Текст книги "«Давай полетим к звездам!»"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Ой, ребята, наша остановка! – темноволосая девушка вскочила со скамейки.

Компания быстро собралась и двинулась к выходу.

– До свидания, папин тезка, – белокурая Марина обернулась ко мне у самой двери в тамбур и помахала рукой. -Кстати, знаете, почему меня назвали Мариной? Первый слог в моем имени – от имени папы, второй – от имени мамы. До свидания!

Она взмахнула рукой и скрылась в тамбуре.

– До свидания, – эхом прошептал я.

Я вернулся на свое место у окна.

Вот и все. Они ушли. Куда? Снова в свой мир? Да, наверное. Два мира коснулись друг друга. И снова разошлись.

Марина... Марина... Папу зовут Мартын... А маму? От мамы в имени дочери – второй слог. Гм... Инна? Или Инга? Мартын и Инна... Мартын и Инга...

У меня внутри что-то оборвалось. Нет, не может быть. Нет, нет...

Мартын и Инга....

Какой в их мире сейчас год? Тысяча девятьсот девяностый. Или даже девяносто первый. Моему тезке Луганину Мартыну Андреевичу в их мире в прошлом году стукнуло сорок пять лет...

Мартын и Инга... Мар-тын и Ин-га... Мар-Ина... Марина!

Я вскочил со скамейки и рванулся к выходу из вагона.

Электричка все еще стояла у платформы “Третий километр”. Я выскочил на перрон и осмотрелся.

Дождь продолжал лить. В воздухе висела почти сплошная пелена воды. Холодные крупные капли бомбардировали асфальт, поднимали фонтанчики в лужах, гулко стучали по крышам вагонов электрички.

Перрон платформы “Третий километр” был совершенно пуст. Я оказался единственным пассажиром, который вышел под проливной дождь из железнодорожного вагона.

Пятеро пришельцев из другого мира бесследно исчезли.

Алексей Леонтьев и все, все, все -11

(из дневника космонавта)

РАЗМЫШЛЕНИЯ И СОМНЕНИЯ

Ветер теребит белесо-желтые жухлые кустики травы на газонах, поднимает бурунчики пыли и мелкого песка над асфальтовыми дорожками, гнет к низу нежные стволы молоденьких деревьев в маленьком скверике перед входом в спецкорпус гостиницы. Тяжелые сизые тучи лениво ползут над крышами далеких пятиэтажек на север, в сторону железнодорожной станции Тюра-Там. К вечеру синоптики обещают первый снег.

Зябко повожу плечами. В комнате плюс двадцать два, если верить ртутному термометру, прикрепленному на косяке у входной двери. Но я почему-то почти все время чувствую легкий озноб. Позавчера сказал об этом врачам. Медики сначала переполошились, заподозрили какую-то инфекцию, прогнали меня и Олега через дополнительную серию медицинских процедур. Ничего не нашли, даже насморка, и

констатировали: озноб имеет психологическую основу. Слишком много тревог и волнений было в космическом полете. В общем, лечите нервы, товарищ Леонтьев. Больше отдыхайте, расслабляйтесь, спите.

После приземления меня и Макарина вытащили в прорезиненный и герметичный эвакуационный модуль, развернутый вокруг спускаемого аппарата “Знамени”. Луна давно уже считается абсолютно безжизненным небесным телом, но ученые все же опасались, что на скафандре и на контейнере с грунтом я мог “прихватить” с лунной поверхности какие-нибудь “спавшие” миллионы лет микроорганизмы, смертельно вредоносные для земной биосферы. Поэтому встречающие – поисковики, медики, испытатели, – работали с нами в специальных бактериозащитных костюмах. С меня и Макарина сняли скафандры “Сокол”, уложили на носилки и провели первое медицинское обследование: взяли кровь, прослушали сердце и легкие, измерили давление. Затем нас по отдельности загрузили в два вертолета, оборудованных герметичными салонами, и в компании целого сонма врачей отправили на Байконур.

