Текст книги "Крылья Киприды"

Автор книги: Сергей Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Евфрон замолчал, и оба долго сидели за столом, не проронив ни слова. Весла уже были убраны из гнезд, и триера ходко шла под парусом. Слышен был лишь слабый свист ветра, да шипение воды о борта судна.

– Что же было дальше, Евфрон? И кто эти люди, и что это за корабль?

– Ты, я вижу, и сам догадался? Мы перебили весь Совет как баранов, узнав, что они послали корабль в Пантикапей. И послам было приказано призвать на помощь пантикапейцев. В обмен на нашу свободу. Как ты понял, Кинолис и Тимон ускользнули на «Парфении» в качестве послов. Но не надолго…

Евфрон выразительно взглянул сквозь окошко палатки на «Парфении». Привязанный канатом, он покорно шел за триерой.

– Кто эти люди? – Сириск кивнул на воинов, сидящих на лежанках в трюме. – Видать, не много у тебя сторонников из числа граждан Херсонеса.

– Эти люди – мои друзья из Гераклей Понтийской. Это сильные и верные люди. И я думаю…

– И ты думаешь свернуть шею херсонеситам с помощью наемников? Плохо же ты думаешь о наших гражданах.

– Замолчи, Сириск! – Евфрон сжал рукоять меча. – Я разговариваю с тобой так, лишь потому, что нас никто не слышит. И тебе придется решать, с кем ты. Тебе и твоему отцу!

– Ты убил Кинолиса, человека, который воспитал чуть ли не всю молодежь города… Ты думаешь, это тебе простят?

– Молодежь со мной. И все помнят, как этот самый Кинолис требовал в Совете моей смерти! Моей и Апполодора и Апполония! Это ты понимаешь? Он и Тимон начали пляску смерти. Его и Тимона, и многих из Совета мы уговаривали одуматься. Агар у ворот города. Не до дрязг. Не до тщеславия. Так нет же! Вот и получили свое. Жаль, Тимону удалось ускользнуть. Но еще успеется.

И вновь долгое молчание. И вновь долгие взгляды. Где ты, правда? Кто прав? Как жить?

Может быть эти молчаливые взгляды и смягчили Евфрона. Он подошел к Сириску, обнял его за плечи.

– Где же ты был так долго?! Сколько событий произошло за этот год! Хелена часто спрашивала о тебе.

– Да, она писала мне в Ольвию… А потом… Потом был плен… А как Крит? Он вернулся?

– Да, и сейчас остался в городе среди наиболее верных моих сторонников, а вот отец твой…

– Ладно, не торопись. Как знать, может быть, еще и тебе придется…

– Ну уж нет! Теперь, когда война с Агаром вот-вот начнется, я власть не упущу. И каждый, кто мне помешает, умрет! Сириск, пойми! И помоги мне. Если мы разобьем Агара, а мы его разобьем, если мы покорим все племена Таврики, а мы их покорим, взятых рабов будет достаточно, чтобы прокопать перешеек Таврики! И тогда мы сделаем цветущий край из этого острова. Никто не сможет нам помешать! Вода и флот спасут нас! А наш трудолюбивый и талантливый народ сделает рай из этой земли! Ну же, Сириск! Меня утомили твои колебания!

– Это не колебания, Евфрон. Меня ужасает, как легко ты идешь на гибель тысяч людей, на каторжный труд всех, кто населяет Таврику. А ведь ты даже не знаешь названия и половины племен…

– Не знаю и знать не хочу! Мы их или они нас! И нет иной философии. Нет в природе иной философии. Нет в наличии. Впрочем… спасибо тебе за дискуссию. Ты помог мне еще глубже понять, что происходит. Я не тороплю тебя с ответом. Если ты со мной – я предлагаю тебе стать моим послом. Это и по душе тебе. Ты же, я знаю, решил описать все племена и всё, что происходит вокруг. Вот и описывай… согласно достоинству народа. А для начала поедешь в большую степь к Амаге. Эта царица недавно спасла наших купцов от грабежа скифов. Надо закрепить с ней дружбу. Говорят, она умнее многих мужчин.

