Текст книги "Я украду твой голос"

Автор книги: Сергей Бакшеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 26

За высокими воротами колонии его уже поджидали. В узком окошке поблескивал колкий взгляд.

– Прокурор? Из Москвы? – недоверчиво спросил хриплый голос.

– Он самый, дружок. Он самый. Ни сна ни отдыха от вас нет. Только и заседаем по комиссиям, дела пересматриваем. Ты знаешь, сколько таких бедолаг, как ты, по огромной стране разбросано?

– Не моя забота. Не я сажал.

– Те, кто сажал, уже сами сидят. А мне разгребать за ними.

– Молодой. Несолидный, – рассматривал гостя встречающий.

– Да, молодой! – уверенно подтвердил Марк. – Потому и нет за мной неправедных приговоров. Теперь мы только по закону работаем.

– Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.

– Открывай, грамотей, хватит зыриться! Меня из теплого московского кабинета выдернули, сюда направили. А я летать на самолете боюсь. До сих пор дрожь в коленках.

Внутри шушукались. «Вроде один, рядом никого, с важной папкой». «Приоткроешь – и сразу на засов». Лязгнула железная калитка. Сильная рука дернула Композитора за плечи и впихнула внутрь. Гибкие пальцы быстро обшарили одежду.

– Полегче, – возмутился Марк. – А то обижусь.

– В папке что?

– Бумаги на ваше освобождение.

– А эта штука для чего? – кривой палец ткнул в мегафон.

– Чтобы все слышали. Вы, небось, галдите, а у меня голос слабый. Болею.

– Иди, – Марка дружески подтолкнули в спину. – Ты, начальник, не шибко обижайся. Мне велели тебя проверить.

– Я в обиде на своих начальников, которые заслали меня в эту дыру.

У входа в здание администрации Марка встречал худой мужчина лет сорока с вытянутым лицом, прорезанным глубокими вертикальными морщинами. В отличие от остальных зеков, одет он был в гражданский костюм и добротные сапоги. Колючий взгляд из-под козырька модной кепки недоверчиво прощупал Марка.

– Заходи, прокурор. Посмотрим, с чем ты явился.

По голосу Марк узнал Кумаря, с которым разговаривал по телефону. Вор открыл дверь в темное здание. Композитор остановил его.

– Нет, Кумарь, время терять мы не будем. Я пришел не к тебе, а ко всем заключенным. Вот к ним и пойдем. У меня хорошие новости для многих. Зачем заставлять людей ждать. – Марк обернулся к встретившим его зекам. – Ведь так, ребята?

Те предусмотрительно промолчали, смущенно поглядывая на вора в законе.

– Откуда меня знаешь? – спросил тот.

– Смешной вопрос. Я знал, к кому иду.

– И не дрейфил?

– Я с хорошими новостями, – Марк весомо приподнял папку.

– Сначала я сам посмотрю бумаги, – заявил вор.

– Зачем? Я прочту для всех. Но могу сказать сразу, что твоей фамилии там нет. Твоя участь будет зависеть от того, как пройдет моя сегодняшняя встреча. По-моему, это справедливо, Кумарь. Как говорится, по понятиям.

Вор молчал, карман его пиджака оттягивал пистолет. Остальные переминались, готовые согласиться.

– Люди волнуются, Кумарь. – Марк неопределенно махнул папкой в сторону столовой, на плац перед которой, как он слышал, высыпали все зеки, в ожидании важных известий. – Если провожатых не будет, то я и один дойду.

Композитор повернулся. Зеки, стоявшие за спиной, расступились.

– Собирайте всех в одно место, – уверенно распорядился Марк, чувствуя, что инициатива теперь на его стороне. – Я один раз речь толкать буду. Уже к утру многие из вас будут на свободе. Хотите услышать, кто? Тогда за мной.

Композитор шагал медленно и продолжал говорить. Спокойный уверенный голос был сейчас его главным и единственным оружием в неравной схватке.

– Хорошая сегодня ночь. Тихая, и луна светит. Читать можно без подсветки. А главное, сегодня изменится ваша жизнь. Завтра уже всё здесь будет по-другому. Представляю, сколько несправедливости вы натерпелись. Долгие годы от этого страдала вся страна. Но время изменилось. Виновные понесут наказание, а вы будете на свободе. Вам еще памятник поставят, как безвинным мученикам, а старые монументы снесут. Вот увидите.

