Текст книги "«Давай полетим к звездам!»"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Карандаш-указка скользнул вниз:

– Есть отсеки, в которые космонавты не имеют доступа во время полета. Под днищем спускаемого аппарата находится приборно-агрегатный отсек, который, как видите, имеет цилиндрическую форму с расширяющейся конической “юбкой”. Эта “юбка” – энергетический отсек.

Бушунин украдкой взглянул на часы. Все понятно. Время беседы истекает.

– Еще пара вопросов, Константин Давидович. На Западе сейчас много спекулятивных публикаций о надежности нашей космической техники. Скажите честно, вы уверены, что “Знамя” – это надежный корабль?

– Конечно! – Бушунин улыбнулся. – Три беспилотных пуска, четыре пилотируемых полета – и ни одной серьезной аварийной ситуации! Поэтому можете аршинными буквами написать в своей газете: “Корабль “Знамя” – это очень надежный корабль”.

Он на секунду замолчал, а потом постучал костяшками пальцев по деревянным перилам ограждения вокруг стапеля:

– А вот это – на всякий случай. Чтобы не сглазить...

К концу нашей беседы настроение Константина Давидовича заметно улучшилось. И я решился на откровенно провокационный вопрос:

– Константин Давидович, а Гагарин тоже тренировался для полета на этом корабле?

– Конечно, – кивнул профессор, снова деликатно взглянув на часы. – Юрий Алексеевич тоже участвовал в подготовке к полетам на “Знамени”. Насколько мне известно, он готовится к полету в составе третьей лунной экспедиции.

“А ведь Бушунин даже не заметил подмены фамилии, -мгновенно сообразил я. – Не заметил, что я заменил Гагарова на Гагарина. Гм, или он просто не расслышал моего вопроса, или этот Гагарин действительно существует!”

...В Москву я вернулся вечером на следующий день. Добрался с аэродрома домой и сразу позвонил Инге. Мое сокровище еще добросовестно трудилось в редакции.

– Как дела у частной сыщицы миссис Ватсон? – с ходу поинтересовался я.

– А это вы, Холмс... – Инга сразу приняла правила игры. -Я вчера была в Звездном городке. Вместе с делегацией хлопкоробов из Узбекистана.

– Молодец, – похвалил я. – И как успехи?

– Успехи неоспоримы. Когда осматривали музей Звездного городка, я подошла к гиду – там был какой-то очень моложавый и самоуверенный подполковник, – нарисовала на листе подпись “Гагар” и “ин” четырьмя волнами и спросила прямо в лоб: “Так расписывается Гагаров?” Подполковник внимательно изучил мои каракули и молча подвел меня к стенду, посвященному первому орбитальному полету. Там россыпью лежали открытки и книги с подписью Гагарова. “Как видите, девушка, – он широким жестом обвел экспонаты, – Юрий Алексеевич подписывается совершенно иначе”.

– Ну, если даже музейный работник говорит... – начал я, но Инга прервала меня на половине слова:

– Это еще не все, Шерлок. Когда мы с узбекской делегацией вышли из музея, знаешь, кто нам встретился на аллейке Звездного городка? Угадай из трех раз!

– Неужели Гагаров?

– Отдаю дань вашей проницательности, сэр! – Инга расхохоталась. – Он самый! Шел куда-то вместе с космонавтом Андрияном Николиным. Ну, я и рванула им навстречу. “Юрий Алексеевич, кричу, можно автограф?” И сую ему блокнот и шариковую ручку. “Разве можно отказать такой симпатичной девушке?” – говорит Гагаров и расписывается в блокноте. Тут я и говорю: “Юрий Алексеевич, а вот так вы никогда не расписывались?” И тычу ему страничку с моими каракулями “Гагарин”. Он поглядел и фыркнул: “Нет, милая барышня. Это точно не моя подпись. Так я никогда не подписывался. Подделка!”

– Отлично, Инг! С меня сто поцелуев...

– И ужин в кафе “Вечерняя Москва” с шампанским и мороженным!

– Это само собой! Сегодня же!

– А как твои успехи?

– Ты как всегда видишь на три аршина под землей, – я ввернул витиеватый комплимент. – У Бушунина на пиджаке оказался значок с подписью “Гагарин”!

