Текст книги "Дневник участника Российской антарктической экспедиции"

Автор книги: Сергей Тамбиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

6. Высадка на станции Молодёжная

06.03.03, Четверг, станция Молодежная. День второй.

С вечера отошли от станции, сейчас подходим к ней опять. Погода испортилась. Пасмурно, поднялась волна, стало немного качать. В 8:30 мы должны быть уже у вертолета, готовые к отлету на станцию. Расписались в списке пассажиров вертолета.

Примерно в 8:40 началась погрузка. С удивлением обнаружили нашу знакомую даму из ААНИИ Людмилу Мочнову, которая работает в группе оптиков у Володи Матюшенко. По ее словам она подошла к Алексееву и напросилась в этот полет на станцию. Теперь, по еёсловам, мы должны ее опекать и взять в свою группу. Нам пришлось тактично отказались, объяснив, что работа у нас будет тяжелая и нам будет не до неё. На том пока и порешили. К нам с Денисом, вместо Саши Новигатского, подключили Николая Мосолова, что, как потом выяснилось, здорово помогло. Вместе с нами в этот раз полетело руководство в лице начальника экспедиции Алексеева и начальника сезонного отряда Кузнецова (Леонтьевича). После того, как все расселись, кто-то пошутил: «Кто последний в списке пусть высаживается, а то нас 13 человек на борту». Запустили двигатель, винт закрутился, постепенно набирая обороты, и минут через пять-семь мы наконец взлетели, как-то неохотно и вроде бы даже с трудом оторвавшись от палубы, вероятно сказывался тринадцатый в списке. Перед полетом мне подсказали, что один из иллюминаторов открывается и через него можно снимать. Коля помог открыть иллюминатор, и я заснял на видео пленку весь наш перелет.

Посадка прошла без приключений. По моим наблюдениям, наши вертолетчики, во главе со своим командиром Игорем – Малышом (Малышом его прозвали за рост под два метра) работают грамотно и высоко профессионально – взлеты и посадки на борт судна делают ювелирно. Думаю, что плохих вертолетчиков сюда бы просто не взяли.

Высадившись из вертолета на снег, мы сразу же ощутили другую Антарктиду – холодную, с пронизывающим леденящим ветром и не очень-то дружелюбную. Кое-как добравшись со своими баками, которые так и норовили разлететься от сильного ветра во все стороны, до кают-компании, мы с облегчением вздохнули. Внутри было тепло и светло. Вчерашний десант полярников сделал свое дело – ребята вдохнули жизнь в заброшенную станцию. Технику им тоже удалось запустить: за окном мы видели работающий бульдозер, который расчищал площадку, а вдали пару раз лихо пронёсся ГТТ. Коля с Денисом сразу же кинулись играть в бильярд, а начальство удалилось в другую комнату на совещание. Через несколько минут вышел Леонтьевич и сказал нам собираться, и пока суть да дело, начинать работу на озере. Мила опять начала проситься с нами на озеро, но здесь нам уже пришлось давать ей решительный отпор, т. к. погода на улице была довольно плохая и мы сами шли, по правде говоря, без особого удовольствия.

