Текст книги "Крылья Киприды"

Автор книги: Сергей Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ОЙРОПАТЫ

Весь день дул южный ветер, и гребцы отдыхали; парус, огромный и тугой, полный попутного ветра, не ослабевал ни на мгновение. Вода уже не плескалась, а шипела о борта корабля, и ветер все усиливался.

– Если ветер не ослабеет, завтра к утру будем дома, – весело сказал Крит, глядя на Сириска.

– А чайки? – Сириск сидел, прислонившись к борту, и смотрел на парус, и на море, и на чаек, что медленно ходили по песчаной косе. Чаек было много. И они изредка поднимали головы, точно провожали корабль в дальний путь.

– А что чайки? – Крит не унывал. – Чайки как чайки. Вот пройдем Ахиллов Бег – а там и Херсонес недалеко. Отдохнем! Увидим Хелену! Думаю, она заждалась тебя, Сириск! Отец встретит нас с радостью! Еще бы! Столько пшеницы мы еще никогда не продавали! Думаю, исполнится твоя мечта – отец выполнит обещание и отпустит тебя в странствия по Скифии! Ты сможешь изучать своих любимых скифов и тавров! А если…

– Послушай, Крит, ты можешь помолчать? – Сириск с тревогой всматривался в горизонт. Солнце клонилось к западу, ветер крепчал. Корабль слегка накренился и все набирал ход. Скрип снастей усиливался, но судно шло ровно, слегка покачиваясь на волнах.

– Что ты там увидел? – Крит посмотрел на запад, туда, где багровое солнце, еще не дойдя до горизонта, тонуло в черных, плотных, бескрайних облаках, Сразу потемнело, ветер зловеще засвистел в канатах. – Шторма боишься? – Крит хотел еще что-то добавить, но Сириск оборвал его:

– Боги не любят трусов, но они не любят и болтунов!

– Сейчас месяц фаргелион, а весной сильных штормов не бывает! – Крит сказал это не так громко, и его голос заглушила команда кибернета:

– Убрать парус! Поставить долон [16]16
  Долон – штормовой парус.


[Закрыть].

Тотчас несколько свободных гребцов кинулись к парусу. Но убрать его оказалось из-за сильного ветра не так просто. Вскоре маленький долон с хлопком натянулся, корабль чуть сбавил ход. Наклон судна тоже стал меньше, и волна все чаще била в корму и борт. Брызги были холодные, и ветер был холодный, и жуткая темень предвещала ненастье.

– Язык бы тебе вырвать, – процедил старый кормчий Геродот.

Он слышал весь разговор братьев и, проходя мимо, сплюнул в сторону Критобула. Юноша промолчал. Волны уже заливали палубу, и кибернет дал команду крепить груз и все, что можно, снести в трюм.

– Шторм идет, – сказал кибернет, поравнявшись с Сириском. – Думаю, вам с братом лучше спуститься вниз.

– Нет, мы побудем здесь, – ответил за двоих Сириск. – Возможно понадобится помощь.

Кибернет, ничего не ответив, ушел в свою палатку на корме судна.

Неожиданно ветер подул с севера, море потемнело и корабль развернуло набок. Судно вздрогнуло. Волны, те что появились с севера, сталкивались с пологими попутными волнами, и все море покрылось белой пеной. Со всех сторон огромные бурлящие гребни волн. Все, кто не был занят управлением судна, скрылись в трюме, лишь Геродот и Теофил, второй кормчий, крепко держали кормовые весла, направляя корабль против очередной волны.

Только теперь Сириск понял свою ошибку – чтобы спуститься в трюм, им надо было пробежать по палубе к палатке кибернета, но волны, огромные, холодные уже покрывали всю палубу, А трюм был наглухо закрыт. Они держались за канат у борта, и Крит дрожал, видя, как Геродот метал на него злые ненавистные взгляды.

– Что делать? – Сириск едва услышал сквозь рев ветра и шум волн вопрос брата.

