Текст книги "«Давай полетим к звездам!»"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Ну, это само собой, – Гай Ильич слегка щурит глаза, рассматривая изображение Гагарова-Гагарина на стене – так, словно увидел его впервые. – Они же практически идентичны! Различие только в фамилии.

Делаю шаг к стене, поднимаю руку и касаюсь пальцами сначала деревянной рамки, а потом стекла, прикрывающего фотографию.

– Это подарок Юрия Алексеевича, – говорит за моей спиной Северцев.

Я совершенно явственно ощущаю подушечками пальцев небольшие шероховатости на деревянной рамке, чувствую легкий холод стекла.

– Гай Ильич, – указываю пальцем на размашистую подпись в углу портрета и поворачиваюсь лицом к профессору. – А кто такой Гагарин?

Северцев удивленно хлопает ресницами:

– Э... Как это кто? Первый космонавт!

– А Юрий Алексеевич Гагаров тогда кто? – намеренно произношу последний слог в фамилии Гагарова с ударением.

Главный конструктор Северцев явно пребывает в замешательстве. Удивленно моргает глазами, на щеках даже проявляется легкий румянец. Пауза длится несколько секунд.

Наконец, его губы растягиваются в доброй и немного лукавой улыбке:

– Гагаров, Гагарин, Гагаринцев или вообще Владимиров -разве это так важно, Мартын Андреевич? Важно, что человек полетел в космос первым. Первым поднялся с Земли к звездам. А портрет, подпись – это всего лишь символ, не более. Символ наших космических свершений. В том числе и будущих!

Ответ меня обескураживает. Я просто не знаю, что еще спросить. Поэтому наскоро прощаюсь с Гаем Ильичем и выхожу из кабинета.

Мои и Инги надежды не оправдались. Встреча с Северцевым не приблизила нас ни на шаг к разгадке “тайны Гагарина”. Остается лишь быть оптимистом, и считать, что надежды иногда разбиваются к счастью. Любая тайна раньше или позже раскроется. Нужно только найти к ней ключ.

Знать бы только, где искать этот ключ...

...В электричке по дороге в Москву – у нас в стране практически все крупные предприятия, работающие на пилотируемую космонавтику, находятся в Подмосковье, -начинаю потихоньку работать над статьей о Северцеве.

Но мысли текут в совершенно иное русло.

Время идет. В конце ноября я должен отдать Павлу Петровичу Синицкому “статью” об Инге...

Да что же ты сам себе врешь, Луганцев?! Ты не статью должен написать, а донос на любимого человека!

Трус, слюнтяй и ничтожество.

Моральный урод.

А если не писать? Отказаться?

Потеряю работу. Наверное, потеряю и прописку в Москве – как и обещал Синицкий.

Ну и пусть! Зато не стану подонком!

Но Инга... Павел Петрович сказал, что если не получит от меня материал, Инга тоже лишится и работы, и жилья.

У меня нет выбора: напишешь донос – плохо, жить с этим не смогу. Не написать – еще хуже, сделаю больно не только себе, но и Инге.

Что делать?

Хочется рвать на себе волосы... Должен же быть какой-то выход!

А если все-таки честно обо всем рассказать? Просто признаться Инге в своей подлости... И будь, что будет!

Алексей Леонтьев и все, все, все – 7 “ТОП, ТОП, ТОПАЕТ МАЛЫШ”

Я потянул крышку люка на себя и в образовавшийся большой просвет выглянул наружу.

Никакой делегации селенитов у посадочных опор лунного корабля не наблюдалось. Не звучали и духовые оркестры, играющие в мою честь торжественный марш “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Не было ни ковровых дорожек, ни лунных пионеров с охапками местных цветов.

“Тетушка Селена” скромно встретила меня антрацитового цвета небом, на котором ослепительно ярко сияло огненное яблочко Солнца. Прямо напротив выходного люка в кофейно-черной космической бездне плавал бело-голубой ломтик родной Земли. А еще имела место быть темновато-серая лунная поверхность, похожая на смешанный с пылью тонко размельченный гипс. Этот лунный “гипс” был там и сям усеян мелкими камешками, покрыт осьпинками микрократеров. Их большие братья угадывались дальше, ближе к горизонту. Там, у горизонта, лунная поверхность меняла окраску и становилась коричневатой и даже местами темно-зеленой. Может быть, на этих зеленых участках действительно росла какая-то лунная травка и пели хоровые песни местные кузнечики?