Выйдя на улицу, мы кое-как с нашими пластмассовыми баками, 40 л бидонами, титановым буром и другим оборудованием добрались до озера Лагерное, благо оно оказалось не далеко, в десяти минутах хода от кают-компании. На середине озера ветер задувал еще круче, и у меня даже возникли сомнения в возможности проведения работ, но Николай сказал, что когда они здесь работали в позапрошлом году, погода была даже хуже, что нас подбодрило и в 9:30 мы приступили к работе. Пока мы с Николаем налаживали бур, я отправил Дениса к кромке озера сгребать снег в баки, т. к. на середине озера снег отсутствовал. Верхний слой льда оказался с вертикальной структурой и кавернозный, так что бурить его было нелегким занятием. Примерно через 30 см бурения под пронизывающим ветром керн откололся и внизу показался более плотный лед. Этот керн мы посчитали за верхний слой льда и бросили его в бак для кровли. Бурение продолжалось. На глубине 40–50 см показалась вода и я, по опыту бурения озерного льда на станции Новолазаревская, уже решил, что мы пробурили толщу льда, но не тут-то было. Вода продолжала поступать, а лед не кончался. Лед был хотя и более плотный, чем на поверхности, однако имел ту же необычную вертикальную структуру и был явно неоднородным, а с пустотами. Бурили все по очереди – помогало согреться под пронизывающим ветром, хотя температура была не очень низкой, выше -10^оС, но сильный ветер превращал нашу эпопею в серьёзное испытание: нас просто сдувало со льда, а по небу низко ползли почти черные зловещие тучи. Бурить вдвоем, как мы делали это с Сашей, у нас не получалось. То ли лед был сложнее, то ли агрессивная манера бурения Николая затрудняла совместную работу, трудно сказать. В итоге, промучившись около 2 часов, мы пробурили рекордную скважину глубиной 255 см и отобрали около 10 кернов. После этого я принял решение дальше не бурить. Бак для керна был полностью заполнен, а кроме того, скважина стала отклоняться от вертикали и бур стал часто застревать. Появилась реальная угроза его заклинивания и даже утери. До нас, несколько лет назад ребята из ААНИИ пробурили здесь скважину, глубиной 230 см и тоже не пробили всю толщу льда. А в позапрошлом году наши парни в 46 РАЭ пробурили 180 см и дошли до воды. Коля в той экспедиции участвовал и говорит, что тогда лед был другой, однородный. После завершения работ с глубокой скважиной, мы пробурили еще несколько мелких (до 30 см) скважин, чтобы заполнить баки поверхностным льдом. Во время отдыха от бурения я поднялся на прилегающую к озеру скалу и обнаружил там большое петрографическое разнообразие: жильные граниты рапакиви, разнообразные гнейсы, слюдяные сланцы, пегматиты, диориты, в общем большинство из того, что встречается среди кислых интрузивных пород. Как всегда, не удержался и набил карманы образцами разных камней.

По окончании работ мы подтянули все баки со льдом, снегом и водой к месту, куда может подъехать ГТТ – рядом с бывшей водозаборной станцией. На станции я спросил Киселева, когда он выделит нам ГТТ, он сказал, что только завтра. Пока мы работали на озере, Киселев подыскал для Милы соответствующую экологическую нишу на станции. Её поставили на камбуз мыть посуду, чему она, как человек с тонким восприятием окружающего мира, была очень недовольна и на следующий день высказала это руководству на борту «Федорова». Покормили нас не плохо. Каждому было дадено по большому куску рыбы с помидорами из банки, горошком и макаронами. Не ресторан, конечно, но чувство голода было заглушено капитально. После обеда Денис с Николаем опять сыграли в бильярд причем оба мазали мастерски. Потом Киселев, проходя мимо нас, сказал, что у нас есть время до 18:30, и мы все дружно засобирались на прогулку – Мила, Саша из Росгидромета, Денис и я. Николай просил его исключить из этого мероприятия, он здесь уже не в первый раз.

Из нескольких возможных вариантов, выбрали подъем к православному кресту, возвышавшемуся над станцией. Преодолев сначала ледяной склон, а затем скалистую осыпь добрались до креста. Оказалось, крест был поставлен в 1996 г. официозом в честь российских полярников при поддержке компании Юкос, которая, вероятно, мечтает добраться до антарктической нефти и газа и загадить все вокруг так же, как они делают это в России. Освящен, крест православной церковью и лично Патриархом Алексием II. Сверху от креста открылся прекрасный вид на всю станцию и аэродром, расположенный с другой стороны от высотки с крестом. Молодежная станция оказалась очень большой, гораздо больше Новолазаревской. От полярников я узнал, что это была наша самая крупная станция. До сих пор мне осталось непонятным, почему руководство решило срезать именно станцию Молодежная. Может быть, из-за больших размеров ее сложнее и дороже обслуживать, чем другие станции?