– Ты смог его сфотографировать?

– Обижаете, миссис Ватсон! Конечно! Дело в шляпе!

– Тогда быстренько проявляй пленку и в семь вечера жду тебя около “Вечерней Москвы”. С цветами и готовыми фотографиями!

– Слушаю и повинуюсь, принцесса!

Алексей Леонтьев и все, все, все – 5

ПРОМЕНАД В ОТКРЫТОМ КОСМОСЕ

Операции по выходу в космос и расстыковке кораблей мы начали ровно в полдень 30 октября.

Еще раз проверили скафандры: я внимательно осмотрел “Кречет”, Макарин – долго копался внутри “Орлана”, вылез, молча кивнул. Все, вроде бы, в полном порядке. Ну, а там посмотрим...

Перед облачением в космические доспехи решили перекусить. Съели по тубе украинского борща, какую-то коврижку с сыром и напоследок чокнулись упаковками со смородиновым соком.

– За удачу, командир! – произнес Макарин и отхлебнул сока. – Лешка, страшно хочу выпить с тобой завтра утром по рюмашке коньячку!

– Где же ты возьмешь здесь рюмашки и коньячок? -ухмыльнулся я. – Фантастика...

– Ну, рюмашки да еще в невесомости – это, может и фантастика, а вот коньячок, – Олег заговорщицки подмигнул, -могу тебя заверить, – это реальность!

– Та-ак, бортинженер Макарин, – я шутливо свел к переносице брови, – и откуда у нас на борту контрабанда?

– Пока ты спал я на Землю в гастроном сбегал, -засмеялся Олег. – А если честно, то Михеев презентовал маленькую фляжечку. Перед самым стартом подошел и шепнул, чтобы я заглянул в карман под ложементом. Когда сели в корабль, полез рукой за кресло и нащупал небольшую металлическую емкость. Ну, а уже на орбите достал ее, приоткрыл, понюхал – коньяк!

– И молчал, стервец! – я погрозил пальцем. – Нет бы по пять капель для аппетита...

– Так ведь повода не было, – Макарин развел руками. – Да и потом с твоей “морской болезнью” только о коньяке и думать было...

– Ладно, – махнул рукой. – Вернусь с Луны, – отметим. А сейчас давай займемся нашими костюмчиками... Пора одеваться и выходить на сцену.

Сначала одевался Макарин. Открыл крышку-дверцу на “спине” скафандра, ловко изогнулся и ногами вперед нырнул внутрь “Орлана”. Опустил ноги в “штанины”. Просунул левую руку и голову. И, наконец, правой рукой потянул за собой крышку-дверцу. Еще около минуты он возился внутри, просовывая в рукав правую руку. Подвигал плечами, пошевелил ногами, немного пораскачивался торсом вперед-назад. Поднял кулак с оттопыренным большим пальцем – готов, мол.

Как только Олег загерметизировался в скафандре, процедуру одевания начал и я. Оказалось, что при отсутствии гравитации надевать полужесткий скафандр даже легче и проще, чем на Земле. Полтора центнера веса “Кречета” совершенно не ощущаются в невесомости.

Мы почти не разговаривали, обменивались лишь короткими фразами. Настрой деловой. Шуточки-прибауточки в сторону: мысли – только о том, чтобы правильно и точно выполнить каждую операцию. Я поймал себя на том, что почти забыл, где нахожусь. Показалось, что работаем на очередной тренировке.

Не хочу врать, не знаю, как у Макарина, но у меня полного спокойствия все равно не было. Чувствовал, что кровь слегка прилила к щекам, что на лбу появилась испарина. Да, это мой второй выход в космос... Но ведь только второй! И тогда, в первый раз, я выходил почти дома, над Землей. А сейчас бело-голубой шарик родной планеты висит где-то вдали среди золотистых головок звезд, а рядом только чужая и совершенно безжизненная Луна...

– Леш, – голос Олега в наушниках прозвучал хрипловато, -давай присядем на дорожку...

Кое-как расположились на выступах оборудования в бытовом отсеке.

– Ты там с селенитками не свяжись, – Макарин попытался шутить. – Помни о моральном облике советского космонавта!

– Передам им привет от тебя, – буркнул в ответ. Шутить не хотелось. Стучало в висках – подскочил пульс. Волнуюсь. Так, ну-ка, возьмем себя в руки...

