Текст книги "На южных рубежах"

Автор книги: Сергей Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4. Слухи

Слухи доходили до Верного еще раньше сведений разведчиков и здесь преобразовывались в хитро закрученные сплетни. Люди шептались и передавали новости дальше, приукрашенными и раздутыми. Говорили об огромных ордах эмиров Коканда, которые сметают на своем пути все живое. Загулял слух о том, что при виде столь могучего войска, казахские беки не раздумывая присоединялись к нему, с именем Аллаха на устах. Таким образом, додумывали люди, орда хана становилась еще больше, а всем подданным империи не миновать жестокой погибели, либо уз позорного плена. Более вдумчивые, однако, задавались вопросом: если казахи поддерживают хана, то какой им прок жечь свою родную землю, оставляя за собой лишь корм для стервятников? В этом случае, тяжко придется лишь русским, в то время как всех правоверных, хан обязательно примет под свое крыло.

Такие размышления ходили и по татарской слободе. Здесь знали о том, что хан объявил газават – священную войну, и многие татарские мусульмане спешили делать выводы. Кто-то искал путь для сношения с ханскими эмирами или их приближенными, стремились заявить о своей покорности «мечу Аллаха», чтобы не быть принятыми за предателей веры, когда войско кокандцев явится в Верный. Другие завидовали кочевым казахам, которым было проще придаться к хану со всем своим имуществом и домочадцами. Третьи шли закапывать сундуки с добром в предгорья, до лучших времен.

Среди казахов, обосновавшихся на зимние стоянки близко к форту, также не было единого мнения. Большинство беков, как водится, блюли только свои личные интересы, а утомленный бедный люд, коих было подавляющее большинство, слали проклятия в адрес хана и кокандцев, которые снова потревожили недавно обретенный покой под защитой русских штыков. Но, небольшое расстояние и регулярные сношения с фортом и верненскими поселениями, имели огромную притягательную важность. От того, чтобы открыто выступить на поклон к хану, многих беков удерживало наличие пушек и казачьих отрядов неподалеку от их аулов. Также, трудно было долее бездействовать, либо отмалчиваться – кое-кто боялся мести русских за вероломное поведение, в случае, конечно, если последних не перебьют до единого.

Многие понимали, знали на своем опыте или из рассказов современников, очевидцев боевых событий последних лет, что у русских есть и сила, и твердость. Есть у них артиллерия и стремительные казаки. Есть грозная, хоть и малочисленная пехота. Есть отважные и талантливые люди среди командующих. Но и жестокость кокандцев людям была известна. Знали и боялись также своих владык, властных султанов и беков, способных собрать, вооружить и посадить на коней сотни и тысячи джигитов. Русских же было слишком мало, а вокруг находилось множество мирных переселенцев, крестьян и ремесленников, с бабами и детьми. То были крепкие мужики, но отнюдь не воины. Все это воспринималось многими балластом для немногочисленного имперского воинства. Даже за верненским частоколом, с пушками и ракетами, разве выдержит эта горстка солдат и казаков, натиск грозной ханской орды? А коли хана поддержат казахские племена?

Шли дни и недели, кончился сентябрь. Несмотря ни на что, Верный кипел.

Это быстрорастущее поселение, расположенное в благодатном месте, в предгорьях, полных леса, между живительными речками, этими журчащими жизненными артериями, уже не могло застыть, даже в ожидании бури. Никто не отменял обязательств по заказам, долгов и выплат, деловых встреч. Рубился еловый лес, строились дома и работали лавки, поселенцы собирали урожаи со своих огородов, дети срывали с деревьев дозревающие плоды, а их матери и бабушки готовили бочонки для засолов и вареньев на зиму. Не сидели сложа руки и военные – ежедневно из-за стен крепости звучал барабанный бой и грозные мелодии труб, слышались тактовые удары сапог о плац и резкие выкрики офицеров.