Визуальное изучение с холма аэродрома вфявило на нем четыре брошенных и вмерзших в лед самолета: ЛИ-2 и ИЛ-14. Решили их обследовать. Ближе всех оказался ИЛ-14. Я помню этот самолёт по работе в Сибири – когда-то он был надежной трудовой лошадкой отдаленных регионов. С ЛИ-2, героем освоения северных регионов нашей необъятной родины в 50-х и 60-х гг. я успел повстречаться только в 1968 году на Камчатке. В последствии, он был вытеснен ИЛ-14, который в свою очередь уступил место АН’ам и ЯК’ам.

Вблизи самолет представлял собой унылое зрелище. Все что можно было снять, было снято, а внутри он был заполнен многолетним льдом с проталинами, что являло сюрреалистическую картину. Полазали по салону и пофотографировались, а Денис даже умудрился залезть в кабину пилота и сфотографироваться за штурвалом этого когда-то столь популярного лайнера. Теперь же этот самолет был больше похож на призрак, или атрибут одного из американских фантастических фильмов о неприглядном будущем, ожидающем землян после космических катаклизмов или термоядерной войны. Нам всем осталось непонятным, почему же эти самолеты, стоившие казне миллионы рублей, были здесь так бездарно брошены, ведь они же были на ходу и могли улететь сами. Примерно в половине шестого мы были в кают-компании, по дороге изучив горные породы холма, на котором стоит крест. Это были все те же разнообразные породы гранитного ряда, а также гнейсы с включениями отдельных кристаллов и небольших скоплений гранатов. Однако гранат содержащих пород здесь было значительно меньше, чем на Новолазаревской. В петрографическом отношении породы на Молодежке мне показались более разнообразными и интересными, чем в оазисе Ширмахера, хотя общий ландшафт последнего, значительно красивее, чем окружение станции Молодежная.

Вертолет прилетел в 18:30 и уже через десять минут мы были дома, т. е. на борту «Академика Федорова», который на ближайшие 3–4 месяца стал нашим домом. Как водится, тяпнули в каюте коньячку и обсудили с Сашей проделанную нами работу, наметив программу на завтра. Пока нас не было Инна вместе с биологами отобрала очередную порцию планктона для наших исследований. После пришло известие, что у Саши Плишкина оборвался черпак, причем произошло это после того как он поругался с Ольгой Воскобойниковой и сказал, что ничего ей не даст из этого черпака, а Ольга с Инной перед этим ходили к капитану выпрашивая у него разрешение на отбор проб донных осадков. При спуске за борт оборвалась оснастка на черпаке, которую несколько раз советовали заменить, т. к. она порядком проржавела. Плишкин в трансе, и я заходил к нему в каюту как-то его подбодрить, т. к. он, в принципе больше ни с кем из нашей группы не общается – живет затворником.

Примерно в половине десятого зашел Дениска, весь усталый, говорит, болят руки и ноги, собирается идти спать. Пере этим, он зашел в лабораторию к Новигатскому, куда тот прячется по вечерам учить английский язык для сдачи кандидатского минимума, и целый час доставал его разговорами. Видно с Ромой наговориться не получается.

07.03.03, Пятница, станция Молодежная. День Третий. Высадка отменена.