В Ленинске, во дворе гостиницы “Космонавт”, наш экипаж поместили в изолированный корпус, построенный еще год назад. Здесь, в строжайшем карантине, мне и Олегу предстояло прожить целых три недели. В течение этого срока нас очень тщательно исследуют на предмет поиска всяческой,

как выразился Сергей Павлович Королевин, “инопланетной заразы”.

Сегодня с утра – после обязательных медицинских процедур – я было взялся за рисование. Очень хочется положить на холст все, что увидел в полете своими глазами. Холста и красок у меня здесь, в карантине, конечно же, нет, но карандаши и бумага имеются. Начал делать наброски для будущих картин.

Но сегодня дело что-то не пошло. Около часа малевал стыковку “Лунника” и “Знамени”, а потом бросил. Мысли лезут в голову все те же. О странностях нашего полета. Сижу, смотрю в окно и думаю.

За спиной тихонько постучали в дверь, едва слышно скрипнули петли.

– Не помешаю?

– Заходи, Олег, – бросаю через плечо, не оборачиваясь.

– Лексей, в шахматишки не хочешь сразиться? – Макарин старается придать своему голосу бодрые нотки, но я улавливаю фальшь. Все-таки год подготовки в одном экипаже и почти две недели космического полета просто так не проходят. Человека узнаешь куда лучше, чем лет за пять обычной работы на Земле.

– Нет такого желания, – с хрустом потягиваюсь и поворачиваюсь к нему. – Сегодня я не лунный Ботвинник.

Я почти все время выигрываю у Олега, и он в шутку называет меня “чемпионом Луны”.

Макарин присаживается на стул около письменного стола, и чуть прищурившись, смотрит на меня.

– Что-то мне не нравится твое настроение, Лешка. Что-то ты какой-то задумчивый.

– Это ценное наблюдение относится только к сегодняшнему дню или носит общий характер? – вкладываю в ухмылку хорошую дозу сарказма. – Психолог доморощенный...

– Психолог – не психолог, а отличить Леонтьева в нормальном состоянии от сегодняшнего пока еще могу, -парирует Олег. – С Луны ты вернулся другим. Жестче стал, что ли... И еще у тебя чуть ли не с первого дня после посадки кислое настроение.

– Устал, – пожимаю плечами. – И потом... Луна меняет человека... Первая высадка на Луну – это, знаешь ли, не фунт изюма!

– Врешь, – уверенно констатирует Макарин. – Если бы я тебя, черта блондинистого, не знал, может быть, и поверил бы. А так – нет! Врешь.

– Вру, – капитулирую со вздохом. – Потому что есть парочка дурацких мыслишек, от которых никак не могу избавиться.

– Поделись, вместе будем избавляться.

Он пристально смотрит на меня. В глазах твердость и уверенность.

– Добро, поделюсь, – переворачиваю лист бумаги с недорисованной стыковкой, беру с подоконника карандаш, пододвигаю еще один стул и сажусь за письменный стол рядом с Макариным:

– Ты не заметил, что мы участвовали в очень странном космическом полете?

– Настолько странном, что тебя даже высадили из корабля на Луну! – Макарин хохочет. – За безбилетный проезд, наверное?

– Балбес, – ругаюсь беззлобно. – Будешь слушать или хохмить?

Улыбка моментально слетает с лица Олега.

– Я весь внимание, Леша.

Несколько секунд смотрю на чистый лист бумаги, соображая, с чего начать разговор. Сумбур в голове полнейший. Наконец, решаюсь:

– Начнем с того, что мы имели серию практически безаварийных космических полетов со дня старта на орбиту Юрия Гагарова и по сей день. Никто из наших ребят не погиб ни при подготовке к полету, ни в космосе.

– Ну, не такие уж и безаварийные были у нас полеты, -Макарин, не соглашаясь, трясет головой. – Вспомни “Восток-3”, старт Гриши Нелюбина. Отказ третьей ступени, корабль падает в тайгу.

– Но Григорий остался жив. Сломал ногу, лечился долго, но сейчас уже снова на летной подготовке. Так?

– Так, – вынужден согласиться Макарин, но сдаваться в споре в целом он не собирается, и выбрасывает еще один козырь:

– А твой первый полет? Когда отказала автоматика на спуске, и Пашка Белянин сажал “Восход” на “ручняке”?

