Текст книги "Другой России не будет"
Автор книги: Сергей Беляков
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
О русском солдате
(Ответ Борису Соколову)
Виктора Суворова ненавидят. Считают его предателем и вообще мерзавцем, оклеветавшим нашу родину. Но рядом с Борисом Соколовым Суворов покажется пламенным советским и русским патриотом.
Владимир Богданович Резун хоть и предал свою страну, перешёл на службу Великобритании, но сохранил уважение к русскому солдату, к советским вооружённым силам и к военной разведке. Свой первый бестселлер Суворов посвятил ГРУ. «Аквариум» – это гимн советской военной разведке, лучшая реклама, непревзойдённый до сих пор PR.
А в «Ледоколе» и «Дне М» Суворов хвалил уже профессионализм советских военных конструкторов, создателей лучших танков, самолётов, пушек Второй мировой. Советских генералов и военных теоретиков Суворов ставил высоко.
Борис Соколов не сбежал в Англию, не передал в руки вероятного противника совершенно секретную информацию, он сделал нечто худшее: оценил потери Вооружённых сил СССР (только вооружённых сил!) в 26 млн 400 тыс. человек. На мой взгляд, это хуже, намного хуже предательства.
О военных потерях Соколов пишет уже двадцать лет. Его главная идея: Советский Союз потерял в десять раз больше, чем Германия, в силу объективных обстоятельств: «по-другому наша страна воевать просто не умела».
И дело тут даже не в советской системе, не в тоталитарном режиме, не в Сталине, а в стране и народе: «Сталин по большому счёту не ухудшил качество русской армии. Дело было в общей культурной отсталости России».
Читая такое, чувствуешь себя унтерменшем, которому не дано гордиться в День Победы подвигом предков. Какая уж тут гордость, если немцы воевали в десять раз лучше, были в десять раз культурнее и цивилизованнее. А наши сиволапые предки только числом и брали: убьёт немец десять русских прежде, чем одиннадцатый его самого прикончит.
Какой же нормальный человек станет гордиться таким подвигом? Скорее уж вспомнит Виктора Астафьева: «Победа такой ценой – поражение!» Забыть о той победе, не вспоминать о войне.
Если бы Соколов был прав, то его правда была бы хуже любой лжи. К счастью, у нас есть все основания Соколову не верить.
Методы подсчёта потерь, которые применяет Соколов, к науке отношения не имеют. Для расчёта советских потерь Борис Соколов использует собственную методику, а немецкие потери не пытается пересчитать, принимая на веру данные (значительно заниженные) из монографии Буркхарта Мюллер-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии 1933–1945».
Российские историки Владимир Васильев и Владимир Литвиненко пересчитали потери Германии по методике Соколова и получили потрясающие результаты: потери вермахта, СС и люфтваффе только на Восточном фронте составили 18 150 000 человек! Невероятно, но столь же невероятны советские военные потери в 26 с лишним миллионов!
Сколько ни читал Соколова, так и не понял, а в чём, собственно, проявилась «культурная отсталость» (спасибо, что хоть не «расовая неполноценность») русского народа? Не вижу и связи между «отсталостью» и боевыми качествами.
Военно-техническая отсталость, да, влияет и на исход войны, и на соотношение потерь. Вот классический пример отсталости: битва при Омдурмане 2 сентября 1898 года, когда британская армия попросту расстреляла из новейших пулемётов системы «Максим» африканских исламистов, которым даже винтовок не хватало.
Но Красная армия была вооружена не хуже вермахта, а в 1941 году, пожалуй, лучше. У немцев ещё не было тяжёлых танков и реактивных миномётов. В прямом танковом бою против Т-34, КВ-1 и КВ-2 у немецких лёгких танков шансов было немного. Не случайно боевые счета советских асов-танкистов быстрее всего росли летом-осенью 1941-го.
