Текст книги "Крылья Киприды"

Автор книги: Сергей Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ДОРОССКАЯ АГАПЕВЕССА

Сириск проснулся от скрипа – двери тут видно никогда не смазывали жиром. Вошли четыре рабыни. Они внесли кратеры. Сириск увидел – они улыбались. За окном, еще в полумраке утра, слышался шум, звон уздечек, легкое ржание.

– Выходите, – услышали они голос. И он был не суров, как вчера, а нежен. Смешки и веселые голоса доносились со двора. Они вышли, и десять вооруженных стражниц окружили их.

Неподалеку стояла повозка, запряженная красивой молодой лошадью. Она была покрыта белой попоной и вся украшена цветами. Только теперь Сириск заметил: десять ойропат были необыкновенно красивы, и вооружение их было явно парадным и сияло, хотя солнце еще не взошло, и заря только разгоралась за дальними синими горами. Но больше всего удивило его то, что все вокруг – и рабыни, и ойропаты – улыбались, дружественно, и даже вежливо, жестами показывая куда идти. Они спустились по ступеням храма, прошли по площади, вымощенной большими, ровными каменными плитами. Плиты были плотно подогнаны друг к другу.

– Хороша работа, – шепнул сзади Тимон. Сириск кивнул головой. Он знал толк в такой работе. Впрочем, это знал каждый херсонесит.

Вскоре мощеная дорога перешла в широкую тропу. Повозка, груженная чем-то белым в корзинах, остановилась, и они прошли мимо. Затем спустились вниз, туда, где журчал ручей и деревья со всех сторон закрывали небо. Когда Сириск проходил мимо повозки, он увидел: одна корзина была полна алыми, только что срезанными розами, и аромат их напомнил Хелену.

Их подвели к ручью. Чистая, ключевая вода текла среди зарослей мяты и по желобу сливалась в большую, выдолбленную в камне емкость. Скорее всего это был небольшой бассейн. Прежде чем они что-либо поняли, рабыни сняли с них изорванные, испачканные в крови и грязи одежды и, ласково взяв за руку, завели в воду. Сириска вела та самая, вчерашняя рабыня, совсем еще юная. Но теперь она уже улыбалась и, нежно подталкивая, стала мыть его холодной, обжигающей водой. То же делали и остальные рабыни. Они улыбались и терли их губкой. Вскоре фырканье и смех заполнили рощу вокруг ручья. Рабыни, на удивление старательные, выполняли свое дело так медлительно, что ойропаты вынуждены были подгонять их легкими шлепками обнаженных мечей.

Все вышли на поляну. Солнце искрилось в росе. Девушки, зачерпывая из маленьких амфор розовый элей, стали неспешно умащать мужчин ароматными снадобьями. Они нежно втирали масло и, если попадался рубец от бича, заботливо обходили его. Сириск почувствовал, что силы вновь наполнили его избитое тело. Захотелось жить. Товарищи улыбались, особенно те, кто предпочел лежать на траве, любуясь ловкими руками улыбчивых и красивых молодых рабынь.

Неожиданно низко и в то же время звонко ударил колокол. Ойропаты, с завистью и улыбками наблюдавшие за ритуалом умащения, вздрогнули с явным неудовольствием.

– Пора одевать их, – сказала старшая. Рабыни, сбегав к повозкам, поднесли корзины. Белые легкие короткие хитоны набросили они на могучие плечи пленников, и вскоре, подпоясанные алыми свитыми поясками, они, точно юные боги, встали в ряд. Рабыни украсили их головы венками из роз и плюща. И ойропаты, уже сгорая от нетерпения, повели их по тропе к повозке на двух колесах.

Повозка была с высокими, тонкой работы, хорошо отшлифованными перилами. Их разместили в повозке и повезли к агоре, туда, где невдалеке от храма видны были девушки в белых одеждах. Когда повозка подъехала ближе, Сириск увидел: это была праздничная процессия. Она состояла из девушек, украшенных розами. Огромный черный бык с белыми пятнами, тоже весь в цветах, нетерпеливо мотал головой и время от времени мычал. Все с одобрением смотрели в небо, и жрица, одетая скромнее всех, протянула к небу руки и прокричала:

– Он слышит! Да помогут нам боги! Да примет благосклонно Арей наши жертвы!