Марк в окружении зеков вышел на небольшой плац. Сзади шагал хмурый Кумарь. Перед столовой бурлила рыхлая масса заключенных. При виде незнакомца в строгом плаще, все ринулись к нему. Композитор жестом и строгим голосом осадил толпу:

– Стоять! Двигаться не надо! Это помещает нашей беседе. Тихо! Прошу тишины! Я – прокурор из Москвы. Мы только что пересмотрели ваши дела. Все, кто несправедливо был осужден, сегодня же будут выпущены на свободу. Те, кто уже отсидел половину срока, тоже будут помилованы. Остальные могут подать заявления на апелляцию. Мы их рассмотрим в ближайшие дни прямо здесь, в вашей колонии. Все приговоры будут пересмотрены. И по каждому случаю, мы примем справедливое решение.

Толпа одобрительно загудела.

– А сейчас не будем терять время. Попрошу полной тишины! Я привез с собой списки амнистированных. Я зачту их. – Композитор потряс папкой и перешел на спокойный тон. – Если услышите свою фамилию, попрошу соблюдать спокойствие. Ваши товарищи тоже имеют право на добрую весть. Радоваться будете потом, когда я закончу читать.

– Читай, прокурор, не томи.

Марк помассировал горло под шарфом, медленно раскрыл папку и попросил стоявшего рядом заключенного:

– Подержите, пожалуйста.

Композитор подхватил несколько листков, включил тумблер мегафона и поднес рупор к тонким губам. Монотонным низким голосом он стал зачитывать длинный список фамилий.

– Емельянов Федот Кузьмич, Ширкунов Дмитрий Григорьевич, Кривошапко Николай Николаевич, Смищук Антон Пантелеевич, Шимбаев Марат Каримович…

Заключенные напряженно вслушивались в необычный голос Композитора. Он зачитывал список личного состава воинского подразделения, взятый из штаба. С каждым словом его голос становился все мрачнее и глуше, а слова неразборчивее, будто он погружался в мутную грязь и вещал оттуда. Включенный на полную громкость мегафон усиливал низкие звуковые колебания и давил на слушателей. Поначалу им стало просто неприятно. Кто-то ощутил головокружение, кто-то старался подавить мутную волну, поднимающуюся из желудка. Но никто не уходил, все даже придвинулись поближе, чтобы не пропустить свою фамилию.

Марк растягивал гласные, усиливал шипящие звуки, его горло напрягалось, речь становилась нечленораздельной, и постепенно слилась в единый жуткий вой. Он перешел в инфразвуковой диапазон и отбросил ненужный мегафон. Раскрытый рот, раздутая шея, дрожащая грудь выталкивали неслышимые звуковые волны, которые пронизывали заключенных, входя в резонанс с их внутренними органами.

Дрожь и страх охватили толпу. Лица исказились от ужаса. Многие согнулись в пояснице и упали на колени. Другие сжимали голову, разрываемую колющей болью. Третьи хватались за сердце. У четвертых перехватывало дыхание, и они судорожно пытались заглотнуть воздух.

Композитор орал. Беззвучно и неистово. Еще никогда он не прикладывал столько усилий для нагнетания ужаса, и не тратил такое количество энергии на жуткий, бешенный вопль. Он дрожал от ярости и безжалостно надрывал голосовые связки. Его никто не слышал, но все ощущали, исходившие от него волны.

Толпа превратилась в ворошащуюся массу вялых существ, истязаемых невыносимой болью и животным страхом. Люди падали на землю. Некоторые замертво. Кое-кто пытался отползти, но силы покидали их, и они лишь корчились от невыносимой боли. Один из зеков выхватил нож и перерезал себе горло. Другой подхватил упавший тесак и двумя руками воткнул себе в живот. Люди жаждали избавления от ужаса, даже путем собственной смерти.

Марк потратил все силы на децибелы страха. Выдав последний мощный импульс, он шлепнулся и потерял сознание.

Генерал Бурмистров в сотый раз взглянул на часы. Оговоренное с агентом время давно прошло. После непродолжительного неприятного воя, от которого все солдатики в первом кольце оцепления сжались и пригнулись к земле, колония хранила гробовое молчание. Генерал с тяжелым сердцем отдал команду к штурму.

Военные выбили грузовиком ворота и беспрепятственно проникли на мятежную территорию. Бестолковый очаг сопротивления в здании администрации был быстро подавлен. На площадке перед столовой их ждал необъяснимый сюрприз. В центре на разбросанных бумагах валялся мегафон. Всё пространство перед ним было завалено беспомощными телами заключенных. Многие уже не подавали признаков жизни, остальные, как тяжело контуженные, вяло отходили от пережитого шока.