– “Заря”, я – “Флаг-один”, – сказал в микрофон, закрепленный почти у самых губ. – Начинаем выход в космос.

Олег подплыл к пульту управления и принялся медленно стравливать воздух из отсека за борт корабля.

Я передвинулся к запорному штурвалу люка.

– “Заря”, давление на нуле, открываю люк, – сообщил наземному оператору. Кто там сейчас на связи? Ах, да! Пашка Половец, наш известный шутник и хохмач.

– Принято, открывается люк, – голос Пашкин, но никакого намека на веселость. Серьезность момента проняла и Павла. Волнуется космонавт и дважды Герой Советского Союза Половец. Переживает.

Разрядим обстановочку.

– Не могу найти ключи, – пошутил я. – Кажется, оставил их в гостинице в кармане пиджака.

В эфире пауза. Веселое Пашкино фырканье. Ага, дошло. Улыбнулся.

– Понял тебя, “Флаг-один”, – Половец едва сдерживал смех. – Высылаю ключи почтовым голубем!

Так-то лучше...

Несколько раз повернул запорный штурвальчик люка против часовой стрелки. Плавно потянул крышку на себя.

Внутрь отсека ворвался яркий поток солнечного света. Икристыми звездочками закружились в лучах мелкие пылинки. Как корабль перед стартом не чистили, а пыль все равно осталась...

Я высунул голову в открытый люк.

Черная бездна. Звезд почти не видно – над “носом” корабля висит огненный шар Солнца. А прямо у меня над головой нависает испещренный кратерами и рытвинами светло-серый потолок – Луна.

...Мурашки по коже. Сердце испуганно охнуло. Гогочущий фашист целит из “Вальтера”. “Не струшу!”...

Двинулся вперед, высунулся из люка по плечи.

– Я – “Флаг-один”, выхожу из корабля, – придерживаясь обеими руками за кромки люка, протиснулся наружу. Люк широкий, но и скафандр “толстоват”.

Отыскал глазами закрепленную на бытовом отсеке телекамеру и помахал рукой. Все хорошо, Земля. Космонавт Леонтьев справился с волнением, и чувствует себя отлично. Как на прогулке по Александровскому парку около Кремля.

Осмотрелся. “Знамя” и серебристая панель обтекателя, закрывающего лунный корабль и ракетный блок “Д”, казалось, сияли в солнечных лучах: не просто отражали солнечный свет, а будто сами изнутри светились. Эх, мне бы сейчас бумагу и карандаш!

Ракетно-космический комплекс похож на коротенький поезд. Сначала идет орбитальный корабль “Знамя”: шар бытового отсека, фарообразный спускаемый аппарат, цилиндр приборно-агрегатного модуля, усеченный конус энергетического блока – набор соединенных друг с другом геометрических “фигур”. Далее расположен обрезанный конус переходной “юбки”, плавно перетекающий в цилиндрический “стакан” большого переходника. Внутри “стакана”, как в гараже спрятан мой лунный корабль – “Лунник”. Венчает всю конструкцию ракетно-космического комплекса маневровый “паровозик” – бочкообразный ракетный блок “Д” с раструбом маршевого двигателя.

Я принялся перебирать руками по скобам и медленно перемещаться вдоль бытового отсека к спускаемому аппарату. По проложенной между отсеками “лесенке” добрался до приборного отсека. Потом “промаршировал” по скобам ракетного блока “Д” до входного люка в лунный корабль.

Когда работаешь в открытом космосе, совершенно забываешь и об опасности, и о том, где ты находишься. Думаешь о совершенно конкретных вещах: здесь нужно ухватиться за скобу, тут лучше закрепиться фалом, а вон там вообще придется перевернуться вверх ногами. Вылетает из головы, что ты сейчас абсолютно беззащитен. Если мельчайший метеорит “прошьет” скафандр – смерть наступит за секунды или в лучшем случае минуты. Ты просто не успеешь вернуться в герметичный объем отсеков “Знамени”. Если оторвешься от корабля, уйдешь в свободный полет, – тоже гибель. Скафандр не имеет двигателей, чтобы ты мог прилететь обратно к ракетно-космическому комплексу. Пять или шесть часов мучительного ожидания смерти в парении над Луной – и удушье, тепловые потоки, космическая радиация гарантированно тебя прикончат.