Т воздуха – 4^оС, Т воды – 1^оС, ветер 130^о, 8 м/сек. 9.00. Проснулся сегодня, не совсем отдохнувшим, хотя накануне лег спать рано, еще не было и десяти – видно, все-таки устал вчера. Разбудил меня опять солнечный лучик, который робко пробился к нам в иллюминатор сквозь облака. Вскоре, правда, солнце исчезло, и небо опять затянуло облаками. С утра нам сказали, что мы полетим сегодня на станцию, и после завтрака я ушел в каюту переодеваться и готовиться к высадке. Поднявшись со своей тяжелой сумкой в лабораторию за оборудованием и молотком, увидал там Сашу, Леонтьевича и Дениса с грустными глазами и сразу все понял – высадку отменили. Леонтьевич сказал, что когда подошел к Алексееву, тот перечеркнул его план, заявив, что высадка научного состава отменяется, т. к. погода портится, подходит циклон, и они хотят сегодня успеть перебросить на станцию максимальное количество грузов. В этот момент подошел Коля, и узнав, что высадки не будет очень долго ругался на Алексеева и заявил, что тот теперь ему должен, т. к. Коле из-за него пришлось рано вставать (а он этого очень не любит) и вообще поменять все планы, непонятно, правда, какие. На мой вопрос, а что же будет с нашими баками со снегом и льдом, которые мы оставили на озере, чтобы сегодня подобрать их с помощью ГТТ, Леонтьевич только плечами пожал. Совершенно очевидно, что без нас Киселев их грузить и отправлять на судно не будет. Постояли еще немного, поругали бестолковое руководство и разошлись, кто досыпать, а кто по своим личным делам.

В обед к столу подлетела Инна и сказала, что разговаривала с Алексеевым насчет нашей высадки, и он ей сказал, что если мы собирались работать два дня, то почему мы там не остались ночевать, как Богородский со своей командой. Инна очень эмоционально стала нам объяснять, что мы сами виноваты и что она теперь переживает за наши баки с образцами, оставшиеся на берегу озера. Обвинения в наш адрес я счел несправедливыми. Перед отлетом нам было сказано, что во-первых, для ночевки на станции условий нет, станция только что расконсервирована и там нет ни белья, ни достаточно помещений и ночевать там без особой к тому нужды не рекомендуется; во-вторых, Леонтьевич без всякого выражения неудовольствия спокойно записал нас на два дня работ с возвращением по окончании каждого дня на борт. Если бы нам было сказано, что это невозможно, то мы бы или постарались выполнить все работы за один день или бы, на худой конец, остались на станции ночевать, хотя необходимости в этом и не было. У Богородского идет эксперимент, и он берет пробы через определенные часы, включая утренние, вечерние и ночные, поэтому он должен там оставаться на весь период проведения эксперимента. И в-третьих, в отношении баков нам сразу было сказано Киселевым, что ГТТ их заберет только на следующий день. В этот день никакого разговора быть не может, т. к. ГТТ занят на других работах.

После ужина ко мне в каюту зашла Инна, сказав, что она поняла, что была не права и что нашей вины нет. Мы дружно поругали подлое руководство экспедиции, которое старается всячески нам навредить. Кроме того, источником плохого настроения Инны было отсутствие поздравительных телеграмм к Женскому дню и полученная из ИОРАН телеграмма о том, что ей не дали грант на ее книгу. После ухода Инны пришел Денис, и мы втроем обсудили сценарий мультика, который взялся изготовить Денис в программе Флэш для Инны и других женщин на восьмое марта. По-моему, получается прикольно.

8-10 Марта 2003 г., Суббота, станция Молодежная. День Четвертый.

8 Марта.9:00. Погода плохая, пасмурно. Юго-восточный ветер 16 м/сек. Вчерашний прогноз ухудшения погоды сбылся, и вертолет пока не летает. С утра поздравили женщин с их праздником. Судовые мужики распечатали им на цветном принтере поздравления и подарили каждой набор стаканов – наверное, чтобы из этих стаканов, с этими же судовым мужиками дамы выпивали. Ждем вечера чтобы начать праздновать. Интересно, успел ли Денис закончить мультик? На завтраке их с Ромой не было видно. В столовой сегодня дежурил недовольный Николай. Такому крутому парню дежурить на камбузе, конечно же, «западло». В салоне он не появляется, белый халат не одевает, наружу из раздаточной не выходит, как будто он и не причем вовсе.