Если верить Соколову, то «отсталые» нации воюют хуже передовых. Но история говорит о другом. Если образование и «культура» как-то влияют на боевые качества, то скорее вредят, чем пользу приносят. Культурные и образованные цивилизации капитулировали перед кучкой плохо вооружённых горцев или степняков. Так было в Древнем Шумере и в Древнем Риме, на средневековом Востоке, на Руси – повсюду. Может быть, в XX веке всё стало иначе? Век машин всё-таки, война моторов. А вы представьте, что в одном окопе сидит чеченский боевик, мальчишка, который и школы-то не успел окончить, а в другом сам Борис Соколов – доктор филологических наук, автор многих книг по истории Второй мировой войны и истории русской литературы. Как вы думаете, кто победит?
Допустим, в Гейдельберге и Йене учили лучше, чем в ИФЛИ и МГУ. Потомственные прусские аристократы были, несомненно, образованнее, чем выпускники рабфаков. Но разве высшее образование даёт преимущества в окопе? Почитайте письма Генриха Бёлля с Восточного фронта: стоны и жалобы на тяжесть солдатской жизни, на холодный кофе, на постоянные атаки русских. Много ли толку от такого грамотного вояки?
Красная армия была укомплектована в основном крестьянами, вермахт и СС – рабочими. Рабочие – люди, близкие к машинам и механизмам, были, вероятно, лучшими танкистами и лётчиками, но главным родом войск оставалась пехота, что у немцев, что у русских, даже у американцев. Все рода войск работали на пехоту. А разве найдётся лучший пехотинец, чем бывший русский крестьянин, колхозник?
Каждый любитель военной истории знает, что асы люфтваффе были намного результативнее советских асов.
Иван Никитич Кожедуб сбил 64 немецких самолёта, Александр Иванович Покрышкин, по разным подсчётам, от 59 до 73. Зато асов, сбивших больше двухсот самолётов, у люфтваффе было пятнадцать, причём двое, Эрих Хартман и Герхард Баркхорн, сбили более трёх сотен каждый.
Казалось бы, правота Бориса Соколова налицо. Но вот беда: у английских и американских асов личные боевые счета намного скромнее даже советских, лишь три американца и два англичанина сбили больше тридцати самолётов. Эрих Хартман сбил 352 самолёта, а Джеймс Эдгар Джонсон, один из лучших в королевских ВВС, всего-то 34 самолёта. Надо ли так понимать, что Великобритания в десять раз отставала от Германии?
То же самое было с асами-танкистами. Подполковник Крейтон Абрамс, величайший американский танкист, подбил 40 неприятельских танков, а гвардии старший лейтенант Дмитрий Фёдорович Лавриненко всего за полгода подбил 52 немецких танка.
Была военная специальность, где советским солдатам равных не нашлось: снайпер. Абсолютный чемпион Второй мировой – Михаил Ильич Сурков, уничтожил 702 гитлеровца. Личный счёт Матиаса Хетзенауэра, лучшего немецкого снайпера, вдвое меньше – 345. Сурков не был одиноким героем. В списках лучших снайперов войны преобладают красноармейцы. На одного немца, убившего более трёхсот человек, приходится тридцать восемь советских снайперов со счётом 301–702. И ни одного англичанина или американца, застрелившего хотя бы 50 врагов!
Лётчик, танкист, снайпер – профессии, требующие высокого индивидуального мастерства. Не серая скотинка, не безликая, покорная солдатская масса, которая может идти только на убой.
Вообще потери Красной армии преувеличены даже официальной военной статистикой. Преувеличена и жестокость советских генералов. Каждый знает, что американцы очень берегли свои войска, предпочитая сначала разбомбить дотла неприятельские позиции, а после уж атаковать, добивая случайно выживших врагов.
Но ведь сходным образом действовали и советские военачальники, особенно в 1944–1945 годах. Только основной огневой удар наносила не авиация, а артиллерия, в том числе и реактивная. Ни одна армия мира не достигала такой плотности артиллерийского огня, какую, например, создал маршал Жуков в первые дни Берлинской операции – 270 орудий на километр.