Повозка остановилась между процессией девушек в венках и жертвенным животным.

– Окропите их водами священного источника Доро! – воскликнула жрица.

Несколько девушек прошли мимо быка и повозки, брызгая на них холодной водой из золотого, ярко сияющего сосуда.

Жрица встала во главе процессии. В храме ударили в колокол.

– Да помогут нам боги! Арей-прародитель! Зевс-громовержец! И ты, Афродита! И ты, всеблагая Диана! И ты, Ипполита!

Жрица пошла по мощеной дороге к храму, и бык, подгоняемый с двух сторон девушками, слегка упираясь, двинулся вслед за ней. Тронулась и повозка.

Две девушки вели лошадь под уздцы, и Сириск с ужасом понял, что это солнце, яркое и ласковое, он видит в последний раз. Ноги одеревенели и он, не в силах сдвинуться с места, сжал руками перила повозки так, что побелели пальцы. Он посмотрел на собратьев – они, еще возбужденные веселым утром, улыбались, и луч надежды жил в каждом молодом сердце.

– Может быть нам повезет, Сириск? – шепнул Тимон. И Сириск кивнул и подумал в этот момент: как хорошо, что Крит остался на корабле. Это утешит отца и мать.

Чем ближе процессия подходила к храму Арея, тем больше стекалось со всех сторон ареянок. Ойропаты в воинском блеске, девушки в белых хитонах. Издали за праздником следили женщины и старухи в лохмотьях.

Почти все были украшены розами. Наконец, жрица подошла к алтарю храма. Девушки подвели быка. Тучный и огромный, увитый цветами, он не чуял беды и перестал мычать, словно понял торжественность момента. Жрица взяла ритуальный нож. Длинный и острый как меч он блеснул на солнце. Толпа замерла, завороженная тем, что сейчас будет.

– Зевс-громовержец! – воскликнула жрица. – Арей, наш прародитель! И вы, Олимпийские боги! Примите эту жертву от нас, непримиримых ойропат! И пусть праздник и свадьбы будут веселы! И пусть достойные подарят нам девочек!

Она почти незаметно подвела нож под горло быка и рванула на себя. У быка мгновенно подкосились ноги, и он рухнул безмолвно на плиты храма. И от падения чуть вздрогнула земля. Кровь хлынула на алтарь и черной струёй пошла по желобам. И жрица, и служительницы, что держали быка, жадно устремили взор на текущую кровь. Желобок, чуть ниже делился надвое. Один шел в сторону статуи Арея, другой – в сторону темного колодца, закрытого медной решеткой. Кровь, скопившись в месте раздела и чуть набухнув, пошла в сторону колодца.

– Ох-х-х! – пронеслось в толпе. – Не принял… Не принял! Арей не принял жертву! – Жрица упала на колени и простерла руки к небу. Она что-то испуганно шептала, и все с ужасом устремили взгляды на статую Арея. Сотни губ шептали одно и то же.

Из храма вышли служительницы. Шестеро, попарно, они несли сияющие золотые кратеры.

– Все готово, Верховная! – сказала тихо одна.

– Элей должен быть самый лучший! – произнесла жрица.

– Самый ароматный! Мы должны умилостивить Арея, нашего прародителя. – Эти слова произнесла царица Агнесса. Она вышла со свитой из храма, где проводила утренний молебен. Остановилась напротив Мелеты и устремила на нее властный, но в то же время выжидающий взгляд.

– Арей разгневан. – Верховная произнесла это твердо, глядя в глаза царицы. – Он разгневан жестокостью. Пленных, приготовленных к агапевессе, нельзя бить плетьми! Арей не принял жертву!

Многие из тех, что были поблизости, услышали слова Верховной, и ропот пошел по рядам амазонок.

– Что ж! Умилостивим Арея нашей силой и ловкостью! – Агнесса сказала это, не отрывая взгляда от Верховной. И в этом взгляде Сириск увидел столько ненависти и нетерпения, что понял: это непримиримые враги.

– Смойте жертвенную кровь! – произнесла торжественно Верховная жрица, и девушки пара за парой вылили из сосудов подогретое, слегка дымящееся масло. Они лили его на плиты, туда, где пролилась жертвенная кровь.