Все эти мысли гонишь прочь из головы. Малюсенькая букашечка в снежно-белом скафандре ползет вдоль веретена сцепленных в “ракетный поезд” космических “вагончиков”. Ей нет дела до окружающей бездны, до мириад галактик, звезд и планет. Букашечке нужна всего лишь малость: переместиться из пункта А в пункт Б, из бытового отсека “Знамени” в посадочный корабль.

– “Заря”, я – “Флаг-один”. Добрался до люка “Лунника”, -сообщил в микрофон. Глянул на часы. Хороший результат: восемь метров я прошел за пятнадцать минут. Спринтер Леонтьев готов к космической олимпиаде.

– Поняли, “Флаг”, – отозвался Половец. – Вытирай ноги и заходи!

Я не мог сдержать улыбки. Молодец, Пашка! Одна вовремя сказанная шутка дороже десяти казенных слов.

Ногами вперед осторожно нырнул внутрь “Лунника”. Доказано: в невесомости в любое помещение удобнее входить именно ногами вперед.

Кабина была освещена. Первое, что бросилось в глаза -бумажный плакат, закрепленный над пультом – “Добро пожаловать, Алексей!”. Маленький подарок от ребят-монтажников с Байконура. Казалось бы мелочь, а приятно.

Устроился в кабине. Прижал и загерметизировал входной люк. Включил наддув кабины воздухом. Когда воздушной смеси стало достаточно для дыхания, я открыл иллюминатор гермошлема и бодро отрапортовал:

– Переход в “Лунник” закончил, приступаю к проверке бортовых систем.

Пять минут на отдых – расслабился, даже глаза прикрыл. Земля не беспокоила. Поняли, что после такой эмоциональной встряски – перехода из корабля в корабль – мне нужен хотя бы крошечный перекур.

А потом опять пошло и поехало...

Следующие пару часов трудился, как вол. Земля выдавала тестовые команды, а я самым тщательным образом их выполнял. В конце концов, консилиум управленцев и конструкторов в Центре управления полетом дал “добро” на высадку. “Передавай привет Луне, Леша!”

...Расстыковка “Знамени” и “Лунника”... Сработали пиропатроны, отделяющие верхнюю часть оболочки ракетного блока “Д” от нижней. Внизу круглого иллюминатора, который находился прямо передо мной, по стеклу коротко полыхнули желто-малиновые вспышки. Мгновением позже пружинные толкатели на корме “Знамени” распрямились, выталкивая “Лунник” из верхней части оболочки. По направляющим, похожим на лыжи, лунный посадочный корабль “выехал” в космическое пространство.

Мне показалось, что невидимый гигантский нож рассек ракетно-космический комплекс перпендикулярно его оси на две части – космический корабль “Знамя” и “Лунник” с ракетным блоком “Д”. Посадочный корабль словно вылетел на свет из длинного темного туннеля. Будто распахнулись створки огромных ворот в пространстве над головой, и в них ворвался ослепляющий солнечный свет. Полетели прочь от корабля металлические рельсы-направляющие, кружась на фоне звездного неба серебристыми стрелками.

Макарин включил двигатели в носовой части “Знамени”. Космический корабль вздрогнул и стал уходить в сторону, удаляясь от “Лунника”. В ярком свете солнечных лучей я отчетливо увидел его округлую корму и удлиненные сопла двигателей. От кормы отделилась и медленно поплыла над лунной поверхностью коническо-цилиндрическая “юбка” уже ненужного переходника.

Четыре стойки-“ноги” посадочного устройства “Лунника” раскрылись в рабочее положение. “Ноги” были не видны из моего иллюминатора. Поэтому Олег развернул “Знамя” и приблизился к лунному кораблю со стороны кормы. Я защелкал тумблерами на пульте, и “Лунник” принялся вращаться вокруг продольной оси, словно закружился в танце.

– “А поворотись-ка, сынку”, – услышал я в динамиках бодрый голос Олежки. – Хорош гусь!