Битые немецкие генералы уже после войны будут с завистью писать о советской огневой мощи. А выжившие солдаты с ужасом вспоминать:
«Две-три батареи «катюш» полностью накрывают наш лесок. Основательно, без пропусков, они сметают всё, что находилось под молодыми деревцами, спасения нет <…> Там и сям раскиданы тела, поодиночке или кучами <…> Между ними ползают уцелевшие». Это писал лауреат Нобелевской премии, а весной 1945-го – юный эсэсовец Гюнтер Грасс.
Спустя несколько дней после этого, заочного, знакомства с советской военной машиной он столкнулся с русскими лицом к лицу и даже остался в живых, единственный из всего отряда:
«Иваны!» – крикнул я отряду на обочине <…> Тут же последовали крики на двух языках, их заглушила перестрелка; в конце концов последнее слово осталось за русскими автоматами <…> Раздавались только голоса русских, теперь уже поодаль. Кто-то (из русских. – С.Б.) рассмеялся, и смех был вполне добродушным».
Не похожи эти солдаты, так легко, играючи, не потеряв ни одного человека, разделавшиеся с эсэсовцами, на тех несчастных жертв тоталитарного режима, какими предстают они у Бориса Соколова.
Соколову вообще не стоило заниматься военной историей. Слишком грубый материал. Борису Соколову, человеку интеллигентному, не нравятся грубые нравы советских офицеров: рукоприкладство, пьянки. Даже мысленно не споёшь с такими «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Чуть что – в морду норовит заехать. Не скажет вежливо: «Товарищ капитан! Постарайтесь, пожалуйста, обратить внимание на Ваши действия, Вы льёте мне за шиворот раскалённое олово».
Соколов признаёт, что упрекать красноармейцев не совсем справедливо, и всё-таки упрекает, даже осуждает «бессмысленную жестокость по отношению к мирному населению Германии и других стран Европы». Припоминает трофейные золотые часики и велосипеды.
А по-моему, не имеет Борис Соколов права судить наших солдат, и никто из нас не имеет такого права! Не нам судить людей, сломавших хребет нацизму, избавившим Европу от газовых камер, заставивших зверя, развязавшего войну, подохнуть в подземном бункере. Не нам за чашкой кофе или за бокалом вина рассуждать о жестокости советских солдат. Да и безнравственно: большинство ветеранов уже не может ответить на критику успешного и благополучного доктора наук, издавшего и переиздавшего уже не одну книгу. За них ответил поэт.
Чем оправдывается это?
Тем, что завтра на смертный бой
выйдем трезвые до рассвета,
не вернётся никто домой.
Други-недруги. Шило-мыло.
Расплескался по ветру флаг.
А всегда только так и было.
И вовеки пребудет так:
Вы – стоящие на балконе
жизни – умники, дураки.
Мы восхода на алом фоне
исчезающие полки.
А лучшим доказательством превосходства русского солдата над немецким служат, конечно же, русские надписи на стенах Рейхстага и полное отсутствие немецких надписей на стенах Московского Кремля.
Впервые опубликовано на сайте Частный корреспондент ( www.chaskor.ru )
Пакт – это война
23 августа 1939 года, подписан договор о ненападении между СССР и Германией, более известный как пакт Риббентропа – Молотова. Есть две популярных точки зрения на пакт. Одна – советская, официальная: пакт был необходим, чтобы оттянуть, отсрочить неизбежную войну. Есть и другой взгляд, либеральный: Сталин, не только жестокий и циничный, но и недальновидный политик, купился на подачку Гитлера.