Другие служительницы быстро разделали быка и положили лучшие куски на жертвенный костер. Верховная дала знак, и к смолистым сухим дровам поднесли факел. Огонь быстро охватил сухие поленья, и все с нетерпением и радостью простерли руки к небу. Дым столбом устремился ввысь – Арей принял жертву. Это сулило хороший праздник и удачу в войне.

Из храма, веселые и улыбчивые, выбежали служительницы, неся большие сосуды с подогретым рубиновым вином. Оно было так пахуче, что Сириск услышал знакомый с детства аромат даже на повозке, хотя до виночерпиев было не менее двадцати локтей.

Из притвора храма Арея грянул хор, и веселый смех заполнил площадь. Столпившись, амазонки подставляли свои кубки под вино, и тут же выпивали его.

Грянули кимвалы. Запели трубы. Вся площадь пришла в движение. Центр праздника перемещался к гимнасию. Это было на другой стороне агоры, и вся толпа кинулась туда, чтобы занять место поудобнее. Все знали – сейчас начнутся поединки сильнейших. И десять лучших получат в награду женихов.

Не знали это лишь те, кто был в повозке. Но как только толпа подошла к гимнасию, Сириск понял – их не убьют. И еще они поняли по шуткам и вниманию со всех сторон, что они и есть женихи.

– А что, я бы от такой невесты не отказался, – Тимон подморгнул Сириску, глядя на проходящую амазонку. Она была одета в легкий полупрозрачный хитон. Пышную золотую гриву волос ее украшал венок из роз. Она, проходя мимо, взглянула на Тимона и слегка повела головой. Его товарищи одобрительно загудели, а Тимон понял: получить бы только свободу.

Повозка медленно, уже без процессии, поехала в ту сторону, куда устремилась толпа. И уже многие амазонки, сверкая своей красотой из-под коротких хитонов, шли рядом, и их взгляды говорили красноречивее всяких слов.

* * *

Праздник подходил к концу. Пленники целый день находились на нещадно палящем солнце и уже перестали следить за поединками. Женщин было так много… Их уже не бодрили прелести полуобнаженных ареянок. Они сидели на дне повозки и только изредка, когда рычание очередной пары в борьбе усиливалось, поднимали головы.

Метание диска, стрельба из лука, метание копья, бой на мечах, борьба в тяжелом вооружении, борьба без вооружения. Большинство поединков были отчаянны, по-бульдожьи жестоки и утомительно длинны. И все же, к концу дня из сотен осталось только девять победительниц. Десятую, по закону Ипполиты, назначала царица. Она могла одарить этим любую ойропату. Но все знали: у Агнессы подросла дочь, ей семнадцать лет и царице нужна внучка.

Закончилась первая часть праздника. Девять победительниц не спеша подошли к повозке. Они жадно осмотрели мужчин и прошли мимо. В храме их ждали служительницы. Ритуал подготовки к свадьбе был впереди, и они знали, что им предстоит еще купанье, умащение, одевание и речь Верховной. И только после этого они выберут женихов.

Повозка, скрипя колесами, покатилась по плитам площади в сторону бассейна. Женихов тоже ждало купанье, отдых, и только вечером им предстояло быть выбранными.

Теперь им стало ясно, что их не убьют и впереди, возможно, было спасенье.

КРЫЛЬЯ КИПРИДЫ

Они стояли вдоль стены храма, одетые, чистые, как юные богини, увенчанные венками из алых роз. Толпы поблизости не было, но многие издали наблюдали, как девять победительниц, словно девять розовых лилий, поплыли по зеленой траве, слегка золотистой и алой от лучей закатного солнца.

Волосы их тоже были увиты розами, они, словно по волшебству, превратились в нежных и смиренных девушек. И это было так не похоже на то, что было днем. Только одна из них, несмотря на свадебное убранство, все же не могла скрыть свои мощные ноги и широкие плечи и, когда шла, нелепо поводила ими, как это делают атлеты, выходя на поединок. Победительницы встали напротив храма и их хорошо было видно.

Вскоре вышла из храма Верховная в сопровождении служительниц. Грянули и смолкли кимвалы. Верховная уже подняла было руки для молитвы, как среди служительниц пронесся ропот: «Гелика… где Гелика?.. Гелики нет!»

Верховная присмотрелась внимательно, и руки ее застыли, простертые к небесам. Невест было только девять, не было Гелики – дочери Агнессы, царицы.

