Текст книги "Змеиное проклятье"

Автор книги: Сергей Диноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Лапников кивнул. Не разу не заплутавшись они подходили к выходу, и маячил впереди уже маленький столик с прелой бумагой, было совсем тихо, лишь где то в отдалении одиноко капала вода. Видно из трубы просачивалась. Кап...тишина, Кап...тишина.

Подошли к выходу, и тут позади них раздался горестный многоголосый вой и стенанье. Снова загорелось множество глаз, но вопли теперь были не угрожающие, а совсем наоборот, несчастные, словно не хотели эти живущие во мраке существа расставаться с троими зашедшими сюда людьми.

Вой был такой жалобный, что Лапников даже пробормотал:

– Они несчастные такие, не хотят, чтобы мы их покидали.

Щербинский ухмыльнулся, и было видно, как поворачивается лицом к красноглазым плакальщикам. Он приподнял фонарь.

– Обидно да?! – заорал селянин во тьму, хор стенающих воплей бы ответом ему.

– Заскучали в этом склепе?!

Опять вой в ответ. Даже еще жалобнее.

– Ну так это вам на память!!! – проорал Щербинский, и предварительно раскрутив, швырнул свой фонарь в невидимых обитателей.

В темноте грохнуло, разом потушив все глаза, затем разлившийся керосин вспыхнул и осветил разбегающиеся в стороны тени. Воплей больше не было.

– Вот так то-с удовлетворением произнес зоотехник.

– Зачем ты их так– спросил Лапников– они ведь не причиняли зла.

– А на сапог кто плюнул?! – ответствовал селянин гневно– так мы выходим отсюда или нет?

– Выходим– сказал Сергей, он уже открывал дверь, и скоро троица направилась вверх.

Странное дело, серого квадрата неба наверху не было видно.

– "Не закрыл ли кто?"– подумалось горожанину.

Но выход никто не закрывал. Оказалось, что они протолклись в темноте подвала весь оставшийся день. Когда они вылезали в предбаннике музея на проклятое село Черепихово пали поздние летние сумерки. Солнце давно скрыло за краем горизонта. И лишь чуть светлое небо отмечало запад.

Да и то не везде, потому что, ровно по Серегиным прогнозам из за реки натянуло тяжелые тучи и теперь сверху, на головы трех Черепиховских воителей сыпалась мелкая водяная крупа. В сумеречном свете тучи были видны плохо, лишь только некие темные массы проносились по небу, да покрывала все водяная пыль.

Пыль эта имела гадкую особенность. Она липла на все, на что садилась, и была на удивление омерзительна и холодно. Сразу припоминался Сергею его первый день в Черепихово. Было так сыро холодно и промозгло, что теперь даже мрачный архивный подвал, становился уютным на удивление.

– Опять дождь – хмуро сказал Щербинский– к полуночи еще и туман нагонит.

– Сколько же мы просидели в подвале? – Лапников как раз выползал последним из темного зева подвала и пялился на небесный свод, заменяющий в бывшем музее потолок.

– Часа четыре не меньше, тучи все скрыли, и сейчас темнее, чем должно быть.

– А как же Дом Культуры?

– А никак! – ответил Сергей– в такую сырость лазить по возможному гнезду зла самоубийство со стопроцентной гарантией. Кроме того уже темнее и скоро начнется шабаш.

– Начнется– подтвердил селянин– чую прижмут они сегодня нас.

По темным небесам пронеслась одинокая совершенно черная шквальная туча, и на ходу оросила окрестности ледяным ливнем, задев краем и находящихся в музее людей.

Лапников, чтобы укрыться от шквала приоткрыл дверь в музей и встал в целом дверном проеме, где сохранились остатки потолка. Сергея и зоотехника прохлестало по полной программе, моментально вымыв из них остатки тепла.

– Что за Июль!!! – заорал Сергей пытаясь закрыться от колющего ливня.

– Сегодня особенный Июль– сказал Щербинский, сам он стоял недвижим– не удивлюсь я если и день скоро не наступит, а будет вечная тьма и вечный шабаш.

– Наверное это буде весьма похоже на ад. Вот тебе и конец света.