По ту сторону добра и зла
Есть две популярных точки зрения на пакт. Одна – советская, официальная: пакт был необходим, чтобы оттянуть, отсрочить неизбежную войну. Бросить Гитлеру кость – Польшу, отодвинуть границу подальше на запад, выиграть время на подготовку к войне. Как ни странно, и теперь добрая половина историков послушно повторяет это беспардонное враньё.
Есть и другой взгляд, либеральный: Сталин, не только жестокий и циничный, но и недальновидный политик, купился на подачку Гитлера – поделил с ним Восточную Европу, отхватил часть Польши, всю Прибалтику, Бессарабию. Сталин Гитлеру верил как надёжному, к тому же идейно близкому союзнику, верил и в нерушимость советско-германского союза. Пакт стал преступной ошибкой Сталина. Увы, и эта версия далека от действительности.
Сразу же надо оговориться: о морали, нравственности и порядочности я писать не стану. Для политиков это лишь красивые слова, которыми прикрывают сомнительные делишки. Политиком дано стать не каждому. В сказке Евгения Шварца «Каин XVIII» ассенизатор отказался от должности обер-канцлера: «Уж больно грязное дело, а я всю жизнь за чистоту борюсь».
В мутной предвоенной водице европейской политики выживали только хищники. Сталин и Гитлер были циничными политиками, но ещё недавно сдавшие Чехословакию премьер-министры Англии и Франции, Невилл Чемберлен и Эдуар Деладье оказались небезупречны. Летом 1939 года Гитлер направил два письма с предложениями о мирном договоре, Чемберлену и Сталину, и оба лидера согласились! Гитлер выбрал договор со Сталиным. Не потому, что видел в нём родственную диктаторскую душу. Просто с Англией он собирался поладить и без договора.
Англия и Франция
Эти страны очень не хотели воевать. Во-первых, тот порядок, что установился в Европе после Первой мировой войны, их вполне устраивал, лучшего и не желали: слабая и безоружная Германия и Советский Союз, отделённый от Европы «санитарным кордоном» восточноевропейских государств, угрозы не представляли.
Во-вторых, население Англии и Франции с ужасом вспоминало минувшую войну: газовые атаки, артобстрелы, окопы, вши, карточки на продукты – в благополучной Западной Европе вспоминали об этом как о ночном кошмаре. Мироощущение, знакомое и нам. Я помню, как моя бабушка и её подруги, соседки повторяли время от времени: «Лишь бы не было войны!» Точно так же повторяли эти слова в Париже и Лионе, Лондоне и Портсмуте. А по улицам этих городов ездили инвалиды в колясках, ковыляли отравленные немецкими газами, а в Бельгии и Северо-Восточной Франции раскинулись обширные кладбища. А потому француженки, англичанки, фламандки повторяли всё то же: «Лишь бы не было войны».
Англия и Франция – страны демократические, поэтому политики к общественному мнению прислушивались. Немногие милитаристы вроде Жоржа Клемансо и маршала Фоша уже успели умереть. Политики и военные были полностью солидарны с населением: любыми средствами надо избежать войны.
Когда появился Гитлер, от него решили откупиться. Бросить ему кость, пусть подавится, потом ещё одну и ещё… Но Гитлер ел и не давился, аппетит только прибывал. Когда весной 1939-го немцы уничтожили Чехословакию и начали сильнее давить на Польшу, Англия с Францией забеспокоились и гарантировали неприкосновенность её границ. Но западные державы так часто отступали перед Гитлером, что в их решимость он не поверил. Да и не было этой решимости.
В августе 1939-го ключи от войны и мира были в руках советского вождя Иосифа Сталина и британского премьера Невилла Чемберлена. Как этими ключами распорядился Сталин, мы знаем, а что же Чемберлен? Стукни он кулаком по столу и заяви: если Германия нападёт на Польшу, Англия (а значит, и Франция, которая тогда шла в кильватере английской политики) объявит Германии войну, – Гитлер наверняка отступил бы.