Он ничего не ответил. Очередная волна накрыла судно и надо было набрать воздуха в легкие, чтобы продержаться до того времени, когда вода схлынет. Сириск испугался – не столько волны, сколько Геродота. Он знал, что означает такой взгляд старого морского бродяги, если на корабле был каркун и Посейдон ревел во всю глотку, требуя жертвы.

Волна схлынула, и Сириск увидел – Геродот что-то кричал Теофилу, и тот согласно кивал в ответ, глядя на братьев, прижавшихся к борту под спасительной крышей задраенной носовой рубки. Все это Сириск заметил во время одной из частых вспышек молний и осознал, что, кроме Посейдона, Зевс-громовержец не менее разгневан на болтовню Крита. И это не сулит ничего хорошего.

Раскаты грома, шум и рев волн, вой ветра – все это слилось в единый гневный глас богов, но кормчий, несмотря ни на что, правил корабль против волн, и он каждый раз выходил из волны, разрезая ее своим острым носом. И фигура бога Гермеса вновь появлялась из кипящих бурунов, показывая направление своей деревянной рукой.

И все же, Сириск понял – если они не пробьются к трюму, тому, что был ближе всех, они продержатся в этой ледяной купели недолго: руки закоченели до боли, одежда отяжелела, и если они сейчас не сумеют пробиться к нему, потом добежать до входа в трюм у них просто не хватит сил.

Вновь сверкнула молния, и Сириск увидел – на месте Теофила уже стоял кто-то другой, дверь в каюту была открыта, и оттуда доносился приглушенный гул голосов. Двое гребцов, сгорбившись, выбрались из трюма и, цепко держась за канат и зло поглядывая на братьев, побежали в их сторону.

Но в это время судно вновь провалилось в бездну. И этот провал был бесконечно долог. Волна накрыла палубу, и Сириск услышал страшный треск. Яркий свет молнии пронзил толщу бурлящей волны. Гром грянул так, что было ясно – корабль выплыть на поверхность уже не сможет. И когда Сириск уже начал задыхаться, вода вдруг схлынула, и он жадно глотнул соленый холодный морской воздух. Крит был рядом. Долон вместе с мачтой исчез, и только обломки ее торчали из гнезда. Но это было не так страшно. Страшно было другое: весла кормчих болтались по воле волн. И не было ни Геродота, ни сменившего Теофила, ни гребцов, пробиравшихся на нос корабля, очевидно за Критом.

Корабль медленно разворачивало вдоль волны. Еще несколько таких волн, и судно, груженное амфорами, не выдержит ударов – оно будет разбито в щепки.

– Следуй за мной, – крикнул Сириск и, переждав волну, кинулся вдоль борта. Критобул бежал по пятам. Сириск, спиной почуяв волну, схватился за канат, и, видя, что брат сделал то же самое, прижался к борту. Удар волны был огромной силы, но все же они выдержали. И когда волна схлынула, в несколько прыжков добрались до кормовых весел. Судно уже развернуло вдоль волны. Порыв ветра сбил их с ног, но руки Сириска уже цепко держали удобную ручку кормового весла, успел ухватиться за нее и Критобул.

Судно, гонимое ветром, слушалось руля, и к следующей волне оно уже развернулось против ревущего вала. Удар был не опасен. Братья, посмотрев друг на друга, поняли: спасены.

Продвигаясь к палатке кибернета, Сириск обратил внимание на длинный кусок веревки, свисающей за борт. По ней отчаянно пытался вскарабкаться на корабль кормчий Геродот. На его счастье, он был обвязан ею и, смытый волной за борт, не утонул.

Сириск вытащил из воды Геродота-кормчего. Тело его было сильно изранено, а руки изодраны в кровь. Измученный, Сириск уже слабо осознавал свои действия. Он еле дошел до палатки кибернета, тут же свалился на лежанку и проспал целый день рядом с братом. И никто их не будил: все знали – братья спасли корабль, когда Геродота смыло за борт и судно легло набок от могучей волны.