Единственным существом, – увы, не живым! – которое в два телеглаза пялилось на меня и мой корабль, оказался старый знакомый – “Луноход”. Перед его запуском на Луну мы всей нашей четверкой – я, Олег Макарин, Володька Шаталин и Вовик Бугрин, – ездили на фирму Георгия Николаевича Бабакова. Изучать материальную часть будущего лунного помощника.

Я распахнул люк лунного корабля полностью, высунулся наружу едва ли не по пояс, и почти минуту старательно махал рукой глядевшему на меня во все телеглаза “лунному трактору”. Ну, а заодно и остальным двум миллиардам людей, смотрящим сейчас репортаж о первой высадке на Луну.

Пора было выходить на долгожданную прогулку.

– Как настроение, Блондин? – осведомилась “Заря” голосом Юрки Гагарова. Он сменил Шаталина сразу после посадки.

– Нормально, Первенец. Вот собираюсь прогуляться в местный гастроном за бутылочкой молочка для тебя.

У нас с Юркой старая привычка легонько подначивать друг друга. Он беззлобно с первых дней в Звездном городке окрестил меня Блондином за рыжевато-русые, мягко говоря, не слишком густые волосы. Я же после Юркиного первого космического полета стал именовать Гагарова Первенцем. Тогда, после апрельского старта в шестьдесят первом, вручил Юре большую бутылку молока с одетой на горлышко соской.

Мол, вот тебе, Юрец, подарок, как первенцу в нашей большой космической семье, пей на здоровье и восстанавливай силы для будущих космических свершений.

– Выходи, но не спеши, “Флаг-один”, – уже серьезно сказал Юра. – Осмотрись хорошенько и двигайся осторожно.

Я внял совету Гагарова, и еще раз хорошо осмотрел окрестности. Особенно то место, куда из люка кораблика вела двухпролетная металлическая лесенка. Все, вроде бы, нормально. Крупных камней или ямок нет. Шансы поскользнуться или споткнуться на поверхности Луны при первом же шаге минимальны.

Луна оказалась совсем не такой, какой я представлял ее на Земле. Черно-белые и даже цветные фотографии с наших “Луноходов” не передают и десятой доли всей палитры местных цветов, причудливости очертаний природных образований.

Года три-четыре назад, уже после полета на “Восходе-2”, но еще до начала подготовки к лунной экспедиции, я написал две картины – “На Луне” и “Кратерная цепочка”. Луна как она есть. В моем, так сказать, художественном представлении.

Сейчас почти машинально стал сравнивать настоящую Луну с теми картинами. Мне тогда виделось, что Луна, как очень древнее небесное тело, к тому же не избалованное воздействием атмосферы и воды, должна выглядеть иссушенной Солнцем растрескавшейся пустыней. Но нет, трещин-то как раз в поле зрения практически не наблюдалось. Зато куда не бросишь взгляд, видна покрытая серо-голубоватой пылью и достаточно ровная поверхность. И горы оказались не такими высокими, как представлялось. Хотя, возможно, в гористых районах все выглядит именно так, как я рисовал на картинах – острые и резкие пики, черные тени провалов, гребни вершин, похожие на спины гигантских ящеров.

А вот нарисованная мной на “Кратерной цепочке” Земля оказалась очень похожей на настоящую. Яркий бело-голубой ломтик, на котором, – если приглядеться, – заметны коричневато-серые очертания материков. Можно порадоваться за собственное творческое воображение – угадал ведь!

Я снова влез в люк, развернулся и ногами вперед стал выбираться из корабля. Осторожно поставил правую ногу на верхнюю ступеньку лестницы, слегка попробовал ее на прочность, потом поставил левую. Правой рукой ухватился за поручень.