Туча пронеслась, и убийственный ливень сменился вялым моросящим дождичком.

Серега словно попал по ледяной душ. С курки его текло, с рубашки тоже текло, а дорогих ранее ботинках хлюпало, и подошва мерзко липла к ноге.

– "Так холодно"– подумалось приезжему– "что я не удивлюсь если вдруг покроюсь корочкой льда".

– Так ведь не должно быть– начал он высказывать неподвижному селянинуЭта погода не летнего ха...

– Эй, смотрите! Это тот старик! Он опять здесь!!! – заорал неожиданно Лапников, стоявший под своим козырьком.

– Где?! – вскинулся Сергей, а журналист уже рванулся в сумрачный зал музея, где у стены что похоже белело.

– Что вы здесь... – начал громко журналист и понуро осекся:

– Ошибочка вышла.

Он присел на корточки у дальней стены. Подошедшие селянин с Серегой увидели, что он указывает на белую гипсовую статую, смирно стоявшую в углу. В счущающихся сумерках статуя была действительно похожа на старика. Даже борода такая же.

Сергей подошел поближе, присмотрелся, и заявил:

– Вот и разгадали старичка нашего, дело то все яснее становится.

– Кто же это?

– А ты приглядись.

– Я плохо вижу в сумерках. – сказал Лапников, и сняв очки, прищурился.

– А написано тут: "Воевода Сивер. Основатель села Черепихвово."

– Сивер! – изумился Щербинский – Так значит сам Сивер тут замешан! Так ведь он помер черт знает сколько веков назад.

– Ну вон Урунгул тоже помер– заметил Серега в упор разглядывая статую их хранителя. – даже руки отрвало. Но ничего живой, и клешни новые сделали, гибкие.

Статуя Сивера тихо светилась во промозглой мгле, что подтверждало Сергеевы слова. Да тот невзрачный старичок, каким то образом проведший приезжего через монстровый кордон, оказался грозным воеводой Сивером, сокрушивший пятьсот лет назад орды язычников, и порушившим Снорунгово капище.

– Но почему к нам он является в образе старика? – спросил Лапников -ведь если судить по летописям, на момент завоевания Черепов, ему было сорок два года.

– Ну, видать, село завоевав, он жил там до самой старости, лет до семидесяти, и таким он был к моменту смерти. – произнес Серега задумчивоя даже видел а нем кольчугу.

– Повезло нам– произнес Щербинский громко – сам воевода Сивер нам помогает!

Лапников зажал голову руками и стал яростно тереть виски:

– Бред! Какой бред! Урунгулы какие то, Сиверы статуйный. Он что статуей к нам и приходил?

– Нет статуя сама по себе. А к нам приходил его мятежный дух.

– Бред! – повторил Лапников – Сивер то небось сам себя к этому и привязал, когда камешек наш в фундамент церкви закладывал. А теперь вот видимо покоя не найдет, пока камень цел. Влипли кааак...

Последнее он уже истерически проблеял, скорчился у подножия гипсовой простой статуи, и даже псина его шарахалась прочь, и туго затягивала поводок.

А Серега смотрел не нас стенающего журналиста, он смотрел в упор на статую основателя. Беленькое сияние неожиданно ярче затеплилось у лица, а затем Сивер ободряюще ему подмигнул. Или эта была игра сумеречных теней? Сияние тихо угасло.

Лапнииков причитал.

– Втянул ты нас дедушка– сказал Серега статуе– ой втянул.

Позади Щербинский потянул его за плечо:

– Пошли отсюда, темнеет, а то страшно тут.

Сергей пялился на статую и зоотехник потянул сильнее:

– Пошли же, а то журналистишка наш совсем в истерику впадет.

Приезжий кивнул. Вдвоем они приподняли Лапникова и поставили его на ноги.

Он тихо причитал, кусал губы. И яростно дергал Венди за поводок:

– Не хочу! – шептал– не хочу больше здесь. В темноте, в холоде. Смерть кругом...

Щенбинский вопросительно глянул на Сергея. Он словно спрашивал "Как на твой взгляд, не слетел ли Лапников с катушек?". Но Серега покачал головой, и они споро повели журналиста прочь из музея, в моросящую мглу.

