Текст книги ""Империя Здоровья" (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Под ее тревожным и даже сочувствующим взглядом он стал быстро собирать в ящик свой просветительский товар.

– Помочь? – не выдержала Наташа.

Аспирант только улыбнулся ей в ответ, продолжая укладку и изредка бросая в сторону Николы опасливые взгляды. Он и вправду невольно опасался, что бомж-ветеран Никола способен куда-нибудь тихонько уйти хоть живой, хоть мертвый.

Тем временем из дверей выступили милиционеры и, как бы поддерживая опасения аспиранта, стали неторопливо обходить, обкладывать тихого Николу со всех доступных сторон. Бабушки с сырками, не ведая существа дела, очень забеспокоились.

Перевязать короба с книгами Наташа вызвалась уже без спроса, и аспирант всем своим видом выразил ей за это самую искреннюю благодарность.

– У тебя сколько денег? – шепотом спросил он затем.

Наташа ответила.

– Дай половину до завтра.

Наташа, ни секунды не колеблясь, решительным жестом вспорола молнию поясной сумочки.

"Все-таки мне нравится жить в России, черт побери!" – подумал аспирант Дроздов и еще раз взглянул в сторону милиционеров, уже отрезавших Николе все пути к бегству.

Оставалось завлечь в военную кампанию еще одного местного профессионала.

Оставив короба пока на том же месте, аспирант двинулся к Вадику, державшему в руках веера из вузовских дипломов, трудовых книжек, свидетельств о браке и прочих документов с пустыми графами и девственными М.П., местами для печатей.

– Вадик, есть дело, – внезапно научился гипнотически приказывать аспирант. – Хорошо заплачу. Мне нужно срочно удостоверение Федеральной Службы Безопасности. На мое имя. Фотографию сегодня дам.

– Ну ты хватил! – так и выпучился Вадик и всплеснул своими "корочками", как крыльями. – Ты чего, под какую статью меня гнешь, знаешь?! Я и не видал эту ксиву никогда...

– Да мне и не нужна точная копия, – пояснил аспирант. – Наоборот. Нужна полная чушь. Чтобы никакого сходства... Просто от фонаря. Например, три большие буквы. Ф. С. Б. Или Б. С. Ф. Один черт! Дальше – фамилия, имя, отчество. Фотография. А печать я сам поставлю. "Для рецептов". Но чтоб все красиво было и аккуратно. Сделай, а? Пятьдесят баксов даю.

– Ну, темнишь, кидала! – выразил все свои эмоции Вадик.

– Когда сделаешь?

– Если печать твоя, то через два часа подходи.

– ...А если через три? – засомневался на свой счет аспирант, подумав о лавине новых обстоятельств, которая вот-вот грозила обрушиться на него.

– Не важно, – успокоил Вадик. – Я никуда не денусь. Тут меня и найдешь.

Распрощавшись с новым рекрутом своего войска, который сразу же исчез из подземного перехода, Ганнибал поспешил доделать недоделанное, и времени у него хватило как раз на то, чтобы задобрить Лидию Ивановну, стоявшую зорким часовым у турникетов.

Задвинув свои короба и снова вытерев пот со лба, аспирант выскочил из прозрачных дверей подземелья как раз в то мгновение, когда под поверхностью московского асфальта появились чужаки в синих ватниках, наброшенных на плечи поверх белых халатов.

Он храбро вступил в оцепленную зону, откуда давно уже энергией законного порядка повымело всех бабулек.

Старший пришелец в ватнике и хрупкой белой шапочке, олицетворявшей суровую ангельскую касту спасителей жизни, уже обводил оцепление мрачным взглядом.

– Кто вызывал? – подал он не менее мрачный голос "скорой помощи".

– Я вызывал, – хладнокровно заявил на себя аспирант.

– Ну, мы тебе что, мальчики на побегушках? – уперся в него суровый и умеренно скорый помощник. – Какой еще "инфаркт"? Этот доходяга еще два часа назад откинул копыта.