Германия
У Гитлера, как известно, имелись большие планы, но в 1939 году Германия была не готова к мировой войне. Немецкие пушки перевозили лошади, значительную часть танкового парка составляли учебные танкетки Pz.-1 и лёгкие танки Pz.-2, «самоходное противотанковое ружьё с пулемётом», как метко назвал это чудо техники Марк Солонин. Средних танков Pz.-3 и Pz.-4 на вооружение поступило немного. Немецким танкистам не хватало опыта. До середины 30-х они тренировались на фанерных макетах. Только немногим счастливчикам вроде Гейнца Гудериана удалось ещё в 20-х пройти стажировку в Советском Союзе. Ликвидировать отставание от Франции, Англии и в особенности от Советского Союза за несколько лет нелегко, ведь до середины 30-х у Германии не было ни танков, ни военной авиации. А что уж говорить о флоте! В 1939 году против двух немецких линкоров, одного тяжёлого и шести лёгких крейсеров британцы могли выставить 12 линкоров, 19 тяжёлых и 46 лёгких крейсеров. У Британии было и новое оружие – семь авианосцев, а в Германии строили всего один, и тот до конца войны так и не увидел моря. У Британии были линейные крейсера, а в Германии их даже не проектировали.
Потому Гитлер вовсе не собирался воевать с великими державами. Пока не собирался. Он хотел «съесть» только часть Польши. Гитлер был опьянён лёгкими и пока что бескровными победами, презирал осторожных и нерешительных британских и французских политиков, которые уже сдали ему Австрию и Чехословакию. У Гитлера были все основания верить, что и на этот раз Англия уступит. А вот со Сталиным пришлось договариваться.
Советский Союз
В 1939 году Сталин не боялся войны. Гитлер даже теоретически не мог тогда напасть на СССР. С Польшей Германия расправилась лишь к концу сентября. Варшава пала 28 сентября, отдельные гарнизоны сопротивлялись до 5 октября. Поляки сражались отчаянно и немцев всё-таки потрепали. На восточных границах Польши вермахт поджидала свежая, хорошо вооружённая Красная армия. К этому времени немцы потратили весь запас авиабомб, а германская военная промышленность ещё только становилась на военные рельсы. Чем бы немцы бомбили советские аэродромы, склады, железные дороги? Вермахту пришлось бы готовиться к новой операции несколько недель, а в России тем временем наступит поздняя осень, дороги станут непроходимыми для лёгких немецких танков. Даже такой авантюрист, как Гитлер, не решился бы начинать кампанию против СССР поздней осенью. Ведь за осенью следует русская зима с морозами…
В 1939-м не Сталин, а Гитлер должен был бояться Красной армии. Пока немцы возились со своими фанерными макетами, в СССР ставили на вооружение новые танки и самолёты, пушки и гаубицы. При Гитлере Германия начала быстро вооружаться, но в сентябре 1939-го преимущество Советского Союза оставалось колоссальным: у Германии было 4200 самолётов против 11 100 советских, против 3400 немецких танков Советский Союз мог выставить 21 000! Качество военной техники обе державы недавно опробовали в Испании. Советские Т-26 и БТ-5 из своих 45-миллиметровых пушек безнаказанно расстреливали немецкие пулемётные танкетки, в воздухе советские «ишаки» (И-16) били немецких «мессеров» (Bf-109B). На вооружении Красной армии находились и сверхскоростные БТ-7 и БТ-7М с самым мощным в то время танковым двигателем, и тяжёлые Т-35, вооружённые тремя пушками и семью пулемётами.
Сталин не только не боялся войны. Он не хотел её откладывать. Напротив, торопил. Пакт от 23 августа развязал руки Гитлеру, и Гитлер напал на Польшу, а спустя пару дней Англия и Франция объявили Германии войну. А вот Советскому Союзу они войну не объявили даже после того, как 17 сентября 1939-го Красная армия перешла границу уже разгромленной Польши. Гитлер втянулся во Вторую мировую, а Сталин остался как бы ни при чём.