– “Заря”, я вышел из люка. Стою на трапе.

– Хорошо тебя видим, “Флаг-один”.

Еще бы вам меня не видеть! Наружная телекамера висит чуть правее выходного люка и внимательно следит за каждым моим движением. Сейчас на экране Центра управления полетом, наверное, крупным планом видно мое лицо за стеклом гермошлема. Ну, а когда начну спускаться вниз, телекамера покажет меня уже полностью. И зафиксирует тот момент, когда я ступлю обутой в ботинок ногой на засыпанную пылью лунную поверхность.

Пристегнул к кронштейну на поясе скафандра трос, намотанный на небольшую лебедку. Потом закрепил на пояснице специальный обруч. Если я потеряю сознание, – мало ли что? – лебедка по команде с Земли подтянет меня практически к самому люку в корабль. А обруч нужен на тот случай, если я поскользнусь и упаду на спину. “Спина” у скафандра “Кречет” плоская, и может случиться так, что упавший на спину космонавт не сможет встать самостоятельно. Будет лежать, как перевернувшийся жук и беспомощно шевелить руками и ногами. Чтобы этого не случилось, мне на пояс конструкторы предложили надеть специальный обруч. При падении я смогу перекатиться на бок и свободно встать, опираясь на руки.

Начинаю спускаться вниз по лестнице. Наверное, так делает первые шаги человек после очень тяжелой болезни. Осторожно и не спеша, замирая после каждого шага. Со стороны мои движения выглядят очень медленными и нелепыми. Но я не спешу. Поспешность нужна при ловле блох, а не во время лунных экспедиций.

Сколько раз мы – я и Володька Шаталин – отрабатывали спуск по лестнице на поверхность Луны! И на специальном наклонном тренажере, имитирующем одну шестую веса, и в гидробассейне Звездного городка. Мне тогда было страшно интересно: о чем буду думать, если действительно полечу на Луну и буду спускаться уже не по учебной, а по настоящей лестнице на лунную поверхность?

В общем-то, ни о чем я не думал. Во все глаза смотрел себе под ноги и старался очень аккуратно ступать на ступеньки лестницы. Чувства поутихли. Я эмоционально “перегорел” еще во время посадки. А сейчас ощущал только какую-то веселость и легкую тревогу. Практически незаметный “легкий мандраж”, как у нас, летчиков, говорят.

Лазанье по ступенькам заняло почти пять минут. Шесть ступенек от люка корабля до каркаса посадочного устройства, семь ступенек примерно до середины “ног” “Лунника” и еще пять уже до самой лунной поверхности. Вот и она, последняя ступенька. А ниже – это уже Луна.

– “Заря”, мне осталось сделать один шаг.

Боковым зрением улавливаю движение справа. Поворачиваю голову. “Луноход” завертел колесами и подбирается ближе. Операторы хотят получить определенный ракурс изображения на экране. Замираю и терпеливо жду. Сейчас я принадлежу не столько себе, сколько, выражаясь высоким стилем, всему человечеству. И человечество должно получить возможность рассмотреть первый шаг на Луну с наилучшего для телесъемки ракурса.

– Готов к спуску, – сообщаю на Землю примерно через полминуты. “Луноход” уже замер и точно направил на меня квадратные глаза – телекамеры.

– Спуск на лунную поверхность разрешаю! – нервно кашлянув, произносит Гагаров.

Ну, с Богом! Поехали, как сказал семь с половиной лет назад мой нынешний земной собеседник.

Э, стоп... Гм, а с каком ноги лучше ступить на лунную поверхность? С левой или с правой? Черт его знает, что будет, если стать на Луну не с той ноги...

Ну, если по военному, то нужно ступать с левой. В полном соответствии с “Уставом строевой службы в Вооруженных Силах СССР”. Однако, товарищ полковник, вы сейчас не на строевой подготовке на плацу. Можно позволить себе некоторую вольность.