Потрясенные солдаты недоумевали. Ведь выстрелов или звуков смертельной схватки они не слышали.

Генерал ворвался на территорию зоны в числе первых. Он не стал ничего объяснять удивленному полковнику. Бурмистров бегло окинул взглядом жуткую картину, не увидел фигуры в плаще и крикнул Кротову:

– Я со своими людьми к заложникам. А вы разыщите моего специалиста! И глаз с него не спускать! Под конвой!

Но когда живых отсортировали от мертвых, выяснилось, что Марка Ривуна нет ни среди первых, ни среди вторых.

Глава 27

Темнота его никогда не смущала. Ведь слух намного лучше зрения. Он не зависит от освещения, сканирует пространство сразу во все стороны и проникает сквозь стены. Но на этот раз мрак сковывал и давил. Голова болела от усталости, истощенное тело слушалось плохо. Композитор очнулся, лежа на спине. Руки касались земляных стен узкого прохода. Ноги располагались чуть выше головы, сзади за макушкой тихо дышал человек. Другие звуки глухо отдавались где-то над головой. Нервная острота восприятия звуковых волн восстанавливалась медленно.

Марк попытался приподняться на локтях. Шею тут же стиснула веревочная петля.

– Не дергайся, касатик, придушу. И говорить ничего не надо, не нравится мне твое воркование, – зашептал невидимый человек.

Произнесенные слова, их отражение от стен, позволили Марку быстро определиться. Он вместе с вором Кумарем находился в наглухо закрытом подземном наклонном лазе. В двух метрах сверху на территории зоны хозяйничали военные.

– Если потребуется, я разрешу тебе покалякать, – пообещал Кумарь, ослабив петлю. – А пока послушай меня. Я сразу заподозрил, что ты не из прокурорских. Стать не та. Они все отожравшиеся, а ты заморенный. И камерой от тебя несет. Я этот дух за версту чую. От него даже баня не сразу спасает. Нужно с ласковой бабой недельку на перинах проваляться, вот тогда ты будешь пахнуть по-другому. Сидел? Ты только кивни или покачай головой.

Композитор решил не отпираться, кивнул. Вор подобрел.

– То-то. Кумарь не ошибается. А когда ты, касатик, речь стал толкать, что-то мне не по себе стало. Я в сторонку, за барак и к стеночке прислонился. Еле отдышался. Потом выглянул, все уж лежат. И ты тоже. Тут вояки поперли. Я смекнул, что в этих обстоятельствах, ты – мой охранный билет. Подхватил тебя, благо легкий, и сюда, в норку.

Кумарь задрал голову и разочарованно причмокнул.

– Н-да… Братва по моему приказу подкоп рыла, да грунт в этих краях жесткий, каменистый. Без кирки или лома нельзя. А их услышат. Кум у нас был сметливый. Так и осталась моя задумка в виде короткой норки. Но вот, видишь, пригодилась.

Вор по-дружески подтолкнул Марка.

– Присядь. А то голова затечет. Нам теперь вместе думать надо. – Кумарь дождался, пока Композитор сел, обхватив колени, и легонько дернул веревку. – Мы теперь одной веревочкой связаны. Одного тебя я не выпущу. Мне нужна свобода, а тебе жизнь. Как будем решать эту проблемку?

Чуткий слух постепенно вернулся к Марку. Он уже различал шумы над головой. Отдельные звуки его заинтересовали. Он сделал движение вверх и объяснил:

– Надо подползти к выходу. Там лучше слышно.

– Муху, бьющуюся о стекло? – хитро усмехнулся Кумарь. – Ну, давай, лопоухий. Только не балуй. Горлышко вмиг пережму. Или перышком пощекочу. И волына у меня имеется.

Марк подполз к замаскированному выходу, сдвинул плотно подогнанную доску. Вместе с зыбким лунным светом в подземелье протиснулись разрозненные звуки.

Солдаты прочесывали зону. Шумели машины, в кузова шлепались трупы, раздавались отдельные команды. А вот и взволнованный голос генерала:

– Тимофей, Тима… Мать бы не пережила. Врач нужен?

– Я в порядке, батя.

– А это? Тебя били?

– Попинали немного, не обращай внимания.

– Изверги! Подонки!

– Чем вы их так?

Старший Бурмистров повертел головой, крикнул:

– Трифонов!

В общий шум вклинились торопливые шаги.

– Я здесь, товарищ генерал-майор.

– Нашли Композитора?