– Мелочь, – отмахиваюсь я. – Один из штатных режимов посадки.

Макарин морщит лоб, пытаясь вспомнить еще какую-нибудь аварийную ситуацию во время наших полетов, но, в конце концов, разводит руками:

– Ну, все... В остальных полетах действительно ничего серьезно не ломалось.

– И как ты, инженер, это объясняешь?

– Высоким техническим уровнем нашей космической промышленности, – Олег улыбается. – Растущей культурой производства и надежностью испытательной базы...

– Передовицы в “Правду” писать не пробовал? Вполне бы могло получиться... Ты вот что скажи, дорогой товарищ инженер, куда эта культура производства и надежность техники девались при подготовке нашего полета?

– Э... Что-то было не так?

– А ты не заметил? – ухмыляюсь язвительно. – Например, во время запуска?

– Сначала отказ двигателя, а потом пожар на первой ступени ракеты? – вспоминает Макарин. – Ну, да... Это было.

– Номер один и два, записываем, – пишу жирные единицу и двойку на листе бумаги. – Две аварии на участке выведения. Заметь, дорогой мой инженер, при всех предыдущих пусках “Ленина” не было ни одной – ни единой! – неисправности.

– Ну, знаешь, Лешка, такое тоже случается. Не все же коту масленица.

– Согласен, – киваю я. – По теории вероятности могла произойти любая авария даже на тысячекратно испытанном изделии. А у нас – новая ракета-носитель.

– Вот-вот, – подхватывает радостно Олег. – Вот эта неисправность и вылезла в самый напряженный момент полета...

– Ага, вот только причины отказа двигателя и пожара на первой ступени конструкторы с испытателями до сих пор объяснить не могут.

– Бывает, – Макарин снова разводит руками. – Техника у нас – сложнейшая. Не все неисправности видно с первого взгляда. Покопаются – найдут...

– Вполне может быть, что отыщут. Только хочу тебе напомнить, что если бы не своевременное вмешательство Королевина, лунная ракета рванула бы как хороших размеров бомба. И мы не то что к Луне бы не слетали, а и косточек своих бы не собрали!

– Тут я с тобой полностью согласен. Если бы не Сергей Павлович...

– Кстати, о Королевине, – перебиваю я. – А тебе не показалось, что он слишком быстро среагировал на аварию? Как будто заранее знал, что в конце работы первой ступени случится пожар...

Макарин смотрит на меня расширившимися глазами, потом фыркает:

– Лешка, ну ты и злодей! Да Сергей Павлович просто настолько хорошо знает нашу технику, что просто спрогнозировал развитие аварийной ситуации! Такой вот молниеносный прогноз, понимаешь? Спрогнозировал и отдал команду на досрочный запуск двигателей второй ступени.

– Ладно, пока проедем... А как тебе отказ компьютера перед первой коррекцией? И внезапно случившееся – как на заказ! – мое недомогание. Заметь: ничего накануне не было, никаких симптомов...

Рисую на листе бумаги толстые тройку и четверку.

– И что тут таинственного? – Макарин озадаченно чешет затылок. – Был обычный компьютерный сбой. Твоя же болячка... Организм человека адаптируется к условиям космического полета примерно в течение недели.

– Но в предыдущем полете ничего подобного со мной не было! Я чувствовал себя в невесомости, как рыба в воде!

– Ты летал всего лишь сутки. Твой организм не успел толком отреагировать. А вот в нашей экспедиции взял и захандрил. Мне в первом полете дурно сделалось к исходу третьих суток невесомости. Краснел, бледнел и наизнанку выворачивался. Ничего не попишешь: индивидуальная реакция организма.

– Следующий пунктик, – вывожу на листе пятерку. – Еще один очень странный компьютерный “сюрприз” во время прилунения. “Лунник” летел точно на “Луноход”. Сбой компьютерной программы инженеры тоже объяснить не могут.

– Повторюсь: даже самая проверенная техника может преподнести любые неожиданности...

– Шестое – отказ двигателей при старте с Луны, – пишу на листе еще одну цифру. – И снова нет объяснений... Ни в одном из полетов никогда не отказывали сразу оба двигателя. Во время испытаний на Земле такого тоже не было.

