все внимание направленно на сидящего. Обратившиеся из рыб звери не спеша рассаживались на прозрачном полу, временами привалившись друг к другу, опершись на чужие мохнатые и не очень спины. Здесь волк и заяц сидели вместе, лиса и мышь попирали друг друга, а сотни звериных глаз, разноцветных, оранжевых и черных, желтых и зеленых не отрываясь смотрели на Урунгула, являя собой живой пример власти шамана над лесными зверями.

Это было безумно и дико, сотни волосатых коричневых и рыжих тел, на ослепительном хрустале пола, это оскорбляло и коробило, а хуже всего была именно та преданность взгляде бывших свободных и разумных жителей села Черепихово. Что же если не их души были навсегда забраны сюда в хрустальный подводный дворец.

Вот так, современный образованный человек, превращается в лишенного слова раба пришедшего из глубин веков зла. Да мы действительно не видим ничего перед собой, и нас надо превратить в зверей и лишить рассудка, чтобы мы могли поверить в происходящее.

А эти звери верили Урунгулу и его скользящему богу беззаветно.

Грохнуло и по залу раскатился гулкий удар. Словно в гонг, зверье внизу заворочалось, словно единый разноцветный меховой океан. Животных уже набралось пара тысяч и все новые и новые приходили, проламывались сквозь портал, скатываясь на хрустальный неудобный пол, скользили по нему лапами и присоединялись к остальным.

Ударило снова. Вероятно и правда где то неподалеку был гонг, большой медный, с раскатистым звуком. И звери, они же бывшие люди замолкли, и теперь все их морды, широкие и длинные, рыжие и коричневые, с мехом и без были устремлены в сторону шамана.

Когда ударило в третий раз, ослепительный свет в зале пригас а Урунгул встал. В зале повисла тишина, не колыхаемая никем, даже дыханием множества звериных тел внизу. Тих был и Серега во все свои волчьи глаза глядя на верховного шамана Лемеха. Был бы человеком, обязательно подумал: как себя чувствуешь когда раздирают на деревьях. А так просто сидел и изумленно пялился на трон.

Урунгул постоял спокойно, обозревая множественные ряды сидящих в изумлении зверей. Затем вздохнул и воздел к сводам дворца свои страшные извивающиеся конечности.

– Твари лесные!!! – пронесся его мощный, чем то знакомый голос. Не орал, но слышно было в каждом уголке исполинского зала, словно шаман говорил через мегафон. – Твари лесные, а раньше свободны человеки!!!

Говорил кстати он на русском языке. Почему? Ведь Лемех было племя совсем не Славянских корней, и язык у них был грубый, гортанный, похож чем то на финский.

Впрочем все сидевшие сейчас на полу кроме русского ничего не знали и возможно говорилось это все для них. К тому же выговор язычного шамана был очень старомоден, с примесью старорусских выражений, видно нормально не учил.

Нахватался.

Звери внимали. С того момент как они очутились в хрустальном подводном дворце способность понимать человеческую речь понемногу возвращалась к ним, хотя и в ограниченном объеме. В конечном итоге они все были когда то людьми, да и сейчас ими оставались. Несмотря на легкий налет звериной личности. Есть в человек что то такое, что никогда не забьешь звериным сознанием. Поскреби такого зверя поглубже, и найдешь все равно человека, потому как человек не зверь, а зверь не человек. Видимо отличает человека от зверя именно наличие самосознания, понятие, пусть и интуитивного собственного я. Человек себя чувствует, понимает.

А иногда задаешься вопросом: Понимает ли зверь что они существует. И знает ли что существует вообще? Или звери в некотором роде те же машины, запрограммированные на простейшие выполняемые рефлексы. Тогда в чем смысл их существования?

Подобная психоделика часто приходила Сереге в голову еще в то время когда он скитался по лесу в змеином обличье, мучительно приноравливаясь к новому состоянию. Кто же тогда были эти звери, что сидели в зале?

– Твари лесные, бывшие люди– почти пропел мощно Урунгул делая шаг впередверные рабы нашего скользящего высшего. Вы хорошо послужили делая набеги на своих же собратьев. Вы помогли нам, слава вам рабы леса!!!

В зале поднялся вой и рев, кто то вскочил на лапы и принялся яростно кусать соседей, кто то ликовал, кто то скулили, а Сергей молча сидел в толпе своих соплеменников и пытался мучительно осмыслить ситуацию, пробуждающимся сознанием.

Звери бесновались внизу, а к трону долетали только куски вырванного с корнем кровавого меха.