Я осторожно опускаю правую ногу и касаюсь лунного грунта носком ботинка. Вопреки опасениям некоторых скептиков, при этом движении из лунной пыли не высовывается щупальце луножителя. Никто не обхватывает меня за колено и не утаскивает на съедение в лунные глубины. Грунт чуть проседает, но потом я чувствую твердую поверхность.

– “Заря”, я коснулся ногой лунной поверхности, -докладываю на Землю. – Чувствую, что грунт твердый.

– Понял тебя, “Флаг-один”, – доносится ответ. – Будь осторожен, Леша!

– Постараюсь, – на секунду замираю. – Осталось сделать один шаг – и я буду на Луне. Это очень маленький шажок для одного человека. Но это первый шаг всего человечества по большому пути в космосе.

Эту фразу, – первые слова, которые я должен сказать на Луне, – мы долго придумывали с Леной, моей старшей дочерью, в последний вечер перед отлетом на Байконур. По программе “Ритуальной деятельности на поверхности Луны”, сочиненной в недрах идеологического отдела ЦК КПСС, я должен сейчас произнести совсем другую фразу. И скажу ее, но только позже. А кому не нравится, тот может привлечь меня к партийной ответственности. После возвращения на Землю, разумеется.

Осторожно опускаю на лунную поверхность правую ногу. Переношу вес с левой ноги на правую. Неторопливо опускаю рядом с правой и левую ногу.

– “Заря”, я – “Флаг-один”, – в этот момент мне почему-то стало жарко. Нервы все-таки не железные. – Стою на поверхности Луны. Обеими ногами стою на поверхности Луны.

Поворачиваюсь всем корпусом вправо, лицом к телекамерам “Лунохода”, поднимаю правую руку и машу ею.

Делаю шаг назад. Опускаю голову и рассматриваю свои первые следы на лунной поверхности. Отпечатки получились очень четкие. Примерно такие же остаются от ботинок, если поставить ногу на мокрый песок. А я думал, что след на покрытой пылью Луне окажется смазанным и будет похож на неглубокую ямку. Видимо, у лунного грунта какие-то особенные физические свойства, которые и делают его похожим на политый водой песок.

В наушниках слышится невнятный шум. Как будто где-то вдалеке море бьется о волнорезы. Потом в этом шуме появляется звуковой ритм, и секунду спустя я догадываюсь, что слышу аплодисменты и радостные возгласы сотен и тысяч людей, собравшихся в Центре управления полетом.

– Леша, поздравляю тебя! – это голос Гагарова. -Молодец, Лешка!

Так, теперь пару слов для официальной истории...

– Мы пришли на Луну ради мира, социального прогресса и будущего... – начинаю я. Господи, кто же там, в ЦК партии, придумал эту галиматью? – ...коммунистического будущего всего человечества!

Все, веское партийное слово сказано. Пусть оно займет свое место в учебниках истории. А сейчас совсем не чувствуется, что на него кто-нибудь обратил внимание. В динамиках продолжают звучать размеренный рокот аплодисментов и восторженные возгласы. На долю секунды чувствую себя актером, который стоит на огромной пустой сцене и слушает, как ему рукоплещет невидимый в ярких лучах юпитеров зрительный зал.

Делаю несколько шагов к “Луноходу” и обратно к лунному кораблю. Ходить по Луне легко и приятно. Только не надо отталкиваться носками с такой же силой, как на Земле. Мягче и плавнее, мягче и плавнее, вот так.

– “Топ, топ, топает малыш”, – со смешком комментирует в эфире Юрка Гагаров, неумело копируя голос Эдиты Пьехи.

Грунт мягкий, и подошвы ботинок углубляются в него на один – три сантиметра, оставляя очень четкие и резкие отпечатки. Любое передвижение приводит к тому, что за ботинком тянется облачко лунной пыли. Особенно эту пыль хорошо видно, когда ставишь на грунт ногу не строго вертикально, а под некоторым углом. Очень заметными эти пылевые облачка становятся, если резко повернуться в движении или стоя на месте. А когда подпрыгиваешь, то пылевое облако с поверхности тянется вверх следом за тобой. Все эти эффекты связаны с высокой слипаемостью лунного грунта в условиях вакуума.