– Подарочек от техники, – Макарин пожимает плечами. -Все когда-нибудь случается в первый раз.

– Ага, и тут же еще один “сюрпризец”, – уже седьмой, да? -течь в топливном баке “Лунника”. Это тебе как?

– Ну...

– Нас едва не протаранил американский “Сервейор” – это восемь.

– Сначала аппарат вышел из под контроля центра управления, а потом вообще развалился на части, – робко пытается вставить Олег.

– Девятое: усиленные перегрузки во время посадки на Землю. Единиц пятнадцать не меньше...

– Это – да! – Макарин морщится. – У меня до сих пор кости ноют. Приложило нас солидно.

– И как ты это объяснишь? Мы шли точно в посадочный коридор. Это подтверждает вся телеметрия. Спуск был управляемый, перегрузки на нем не могут быть выше четырех-от силы пяти “же”.

– А вот этого я никак объяснить не могу, – вздохнув, наконец-то соглашается Макарин. – У меня тоже было ощущение, что мы фатально сбились с курса. Зарылись слишком глубоко в атмосферу. Полный звездец наступал нам, Лешка.

– И вдруг перегрузка пропала, – я ухмыляюсь. -Испарилась волшебным образом. И корабль снова вернулся в коридор управляемого спуска. Чудеса, да и только!

– Ну, не знаю... Пусть баллистики разбираются. Это их хлеб.

– Суммируем, – рисую прямую линию на бумажном листе. – Девять крупных неприятностей в ходе одного космического полета. Плюс сопутствующие им всяческие чудеса. Такое раньше когда-нибудь было? В каком космическом полете?

– Не было, – качает головой Макарин. – Стечение обстоятельств...

– Заметь: почти каждая из этих неприятностей могла стать фатальной.

– Но ведь ни одна не стала! – Олег улыбается. – Все закончилось хорошо: ты высадился на Луну, мы вернулись на Землю...

– Складывается убеждение, что мы оказались игрушкой в поединке двух сверхмогущественных сил: одна старалась нас угробить, вторая пыталась спасти.

– Вторая все-таки оказалась в выигрыше, – Макарин хохочет. – Мы сидим в карантине на Земле после успешного окончания полета!

– Но вопросы не снимаются. Случилось слишком странное стечение слишком многих обстоятельств, ты не находишь?

– Случайность, случайность, случайность! – Макарин машет руками. – Хотя...

Он на мгновение замирает:

– Хотя девять случайностей да еще в одном полете -явный перебор...

– Ага, и тебя проняло, – хлопаю его по плечу. – Теория вероятностей взбрыкнула, как необъезженная лошадь, да?

– Э... Ну, знаешь ли... – Макарин озадаченно морщит лоб. -Может быть, действительно стоит поговорить обо всех этих случайностях с Михеевым...

– С Королевиным, – качаю головой. – Он ведь отвечает за подготовку всей нашей космической программы. В комплексе. Вот выйдем из карантина, и я обязательно задам парочку вопросов Сергею Павловичу...

...Ночью долго ворочаюсь, не могу заснуть.

Чудо... Только чудом и могу объяснить наше спасение во время спуска на Землю. Сначала мы почему-то вышли из посадочного коридора – почему? А потом в него сами собой вернулись...

Так не бывает. Это противоречит всем законам баллистики и аэродинамики.

Задавал вопросы специалистам – те только пожимают плечами. Ну, да, было событие. Но почему так случилось -никто объяснить не берется. Все как-то странно уходят от ответа. Словно речь идет о какой-то запретной теме.

Нет, все-таки после карантина нужно встретиться с Королевиным. Он должен все объяснить.

...В моей жизни было только одно чудо.

В тот день все шло хорошо. Стандартная серия парашютных прыжков при подготовке к космическому полету. Самолет поднялся в воздух, и мы один за другим стали шагать в распахнутый люк – Волынцев, Шонов, Гагаров...

