Текст книги "Крылья Киприды"

Автор книги: Сергей Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Копье вонзилось ему под ключицу и вышло сзади. Он упал на колени. Свет померк в его глазах, и все исчезло.

* * *

Еще не веря в чудо спасения, он брел по берегу моря. Тело болело во многих местах, но серьезная рана под ключицей почти зажила, и он мог идти. Прибрежная галька была мокрая от брызг. Ветер гнал огромные волны. Они накатывались на берег и заливали тропу.

Было холодно, и он промок. Солнце катилось к горизонту. Стало темнеть. Он шел наудачу, вдоль берега, надеясь увидеть человека или выйти к жилью.

В полумраке послышался какой-то шум – сверху, со скал покатились камни. Он прижался к карнизу. Огромный валун с треском разбился о скалу, почти рядом. Его обдало мелкими осколками. И тут он увидел: серая туша грохнулась совсем близко. Это был матерый волк. Зверь попытался подняться, но удар был слишком силен. Ползком, перебирая передними лапами (задние были сломаны), он дотянулся до полосы прибоя. Волна обдала его, и, дернувшись, зверь замер.

Послышался лай собак. Они были рядом. Псы рыскали по кромке обрыва, ища добычу. Они лаяли и скулили. И тут он увидел человека – судя по всему, это был охотник. Он спускался вниз по обломкам скалы. У него были густые волосы и окладистая, аккуратная борода. Его одежда, сшитая из кожи, была удобна и красива. Он был силен и ладен. Во всем его облике чувствовалась спокойная сила.

Проходя мимо, человек ни разу не посмотрел на притаившегося у скалы Сириска. И, как бы невзначай, вдруг сказал:

– Не видел ли ты, горожанин, волка? Мои собаки гнали его от самой овчарни, – он сказал это и спокойно посмотрел ему в глаза.

– Да, – ответил Сириск, стесняясь своего женского хитона, – я видел его. Он упал со скалы и теперь лежит вон там, – и указал в полосу прибоя, где, гонимый волнами, волк погружался в море.

Охотник плотнее натянул кожаную шапочку и бегом кинулся в ту сторону. Он схватил волка за лапу и попытался вытащить на берег. Но намокшая туша отяжелела и не поддавалась. Тут огромная волна захлестнула его, он упал и на мгновение скрылся в пенных брызгах.

– Что же ты стоишь! – крикнул он, когда волна схлынула. – Помоги!

Они оттащили тушу подальше от воды и присели отдохнуть на камень. Затем, ни слова не сказав, охотник содрал с волка шкуру.

– Тебе холодно, – сказал он, когда работа была закончена. – Возьми вот это. – Он подал ему скрученный валиком плащ. Развернутый, он оказался большим и в нем было тепло: плащ был сшит из тонких овечьих шкур.

– А как же ты? – сказал он охотнику, – твоя одежда тоже мокрая.

– Ничего, – ответил тот. – Меня согреет ходьба. – И, немного помолчав, добавил: – Окажи мне честь, горожанин, посети мой дом. Мы живем здесь, неподалеку. Поутру ты сможешь отправиться по своим делам. Верно, твой корабль потерпел крушение?

– Да, – ответил Сириск. – Благодарю тебя за приглашение.

Они встали и пошли по чуть заметной тропке среди скал.

– Эта погода надолго, – продолжал охотник, – видишь тучи на горах? Это верный признак шторма дня на два, не меньше. Осенью это бывает не часто. А что с твоим кораблем? Он вез богатый товар? Ты, судя по всему, купец? Но у тебя странная речь. Язык твой греческий, но все слова твои звучат как-то отрывисто. Может, ты иноземец?

– Да, там где я жил и учился, говорят чуть иначе, – ответил он уклончиво.

– О! Значит ты мудрец. То-то я смотрю, что ты такой худой. Должно быть, болен. Ты больше похож на изнеженную девочку, чем на воина. – Он замолчал, поняв, что может обидеть гостя. – Впрочем, – спохватился он, – ученые все таковы. Я ведь тоже в молодости посещал палестру и гимнасий, и кое-что помню и теперь. Но мы с женой ушли из города сюда, поближе к горам, подальше от войн и бедности. Вот увидишь, мяса у нас вдоволь. А в городе нам не всегда хватало даже хлеба.

– А как назывался ваш город?

– Как, ты не знаешь? – охотник опешил. – Откуда же твой корабль, если ты не знаешь славный город Таврики? Херсонес знают все! Правда, до него далеко…

– О боже! – от восторга Сириск не смог больше проронить ни слова.