– Ищем. Проверили все помещения. Его нет. Но сквозь оцепление никто не прорывался. Должен быть на территории колонии.

– Допросите, выживших зеков. Они же его видели! – Генерал понизил голос и отвел капитана в сторону. – Вот, что, Трифонов, нам этот агент теперь без надобности. Вы меня поняли?

– Но он помог подавить бунт, товарищ генерал-майор. Заложники живы.

– Видите, что тут творится? Он слишком опасен. Сегодня он расправился с бандитами, а завтра явится в Кремль на заседание Политбюро! Что тогда?

– Прикажете снова арестовать, и в ту же камеру?

– Нет. Я не могу им управлять. А неуправляемый агент с такими способностями… Найти и уничтожить! Это приказ. Сейчас самый подходящий случай. Зеков будут хоронить без разбора. И его туда же. Всё ясно?

– Так точно, товарищ генерал-майор.

– Действуйте! И не вздумайте вступать с ним в переговоры.

Майор ушел. Генерал вновь обратился к сыну:

– Сейчас поедем, Тимофей. За нами пришлют машину. В штабе покушаешь, а утром в Москву. Как я рад, что всё обошлось.

Кумарь шепотом окликнул Марка:

– Что там?

Композитор не отвечал. Он осмысливал приказ генерала и не понимал, что происходит. Он сам вызвался идти в пекло и сделал максимум из возможного: заложники живы, бунт подавлен. А вместо награды – его хотят уничтожить. В маленькой черствой душе копошились позабытые чувства: тяжелое уныние перерастало в холодную злость. Хотелось взвыть, как он умеет, и расправиться с неблагодарным генералом. Но сил на подобную атаку уже не осталось.

Тонкие губы скривились в болезненную гримасу. Кумарь, сам того не подозревая, оказался прав. Назад Марку пути нет. Он теперь такой же беглец, как и вор-рецидивист. С одной лишь разницей. При обнаружении – его убьют первым.

– Что слышишь? – настойчивее толкнул Кумарь.

– Меня хотят убить.

– Ненужных свидетелей всегда убирают.

– Я не свидетель.

– А исполнителей – подавно. Выбираться нам надо, касатик, пока не рассвело. Сейчас они территорию зачистят, а потом собак пустят. От них не утаишься. Проходили. Ты вояк можешь напужать, как нас?

– Нет. Они выстрелят сразу.

– Силой мы не пробьемся, а ждать нельзя. Может, шишку какую-нибудь схватим, и вырвемся, прикрываясь заложником?

– Далеко не уйдем. У них снайперы.

– Тогда по-нашему. Ползком и украдкой. Я тут все закоулки знаю.

– Я тоже.

– Откуда? – удивился вор.

Композитор нехотя показал на уши. В течение пустой болтовни он продолжал вникать в малейшие шумы, приходившие извне. Вскоре он уже детально представлял всё, что происходило в лагере.

– Разбежимся по одному? – предложил Марк Кумарю.

– Не-е, я в такие игры не играю. Ты птица залетная, и заложить можешь. Если я пойду один, твое тело останется здесь.

– Тогда снимай веревку, – потребовал Марк. – Есть один вариант.

– Какой?

– Недосуг болтать. Следуй за мной, а там увидишь.

Вор, удивленный начальственным тоном напарника, растянул узел и снял петлю. В его торопливых движениях чувствовалась готовность повиноваться.

Марк дождался нужного момента, выбрался из тайника внутрь барака и сразу вышел наружу. Он открыто стоял между бараками.

– Ты что? – испуганно зашипел появившийся следом Кумарь, и прильнул спиной к стенке.

Композитор никак не отреагировал. Он весь превратился в слух. Движение каждого человека на территории лагеря достигало его чутких ушей и меняло визуальную картину. Он словно парил вверху и наблюдал за перемещениями военнослужащих. Причем для него не существовало крыш и навесов, он видел всех даже внутри зданий.

Оценив обстановку, Марк спокойно подошел к углу барака. Кумарь крался вдоль стены. Оба не понимали друг друга. «Зачем прятаться, если сюда никто не направляется», – думал Марк. «Я связался с психом», – был уверен вор.

Выглядывать из-за угла Композитору не требовалось. Он постоял с полминуты и дернул за собой вора. В этот раз он быстро и бесшумно просеменил вдоль новой стены и спрятался за распахнутой дверью барака. Кумарю ничего не оставалась делать, как повторить маневр. В ту же секунду из барака вышли солдаты. Послышались голоса.