“Знамя” завис на расстоянии примерно метров двадцать пять – тридцать от меня, и Макарин в иллюминатор видел и посадочное “шасси”, и весь лунный корабль в целом:

– Леша, с “ногами” у “Лунника” полный порядок. Все четыре раскрыты в рабочее положение. Знаешь, на что сейчас похож твой корабль? На четырехногого паука, который сидит верхом на цилиндрическом стакане!

– А “Знамя” похож на большую бутылку! – я выглянул в иллюминатор. – Большая зеленая бутылочка!

– Какие-то у вас странные ассоциации возникают, коллеги, – раздался в наушниках веселый смешок Володьки Шаталина.

Два часа Земля милостиво выделила нам на отдых. Мы могли переговариваться и друг с другом, и с центром управления полетом. Настроение было замечательное, веселое. Много шутили и смеялись. Но, – убейте меня, – я совершенно не могу вспомнить, о чем же мы тогда говорили! Шутил, улыбался, болтал с Олегом и с Землей, но мысли были уже совсем о другом. О том, что мне предстояло сделать в ближайшие часы.

Ровно в девять вечера по московскому времени мы начали посадочные операции.

Чеслав Волянецкий и другие – 5

(рабочие записи)

“ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ”

Уником взрывается переливчатой трелью на грани ночи и утра. Я вскидываюсь со сна и в поисках вопящей коробочки лихорадочно шарю рукой по столику около кровати. Ага, вот он, родимый. Большим пальцем нажимаю клавишу соединения, одновременно бросая короткий взгляд на засветившийся маленький экранчик. Милентьев. В такую-то рань...

– Привет, Чеслав, – в голосе Жорки смесь возбуждения и тревоги. – Спутник только что зафиксировал сигнал вызова со “шмеля”.

– Откуда? – мгновенно сбрасываю остатки сна, сажусь на кровати и опускаю ноги на пол.

– Египет. Станция слежения Абу-Кали. Это примерно две с половиной сотни километров к юго-западу от Каира.

– Знаю, – говорю негромко, стараясь окончательно не разбудить Марго. – Что там? Проникновение?

– Хуже. Полный захват станции. Кажется, даже с человеческими жертвами. “Шмель” передает хорошую картинку, а мы ведем запись. Так что сам все увидишь.

– Намек понял, – ухмыляюсь я. – Сейчас буду.

– Особенно можешь не торопиться, – милостиво разрешает Милентьев. – События как раз в процессе развития, и пока там, в Абу-Кали, не установится хотя бы относительная ясность в ситуации, мы все равно туда нос не сунем.

– Ладно, до скорого, – отключаю уником.

– Чес, который час? – сонным голосом интересуется Марго. Она все-таки проснулась.

Бросаю короткий взгляд на экранчик уникома:

– Половина пятого. Радость моя, мне нужно уехать, а ты спи.

– Иди к черту, – заявляет Марго, сладко потягиваясь. -Марш умываться, а я пока приготовлю тебе завтрак.

Холодный душ окончательно возвращает меня из вселенной Морфея в мир реальности. Побрившись, чувствую себя полностью в форме. Еще больше готовность к грядущим героическим свершениям усиливает завтрак, который Марго смогла организовать всего за десять-пятнадцать минут. Овсянка, гренки и стакан яблочного сока – это как раз то, что мне сейчас нужно. Сама Марго не спеша пьет кофе, сидя на табурете за столом.

– Кофе в такую рань, – укоризненно качаю головой. – Ты же не заснешь.

– Я не собираюсь больше спать, – Марго зябко кутается в голубой махровый халатик. Окно в сад приоткрыто и оттуда тянет утренней свежестью. – Не могу спать во время всех этих твоих дел. Особенно ночных.

– Спасибо, милая, – целую ее в розовую, нежно-теплую со сна щечку и сажусь за стол.

Марго... Маргарита Аугуста Норнберг... Рыжевато-русые волосы всегда аккуратно острижены до основания плеч. Слегка удлиненное лицо. Малахитово-зеленые озерца глаз. Вокруг чуть вздернутого носика на нежно-розовой коже едва заметны золотистые точечки веснушек. Гибкая фигура и легкая угловатость плеч. Тонкие красивые руки, длинные пальцы сплетены в замочек и уложены на коленях. На стройных ножках мягкие домашние тапочки. Моя любимая женщина...