Охотник ничего не сказал, а только покачал головой.

– Далеко же занесла тебя буря! А где твои товарищи? – спросил он, немного погодя.

– Не знаю. – Сириск сказал правду и больше говорить не хотел и не мог. – А далеко ли до города? – решил он переменить тему разговора.

– Далековато. Если морем – день пути. А если верхом – и того больше. Охотник помолчал и добавил. – Да ты не спеши! Мы с женой никуда тебя не отпустим в такую погоду. Отдохнешь у нас – а там с богом и в путь. Несчастье твое велико, но не следует потерять еще и здоровье. А вот и дом, – сказал он.

В темноте мелькнул огонек, и они услышали блеяние овец. Собаки радостно бросились к сараю. Охотник отрезал им несколько кусков мяса – того, что отрубил от туши волка.

– Пойдем в дом, – сказал он и пропустил его вперед.

Познакомив Сириска с женой и их детьми – двумя чудесными девочками и двумя хитроглазыми мальчуганами, охотник пригласил гостя отдохнуть, пока готовится обед, и попросил его, если гость пожелает, рассказать о себе.

– Зовут меня Сириск, – начал гость, – родом я из Херсонеса, с клера Эйфореон, что на западе от Керкинитиды. Вот уже два года я не был дома: судьба была ко мне неблагосклонна. Я попал в плен. – Сириск вспомнил слова Гелики «сохрани тайну ойропат» и замолчал.

– А у кого ты был в плену? – спросил хозяин. – Последнее время стало очень тревожно. Если раньше мы знали только скифов, то теперь неведомые нам племена все чаще нападают на клеры, и мы живем в тревоге.

– О, да! Я знаю сам – ведь наш дом тоже сожгли. Но он был на западе, а ваш клер южнее – значит, вы в безопасности.

– Да сохранят нас боги! – слова Сириска явно обрадовали всех. Хозяин не скрывал радости, что пригласил его в гости.

– Да будут боги благосклонны к вашему клеру, – сказал Сириск.

– Да помогут они и твоей семье, Сириск, – ответил хозяин.

– А как тебя зовут? – спросил Сириск у хозяина.

– Мегакл, – улыбнулся хозяин. – И коль мы оба из Херсонеса, то должно быть, в детстве бегали где-то рядом…

– Да… – ответил, улыбнувшись, Сириск. – Только я был лет на десять младше. И юность провел в Афинах. А как наш город? Два года я не видел его.

– Стоит, – тепло сказал Мегакл, – только времена теперь тяжелые.

– Олигархи? – Сириск помрачнел.

– И те и другие. Их не разберешь. А тут скифы обложили всю степь и предгорье.

– Кто нынче в стратегах? – Сириск оживился.

– Агасикл, – был ответ. – Сыновья его взяли силу, говорят…

– Евфрон?

– И Евфрон… да и Апполодор… да и все они…

– Евфрон жив? – спросил Сириск дрожащим голосом.

– А что ему сделается? – Мегакл внимательно всмотрелся в лицо Сириска. – Правда, после набега, говорят, он был ранен, но выжил. Впрочем, я уже год не был в городе. – Мегакл что-то говорил, но Сириск уже не слышал. События детства нахлынули, и остановить воспоминания было уже невозможно. Слова и лица стали выплывать из прошлого, как будто это было вчера…

– Говорят, у них лучшие кони во всей Таврике! Если бы ты, Сириск, решился – мы смогли бы увести их! Знать бы только туда дорогу. Твой отец – он знает! Если бы ты…

– Ты с ума сошел, Евфрон! – спокойно ответил Сириск. – Если бы даже отец указал нам дорогу – а он никогда этого не сделает, – то живыми нам не вернуться. Скифы берегут своих коней как зеницу ока. И увести даже пару – невозможно!

– Трусам – да!

Евфрон насмешливо сощурил глаза, и его знаменитая усмешка, которой подражали все мальчишки, вновь ранила Сириска. И боль обиды была нестерпима.

– Я не трус, и ты это знаешь, – глаза Сириска жестко сверкнули, – но и не глупец.

– Я тоже не глупец, Сириск. – Евфрон примирительно обнял друга за плечи. – Именно поэтому я и рассчитываю на тебя! Кто еще может? Тимон?

– Ха! У него только девочки на уме…

– Апполоний? Так он еще дитя… А мы скоро будем эфебы. Можно взять еще Сострата, хотя он и болтун, но в свои четырнадцать успел побывать в бою.

