Текст книги "Остров Пинель"

Автор книги: Сергей Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Часть третья

   Крекер.

   Так его звали все. Никто не знал его настоящего имени и фамилии. Да мы и не должны были знать фамилий друг друга, по условию испытаний. Мы звались по имени – Робин, Ларри, Кэти...

   И был Крекер.

   Крекер был маленьким, неопределенного возраста мужиком со сглаженным книзу безвольным подбородком и гривой седых, спутанных в паклю волос. В холодные дни, когда он появлялся в клинике утром, с кончика его носа свисала капля, которая упорно не хотела падать. Он периодически втягивал ее назад, издавая при этом неприятный хлюпающий звук. Глядя на него, думалось, что бог создал людей красивых, затем так себе, затем корявых, и уж затем из остатков материала он создал Крекера.

   Но унылое впечатление о Крекере кардинально менялось, лишь только он начинал говорить. Нет, Цицероном он не был, но в его манере излагать мысли было что-то магнетизирующее, плюс к этому эрудиция и умение популяризировать скучные факты...

   При этом в группе его сторонились, словно бы стесняясь; он поддерживал отношения, отличающиеся от обычного "привет-пока", только со мной. Может быть потому, что я жалел внешнюю несуразность и кажущуюся нелепость, уважая скрытый за ними неординарный ум.

   Мы много разговаривали с ним, на самые разные темы. Вернее, разговор шел преимущественно в одном направлении. Мне казалось, что ему не хватало собеседника, слушателя. После ланча мы часто засиживались в кофейне "Сиэттл Бест" на Кобб-Стрит, неподалеку от клиники. Там подавали запредельно крепкий эспрессо, который мы оба любили.

   Крекер был напичкан информацией о самых необычных вещах из мира медицины. Например, он с удовольствием рассказывал мне о стволовых клетках, о перспективах клонирования человека. Я вспоминаю, как он возбужденно рассказывал мне об этом, хлюпая вечной каплей под носом:

   "Прикинь: республиканское правительство яро запрещает исследования по стволам и клонированию, потому что едва ли не единственным стабильным источником эмбриональных стволовых клеток является абортивный материал," – он передергивает плечами, – "а тут еще церковь, этические проблемы типа "аборты убивают божьих крошек"... Я тут на днях вырыл статью, в ней утверждается, что в организме взрослого человека содержится одна эмбриональная клетка на сто тысяч обычных. Кажется – иголка в стоге, да? Смотри теперь, если среднее число клеток у нас около ста квинтиллионов..." – Он заблестел глазами в предвкушении эффекта – "Выходит, у нас с тобой у каждого – по миллиарду эмбриональных клеток!"

   Эффекта нет. Я безразлично отхлебываю кофе. Сегодня у меня свидание с кассиршей из синемаплекса, она сама пригласила меня в бар на рюмку-другую, а по моему соннику это истолковывается, как...

   "Да ты понимаешь, что это означает?" – Крекер злится, но все еще не теряет надежды удивить меня. – "Ты знаешь, что эмбриональные стволовые клетки – это носители генной информации, из них может вырасти любая клетка, от нервной до мышечной? Если бы можно было создать банк твоих эмбрио-клеток, можно было бы вырастить сотню, тысячу одинаковых Джеков Брейгелей – только представь! Овцу Долли помнишь? Фаэтонитов помнишь, которые клянутся, что уже вырастили троих детей? А проблемы неизлечимых болезней? Замена утерянных конечностей? Замена клеток мозга, наконец – человек получил инсульт, а ему отмершие клетки – р-раз, и заменили!.." – Он отдувается; ему кажется, что я проникся. Сжалившись, я делаю вид, что грандиозность сказанного меня впечатляет.

   "Знаешь, почему их назвали стволовыми? От них, как от ствола дерева, вырастают другие клетки, которые затем уже развиваются по своим специализациям – в зубы там, волосы, руки... Гениталии опять же, которыми ты, похоже, только и думаешь!" – Он внезапно кричит мне последнюю фразу прямо в ухо, поскольку мои мысли снова начали дрейфовать в сторону вечера... Я не хочу его огорчать и время от времени поддакиваю. Сквозь пелену приятной полудремы до меня долетают отдельные фрагменты: "...Дифференциация клеток достигается... Эффект Хаймлика... Иммортальность... Доноры стволовых клеток...".