– "Мглистый вечер"– подумал Сергей– "Мглистый ледяной вечер, есть от чего впасть в уныние".

Совсем неподалеку страшно смердело Скользящим богом здание дома Культуры, где и должен находится заветный камень. Запах мускуса теперь не скрывался и был явен, зачем ему быть скрытным. Пройдет месяц и в Черепихово не останется людей, и вот тогда зло будет действовать. И не какой беленький воевода Сивер уже не спасет.

– Жизнь тяжела... – вздохнул Сергей обречено.

Щербинский кивнул, но Сергей знал, что как бы не была тяжела жизнь, им придется бороться, потому что выхода отсюда нет. Можно стать змеей, и тебя пристрелят из ружья, и это самый лучший конец. Или не пристрелят и ты уйдешь в подданные к Снорунгу, что гораздо хуже. Или можно пока еще они люди, прикончит Змея, и это единственный, хотя и безумный путь.

Совсем стемнело и трое антизмеинцев спешила поскорее попасть домов, ведь с минуты на минуту мог начаться шабаш. Шагали быстро, Лапников временами спотыкался, пугливо оглядывался и насильно тащил собаку за собой. Снова заморосил дождь, покрыл все липко паутиной мороси, а над крышами домов временами маячил светлый ореол – вероятно луна.

– Не везет нам– подытожил Серега стараясь как можно резвей переставлять ноги– еще пол сотни человек в этой деревне. А все сидят, по домам и не высовываются, лишь мы одни за всех отдуваются. Почему так?

– Это потому, что нас выбрал сам Сивер, мы теперь не одни– произнес Щербинский важно– с ним и легче.

– Мы поди не его дружина. В бой за ним как то странно. – сказал приезжийСтреляй!!!

Громыхнуло ружье селянина. В темноте раздался отчаянный визг. Нечто подобное Сергей слышал от собаки, только что перееханной легковой автомашиной. В полутьме удирали прочь смутные тени, только одна кое как ползла и дергала толи задней лапой, толи вовсе хвостом.

– Йееееехааа. – выдал зоотехник и своим коронным приемом зашвырнул создание подальше. Ногой поддал знатно.

– Глупо– осудил Лапников– всех не перебьешь.

– Не перебьешь, но убавишь. – ответствовал селянин– поднажали, счас будем дома!

– Дом мой за восемьсот километров отсюда– сказал Сергей– и я хочу туда.

– Вижу вы в упадке– негромко сказал Лапников. – выкарабкаемся.

– Как бы знать, надо же так, что за жизнь у меня. Связала с самым моим гадким страхом.

– Жизнь она всегда такая, что ни будь гадкое подбросит, наверное, чтобы могли перебарывать себя.

– Звучит как в дешевом американском кино, для семейного просмотра.

– Да уж, американцы у нас большие борцы с комплексами. Да только будь Черепихвово Американской деревней, тут бы все давно с ума по сходили, или единогласно на сторону Змея перешли. А мы ничего, держимся.

Далеко тяжело завыли, стало еще противнее, на дальнем краю деревни шабаш видимо уже начался.

Сергей молча раздумывал, глядел себе под ноги, видел что идет по лужам, но было все равно. Что лужи по сравнению с царящим вокруг. Лужи были темны. Темная вода, темные пруды, почему ему все пруды эти в голову приходят? Он посмотрел на вороненый ствол дробовика и увидел, что он покрыт капельками воды и стал серебристый. Затем приезжий произнес:

– Еще месяц, от силы полтора и в деревне не останется ни одной живой души.

Это при условии, если не передерутся когда спиртное закончится. А когда никого не станет, ЭТО вырвется на свободу окончательно.

– Мы успеем– сказал журналист– хотя и живем мы под сенью опасности, но мы успеем.

– Что мы успеем, никто из нас не может поручится, что останется человеком в следующую минуту. Миг, и ты змея, и вся наша затея летит прахом. Может этой ночью я обращусь в пресмыкающее, или во что похуже? В эту образину с тремя головами, что мы убили сегодня утром. Я всегда ненавидел змей, но что будет, если я сам обращусь в змею?