Вечером взяли свои пайки и пошли праздновать к Инне в каюту. Инна нам заявила, что она отказалась от всех, поступивших к ней, интересных предложений в пользу празднования со своими мальчиками. Денис оказался на высоте и сделал оба мультика: для Инны и для Ольги. Сюжет мультика для Инны: «Федоров» плывет по морю, натыкается на айсберг, Инна перелетает с борта ««Федорова»» на этот айсберг кверху тормашками и начинает быстро-быстро вычерпывать ведром с этого айсберга нефтяное пятно. После этого в кадр вплывает льдина на которой два пингвина держат плакат «Поздравляем Инну с 8 Марта». Сюжет Олиного мультика еще проще. Она бросает сеть с борта «Федорова» и вылавливает большую рыбину, которая, измененным до противности голосом Саши Новигатского говорит «Поздравляю с праздником 8 Марта, Оля». Оба мультика, несмотря на их примитивность, имели бешеный успех у обеих дам. После этого празднование продолжалось с нарастающим размахом и все было бы хорошо, не вмешайся в плавное течение событий судовой радист, который, покачиваясь, пришел в каюту и пригласил Инну на празднование к нему. Абрамовна стала отказываться и говорить, что не может бросить своих, т. к. мы уже начали праздновать здесь. Тогда радист сказал, что приглашает нас всех пятерых к себе. Против такого аргумента достойных возражений у нас не нашлось, и мы всей толпой перебазировались к радисту на две палубы выше. С этого все и началось. У радиста, кроме присутствующих в каюте двух его друзей, второго радиста и радионавигатора, оказалось много джина и коньяка. Увидев это, Денис начал частить и события вышли из-под контроля. Когда мы уже почти прикончили запасы радиста, в двери, как по волшебству, появился Коля и пригласил всю веселую компанию к себе. «Компания» плавно перекатилась на три палубы ниже и с этого момента я уже смутно помню, как развивались дальнейшие события. Помню, как очутились у Коли в каюте. Кто из наших дошел, помню плохо, но кажется, кроме Оли, какое-то время были все. А потом все, провал, с отрывочными и тяжелым воспоминанием видения своего туалета ночью.

На утро, 9 марта, сквозь сон слышал приглашение на завтрак, но даже сама мысль о том, чтобы встать и пойти на завтрак показалась мне тошнотворной. И можно представить мои чувства, когда около 9 часов утра в каюту врывается Инна и сообщает: «Сережа, дали добро на ваш полет на станцию, поднимайся, вертолет сейчас уходит». Могу сказать совершенно точно, что это было худшее, что до сих пор со мной здесь случалось. Это было просто из ряда вон. Я думал, что умру. Но вот что значит выучка, вбитая в меня за годы экспедиций моими суровыми учителями: как бы ты ни напился с вечера, но если на следующий день есть работа, ты должен встать и сделать ее. Я почти ничего не соображал в этот момент. Во мне чуть теплилась только рефлекторная деятельность (спинной мозг, как видно, еще работал и принял на себя функции головного мозга). Эти рефлексы вынудили меня подняться, и молча начать сборы – говорить сил не было. К счастью, рефлексов хватило еще и на то, чтобы забрать свою сумку со сменой белья, обуви и дополнительными чистыми вещами. Увидев меня на палубе, Инна тихо ойкнула и побежала в каюту за банкой пива. Очевидцы уверяют, что цвет моего лица был, в тот момент, землисто-зеленый. Перед посадкой в вертолет единственно, что я смог сказать это: «Как можно так издеваться над живыми людьми». Почти в таком же состоянии под руки ввели в вертолет и Дениса Айбулатова. Николая поднять не смогли, он заперся в каюте и до него не достучались. Как долетели, помню плохо, как высаживались тоже. Войдя в столовую, помню, спросил у Киселева, а есть ли у них здесь комната отдыха. Он посмотрел, на меня как на идиота, и ничего не ответил. Саша Коцуруба, находившийся на станции со времени нашего первого посещения 6 марта вместе Петром Богородским и Андреем объяснил, что не то, что комнаты отдыха, а просто угла своего нет. Станция законсервирована и обогреваются только столовая с кают-компанией и еще какой-то домик, где ночуют те, кто готовит станцию для зимовки в следующем году. Они же сами ночуют в столовой, сдвигая перед сном столы и стулья. Кстати говоря, все эти дни они дежурили по кухне.