А значит, нельзя было начинать ритуал избрания женихов. Еще мгновение – и Верховная взорвется проклятиями! Такого еще не бывало! Ее руки, уставшие от напряжения, стали уже опускаться вниз, как все услышали грохот копыт, и на площадь вылетела всадница.

– Гелика! – пронеслось как вздох облегчения. Девушка, подскакав на белом жеребце к строю невест, как лучик золотистого света спорхнула с лошади. И, подбежав, встала первой, рядом с самой мощной и мускулистой ойропатой Агриппой.

– О, всемогущий Зевс! – пронеслось в закатном небе. – О, Диана – покровительница любви! И ты, Арей – прародитель! И ты, святая матерь Ипполита! Будьте же благосклонны к нашим дочерям! Пусть эта ночь родит священный огонь продолжения жизни! Пусть свершатся все заветы Ипполиты! И пусть будут нерушимы наши новые законы, рожденные здесь, на Доросе, нами – непримиримыми! Ибо только тайна и верность заветам позволяют нам жить! Да будет так! Да падет проклятье на тех, кто их нарушит!

Из храма вышли две девушки. Они вынесли золотой кратер и поднесли его жрице. Она зачерпнула из него небольшим канфаром вино и пролила его на алтарь.

Опять пропели кимвалы. Невесты, начиная с Гелики, медленно пошли к жрице. За Геликой шла та, огромная, и Сириск заметил, как она сильно, но незаметно, ударила Гелику в спину, когда та чуть замешкалась, поправляя венок. Глаза у Гелики напряглись от боли, но она тут же, не оборачиваясь, улыбнулась и, подойдя к Верховной, протянула вперед обе руки.

– Да помогут нам боги! – произнесла Верховная и подала девушке канфар с вином.

– Слава богам! – ответила Гелика и, слегка отлив вино, выпила до дна.

– Да помогут боги тебе, Агриппа! – сказала Верховная и ласково улыбнулась ей. В ответ на эти слова Агриппа, как показалось Сириску, только зло улыбнулась. Он хорошо запомнил эту презрительную улыбку еще там, у стены, в пыли, когда Агриппа сильнее всех била его бичом.

Когда последняя ойропата выпила вино и получила благословение Верховной, жрица повернулась в сторону женихов. Ойропаты ждали ее слов. Чуть помедлив, она изрекла:

– Да помогут вам боги!

Девушки сначала рванулись, но, как только увидели близко глаза мужчин, слегка смутились.

Гелика шла первой и так получилось, что она остановилась напротив Сириска. Он тут же узнал ее. Ну конечно. Это была та самая, которая стояла рядом с царицей и держала ее за руку. Гелика! Сириск заглянул ей в глаза и увидел там…

Как бы случайно поведя плечами, Агриппа слегка оттолкнула Гелику, и взяла Сириска за руку. Это было знаком. Уже никто не сможет забрать его. Она повернулась грудью к уже собравшейся толпе и, высоко подняв свободную руку, издала воинственный клич «Ий-я!» Крик был так силен и ужасен, что некоторые женихи, уже выбранные, отшатнулись. Агриппа повернулась к Сириску и увидела – Гелика держала его за другую руку. Агриппа, возмущенная, потянула Сириска на себя.

В это время все услышали конский топот. Это подъехала Агнесса. Она, возбужденная скачкой, осадила жеребца и, тут же оценив, что происходит, раньше, чем в спор вступила Верховная, спросила:

– Кто был первым, ойропаты?

– Гелика… Гелика, – пронеслось со всех сторон.

– Отпусти руку, Агриппа. – Агнесса чуть наехала на нее грудью жеребца и, посмотрев на Верховную, положила руку на рукоять меча.

– Пусть будет так, – через силу произнесла Верховная.

Девушки уже ни о чем не думая, кроме любви, разбегались от храма. Словно розовые бутончики, исчезали они в священной роще. Гелика, как только Агриппа отпустила руку, тоже повлекла Сириска за собой. Их быстрый шаг вскоре перешел на бег, и они долго еще мелькали в последних лучах заходящего солнца.

Агнесса, не без волнения следила за дочкой до тех пор, пока она не мелькнула в последний раз между деревьями.