Немного помолчав, Евфрон добавил.

– С ответом не торопись, но помни – твой отец был среди сторонников Кинолиса. И мне еще предстоит решать его судьбу и судьбу многих других…

* * *

Скрипит рея большого паруса. Поскрипывает долон. Молча лежит Сириск на палубе и смотрит вдаль, Туда, где далеко на западе была когда-то их усадьба. Туда, где и теперь в это ясное весеннее утро поднимается в небо еле заметный столбик дыма. И немногие осознали, что это горит еще одна усадьба. Хотя издалека все выглядит мирно и даже красиво… И лишь чайки тревожно кричат и низко летают над волной. Тихо, почти беззвучно «Калос» вошла в гавань Херсонеса, таща за собой «Парфений».

Было раннее утро, но на торговом пирсе ждали их возвращения. Ждали родные тех, кто ушел на «Парфений». Как только они увидели его на привязи, крики и стоны огласили тишину. И полумрак утра точно вспыхнул – ожили серые точки сидящих людей и вмиг превратились в мечущиеся по пирсу фигуры. И чем светлее становилось, тем громче шумел пирс, тем больше людей сбегалось на пристань.

Сириск стоял у борта и видел – толпа все прибывала. «Калос» подошел к пирсу, и вмиг толпа затихла.

Евфрон, окруженный телохранителями-гераклейцами, вышел по сходням к толпе. Толпу тут же оттеснили сторонники Евфрона – это были молодые воины, и среди них Сириск увидел Крита. Он заметно возмужал, и во всем его облике чувствовалась новая, незнакомая Сириску черта – жесткая сила и уверенность во всем.

– Тихо! – крикнул таксиарх-гераклеец, и все стихло.

– Мы настигли изменников, – Евфрон сказал это спокойно, но достаточно громко. – И сегодня я решу их судьбу. Передайте всем в городе – на подходе, на западе, горит еще одна усадьба. Я объявляю всеобщий сбор ополчения. Мы сломим шею этим кочевым собирателям конского дерьма!

Он прошел сквозь толпу, и многие последовали за ним.

С шумом упали сходни с «Парфения». Сначала вышли воины-гераклейцы. Все ожидали своих – и вот они показались: ободранные, израненные, поддерживая друг друга, шли они по сходням, сквозь ограждения из воинов. Крики и стоны усилились. Толпа стала напирать… Тогда засвистели в воздухе бичи. Вой превратился в рев. И вдруг из-за портовых строений выбежали люди – это были воины. Это были херсонеситы. Они врезались в толпу, женщины вцепились в волосы гераклейцам. Вот уже первый воин, с диким криком, упал на плиты пирса с кровавой раной в шее. Все оцепенели… и тут же засверкали мечи. Гераклейцев все больше оттесняли к краю пирса. Их было не более пятидесяти, а воинов, что выбежали из-за строений, было человек сорок. Но толпа почти целиком состояла из родных тех пленников, что спускались на пирс из трюма «Парфения». И они не бездействовали: разрезали веревки на руках пленников, бросали гераклейцев в воду, пронзали их копьями. Восторженная толпа уже с победным восторгом трясла в воздухе оружием, когда первые из оглянувшихся в сторону берега оторопели: несколько сот сторонников Евфрона и гераклейцев стояли за их спинами.

Евфрон, поднявший руку, спокойно опустил ее. Сотни стрел свистящей стаей сорвались и ушли навстречу жертвам. Вой и рев, визг и плач. Второго приказа не потребовалось. Все кинулись врассыпную, но уйти было некуда: порт был отрезан воинами, а вода была еще очень холодная, и те, кто прыгнул в море, вскоре выползли на песчаный берег и тут же, получив несколько ударов плетью, были связаны.

К полудню добрая половина восставших демократов уже была заперта в общественном здании неподалеку от храма Геракла. Остальные отступили к центру города и закрылись в храме Девы. И еще часть захватили дом Кинолиса, и, закрывшись, приготовили оружие. Несколько воинов, пытавшихся разбить ворота, тут же пали от стрел, выпущенных с крыши дома.