   Мне хорошо.

   "Очнись, остолоп! Человечество в опасности!" – Я подскакиваю на стуле.

   Крекер довольно ржет:

   "Нет, тебе в самом деле наложить на эту проблему, правда? Вот посмотришь, когда-нибудь дядя Сэм до этого доберется... Тогда нам всем – труба!.."

   ...Он знал о проекте существенно больше, чем кто-либо из нас: и о самом лекарстве, и о протоколе испытаний, и о дозировках, и о возможных побочных эффектах... Где ему удавалось выуживать эту информацию – оставалось загадкой. Может, у него были свои концы в "Каликсе", поскольку трудно предположить, что такие подробности были бы публично доступны. Временами он просто упивался нашей растерянностью, когда, например, сообщал что-то вроде: "В течение трех последующих дней в связи с постепенным увеличением дозы следует ожидать возможного кровотечения из носа, в особенности, у женской половины группы" – и если у кого-то действительно открывалось кровотечение, на него глядели, как на оракула.

   Теоретически нас должны были дозировать в течение трех месяцев, по строго регламентированному протоколу, под постоянным контролем врачей. С моей точки зрения, во всем испытании было значительно больше таинственности и недоговорок, чем оно того заслуживало, однако так требовалось по инструкциям, с тем, чтобы результаты были непредвзятыми.

   ...Стояла необычно холодная ранняя весна. Дождь выполаскивал улицы; горожане костерили взбесившуюся природу и с остервенением прыгали через огромные лужи. Мы только что перешли к дозам в три десятых грамма. Крекер появился в холле, где мы иногда встречались после утреннего осмотра, и, сверкая каплей под носом, угрюмо сказал:

   "Нас прикрывают..."

   "В каком смысле – прикрывают?" – растерянно переспросил я.

   "А в таком... Испытание сворачивается. Наши результаты существенно отличаются от данных, полученных на приматах. Неожиданно высокая токсичность... Но это – версия "Каликсы". Я не могу сказать... Я не имею права сказать... Больше. Поверь..." – Он запнулся. – "Когда-нибудь ты узнаешь... А-а-а, черт с ним..." – Повернувшись, он пошел к выходу.

   Действительно, в тот же день нам объявили о досрочном окончании испытаний. Официальная версия содержала массу двусмысленных выражений, суть которых без лишних деталей сводилась к сказанному Крекером. Нас выспренно поблагодарили и устроили прощальный "миксер" – для группы и научного персонала – в конференцзале Центра, где мы хорошо надрались. Я изловчился подцепить Лауру ДиДжорно, докторшу из гистологии, брюнетку с тонкой талией и очень выразительными желто-карими глазами, с которой мы обменивались томными взглядами в течение последних недель, и уже намерился было пригласить ее к себе в номер на кофе, но в самый решающий момент в зале появился Крекер... Его вид заставил меня извиниться перед разочарованной гистологиней и силой вытащить его на улицу. Он был пьян в дым – явление, для Крекера совершенно нетривиальное. Ежесекундно оглядываясь и дыша мне в лицо перегаром, Крекер нес нечто несусветное. По нему выходило, что "Каликса" утаивает реальные результаты испытаний, но у него есть на них управа. Препарат на деле не имеет токсичных свойств, скорее... Тут он судорожно икнул и вырубился. Когда я привел его в сознание, он долго пытался вспомнить, кто я такой и что он, Крекер, здесь делает...

   Я еле усадил его в такси.

   Гистологиня все еще не потеряла надежды уйти с миксера вместе. Она подулась на меня несколько минут для острастки, но потом все же согласилась сбежать с вечеринки. Взамен кофе в моей берлоге она предложила встречу на нейтральном поле – в дансинге на Марко Поло, где мы совсем не танцевали, но мило проболтали остаток ночи, причем в конце, похоже, уже не я, а она жалела об упущенной возможности...