– Здесь чисто, – объявил старший.

– Куда теперь? Направо?

– Там взвод Егорычева. А мы возвращаемся. Доложим лейтенанту.

– Ну и работка, товарищ сержант.

– Основную работу за нас уже сделали.

– Да… Людишек как клопов переморили.

– Не рассуждать! За мной.

Подкованные сапоги вразнобой застучали по вытоптанному до каменной твердости грунту. Не успели солдаты отойти, как Марк увлек вора внутрь барака.

– Надо переждать, – шепнул он в ответ на немой вопрос Кумаря.

Вор с удивлением услышал новую группу солдат, появившуюся с той стороны, где они только что скрывались. У открытой двери они остановились. Желтый луч фонарика забегал по разворошенным нарам.

– Проверить? – спросил кто-то.

– Сюда Мищенко посылали. Мищенко! – крикнул в темноту зычный голос.

Кумарь вздрогнул и выхватил пистолет.

– Егорычев? – уверенно отозвался Композитор. Он в точности скопировал сержанта из предыдущей группы и легонько толкнул нары. – Здесь чисто.

– Чего в темноте шуруешь?

– Фонарик сдох.

– Мой тоже еле теплится. Ты цигарку в рот сунь.

– Луна сегодня хороша.

– Помочь?

– Да мы уже всё.

– Потопали на плац.

– Ступай. Дай человеку облегчиться.

Солдаты перед бараком дружно загоготали и пошли дальше. Вспотевший вор сунул пистолет за пояс.

– Ну, ты и артист, – восхищенно процедил он.

– Композитор, – поправил Марк.

– Бетховен, блин, – согласился вор.

Беглецы смело вышли из барака, покружились между постройками, подчиняясь указаниям Композитора, и оказались напротив двух военных грузовиков с зеленым тентом. Водители топтались между кабин, покуривали, сплевывали, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Вынужденное ожидание их тяготило.

– Тищенко, мою махорку курнули, теперя своей делись.

– Щас, – хлопнула дверца ближайшей машины, чиркнули спички.

Рядом суетились солдаты и офицеры. Старший по званию, капитан, молчал. Это путало планы Марка. Но ждать бесконечно было нельзя, к плацу приближалась еще одна группа военных. Композитор принял решение и предупредил покорного вора:

– Когда дам знак, идешь к машине и прыгаешь в кузов. Там замрешь. Я следом.

Он поднял камешек и перебросил сразу через два грузовика. Камень стукнул о дощатую стенку постройки. Солдаты встрепенулись. Щелкнули затворы. Капитан скомандовал: «Проверить!». Марк облегченно вздохнул. Военные с двух сторон обогнули машины и короткими перебежками двинулись к зданию столовой. Марк подтолкнул Кумаря:

– Пошел.

Тот послушно пошустрил на полусогнутых ножках и юркнул под тент в первый грузовик. Марк степенно подошел к кабине с противоположной стороны от водителей, стукнул ладонью по стеклу и скомандовал голосом капитана:

– Тищенко! Хорош курить. На выезд.

Водитель, хорошо знавший голос командира, придавил бычок и запрыгнул в кабину. Взревел двигатель. Марк перемахнул в кузов, сбив с ног оторопевшего Кумаря.

– Здесь трупы, – шипел вор. – Ступить негде.

– Заройся в них и замри. Сейчас проверять будут.

Вор брезгливо раздвинул два тела и втиснулся между ними. Автомобиль подкатил к воротам.

– Последние? – устало спросил охранник.

– Еще у Молчанова, – зевнул водитель. – Велено до утра всех в карьере схоронить.

Охранник встал на ступеньку и заглянул в темный кузов.

– Туда им и дорога. Проезжай!

Машина выехала за ворота, свернула в степь и затряслась по пыльному бездорожью.

В тот момент, когда она покидала территорию колонии, на плац вышел озабоченный капитан МГБ Трифонов. Только что в одном из бараков его люди обнаружили открытый подкоп, который оказался тупиком. Наспех сдвинутые доски говорили о том, что им пользовались совсем недавно. Заметив военных с автоматами наперевес, Трифонов спросил армейского капитана:

– Что тут у тебя?

– Еще раз прочесали столовую. Ложная тревога.

– С чего паника?

– Ерунда. Показалось, товарищ капитан. Вроде как, камешек щелкнул.

Трифонов задумался, кивнул в сторону одинокого грузовика:

– Давно отправил машину.

Капитан сдвинул фуражку, наморщил лоб.