Султан Аблес, по поручению Герасима Алексеевича, отбыл в аулы, расположенные к юго-востоку от Верного. Он со вздохом облегчения перепоручил докучливого бая Аманжола заботам Кожегула, которому приходилось чуть ли не ежевечерне принимать его у себя в гостях, кормить и поить не только его, но и его спутников и коней, угощать его новостями и выслушивать в ответ все более дикие сплетни и домыслы. Каждый раз, с полчаса бай тратил на жалобы по поводу несчастливого рока, страшного перста судьбы, который заставил его произнести тост в доме подполковника в первый день своего томительного пребывания в «проклятом форте». Затем, осушив две пиалы кумыса, он принимался насмехаться над русскими поселенцами, в особенности, за их «странную и глупую» привычку питаться грязными дарами земли. Уже традиционно, бросив несколько матерных слов в адрес заносчивых и дерзких казаков, он начинал нелестно высказываться о сомнительных полководческих талантах начальника Колпаковского.

– Что ж, юнец! Буду с тобой искренен, как родной отец, ибо тебе не помешает поучиться уму-разуму. Ваш князь Калпак совершенно не разбирается в наших степных делах. Будь у меня власть, я бы собрал джигитов во всех родах и кинул бы войско лавой на проклятого кокандца, с боевыми уранами4040
  Боевой клич. У каждого рода имелся свой.


[Закрыть] на устах, как делали наши храбрые предки. Разве может кто-то устоять перед степной конницей, ну, скажи? Видит Аллах, я бы восседал на аргамаке, где-нибудь на холме, и лично командовал бы войском, по примеру наших славных биев на Анракайских горах4141
  Важнейшее сражение в войнах против джунгар. Объединенное казахское войско было возглавлено ханом Абулхаиром, а также самыми авторитетными биями и батырами.


[Закрыть]. А чем же занят ваш косбасши? Только давеча я видел его в компании двух юнцов, со стекляшками на глазах. Они бродили севернее большой станицы и рисовали на бумажках линии, а он тыкал пальцем в их тетради! Можешь ты себе такое представить, мой юный подопечный?

– Это так, бай-ага. Я вам больше скажу. Дня три тому назад господин подполковник в компании бородатых русских священников и оравы детишек, собственноручно выкопал ямку и воткнул в нее саженец, – шутливым тоном отозвался Кожегул.

– Вот видишь, мой дорогой племянник! Я ведь о том тебе и толкую! Сюда вот-вот нагрянет хан с ордой и не миновать тогда русским и самому князю плена! А он сажает деревья и рисует линии!

– Совершенно верно говорите, бай-ага. Я ведь с вами согласен и сам говорю о том же. Однако, мы с вами смотрим в разные стороны. Вы видите в поведении господина подполковника слабость, не так ли?

– Верно, юнец, верно. Слабость и нерешительность! А это непростительно для косбасши! Ты пойми, когда сюда нагрянет хан, нам ведь с тобой могут шкуры снять, потому что мы не отреклись от князя! Конечно, тебя запорют до смерти или попросту кинут твою тощую тушку своим псам, ибо ты слишком костляв, чтобы, скажем, сварить тебя заживо в котле, как делали отважные, хоть и грубые туменбасши4242
  Темники (полководцы или высшие офицеры, возглавлявшие десяток тысяч всадников в монгольском войске).


[Закрыть] Чингисхана. А, впрочем, тем наваристее был бы бульон, но все одно, юнец, ты слишком худороден для этого. Конечно, ко мне они будут вынуждены обращаться более учтиво, в соответствии с моей знатностью и храбростью. Но, боюсь и мне не миновать удара саблей по шее, – с этими словами бай потер возле своего кадыка, под мякиной второго подбородка.

– Вижу, бай, вы жалеете, что дали слово султану… Иначе, быть бы вам нынче не меньше, чем туменбасши у хана.

– Что ты, что ты! – запротестовал Аманжол, так как одна мысль о сдвигающихся грозно бровях султана, внушала ему животный ужас. Он уже несколько раз вызывал неудовольствие своего патрона и даже наблюдал, как тот собственноручно превратил спину своего нукера в месиво своей камчой за такую ерунду, как самостоятельное толкование его приказа. – Я до могилы буду благодарен, и буду восхвалять имя султана во всех землях, где бы ни оказался. Если бы не его заступничество, думаю, мною бы занялся тот страшный русский бородач, что ходит возле начальника!

– Господин подполковник Шайтанов? – переспросил Кожегул, как часто бывало, подавляя улыбку.

– Он самый! Ох и имечко же дала ему мать! Видно, чувствовала, какой страшила вырастет! Шайтан он и есть шайтан! Помогите мне аруахи!4343
  Духи умерших предков.