На следующее утро, когда Сириск проснулся, он услышал приглушенный скрип снастей и крик чаек. Было светло, и ветер доносил в палатку запах жареной баранины в чесноке и веселые возгласы гребцов с палубы. Сириск прислушался.

– А ведь это ты, Геродот, крикнул: «Посейдон просит жертвы!» И первый назвал Критобула. – Веселый гул сразу стих, и Сириск не смог разобрать, что ответил Геродот, но прежний голос (кажется, это был Мирон из Керкинитиды) добавил: – А ведь они с братом спасли корабль!

Сириск встал и вышел из палатки. Все замолчали. Геродот по-прежнему стоял на руле и, как только увидел Сириска, вспыхнул глазами, хотя был уже не молод и мог скрывать свои чувства. Он ничего не сказал, но было видно: той ночи он никогда не забудет.

– Думаю, Посейдон простил Крита за его язык? – Сириск сказал это с улыбкой и подошел к кормчему.

Все смотрели на них, и даже гребцы, которые не видели Сириска из-за перекладин, вслушивались в его слова.

– Теперь мы братья, Геродот. Ты вытащил корабль из шторма, мы с Критом вытащили тебя из пучины! Будем же братьями!

Он подошел и обнял кормчего. Геродот, на мгновенье оставив ручку кормила, ответил на порыв Сириска. Он ничего не сказал, это было не в его манере, но все поняли – у Сириска теперь стало два брата.

В это время сверху, из корзины на мачте, крикнули: «Земля!» И это было добрым знаком. Все радостно закричали в ответ, ибо питьевой воды уже почти не было, и даже кибернет не знал, куда их занесло и далеко ли их любимый Херсонес.

Был полный штиль, и гребцы так налегли на весла, что «Гермес» птицей полетел к берегу. Вскоре они увидели высокие синие горы. Золотистая утренняя дымка рассеялась, и незнакомый берег обрел ясные очертания. Удобная бухточка кончалась светлым чистым песком, и вода была голубая, и небольшая речка впадала в море в конце залива. Людей не было видно, и лес подступал вплотную к песку. Кибернет дал знак – якорь ушел на дно. На воду спустили лодку.

– Кто смельчаки? – Кибернет бросил вызов, но это было не нужно – многие столпились у сходней, и вскоре десять человек уже сидели в лодке, готовые навалиться на весла. Сириск стоял на судне и с сожалением смотрел на счастливцев. Он не успел в лодку.

– Кого возьмете старшим? – Кибернет бросил в лодку бурдюки для воды.

– Геродота! – крикнули с лодки.

Кормчий подошел к Сириску. Они поняли друг друга без слов.

– Пусть идет Сириск, – сказал Геродот. – Он достоин! У меня раны еще не затянулись на руках. Я не смогу стрелять из лука! А ведь нам нужно мясо.

Он сказал это под одобрительные крики.

– Возьми мой лук! – он подал Сириску колчан с луком и стрелами. – Прыгай!

Сириск прыгнул, и вскоре лодка уже шла к берегу под веселые всплески волн и соленые шутки гребцов.

Командовать было не нужно: на веслах сидели опытные гребцы. Но они еще мало знали Сириска, и он понимал – уважают его только за спасение Геродота. А впереди была охота, и, может быть, тавры. А это было опаснее шторма. Сириск хотел спросить об оружии, но, посмотрев на гребцов, отметил: луки, стрелы, мечи были у всех.

Лодка подошла к берегу. Сидевшие на носу прыгнули в воду и вытащили лодку на берег, и киль глубоко врезался в светлый песок. Невдалеке, в подлеске, треснули ветки, и все увидели оленя – он кинулся в лес. Все замерли, и только Тимон успел выхватить лук, и стрела, с тихим свистом, ушла вслед оленю.

– Что ж! Ты и займешься охотой, Тимон! Бери пятерых, на твое усмотрение, – сказал Сириск.