К полудню город замер.

И только глашатаи Евфрона ходили по опустевшим улицам и, рискуя жизнью, кричали: «Слушайте, все слушайте! Сегодня и завтра пусть никто не покидает свои жилища с заходом солнца. А послезавтра все свободные граждане пусть придут к булевтерию на большой Совет и суд над врагами народа. Так приказал Евфрон, наш Верховный правитель, архистратег и наварх нашего флота!»

К полудню Сириска выпустили с корабля.

– Евфрон велел тебе идти домой, – сказал таксиарх, уже знакомый Сириску, тот – кто убил Кинолиса. – А послезавтра приходи в булевтерий. Будет суд.

Сириск шел по городу. Всюду валялись убитые. У дома Кинолиса, еще издали, он услышал шум и треск и увидел огромный столб дыма. Сириск кинулся к дому, но его остановил воин.

– Не суйся! – крикнул он. В Сириска полетели стрелы. Но видно, дым и жар мешали стрелкам – стрелы ударились в стену, и Сириск метнулся за угол.

Из дома стали выбегать люди – жар огня уже невозможно было терпеть. И тут же, все попадали под стрелы окруживших дом воинов.

– Зачем же всех убивать! – воскликнул Сириск. – Кто ваш начальник?

Он кинулся к ближайшему лохагу, но тот лениво развернувшись, ударил его плашмя мечом по голове, и Сириск рухнул под стену.

– Приказ Евфрона, – так же лениво сказал лохаг Сириску, уже бесчувственно лежавшему на земле.

* * *

Горит в ночи лампадка. Освещает глаза матери.

– Ты дома, Сириск, – тихо говорит она. – Ты жив, и мы благодарны богам за твое спасение.

И только тут он увидел: рядом сидит отец. Он молчит. Напротив Килико. Она улыбается. Крита нет. Из глубины комнаты светятся глаза Диафа.

– Это он принес тебя, Сириск. – Отец подсел на постель. – Мы не знаем, кто этот человек, но приняли его как твоего друга.

– Это и есть друг. – Сириск встал.

– Лежи, – мать жестом уложила его. – Завтра поговорим, а сегодня – на, прочти вот это.

Она подала ему свиток, и вся семья вышла. Как только Сириск взял в руки пергамент, сердце что-то шепнуло: «Она… Гелика». И не обмануло.

На небольшом, желтоватом, измятом листке четкими греческими буквами было написано:

«Я знаю, ты жив. Отчего ты молчишь? В тот же день, ночью, моя подруга ходила на берег и не нашла тебя там. Я ничего не знаю, но сердце говорит мне: ты жив, и рана твоя не смертельна. Ты не можешь прийти ко мне. Но ты сможешь передать весточку через этого человека, он верный мой друг. И не удивляйся. И ни о чем его не спрашивай. Только передай весточку. А может, ты забыл меня? Или дела не дают тебе взяться за стиль и пергамент? И скоро сам придешь искать встречи? Этого не делай. После майской агапевессы Агнесса еще суровее затянула узду. Все наши ойропаты дни и ночи в круговых разъездах. Но для Отии нет преград. Доверяй ей и храни тайну. И главное: скоро у меня должен родиться наш мальчик. И это маленькое солнышко я ношу в себе. Но что будет? Ведь по нашим законам мальчиков сбрасывают со скалы. Но не бойся, свет мой. Скорее умру я, чем это произойдет. Я еще не знаю, но, кажется, смогу спасти его. Жди весточки. Не хочу надоедать тебе, поэтому не требую, но прошу – скорее напиши и не забывай.

Навеки твоя Гелика».

Чуть заметно чадила лампадка. Полумрак. И только светлый язычок пламени в ночи.

– Свет ты мой, – прошептал Сириск. – Свет во мраке…

Он быстро встал, достал пергамент, пиксиду, стиль и, немного подумав, написал:

«Гелике от Сириска.