[Закрыть] – заверещал бай.

– Не думаю, что это имя дала ему матушка, бай-ага. Это фамильное имя. Так что, возможно, у него в семье все такие! Ха-ха! – не сдержался Кожегул.

– Ах, пусть его заберет преисподняя, мне то что? – отмахнулся бай, хоть и не сумел полностью подавить дрожь. – Но, скажи, разве не слаб начальник? Разве не лучше было бы нам потихоньку уехать отсюда, как советуют татары? О, да, юнец! Я уже оброс важными связями и являюсь желанным гостем в домах самых почтенных людей и в слободе, и в станицах! Это тебе не гоняться с мальчишками по площади, чем ты занимаешься целыми днями, лентяй и обалдуй!

– Эх, бай-ага! Я немедленно забуду то, что вы сейчас произнесли вслух. Иначе, боюсь не выдержать и пересказать ваши мудрые мысли при разговоре с султаном…

– Ойбай, ойбай! Негодник! Ты что, совсем спятил? О, Аллах! Впервые вижу казахского джигита, который не может отличить глупую шутку от были!

Так проходили вечера в избе Кожегула, когда бай от скуки наведывался к нему в гости. И он в ответ приглашал Кожегула к себе в юрту, как того требует обычай, но каждый раз случалось что-то невероятное, и бай просил отложить визит, вместо этого, размещаясь в очередной раз в гостиной прапорщика, так как баю пришлись очень по душе стряпня и изгибы тела кухарки, которая помогала, стряпала, убирала и обстирывала офицера.

Кожегул не удивился, когда в один вечер, возвращаясь со службы, увидел коня у стойла возле дома. В тот вечер Кожегул обнаружил в доме своего настоящего дядю, бия Жумагула, который прибыл из аула. Он был встревожен, как и все люди в Большой Орде, от мала до велика, от нищего шаруа до могущественных султанов.

После церемоний приветствия, мужчины расселись у стола, съели ужин и расслабились, попивая кумыс. Жумагул привез совсем неутешительные вести. Он рассказал, что их аулы снялись с зимовок и двигаются на север, в сторону Верного.

– Скот пока не мрет, но мы не успели закончить заготовки на зиму. Кокандские отряды уже шныряют по степи, убивают и грабят, угоняют овец и лошадей. Те, кто не успел встать на их сторону, подвергаются насилию. Аксакалы наших соседей заявили этим бандитам, что не намерены поддерживать русских, но и хану ничего не могут дать, так как живут они бедно, юрты их затерты до дыр, а в казанах варится пустая похлебка из трав. Мало у кого есть полудохлый ишачок, не то, что пара-тройка жирных баранов. Так вот запуганный до смерти малец, которого мы нашли в степи едва живым, когда мы его отпоили и отогрели, сказал, что он единственный, кто выжил, потому что пас байские табуны неподалеку от родного аула. Когда он вернулся домой, то обнаружил там пепелище и неостывшие трупы, сваленные в кучу. Так хан расправляется с неугодными. А ведь они стояли на своей земле, с позволения бека. На своей родной земле стояли, понимаешь? А те аулы, что побогаче, вроде нашего?.. Ханские сарбазы голодны и хищны, как волки. Они угоняют весь скот, убивают непокорных, насилуют их женщин и издеваются над стариками. И это только передовые отряды, бауырым4444
  Букв. моя печень (каз.) Здесь «братишка».


[Закрыть]… Их больше будет, намного больше! Сейчас они берут свое, потом будут брать для хана. А после уже сам хан возьмет свое, когда перебьет русских. А возьмет он не наших овец или скудные драгоценности, как его подручные шакалы, он возьмет самый лакомый кусок – нашу землю и нашу свободу!

– Вы хорошо поступили, ага, что примчались сюда вперед аулов. И правильно снялись, надеюсь только, что кокандские отряды не забрались еще так глубоко, чтобы нагнать наших… Здесь, в Верном, у Вас будет защита, не беспокойтесь. За скот не волнуйтесь, здесь, в Верном можно закупить корм для лошадей и другого скота, были бы тенге4545
  Здесь – деньги. Казахское произношение «денге» или «таньга» – мелкая серебряная монета в древности. Вероятно, от этих тюркских слов и произошло слово «деньги», а также современное название казахстанской валюты.