И сразу же глаза Агриппы, ненавидящие и сумасшедшие, заставили ее чуть привстать. Они молчали. Все ждали. Наконец Агнесса произнесла:

– Боги не любят, Агриппа, непослушание. – Агнесса повернулась в сторону Верховной, ожидая подтверждения.

– Боги не любят… – эти слова Верховной заставили Агнессу улыбнуться, но… – боги не любят несправедливость, – закончила Верховная. И ясно было, что несправедливым она считает поступок царицы.

Их взгляды, как молнии, столкнулись и, слегка наклонив голову, Агнесса, положив руку на меч, как всегда стремительно рванулась и в сопровождении свиты ускакала на царскую половину города.

Она шла галопом и ощущала укоризненные взгляды ее телохранительниц. «Теперь они не будут столь покорны, – думала Агнесса, – и Верховная обрела еще одну союзницу против меня».

А Агриппа в это время шла, таща за собой юного Аристона, испуганного и тонконогого, и каждый раз, как только он упирался, она отпускала его руку и сильно била его мощной ладонью. Он падал и, вставая, уже покорно шел впереди, ощущая за спиной «нежный» взгляд Агриппы.

* * *

Они бежали по тропе, поднимавшейся все выше и выше, туда, где уже слышен был смех и крики, и плеск воды, и где розовые хитоны изредка мелькали среди деревьев.

В этой беготне Сириск не замечал, что по пятам за Геликой серой тенью следовала Гилара, ее подруга с детства и телохранитель.

– Куда мы бежим? – Сириск чуть замедлил шаг, но Гелика приложила пальчик к губам.

– Сейчас ты увидишь то, чего не видел ни один грек… ведь любовь так прекрасна, правда?

– Откуда ты знаешь про любовь? – Сириск перешел на шаг. – Вы же презираете мужчин!

– Только не в ночь агапевессы. – Гелика открыто и нежно улыбнулась. – Этой ночью любить мужчину – все равно, что любить бога Арея! Так нас учат с детства. Ты мой Арей!

– И тебе неважно, как меня зовут? – спросил Сириск, невзирая на ее чарующую улыбку. Но Гелика неожиданно резко остановилась, поднесла руки к его лицу и нежно прикоснулась к его волнистым, светло-русым локонам.

– Важно, Сириск, важно, – прошептала она. – Кто ты, как попал к нам, что ты любишь, что нет? Ты, я вижу, знатного рода?

– Ты меня знаешь? – Сириск удивился.

– Еще вчера, там, когда вас били, я увидела тебя. Немногие мужчины так переносят удары бича. А ночью я была у храма и слышала твое имя.

Они замолчали и вновь пошли по тропе.

– Здесь недалеко есть небольшое озеро. Хочешь искупаться? – Гелика улыбнулась.

– Да, но…

– Идем скорее, слышишь?

Они шли по узкой тропе. Вдруг неожиданно громкий смех напугал их. Из зарослей выбежали двое. И тут Сириск увидел: впереди бежал Тимон, издавая однообразные звуки: «Му! Му! Му!» А девушка, смешливая, ласково стегала его зеленой пушистой веточкой и приговаривала: «Давай на водопой, давай, мой бычок!»

– Это же Тимон! – прошептал Сириск.

«Му!» – замычал Тимон и тут же получил легкий удар веткой.

– Это у них игра такая, – шепотом ответила Гелика. – Видишь, у Алкиды глаза завязаны. Она должна загнать его в озеро веткой, а он все время должен мычать. Если же она замочит ноги первая, то он выиграл.

Тимон подбежал к небольшому мыску на берегу озера и громко замычал. С другой стороны раздался дружный смех. Алкида, осторожно ступая, шла вперед, изредка помахивая веткой. Тимон поднял с земли камешек и, как только девушка подошла к воде, бросил его на песок. Алкида рванулась и… замочила ноги.

– Ой! – взвизгнула она. Но Тимон был уже рядом. Он нежно взял девушку за руки, поднял их и развязал поясок на хитоне.

– Ты выиграл, – прошептала Алкида. Но Тимон, ни слова не говоря, расстегнул фибулу на ее плече. Светлая ткань соскользнула и задержалась на поясе. Тимон нащупал и потянул узелок. Хитон упал к ногам на еще влажный песок.