Вот и звучит звенящая, тонкая нить. Вот и ночь за окном и ветер. Вот и память всколыхнулась цветами улыбки о тебе, милая Гелика! Сколько дней прошло. Сколько горя видел я за эти дни и месяцы. Но незримая та струна все поет в моем сердце, и та музыка останется со мной навеки. И сколько бы вины не было за мной, меня все же поднимают ввысь крылья Киприды. Я жив. И не знаю, кто спас меня, кто выходил. Помню только пещеру и женщину в длинных белых одеждах… Увижу ли я тебя? Прижму ли к сердцу нашего мальчика? Вырву ли тебя из когтей ойропат и этой жестокой Агнессы? Я исполнил твою просьбу: никто не слышал от меня ничего о вашем царстве.

Страшно подумать, что может случиться с нашим мальчиком. Я тоже знаю – это будет мальчик. С богами не спорят, все же, спаси его, любовь моя. И дай мне знать, как помочь тебе. Я сейчас мысленно закрываю глаза и вижу голубоватые горы, и весенний ветер заносит ко мне аромат того луга на Доросе, где шли мы с тобой. И все это я ношу в себе: и тебя и нашего еще не родившегося Лагорина. Пусть будет у него это гордое имя.

Прощаюсь и молю: спаси его и этим ты спасешь нас».

Он свернул письмо в плотную трубочку и завернул в холстину. За окном занималось весеннее утро. Но не предвещало оно ни радости, ни спокойствия.

* * *

Проснулся Сириск от сдержанного шума в передней – заскрипела дверь, и что-то рухнуло на пол.

– Кто это? – услышал он голос матери.

– О, боги! Да это же Тимон! Весь в крови. – Это был голос отца.

Сириск распахнул дверь и увидел лежащего на полу Тимона. Как только Сириск вошел, он приподнялся и с надеждой устремил взгляд в глаза Сириска.

– Спаси, друг, – прошептал он и упал.

Не сговариваясь, Сириск и Гераклид перенесли юношу в подвал. Там быстро устроили ему лежанку. Мать и Килико принесли воду и чистый хитон.

– Перевяжите его, – сказал Гераклид. – А мы должны подумать – как спасти его.

Семейный совет был недолог.

– Если его найдут у нас – погибнет и Сириск и Гераклид, – тихо сказала мать.

– Твоя жизнь на волоске, отец, – Сириск кратко рассказал о беседе с Евфроном. – Спасение в одном – если я соглашусь быть послом у Амаги, и тем самым как бы стану сторонником Евфрона. А значит, предам демократию…

– И тогда будешь проклят народом, – добавил отец. – Что ж, спасение в одном – мне надо скрыться.

– Это не выход, – неожиданно в разговор вступил Диаф.

– Как же спастись? – мать с надеждой взглянула на Диафа.

– Я много думал за эти годы – как жить. И вот что я думаю: надо быть хитрым. И гибким. Выход есть.

– Какой? – все с надеждой посмотрели на Диафа.

– Сириск должен согласиться стать послом. Это и в интересах херсонеситов. А Гераклид – да простит мне хозяин этого дома дерзость, – пусть скажется больным. В суматохе о нем забудут – больной не опасен для тирана. А там, глядишь, что-то и переменится. Или сбросим тирана – таков наш замысел, или война – тогда все пойдем на стены. А там – как решат боги…

На этом и порешили. Еще не успели встать из-за стола, как в столовую вошла Кария.

– Какой-то человек спрашивает Сириска.

– Ах! Это тот, что принес тебе письмо.

– Мама, приготовьте ему поесть в дорогу. – Сириск сказал это и вышел во внутренний дворик. Перед ним стоял человек лет тридцати, в кожаных штанах, в такой же куртке. И всем обликом он напоминал охотника.

– Входи, человек, гостем…

Сириск не договорил.

– Нет, господин, – голос его был тих и странен. – Мне нужен лишь твой ответ и как можно скорее…

Ни слова больше не говоря. Сириск передал ему свиток.

– Как же ты пробрался в город?

– Я принес тушу муфлона на рынок. Этот пропуск лучше других.

– Верно, – улыбнулся Сириск.

– Пусть боги хранят тебя, – мать подала человеку узелок с едой.