Восторженный шум и аплодисменты в наушниках стихают только минуты через три-четыре.

– Я – “Флаг-один”, – спешу воспользоваться наступившей тишиной. – Начинаю выполнение программы исследований и экспериментов на поверхности Луны.

Собственно, до начала работы с научными приборами еще далеко. В программе выхода на Луну пунктом первым значится так называемая ритуальная деятельность – флаги, заявления и рапорты. Однако же, не скажешь в прямом телевизионном эфире, что сейчас займешься развертыванием государственного знамени и пением гимна. Понятно, что это необходимо сделать, и многие именно этого и ждут, но не все вещи нужно называть своими именами в присутствии миллионов зарубежных телезрителей. Это мне битый час втолковывал на предполетном инструктаже секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслин.

Контейнер с ритуальными предметами закреплен у меня на левом боку. Поднимаю его клапан и достаю толстый металлический стержень. Делаю десять шагов в сторону от корабля – тоже рекомендация, но уже не ЦК партии, а инструкторов из Звездного городка! – и останавливаюсь. “Луноход” с четырьмя телекамерами тут же поворачивается в мою сторону.

Металлический стержень в руках – это раскладывающийся красный государственный флаг. Только сделан он не из обычной ткани, а из специальной тонкой металлической фольги. На Луне нет воздуха, и обычная материя провиснет невзрачной тряпочкой около древка флага. Конечно, это никуда не годиться. Флаг – это гордость любого государства. Он должен хорошо смотреться и на Луне. Поэтому его сделали из фольги.

Я отворачиваю от древка флага и закрепляю в горизонтальном положении специальную направляющую.

Теперь флаг похож на большую букву “Г”, между вертикальной и горизонтальной ножкой которой развернулся красный прямоугольник из металлической фольги. Нижним острием вертикальной ножки неторопливо втыкаю эту букву “Г” в лунный грунт. Древко флага входит в лунную поверхность легко, мне не требуется прилагать больших усилий.

– “Заря”, устанавливаю флаг. Грунт мягкий. Похож на взрыхленную земную почву.

Флаг стоит ровно. Полотнище чуть-чуть колышется. Древко флага довольно высокое, верхушка его находится почти на уровне моих плеч.

Снова лезу в контейнер, закрепленный на левом бедре. Достаю пятиугольный вымпел, на котором выгравированы изображение Владимира Ильича Ленина в профиль, герб Советского Союза и надпись “СССР”. Чуть согнув ноги в коленях и наклонившись вперед, кладу вымпел у подножия флага. Потом распрямляюсь и поднимаю развернутую правую ладонь к гермошлему скафандра, салютуя трепещущему “на космических ветрах” красному знамени. Замираю в этой позе.

Операторы в ЦУПе и их партийные наставники из ЦК партии не дремлют. Буквально через две секунды после моего салюта в наушниках раздаются слова гимна Советского Союза:

“Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует, созданный волей народной,

Единый, могучий Советский Союз!”

На инструктаже мне рекомендовано петь гимн и я его пою. Хотя, конечно, пел бы его и без партийных инструкций. В наушниках тоже звучит нестройное пение. Представляю, как в ЦУПе все поднялись со стульев и кресел и дружно сейчас исполняют куплеты главной государственной песни:

“Славься, Отечество наше свободное, -

Дружбы народов надежный оплот.

Партия Ленина – сила народная -

Нас к торжеству коммунизма ведет!”

Петь весь гимн не стали, ограничились одним куплетом и припевом. Ну, и слава Богу. Не уверен, что смог бы спеть весь гимн до конца и не сбиться.

– “Заря”, внимание, – говорю в микрофон. – Разрешите сделать заявление?

– “Флаг-один”, я – “Заря”, – откликается Юрка Гагаров. -Разрешаю сделать заявление.

И секунду спустя в эфире на фоне легкого потрескивания помех звучит мой спокойный и уверенный голос. Мне остается только беззвучно шевелить губами.