Кроме нас с Денисом на станцию прилетели еще двое: Наиль Мухамадиев – специалист по выживанию, боевым искусствам, безграничному трепу и эколог по совместительству, такой же, как и мы сезонник. В помощь ему был придан Юра Мизин, эколог, который собирается зимовать на Мирном. Улетая, вертолетчики сообщили, что прилетят обратно в 5 вечера, и чтобы мы были готовы к этому сроку. Учитывая наше плачевное физическое состояние и полный упадок сил, я принял решение идти на озеро сразу. Объем работ был не совсем ясен (глубина льда и как он будет буриться), путь был не близкий, а времени до возвращения вертолета оставалось не так много. Взвалив на себя бак, бидон, бур и батометр с ведром мы побрели на озеро Глубокое, куда и добрались за полчаса, встречая по дороге одиночных пингвинов Адели и небольшие их колонии, до 20–30 особей. Прошли по льду примерно на середину озера и после короткой передышки, в 10:30 начали бурить первую дыру. Бурили с Дэном по очереди. Тот же, кто в данный момент не бурил, в полубессознательном состоянии раскинувшись лежал на льду.

Пока бурили, к нам два раза подходил маленький любопытствующий пингвин Адели – наверное разведчик. Название этим пингвинам дал в ХIX веке французский исследователь Антарктики Дюмон д’Юрвиль, в честь своей жены (интересно, как она к этому отнеслась?) Её именем он назвал и район западной Антарктиды, где высадился – Земля Адели. В честь этого исследователя названа французская научная станция, где сейчас, между прочим, располагается Южный магнитный полюс Земли. Пингвины Адели раза в два меньше императорских пингвинов, хотя отдельные индивидуумы вырастают почти до 70 см. Наш пингвин решил вероятно обозреть свои окрестности и посмотреть, что на его территории делают странные чужаки. Первый раз, он подошел к нам спереди примерно метров на двадцать, постоял, поизучал нас в течении пяти минута, а потом неторопливо направился в перевалку к своему небольшому, в 5–7 особей, семейству, которое расположилось среди камней, метрах в ста от нас на берегу озера. Мы их как-то сразу и не заметили. Второй раз он подошел к нам опять метров на 15–20, но на этот раз сзади, опять постоял немного и дальше пошел к своим. В это день пингвины оказались не единственными визитерами. Я бурил лунку, как вдруг Денис закричал: «Сергей Борисович, смотрите, вверху!», я поднял голову и увидел буквально в метре над собой здоровенного поморника, зависшего над моей головой и еще одного над ним. Я замахал руками, и они, поднявшись чуть выше, сделали несколько кругов и улетели. Потом они прилетали еще пару раз, и на этот раз зависали над Денисом, когда мы двинулись на станцию обедать. Что это было, атака или попытка поближе познакомиться с интрудерами на своей территории, мы так и не поняли, однако заметили другой интересный факт. Как только над озером появлялись поморники, наше маленькое семейство пингвинов Адели тут же сбивалось в плотную кучку. Когда же поморники улетали, пингвины опять разбредались. Из этого мы заключили, что пингвины с поморниками не очень-то дружат и последние представляют для них угрозу, несмотря на заверения нашего эколога Юры Мизина, что поморники не хищники, а падальщики.

Когда мы пришли к обеду на станцию, около часа дня, все наши уже находились там и слушали переговоры начальника станции Киселева с капитаном «Федорова», который его и нас «порадовал» новостью, что в связи с ухудшением погоды, вертолет за нами в 5 часов не прилетит и нам придется ночевать на станции. Сия новость никакого удовольствия ни нам, ни Киселеву не доставила: нам предстояло ночевать в отсутствии удобств, в столовой, без белья, на раскладушках, а Киселеву лишние заботы свалились на голову – кормить четыре лишних рта и добывать еще четыре спальных места. Но делать нечего, мы пошли по складам станции и в закромах нашли четыре раскладушки и четыре матраса с подушками и одеялами.