   Я заявился в гостиницу под утро и уже забыл о белиберде, которую нес Крекер – настолько сильны были чары обаятельной итальянки. Собирал саквояж и думал, что Лаура наверняка не видит в нашей романтической встрече ничего перспективного для себя; да и что я мог ей предложить, помимо пропахшего рыбьим жиром Залива Пятницы?

   Когда я вернулся на работу, Брюс, мой начальник, совершенно по-скотски наехал на меня и отбил всякую охоту по-хорошему вспоминать эти несколько недель в Сан-Фране...

   Теперь я был совершенно уверен: в какой-то момент в тот последний вечер пьяный Крекер назвал мне число 32108.

   Это был рабочий номер препарата "Каликсы", который мы испытывали.

***

   «Тихое Прости» неспешно разрезает встречную волну. Ослепительный теннисный мячик солнца висит чуть влево от топа мачты. Тихо. Жарко.

   Мы подходим к Кюрасао. Австралийцы оказались радушными хозяевами, а главное, вошли в мое положение и не стали трезвонить по рации о подобранном в озере Гатун чудаке в спасжилете с "Утренней Росы" – я наплел им о конфликте с подружкой, оставшейся на борту (ведь правда, так и есть – Эжени осталась на борту, только на "Приключении Морей"; хотя нет, она наверняка уже сошла на берег и ищет меня... Поверит ли она полиции, будет ли это для нее ударом – узнать, что ее свежеиспеченный бойфренд по невыясненным мотивам укокошил известного врача, а потом и инспектора Интерпола?), о том, что хочу ее проучить, и все такое... Они согласились высадить меня в Виллемстаде. Славные ребята – две парочки, хотя, по-моему, у них не все выяснено в отношении лояльности внутри пар. Это их дело. Я в эти игрища не вмешиваюсь, проводя ночи на палубе.

   Они щедро угощают меня пивом и виски – чувствуют, что я не в своей тарелке. Это правда. Когда солнце катится за горизонт, я сажусь спиной к мачте и начинаю в очередной раз перебирать в голове все случившееся – от странного инцидента на острове Пинель до событий на "Утренней Росе". Хотя вопросов по-прежнему больше, чем ответов, интуиция лихорадит мозг, и я строю версию за версией, каждый раз опровергая сам себя...

   Хихикание, взвизгивания и постанывания, доносящиеся снизу, из кубрика, которые продолжаются почти до утра, не влияют на мое состояние. Мне мерещится Крекер; я извожу свой мозг, пытаясь вспомнить все, что могу, из того разговора с ним. Я ненавижу себя за то, что сплавил его, не вслушавшись в пьяный бред, который теперь – вполне может быть – помог бы мне лучше понять случившееся.

   У меня уже нет сомнений в том, что цепочка событий последних дней одним концом привязана к моему участию в испытаниях. Какое отношение к этим событиям имеет Крекер – я не знаю. Пока. Но рассчитываю узнать на Кюрасао. Мне только надо раздобыть денег и основательно поработать с Интернетом. В мои планы не входит встреча с местными властями, поэтому моя история о ссоре с вымышленной дамой обросла новыми живописными подробностями. Кажется, они не особо повелись на них... Тем не менее Питер, хозяин яхты, предложил мне дождаться темноты и перебраться на берег вплавь. Они уже заходили в Виллемстад с месяц назад – австралийцев, как членов Содружества, таможенники и паспортный контроль не теребят, но лучше не рисковать. По поводу денег он, поскучнев, сказал, что может ссудить полста, не больше, они сами уже почти на нуле...

   Крыша кубрика раскалена. Я лежу на животе, упрямо прокачивая в голове факты в надежде, что вспомню что-либо новое.

   ...По возвращению из Сан-Франа я начал получать и-мэйлы от Крекера.

   Его письма были занудными; он был явно фиксирован на затасканной идее глобального монополизма, до которой мне, признаться, было мало дела. Я готовился к поездке в Африку и длинные его письма читал просто из жалости, отделываясь короткими, в два-три предложения, вежливыми ответами. Он не производил впечатления "малого с приветом", но был где-то неподалеку от этого. Англичане говорят про таких – "He's just... Going places" – "Он просто... Где-то витает".