– Слава вам, звериные рабы Скользящего!!! ВЫ готовы отдать свою жалкую звериную жизнь за него?!

– Ваааааа!!! – протянул хор лесных зверей и тысячи глаз снова уставились на шамана с обожанием.

Ибо так и было, и звери эти уже не мыслили себя иначе как рабами скользящего бога. В чем то теперь они были близки к давно исчезнувшему народу племени Лемех. Те тоже, кроме шамана были полнейшими рабами и приносили Скользящем кровавые жертвы. Из глубины веков дошло придание о самом Уругнуле и если бы историк Леонид, оставшийся там, в другой жизни, доехал таки до Ярославского архива, то бы узнал, что шаман, вроде бы умел перевоплощаться в любую тварь лесную. И говорилось это на полном серьезе, русским летописцем, принимавшем участие в штурме Черепов.

– Но вы можете сделать больше– произнес Урунгул негромко– мы взяли это село, а его жителей принесли на алтарь Снорунга, но есть еще земли, и слабыми силами простых лесных зверей мы его уже не возьмем.

– ААААааа– провыл зал.

– Да!!! – сказал шаман– нам нужно больше чем простые лесные души. Нам нужно то, с чем никакой народ уже не сможет просто так справиться. Нам нужно РАЗРУШЕНИЕ!!! Нам нужны чудовища, которых никогда не было, и которых не могла бы создать Мать природа, нам нужно то, что вы прячете глубоко в себе, нам нужны ваши страхи!

– "Как пафосно."– неожиданно подумал очищающемся сознанием Сергей и тут же устыдился совей мысли, когда столько поселян без зазрения совести смотрят в рот мертвому шаману.

Вообще получалось странно. Тогда как звери вокруг бесились от преданности великому Змею, и готовы были отдать ему последнее, сам Сергей такого явно не ощущал. Наоборот, голова его все больше прояснялась и все нелепее казалось ему действо в которое он попал. В звериной шкуре, в подводном дворце. Что за бред?

Почему вроде бы убитый пятьсот лет назад шаман, говорит как заправский шоумен, зажигая толпу? Что он вообще хочет от трех тысяч бывших селян? Картинка пред глазами плыла и покачивалась. А на троне бесновался Урунгул, что то вопил и лицо его было темно и страшно искаженно. А в глазах не было ни капли разума. В общем то они были совершенно черные, без белков. Он вопил, подскакивал на троне, а его змеиные лапы извивались и сплетались друг с другом, а смысл его слов становился все темнее и темнее.

Наконец Лемех вскочил, распростер длинные лапы а заорал уже совершенно не человечьим голосом:

– Создайте их!!! Выпустите Ужас наружу и создайте их!!!

– ААААА!!! – заорал звери, взвыли и завизжали в предвкушении, а затем неожиданно за спиной шамана взвилась черная дымчатая тень.

Тень была огромна и уходила к сводам дворца, она колыхалась, была черна. И в ее очертаниях можно было разобрать исполинскую, извивающуюся змею. И тяжесть ее , словно придавливала бывших людей к холодному хрусталю. Даже Урунгул замолчал и лишь молча простирая вытянувшиеся в прямые колья, щупальца. Простирал в сторону, где незаметно приподнялось новое возвышение. Звери застыли, свет пригасили и лишь над самыми сводами мерцал ядовито зеленый огонь. А на фоне этого огня, бесшумно колыхалась голова великого змея и свод просвечивал через дымчатую черную фигуру. Это даже было не сколько что то конкретное, эта фигура, это был сконцентрированный ужас тысяч людей перед змеиной природой. Фигура всколыхнулась и из глаз преданно смотрящих разноплеменных зверей потянулись струйки полупрозрачного черного же дыма, что выглядело парализующе страшно, потому что сами глаза, при этом гасли, тускнели и Сергей с ужасом осознал, что из их звериных тел, уходит то, что их делало когда то человеком. Глаза тускнели, белели и вот это уже глаза простого лесного зверя, биологической машины.

Не происходило это лишь с Сергеем, но у него это было по особой причине.

Струйки дыма взвивались во множестве к потолку, кудрявясь легкими завитками, но сохраняя вытянутую форму, слились со змеиным ужасом, висящим под сводом, прошли сквозь него, и как туманное, переливающееся облако понеслись ко второму возвышения.

Урунгул сидел на троне в ступоре, а тень позади колыхалась и изливало нечеловеческое презрение на ряды нижесидящих.

– "Кецальокатль" – подумал Серега с тупым ужасом– "Ибо не может быть в природе два таких змея."