[Закрыть]. Господин подполковник уже направил людей, чтобы встречали кочевья и, в случае надобности, прикрывали отход. Но, мы здесь не знали, что кокандские отряды уже так близко…

– Теперь уже, думаю, ханское войско вошло в наши земли. А те передовые отряды, видно, уже гуляют в долинах.

– Скажите, ага. Нет ли слухов о столкновения кокандцев с русскими?

– Нет, нет, не слышал. Думаю, эти шайки обходят русские укрепления, как трусливые зайцы. Но, когда придет хан…

– Верно говорите. Сейчас уже ночь, но утром мы отправимся к господину подполковнику, и я доложу последние известия. А вы не волнуйтесь. Верный устоит при любой опасности.

– Хех, – недобро усмехнулся старик, – правда ли, что русский косбасши ходит по вашему поселку и думает, как бы проложить новые улицы? Сажает деревья и достраивает свой храм, будто на него идет не хан с ордой, а голозадый кедей4646
  Бедняк (каз.)


[Закрыть] на осле да с хилым шокпаром в руках?

– Это так, ага, – улыбнулся Кожегул. – Узын-кулак работает и в обратную сторону! Простите, ага, вы напомнили мне одного знакомого бая… Вот и я давеча спросил у начальника: «Господин подполковник, почему вы лично занимаетесь посадкой деревьев, когда хан у границ?», а он и отвечает: «Так, ведь осень, господин прапорщик, сезон посадок… нельзя упускать оказию!». Ну, подумайте сами, ага, коли наш начальник, господин Колпаковский, строит новые дома, прокладывает улицы, даже занимается садоводством… Разве это не говорит о том, что он отважен, как лев, и совершенно уверен в своей силе, будто, как Вы и сказали, перед ним последний кедей с войском таких же нищих оборванцев, а за его спиной вся империя?

Жумагул задумался и через мгновение кивнул, заулыбался.

– А правда, что он в силе? Или косбасши хитрит, как старый лис?

– Этого я не знаю, ага! Может и то, и другое, а может ни то, ни другое. Но, я Вам так скажу, лучшего командира я бы себе не пожелал.

– Я тебе верю, бауырым. Но, что могут русские против хана? За ханом войско… С такой силой берут города, покоряют целые ханства… Разве этот ваш деревянный частокол толще ташкентских стен? Или может, у русских по десять рук, в которых они держат сабли и мылтыки4747
  Ружья (каз.)


[Закрыть]? И по двадцать ног, которыми они охватывают крупы десятка коней? Как смогут они отбить хана и защитить все Семиречье от Иссык-Куля до Балхаша, когда их лишь горстка? Разве не проще им нагрузить свои арбы, оседлать коней и повернуть на север, к своим городам и крепостям?

– Видите ли, ага, многие считают, что здешние поселенцы с семьями, с женщинами и стариками – это бремя для русских военных. Но, нужно смотреть на это по-другому. Здесь поселились казаки, и это надолго, потому что они живут там, где служат. Они воины, ага, не пастухи, не купцы, хотя им и жалуют земли и вольности за службу белому царю. Они будут защищать эту землю ценой своих жизней не только потому, что служат царю, но и потому, что они теперь здесь живут, здесь их дома, здесь женщины и дети. А русские переселенцы? Вы думаете, они пришли сюда со своими тощими волами, одолели Урал, пересекли степь, чтобы тут погибнуть или отправиться обратно при первой опасности? Нет, ага. Их сюда приволокли. Они простые люди, подневольные. Но, им тоже дали здесь земли, поэтому они живут, пашут, заводят хозяйства и семьи. Теперь это и их дом, так что они зубами вгрызутся в землю, которая их кормит. И Верный поставили не забавы ради, ага. Раньше его они поставили Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Петропавловск! Еще раньше Омск и Оренбург. Теперь все это процветающие города. Пока Верный мал, но завтра же, при свете солнца, вы увидите, что здесь да как. Верный будет жемчужиной всей Большой Орды! Вот, поэтому русские не сдадутся и лягут здесь костьми, они не убегут и не струсят, потому что волей-неволей, а здесь теперь их дом.