Моя очередь. Оттолкнулся от кромки люка и, раскинув руки, полетел вниз, к земле. Парашют хлопнул над головой, начал раскрываться, но вдруг лямка зацепилась за металлическую спинку, которая крепится за парашютным ранцем. Мгновение – и лямка шустрой змейкой обмотала ногу. Меня рвануло вверх, резко крутануло. Миг – и я повис вниз головой.

Небо – “внизу”, земля – “вверху”. Поднял взгляд. Стремительно приближается заросшее зеленой травой летное поле. Если не удастся перевернуться и дальше лететь головой вниз, то... Скорость приличная, на такой бабахнуться башкой о землю – верная смерть. Мгновенная и неотвратимая.

Напрягся, изогнулся всем телом, судорожно ухватился за металлическую спинку и попробовал ее согнуть. Дрожащие пальцы скользили по холодному металлу. Не получается... Ну-ка, еще раз. Тщетно. Металл не хочет уступать ни на чуть-чуть. Попробую еще. Еще!

...Хохочущий гад в черной форме. “Все, Ванька-встанька?”...

До земли оставалось метров сто, когда я все-таки согнул эту проклятую спинку, освободил захлестнувшиеся лямки...

Вечером с инструктором разбирали воздушное происшествие. Вдвоем, в четыре руки попытались согнуть эту же металлическую спинку. Но ничего не вышло. Ни с первой, ни со второй, ни даже с десятой попытки.

Разве не чудо?

Ладно, могу предположить, что в тот раз помогло сверхчеловеческое напряжение. Полная мобилизация сил.

Но при посадке “Знамени”... Чудес не бывает? Тогда что это было?

Я в сердцах бью кулаком по подушке и отворачиваюсь лицом к стене.

Нужно обязательно поговорить с Королевиным.

Мартын Луганцев и его собеседники -11

(записки журналиста)

РУБЛЬ ИЗ БУДУЩЕГО

– Луганцев, – строго сказала Инга, – если ты таким образом решил предложить мне выйти за тебя замуж, то это по меньшей мере глупо.

Мы сидели в кафе “Космос” на улице Горького, ели заварные пирожные и пили кофе. Обычно меня в кафе арканом не затащишь – не люблю есть в заведениях общественного питания. Но чего не сделаешь для любимой женщины?

За окном по-прежнему плакал унылый осенний дождь. Видимо, небо окончательно прохудилось, и решило излить на землю две или даже три месячные нормы осадков.

– Можешь мне поверить, что для предложения руки и сердца у меня есть более эффективные способы, чем рассказ о встрече с пришельцами из параллельного мира, – обиженно пробурчал я. – И, если мне не изменяет память, я уже дважды предлагал тебе официально оформить наши отношения.

– Правильно, – Инга улыбнулась. – И я дважды обещала подумать...

– Угу, – угрюмо кивнул я. – Обещала.

– Но ты ведь мог решиться сделать мне предложение и в третий раз. В завуалированной, иносказательной форме. В виде рассказа о встрече с гостями из параллельного мира. Среди которых оказалась – вот ведь какая случайность! -произнесла она с сарказмом, – якобы наша будущая дочь!

– Никаких завуалированных предложений, – я вздохнул. -Мое предложение остается прямым, как железнодорожный рельс – выходи за меня замуж. И точка.

– Точнее, и дочка, – Инга рассмеялась и показала мне язык. – Выходи замуж и роди мне дочь по имени Марина! Так мне тебя понимать?

– Понимай, как хочешь. Но та белокурая девушка действительно была на тебя очень похожа. А папа у нее -Мартын Андреевич Луганин. Если наш Гагаров в их мире стал Гагариным, вполне логично предположить, что и Луганцев мог стать Луганиным.

Инга задумалась, помешивая ложечкой кофе в чашке.

– Ладно, предположим, что ты действительно встретил ребят из параллельного мира, – наконец, сказала она. – Что из этого следует?

– Следует то, что этот мир или миры становятся все более реальными. Сначала были открытки и значки, потом портреты, потом книги. А теперь появились живые люди оттуда. И если прежде не оставалось никаких следов контакта с иным миром – даже на фотографиях, – то теперь в нашем распоряжении есть материальный предмет из того мира.

Открыл сумку и достал брошюру неизвестного мне академика Мишина.