   Самое длинное письмо, пришедшее где-то через пару недель после прикрытия испытаний (впрочем, я могу ошибаться), содержало недвусмысленные угрозы в адрес "Каликсы". Я списал это на его стрессовое состояние и написал успокоительный ответ. Он взорвался в ответном письме, проклиная корыстные интересы фармацевтических компаний вообще и "Каликсы" в частности. Он писал... Что же там было... Нечто заумно-вздорное, иначе бы я это запомнил...

   Я вздрагиваю от прикосновения чего-то холодного и автоматически поднимаю глаза кверху.

   Квагги. Подружка Питера – так, по крайней мере, я определил. Двое других, Стивен и Лиза, периодически выказывают свои права на нее, и она, похоже, не сильно артачится... Наклонившись, Квагги прижимает холодную банку с пивом к моей спине, непринужденно улыбаясь. В этой невинной сцене кажется, нет ничего особенного – но на Квагги, кроме козырька-кепки, придерживающей волосы, нет ни клочка одежды. Она стоит прямо надо мной, поставив ноги по обе стороны моего тела. М-м-да-а-а...

   Все четверо были записными нудистами и чувствовали себя в моем присутствии совершенно раскованно. Не знаю, в другое время и при других обстоятельствах... Не знаю. Но сейчас для меня важнее Крекер, Каммингс, Радклифф и проклятый 32108.

   "Спасибо", – я открываю пиво.

   Она разочарованно исчезает.

   Ниточка берега прорезается на горизонте. Я бывал на Кюрасао раньше, и знаю, где мне можно воспользоваться Интернетом без любопытных глаз за спиной.

   Зуд нетерпения.

   Питер выходит наверх, потягиваясь. Глядя в сторону берега, он бросает мне: "Еще с пол-часа – и будем идти на ручном...". Он снова скрывается в кубрике. Слышен шлепок ладони по голому телу. Квагги взвизгивает.

   Я прикрываю глаза. Мне нет дела до эскапад хозяев.

   Стараюсь задремать, но сна нет. Мерещится всякая ерунда; спасибо, хоть галлюцинации прекратились...

***

   Если проплыть днем три сотни метров, разделяющих залив-марину с яхтами от причала, где паркуются корабельные тендеры, то это не покажется чем-то трудным.

   Другое дело ночью.

   Ты не чувствуешь расстояния. Тонкая цепочка огней на берегу – обманчивый ориентир. Беспрестанные мысли о том, что хищники моря вышли на ночную охоту, не способствуют размеренному дыханию. И хотя я знаю, что акулы в районе Виллемстада появляются редко из-за оживленного движения катеров и яхт, разыгравшееся воображение рисует картины всякой морской нечисти, подбирающейся снизу к моим ногам...

   Я плыву, буксируя за собой импровизированный плотик с одеждой. Питер отдал мне футболку и легкую куртку, а сердобольная Квагги – спальник, который при необходимости может служить и как дождевик. Мои видавшие виды "Ливайс" хранили бережно сложенные две двадцатки и десятку, ссуду Питера. "Тихое Прости" будет стоять на Кюрасао еще три дня. Помявшись, Питер сказал на прощание, что по поводу возврата вещей беспокоиться не следует, в них он не особенно нуждается (ха-ха...), но если у меня появится возможность вернуть деньги, он будет благодарен. Я пообещал, хотя пока смутно представлял себе, будет ли у меня эта возможность.

   Пляж, на который я выбрался, находится за "Мореквариумом", в паре километров от понтонного моста, разделяющего Отрабанду и Пунду, два главных района Виллемстада. Мышцы, отдохнувшие за время перехода "Тихого Прости" от Панамы до Кюрасао, после заплыва снова напоминают о бурной неделе. Я был отравлен подводной гадостью, меня пичкали пилюлями и уколами непонятного происхождения, лупили по голове...

   Здесь, на тихом пляже, в ночной темени, происшедшее со мной выглядит еще более гротескно и нереально. Я подавляю искус сразу же податься в полицейское управление и забиваюсь под стеллаж с катерами в углу пляжа. Судя по сбивчивому хриплому дыханию, доносящемуся из-под соседнего ряда катеров, я коротаю ночь на свежем воздухе не в одиночестве.