Глава 5. Совет

Герасим Алексеевич, как всегда, был погружен в бурную деятельность. Плохие известия с запада, как уже упоминалось, не мешали ему заниматься повседневными делами. Естественно, он внимал всем сведениям, ходил по поселку, слушал и запоминал. Вечерами он принимал разных лазутчиков, либо письменные донесения от тех, кого он желал скрыть от всеобщих взглядов. После сам писал приказы и письма, которые уносились со скоростью молний в разные стороны от его дома. Подполковник Колпаковский соединял в себе и гражданскую власть в новом Алатавском округе, и военную, являясь главнокомандующим всеми местными силами. А сил этих было мало, крайне мало, учитывая большую территорию, ему подвластную.

Иллюстрация 4. Генеральный план укрепления Верное от 15 января 1858 г. (из энциклопедии «Алма-Ата» издания 1983 г.)

Начальник располагал лишь двумя линейными пехотными батальонами, несколькими сотнями казаков да кое-какой артиллерией с обслугой. Конечно, были в его распоряжении и мужики-переселенцы, мещане, способные составить ополчение, списанные пожилые казаки и казахи… Слишком мало последних было подле него, но он не унывал по этому поводу, в отличие от многих своих офицеров. Герасим Колпаковский не только служил в этой новой земле империи, но и искренне интересовался как туземным населением, его культурой и историей, так и часто приглашал к себе заезжих ученых, ботаников и картографов, лихих представителей императорского русского географического общества, всех, кто интересовался новым краем и стремился его изучать. Среди казахов же он имел немало личных знакомств и с некоторыми состоял в переписке.

Подполковник, одетый в штатный военный костюм, который состоял из выглаженных штанов-брюк, подогнанного под его тучнеющее тело полукафтан, с поднятым воротником при витиеватом шитье, с офицерской фуражкой на голове и кожаных туфлях на ногах, проводил инспекцию крепости в первых числах октября. На груди его сверкали кресты орденов Святой Анны и Святого Владимира, что говорило о воинской доблести и боевом опыте носителя, в пример молодым бойцам, не успевшим понюхать пороху. Он осматривал казармы, склады, небольшой госпиталь, говорил с медиками и дежурными офицерами, подбадривал солдат шутками и даже изволил рассказать историю из собственного боевого пути. Должное внимание он уделил арсеналу, где содержались серьезные запасы оружия, пороха и боеприпасов, так как Верный являлся не простым укреплением, но фортом, призванным служить и опорной точкой для любых военных походов, охранных или карательных мероприятий. Здесь, в будущем, должны были пересекаться все основные пути Семиречья, торговые, гражданские и военные.

Один за другим к начальнику подбегали унтер-офицеры и немедленно уносились исполнять полученные поручения. Герасим Алексеевич принял промежуточное решение: собирать ополчение он пока не считал нужным, несколько опасаясь, чтобы такой шаг не был воспринят мечущимися казахами как проявление слабости, но, тем не менее, он решил вооружить людей. Из складов доставались ружья и клинки, порох и боеприпасы, даже кое-какие трофейные и устаревшие пушчонки. Лучшее оружие должно было раздать верненским поселенцам, более же ветхое было приказано отвозить в ближайшие поселки в Каскелене – на западе, в станицу Софийскую – на востоке и в Илийский выселок на севере.

На тот вечер, подполковник пригласил к себе домой казачьего подполковника Шайтанова, чтобы держать совет. Он опаздывал на им же назначенную встречу, после инспекции форта, но пребывал в уверенности, что Шайтанова в его отсутствие примут как подобает его домочадцы, поэтому он даже замедлил шаг, когда к нему подошел застенчивый человек интеллигентного вида. Он давно искал встречи с начальником, но никак не мог попасть на прием в виду крайней занятости Колпаковского в последнее время. Оказался он инженером и мужем ученым, так что сразу привлек внимание чуткого на неординарных людей подполковника.