– Во-первых, не "ты", а "вы", я сам кардиолог. Во-вторых, есть договор, – Какой "договор", аспирант, несомненно, придумал бы сразу, как только бы его об этом спросили. – В-третьих... – Он понизил голос. – ...семьдесят пять баксов за то, что вы довезете его в морг восемьдесят второй.

Врач "скорой" стрельнул глазами в аспиранта, потом – вправо, влево.

– А что твои друзья скажут? – многозначительно полюбопытствовал он.

Как ни удивительно, отборные легионеры армии Ганнибала, облаченные в синюю форму, сразу подтвердили самый важный факт:

– Он – врач. Он в курсе таких дел.

Главный со "скорой" пожевал щеку.

– Передай в Центральную, – велел он другому из своей бригады. – В общем, тут "разборка", судмедэксперт и все такое прочее. – И тут же ткнул указательным пальцем аспиранту в живот. – С дежурным на месте сами будете договариваться. Не примет – я больше возиться не буду.

– Наш договор останется в силе, – честно пообещал аспирант, уже примериваясь к передним ручкам носилок.

Никола оказался не тяжел.

"Никола, ты теперь как Троянский конь", – обратился в потусторонний мир Ганнибал Дроздов и еще раз попросил прощения у старого бомжа.

Из своего подземелья дежурный морга восстал после долгих звонков и заклинаний. Он, однако, был столь хладнокровен и потусторонне понятлив, что являл собой пример для всех своих подопечных.

– Угу, – сказал он, обведя приезжих взглядом Вия и оптически-прицельно останавливая его на аспиранте, который своим видом никакую медслужбу представлять не мог. – Чего?

– Тут по просьбе Альберта Исаевича... – стойко выдерживая потусторонний взгляд, произнес аспирант свой главный пароль. – Любопытный случай.

Предъявленное имя-отчество принадлежало главврачу больницы, которого аспирант немного знал лично со студенческих времен и который был паталогоанатомом по самому, что называется, высокому призванию.

– Откуда? – не двинув ни одной мимической мышцей, вопросил дежурный.

– С Пролетарской.

– Сам, – и рта не раскрыл дежурный.

Аспирант Дроздов понял и решил, что теперь поможет только чистая правда.

– Из Института космической биохимии. Вот удостоверение. – Он потянулся за пазуху. – Могу дать телефон.

– Угу, – постановил дежурный морга. Только бригаду "скорой помощи" чистая правда обескуражила.

– Ни хрена себе... загиб матки! – усмехнулся старший.

"Пока дешево отделался", – напряженно оценил обстановку аспирант, устроив все дела на срок достаточный, чтобы успеть придумать еще что-нибудь, и за тем поднимаясь на поверхность земли.

Остановив жизнь ровно на минуту, он подышал неприветливым воздухом, видно, копившим сырую пустоту для поддержки всей малосильной зимы, и, очень удовлетворившись этой неприветливостью, двинулся к стеклянным дверям больничного корпуса, к еще не видному издалека таксофону.

Впереди было главное препятствие. Не препятствие даже, а некая могучая неизвестность, черная дыра, бескрайняя Амазония и Маракотова бездна.

Как всегда аспиранту невольно хотелось, чтобы таксофон был не тот, сломан, чтобы проглотил таксу. С собой надо было бороться, бороться и бороться.

Таксофон подчинился возраставшей воле к жизни, даже и если был до того отключен или сломан.

Та, которая была теперь стражем тайной тропы через Альпы и без которой весь поход Ганнибала бесследно бы канул в горах, сама подняла трубку после первого же гудка: нужно было в одно мгновение признать это добрым знаком.

– Алло!

– Наташа...

Это была совсем другая Наташа, величина которой в жизни аспиранта в сравнении с той Наташей была астрономической. Та была микро, эта – макромиром. Правда, макромир в результате печального расширения вселенной отдалился на несколько световых лет... Но теперь аспирант Дроздов вновь подтверждал своей жизнью галактические масштабы макромира.