   Сон приходит незаметно, в попытках вспомнить фразу Крекера в его последнем письме – что-то в ней мне запомнилось, что-то очень важное...

   "Мужик, вставай, сейчас копперы припрутся... Надо отваливать!"

   Я продираю глаза.

   Рассвело. Рядом со мной стоит бомж, по всей видимости, обладатель ночных хрипов. От него несет сложным коктейлем запахов, ни один из которых не способствует пробуждению аппетита. Он набивается ко мне в компанию, чуя, что у меня есть деньги. Стащить их в то время, пока я спал, он не рискнул, и, наверное, правильно. Увидев недобрый блеск в моих глазах, он подался назад и отвял.

   Я неспешно бреду в Пунду, к пловучему рынку. Выгляжу я так же, как и обычный бэкпакер-рюкзачник; теоретически, полицейский может тормознуть меня для проверки документов, но рюкзачников в Виллемстаде – пруд пруди, и если у всех проверять бумаги... На это я и надеялся.

   Центр города встречает меня запахами гиацинтов и помойки. Я подавляю искушение купить аппетитно выглядевший сэндвич с треской у личного торговца – деньги нужны для Мировой Паутины... Интернет-кафе на Ханчи-ди-Сноа должно быть где-то неподалеку.

   Войдя в кафе, я почувствовал, что обливаюсь потом – то ли от жары, то ли от напряжения, то ли от концентрации в предчувствии того, что мне предстояло сделать.

   Я решил разыскать Крекера.

***

   Бармен в Интернет-кафе меня не признал, хотя я помнил его хорошо... гад, а ведь я тогда ему так помог, вытащил его вшивый комп из комы... Это усложняло мою задачу, поскольку я не хотел торчать в общем Интернет-зале, где все, кому не лень, могли видеть, чем я занимаюсь. Мне помнилось, что в тихом месте у хозяев был уголок «для своих», в котором за дополнительную мзду можно было безбоязненно браузерить порн, качать музыку, покуривая при этом травку...

   Подлец сдался только на последней моей десятке. За полтинник зеленых он, поколебавшись для виду, отвел меня в укрытую от посторонних глаз каморку, где светился широкоформатным дисплеем новый "Sony Vaio" – ого! – со всеми причиндалами: камера, майк, принтер, колонки с сабвуфером... Легкий сладковатый запах дыма в спертом помещении не оставлял сомнений в том, по какому назначению оно использовалось до меня. Бармен сказал: "У тебя есть три часа... Три!" – повторил он в ответ на мой протестующий звук. – "Меня не интересует, чего ты там собираешься рыть, но предупреждаю: малейший прокол – и я сдаю тебя копам... И еще: смотри, не забрызгай мне матрас..." – и посмеиваясь, ушел.

   Я брезгливо отодвигаю "постель" в сторону. Последнее, что я бы здесь хотел, так это пользоваться этим лежбищем...

   На удивление, связь здесь была наверняка быстрее стандартных 28 или 56... ДСЛ? На Кюрасао? Мне пока везет. Быстро набираю свой хотмэйл-адрес. Вот оно, то самое письмо Крекера. К моему разочарованию, та его часть, которая, как я надеялся, мне поможет, была просто пиаром-накачкой.

   Надо же так...

   Вот если... Покопаться разве что в его предыдущих и-мэйлах...

   Мозаика, которая складывается из кусочков писем Крекера, живо заставляет меня забыть об усиливающейся жаре. Я лихорадочно выхватываю строчки:

   "...собирал по крупицам всю доступную информацию о текущем тестировании..."

   "...разгрохал сайт Центра – не спрашивай, как, все равно не отвечу – и вынул все данные о тестировании, вплоть до анализов мочи..."

   "...подтасовка результатов... даже ребенок поймет..."

   "...заложниками в большой игре корпораций..."

   "...из-за непредвиденного побочного эффекта в испытании... поворотный пункт в исследовании... бедняга Барнс..."