– И, кроме того, он легкий. А на это вся надежда. Мы легкие, а значит, кони не устанут в погоне.

– Так ты согласен? – сжал кулак Евфрон в знак восторга.

– Но отец! И мама… если она узнает… И кроме того, Сострат… Он все выболтает… сам знаешь кому, и она разнесет все по городу.

– Сделаем так, – Евфрон уже вошел в привычную роль стратега: – Сострату скажем только в дороге, а дорогу вызнаем хитростью – это твое дело. Я же возьму у Никанора лошадей, правда, придется…

– Знаю. Этот хитрец потребует долю… – Сириск не договорил.

– Придется попытаться отбить по три на брата, чтобы Никанор пошел на риск.

– И отдать ему трех скакунов в придачу к трем его клячам?! – Сириск сжал кулаки.

– Ничего! Если дело выгорит, мы его так пугнем, что рад будет и одному! Итак, послезавтра на рассвете…

Была лунная летняя ночь, и они, совсем еще мальчишки, опьяненные надеждой и опасностью, разошлись по домам.

…Жеребец, вороной, с белой звездой во лбу навострил уши, явно почуяв их. Все трое, усталые, голодные, ободранные, после пяти дней скитаний по горам, все же набрели на табун коней, среди которых властвовал этот вороной. Своих лошадей, тех, что дал им Никанор, они спрятали еще вчера вечером в ущелье, стреножив их на сочном лугу. Ах, как не похожи были их клячи на тех, которых они увидели с высокой скалы. Они, спрятавшись в ковыле, ждали все утро. И вот награда за терпение: табун мирно пасся на косогоре, и только один пастушок верхом, в полусне, следовал чуть поодаль. Наконец, он спешился и, стреножив свою кобылку, улегся в тень под дикой грушей. И теперь единственный, кто мог им помешать, был вороной. Он ревниво следил за табуном, и все чаще вострил уши в сторону, где лежали трое.

– Что, будем ждать ночи? – Евфрон прошептал это губами беззвучно, и Сириск пожал в ответ плечами. Сострат, весь сгорая от страха и восторга, не отрывал взгляда от вороного и только изредка трогал нож, прилаженный к ноге.

– Кони не дадутся чужим, – прошептал Сириск.

– Не страшно. Они стреножены. Главное – спокойно накинуть уздечки и не спешить. – Евфрон заранее подумал об уздечках, и у каждого их было по три.

– Накинуть три уздечки, разрезать путы на ногах… Но если жеребец заржет и пастух проснется… А стрел у него полный колчан…

– Значит, нужно, чтобы был пустой! – Евфрон взглянул на Сострата. – Ты у нас, кажется, знаменитый лазутчик?

Сострат, ни слова не говоря, кивнул и пополз к груше, туда, где спал пастух.

А Сириск и Евфрон уже присмотрели себе первую жертву, хотя брать можно было любую. Все кобылки были как одна, трехлетки, светло-серой масти в яблоках. К счастью, ветер подул от табуна, и жеребец успокоился.

– Наверное, это табун скифского царя, – прошептал Евфрон.

– Почему?

– Посмотри, у всех в гривах вплетена красная ленточка. Я слышал, красная лента – это отличие царских коней. Скифы не клеймят лошадей, как тавры. Конь для них – божество…

– Так не лучше ли нам унести ноги подобру…

– Может быть и лучше, – Евфрон привстал, и взгляд его метнулся к груше, – но поздно…

И оба увидели: Сострат бежал, волоча за собой колчан со стрелами. А издалека, с той стороны табуна, бешено лая, неслись три огромных пса. Сострат бросил колчан. Собаки были готовы броситься на него.

Евфрон и Сириск, не сговариваясь, вскинули луки. К счастью, Сострат был уже близко, и две стрелы, выпущенные почти в упор, попали в цель. Огромный пес – вожак, пронзенный в горло, перевернулся и юлой завертелся в ковыле, пытаясь перегрызть стрелу. Второй получил стрелу в бок и повалился рядом с первым. Третий в прыжке свалил Евфрона на землю и попытался вцепиться ему в горло, но юноша защитился луком. Пес успел ухватить зубами пальцы Евфрона. В это мгновение Сириск в прыжке нанес сильнейший удар древком лука по голове псу. Это и спасло Евфрона. Пес повернул рычащую пасть в сторону Сириска и получил удар ножом в живот. Еще мгновение – и второй удар луком отбросил пса в сторону. Он завизжал, и рычание его сменилось предсмертным хрипом.