После обеда нам выделили ГТТ с механиком, чтобы отвезти на посадочную площадку вертолета материал, набранный еще 6 марта с Колей на озере Лагерном. Баки и бидоны стояли там же, где мы их и оставили, но вода совершенно заледенела и бидон раздулся от льда. Вернувшись в кают-компанию, мы попросили Петю с его командой помочь нам добурить лед, на что они милостиво согласились, т. к. к тому времени заняться им было нечем. Ребята отбирают пробы льда и снега, на которые они вылили солярку, через каждые шесть часов, т. е. в 6 и 12 утром и вечером, всего 4 раза в сутки. Все вместе мы пошли на озеро, по дороге поснимав пингвинов, и за пару часов, они втроем, не торопясь, прокрутили нам еще 3 лунки во льду. Я в это время занимался отбором подледной воды, а Денис макал в лунку свою сеть, в надежде отловить какое-нибудь мелкое животное в этом пресном озере. Вскоре к нам присоединился Юра Мизин, который без всяких просьб с нашей стороны вызвался нам помочь, как и подобает настоящему полярнику. Мы хотели оставить бак и бидон на озере, чтобы заехать за ними. Но Юра предложил дотащить все это до станции на руках, народа хватает, а груза всего один бак и бидон, хотя они весят по 45–50 кг каждый. Посовещавшись, мы так и сделали, правда это оказалось значительно труднее, чем мы в начале предполагали. Тащить все это пришлось вверх по скалам и ледникам несколько сотен метров. В столовой, в это время уже сидел грустный специалист по выживанию Наиль, который никак не рассчитывал на ночевку на станции, да еще в столовой и без постельного белья. Когда мы пришли он начал на чем свет крыть судовое руководство, грозя им всяческими карами на берегу через свободную прессу. Это нашло живой отклик и в наших сердцах. Потом Наиль стал сетовать на то, что не сможет выполнить данного жене обещания выпить за ее здоровье, т. к. сегодня у нее случился день рождения. Выслушав его сетования, я сжалился над человеком и сказал, что у меня есть коньяк, и мы можем выпить за ее здоровье, что мы и сделали. Это сильно улучшило настроение Наиля, и он растрогавшись пообещал подарить мне на борту свою книгу «Школа выживания для полярников» (обещание свое он впоследствии сдержал). Делать на станции нам было абсолютно нечего, читать тоже, и мы занялись ленивым трепом. Одну из тем нашего обсуждения я бы хотел упомянуть особо. Разговор, каким-то образом, коснулся темы слухов и их раздувания на судне, и я, как человек опытный, сказал, что это происходит всегда и на всех судах, причиной чему является отсутствие информации. На это с негодованием обрушился Наиль заявив, что такого быть не должно. Что нам скрывать? Мы что, военное судно или выполняем какую-то секретную миссию? По его словам, радист сказал ему, что капитан приказал не отправлять радиограмм и электронных писем с упоминанием, где мы находимся и что в экспедиции погибло уже 3 человека, один из которых лежит у нас в холодильнике. С последним указанием еще можно согласиться. Чтобы зря не нервировать родных и близких на берегу, не зачем сообщать такие страсти. А вот почему нельзя сообщать, что мы в данный момент находимся, к примеру, у станции Новолазаревская или Молодежная, никто не понимает. Говорят, что капитан дурит ААНИИ и сообщает туда неверную информацию о нашем истинном местонахождении. Другим возмутительным фактом является то, что у нас сейчас в холодильнике лежит человек, который погиб при нас на Новолазаревской от несчастного случая. Все об этом знают, такую информацию скрыть невозможно. Однако, никакого официального сообщения от руководства экспедиции об этом прискорбном факте не последовало. Погибшего парня просто втихую засунули в холодильник и все. Ни фотографии с некрологом не вывесили, ни возраста и даже имени его мы не знаем. Такого на наших академических НИС никогда не было – всегда устраивалась панихида и вывешивался некролог. Что это, абсолютно дикая, махровая черствость или что? А ведь человек был наш товарищ и приплыл из Питера на этом самом пароходе, чтобы работать на станции. И погиб он не по глупости или оттого, что напился, а на своем рабочем месте, выполняя служебный долг, готовя посадочное место для вертолета. Трудно не согласиться с Наилем. Если завтра, не дай бог, с кем-то из нас случится что-то подобное, его значит тоже втихаря в холодильник, или еще лучше, за борт? При этом, как нам сообщила Инна, близкая к высшим судовым и экспедиционным кругам, эти круги не довольны тем, что мать погибшего не согласилась с их решением захоронить его в Антарктиде или в море, а требует привезти тело домой в Питер. Это создаст для судна некое неудобство в Кейптауне, т. к. с покойником на борту нас не поставят на причал, и придется стоять на рейде.