Он с благодарностью принял и ушел, не сказав больше ни слова.

С улицы уже доносился шум. Люди шли на народное собрание. Сириск, наскоро съев несколько сушеных смокв, оделся в свежий хитон и тоже отправился на площадь к театру. Отца уложили в постель. Он и впрямь весь исхудал и явно нуждался в отдыхе.

Серая дымка заполнила не по-весеннему хмурую площадь. Солнца не было видно. Все ждали Евфрона.

ПЕРЕВОРОТ

Шумит театр. Гул голосов. Крики. Суета и давка. Весь Херсонес собрался сегодня. А те, кому не хватило места на каменных сиденьях амфитеатра, – шумят вокруг. Но не веселую комедию Аристофана пришли смотреть люди. У всех на устах Евфрон. Одни – за, другие – против. Кто-то уже не выдерживает – у северного входа началась драка. Но стражи булевтерия быстро разнимают дерущихся.

Сириск увидел – пробиться в театр ему не удастся. Он молча наблюдал, как стражи растаскивали дерущихся. И в это время сзади, с дороги, ведущей в театр, он услышал четкие звуки. Все обернулись – это шагали воины. Их было не менее пятидесяти, в великолепном боевом вооружении они, точно таран, раздвинули толпу и подошли к северным воротам театра. Впереди шел таксиарх Пифострат – Сириск сразу узнал его. В первой пятерке мелькнуло знакомое лицо. Да это же Крит!

– Дорогу Верховному правителю Херсонеса!

Непривычная к рабскому обращению толпа у ворот возмущенно взревела, но воины, видимо, были отлично подготовлены ко всему. Мгновенно и четко они разделились на две части, рассекли толпу, и тяжелые бичи засвистели в воздухе. Толпа была разогнана. В это время по плитам так же слаженно отбивала шаг вторая полусотня. Приближаясь, ее чеканный шаг заглушал крики людей и свист бичей.

Мимо Сириска бежали люди с выпученными от боли и страха глазами, а он стоял и ему казалось все это нереальным, этого не могло быть, потому что всегда, сколько он помнил, народное собрание было священно для всех. А тут не только собравшиеся, но и стражи булевтерия, бросив копья, бежали кто куда мог.

Какой-то воин подскочил к Сириску, занес руку с бичом и… рука застыла в воздухе.

– Брат… Сириск! – Крит опустил руку, но его тут же подтолкнули сзади. Он громко крикнул: «Не трогать Сириска! Он с нами!» Улыбнулся. По-свойски подмигнул и бросился дальше.

Вторая полусотня остановилась у входа. Лохаг, шедший впереди, дал команду, и те, кто разгонял толпу, быстро сбежались и выстроились рядом в один лох [17]17
  Лох – сотня.


[Закрыть].

Пифострат удовлетворенно кивнул головой. И только тут Сириск узнал воина, стоящего в первом ряду. Это был Евфрон. Он вышел из рядов, и его место сразу же занял лохаг.

– Благодарю вас, друзья! – Евфрон сказал это воинам, и все они вынули мечи, приложили их к левой стороне груди и прогремели в ответ:

– Евфрон! Родина!

Евфрон вынул свой меч и, как бы в знак благодарности, приложил его к сердцу. Он быстро повернулся и пошел к воротам. Четверть отряда, во главе с эномотархом, тут же выстроилась сзади и по бокам. Чеканя шаг, они пошли за Евфроном. Остальные рассыпались у всех трех входов в театр.

И тут Евфрон увидел Сириска, одиноко стоявшего у ворот. Он остановился и с улыбкой сказал:

– Сириск! Я рад тебя видеть! Окажи нам честь, войди первым!

Два воина подошли к Сириску и, слегка взяв его под руки, повели в театр.

Все проходы в театр были забиты людьми. Многие зеваки даже стояли на стенах театра.

– Дорогу! – зарычали воины. Все сразу посторонились. Один из воинов столкнул кого-то из первого ряда сидений и усадил Сириска.

А Евфрон уже шел по проходу. Воины, еще громче чеканя шаг, рассредоточились вокруг арены. Евфрон вышел на середину, и мертвая тишина воцарилась вокруг.