За те пять лет, что мы вместе, Марго ни разу не устроила “допрос с пристрастием” по поводу моей работы. Конечно, по началу ее шокировал уником и прочие технические “прибамбасы”, но потом она привыкла и убедила себя, что это новые секретные разработки специально для сотрудников спецслужб. Соответственно и моя работа воспринималась ею, как государственная служба в каком-то страшно засекреченном ведомстве. Я не стал ее разубеждать.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спрашиваю, неторопливо поедая овсянку.

– Как обычно, пойду на работу, – Марго пожимает плечами. – Сегодня будем обсчитывать циклы для одной любопытной звездочки в созвездии Цефея.

Марго руководит вычислительным отделом в Радиоастрономической лаборатории имени Альберта Эйнштейна. Обнаружение и обработка различных сигналов из космоса. В том числе и тех, которые могут принадлежать внеземным цивилизациям. Мы и познакомились с ней на почве интереса к проблемам поиска космического разума. В университетской библиотеке нам понадобился новый номер “Нейчур” со статьей о переменных звездах, обнаруженных в зоне галактического центра. Я скромно отрекомендовался тайным посланником инопланетных цивилизаций. Марго сказала, что готова уступить “Нейчур”, если я немедленно прокачу ее на “летающей тарелке”. Я согласился. “Полет” на “форде” по улицам Вашингтона закончился долгим объяснением с полицейским инспектором, а потом плавно перетек в ужин в одном из симпатичных ресторанчиков на берегу Потомака.

– Ты вернешься к ужину?

– Видишь ли, дорогая...

– Ясно, – Марго вздыхает. – Значит, опять командировка...

– Совсем недалеко и совершенно не опасно, – убеждаю ее, растягивая губы в оптимистической улыбке. – Мелкое поручение шефа...

– Которое может обернуться крупными неприятностями, -Марго понимающе ухмыляется. – Ради Бога, Чес, постарайся быть осторожным.

– Конечно, любимая, – пытаюсь придать голосу максимальную убедительность. Получается нелепо и фальшиво.

После завтрака облачаюсь в походный вариант одежды: легкие десантные сапоги на высокой шнуровке, джинсы, теплый свитер и кожаную куртку. Может быть, для климатических условий Египта это не совсем подходящая экипировка, но для холодного утра в Вашингтоне именно то, что нужно.

– До свидания, родная, – целую Марго в губки.

– Береги себя, Чес.

В кабинке лифта спускаюсь в гараж. Уником в кармане куртки коротко взвизгивает, выключая систему защиты машины и запуская ее бортовой компьютер. Через пару минут сижу за рулем, ворота гаража автоматически уходят вверх, и я выезжаю на спящую улицу.

По пустынным городским улицам Чеви-Чейса до здания нашего оперативного центра на окраине Вашингтона, добираюсь минут за двадцать-двадцать пять. Останавливаюсь только около ночного магазина, чтобы заказать бутылку шампанского хорошего сорта. Выбираю “Моэт де Шандо” с красно-бело-голубым бантом на горлышке. На открытке с изображением букета роз пишу пару слов для Марго и наш адрес, вручаю все это посыльному. Маленький презент любимой женщине.

Через год или два нам предстоит расстаться. У миростроителей – пилигримов, вечных странников, – не принято брать в новые миры подруг, жен, любимых. Во время перехода чувства и ненужные эмоции стираются, вытравливаются и вырываются с корнем. У нас есть только дело, которому мы служим. Все остальное – излишне. Все остальное откладывается “на потом”, на светлое и счастливое будущее, которое когда-нибудь обязательно наступит.

Сердце сжимает тоска. Не хочу расставаться с Марго. Мне очень хочется, чтобы эта женщина всегда была рядом. Я давно уже не пылкий мальчишка и далеко не наивный романтик, за годы странствий у меня были любимые женщины, были счастливые семьи, дети, внуки и даже правнуки. Но чувство к Марго – это нечто совсем иное, светлое, сильное и неодолимое. Это сама Любовь – именно так, с большой буквы.

...Однажды во время командировки на очередную новую Землю я столкнулся со своей прежней любовью.