Он проявил крайнюю заинтересованность в интересных наблюдениях, расчётах и планах по устройству поселковой арычной системы, впопыхах озвученных инженером. Действительно, система орошения, применяемая в этих предгорных районах, была уникальной или по крайней мере неизвестной в России. Таяние снегов и ледников на вершинах гор у подножия которых застраивался Верный, обеспечивало местные речушки силой и обилием воды, которые в свою очередь могли приводить в движения мельницы или, учитывая склоны местности, направлять потоки туда, куда их отводили умелые руки садовников и землепашцев. Это обеспечивало великолепный полив для самых разных культур растений и кормов, не говоря уж о пресной воде для населения. Используя именно такие методы орошения, некоторые местные кочевые казахи стали вести оседлый образ жизни. В общем, подполковник снова был вынужден повременить с военными делами, увлеченный делами гражданскими, отчего и опоздал на встречу с Шайтановым еще на полчаса.

Как он и рассчитывал, казачий подполковник был принят супругой в его отсутствие со всеми удобствами. Ему была предложены водка, сваренная на местном заводе купца Кузнецова, свежие овощи из личного огорода подполковника, твердые, сочные груши и яблоки, а также огромные сладкие дыни, которые начальнику присылали уйгуры из Яркенда. Шайтанов чинно выпивал, закусывал и не забывал галантно благодарить хозяйку за гостеприимство.

Герасим Алексеевич явился домой запыленный и помятый, но с горящими глазами и улыбкой на добродушном лице. Шайтанов приветствовал начальника, а супруга, Меланья Фоминична, поспешила удалиться, так как отлично понимала, что гость нанес отнюдь не на светский визит и, кроме того, недосуг ей было засиживаться с мужчинами, так как она была на сносях.

Мужчины прошли в просторный, по меркам Верного, кабинет подполковника, расположенный на первом этаже. В который раз Шайтанов наблюдал там две стены, сплошь заделанные книжными шкафами, из которых выпукло красовались переплеты с различными шрифтами и тиснениями названий. Рабочий стол из красного дуба был массивен, широк, на нем возвышались несколько томов и еще несколько веером лежали открытыми, образуя полукруг над тетрадью с записями прямо перед стулом хозяина кабинета. Перед столом, со стороны посетителей друг напротив друга располагались два с виду удобных, глубоких кресла, которые и предложил занять Колпаковский. Таким образом, он показывал, что беседа будет неофициальной, дружеской, иначе он обошел бы стол и занял хозяйское кресло, предоставив подчиненному садиться напротив него, через стол.

Слуга внес дополнительные керосиновые светильники, чтобы офицерам было комфортнее совещаться, так как был уже глубокий вечер, и темнота уж поглотила серые сумерки.

Шайтанов закурил папиросу. Он был человеком богатырского сложения, широкоплечий и суровый на лицо, с густой раздвоенной бородой, которая наводила ужас на нашего знакомого бая Аманжола, с пышными непослушными бровями. Он был равным Колпаковскому по военному чину, но состоял у него в подчинении как у начальника Алатавского округа, по чину гражданскому, являясь, между прочим, его другом и соратником. Дмитрий Аванесович Шайтанов был одним из старожилов Верного, жил в прифортовой станице уже пять лет и являлся казачьим старшиной. Был он потомственным военным и, как сын простого казака, человеком неизысканным, старомодным.

– Что, Митрий Аванесович, дела… – начал Колпаковский. Он еще не вполне перестроил мысли на нужный лад и перед его усталыми, но светящимися глазами все еще стояли линии улиц и арыков.

– Дела, Герасим Алексеич, – подтвердил Шайтанов и продолжил, так как старший по званию хоть и условно, но начал разговор: – мечутся киргизы… Дикокаменные4848
  Так русские называли племена, кочевавшие в горах вокруг Иссык-Куля. Совр. Кыргызы. Также назывались кара-киргизами (каракиргизы) или бурутами.


[Закрыть] также. Многие переметнулись к хокандцам.

– Эка ты, Митрий Аванесович, сразу быка за рога. Ты скажи, что думаешь про войско ханское и его командиров сначала. Потом и о киргизах речь поведем.

– Полчища у хана дюже многочисленные. Тыщ двадцать верхоконных. При пехоте – что само по себе нечто чудное. Имеют и пушчонки, артиллерию. Во главе то ли сам Милля-хан4949
  Русское произношение имени Малля-хан.


[Закрыть], то ли Канаат-Ча5050
  Встречается русское произношение имени Канаат-Ша как Канаат-Ча.