Это снова наши партийные идеологи перестраховались. Мол, заявление советского космонавта для мировой общественности должно прозвучать веско и уверенно. “Мы, конечно, верим, что коммунист товарищ Леонтьев выучит его наизусть и сможет рассказать даже спросонья. Но товарищи...

Советский человек будет высаживаться на поверхность Луны впервые. Сейчас неясно, в каком эмоциональном состоянии будет пребывать во время высадки уважаемый Алексей Архипович. Совладает ли он со своими нервами, с беспокойством и тревогой? Медицина и психологи не могут дать четкий ответ на этот вопрос. Сможет ли космонавт Леонтьев, например, в возбужденном состоянии вспомнить и без запинки произнести утвержденный ЦК КПСС текст заявления? Это вопрос серьезный, товарищи. Нельзя пустить такое важное дело на самотек. Поэтому есть мнение записать выступление товарища Леонтьева заранее, еще на Земле. А потом просто транслировать его в нужный момент с поверхности Луны. Есть другие мнения? Нет? Голосуем... Единогласно, решение принято”.

– “Флаг-один”, – снова в динамиках голос Гагарова, – с вами будет говорить Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев.

Хорошо, хоть наш диалог с Никитой Сергеевичем партийные перестраховщики не решились записать заранее на магнитофонную ленту (впрочем, откуда мне знать – может быть, был и такой вариант?) и минуты три-четыре мы общаемся с Хрущевым в прямом эфире. “Здрасьте, Никита Сергеевич!”. “Привет вам, товарищ Леонтьев! Как там погода?”. “Ничего, солнышко светит”. Ну, и так далее. Пятиминутный разговор о том, о сем и ни о чем. Разговор на публику, для всей прогрессивной мировой общественности.

На этом ритуальная часть высадки закончилась. На все -про все у меня ушло примерно тридцать минут. Пора было приступать собственно к научным исследованиям и забору лунного грунта.

Начал со второго пункта – со сбора образцов лунных камней и пыли. Для этой операции в арсенале оборудования был специальный пробосборник. Внешне он очень был похож на обычный совок для сбора мусора, но с длинной ручкой.

Работать пробосборником оказалось очень удобно. Я зачерпывал им небольшими порциями лунный грунт и ссыпал его в контейнер, похожий на среднего размера мешок из плотной ткани. “Совком” мне удалось не только набрать несколько килограммов лунного “песка”, но и подобрать около полутора десятков крупных лунных камней. Структура грунта оказалась сыпучей, очень похожей на коричневато-серую муку. Но попадались и более крупные фракции, похожие на песок или плотные комочки.

На всю эту “уборку территории”, как пошутил Юрка Гагаров, у меня ушло около двадцати минут.

– “Флаг-один”, идешь с опережением графика, -прокомментировал Гагаров. – Придется записывать тебя в отряд лунных стахановцев!

– Намек понял, “Заря”. Приступаю к добыче лунного угля, – шуткой на шутку ответил я.

Кроме сбора образцов грунта с поверхности Луны, я должен был постараться получить пробы с глубины примерно пятнадцать сантиметров. Для этого у меня имелись три пробозаборника, выполненные в виде длинных пустотелых “стаканчиков” с острыми краями. Эти заборники поочередно закреплялись на длинной ручке, опираясь на которую руками, я вводил “стаканчики” как можно глубже в лунный грунт.

Грунт является очень рыхлой и довольно мягкой субстанцией. Но эта характеристика справедлива только для его поверхностного слоя. Мне не удалось даже при значительных усилиях углубиться в лунную поверхность на глубину свыше примерно десяти – двенадцати сантиметров. Один из “стаканчиков” вообще вошел только на глубину около семи сантиметров, и какие усилия я не прикладывал, глубже уже не пошел. Видимо, под слоем мелких фракций оказался большой камень.