Облако наконец достигло возвышения, прочно на нем обосновалось и закрепилось. По залу стал нарастать странный высокий звук. Это ровно и слаженно выли множество звериных глоток, а кто не выл, то в такт взвизгивал и вскрикивал.

Под это жутковатый аккомпанемент, темное облако разшевелилось, закачалось из стороны в сторону, словно внутри него бурлил адский котел с сотнями жизненных форм, перемешивающихся из одной в другую. На секунду из этого месива высунулась чешуйчатая когтистая лапа, проскребла по хрусталю оставив глубокие борозда и снова исчезла.

Вой нарастал, переходил в исступленный визг и крики, облако яростно бурлило, воплощая где то в себе все известные темному человеческому подсознанию страхи , а затем вдруг распалось, явив взору окружающих рожденное в себе.

На подиуме стоял... Нет, описать это было нельзя. Там, на возвышеньи стоял ужас, тщательно выкристализованный страх человека.

– "Черный"– подумал Сергей и с тупым изумлением обнаружил, что больше никак описать созданного не может.

Черный. Потому, что человек прежде всего боится тьмы. А тьма спутник энтропии. Чем то, совсем неумолимо похож на человека, потому что после тьмы человек боится других людей. Хищный, ибо страх хищников силен в нас с еще древних времен. И бездонный, давящий и подчиняющий личность, потому как на четвертом месте у человека стоит страх потерять себя. Огромный, вызывающий Агорофобию. И гнетущий, поднимающий страх закрытого пространства.

Вид его был настолько ужасен, что у некоторых зверей подкосились лапы и они пугливо попятились. Сергей же просто не смог смотреть на него, потому что единый взгляд на рожденного монстра вызывал ощущение животного всепоглощающего ужаса и бесконечного падения в бездну, потому как в людях силен страх высоты.

Вот вам пример. В сущности этот монстр выглядел пришельцем из кошмара. Из того типа кошмаров в которых за вами мчится НЕЧТО, которое вы не видите, но слышите, чувствуете и замечаете отдельными частями. Оно за вами, и вы знаете что ему надо только добраться до вас. Добраться и... что оно будет делать дальше неизвестно но чудовищно страшно. От него надо бежать, укрываться, но всегда в этот момент ноги ваши становятся непомерно тяжелыми, движения замедленными, а монстр сзади все ближе и чувствуется уже его дыхание на спине, а бежать нету сил, он догоняет и... Все Потому что в этот момент сон всегда прерывается, так же как и сон о падении с высоты.

В случае с Сергеем ему всегда виделся мощный забор из за которого что то тяжело дышало, а затем принималось ломиться в дверь. Оно делало удар, затем еще один, Сергей поворачивался и пробовал бежать и лишь еле полз, а за спиной ворота срывало и что то тяжелое устремлялось к нему. Самым жутким было осознание, что ворота сломаны и монстр теперь на свободе. Этот треск заборных досок и нарастающий топот, не раз заставляли приезжего вскакивать среди ночи с бешено колотящимся сердцем. Словно бежал дистанцию. Долго потом не спалось, а сон повторялся изо дня на день.

Пару раз он пытался повернуть сон в другую сторону и вместо того, чтобы бежать прочь, поворачивался и шел обратно, чтобы увидеть чудовищестранный способ управления сном. Но когда забор разлетался, он слышал лишь рев, а затем он просыпался, словно подсознание намеренно выключалось, спасая мозги от перегрузки в результате увиденного. Со временем сны прекратились, но вот теперь Сергей увидел чудовище из своего сна. И это была реальность, и теперь спасенье можно будет искать только в снах.

Говорят: взгляни своему страху в лицо. А если это не только твой страх, а еще разнообразные страхи тысячи других людей, собранных скурпулезно воедино.

И чем больше Сергей смотрел на созданное средоточие ужаса, тем большие кошмары оживали в глубоких тайниках сознания, прорываясь к свету, накладываясь одни на другие, тем слабее становилась связь Сергеевой личности с реальностью, медленно погружаясь в бурлящую пучину темного ужаса.

Последней доподлинно услышанной фразой был рыкающий вопль Урунгула:

– Этот первый!!! Но их будет много!!!

Затем, залитые кошмарами мозги не выдержали и отключились, погрузив сознание в непроницаемую темноту, в глубину, куда не проникали никакие видения.