– Ты хотела купаться, – прошептал он и нежно прикоснулся губами к розам на ее венке.

– А ты? – чуть слышно прошептала девушка.

– И я тоже. – Тимон сказал это и почувствовал, как ослабевает поясок на его хитоне и нежные руки расстегивают фибулу.

Они с шумом бросились в воду, а Гелика и Сириск, зачарованные увиденным, так и стояли, не спуская с них глаз.

– Нехорошо подглядывать, – прошептал Сириск.

– Сегодня все можно, – ответила девушка. – Агапевесса прекрасна, так учили нас наши жрицы… До первого удара колокола. – Лицо девушки вдруг стало печальным, но на мгновенье. Взрыв смеха на той стороне озера помог ей.

– Ты что? – спросил Сириск.

– Хорошо смеются! – Гелика сломала ветку. – А почему бы и нам не сыграть в «бычка»?

– Я бы хотел осмотреть все вокруг, – как бы не слыша ее вопроса, сказал Сириск.

– Что ты! Это плато очень большое! Да это и опасно ночью! Тут всюду обрывы, а люди здесь бывают только раз в году, весной.

Они пошли по тропе среди высокой травы и зарослей барбариса и дикого винограда. Сириск подошел к обрыву. Он чуть наклонился и посмотрел вниз – пропасть, казалось, не имела дна. Было жутко в этой смертельной темноте.

– Страшно? – с усмешкой спросила она.

Сириск резко подхватил ее на руки и развернул в сторону пропасти.

– А тебе страшно?

Гелика в ужасе взглянула вниз – пропасть простиралась прямо под ней. Одно движение – и она погибнет.

Сириск не знал, что творилось за его спиной. Гилара беззвучно вскинула лук, натянула тетиву, но стрелять не решалась. Она понимала, что пораженный стрелой юноша упадет в пропасть вместе с Геликой. Она бросила лук, выхватила меч, рванулась вперед, но в это время увидела: Гелика уже стояла на ногах, тесно прижавшись к Сириску.

– Ты пощадил меня? – прошептала она.

– А разве можно убить цветок? – Сириск улыбнулся и уже не мог оторвать взгляда от ее огромных, бесконечно родных, давно знакомых глаз. – Всю жизнь я искал тебя, – прошептал он. – Мог ли я подумать, что найду тебя здесь?

– Молчи. – Гелика прижалась к нему плотно-плотно, и они стояли так и молчали. Потом они медленно пошли по тропе, и Гелика сорвала маленький цветок.

– Посмотри, какой он неприметный, этот цветок, а какой душистый.

Сириск не заметил, как их губы слились в нежном поцелуе.

– Но аромат от тебя еще прекраснее, – произнес он.

– Это розовое масло, – улыбнулась Гелика.

– Нет, – Сириск нежно целовал ее лицо. – Это ты, вся, как лучший цветок на свете.

Поняв, что они всецело принадлежат друг другу, он всмотрелся в ее лицо: огромные, голубые глаза – он потрогал веки пальцами, точно сомневаясь, что такое может быть, – темные брови слегка вразлет, нежный овал лица. Он провел пальцами, ладонью по щеке и коснулся ее губ. Гелика опустилась на колени, и он уже не мог остановиться: их хитоны, сами собой, точно лепестки роз, разлетелись в разные стороны, и земля поплыла под ногами…

Было темно, и они лежали среди высокой травы, С той стороны озера все еще доносился смех, крики и плеск воды.

– Ты нежный и добрый. – прошептала Гелика. – Совсем не такой, как я думала. Ты, как прохладный родник в жаркую пору.

– А ты мой костер в зимнюю стужу. Я не мог себе представить, что тут, среди лесов и гор…

Сириск стал читать стихи:

 
«Сила предательских кубков вина и любовь Никагора
К ложу любви сегодня смогли Аглонику склонить…
Ныне приносит она Афродите дар девичьей страсти…
Пару сандалей, грудные подвязки
Свидетели первых и жарких мучений любви
И наслажденья, и сна…»
 

– А что ты принесешь в дар Киприде? – спросила Гелика.

– Может быть, вот это? – И Сириск вынул из ножен Гелики острый как бритва нож. – Зачем он тебе… в ночь любви? – спросил он тихо. Гелика рванулась, но Сириск сдержал ее за плечо.