И тут они увидели: пастух зажег стог сена, и белый дым столбом поднялся в небо. Пастух бежал к ним.

Евфрон схватил Сострата и, подсадив его на ближайшую кобылу, рассек ей ножом путы. Он хлестнул ее веткой. Сириск был уже верхом. Евфрон рассек путы и этой лошади. Его друзья вцепились в гривы своих спасителей и, как ветер, рванулись в сторону леса.

Евфрону было сложнее. Он не мог, не накинув на лошадь узды, освободить ее от пут: лошадь сразу бы ушла. И, оглядываясь на бегущего пастуха, он судорожно надевал на нее уздечку. Наконец, он был готов оседлать лошадь, но вскочить на нее не успел: кобыла встала на дыбы. С трудом он все же вскочил ей на спину. Ударив ее плашмя своим ножом по крупу, он, уже на скаку, увидел: пастух, лук, дрожание тетивы, и в тот же момент почувствовал в бедре какое-то жжение. Только в лесу, увидев кровь на спине лошади, он понял, что это его кровь. Стрела вонзилась в ягодицу, прошла вдоль ноги и вышла из бедра.

Впереди неслись Сириск и Сострат. Красные ленточки в гривах коней говорили: это были лошади царя. Если бы они знали, чем это кончится, и сколько крови будет пролито из-за них, и Сириск, и Сострат, и Евфрон оставили бы этих лошадей здесь же, как только доскакали до ущелья. Но этого они не знали. Да и забота была у них одна: спасти Евфрону ногу и уйти от погони.

В ущелье, когда они спешились. Сириск отломил оперение, протолкнул стрелу вперед и вытащил ее. Перевязав Евфрону ногу обрывком хитона, они сели на лошадей и стали спускаться вниз, под гору, туда, где ждал их спасительный лес.

– А что было дальше?

Сириск посмотрел на мальчиков: только сейчас он осознал, что давно уже ведет рассказ, а два мальчика и Мегакл с интересом слушают его, девочек и хозяйки уже не было.

– Что дальше? – Сириск почувствовал, что больше не в силах вести рассказ. Он вспомнил погоню, как раненый Евфрон умолял не бросать его; как отец, Гераклид, спас их, поняв, где их искать; как потом они узнали, что Сириск украл любимую лошадь царя скифов и тот поклялся убить сто греков за эту кобылицу; как кобылицу вернули, но деньги царя сделали свое дело: Сириска дважды пытались убить. И чтобы спасти сына, Гераклид отправил его учиться в Афины. А что было потом? Сириск сейчас не в силах был об этом не только думать, но и говорить. И Мегакл понял это.

– Нет, дети, – хозяин сказал это, и они повернулись в его сторону. – Нет, гость наш слишком устал, чтобы дальше рассказывать нам свою историю. Пусть он отведает нашего угощения, выспится. А там, если он захочет, поведает нам о том, что было дальше.

Сириск облегченно вздохнул.

После угощения из гинекея появилась жена Мегакла.

– Я провожу тебя, Сириск, следуй за мной, – сказала Главка. Она взяла его за руку и по длинному коридору вывела во внутренний дворик. Мелкие капли дождя охладили его разгоряченное лицо. Свежий воздух был напоен морским ароматом.

В темноте, когда они миновали дворик, он услышал шум и глухие голоса. Они сразу смолкли при их приближении, и он заметил только блеск глаз в темном проеме и почувствовал запах грязи и пота.

– Не удивляйся, чужеземец, – Главка уловила его взгляд, – мы вынуждены держать рабов в доме. Первое время они спали в сарае. Но теперь, когда скифы подошли так близко, они могут сбежать.

– Сколько у вас рабов? – спросил он, глядя в ту сторону, где за решеткой блестели глаза.

– Пятеро. Им хорошо у нас. Каждый день они получают по лепешке и пьют вдоволь воды. И все, что в саду, они едят, когда нас нет рядом. Муж почти не бьет их. И днем снимает с ног колодки.

– Как же они спят?

– Очень просто – как и все. Впрочем, колодки только у двоих. Они пытались бежать от прежнего хозяина. Я уговаривала Мегакла снять их вовсе, но он не согласился. Он боится Агрилы – раба, выполняющего тяжелые работы. Но отчего ты спрашиваешь то, что знает любой ребенок, выросший на клерах? Или ты совсем горожанин?

– Теперь, видимо, да. Хотя клеры – это мое детство.

Они поднялись по ступеням на второй этаж.