Когда все три “стаканчика” с полученным содержимым тоже перекочевали внутрь мешка с пробами, я приступил к установке на лунной поверхности научных приборов, которые должны были остаться здесь и после моего отлета. Контейнер с ними был закреплен в нижней части “Лунника”, между посадочных опор. С замком контейнера пришлось повозиться минут десять – совершенно обычная защелка, которая удерживала его на раме посадочного устройства, никак не хотела открываться. Земля тут же начала давать “ценные указания” конструкторов, как раскрыть злополучную защелку, но я воспользовался своим житейским опытом: взял ненужный мне больше совковый грунтозаборник, подцепил его длинной рукояткой застывшую защелку и, опираясь на “совок”, этим самодельным рычагом все-таки сдвинул защелку с места. Теперь контейнер с научной аппаратурой был свободен.

– Против лома нет приема, – с усмешкой тут же прокомментировал Гагаров. – Молодец, Лешка!

Научного оборудования было очень немного: лазерный уголковый отражатель, сейсмометр для регистрации колебаний лунного грунта, термометр и установка для изучения космического излучения. Весь этот “багаж” я отнес на расстояние примерно двадцати пяти – тридцати метров от “Лунника” и аккуратно расставил на лунной поверхности.

– Алексей, ты по-прежнему опережаешь график работ, -сообщил Гагаров.

– Вот и хорошо, – отозвался я. – Значит, у меня будет время, чтобы набросать парочку этюдов и перекурить перед стартом

Конечно, насчет “парочки этюдов” – это я пошутил. Кто бы мне разрешил заниматься рисованием на лунной поверхности? Время моего пребывания здесь очень ограниченно законами небесной динамики: установить флаг, собрать образцы, расставить приборы, провести телерепортаж – и скорее стартовать. Иначе стыковки со “Знаменем” придется дожидаться еще почти сутки. А энергетические ресурсы “Лунника” далеко не беспредельны.

Хотя порисовать на Луне не получилось, но все-таки десять – пятнадцать минут, чтобы хорошо осмотреться вокруг и сфотографировать самые интересные пейзажи, я выкроил. Картины солнечного лунного дня больше всего напомнили мне заброшенный пляж или усыпанный камнями песчаный карьер.

Стоя на лунной поверхности, Луну воспринимаешь совершенно иначе, чем глядя на нее из иллюминатора космического корабля. “Тетушка Селена” меньше Земли по размерам и на ней нет атмосферы. Поэтому горизонт здесь очень неровный и близкий. На Земле такого не чувствуешь, а здесь я на несколько секунд ощутил себя стоящим на вершине огромного, несущегося вокруг Солнца шара. Даже голова слегка закружилась.

Следующим этапом моей работы на Луне было опробование нескольких вариантов передвижения космонавта по лунной поверхности.

Первые шаги по Луне я специально замедлял, чтобы определить, насколько прочен лунный грунт и удобно ли мне будет передвигаться в скафандре в условиях притяжения, которое в шесть раз меньше, чем на Земле. Чтобы сохранить равновесие, старался шагать, широко расставляя ноги. Походкой старого морского волка.

Попробовал передвигаться по Луне обычным шагом. Но это оказалось не слишком удобным. Нужно постоянно держать себя под контролем, чтобы при каждом шаге не отталкиваться от лунного грунта слишком сильно. Иначе это получается уже не ходьба, а подпрыгивание вверх на высоту двадцать -тридцать сантиметров.

Решился пробежаться по Луне трусцой – с той же скоростью и динамикой, с которыми каждое утро тренируюсь на беговой дорожке в Звездном городке. Но ничего не получилось. Бег сразу же превратился в длинные прыжки. Это очень неудобно, приходится все время держать под контролем собственные ноги, чтобы не наступить на острый камень или не споткнуться при приземлении.

Тогда стал передвигаться по Луне вприпрыжку, отталкиваясь от ее поверхности сразу обеими ногами. Способ оказался очень удобным: высота и длина скачка над поверхностью была небольшой, и риск падения значительно снизился. Со стороны, на экране в Центре управления полетом, мои упражнения выглядели, наверное, достаточно комично, поскольку Гагаров тут же прокомментировал их куплетом веселой песенки из фильма “Свадьба в Малиновке”:

– Битте – дритте, фрау мадам,

Я урок вам преподам.

Надо к небу поднять глаза

И запрыгать, как коза!