Тимон быстро выбрал – все пятеро были его друзья, и все охотники. Это было видно по блеску их глаз, когда они кинулись за оленем.

– Они даже забыли о воде! – засмеялся Сириск, смех его подхватили остальные.

Вода в речке, впадавшей в этом месте в море, была холодная, но мутноватая, и Сириск понял – выше по реке кто-то был. Или зверь или человек.

Сириск присмотрелся к тем четверым, что остались с ним. Они смеялись и брызгались, как дети, и Сириск тоже смеялся. Не утонуть в морской пучине, напиться вдоволь воды, и целый день можно бродить по лесу! Это ли не счастье?

– Думаю, воды наберем чуть выше, там, где она чище, – сказал Сириск и все согласились.

Они пошли вверх по реке. С каждым поворотом идти было труднее из-за огромных валунов, преграждавших путь.

Два брата – Евктин и Феокрит – были огромного роста, простодушные и веселые. С ними было спокойно идти по звериной тропе, держа наготове лук и стрелу и ждать, когда из-за куста выскочит лань или кабан. Сзади шли Аристон и Мегакл, они были еще совсем мальчишки и только улыбались.

Еле заметный шум привлек внимание Сириска.

– Стоп! Слышите? – Все прислушались. Но было тихо.

Они прошли еще несколько шагов, и вдруг вода в речке пошла мутная.

– Не нравится мне эта муть… – чуть позже добавил Феокрит, когда они, перескакивая с камня на камень, шли вверх по реке, и за каждым поворотом открывалось что-то новое и хотелось идти все дальше и дальше.

Неожиданно путь им пересекла дорога. На ней были видны отпечатки десятков конских копыт, совсем недавно проскакавших здесь.

– Так! – Сириск остановил всех.

– Надо уходить, – сказал Евктин. – Явно это не медведь…

– Чуть поднимемся до чистой воды, наберем бурдюки и ходу, – сказал Феокрит, брат Евктина. Все согласились.

– Только что проскакали, – Сириск наклонился над следами лошадей. – И лошади не маленькие… и копыта подрезанные…

– Их было десять, – добавил Евктин, внимательно осмотрев дорогу. – И, судя по следам, летели как птицы.

– Но у нас есть стрелы. – Мегакл был еще молод, и ему очень хотелось совершить подвиг.

– И мечи, – добавил Евктин.

– И копья, – сказал Феокрит.

– Хорошо. – Сириск тоже не хотел и думать об отступлении. – Но мы увешаны бурдюками. И на корабле ждут воду. Отнесем воду и вернемся, если кибернет будет не против. Все согласились. Сириск подошел к реке и стал набирать воду. Все сделали то же. Когда бурдюки были полны. Сириск сказал:

– Напьемся еще, чтобы не отнимать воду у гребцов. Впереди долгий путь.

Все пятеро припали к прозрачному ручью, и Сириск видел на дне маленьких рыбок и чистый желтоватый песок.

* * *

Тимон был опытный охотник, но ему и его друзьям особый опыт не понадобился. Был месяц фаргелион, и олени, влекомые жаждой любви, ревели всюду. Вскоре, прямо на них, выскочил огромный рогач. Он еще не отошел от азарта драки и бежал прямо на людей, ничего не видя. Пять смертоносных ос, жужжа, слетели с тугих тетив. Две из них достигли цели: одна вонзилась в могучую шею, а вторая, пробив бок, застряла в брюхе. Олень рванулся и повалился набок.

Тут из чащи выскочил второй олень, огромный, и, не поняв еще причины, кинулся на поверженного, топча его копытами и издавая победный рев.

– Не будем разлучать их! – с улыбкой сказал Тимон и натянул тяжелую боевую стрелу. Из тех, что заготовлены на кабана или для сражения на стенах.

Стрела блеснула в лучах утреннего солнца и вонзилась в бок красавцу. От неожиданности самец взвился на дыбы, на мгновение замер и рухнул рядом с первым.

Все были потрясены выстрелом и с восхищением посмотрели на Тимона.