– Тут ты будешь спать, странный человек. – Главка загадочно улыбнулась. – Но я люблю странных.

Она поставила светильник на край столика у постели и вышла. Вскоре он уснул.

* * *

Еще было темно, но первые проблески утра проникли в дом. Внизу уже блеяли козы и овцы. Сириск услышал легкие шаги.

– Выпей, чужестранец, это козье молоко. – Главка уже стояла рядом и держала на вытянутых руках канфар. Она была в новом хитоне, и щеки ее горели румянцем. Он взял канфар – молоко было парное и очень вкусное.

– Хайре, Сириск! – Мегакл вошел, улыбаясь. – На дворе отличная погода. Выходит, я ошибся, предрекая шторм дня на три!

– Хайре, – ответил он.

– Мы ждем тебя внизу. – Главка и Мегакл вышли. Сириск встал. Накинул плащ и спустился вниз. В доме уже никого не было, кроме девочек и Мегакла.

– Ну, как твое решение? – Мегакл пригласил его за столик, на котором ждал их завтрак – несколько лепешек, фиги, молоко.

– Мне нужно в город, – сказал Сириск и, помолчав, добавил: – Возможно, кто-то из моих спутников остался жив – я должен найти их.

– А ты знаешь, что теперь в городе небезопасно? – Мегакл, ловко макая лепешку в соус, отправлял ее в рот, запивая молоком.

Сириск поднял глаза.

– Да ты ешь, не пугайся. Но знай – олигархи давно уже хотят свалить демократов. Евфрон, сын Агасикла, давно мечтает о том, чтобы лично править городом. И поговаривают, что у него много сторонников. Но не это самое страшное. Дело в том, что скифы что-то замышляют! Они с огромным войском рыщут где-то рядом. Так не лучше ли тебе остаться у меня. Мой клер – глубоко на полуострове. И тут спокойнее. Не скрою – мои рабы уже не смотрят себе под ноги, как раньше. Они точно нутром чуют: где-то рядом свои. Понимаешь? У меня нет надсмотрщика. И я один мужчина. Против них мне не справиться, несмотря на мой меч и доспехи. Да и в любом случае тебе лучше переждать здесь.

Сириск молчал. Завтрак подошел к концу. Они встали и молча вышли во двор.

Солнце уже поднялось над горизонтом, и легкая дымка рассеялась под его лучами. Всюду вокруг раскинулись виноградники. Кое-где пестрели огороды и сады. Внизу, огромное и голубое, дышало море. Шторм уже кончился, но шум волн, редких, но еще крутых, доносился снизу, от полосы прибоя. Ветер нес запах водорослей. Корзины винограда стояли рядами. Грозди благоухали ароматом еще не родившихся вин. Чуть поодаль они увидели рабов. Трое из них, взяв друг друга за плечи, давили ногами виноград, двое подносили корзины и относили в сторону пифосы с соком.

– Я снял с них сегодня колодки. – Мегакл испытующе взглянул на Сириска. – Главка меня упросила.

Сириск промолчал.

– Так как твое решение?

Они остановились у тропы, ведущей вниз, к морю. Там, на косогоре, паслось стадо овец, и Сириск разглядел мальчиков.

– Это Касон, младший сынишка. – Мегакл махнул мальчику рукой, тот ответил тем же.

– Нет, Мегакл, – Сириск повернулся лицом к хозяину. – Нет, я не могу остаться с тобой. Благодарю за гостеприимство, за ночлег, за все, что ты сделал для меня. Но мне нужно узнать, живы ли мои друзья, что с кораблем. Мне нужно в город.

Они помолчали.

– Что ж! Тогда будем прощаться. По правде сказать – я так и не понял тебя, Сириск! Но ты добрый человек. И странность твоя пусть останется для нас загадкой. Но объясни мне, из какой ткани сшит твой хитон?

Он вернулся в дом и вышел со свертком в руке.

– Мы с женой никогда не видели столь тонкой ткани! Не эту ли ткань ты вез на продажу?

Сириск узнал свой праздничный хитон. Его, видно, выбросило море.

– Нет, Мегакл. – Сириск взял сверток. Хитон был чисто выстиран и, слегка влажный, холодил руку. – Тебе понравилась эта ткань, Мегакл? – он с улыбкой взглянул на хозяина.

– Меня она удивила. А Главке и девочкам – понравилась! Они не видели столь тонкой работы. Ведь всю зиму они ткут полотно и знают, как это нелегко! Но никто в округе не может соткать такое!

– Возьми, Мегакл! – Сириск подал сверток хозяину. – Возьми, и спасибо тебе за твой плащ!