– ...это – я. – ...Здравствуй... Ну, в общем, конечно, рада тебя слышать... поскольку так неожиданно...

Сердце колотилось, выталкивая из аспиранта слова чуть раньше, чем ему хотелось бы.

– Я – тоже... уж вот так неожиданно... ты права. Я тут, внизу... Ты знаешь, мне очень нужна твоя помощь. – Про помощь аспирант сказал самым твердым голосом, отпихнув сердце куда-то в сторону селезенки. – Если ты занята, я могу подождать... сколько угодно.

– Я сейчас спущусь. – Голос Наташи был столь же твердым, сколь и хрупким.

Ганнибал сел на банкетку в вестибюле, стал поглядывать на двух пожилых гардеробщиц и решительно отказываться от всяких чувств и воспоминаний.

Наташа появилась и приблизилась прямым белым обелиском и села, так и не вынув рук из карманов халата.

Она улыбнулась. И Ганнибал улыбнулся ей.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

– Как ты?

– Ничего. Дочь растет... Уже, знаешь, о каких-то лицеях думаем. Андрей все выбирает... Меняется на глазах.

– Кто?

– Лялька, кто же...

– Надеюсь, она не изменится в главном.

– В чем это?

– Будет так же похожа на тебя, а не на него.

– Ну... тут ты с мамой сходишься... так что твое пожелание придется принять... А ты как?

– Все хорошо... Пока что в гордом одиночестве, но жалеть не могу. Как ни странно, привалило много работы. Наука пошла... и даже платят. А к тебе я вот по какому делу... – Тут Ганнибал нарочито напрягся, поджал губы и посмотрел на пол. – Мне, собственно, не к кому больше обратиться... Дело дрянное. Только не пугайся.

– Попробую, – в противоречивых чувствах пообещала Наташа.

– Со мной вчера дурацкая история приключилась, – поднял глаза аспирант и заставил сердце не биться вовсе, на пару минут клинической лжи. – Какой-то пьяный идиот прицепился... там, у меня на Пролетарской. "Дай почитать" да "дай почитать". Ну, я его так и так... А потом просто оттолкнул от лотка, а он на ногах еле стоял... В общем, так приложился, что летальный исход. Понимаешь, казус какой?

Наташа казалась более спокойной, чем минуту назад. Она только кивнула.

– Ну вот, – продолжил аспирант Дроздов свое дело, за которым теперь стояло еще и ЦРУ, а за ЦРУ – еще невесть какая темная сила. – Хорошо, что вся милиция там у меня своя. Они говорят: можно все замять, но лучше всего, если тебе удастся провернуть маленькую аферу. Устроить так, что будто бы его привезли, например, с отравлением в какую-нибудь больницу и будто бы подержали его там пару дней, а потом он умер. Понимаешь? Я не знаю, насколько хорошо они придумали. Какая там в метро милиция, сама знаешь. Но на Петровке у меня никого нет.

Наташа еще несколько мгновений посидела бездвижно, потом вздохнула и даже вынула руки из карманов своего белоснежного халата.

– Ну ты даешь! – деловито и решительно оценила она ситуацию. – "Сопроводиловка" от "скорой"... поступление... карта... дневники поведения... Это – не маленькая афера, а страшное дело. С этим и главврач связываться не будет. Ты себе представляешь?.. Вот смотри. Начнем со "скорой"... Конечно, если ты миллионер...

– Труп уже в морге, – поспешил сообщить аспирант.

– В каком?

– В вашем.

Наташа заморгала чаще, чем колотилось сердце у аспиранта.

– Ну ты даешь!..

– Ничего я "не даю", – безнадежно потух аспирант. – Само собой вышло.

Наташа огляделась, и у аспиранта появилось предчувствие, что ужасная энергия сицилийской вендетты продолжает распространяться по территории бывшего СССР.

– А чтобы и все остальное "само собой вышло", нельзя? – спросила Наташа. – Чтобы этот пьяница сам собой с лестницы упал, так нельзя?