– Ерунда, – с улыбкой сказал Тимон. – Тут нет и двадцати локтей. Просто нам везет.

Первый олень неожиданно резво вскочил, и прихрамывая на ту ногу, где торчала из-под брюшины стрела (она была маленькая, охотничья, рассчитанная на зайца или лису), бросился к подножью высокой скальной гряды, той, что простиралась неподалеку.

– Ну уж нет! – Тимон достал еще одну тяжелую, боевую стрелу и бросился за оленем. Все кинулись за ним.

Когда они подбежали к деревьям, туда, где скрылся зверь, следы крови показали путь: олень рванулся не по тропе, а прямо по крутому обрыву к кромке скальной стены. Тимон понял – если он доберется до подскальной тропы, то несомненно уйдет вдоль стены, туда, где синела широкая долина и где он мог бежать во весь мах, не думая о ветках и деревьях, что так мешали в лесу.

– Возьмем его сверху. – Тимон первый заметил, в казалось бы отвесной скальной гряде, узкий ход. Он весь зарос кустарником, и это облегчало подъем.

Они карабкались вверх и молчали, усталость замедляла их движения. Когда Тимон вскарабкался на кромку скальной стены, он упал и, ожидая товарищей, лежал на мягкой земле. Вдруг он увидел внизу, там, где тек ручей, пятерых мужчин. Они шли вдоль его русла.

– Так это Сириск! – крикнул Тимон, когда все пятеро, уставшие, тяжело дыша, легли рядом.

– Точно, они, – сказал Софрон, – однако пора.

Они еще не успели встать, как услышали отдаленный топот. Он вдруг усилился, и они увидели: по зеленому плато, словно белые птицы, неслись десять всадников. Они скакали вдоль кромки обрыва и приближались с каждым мгновеньем.

– Все в трещину. – Тимон прыгнул в скальную расщелину, и вскоре все пятеро притаились за кустом барбариса.

Всадники почти вплотную подскакали к расщелине. Их предводитель неожиданно осадил белого жеребца. Все остальные на таких же белых, удивительно красивых лошадях подскакали к нему и стали кружиться вокруг, жадно ожидая команды.

Тимон набрался смелости и выглянул. К счастью, барбарис был густой и это было не опасно.

– Это женщины, – прошептал он Софрону.

– И какие женщины! – не удержался от восхищения Софрон.

В полном боевом вооружении, блестя пластинами панцирей, с мечами на бедре, в шлемах они были неотразимы.

Предводительница внимательно осмотрела всю долину под скальной грядой.

– Ты права, Агриппа, вот они! – сказала она на чистейшем ионийском наречии. Одного жеста было достаточно. Пять всадниц развернули коней и понеслись на левую сторону гряды.

– Ий-я! – с восторгом взвыла предводительница и рванулась вправо, не отрывая взгляда от тех, кто, ничего не подозревая, шел вдоль реки. Вскоре все всадницы скрылись из вида.

Тимон с товарищами, не сговариваясь, рванулись вниз, туда, куда крик не мог бы долететь и до половины, туда, где шел с полными бурдюками воды на плечах Сириск. Он еще не знал о смертельной опасности. Не знали об этом и Евктин с Феокритом, и Арист с Мегаклом.

* * *

Вода успокоилась, и Сириск увидел свое отражение. Он так зарос в этом плавании, что борода, усы и кудри на голове сделали его гораздо старше его двадцати одного года. Он привстал на колени, и вдруг увидел: точно богиня Афина отразилась в воде. Что-то резануло затылок, земля качнулась вбок. И все. Тишина…

Очнулся он от сильной боли: ныл затылок, и рука, неудачно прижатая кем-то, онемела. Он с трудом освободил руку и увидел: это был Тимон. Да, тот самый Тимон, который так быстро успел пустить стрелу вслед оленю и которого он отправил на охоту.

Сириск привстал. Кровь запеклась на шее и плече. Короткий хитон его разорван и держится только на поясе. Нет меча, нет лука, нет стрел. А рядом лежат израненные, в крови все десять его товарищей.