Лапников промолчал, было слышно, как он громко шлепает по лужам. В небе плыла невидимая луна, временами все таки прорывающаяся сквозь облачный покрой.

Стало заметно холодно.

– Я вот что думаю– выдал наконец плетущийся позади журналист – Сейчас Июль, верно?

– Верно.

– Но на дворе, помимо дождя, температура градусов пять.

– Есть такое, ну и что, может это последствия бури?

– Последствия, но не самой бури, а последствия освобождения тьмы. Не врали сказки, скоро тут будет холод и мрак.

– Ты не пугай, и так страшно– сказал Щербинский– вон и дом, дошли слава богу.

Дом впереди был темен и тих, сразу вспоминалась статуя Щербинсикого младшего, недвижно стоявшая внутри. Над крыше й что то хлопало, гоготало, словно гусь. Только вот не было это гусем, как и голубем или другой какой птицей. Стало совсем темно и попасть в хлопуна не было никакой возможности.

Селянин толкнул дверь, бдительно повел стволом ружья. Но в доме было пусто.

Ни скрипа не шороха, видно никакая темная тварь не пробралась в жилище в отсутствие хозяина.

Запалили сразу несколько керосинок чтобы создать как можно больше света и получилось почти как электрический, яркий. Дверь тут же закрыли на засов и подперли тяжелым древним комодом. Лапников хотел подпереть еще и каменным Щербинсикм младшим, но брат не дал. Упадет еще, чего доброго, разобьется. Окно прикрыли ставнями, и оставили небольшую щелку, чтобы отстреливаться. Селянин сказал что здесь будет проходить основная линия обороны.

Верхней одежды по прежнему не снимали и в теплой комнате от курток поднимался густой влажный пар. Он клубился белой ватой, и оседал обильно на потолке.

После чего придвинули стол, за которым обедали днем к окну и наставили на него коробки с патронами. Получился некий форпост и эти приготовления Сергею были по душе. Было приятно знать, какой отпор сегодня получит нечисть, особенно после той сумасшедшей ночки в синем домике с совами на крыше.

Есть ничего не стали. Лапников было начал расспрашивать но Щербинский сказал:

– В наших краях в окно может сунуться такая рожа, что твой желудок не выдержит, а мне потом придется отскребать пол.

– Как на войну готовимся– простонал журналист– а не спать.

– Если крепок нервами, то пожалуй сегодня и поспишь.

– После прошлой ночи мои нервы нельзя отнести к крепким– сказал Сергей, загоняя в патронник дробовика патроны двенадцатого калибра– теперь я стреляю во все что движется. Рефлекс.

– Ты стреляй во все что скользит! – поучительно заметили бывший зоотехник– и воет. Горячая ночка предстоит.

– Ой и не говори.

Куртки так и высохли на них. Хозяин дома заявил, что их плотная ткань защитит от всяких укусов и уколов, и поэтому пригодится.

– Ночевать будем так– распределял селянин– один спит, двое отстреливаются.

– Но разве можно спасть при грохоте двух ружей?

– Можно, он ведь спал– и Щербинский кивнул в сторону серой статуи.

– А теперь ему и вовсе все равно– сказал Лапников и испуганно замолчал.

Но селянин не обращал никакого внимания на жмущегося по углам журналиста, он лихорадочно готовился к битве.

– А имя врага нашего– легион– пробормотал Сергей себе под нос– и никуда не деться не скрыться от него.

– На мороков внимание не обращайте– снова обратился селянин к спутникам– те кто внутрь попал не через окно, тот не во плоти.

Сергей вздохнул:

– А топорик какой у тебя есть? Как придет Урунгул, он у меня просто потерей шлема не отделается!

– Вон, в уголке, бери и пользуйся– кивнул зоотехник.

Топор был не маленький, с лоснящейся, отполированной многими руками рукоятью. Дерево было потемневшим и гладким, словно покрытым лаком, обух потемневший, как закопченый, а само лезвие сверкало и было востро наточено.

Сергей прищурился и оглядел орудие. Топор выглядел как боевой, таким не зазорно дать Урунгулу по черепу, и шлема теперь нет, так что не спасет ничего.