Уж и не помню зачем, ехал в фирменном “московском” поезде из Донецка в Харьков. Зашел в купе, поздоровался, поставил дорожный кейс на багажную полку, сел, поднял взгляд – и обомлел. Напротив сидела она – моя Саша, Александра Макарьева из мира, в котором жил лет семьсот назад.

Длинные черные ресницы, бездонная глубина двух ясно-голубых озер. Симпатичные веснушки, чуть вздернутый носик. Четко очерченные мягкие губы. Темно-русые волосы до плеч... Сашка, моя Сашка...

Рядом с ней сидел мужчина: средних лет, поджарый, с ранней сединой на аккуратной шевелюре. Правая рука Александры лежала на его колене. На безымянном пальце -кольцо. У мужчины – тоже колечко, но чуть потоньше. Супруги, скорее всего...

Поезд тронулся. Я дождался, пока проводник прошелся по купе и собрал билеты у пассажиров. Вышел в тамбур и закурил – в том мире по легенде я был курящим. Уставился в окно на дверях. За стеклом проплывали бесконечные бетонные заборы, изрисованные яркими пятнами граффити.

Сзади тихонько щелкнула дверь.

Я спиной почувствовал, что это она. Бросил короткий взгляд через плечо.

Ее тонкие пальчики извлекли из пачки сигарету.

Я обернулся, достал из кармана зажигалку и дал ей прикурить.

Она благодарно кивнула и окатила меня взглядом голубых озер:

– Мы с вами не знакомы?

– Нет, – заставил себя приподнять брови. – А с чего вы взяли...?

– Вы как-то странно на меня смотрели, – губы чуть тронула улыбка. – Там, в купе. Словно встретили давнюю знакомую и очень удивились встрече.

– Нет-нет, – поспешно сказал я бесцветным голосом. – Мы никогда не встречались.

Еще пару минут мы курили молча. Наверное, ей было неловко за свой вопрос, а я сознательно не хотел начинать беседу. Потом она погасила окурок в пепельнице, повешенной на оконную решетку входной двери, и ушла внутрь вагона.

Что я мог ей сказать? Что в том, прежнем мире, где жил семьсот с гаком лет назад, мы познакомились на русской орбитальной станции, на которой она работала сменным бортинженером? Что знаю ее мельчайшие привычки? Что у нее есть маленькая симпатичная родинка на левой груди? Что мы прожили вместе долгую и счастливую жизнь, у нас были дети, внуки и правнуки? Что я геройски погиб в одиночной капсуле над Юпитером, – а на самом деле был эвакуирован миростроителями в иной мир, – когда, уже пребывая в весьма почтенном возрасте, решил во время научной экспедиции пойти в глубокий атмосферный нырок, чтобы “пощекотать полосатика”?

Я вышел в Харькове, а Александра с мужем уехали дальше – в Москву, в Россию, в свою совершенно другую жизнь, в которой не было и не могло быть места для некого Чеслава Сэмюэля Волянецкого.

... Подъехав к офису, паркуюсь на свободном месте внутри двора и поднимаюсь в зал управления.

Милентьев и большая часть ребят из отделов оперативного реагирования расположились за длинным рабочим столом. На большой настенный экран в режиме прямой трансляции идет изображение, которое передает через спутник “шмель” из Абу-Кали. Одноэтажные дома, похожие то ли на бараки, то ли на казармы. Суетливо передвигающиеся люди в военной форме без опознавательных знаков. Огромные плетеные тарелки антенн дальней радиосвязи где-то на заднем плане.

– “Шмель” зафиксировал подготовку к атаке на станцию наблюдения примерно полтора часа назад, – говорит Милентьев и кивает в сторону картинки на экране. – Эти ребята в Абу-Кали действовали очень оперативно. Сейчас станция уже полностью под их контролем. Охрану они просто вырезали. А весь научно-технический персонал согнали в одну из казарм. Никто и пикнуть не успел. Видно, что работают хорошо натасканные профессионалы.

– Серьезные парни, – соглашаюсь я. – Можно посмотреть запись атаки? Хотя бы в ускоренном режиме...

– Конечно, можно, – Жорка жестом подзывает одного из сотрудников оперативного центра:

– Доктор Яо, пожалуйста, организуйте просмотр записи для Волянецкого.