   Я вчитываюсь в последнюю строку еще и еще раз.

   "...из-за непредвиденного побочного эффекта в испытании..."

   Ноги становятся ватными. Капли пота горохом катятся на клавиатуру. Черт, ведь мы все принимали эту дрянь...

   Токсин Халиас, галлюцинации, мои злоключения – все разом отходит на второй план.

   Фразы, на которые я не обратил внимания тогда, посчитав их плодом воспаленного воображения зацикленного чудака, теперь поднимали волосы дыбом.

   Я отправляю Крекеру и-мэйл с коротким описанием случившегося со мной и просьбой откликнуться – впрочем, не надеясь на успех. Если бы я знал его телефон...

   Стоп, он, кажется, был из Бостона... Или где-то из пригородов...

   Ворчестер! Точно, он говорил как-то, что местные произносят это название по-британски – Вустер... Ну, и что? Ведь ни имени, ни фамилии я не знаю...

   А может, Крекер – это фамилия?

   Примерно через полчаса настырного копания в "Желтых страницах" Интернета у меня в руках оказывается список из девяти Крекеров, живущих в Вустере. Регистрируюсь под липовым именем на новом сайте, предлагающем десять бесплатных минут для звонков за рубеж по Интернету.

   Девять за десять. Не жирно, но выхода нет.

   ...Еще через десять минут я опустошенно гляжу на подозрительное пятно на матрасе. Мимо. Никто из Крекеров в Вустере меня не знал. Правда, оставалась еще маленькая зацепка. На пятом звонке женский голос ответил мне с заминкой – еле ощутимой, но в моем положении все становится подозрительным – что Крекер здесь уже не живет: он, сволочь, съехал, оставив неоплаченной его законную половину рента за пол-года. Фон из детского плача, лая собаки, громыхания кастрюль... Вкрадчивый вопрос: можно ли узнать его новый адрес или, что лучше, телефон? – вызвал такую проникновенную тираду моей собеседницы, что в целях экономии времени я оборвал разговор.

   Круг замкнулся.

   Непредвиденный побочный эффект...

   Дверь в каморку открывается. Бармен с деревянной харей пытается меня выставить, пользуясь тем, что часов у меня нет... Я злорадно указываю ему на таймер в углу Windows – у меня есть еще пять минут. Бранясь, он отваливает.

   Просто для очистки совести я снова иду в свой мэйл-бокс.

   В графе "новые письма" мигает цифра "1".

   Крекер объявился по почте.

***

   Ночь. Я лежу под катером и, ворочаясь с боку на бок, перевариваю события дня. Кроме событий, переваривать особо нечего – все деньги ушли на Интернет; за весь день я только и съел, что плошку подозрительного варева, которым меня угостил мой сожитель по пляжу, вонючий бомж. Он развел небольшой костер после захода солнца, достал из-под своего катера пару банок с консервами, гордо объявив: «Педигри» – и велел мне прикрывать огонь, чтобы его не было заметно с дороги. Собачья похлебка была странной на вкус, но я был в полуобморочном состоянии от голода и проголотил ее в один прием.

   Я стараюсь не думать об Эжени. Выходит плохо. Возвратилась ли она в Ванкувер? Звонить ей я не мог – не хотел подвергать напрасному риску, ведь ее телефон наверняка прослушивают. Так получалось, что я никогда не связывался с ней по и-мэйлу; сотовый телефон всегда был у нее под рукой, я легко дозванивался к ней в любое время. Маленькая игрушка со встроенной камерой, "моя самая любимая штучка... после твоей," – добавляла она, смеясь. Я истосковался по ней... Воскрешаю в памяти наш последний раз, да и все предыдущие тоже – голова сладко кружится, я вспоминаю запах ее волос, упругость кожи, пластику тела... Небольшой незагорелый треугольник от бикини на том месте, где...

   Нет, расслабляться нельзя.

   ...Не знаю, что сработало – и-мэйл или звонок, да и какая теперь разница... Он отозвался. Из его письма было очевидно: он предельно напуган.