– Что ты! Это слишком дорогой подарок! – Мегакл развел руки в знак отказа.

– Возьми! – Сириск решительно подал сверток и пошел вниз по тропе.

– Что я могу сделать для тебя? Эти слова остановили Сириска.

Он обернулся, улыбнулся и сказал:

– Не надевай рабам колодки, Мегакл! – И быстро, не оборачиваясь, пошел вниз по тропе, еще не зная, как добраться до города.

– Стой! – услышал он голос Мегакла, когда был уже за каменным забором клера. Мегакл бежал не один. Рядом с ним семенил человек. Это был явно раб, лет тридцати, одетый в страшную волчью шкуру. На плече у него висела котомка. Один глаз был прикрыт. Но второй смотрел испытывающим взглядом! – Вот, возьми этого раба, он проводит тебя на лодке до города. – Мегакл взял его за руку и подвел к Сириску. – Его зовут Диаф. В котомке вам еда – до города должно хватить.

– Но как же…

– Твой слуга, видимо, погиб, оставь Диафа у себя. Он неплохой рассказчик, но плохой виноградарь. Когда он будет тебе не нужен, вернешь его мне. Прощай.

Мегакл поднялся по тропе и исчез за стеной.

* * *

Они шли молча. Когда ограда клера уже кончилась. Сириск услышал со стороны моря чавканье ног и нечто вроде песни. Диаф захотел что-то крикнуть, но Сириск приложил палец к губам. Песня, которая доносилась все отчетливее, походила на марш бегущих воинов:

 
Топчем, топчем,
Топчем, топчем
И ногами
Камень точим.
Грек хозяин
Зол и жаден —
Он охоч
До виноградин.
И надсмотрщик
С кнутом
Смотрит, как
Мы грозди бьем. Виноград
Ногами месим,
И вино,
Наверно, взбесим.
Взбесим, взбесим, взбесим, взбесим.
И хозяина
Повесим.
 

– Что это? – Сириск обратился к Диафу. Тот прижался щекой и руками к ограде, точно хотел свалить ее.

– Ты спрашиваешь меня, хозяин?

– Да, тебя, кто они?

– Это военный корабль… Он один… Значит, это послы. Очевидно, они плывут в Пантикапей, или возвращается посольство из Херсонеса.

Они шли по гальке. Она шумела под босыми ногами Диафа, израненными и пыльными, и чистыми ногами Сириска, обутыми в новенькие сандалии.

– Вымой ноги морской водой, – сказал Сириск и сел на гальку. Он развязал тесемки подаренных сандалий и, когда раб вернулся, Сириск обратился к нему снова:

– Надень эту обувь и ни о чем не спрашивай. – Он улыбнулся и пошел к лодке – та лежала перевернутая среди больших камней.

Рядом с ней лежала еще одна.

– Я не могу этого сделать, хозяин, – услышал Сириск за спиной сдержанный голос раба.

Сириск оглянулся. Диаф держал сандалии на вытянутой руке.

– Отчего же! Твои ноги в ранах!

– Нет, я не могу этого сделать, хозяин! Я не знаю, кто ты, но если в городе увидят хозяина босым, а раба в обуви, в суд поведут не раба… В суд поведут хозяина… Ибо это будет означать, что ты подстрекаешь других рабов к восстанию. Возьми же их.

Диаф подал сандалии Сириску.

– И еще – я боюсь тебя. – Он присел и начал обувать Сириска. – Ты или бог, или сумасшедший. Скажи, что мне делать? Мне страшно…

Сириск задумался: «А и верно, так, как я веду себя, – для них это непостижимо. Что же делать?»

– Мегакл сказал мне, Диаф, что ты поэт. Это так? – Сириск взял раба за руку и улыбнулся.

– Да, хозяин. – Диаф вжал голову в плечи, как бы ожидая сильного удара. – Да, я был сказителем, когда был свободным. Но поэт в Скифии долго не живет… Цари его всегда обвинят в колдовстве.

– Но ты жив! Знай же, собрат, я тоже поэт, но лишь свободный, вот и вся разница. Меня не бойся, и знай – я твой друг… Хочешь иметь друга?

– Да, хозяин, – прошептал Диаф.

– Так имей его!

Они приблизились к одной из лодок и с трудом перевернули ее.

– Что это? – Диаф выпрямился и посмотрел в сторону моря.

Корабль, тот, что был виден на горизонте, резко изменил курс, и, вспенивая веслами воду, пошел прямо к берегу.