Меня устраивают за монитором в комнате рядом с большим залом. В углу помещения обнаруживается солидных размеров холодильник с запасом самых разных напитков. Я решаю угоститься стаканом апельсинового сока. Маленький довесок к раннему завтраку.

...Три крытых грузовика пылят по дороге, соединяющей станцию в Абу-Кали с небольшим оазисом на краю пустыни. Дорогой пользуются редко, и ветер хорошо постарался, постепенно засыпая ее песком и пылью. “Шмель” переводит картинку в инфракрасную часть спектра и обнаруживает под тентами над кузовами грузовиков размытые красные пятна у бортов. Люди. Останавливаю картинку и считаю. По двадцать красных пятен в каждом кузове, по два пятна в кабинах каждого из грузовиков. Итого получается шестьдесят шесть человек на небольшую станцию в Абу-Кали.

“Шмель” проводит дистанционное сканирование машин. У людей в кузове много металла и взрывчатки. Оружие, боевые автоматы и пистолеты. Автоматы, кажется, АК-47, а пистолеты марки ТТ. Советское оружие у людей в машинах, которые выползли откуда-то из глубин песчаной пустыни. Очень интересно.

Достаю из кармана куртки уником и пробегаюсь пальцами по сенсорам. Секунду спустя к моим услугам разворачиваются панель с клавиатурой и экран, размером с тетрадный лист. Через беспроводную сеть ныряю в поисковик нашей базы данных. Материки и острова информации. Океаны и моря самых разнообразных данных из многих тысяч различных миров. Ага, вот то, что мне нужно. “Станция дальней космической связи НАСА в Абу-Кали, общее количество персонала сорок пять человек, из них охрана и обслуживающий персонал двадцать четыре человека, научные и технические специалисты – двадцать один человек”. Даже если считать всех, а не только охрану, незваные гости из пустыни имеют почти полуторный перевес. Плюс многократный перевес в вооружении. Плюс фактор неожиданности. Н-да, хорошая каша заваривается...

Грузовики останавливаются за песчаными дюнами. Со станции в Абу-Кали они сейчас не видны. Четкие команды выметают прибывших из кузовов автомобилей. Построение в два ряда. Один из тех, кто ехал в кабине неторопливо прохаживается перед строем. Наверняка постановка боевой задачи.

Так и есть. Не прошло и минуты, как строй рассыпается на три колонны. Одна из колонн уходит на север, перекрывая путь к Абу-Кали с этого направления. Вторая колонна блокирует южные подступы к станции. И, наконец, третья колонна... Эти рассыпаются цепью и начинают движение в сторону Абу-Кали. Их сейчас отделяет от станции примерно полкилометра.

...Смена картинки на экране монитора. Прошло около получаса. “Шмель” висит над местностью на высоте около одного километра и прекрасно все видит сверху. Северная и южная колонны замкнули кольцо окружения. Центральная колонна, развернувшаяся в цепь, залегла среди песчаных дюн. От сетчатого ограждения вокруг станции ее отделяет не более ста метров. Двадцать человек в маскировочных костюмах, практически не отличимых от цвета пустыни, сосредоточились напротив центрального въезда в Абу-Кали.

“Шмель” в инфракрасном режиме фокусирует “глаза” на контрольно-пропускном пункте станции. Небольшой домик у ворот. Один человек снаружи и два внутри. Часовой и два оператора системы охраны.

По команде шесть юрких фигур начинают движение к станции. Передвигаются ползком, очень осторожно.

Изображение на мониторе закручивается спиралью. “Шмель” идет на снижение и резко меняет точку наблюдения.

...Часовой изнемогает от жары и скуки. В невидимом режиме “шмель” висит всего в нескольких метрах от стоящего около ворот станции человека. Мне хорошо видны и капли пота на лбу под округлой панамой, и остекленевшие в полудреме глаза. Автоматическая винтовка болтается на переброшенном через плечо ремне.

Абсолютно бессмысленное занятие – охранять станцию дальней космической связи. Кому и зачем может понадобиться огороженная зона среди бескрайнего моря расплавленного песка? Здесь нет ничего, кроме аппаратуры для управления космическими объектами. Тарелки антенн, два или три компьютера для оперативной обработки данных, полдесятка основательно помятых на здешних дорогах автомобилей. Кто позарится на это “хозяйство”?