Солнце припекало. Тимон, а за ним и остальные зашевелились.

– Где мы? – тихо спросил Тимон, глядя на Сириска.

– Не знаю. – Сириск оперся спиной о скользкую стену, рядом с которой их бросили, и увидел: бежать было некуда. Там, чуть ниже, какие-то строения. Дымок струится из очагов. Люди не спеша занимаются своими делами.

– Думаю, это ойропаты. – Тимон подполз к Сириску и сел рядом.

Многие очнулись и тоже подползли к ним.

– Ойропат нет в Таврике, – ответил Сириск. – Они на Меотиде.

– А я слышал, что есть. Еще малышом меня ими пугали, – сказал Тимон.

– И я слышал, где-то в дебрях гор живут ойропаты, – прошептал Евктин. – Только живыми от них никто не выходил.

– Откуда ты знаешь, если никто живым от них не уходил? – тихо спросил Сириск.

– Это знают многие на той стороне Боспора. Я там был с грузом вина для Фанагории. И еще я возил туда пшеницу и закупал там гречиху для Херсонеса. Там это знает каждый мальчишка. Не знают только, куда ушла Агнесса с непримиримыми.

– Кто это Агнесса? – спросил Сириск.

– Что за непримиримые? – заинтересовался Тимон.

– Агнесса – царица ойропат.

Евктин не успел договорить. Внизу, там, где была небольшая мощеная площадь, зашумели, и Сириск увидел: десять всадниц на белых конях проскакали по улочке к высокому каменному сооружению. Над ним (это, видимо, был храм) поднимался боевой знак. Сразу со всех сторон сотни женщин, многие в воинских доспехах, собрались на площадь.

Одна из десяти, та, которая выделялась из всех, на ходу соскочила с лошади. Остальные сделали то же. Она поднялась на возвышенность, и все смолкли. Только кони изредка храпели и звенели уздечками.

– Дочери Ипполиты, – пронеслось в напряженной тишине, – радуйтесь! Сегодня еще десять трутней попали в наши сети! Им повезло: сейчас весна и десять лучших из вас получат себе мужчину.

Толпа оживленно загудела.

– Знаю! Знаю! Все вы достойны этой чести, если можно назвать честью общение с этими грязными трутнями. Все вы убили больше врагов, чем требует закон Ипполиты. И чтобы не было обид, я объявляю – завтра освященный ритуал свадеб начнется состязанием. И десять лучших получат право стать матерями будущих ойропат! Да будет милостив Арей к победителям и побежденным. Пусть жрицы приготовят все необходимое к празднику. Я же беру, как велит мне жребий, охрану нашей земли – дневные и ночные разъезды. Да помогут нам боги!

Толпа одобрительно загудела. Сириск услышал возгласы: «Слава Агнессе!», «Слава Богорожденной!».

Царица так же стремительно вскочила на белого жеребца и рванулась по дороге в сторону дальних строений у кромки леса.

Неожиданно она осадила коня, и все ее десять попутчиц мгновенно сделали то же. Она хлестнула жеребца плеткой и пошла галопом в сторону тех, кто лежал у стены.

Сириск увидел царицу, и ее красота потрясла его: огромные голубые глаза, светлые рыжеватые волосы выбивались из-под шлема. Царица, сразу обратив внимание на Сириска, подскакала к нему вплотную.

– На колени! – крикнула сзади огромная мускулистая ойропата, но никто из пленников не шелохнулся. Они, израненные, продолжали сидеть или лежать у стены.

Сириск медленно встал и устремил взгляд прямо в глаза царицы. Он заметил в них что-то такое знакомое, после чего женщины всегда становились к нему благосклонны. И он улыбнулся, и царица рванула на себя уздечку. Жеребец взвился на дыбы, и тут же в воздухе свистнул тяжелый бич. Та, что крикнула «на колени», хлыстом полоснула Сириска по плечу и спине. Боль скрутила его. Он упал, но остальные вскочили, и вновь свист бичей и ржание, крики «на колени» заставили всех упасть. Они не стонали, а ревели и выли от боли, а всадницы с ожесточением, с наслаждением били их.