– Ты уже ее прочел? – Инга осторожно взяла брошюру в руки. Словно боялась, что она вдруг исчезнет прямо на глазах.

– Прочел и очень внимательно. И даже сделал выписки самых интересных мест.

– Ну, и как? – Инга принялась листать тоненькую книжицу. – Твоя оценка?

– Автор подробно и очень доходчиво объясняет, как и почему в параллельной реальности СССР не слетал на Луну, – я пожал плечами. – Кроме того, во второй части брошюры статья некого Салахутдинова о полетах по американской программе “Джемини”... Правда, здесь программа завершается на двенадцатом пуске. А еще в этой брошюре опубликована информация о полете опять же американской автоматической станции “Галилей” к Венере и Юпитеру. И о том, что Япония собирается исследовать Луну... И еще много чего интересного...

– Вот как... Март, а ты не заметил в этих текстах ничего, что могло бы показаться тебе странным?

– Что ты имеешь в виду?

– Какие-нибудь исторические или логические противоречия, – пояснила Инга. – Которые могли бы поставить под сомнение достоверность этой брошюры.

– Нет, ничего такого я не заметил, – сказал, поразмыслив. – Инга, думаю, что эта книга не фальшивка. Ее действительно в каком-то из параллельных миров написал академик Василий Павлович Мишин. А статьи и мелкие информации во второй части брошюры – другие авторы.

– Если это другой мир, то он не может быть полной копией нашего, – сделала вывод Инга. – Должны быть отличия и весьма существенные. И не только в фамилиях и судьбах людей, которые живут в том мире.

– Отличия есть, – кивнул я. – В технике, которую используют на той Земле. В организации всей космической отрасли в целом. Даже политические отличия есть.

– Значит, если судить по содержанию брошюры, тот мир выглядит реальным?

– Не менее реальным, чем наш.

– Хорошо, – сказала Инга. – Будем считать, что в нашем распоряжении появился реальный предмет из существующего параллельного мира. Вопрос теперь стоит так: что мы будем делать с этим предметом?

– Я уже думал над этим, – признался я. – Всю ночь читал эту брошюру и думал. Одновременно.

– И до чего ты додумался?

– Возможно, ты со мной не согласишься, – начал я, – но эту брошюру мы никак использовать не сможем. Прежде всего, не сможем использовать ее как бесспорное доказательство существования другого мира. С точки зрения полиграфии книга Мишина вполне могла бы быть издана и в нашем мире.

Инга быстро пролистала брошюру.

– Да, полиграфия простейшая, – согласилась она. – Если бы не выходные данные, вполне можно было бы считать, что эту книжицу издали где-то у нас. Хорошо, а по содержанию? Мы не можем использовать текст брошюры, чтобы, например, предсказать какие-то события?

– Вряд ли, – я покачал головой. – В том мире совсем иная история. И действующие лица на исторической сцене совершенно другие. Несмотря на некоторое сходство в фамилиях.

– Понятно, – кивнула Инга и с озорством подмигнула мне:

– В отличие от того мира наша местная Инга Лаукайте может и не выйти замуж за Мартына Луганцева. Это еще бабушка надвое сказала.

– Э... – я немного стушевался. – Может быть, не стоит ставить вопрос так радикально, но в целом ты подметила верно.

– Более того, использовать эту брошюру, даже как косвенное доказательство существования параллельного мира мы тоже не сможем, – продолжила Инга. – А если решимся на такой шаг, то неминуемо навлечем на себя целую кучу неприятностей.

– Почему? – удивился я. – Что такого содержится в этой брошюре, что может доставить нам, как ты говоришь, кучу неприятностей?

– Мог бы и сам догадаться, – хмыкнула Инга. – Но раз ты у нас такой недотепа, придется самой разложить все по полочкам. Ну, вот скажи, например, что такое эта книжка с точки зрения какого-нибудь партийного работника или сотрудника комитета госбезопасности?

– Так сразу и не скажешь, – я задумался. – Скорее всего, они воспримут ее как фантастику...