Еще раз довольно оглядев топор приезжий сказал:

– Если Урунгул со временем все уплотняется и становится материальным, то скоро он не сможет ходить просто так по домам. Ведь когда ни будь он нарвется на топор или на что ни будь подобное и будет убит.

– Я думаю– Лапников тоже осмотрел топорище– что когда он станет материальным, он сможет этот топор перехватить, вывернуть, и зарубить нападающего. А то что воплотится он в нечто много сильнее человека, я уверен.

Наконец собрались, разложили амуницию, и настелили койку в углу. Замерли в ожидании, прислушиваясь к дальним крикам Снорунговых порождений.

Луна поднялась над домами и надолго прорвала тучи, залив округу синеватым неприятным светом. Тени пали на землю, а другие тени двигались в темноте, орали визжали.

Где то к полуночи шабаш добрался до них. Монстры оглушили людей воплями и ревами, стуком в стены и двери, но прорваться внутрь не могли. Самые мощные пытались проломиться в окно, но их встретили дружной пальбой ружей, разных калибров.

Легший первым Лапников, нервно ворочался на лежанки и жаловался на грохот.

К тому же в него пару раз попало стрелянной гильзой. Собака металась по комнате, истерично взлаивая.

Щербинский спокойствия не терял, ухмылялся оп своему, подбадривал приезжего. Сергей же не отходил от топора, временами хватался за его лакированную рукоятку.

Когда лег Сергей уже появились ночные мороки. Бегали сквозь стены кричали вопили, плевались зловонной слизью, но на большее их не хватало, естественно, не о какой сне думать было нельзя. Под сдвоенный грохот тяжелых ружей и истерический визг за окном безмятежно мог спать только покойник. А Сергей все таки не собирался переходить в это состояние.

– На! На! Получите, сволочи!!! – орал зоотехник, хрясая тяжелым прикладом ружья, во чью то жуткую харю, что пробилась в щель в ставнях.

Серега же орал яростно на мороков, и даже пытался от них отбиваться. В конце концов он не выдержал, и вскочил с лежанки, предпочтя яростную битву, спокойному сну.

Вдалеке взвыли трубы, и люди удивленно прислушались. Трубы снова взревели и Лапников произнес:

– Трубят победу.

За это Щербинский чуть не огрел его прикладом ружьишка и заорал яростно:

– Какую победу?! – это ревет кто то!!!

Все снова прислушались. Знакомый глухой голос из тьмы за окном воззвал:

– Откройте черви! Или ваша халупа разлетится по бревнышку.

Сергей нахмурился и пробормотал тихонько:

– Что то монстры умные какие то пошли, – а затем закричал в полный голос:

– Чего ты там вопишь?! Подойди поближе, не слышно.

Топ, топ, топ. Неведомый говорун подходил к окну. Когда судя по звуку, до окна оставалось метра три, Сергей высунул в ствол дробовика и пальнул.

Во тьме плаксиво взвыло, но вопль споро сменился булькающим хрипом и кто то упал. А затем заревели стони глоток и шабаш продолжился.

Стреляли не часто, старались бить, иногда помогал топор, и пол у окна был залит мерзкой зеленой крово – жижей. Ноги в ней скользили, а кое где и липли, в общем было довольно гадко.

Где то около двух ночи знакомый трубный рев раздался снова. А затем под гвалд мелких голосов, что то тяжеленное ринулось к дому. Сергей с Щербинским поспешно высадили в ставенную щель массу зарядов, а затем некая массивная туша с хрустом ударила в бревенчатую стену. Бревна треснули, а с крыши посыпалась труха.

– Это же носорог!!! – закричал мигом вскочивший с лежанки Лапников.

– От окна! – вскомандовал селянин и все подались назад.

Невидимый во тьме зверь, начал второй заход, на этот раз целя в окно.

Ставни мигом оторвало, и в открывшийся проем всунулась огромная жуткая до невозможности морда, чем то действительно напоминающая носорога, правда по ошибке скрещенного с жабой. А рогов на этой морде было столько, что этот самый носорог удавился бы от сраму. Глазки у морды были, но такие маленькие, и так глубоко, что вряд ли чудище что ни будь видело.