Так я упражнялся минут пятнадцать, даже легкая испарина на лбу выступила. Центр управления полетом в это время включил прямую телетрансляцию и мои акробатические этюды на Луне с соответствующими комментариями специалистов ЦУПа за кадром сошли за репортаж о работе советского космонавта на лунной поверхности.

В четверть третьего утра я выполнил все намеченные программой полета операции на Луне. Стала сказываться усталость. Даже поспать захотелось. Я начал позевывать.

– Алексей, хорош гулять, – раздался в динамиках голос Гагарова. Земля тоже внимательно следила за графиком работы и моим самочувствием. – Пора возвращаться домой.

Я с помощью лебедки поднял контейнер с образцами лунного грунта к входному люку в кораблик. Потопал ногами, стараясь – впрочем, безуспешно! – стряхнуть налипшую сверху на ботинки лунную пыль. Поднял руку и помахал на прощание застывшему метрах в десяти от “Лунника” четырехглазому “Луноходу”:

– “Заря”, готовьтесь к историческому моменту: Луну покидает первый человек!

– Леша, при входе в корабль не забудь снять калоши, -пошутил в ответ Юрка Гагаров.

Последний раз окинув взглядом окружавшие кораблик лунные просторы, я повернулся и не спеша полез вверх по трапу.

Чеслав Волянецкий и другие – 7

(рабочие записи)

“ВЫШЕЛ ЗАЙЧИК ПОГУЛЯТЬ”

Выход Алексея Леонтьева на лунную поверхность продолжался более двух с половиной часов.

Все это время пять десантных модулей в режиме полной невидимости кружили над местом высадки. Мы были готовы отразить любую атаку шара на космонавта или корабль. Но белый агрессор больше не появлялся.

Тем временем Леонтьев вернулся в “Лунник”. Внутри кабины он надежно загерметизировал контейнер с образцами лунного грунта: пробы с Луны нужно было доставить на Землю в том виде, в котором космонавт их собрал. Кабину космонавта снова заполнили воздухом, и Алексей открыл вентиляционный клапан гермошлема.

Я подвел десантный модуль к “Луннику” до расстояния примерно двадцати метров. Игорь Лосев включил трансляцию. Мы оба молчали и слушали переговоры Леонтьева с Землей.

– Чувствую в кабине какой-то резкий запах, – сообщил космонавт в Центр управления полетом. – Очень похоже на запах пороха.

– Это запах лунной пыли, – посовещавшись, ответили с Земли. – Она осталась на ботинках скафандра и на внешней части контейнера с лунным грунтом.

Леонтьев пообедал, немного отдохнул и начал подготовку космического корабля к старту. 31 октября без пяти минут четыре по московскому времени была выдана команда на взлет “Лунника”.

После старта взлетная кабина еще несколько секунд оставалась неподвижной.

– “Заря”, я “Флаг-один”. Чувствую вибрацию корабля и гудение под полом, – доложил Леонтьев.

– Идет выход на режим ракетных двигателей, -прокомментировала Земля. – Шесть секунд до подъема... Три, две, одна! Старт!

– Поехали! – голос Алексея Леонтьева был слышен нам в десантном модуле очень хорошо. – До свидания, тетушка Селена! До новой встречи!

Космический корабль “Лунник” разделился на две части. Металлическими “брызгами” полетели в стороны части элементов крепления, удерживавших взлетную ступень. Каркас лунного посадочного устройства на четырех “ногах” – опорах остался на Луне, а кабина с космонавтом приподнялась вверх, зависла на мгновение и затем стала стремительно уходить в зенит.

– Десантные модули один, два, три, четыре, поднимайтесь следом за “Лунником”, – распорядился я. -Делайте охранную “коробочку” вокруг корабля и ведите его до самой орбиты.

Наш модуль, пятый, я решил повести следом за стартующим кораблем, прикрывая его снизу. Учитывая способности шара атаковать молниеносно и с любой стороны, во всех наших маневрах особого смысла не было: мы все равно не успели бы парировать любой электромагнитный импульс со стороны агрессора. Но нужно же было хоть что-то делать! Хотя бы для самоуспокоения.