[Закрыть] – ташкентский бек. Воевода он умный, опытный, хоть и против нас сечи не имел, но среди азиятцев имеет почет, – по-военному коротко доложил Шайтанов.

– Двадцать тысяч! Эка! Многовато, а, Митрий Аванесович?

– Многовато, – кивнул Шайтанов.

– А с вооружением у них как?

– В большом количестве, как бывалыча промеж степняков, пики, сабли, луки. Имеют и ружьишки. Пешие – туленгуты, тяжелая пехота – тысяча али две ратных. Конечно, есть среди сего воинства и всякий сброд, как при любом азиятском войске. Эдакие удальцы, падкие на добычу, им пограбить да понасильничать. Однако, думается, эти рассеются при первом залпе фейерверкеров, аки голубки.

– И в них свой резон имеется. Для устрашения мирных поселенцев да наших киргизов.

– Так. По последним грамоткам разумею, идут двумя колоннами, авангард уже в наших пределах, грабят и жгут в предгорьях, да по киргизским аулам. К пикетам пока касательства не имеют – трусят, али основной силы ждут. Может, Герасим Алексеич, взять мне десятков пять моих казачков, да потрепать зальяна, а?

– Ишь ты, удалец! Тебе с полтиной казаков, да в разъезды? Не по чину, дорогой Митрий Аванесович, не по чину. А разъезды организовать надо, тут ты верно говоришь. Аулы надо защитить. Вот мы с тобой сейчас и помыслим, кого да куда засылать. Только вот…

– Силушки у нас маловато. Только на западе – Кастек, Узун-Агач и Каскелен5151
  Выселки и укрепления в ближайшем отдалении от Верного. Узун-Агач – русское произношение названия Узын-Агаш – Высокое дерево (каз.).


[Закрыть]. Дюже растянемся.

– Вот-вот, с языка снял. А Верный, а Илийск? И так людей мало, везде гарнизон не оставим. Мужичков я вооружил, но скорее для придания им храбрости. Да и чтобы от воинствующих киргиз отбиться. Многие ведь открыто на сторону хана перешли. Уже бесчинствуют. Да не только на наши поселения они зуб имеют – они своих же грабят, междоусобные распри решают. Ну, не тяни, говори про киргизов, что там у тебя.

– Набеги и стычки промеж собой у них давнишние, тут ничего не попишешь. Худо иное. Многие знатные беки собирают своих джигитов. У иных до тысячи сабель наберется. И боюсь, не к нам они пойдут, а прямиком к хану. Остальные затаились, ждут успехов, калгатню затеяли. Стоит сераскеру удачливо прихлопнуть муху – так зараз, как по волхованию, слух разнесут будто воинство наше истреблено, а мы с тобой уже на пиках сидим под самим Верным. Тут затаившиеся киргизы и подымутся. Смута будет, по тылам пойдут. А там и остальные возмутятся, до самого Копала и Семипалатинска.

– Тамошние жалаиры и албаны до сей поры мирно себя ведут. А роды это большие, многолюдные. При таком положении, быть беде. Да и двадцать тысяч сераскеровых войск могут преобразиться в сорок, коли киргизы открыто к ним присоединятся. Это вовсе недопустимо, Митрий Аванесович.

– А что генерал-губернатор?

– Я писал и ему, и в Семипалатинск. Там положение не посчитали серьезным, подкреплений ждать не следует. От того, как они себя далее поведут киргизы многое зависит. Есть у меня туз в рукаве, Митрий Аванесович. Видно, пришло время его доставать, – Колпаковский подмигнул соратнику и позвонил в колокольчик. Через минуту в комнату вошел лакей с поклоном. – Неси-ка нам Гришка фужерик водки, да соленостей всяких.

Герасим Алексеевич знал об аскетических привычках Шайтанова. Тот редко употреблял вино, а диковинных кушаний вовсе не любил. Жил он в Верном давно, имел свой огород, плодами которого и предпочитал питаться.