– Да я… Я не отдавал команду.

– А кто?! – взревел Трифонов и подозвал испуганного водителя: – Эй, ты! Ко мне. Где второй грузовик.

– Только что выехал, товарищ капитан.

– Что? Самовольно!

– Ему приказали, – промямлил солдатик и покосился на армейского капитана. – Командир приказал.

Даже при лунном свете было заметно, как на лице офицера выступили красные пятна.

– Я ни при чем, – оправдывался он. – Я прочесывал столовую. Вот, сержант может подтвердить.

Трифонов накинулся на водителя:

– Ты его видел?

– Кого?

– Того, кто отдавал команду.

– Не-е. Токо голос.

– Го-олос! – передразнил Трифонов и приказал: – За ними, срочно! – Он подтолкнул водителя и первым запрыгнул в кабину. – Давай! Не телись.

Двигатель чихнул, машина дернулась. У молодого водителя дрожали руки. Охранники на выезде попытались перегородить путь, но высунувшийся из кабины капитан МГБ внушительно погрозил пистолетом. Грузовик натужно набирал скорость. Впереди удалялись огоньки первой машины, грозя безвозвратно потеряться в темноте.

– Быстрее! – требовал капитан. – Он уходит.

– Я гружен под завязку. И двигатель барахлит.

Увидев командирские «Виллисы», Трифонов выкрикнул:

– Давай к штабу!

На шум из палатки вышел Бурмистров.

– Уходит, товарищ генерал-майор! – выкрикнул Трифонов, выскакивая из кабины. – Мне нужен «Виллис».

Опытный генерал мгновенно сориентировался в ситуации.

– Я с тобой. Где водитель? – Он сам запрыгнул в автомобиль и скомандовал: – Трифонов, за руль! Ждать некогда!

Грузовик с телами заключенных неспешно ехал по степи к заброшенному карьеру. Кумарь выбрался из-под трупов и брезгливо отряхнулся.

– Еще немного отчалим и сваливаем. До города пехом дойдем.

– За нами погоня, – спокойно сообщил Композитор.

– Где? – Вор метнулся к краю кузова, откинул брезент. Две яркие точки, синхронно подпрыгивая на ухабах, приближались к беглецам. – Черт! В степи не спрятаться. Я к водиле. Если сядут на хвост вплотную, дай знак.

Кумарь прорезал брезент и перебрался на подножку кабины. Правая рука дернула дверцу, левая сжимала пистолет.

– Гони и не задавай вопросов! – пригрозил он ошарашенному шоферу и плюхнулся рядом. – Жми, козел, а то пристрелю!

По заброшенной дороге мчались два автомобиля. Вспоротый тент грузовика раздувался и хлопал, сзади в пыльном шлейфе пристроился «Виллис». Большие ухабы по обочинам не позволяли обогнать грузовик. Вцепившийся в руль капитан предупредил генерала:

– Как только появится момент, я обхожу его слева, а вы стреляйте по водителю. – Дорога выровнялась. Трифонов выкрикнул: – Я пошел.

Бурмистров передернул затвор. «Виллис» ускорился, намереваясь пойти на обгон. Композитор трижды хлопнул по кабине. Это был условный сигнал, о котором в процессе погони он договорился с Кумарем. Вор сбил ногу водителя с педали газа и резко нажал на тормоз. Заблокировались колеса, грузовик клюнул носом. Поднявшаяся пыль не позволила Трифонову вовремя заметить маневр. Вильнув влево, «Виллис» врезался правым боком в угол грузовика. Легковушку занесло, она перекувыркнулась и, сделав полтора оборота, завалилась набок.

Кумарь вытолкнул из кабины ударившегося лбом о ветровое стекло водителя. Солдатик шлепнулся ничком на землю, по разбитому лицу текла кровь. Рядом вращалось колесо опрокинутого «Виллиса», из-под смятого капота вырывались клубы пара.

– Ну, вот и ладушки, – ласково оценил ситуацию вор.

Марк с интересом зафиксировал скрежет разбитого автомобиля, вслушался в свист горячего пара. Где-то в самой дальней глубине его памяти сохранились похожие звуки. Он с удовлетворением освежал воспоминания. Приятному созерцанию редких звуков немного мешал предсмертный хрип человека из раскуроченного кузова. Но этот стон был неинтересен. Марк пресытился подобным за последние годы.

– Бетховен, ты не заснул? Залазь в кабину, – позвал Кумарь. – Нам до города добраться, а там у меня свои люди. Помогут.