– Друзья мои! Граждане! – голос Евфрона, сочный и мужественный, доносился до последних рядов амфитеатра. – Я знаю, что сейчас думают некоторые из моих недругов: вот, мол, появился и у нас новый тиран, наш мучитель, его надо убить, пока не поздно!

Долгая пауза, и ни звука в толпе.

– Руки коротки! – словно стрела с тетивы сорвались эти слова с уст Евфрона. – Хочу сказать всем поборникам демократии. Я сам демократ! И учился с вами, граждане, у одних учителей. В одном гимнасии проводили мы юность. И только лишь из любви к вам моя жестокость. Это – необходимо. Враг у ворот города. Я знаю, как спасти наш Херсонес. Знаю! И прошу и требую мне помочь. Разобьем скифов – вот тогда демократы пусть себе и далее чешут языки в булевтерии.

Гул голосов. Многие вскакивают с сидений. «Так-то ты демократ!» – слышно в толпе. – «Так-то ты нас уважаешь!»

– А кто будет мне мешать! – громоподобно произнес Евфрон, – пусть пеняет на себя. Я не дам болтунам и лопоухим простакам погубить наш город. С сегодняшнего дня булевтерий распускается. Распускаются стражи булевтерия! Распускается суд. Распускаются коллегии демиургов [18]18
  Коллегия демиургов – институт безопасности государства-полиса.


[Закрыть], архонтов [19]19
  Коллегия архонтов – институт верховных должностных лиц.


[Закрыть]и все остальные коллегии.

– А кто же будет управлять полисом?

– Кто будет судить?

Многие встали с рядов и подбежали к арене. Шум все нарастал. Из толпы уже слышалось: «Тиран!», «Убийца!», «Долой!»

Евфрон прошел с арены на просцениум и поднял руку. Воины все разом развернулись лицом к толпе и обнажили мечи. Видно было, что все продумано заранее.

Все смолкли. Евфрон спокойно осмотрел толпу.

– Тогда сделаем так! Кто за Родину и за разгром скифов – пусть выйдут на арену!

Почти без паузы многие из молодежи и мужей постарше оставили свои места и вскоре добрая половина херсонеситов была на арене.

Многие колебались.

– Нельзя отделять демократию от Родины! – кричали одни.

– Правильно! – кричали другие.

Евфрон поднял руку. Все замолчали.

– Прибавьте к этим гражданам, – он указал на арену, – тех воинов, что сегодня следят за порядком в городе, тех, кто сейчас в разъездах охраняет наши рубежи, а их у меня не менее тысячи, и подумайте – с кем народ?!

Когда шум смолк, Евфрон обратился к собравшимся на арене.

– Спасибо, друзья! Я уверен, что с вами я разобью скифов! Займите свои места, и пусть каждый, кто хочет, выскажется! Но помните, мы не старый Совет, где речи говорились часами!

Когда все расселись, на арену вышел Сострат. Он внимательно осмотрел всех, затем сказал:

– Евфрон говорит верно! Чтобы одолеть скифов, надо все пять пальцев держать в кулаке!

– Отлично! – Евфрон обратился ко всем. – Прошу быть так же краткими, как Сострат.

– А что будет с пленными – теми, кто заперты в тюрьме? – этот вопрос задал старик Софрон. Он даже не вышел в центр.

– Всех пленных, как только мы выясним их позицию, мы освободим! – сказал Агасикл. Он поднялся с почетного кресла старейшины и вышел на арену. – Я, Агасикл, обещаю вам, граждане, что все невиновные будут освобождены. Демократические же наши свободы будут восстановлены сразу же, как разобьем скифов. Даю вам слово чести. Я, Агасикл, отец Евфрона, клянусь жизнью, демократия будет восстановлена!

Агасикл еще не дошел до своего кресла, а от южных ворот донесся шум. Какой-то человек в сопровождении двух воинов буквально вбежал на арену. Рядом с ним был мальчик.