– Так то, Митрий Аванесович. От поведения киргизов зависят успехи наших предприятий. То, что некоторые беки отложились и презрели недавние свои клятвы верности – это не столь страшно. Лишь бы народ их не поддержал. Они гонятся за добычей, за славой, надеются, что хан им позволит править самостоятельно, после сего джихада, либо будет жить с ними по-братски, бок о бок. А ведь какого никогда не было. Беки хотят отобрать жирные кочевья у соседей, чинить расправы, мстить другому роду за оскорбление, нанесенное их предкам предками тех, в седьмом колене, ханскую власть хотят. Темные люди, ослепленные гордыней своей! А мне довольно и честных, энергичных людей, вроде султанов Аблеса. Но, киргизы неоднородны даже внутри одного племени. Есть преданные нам люди среди знати и, главное, среди народа, который устал терпеть равнодушие своих беков и вековые бесчинства хокандцев на их земле. Поэтому, я надеюсь, они будут с нами, за свою землю, за мир, за царя и Отечество!

– Верно, баишь, Герасим Алексеич. Много среди киргиза людей верных, не столько среди знати, сколько простых пастухов да бедняков. Наприклад, они нам и в навигации полезны, ибо знают местность так, что по курганам да насыпям ориентир имеют. Сведения от них получаем, иные в ополчение рвутся, третьи просят защитить от хокандца или укрыть в пикетах и крепостцах.

– Вот, это меня и греет, Митрий Аванесович. Не только наши станицы нам пристало защищать. Наши мундиры обязывают защищать всех подданных империи. На сем, давай закусим и выпьем, а после я с тобой еще один тревожный слух обговорить хочу. – Сказал хозяин, когда лакей внес столик и водрузил его между кресел. Офицеры выпили, покряхтели и закусили.

В этот момент в кабинет, постучав в дверь, вошел адъютант Колпаковского и доложил о приходе есаула Бутакова со срочным донесением.

Есаул вошел в кабинет и щелкнул каблуками сапог. Он сначала сбегал к дому своего непосредственного командира Шайтанова, но, когда узнал, что тот гостит у начальника, явился сюда.

Казачий офицер держал в руках черную шерстяную папаху, вместо фуражки, с особыми красными околышами, хоть в Верном было еще жарко. Это объяснялось тем, что есаул регулярно наведывался в горы, в военные караульные кордоны, которые были разбросаны вокруг форта для предупреждения опасности. Он часто нес там смены, хоть и в последнее время начальство дергало его для более дальних заданий. В горах же, там, где повыше, уже шел нетающий снег и у кордонов было значительно холоднее, чем в долине, где располагался форт и выселки. Шаровары с отличительными красными лампасами, были заправлены в кожаные сапоги. На теле он носил гимнастерку, скрытую застегнутым поверху кафтаном, с узнаваемыми пеналами для патронов. Вида он был лихого, улыбался, не иначе, как есаул успел принять чарку согревающей водочки, спустившись с гор, а потом еще одну, узнав о том, что надо бежать дальше от дома Шайтанова к дому Колпаковского.

– Дозвольте доложить, ваше высокблагродие! – гаркнул Бутаков. Какое-то мгновение он не мог сообразить к кому обращаться: к своему строгому начальнику либо к главнокомандующему, поэтому он сосредоточил свой взгляд на привлекательнейший запотевший фужерик с водкой на столе, аккурат между двоими офицерами.

– Докладывай, есаул, и не зыркай, а то окосеешь! Ух, ярыга! – буркнул Шайтанов, видя раскрасневшиеся щеки Бутакова и его осоловелый вид.

– Ваш высокблагродие, ноня на кордоне небольшая стычка была… То бишь и не стычка вовсе, так… схлестнулись с одной шайкой. Взяли языка.

– Какая стычка? Какого языка? А ну, гутарь толком, не то я вот этой вот палочкой по твоему хребту пройдусь! – неприятно медленно и размеренно пообещал Шайтанов, указав на кочергу.

– Слушаюсь, ваш высокблагродие. Вечером, сталбыть, часа с два назад, была замечена вооруженная шайка. Дык мы было испужались, авось хан уже туточки!? Затаились. Насчитали двадцать два конных, при луках и дубинах. Шли неуверенно, таились, оглядывались. Вот я и решил, что не могут они быть хокандцами. Поскакали им навстречу – трое нас было, сталбыть. «Стой», – кличу, – «кто такие, откудова?». Они – наметом от нас. Пальнули мы в воздух, так эти потикали в разные стороны. Догнали, взяли одного. Оказался киргиз, токмо зелен совсем.