С секунду голова тупо смотрела в противоположную стену, а затем с ее нижней губы, оторвался и упал на пол, здоровенный ком желтой пены. Когда ком с влажным чмоканьем соприкоснулся с полом, Сергей с воплем хватанул топор и всадил его монстру между глаз.

– Ого... – сказал Щербинский.

Топор ушел по обух. Чудище сообразило, что дело неладно, и попыталось выдернуть голову из проема. Ан нет! Уродливая шипастая голова прошибив ставни, застряла в оконном проеме. Монстр подался назад, но роговые шипы крючки только впились в старые бревна, и теперь уже насадили монстра намертво.

Слышно было, как тварь царапает задними лапами мокрую землю, в тщетной попытке вырвать голову из ловушки. Но не смогла, затихла. Туловище снаружи было вполовину дома размером.

– Так... – сказал Сергей– попалась гадина. Динозавр недорезанный, вот на тебе и отыграемся.

Он подошел к голове и дернул за топор. Голова растопырила пасть и оглушительно заревела, но приезжий только поморщился. А затем двумя меткими ударами срубил ближайшие рога, костяные выступы и чешуйки. Крови не было, лишь потек тягучий мускусный запах. А на срезах открылось бледное белое мясо. Похожее на рыбье или рачье. Выглядело это так мерзко, что Сергея передернуло от отвращения, и он яростно работая топором почти разрубил голову наглого монстра пополам.

Голова напоследок издала медный рев, и затихла, обмякла. А за окном туша тяжело осела на землю.

Теперь стало гораздо легче. Так как бездыханное тело монстра загораживало окно и все ближние проходы к нему, то ночные твари пробраться внутрь уже не могли. Ломились в дверь, но комод держал крепко. Стрельба прекратилась и теперь им досаждали только нематериальные мороки.

Но и на них нашлась управа. Они шарахались от света, и от стального Сергеева топора, перепачканного клейкой начинкой шипастого чудовища.

Но вой спать не давал, а поднимался он иногда до многогерцевых величин, переходя почти в ультразвук, и тогда особенно резал слух.

Ну и стены дома начали свою безумную пляску, становясь поочередно, то каменными, то тростниковыми, то вдруг обращаясь в великолепный мрамор. По стенам стекали ручейки вонючей слизи, а в щелях камня наблюдались чьи то глаза. Глазки были вцементированы в щели между камнями и хитро подмигивали.

Одни раз по помещению пронесся мощный черноватый вихрь, налетел на Щербинского и лопнул, обдав всех напоследок дурным запахом.

Как обычно апогей шабаша пришелся на три утра. Визги на некоторое время стихли, а в стене дома проступил знакомы Снорунговый значок. Извивающаяся змея, в пылающем круге.

Сергей тут же откинул ружье и схватился за топор, и не ошибся, потому что из противоположной значку стены вышел голем. Темная его рожа делала страшные гримасы, а змеиные лапы бескостно извивались, делали хватательные движения.

Голем дотопал до середины помещения, но тут приезжий сорвался с места, и делая вращательные движения топориком вскрикнул:

– Ну получи теперь ж! Урунгулище проклятое.

Голем шарахнулся в сторону, но был недостаточно быстр, и Сергей налетел на него, и трижды прорубил топором насквозь. Голем издал мышиный писк и чуть не пал на доски пола, но удержался и ринулся прочь в горящий знак. Там и исчез, и Сергею показалось, что пред уходом он погрозил своей змеистой клешней.

Знак погас, и стены вернулись к своему реальному состоянию. Настала тишина, лишь за окном кто то тяжело, с надрывом вздохнул.

– Ого– произнес в наступившей тишине Лапников– да ты же его поранил.

Сергей кивнул, Он и сам видел, что достал таки топором голема. Ведь на гладких, некрашеных досках, Щербинского дома была обильна разлита вытекшая из голема кровь. Кровь осталась и на лезвии железного топора, и на стене, куда Урунгул так поспешно сбежал. Кровь была не слишком похожа на человеческую, жидковатая и водянистая, с некими темными сгустками. Субстанция была мерзкая, а запах от нее шел и вовсе отвратительный.