– Люди! – крик этот заставил всех вздрогнуть. – Граждане! Я, Мегакл, взываю о мести! Вчера мой клер Вакала сожжен скифами! Мы чудом спаслись на лодке. Жена моя убита стрелой варваров! Завтра они будут у ваших стен! Они жгут все! Они убивают всех!

– Вот оно! – Евфрон встал, как барс. – Это последняя капля.

Все вскочили с мест и ринулись на арену. Люди кричали, махали руками.

– Сейчас, сегодня, здесь! – Евфрон указал на столик булевтов, где уже сидел писарь. – Все, кому дорога Родина, пусть записываются в ополчение. Сегодня же я изберу Совет из двадцати лучших граждан. Мы сломим скифов!

Толпа все прибывала. Писарь не успевал записывать. Евфрон нашел взглядом Сириска и указал ему рукой в сторону столпившихся людей. Сириск все понял. Он пробился через толпу и сел рядом с писарем. Появился стиль и пергамент, и он начал писать. Десятки, сотни, тысячи имен ложились в список ополчения.

Когда запись была закончена, Евфрон громко произнес:

– Все по домам, граждане! И позаботьтесь о вооружении. Бедным будет оказана помощь из священных сумм булевтерия.

Когда все разошлись, остались Евфрон, Апполодор, Апполоний, Сострат, Пифострат, Сириск, Ахет, Агасикл, Алким – лохаг, и Апполодор – Верховный жрец.

– Думаю, будет достаточно. – Евфрон жестко, и в то же время по-мужски тепло окинул всех взглядом.

– Нас всего десять. Совет десяти – не будет ли мало? – спросил его Агасикл.

– Нет, отец, вполне достаточно. – Он указал всем на скамью, и члены нового Совета уселись за стол, на котором лежали списки ополчения. Все молча смотрели на Евфрона.

– Времени у нас нет, – начал спокойно Евфрон, но в спокойствии этом чувствовалась скрытая настороженность, – а поэтому поторопимся. Пифострат, бери списки и приступай сегодня же к организации ополчения. Иди.

Пифострат взял списки и вышел.

– Сострат, ты – новый глава коллегии демиургов. Мы должны знать, кто наши друзья, кто враги. Иди.

– Ахет, хотя ты еще и молод, но мы доверяем тебе. Найди Крита и скажи Пифострату – вы оба возглавите отряд юношей. Иди.

Ахет убежал с улыбкой.

– Алким – ты воин, лохаг. Теперь ты уже не сотник. Ты таксиарх. Твоя забота – фаланга ветеранов. Пусть воины Ахета и Крита во всем подражают вам.

Алким молча встал, кивнул и вышел.

– Апполодор, не мне учить тебя, Верховного жреца, как много зависит от воли богов и веры граждан. Иди, и пусть все храмы будут тесны от молящихся. Да помогут нам боги!

– Боги на стороне мудрого. – Апполодор встал и, взглянув на Сириска, обратился к Евфрону:

– Могу ли я взять Сириска? Ему уже пора быть жрецом храма Диониса.

– Нет, Апполодор, – Евфрон сказал это без колебаний, – Сириск дал согласие на поездку к царице Амаге. Корабль уже завтра будет готов. Вепрь должен в западне сидеть прочно!

Апполодор вспыхнул, но тут же овладел собой и, резко повернувшись, вышел.

– Сириск, иди и готовься к плаванию. Задача твоя проста только на первый взгляд – дать Амаге наши дары в знак благодарности за спасение херсонесских купцов и закрепить эту дружбу. Амага должна заключить с нами еще и союз против скифов – вот тогда золотой венок почета тебе обеспечен, – сказал Евфрон и улыбнулся.

– Я сделаю это… и не для венка. – Сириск встал и направился к выходу.

– А для чего же, Сириск? – старый Агасикл бросил эти слова ему вдогонку. Сириск повернулся.

– Ты хочешь услышать от меня громкие слова, Агасикл?

– Достойный ответ, юноша! Я рад за тебя!