– Нет, мой милый, – Инга решительно тряхнула головой. -Партийные работники и кагэбэшники воспримут брошюру Мишина не как фантастику, а как самую очевидную реальность. Как грязную антисоветскую провокацию, которую ты написал под псевдонимом “Мишин”, подпольно растиражировал где-то типографским способом и теперь распространяешь для того, чтобы опорочить выдающиеся достижения нашей отечественной космонавтики!

– Ну, ты даешь! – я даже опешил от ее энергичного напора.

– Поэтому, – закончила Инга, – эту брошюрку следует просто тихонечко спрятать в надежное место и постараться забыть о ее существовании!

– Пожалуй ты права, – сказал я, поразмыслив. -Неприятностей из-за этой книжицы можно поиметь ох как много! Жаль, что, располагая единственным предметом с другой Земли, мы никак не сможем его использовать!

– Вот-вот, молодец, соображаешь, – кивнула Инга. – Но неприятности у нас с тобой могут быть не только из-за брошюры академика Мишина из параллельного мира! Есть еще кое-что. И тоже, кажется, из другого мира.

– Это ты о чем? – не понял я.

Она порылась в сумочке, достала сложенную вчетверо купюру и протянула ее мне:

– Что это?

– Это купюра достоинством в один рубль, – сказал я. -Самый обычный рубль.

– Обычный, да не очень. Обрати внимания на год его выпуска.

– Тысяча девятьсот восемьдесят пятый, – с удивлением прочитал я. – Ого!

– Сейчас тебе будет не только “ого”, но еще и “угу”, -пообещала Инга. – Ну-ка, посчитай количество полосок на изображенном там гербе Советского Союза!

Я для верности пересчитал дважды:

– Двадцать. И если каждая полоска символизирует одну советскую республику...

– То перед нами рубль из мира, в котором Советский Союз в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году будет состоять из двадцати республик!

– Где ты взяла эту купюру? – поинтересовался я.

– Не знаю, – пожала плечами Инга. – Я просто случайно обнаружила ее вчера среди денег в своем кошельке! Никогда бы не обратила на нее внимания, но купюра была свернута вчетверо. А я так деньги никогда не сворачиваю... Развернула -и сразу же увидела год: 1985. Стала рассматривать подробнее и обнаружила эти двадцать полосочек на советском гербе...

– Еще одно доказательство существования параллельных миров? – я повертел купюру в руках, посмотрел на свет водяные знаки. Рубль как рубль. Самый обычный. Только выпущенный в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году в Советском Союзе, состоящем из двадцати республик. -Инга, тебе не кажется это странным? Доказательства из параллельных пространств посыпались, как из рога изобилия. И почему-то именно на наши с тобой головы.

– Тут есть о чем подумать, – согласилась Инга. – Но о существовании этого рубля нам тоже не стоит нигде заикаться. По той же причине!

– Мы теперь не только злостные антисоветчики, но еще и фальшивомонетчики, – рассмеялся я. – Просто удивительно, как на наш след еще не вышли бдительные работники правоохранительных органов!

– Вполне может быть, что уже вышли...

– Ты имеешь в виду Павла Петровича Синицкого? Он больше не появлялся...

– Нет, я имею в виду не Синицкого, – Инга слегка наклонилась ко мне. – Обрати внимание на мужчину за столиком, который находится у дальней стены и слева от нас. Он уже полчаса сидит и наблюдает за нами.

Я осторожно взглянул влево. За одним из дальних столиков и в самом деле обнаружился некий субъект лет на вид тридцати пяти – сорока, темноволосый, с округлым лицом и густыми усами под довольно крупным носом. Он действительно смотрел в нашу сторону. Глядел, не отводя взгляда, и самым наглым образом улыбался.

– Скорее всего, он не сводит глаз с тебя, моя дорогая, -фыркнул я. – Обычный приставала! Посидит, посмотрит, и если ты не дашь ему повода для более тесного знакомства, уйдет себе потихоньку. Вряд ли за нами шпионили бы так открыто.

Словно услышав мои слова, мужчина поднялся со своего места и не спеша двинулся через зал в нашу сторону.

– Ну, вот, – кивнул я. – Потенциальный кавалер явно собирается пригласить на танец понравившуюся ему даму!