Сириск заметил: одна, совсем еще юная, не била. Она подъехала к царице и положила руку ей на запястье. И пока не смолк свист бичей и ржание, и рев катающихся по земле пленников, она смотрела в глаза царице. А та, отвернувшись, молчала. Сириск заметил это перед тем, как получил очередной, лишивший его сознания удар по спине. И алое, и черное затмило все, и он уже ничего не слышал и не видел.

Чуть позже, когда ойропаты собрались вокруг царицы и стали медленно кружить около нее, царица сказала:

– Когда придут в себя, пусть рабыни умоют их и пусть оденут… все-таки женихи! – она презрительно усмехнулась. И, как всегда, стремительно сорвалась с места. Вскоре только пыль в лучах заката напоминала о том, что здесь произошло. Да кровь на вздувшихся рубцах, да кровь, разбрызганная по пыли и камням. Вскоре подошли рабыни. В глиняных кувшинах они принесли холодную ключевую воду и, вытащив полуживых из пыли на траву, стали молча мыть их.

Когда Сириск открыл глаза, ему показалось, что у рабыни, совсем еще юной, на глазах стояли крупные слезы. Впрочем, это могла быть и вода: ведь она мыла его, а вторая рабыня лила из кувшина воду. Холодные, чистые капли разлетались в разные стороны.

* * *

Ночью, когда свежий прохладный ветерок принес из долины аромат цветов, они лежали на траве и молчали, и ненависть и жажда мщенья рвали на части их души.

Когда все десять очнулись, к ним подошла стража – десять ойропат в полном вооружении с обнаженными мечами.

– Пошли, – сказала старшая. Сириск встал, встали и остальные. Они пошли по тропе, вслед за первой. Сзади шла еще одна. Другие – по бокам. Тропа, окруженная деревьями и кустами, привела их на площадь. Чуть вдалеке горели огни в домах, а в центре, сложенный из крупных блоков, возвышался храм. Скульптура Арея на постаменте стояла чуть впереди храма.

– Храм Арея, – вырвалось у Сириска. И тут же он получил сильнейший удар по спине. Мощная ойропата била плашмя мечом, и Сириск выгнулся и упал на колени, но тут же встал – сзади на него наткнулся Тимон.

Их подвели к высоким, окованным медью дверям храма. Первая амазонка постучала кольцом два раза. Дверь со скрипом открылась, и их ввели внутрь. Провели в притвор с левой стороны, и вскоре они остались одни. Дверь закрыли. Стало тихо. Лишь за окном кто-то терся о стену и время от времени тяжело вздыхал и звенел металлом. По запаху и по звукам Сириск понял: это был жертвенный бык. Его, как и их, приготовили к завтрашнему празднику. Быка всегда приносили в жертву богу Арею.

Вскоре дверь скрипнула и вошли четыре рабыни. Они внесли два грубых глиняных кратера: один был полон гречневой каши, горячей и ароматной. Второй – с водой, слегка разбавленной вином. Голодные, они дождались, когда уйдут рабыни. Никто не бросился к пище. И только когда Сириск зачерпнул рукой теплую кашу, все подошли и сели рядом.

– Рабов так не кормят, – сказал Тимон.

– И не поят, – добавил Евктин, напившись из кратера холодного напитка.

– Перед тем как забить, скотину хорошо кормят, – тихо сказал Сириск. Все с ужасом взглянули на него. Он подошел к окну и, схватившись за решетку, вскарабкался, чтобы посмотреть наружу.

Была ночь. И свет от луны посеребрил все вокруг: голубоватый, он светился в деревьях, на крышах домов, на дальних холмах, покрытых лесом. Сириск понял – до полнолуния остался один день. Последний день месяца фаргелиона.