Сириск вышел. День клонился к вечеру. Море готово уже было принять закатное солнце в свои алые, теплые объятия. Сириск спускался по знакомой улочке к своему дому. И алые блики далеких волн почему-то напоминали ему потоки крови. И это наваждение не оставляло его, мучило, как больная старая рана. Он остановился, непонятно по чьей воле, закрыл глаза и направил ладонь в сторону севера, туда, откуда приходили обычно скифы.

И Сириск явственно увидел: он идет по холму, поросшему белым, ранним ковылем. Рядом идет Сим, тот скиф, что разрезал ему веревки на руках и выпустил на свободу. Среди колышущегося от ветра ковыля лежат люди. Даже издалека было видно – это воины. Почему-то они разделены на две группы. Сим поманил его рукой, и Сириск подошел ближе: это были молодые воины, кое-кто без доспехов. И невозможно было на первый взгляд отличить одних от других. Молодые, красивые… Даже смерть не смогла убить в них очарование юности. Подойдя к ним вплотную, Сириск разглядел: те, что были в поножах и с круглыми щитами, – были греки, его соотечественники, а те, что в мягких кожаных штанах, среди брошенных луков, колчанов и стрел – скифы. Кто-то отделил их друг от друга. Видимо, скифы – для погребения своих воинов по скифскому обряду. «Если вы не принесете выкуп, – тихо сказал Сим, – все они (он указал на греков) будут вечно мучаться непогребенными».

Сириск присмотрелся к лицам. О, боже! Еще полное ярости лицо – это же Апполодор! Брат Евфрона… а там… Пифострат… огромный, спокойный, точно погиб не в бою… А вот Илон… Зет, бедняга Зет, всю жизнь ты работал, мечтал накопить на лодку, чтобы накормить наконец всех своих детей. О, боги… боги… пощадите… Среди убитых лежал и Крит. Стрела торчала у него из спины. Нет! Нет! Нет! Но все дальше открываются лица, знакомые и незнакомые. Вот пошли скифы. Так же пронзенные стрелами, изрубленные, окровавленные. Они лежали в весеннем ковыльном разнотравье среди измятой, истоптанной, вырванной с корнями травы и цветов, и невозможно было отличить: где грек, а где скиф. Те же льняные кудри, и те же светло-серые и голубые глаза. «Как они похожи все в этом последнем своем прибежище на земле…» – тихо сказал Сириск. «Если снять доспехи, их не отличить друг от друга», – так же тихо сказал Сим. «А мне всегда казалось, что мы такие разные…» – ответил Сириск. «И мне так казалось… – ответил Сим. – Да видно, не первое столетие мы живем рядом».

И вновь алые волны, и солнце, уже скрывшееся за горизонтом. Ночь покрыла крылом утихший Херсонес.

* * *

– Ну же! Не молчи! – Тимон и отец с нетерпением смотрели на Сириска. – Что же было там, на площади, в театре?

– Как ты себя чувствуешь, Тимон? – еще потрясенный увиденным обратился Сириск к другу.

– Мне уже легче. Я почти здоров. Что там?

– Скорее! – Сириск нашел котомку и стал собирать еду. – Скорее беги, Тимон. Думаю, Евфрон вот-вот пришлет своих людей. Он послал меня к Амаге. Вся власть теперь у него. И его люди не пощадят тебя, если застанут здесь.

Весь дом пришел в движение. Мама Аристо, Килико, Кария укладывали в торбу еду. Гераклид принес теплую хламиду.

– Эх, останемся без лодки! – в сердцах вздохнул он. – Ну, да ладно, жизнь дороже… Ты ведь нам не чужой, Тимон!

– Я пойду пешком.

– К скифам? – Гераклид усмехнулся. – Ладно. Поспеши. Парус поднимешь за мысом – иначе могут заметить.

…Они вышли к морю. Дул легкий ветерок.

– Боги благосклонны к тебе, Тимон. Плыви в Гераклею. Там свой тиран Клеарх, но тебя никто не знает. Шли письма с купцами – я тебе буду отвечать. Да помогут тебе боги, – сказал Сириск.

Тихо отошла в полумраке лодка.

– Пусть боги будут благосклонны и к тебе, Сириск, – услышал он из темноты. – Прощай…