И вот, месяц спустя после того злополучного вечера, когда он по дурости ухватил камень голыми руками, Сергей очнулся на своем любимом пригорке, откуда открывался потрясающий вид на деревню, в обличье изумительно измятого волка. В голове плавал серый туман, какие то образы без названия, а когда приоткрыл левый глаз, то голова отозвалась болезненной резью, среагировав даже на тот слабенький свет, какой лился с серых небес. Судя по ощущениям было позднее утро. По крайней мере, так все болит только утром, после того как спал всю ночь, а день до этого носился как угорелый.

Сергей осторожно приподнял серую голову, и мир болезненно качнулся, провернулся вокруг своей оси и застыл. Глаза слезились и побаливали, а голова не держалась и все норовила не удержаться свесится и уткнуться в землю.

Но Серега ее удержал, больше того, он даже приподнялся на дрожащих лапах и кое как, по собачьи, сел. В мозгах была тьма. От увиденного кошмара воспоминаний не осталось, они ушли в подсознание и будут теперь вылезать по ночам, пугать, но днем их уже не вспомнить. Вероятно это была защитная реакция мозга, подведенного к критической черте. Он удалил в дальний уголок нежелательную разрушительную память, оставив только само знание о происшедшем. Так теперь Сергей помнил, что побывал под водой во дворце, помнил речи Урунгула, помнил что создали страшного монстра, но как монстр выглядел, не помнил вообще. Только ощущение чего то темного, на самом краешке разумения.

Что с ним стало после того, как он отключился посреди хрустального зала, он тоже не помнил, вероятно звериные рефлексы сами вытащили его на поверхность и привели сюда, единственное постоянно знакомое звериной личности место. Но как же болит голова!!! Как же болит все подряд.

– "Тяжело"– подумал Сергей и даже это произнес но волчья глотка выдала только хриплый, грубый сип.

Затем Сергей вздрогнул и резко вскочил, чуть правда, не упав. Перед ним на старом пне, где он любил посиживать змейкой, кто то сидел.

– Очнулся? – деловито спросил кто то, в проясняющихся глазах оказавшийся беловатым старцем в странной почти до пяток рубахе.

– Ты кто? – спросил Серега и хотя пасть издала невразумительные звуки, старикан, похоже понял.

– Забыл? – сказал он, и поводил руками перед Сергеевым ноющим носом– А сейчас?

– Ты Сивер! – сказал Серега снова вскакивая– Ты Сивер, как ты узнал?!!

Старикан ухмыльнулся, хотя довольно криво, но теперь тайники Серегиной памяти открылись полностью, и он видел, что это действительно Сивер, их тайный хранитель, и на нем все та же беловатая кольчуга, а седая совсем борода стелется на колени. Лицо у старого воеводы было серьезным, несмотря на улыбку, а волосы поддерживал потертый бронзовый обруч. И легкий свет, что он разпостранял был почти не заметен.

– Нашел вот– сказал Сивер наконец– это было тяжело, но нашел.

– Нашел так нашел– оборвал его Серега, который с каждой секундой вспоминал все больше подробностей его нелегкого существования до превращения– Скажи лучше, что с остальными, как там в деревне, как вообще?

– Лапников жив и относительно здоров, если не считать невроза средней тяжести...но ведь это у всех вас теперь так.

– Угу, а дальше.

– Про Щербинского ничего не знаю, а в деревне дела плохи, тоже правда уже давно, но точно не припомню как там.

– Как это не припомнишь? Как это не знаешь, ты ж все можешь, почему же...

– А потому– насупился Сивер– ты за кого меня считаешь, если честно, уж не за бога ли?

– Ну...НУ– замялся Сергей – вообще говоря...

– Слушай меня человече непонятливое. Я Сивер– ты это уже знаешь, еще ты знаешь, что я был воеводой русского войска, штурмовавшего село Черепа– это село.

Это я заложил проклятый камень в основании Черепиховской церкви, за что ты меня не раз и не два ругал.

И Сивер снова ухмыльнулся. Правда, не зло.

– Мда. – Сказал Серега уже тише– раз уж мы встретились так странно, так расскажи как все было на самом деле, и объясни наконец что здесь происходит по настоящему.

– Я расскажу, хотя основные моменты ты уже домыслил сам. Черепа брались трудно, и великой кровью, хотя все остальные язычные племена всегда сдавались почти без боя. Они бежали, а мы нагоняли их на конях рубил, секли, и только малая их часть уходила в дремучие леса. Знаешь наверное, хотя и молодой еще, но узнал, что человек всегда страшился леса дремучего, и лишь только богомерзкие Лемехи его не боялись. Говаривали что владеют они силами лесными, страшными. Так кстати и было, почти.