– Дама не склонна сегодня танцевать, да еще и с незнакомыми мужчинами, – отрезала Инга. – Поэтому дядечка получит от ворот поворот! Сейчас мы его болезного...

– Добрый день, молодые люди! – незнакомец остановился у нашего столика. Одет он был с иголочки: прекрасно отглаженный темно-коричневый костюм – тройка, белоснежная рубашка, хорошо подобранные под цвет костюма галстук и туфли. – Вы позволите присесть за ваш столик?

Чеслав Волянецкий и другие -11

(рабочие записи)

“СООБРАЗИМ НА ТРОИХ?”

– Добрый день, молодые люди! Вы позволите присесть за ваш столик?

– Мне кажется, что в этом зале есть достаточное количество свободных мест, – белокурая девушка сходу окатила меня взглядом, температуре которого могла бы позавидовать даже снежная королева.

– Конечно! – согласился я, не обратив никакого внимания на искусственно созданные условия окружающей среды. -Правда, не за каждым из них можно найти Мартына Андреевича Луганцева и Ингу Яновну Лаукайте. Так мне можно присесть?

– Присаживайтесь, – миролюбиво разрешил Луганцев. По его глазам видел, что он уже готов меня считать кем угодно, но не подвыпившим приставалой. – Откуда вам известны наши имена и фамилии? Что-то не припоминаю, чтобы меня с вами знакомили...

– О, нет, с вами, Мартын Андреевич и Инга Яновна, я знаком пока только заочно, – я уселся на стул. – Разрешите представиться – Чеслав Сэмюэль Волянецкий.

– А, так вы иностранец, – сделал попытку догадаться Луганцев. – И наверняка из корреспондентов... Коллега, да?

– Ничего подобного, – решительно запротестовал я. -Никогда не имел ничего общего с журналистикой! Я по нынешней специальности – обыкновенный строитель.

– И в какой же области техники вы проявляете свои строительные таланты? – безжизненно-холодным тоном поинтересовалась Инга. Уж ей-то я точно не приглянулся. С первого взгляда.

– В самых разных, – я пожал плечами. – У меня нет узкой специализации. Но большая часть моей работы все-таки связана с космонавтикой. Так или иначе.

– Ну, по этим вопросам у нас дока Мартын, – Инга кивнула в сторону Луганцева. – Я к космонавтике не имею практически никакого отношения.

– Знаю. Мартын Андреевич – автор семи очень неплохих статей в “Советских Известиях”, в которых он рассказал о руководителях советской космической программы.

Я сделал паузу и продолжил:

– Кроме того, журналист Луганцев имеет некоторое отношение к брошюре академика Мишина “Почему мы не слетали на Луну?” А вы, уважаемая Инга Яновна, являетесь обладателем уникальной купюры достоинством один рубль выпуска тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Которая сейчас лежит в вашей сумочке. Именно об этих брошюре и купюре вы только что беседовали с Мартыном Андреевичем, не так ли?

– У вас очень хороший слух, – не моргнув глазом, констатировала Инга. – Услышать нашу беседу через весь зал смог бы не каждый...

– Нет, слух у меня самый обычный, – я подарил ей улыбку, чтобы хоть чуть-чуть растопить ледяные торосы. – В данном же случае все много проще...

Я достал из кармана брюк уником и пояснил:

– Это универсальный коммуникатор – уником. С его помощью можно легко слышать любой разговор на расстоянии до трех километров. Главное, чтобы объекты, за которыми ведешь наблюдение, были хорошо видны.

– Ах, вот оно что, – недобро ухмыльнулся Мартын Луганцев. Его губы заметно дрожали – не от страха, а скорее от едва сдерживаемого возбуждения. – Значит, я правильно догадался. Вы все-таки из органов!

Я рассмеялся нарочито громко и весело:

– Мартын Андреевич, я же сказал вам, что работаю строителем. К правоохранительным органам, тайным полициям и прочим подобного рода структурам не имею ни малейшего отношения! Хотя, не буду скрывать, иногда и пользуюсь их методами...

– Я, кажется, поняла, – сказала Инга. Голос ее действительно потеплел на полградуса. – Вы – конструктор вот этой штуки?