– Я все знаю, Гелика, я вспомнил. Еще в Афинах мне рассказывал один моряк об этом ноже. И о том, для чего он. Что ж, делай свое дело. Ведь таков ваш закон. – Он подал нож Гелике. – Только когда будешь отсекать мне сонному голову, вспомни, что мы говорили о звездах. И ты знаешь, Гелика, я вдруг понял нечто… Еще там, у озера… мы с тобой говорили о том, что нас объединяло… нечто волшебное… я понял, что это…

– Что же?

– А вот, – он снова лег на траву и, глядя на звезды, прошептал. – «То, что нас объединяет выше всех земных препятствий…»

– Выше, – прошептала Гелика.

– «То, что в нас открыло небо, выше главных тайн земли…»

– Выше, – еще тише прошептала она.

– «Приближенье к сердцу жизни и предчувствие ответа: кто, куда, зачем стремится через время и миры…»

– Как прекрасно. – Она посмотрела ему в глаза, и слезинка, маленьким голубым алмазом, блеснула у нее на щеке.

Колокол пропел низким басом, и Гелика рванулась, вскочила, и вдруг, точно подкошенная, упала.

Когда она очнулась, то увидела Сириска, склонившегося над ней, – он промокал краешком хитона слезинки на ее лице.

– Ойропаты никогда не плачут, – громко произнесла она. Сириск ласково улыбнулся. И вдруг Гелика почувствовала – теплая нежность разливается по всему ее телу от сознания, что ты слаба, что это прекрасно быть слабой и нежной и знать, что у тебя есть верный друг, который так нежен и близок, и что всегда можно забиться воробышком под его теплое крыло и знать, что этот кто-то – весь мир.

– Делай свое дело. – Сириск встал на колени и опустил руки.

* * *

У храма Арея уже собрались ойропаты. Еще не взошло солнце, но к колоколу, одиноко стоящему посреди большого поля, идут со всех сторон вчерашние невесты…

И видно сверху запоздалому филину: по кровавому полю маков тянутся темные дорожки в примятой траве. И не понять сверху, то ли это примятые маки устлали каждый путь, то ли кровь от мужских голов окропила их.

Первой пришла Агриппа. Она с презрением бросила голову юного Аристона на жертвенный, еще не подожженный костер из поленьев, и обвела взглядом всех.

– Восемь трутней уже не будут жужжать, – процедила Агриппа, глядя на Мелету. – Где же головы еще двоих?

– Кого нет? – Верховная жрица всмотрелась в лица ойропат, уже пришедших и бросивших головы своих женихов на жертвенник. Они молчали, подавленные и растерянные.

– Нет Гелики! – прокричала Агриппа. – И нет Алкиды!

Верховная подождала еще немного.

– Опоздание ко второму удару колокола – это уже преступление, – обратилась она к Агриппе. – Найти! Отыскать!

Агриппа и все, кто был рядом, устремились туда, где вчера видели Гелику.

* * *

– Нет! – Гелика бросила нож на землю. Она обняла Сириска, и он чуть не задохнулся от аромата густых ее волос.

– Если ты не убьешь меня, – прошептал он, – они убьют тебя. – Он поднял нож и подал Гелике. – Делай свое дело.

Третий удар колокола огласил рассветное плато.

Гелика рванулась.

– Скорее! Скорее! – Она потянула его за руку, и он побежал за ней. Росистая трава хлестала их по ногам. На ходу Сириск успел прихватить кусок хитона. Он разорвал его надвое, и они обмотали свои бедра этой тканью.

Гелика бежала по узкой тропе через плато. Всюду зияли пропасти, но она бежала, и он следовал за нею.

– Скорее… – она потянула его за руку. – Скорее же…

Звук колокола, наконец, растаял в тумане, и Гелика, на мгновение замерев, кинулась вниз по тропе.

– Я знаю… я знаю… – шептала она. – Только одна тропа…

Вскоре они подбежали к краю обрыва. Сириск никогда не заметил бы веревку: она была привязана за камень и уходила вниз, в туман.

– Слава богам! – Гелика простерла руки к небу.

И тут они услышали: сзади, в роще, все громче разносились крики.

– Это погоня. Скорее – туман спасет нас. – Гелика первая стала спускаться по уступам, держась за веревку, Сириск последовал за ней, как только услышал снизу крик.