После ужина посидели еще немного, а потом сдвинули столы и расположились спать. Кто пошустрее, у стены с радиаторами, а остальные в середине зала. Как всегда, в такой толпе найдется кто-то, кто сильно храпит во сне. В нашем коллективе на этот раз их оказалось двое: Наиль и Денис.

Утром 10 Марта, по совету капитана, нас четверых вновь прибывших, пристроили на общественно-полезные работы. К нам подошел Киселев и сказал, что двое требуются на кухню, а для двоих других есть работа на свежем воздухе с лопатой в руках. Наиль высказал пожелание покидать снег со своим напарником Мизиным, который, как потом выяснилось, ничего не слышал о таком решении, принятом за него. Мы не сопротивлялись, они оба здоровые, так что пусть кидают снег. Нам же и на кухне в тепле не плохо.

Работы на кухне оказалось не много и сделали мы ее минут за 30–40, так, что у нас образовалось много свободного времени для ознакомления со станцией. На старом аэродроме за крестом мы уже были в прошлый раз, поэтому на этот раз нам посоветовали сходить на Гранат – это дальняя горная гряда за последним озером на котором мы бурили свои скважины. Там же, за триангуляционным пунктом расположено и местное старое кладбище полярников, погибших в Антарктиде. Кладбище это перестали использовать с конца 80х начала 90х гг. и умерших на белом континенте теперь хоронят на острове Буромского, на станции Мирный. Рядом с кладбищем начинаются выходы гранатитовых пород. Пошли мы туда дальней дорогой, вдоль берега. Вышли к ближайшему заливчику, где волны с силой бились о береговой лед и о кое-где выглядывающие из-подо льда каменные останцы. Все камни были покрыты коркой тонкого сероватого льда. Пока шли к Гранату по дороге нам попалось множество отдельно бродящих пингвинов Адели и их небольшие колонии. Подпускали они к себе довольно близко, начиная проявлять признаки беспокойства, когда мы к ним подходили метра на 3–4. Вид у них сейчас конечно не очень. Они линяют, готовясь к зимовке, и поэтому многие из них выглядят просто облезлыми. Пингвинята, бывшие пушки, как их тут называют, тоже меняют свой пух на взрослое оперение. Там, где располагаются колонии весь снег и лед вокруг старательно обкаканы пингвинами. Вскоре лед кончился и начались скалы. Породы здесь оказались, тоже, в основном, гранитного ряда: слои средне-кристаллических гранитов, гранодиоритов и гнейсов серого и буровато серого цвета, рассеченные жилами красных, крупнокристаллических гранитов рапакиви и пегматитов. Встречались жилы и линзы кварца, в том числе прозрачного, молочного, дымчатого и розоватого. Попадались отдельные жилы, выполненные полевыми шпатами и крупными блоками биотита или пироксенов с роговой обманкой. Встречались гнейсы с вкраплениями гранатов. Иногда в кусках породы попадался зеленый минерал, похожий на эпидот. В одном случае я встретил даже что-то похожее на серпентинит или змеевик. Иногда на скалах, прямо рядом со снегом встречались россыпи небольших пятен чёрного и красного цветов. При ближайшем рассмотрении ими оказались мхи или лишайники, что указывает на наличие примитивной растительной жизни в Антарктиде, несмотря на дикие морозы зимой.