Люди некоторое время тупо наблюдали за кровью. А затем неожиданно она стала как ртуть собираться в одну большую кровавую лужу. Лужа эта постояла-постояла, покрываясь время от времени рябью, а затем просочилась сквозь доски пола, словно ее и не было.

За окном снова завыли, заголосили на все лады, но находящиеся внутри их почти уже и не слышали. Приближалось утро, и шабаш скоро пойдет на убыль.

Лапников выглянул в щелку, между холкой чудовища и верхней частью оконной рамы и объявил:

– Небо сереет, скоро рассвет.

– Хорошо– произнес Щербинский– скоро отдохнем.

Ровно в четыре часа тридцать минут в отдалении пропел единственный в Черепихове петух. Теперь Серега знал, что этот петух живет в доме семьи Сокольниковых, и оберегается он как зеница ока, как единственное средство укрощения сил леса. Остальных петухов и кур в селе съели уже довольно давно.

После петушиного крика, вопли за окном моментально стихли, словно ножом отрезало, а сквозь узкую щель, ставшей их окном полился слабый лучик встающего солнца. От туши лежащего за окном монстра стал струями подниматься белый влажный пар. Солнечный свет проскользнул в щель уже смелее, осветил на мгновение лица троих друзей, а затем совсем пропал в обильном пару. Но дело свое сделал. День наступил.

– Уууффф– прохрипел Щербинсикй и кинул свое ружье в угол– эту ночь мы пережили. Тяжело было?

– Тяжело... – согласился Сергей устало.

И правда, бессонная ночь, со стрельбой, криками, дракой, вымотала людей, выжала последние силы. Но все же все они остались в нормальном рассудке.

И никто не превратился в змею.

– Я их буду вешать– произнес тихо Лапников, глаза у него были красные и опухшие от бессонницы, а борода даже слегка обгорела. Под близкий выстрел что ли сунулся?

– Кого вешать? – спросил Сергей.

– Змей всех, пусть на столбах висят, длинные.

– Что ты, еще одного свихнувшего библиотекаря нам не надо, и так на каждом углу висят.

– С нами Сивер– произнес селянин– не бойтесь ничего.

– Кстати– сказал приезжий– а почему этот ваш библиотекарь до сих пор живой.

Он ходит свободно по селу, ловит змей, убивает их и вешает, а самому хоть бы хны. Не в змею, не в монстра.

Лапников скосил взгляд на морду "носорога" в окне:

– Он сумасшедший. Его не трогают, потому что им нужны здравомыслящие люди.

– В смысле здравомыслящие змеи, чую они затевают что то крупное, что теперь делать то будем.

– Теперь будем спать– сказал Щербинский– а вообще надо поймать как ни будь Сивера и расспросить его прямо.

– Здравая мысль– заметил горожанин– и та и другая.

Ружья аккуратно сложили на столе, а сами, измученные до невозможности улеглись прямо на пол, не замечая идущего от него гнусного запаха. Сон смежил веки всем троим, а у площади снова заорал петух. Гордо, и победоносно. До следующей ночи.

Проспали долго. Когда первым проснулся Лапников, в окно уже падал прямо сноп света от полуденного солнца. Журналист довольно посмотрел на виднеющиеся в окне листья молодой березы, стоявшей неподалеку от дома, увидел черную ворону, неподалеку, а затем до него дошло, что окно больше ничего не загораживает.

– Эй– сказал журналист и ткнул легонько в бок Сергею– оно ушло.

Серега приоткрыл глаза только на половину, но смотрел ясно:

– Носорог?

– Угу, видать ты его не добил. Уполз тяжелый.

Приезжий оглянулся на храпящего Щербиского но будить его не стал. Осторожно потянулся к ружью, неподалеку. Затем тихо прошипел Лапникову:

– Счас подползаем к окну, потом выглядываем. Вдруг оно из тех, что света не боится.

Лапников кивнул, и тоже приподнял ружье. Вместе на карачках подковыляли к окну, пошатываясь со сна. Небо в проемы было синее, темного такого синего оттенка, какое бывает только в самую жаркую пору лета, когда вся зелень в силе, и жизнь бьет ключом. И небо это, казалось даже было ближе к земле, роднее. Ни облачка, ни тучки, лишь только эта летняя радостная синь.