Если Сталин чего-то и боялся, так только антисоветского блока великих держав. Теперь, столкнув лбами Германию, Англию и Францию, он мог спокойно ждать своего часа.
Как остановить «ледокол»?
Ещё 19 августа 1939 года состоялось заседание Политбюро, на котором, собственно, и было принято решение подписать пакт. И.В. Сталин произнёс на этом заседании историческую речь, её копию много лет назад нашла в фондах Особого архива СССР историк Татьяна Бушуева:
«Товарищи! В интересах СССР – Родины Трудящихся – чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать всё, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией…»
Но блестящая дипломатическая победа Сталина – Молотова обернулась для Советского Союза бедой. Не ликвидируй Сталин с Гитлером польское государства в 1939-м, в 1941-м у немцев не было бы плацдарма для операции «Барбаросса».
Политиков часто уподобляют шахматистам, и не без оснований. На великой европейской шахматной доске Сталин переиграл и Гитлера, и западных политиков. Но он забыл, что люди – не пешки. Представьте, что два шахматиста играют партию, и тут пешки, слоны, ладьи по собственной воле бегут с доски. Так не бывает, потому что правилами игры не предусмотрено. В мае – июне 1940-го случилось непредвиденное. Сталин трезво оценивал военный потенциал Германии и Франции, а потому рассчитывал на затяжную кровопролитную войну с новыми «верденами» и «марнами». Он не мог представить, что мощная, хорошо вооружённая французская армия рассыплется после первого же сильного удара немцев, а Советский Союз останется в континентальной Европе один на один с набравшей силы Германией.
И всё-таки пакт был победой Сталина. Сталину удалось главное: заставить Гитлера начать войну тогда, когда он ещё не был к ней готов. Если бы Молотов и Риббентроп не подписал пакт, то война началась бы через один-два-три-четыре года. Мировая война стала неизбежной после прихода Гитлера к власти. Европа с Гитлером – это Европа, беременная войной. В 1932—1933-м Гитлера мог остановить блок коммунистов, социал-демократов и католиков, но Сталин сделал всё, чтобы такого блока не было. По недомыслию? Вряд ли. Скорее по злому умыслу. Помните, кого Виктор Суворов назвал «ледоколом»? «Ледокол» – это германский фашизм, Гитлер – его персонификация. Он должен разрушить мир в Европе, начать мировую войну, которая при благоприятном, с точки зрения Сталина, развитии событий приведёт к советизации Европы.
Но «ледокол» надо вовремя остановить. Военный потенциал Германии рос быстрее советского. Если в 1939-м преимущество было на стороне СССР, то уже через несколько лет немецкая наука и военная промышленность позволили бы Германии догнать и перегнать Советский Союз. Даже в 1941—1945-м, когда почти все силы и средства поглощал Восточный фронт, когда тысячи английских и американских бомбардировщиков ровняли с землёй немецкие военные заводы, Германия умудрилась создать новые тяжёлые танки, реактивный истребитель Ме-262 и реактивный бомбардировщик «Арадо-234», сделать 11 300 запусков крылатых ракет Фау-1 и 10 800 запусков баллистических ракет Фау-2. Теперь представьте, что Германия не вступила в войну в 1939-м. Она не пострадала от экономической блокады и американских бомбардировок. Году в 1944-м Гитлер начинает войну не с танкетками Pz.-1, а сразу с «тиграми» и «пантерами», с реактивной авиацией, практически неуязвимой для советской ПВО, с крылатыми и баллистическими ракетами и, не исключено, с ядерным оружием. А ещё Вернер фон Браун проектирует межконтинентальную баллистическую ракету, которая доставит ядерный заряд и в Москву, и в Нью-Йорк.
Нет, в 1939-м войну нельзя было откладывать.
Впервые опубликовано на сайте Частный корреспондент ( www.chaskor.ru )