И тут они заметили второе судно – это была триера. Три ряда ее весел сверкали на солнце. Судно было большое и длиннее первого, парус на нем был спущен. Из воды на носу судна чуть выглядывал острый таран.

Суда сближались. На первом корабле вдруг все весла погрузились в воду и он резко сбавил ход. Он уже был почти в бухте, когда триера обошла его и от-? резала путь к берегу. На судах отлично была видна вся оснастка и люди, сгрудившиеся у бортов. И видно было, что это неприятели. Суда оказались друг против друга. Гребцы триеры резко стали вытаскивать из воды весла и кидать крючья для подтягивания судна противника.

– Что это, Диаф? – Сириск и раб стояли за камнем. Им все было видно.

– Не знаю, хозяин, но похоже – нам надо скорее уходить отсюда.

Диаф лег на гальку и стал всматриваться в море.

– Мне кажется – это херсонеситы…

Он не успел договорить, как на судах что-то произошло. Еще мгновение и стрелы засвистели в утреннем воздухе. Раздался вопль, и кто-то уже рухнул в воду. Гребцы, еще не успевшие облачиться в доспехи, падали первыми. Вопли умирающих, скрип весел и канатов, грохот и звон мечей – все это длилось недолго. Те, кто еще были живы, стали бросаться в воду. Большинство их них были в доспехах, которые тянули на дно. Немногие из гребцов, которых не достали жалящие в спину стрелы, были уже близко от берега. С триеры спустили шлюпку. Она, полная воинов, набирала ход, и вот уже пошли на дно настигнутые…

Лучники безжалостно разили всех, кто был в воде.

Некоторым удалось все же добраться до берега.

– Хозяин, бежим! – Диаф вскочил и кинулся к тропе.

– Поздно, Диаф, – Сириск встал и повернулся к рабу. – Убегая, мы поставим себя под удар стрел…

– Ты прав, хозяин.

Они стояли и молча смотрели на берег. Прямо на них бежали двое – мужчина лет сорока и юноша. Видимо, их преследователи исчерпали все стрелы и пытались достичь убегающих мечами. Сириск уже слышал их дыхание. Вместе с тем что-то знакомое показалось ему в движениях юноши…

– Беги в горы! – крикнул мужчина. И только тут Сириск узнал – юноша был Тимон! Живой Тимон? Значит, он тоже вырвался из рук ойропат. Но теперь ему опять грозила смерть. А мужчина…

Остальное произошло быстро. Мужчина взял в руки камень и пошел прямо на преследователей.

– Брось камень, Кинолис! – крикнули они ему. – И мы пощадим тебя и Тимона!

Кинолис чуть помедлил и отпустил камень. Тут же несколько клинков вонзились в него.

– Сдохни, собака! – сказал тот, что был старшим. – Взять того! – он указал в сторону юноши.

Тимон кинулся в лес и исчез за кустарником. Воины бросились за ним.

Сириск и Диаф вышли из-за камня.

– Тут еще двое! – крикнул один из преследователей. Он занес было меч, но, увидев сухую одежду, опустил его.

– Тащи их сюда! – Главный воин, тот, чьи доспехи были лучше и ярче, осматривал убитого. – Тащи их сюда, – гаркнул он еще раз.

Их подвели к воину. Тот приподнял с глаз шлем, посмотрел на Сириска.

– Кто ты? – сказал он и взялся за рукоятку меча.

Сириск молчал.

– А вот мы сейчас узнаем! – воин дал знак тем, кто держал их за руки. Резким движением им заломили руки и поставили на колени.

– Ты не знаком мне, человек, – сказал главный. – Видно, ты не раб… Но этого мало. Сейчас одним словом ты решишь свою судьбу.

– Да кончай с ним, таксиарх!

От одного взгляда главного голоса смолкли. Он дал знак – и один из воинов занес короткий меч над головой Сириска.

– Скажи только одно слово, человек, – тихо и ласково сказал главный, – демократия или олигархия? Одно слово…

Воины впились взглядами в Сириска.

Диаф попытался повернуть голову, но тут же получил удар плоской стороной меча. Он упал и затих.

– Отвечай нам!

Все напряженно ждали.

– Олигархия… – сказал Сириск, ощущая дикую боль в суставах.

Сразу же вздох облегчения пронесся в толпе, и боль отпустила. Сириск упал на гальку. Голова его была на месте, и свет, померкнувший на мгновение, ярко сиял, как и прежде.

– Вставай, незнакомец, вставай.