Серега однако на небо не глядел. Он осторожно приподнимался, чтобы глянуть на двор, а из окна на него лилось летнее, полуденное тепло.

Приезжий резко поднялся, вскидывая дробовик. Во дворе, подле снесенного за ночь забора, шарахнулись в разные стороны пятеро ворон. Одна из них налетела на гнилые заборные доски и поднялась в воздух, с хриплым гневным карканьем . Забили крылья, разбудив дремавшую до поры Венди. Проснулся резко и селянин:

– Что там?!

– Да ничего. Монстр наш утром свалил куда то. Может умирать пополз?

Двор и правду стал пуст. Вороны улетели, оставив три или четыре черных пера, на траве. Лежал вповалку некрепкий забор, а за ним виднелась разрушенная улица, на которой засыхали грязные густые лужи. Тушу ночного пришельца было бы видно издалека. Разве что он прятался позади дома?

Лапников поднялся тоже, повел стволом, вдоль улицы:

– Так что же, он исчез?

– А может он испарился как морок? – выдал селянин, тоже оглядываясьглавное исчез. А остальное нас не колышет.

Сергей еще поискал глазами, затем глянул в траву и сказал:

– Да нет, никуда он не девался. Как здесь упал, так и остался. Вот он наш носорог.

Журналист и зоотехник вытянули шеи, и глянул под самое окно. В траве, рядом со сгнившим резным ставнем лежал маленький серый мышонок. Зверек бессильно задрал задние лапки, хвост был скручен, а голова оказалась разбитой, словно по мышке проехали автомобилем. Серый цвет существа был явно похож, на цвет незваного ночного тарана. Но это было все их сходство.

– Так что же? – спросил селянин– этот динозавр обратился при свете в мышь. С мышью мы получается дрались?

– Топором рубили– откликнулся Сергей – вообще у меня есть версия на этот счет.

– И какая же– спросил Лапников присаживаясь на подоконник и поддевая ружье дохлую мышь– чем можно объяснит такое приображение мыши?

– Ну– начал Сергей, тоже присаживаясь на подоконник, и давая, пока есть возможность, солнечным лучам погреть занемевшую на полу спину– В этом поганом селе мы имеем два типа чудовищ. В смысле не два типа, сами то они все разные, но я подразделю их все таки по часам существования. Мы имеем монстров, которые нападают и шабашат только ночью и не выносят света дня. И других, для которых солнечный свет глубоко безразличен и они спокойно могут мародерствовать и днем.

– И что? – спросил Лапниоков– нам то от этого не легче.

– Но я нашел различия в ночных и дневных монстрах. Дневные чудовища более слабые, но самое главное в них можно заметить кем они ранее были. Дневные твари это в основном простые лесные звери, которые стали обращаться в змей, но застыли на полпути. Днем на нас нападают волки, змеи, мелкие лесные зверьки. Все трехглазые кстати. Еще днем гуляют одеревенелые особи, но это в основном люди.

Можно вывести, что дневные монстры не слишком опасны.

А теперь о ночных. Вот это уже настоящие чудовища. Не поддаются классификации, не кем они когда то были. Здесь все разновидности ночных кошмаров, встречаются огромные монстры типа этого– при этом он указал на мыши и Лапиников еле удержал в бороде ухмылку– Но днем всего этого нет. Теперь главное.

Мне приходит на ум, что все ночные монстры, это лесные звери и люди, прошедшие крайнюю стадию змеиной болезни.

– Крайняя стадия болезни, это превращение в змею– вставил журналист.

– А вот и нет. Я понаблюдал, да и вы сами говорите, что и тут имеется два типа. Первый обращается в простую змею и уходит в леса, а второй, в змееподобного монстра. Типа трехглазых собак. Так вот, ночные твари, это ничто иное как до конца мутировавшие звери-люди.

– Я вроде понял. Пока превращение не происходит полностью, животное может свободно бегать днем. Но переродившись уже не выносит света, и под его действием дохнет и обращается в начальное состояние.

– Так что тот носорог в реальности был просто полевой мышью. Куда я попал!!

Как я вообще могу тут рассуждать, когда под окном лежит мышь, бывшая ранее шипастым гадом?