Он спускался вниз по уступам, а наверху все яснее слышались голоса, но он уже ничего не видел: густой предутренний туман заполнил все вокруг, и только голос Гелики чуть слышно звал его.

Тропа шла вдоль скалы. Гелика, не говоря ни слова, схватила его за руку, и они побежали. Сверху, с кромки скалы, уже явственно до них доносились слова: «Они были здесь… они в тумане… они спустились по тропе…» Гелика на мгновение остановилась. Раздумывать было некогда.

– По тропе не успеем! – прошептала она и бросилась вниз по крутому косогору, прямо через кусты шиповника, мелкого дубняка и густых зарослей кизила.

Вскоре они, исцарапанные, подбежали к озеру. Сириск разглядел песчаную отмель. Рядом с водой, привязанная к вербе, лежала на боку лодка.

– Скорее, Сириск!

Они стащили лодку на воду, но веревка крепко была привязана к кусту. Гелика попыталась отвязать ее, но не смогла…

– Веревка! – сдавленно крикнула она.

Голоса уже раздавались внизу, под скалой. Сириск попытался зубами развязать узел, но тщетно.

– Нож! Где твой нож! – Сириск протянул руку, но увидел лишь пустые ножны.

– Там, – Гелика повела головой. – Я выкинула его.

Голоса все ближе и ближе.

– Давай вплавь! – Сириск повлек ее за руку в воду.

– Я не могу, я дочь царицы… мне нельзя… Постой!

Она подбежала к границе песка и леса: там былр множество обкатанных голышей. Он понял сразу. Вскоре с помощью двух больших камней веревка была перебита.

– Ну, плыви же!

– А ты? Скорее в лодку!

Он стоял в лодке и держал весла, а она, войдя в воду, изо всех сил оттолкнула ее.

– Я не могу! – прошептала она. – Я дочь царицы! Лодка отходила все дальше от берега. Из густого тумана донеслось: «Я найду тебя… сохрани тайну ойропат…»

Он греб, а голоса все яснее летели по озеру и, наконец, слились в один сплошной визг и рев, и он услышал удар… Он знал, так бьют плашмя мечом по телу. Стон, сдавленный, глухой, и вопли «Преступница! Ты отпустила его! Через неделю здесь будут эти трутни и тайне нашей конец! Ты нарушила главный завет! Продажная тварь!»

Вопли и удары все продолжались. Сириск узнал голос той, которая кричала громче всех – это была Агриппа. Но вдруг все стихло. И только плеск его весла отчетливо раздавался в тумане над озером.

– А! Он здесь! Хорош возлюбленный Гелики! Уносит ноги! – завопила Агриппа. Вой пронесся по озеру.

Сириск перестал грести.

– Сиди там, а мы займемся твоей голубкой.

Звучный удар, как по сердцу, и он явственно увидел Гелику, всю в крови. Меч плашмя бьет ее по груди, оставляя сине-алый след…

Он упал на дно лодки и, теряя сознание, расслышал только хриплый стон и слова той, голос которой он узнал бы среди тысяч: «Уходи, молю тебя… уходи…»

Дальше все было как во сне: весла трещали и лодка шла назад. Ойропаты, веселые от своей выдумки, с двух сторон схватили лодку и выволокли ее на песок. Они тащили его, и он чувствовал их огромную силу. Их руки хватали его, сжимали, рвали. Он понял, что справиться с этой силой уже не сможет.

Агриппа старалась больше всех. Она была совершенно голой, как и многие, но на ней был пояс. Сириск схватился за него сзади и нащупал рукоять… О боже! Это был меч!

Дальше все произошло мгновенно. Он выхватил меч. Агриппа вовремя увернулась. Сталь вонзилась в грудь другой амазонки. Алая кровь, горячая, пахучая, брызнула, и вой и рев раненой слились в один крик. Он нанес еще удар… сверху вниз, и еще одна амазонка рухнула как сноп. И все разбежались, и он услышал клич. Тот самый, что ойропаты издают перед атакой. Он обернулся и увидел: Агриппа приподняла копье. Еще мгновение и копье полетит в цель…

А внизу, у ног Агриппы, лежала Гелика, и Сириск успел увидеть: по ее щеке медленно катилась крупная слеза, смешанная с алой царской кровью…