Сириска перевернули на спину. Улыбающиеся, бородатые лица, в сияющих шлемах смотрели на него.

– Живой! – крикнул кто-то сзади. И взрыв смеха прокатился по бухте.

Воины смеялись все громче и громче, а он сидел и тряс головой, не веря, что жив.

– Кто ты, я не знаю, чужеземец, но ты не знал и кто мы, и все же выбрал олигархию. Этого нам достаточно. Таксиарх дал знак. – Дайте ему вина, после выясним, кто эти люди.

Кто-то помог Сириску подняться. Кто-то плеснул на Диафа воды из шлема – раб зашевелился.

– Вставай и подай хозяину вина! – воин легонько подтолкнул Диафа, тот, качаясь, встал и, держась руками за голову, медленно подошел к Сириску.

– Все на корабль, – крикнул таксиарх, – и соберите убитых, их предадут земле на родине.

– И этих тоже? – воин указал в сторону плавающих в море мертвецов и тех, кого выбросило на берег волнами.

– Всех, – коротко ответил начальник. – Все они граждане и греки. Хотя и глупые, но все же греки…

* * *

Как только последний труп был втащен на судно, подняли парус. Триера развернулась по ветру и медленно пошла в сторону Херсонеса. Тех, кто погиб в бою, уложили на палубе. Это были мужчины и юноши. Тут же, неподалеку, на парусе, расстеленном на досках, стонали раненые – лекарь помогал им, пытаясь спасти тех, кто был ранен не смертельно.

– Тебя ждет Верховный.

Эти слова вывели Сириска из оцепенения. Таксиарх стоял рядом. Его сопровождал воин. Сириек встал и пошел с ними. Диаф, еще не оправившийся от удара, плелся сзади. Он нес панцирь, шлем и меч – то, что было снято с одного из убитых демократов.

Они вошли внутрь палатки, укрепленной на палубе корабля. Там, окруженный воинами, стоял человек.

Его доспехи не отличались от остальных. Он стоял спиной к Сириску и смотрел на папирус, разложенный перед ним на столе. Но даже со спины его нельзя было не узнать.

– Евфрон! – возглас вырвался у Сириска.

Он даже не повернулся. Досмотрел что-то в свитке и только после этого бросил взгляд на Сириска.

– Садись, – сказал он коротко и жестом отпустил воинов. – Теперь я не Евфрон, – так же спокойно продолжал он, – а Верховный правитель Херсонеса, архистратег и наварх военного флота, а ты, Сириск, не кто иной, как сын врага нашего народа…

Молчание длилось долго. Только слышен был скрип весел, да крики чаек. Да стоны раненых на палубе…

– Что произошло? – вымолвил наконец Сириск. – Ты знаешь, я не был дома целый год… был в плену…

– Произошло то, что и должно было произойти. Болтуны в Совете довели полис до крайней разрухи. Скифы и неведомые нам племена рыщут уже не на отдаленных клерах, а рядом с поселком гончаров. Разграблены десятки усадеб. Сожжены многие клеры. Вчера я и верные мне люди…

– Ты пошел на это? Евфрон! Вспомни Афины! Еврилоха! Все, что угодно, но демократия…

– Демократия! Мы уговаривали их целую неделю! Я, все мы ходили из дома в дом и умоляли их согласиться с моим планом. Мы просили их не посылать посольство в Пантикапей, дабы не навлечь на себя зависимость от этого города! Мы сами справимся с Агаром, только бы вся власть была на время в моих руках! И что же? Они обвинили меня и мою семью в богохульстве, будто бы я организовал симпосион и устраивал любовные утехи со статуей Афродиты! Тот самый симпосион, где был и ты! Они присудили мне штраф в десять талантов серебра… И это в то время, когда Агар у ворот города. И требовали выплаты в течение десяти дней! Все эти Тимоны, вся эта безликая серая толпа с Кинолисом во главе. Им и дела не было до скифов. Уничтожить лучших – вот их задача. Только разрушать! Тогда я с братьями и отцом сели у святилища Зевса как молящиеся. Мы умоляли Кинолиса, Тимона и всех их разрешить нам уплату штрафа в течение года, и по частям. Но Кинолис, и особенно Тимон, настаивали, чтобы мы уплатили штаф. В противном случае нам грозили смертной казнью. И они очень этого хотели! И среди них был твой отец, Сириск. Счастье, что он ушел из булевтерия, когда намечалась эта свара. Надо было видеть, как упивался Тимон и Кинолис нашим унижением, когда мы молили о пощаде…