   "...Меня активно пасли в течение полугода; насадили "жучков" – и дома, и на работе, следили за машиной, настырно ходили по пятам, если я шел пешком... Скрылся. Уехал далеко от дома, перестал пользоваться сотовым телефоном, сменил внешность.

   Не сомневаюсь, что это связано с материалами по тестированию, которые я собрал... Кому-то это очень не нравится.Я боюсь, что они не остановятся и перед физическим насилием.

   Я сварганил мини-диск со всеми материалами – всем, что имею – и спрятал его в надежном месте. Хоть и малая, но гарантия на случай... Сам понимаешь.

   Сегодня попытался дозвониться в Центр Геронтологии – телефоны сменены или отключены.

   Постараюсь выяснить как можно быстрее, что с нашими, у меня есть концы ко всем. До сих пор был уверен, что следят только за мной. Очень боюсь, что они придут за всеми – если уже не пришли. И за тобой тоже.

   Связь – завтра.

   Крепись..."

   И за тобой тоже...

   Мысли испуганными воробьями перепархивают с одной логической веточки на другую. Если это правда, и за мной и Крекером по-настоящему охотятся, то почему все шишки достаются именно мне, ведь "горячая" информация находится у него?

   Неужели Крекер прав, и нас всех (я только сейчас осознал, что нас было не так много, чуть больше дюжины; совсем нетипично для одноцентрового теста...) пытаются вытравить, как тараканов или крыс?

   Подопытных крыс...

   Если эксперимент неудачен, использованных в нем крыс уничтожают.

   Хотя...

   Если бы меня действительно хотели бы убрать, то шансов для этого было предостаточно; вместо этого, меня подставляют полиции, используя какую-то вычурную схему с трупами.

   Почему?

   Я провожу остаток ночи без сна...

   Утро начинается с проблем. Денег на Интернет у меня больше нет. О вселенского масштаба голоде, неистово гложущем мои внутренности, лучше не думать.

   Бомж-сосед участливо подносит дымящийся напиток в треснутом бокале для маргариты. Горячая бурда оказывается чем-то вроде кофе. Сам он наворачивает кусок сыра "брие" и огрызок белой булки – "Отель по-соседству выбрасывает кухонные помои рано утром, надо успеть захватить деликатесы, потому что наших," – при этом он по-свойски подмигивает, – "к разбору товара набирается около десятка..."

   Меня передергивает.

   Где раздобыть деньги?

   Сволочной бармен наверняка сменился. Но даже если я и найду деньги, где гарантия, что его сменщик будет менее скаредным? Да и пустит ли он меня вообще в конуру с "Sony"?

   Интересно, есть ли какие-либо сбережения у бомжа?

   "Мужик, тебя как зовут?" – как можно проникновеннее спрашиваю я. Наверное, этого не следовало делать. Заподозрив неладное, он ретируется.

   Придется идти попрошайничать. Денег у бомжа нет, но может, он даст хоть пару уроков выпрашивания денег?

   Осторожно, словно краб-отшельник, он выглядывает из своей раковины.

   "Тебе нужна монета? Я знаю, что ты сильнее, и все равно отнимешь... Поклянись, что не на лотерею... А если на выпивку, то поклянись, что поделишься..." – не вылезая из-под лодки, он протягивает мне руку с ворохом грязных бумажек.

   Пересчитываю. Девяносто восемь долларов.

   "Вернешь?" – в его голосе слышна обреченность.

   "Обещаю..." – отвечаю я, все еще не веря своим глазам.

   Воистину, только бедные знают цену деньгам.

***

   ...Я не могу сосредоточиться.

   Буквы на экране компа пляшут, стараясь выскочить за его рамки.

   Письмо, пришедшее сегодня от Крекера, разом переносит все происходящее в другую плоскость.

   Крыс – то есть, нас – начали уничтожать. В этом нет сомнения.

   "...Иан МакИннес – скоротечный инфаркт, умер в больнице Сент-Майклс Кардиган, Солт-Лейк-Сити, Юта...

   Анджела Буркенхайм – нет данных, телефон не отвечает...

   Берт Льюис – погиб в автокатастрофе на Интерстейт 35, Маунт Плезант, Миссури...

   Джейн Харвис– нет данных, телефон изменен...

   Робин Лазаридос – нет данных, телефон изменен...

   Ларри Гарсайд – нет данных, телефон не отвечает...

   Питер Симмонс Барнс – менингоэнцефалит, умер в клинике Майо, Скоттсдэйл, Аризона...

   Сабира Санкар – инсульт, умерла в Шандс Хоспитал, Флорида...

   Лоренс де Гаравилья – утонул в бассейне своего дома в Трентоне, Нью Джерси, алкогольная интоксикация...

   Майкл Палладино – погиб, несчастный случай на горнолыжном курорте Коппер Маунтин, Колорадо...

   Давид Эпштейн – нет данных, телефон изменен...

   Катрин Рейнерт-Медлей – погибла, несчастный случай, обстоятельства не выяснены...

   Мэллори Ватсон – нет данных, телефон изменен..."

   Отворачиваюсь от экрана.

   В списке недостает только двоих имен – моего и Крекера.

   Половины из нас уже однозначно нет в живых. Остальная половина – под вопросом, но у меня очень слабая надежда на то, что с ними все в порядке.

   Пульс кувалдой грохочет в висках. Что делать?

   Идти в полицию? Но в голове опять всплывает разговор с Радклиффом...

   Крекер не указал дат смерти. Постой-постой... О ком-то он уже говорил в одном из прежних писем...

   "...бедняга Барнс..."

   И-мэйл Крекеру.

   "Как можно быстрее сообщи подробности – все, что знаешь – по Барнсу".

   Немыслимо ждать его ответа сложа руки...

   Поиск на "ПИТЕР СИММОНС БАРНС" выдает статью в "Феникс Бизнес Трибьюн" он-лайн.

   "...Известный бизнесмен и меценат, Питер Симмонс Барнс, скончался вчера в клинике Майо... Редкое заболевание – вирусный менингоэнцефалит... Безвременная кончина... Скорбим вместе с друзьями... Община безутешна..."

   Оказывается, он был популярен у себя в городе.

   Я ищу в Интернете "ВИРУСНЫЙ МЕНИНГОЭНЦЕФАЛИТ".

   "Болезнь характеризуется... Возможная первопричина – запущенный паротит, вирус которого, попадая в мозг, вызывает в.м. ...

   Диагностика... Дифференциальная диагностика... Наличие доминантных количеств моноядерных клеток... Вирусы... Прионы..."

   Слишком сложно.

   Я перескакиваю на другой веб-пейдж, по закладке из менингита.

   "ПАРОТИТ... Вызывается вирусом..."

   Стоп.

   "...Вирус лоцирован в слюнных железах... Репродукция... Патологический процесс... Массивные дозы вируса в центральной нервной системе... Характеризуется опухолями лица и шеи...

   СИЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СЛЮНЫ..."

   Я чувствую, как мой рот снова наполняется слюной – точь-в-точь, как в после поражения ядом Халиас... Но ведь я привит от паротита – точно, это было частью контракта при найме меня на работу... надо ездить за границу, в страны с недостаточно развитой медициной, и все прочее...

   Вирусный характер...

   Возможная связь 32108 с лечением вирусных заболеваний? Может, не совсем обычных вирусов?

   "Каликса" финансировалась – и щедро – государственными организациями. Словосочетание "государственные организации" автоматически вызывает у меня ассоциацию с другим названием – АНЗ, Агенство Национальной Защиты.

   Что, если нам говорили – лекарство от ботулизма, а на деле проверяли какую-то новую разработку против редких вирусов?

   Слишком все запутанно.

   ...Крекер ответил письмом с приложенной электронной статьей из "Аризона Репаблик".

   "...Официальные результаты вскрытия не оглашались, но нашему корреспонденту удалось связаться с ведущим врачом отделения неврологии и невропатологии клиники Майо, доктором Стефеном Розенкранцем, который курировал лечение П. С. Барнса. Как сообщил д-р Розенкранц, м-р Барнс поступил в Майо с особо тяжелым случаем...

   Быстротекущая форма...

   Лечение антибиотиками оказалось неэффективно...

   Пациенту была оказана вся мыслимая помощь...