Аспирант Дроздов пожал плечами:

– Кто этих ментов поймет...

– Три дня тебя устроят?

– Что?! – так и вздрогнул аспирант.

– Три дня, – сказала Наташа, поморщась как от головной боли. – Я дежурила три дня назад. Я сделаю тебе карту и все остальное.

Аспиранта бросило в жар.

– Я перед тобой, – захрипел он, – сейчас на колени встану...

– Перестань, – искренне злобно оборвала его Наташа. – Если я угожу в тюрьму, это будет достаточной местью тебе? Как ты думаешь?

Аспирант вздохнул, потом отменил все клятвы, обещания и комплименты и только сказал:

– Достаточной.

– Смерть датируем тем же днем. Причину определим после вскрытия. Я договорюсь, чтобы поскорей...

– Вскрытия пока не нужно, – нечаянно властным тоном отдал приказание аспирант.

Через увеличительное стекло Наташиного удивления Ганнибал отчетливо увидел ужас. Казалось, она сама еще не осознавала его, тот ужас.

– Три дня назад в морге был другой дежурный, – продолжила она свои мысли почти сомнамбулически. – Я поговорю с ним. Но тут без денег не обойдешься. Боюсь, что без больших...

– Нет проблем, – не дал ей аспирант беспокоиться по пустякам, а сам подумал не без злорадного удовольствия: "Ну, пускай, пускай это дельце обойдется ЦРУ в кругленькую сумму. Тут уж никаких... все по-американски... каждый будет платить за себя".

Тем временем Наташа смотрела аспиранту в глаза, наверно, видела это злорадное удовольствие и не могла дать ему никакого простого объяснения. У Ганнибала появилась еще какая-то жизнь, может быть, опасная, может быть нехорошая, пугающая, но в эти мгновения – загадочная, притягательная.

– Гена...

– Что? – чутко и, значит, ласково спросил аспирант.

– Я сделаю для тебя... ты же знаешь... но только если ты мне скажешь, что случилось на самом деле.

Сполохами и протуберанцами всколыхнулись мысли аспиранта.

Одной и даже двух секунд явно не хватало, чтобы выбрать из правды самую правдоподобную часть.

– Если я скажу тебе всю правду, ты ни за что не поверишь, – сказал самую верную, по его мнению, правду аспирант.

– Как знаешь... – беззащитно проговорила Наташа.

– В общем, так... – решился аспирант. – Принимай это, как хочешь. Одна крупная фирма... мы полагаем, частная... заказала нам мощные исследования крови. Платит очень хорошо. Но они требуют такое, что мы подозреваем, что дело нечисто. Есть подозрение, будто они хотят создать некое биохимическое оружие. Например, геноцидного свойства. ("Тормози! – окрикнул себя аспирант. – Заворачивай обратно!") Сама понимаешь, есть только подозрения. В милицию с ними не пойдешь. Теперь мы пытаемся кое-что проверить...

– Ну, и кто же из вас согласился на роль трупа? – слабо улыбнулась Наташа.

– С трупом все в порядке, – не выбирая слов, честно ответил аспирант. – У трупа полное алиби... Дело в том, что их очень интересуют люди с четвертой группой крови, резус отрицательный.

– Даже трупы? – не теряла делового самообладания Наташа.

– Вероятно, что "даже"... Мы хотим проверить их реакцию... возможно, узнать настоящий адрес... еще кое-что... Все долго рассказывать. Мы пометили его радиоактивной меткой. («Тормози!») Когда будешь договариваться с тем дежурным, из морга, скажи ему, пожалуйста, что к тебе приходили из контрразведки. Я думаю, что смогу ему это подтвердить.

– И это тоже правда? – тихо-тихо полюбопытствовала Наташа.

Ганнибал не отвел взгляда и, ответив, остался собой доволен:

– Нет. Пока нет. Но, возможно, станет правдой. Кто-то в белом халате прошел через вестибюль, и Наташа снова спрятала руки в карманы халата.

– Наш профессор сейчас в отделении, – спокойным голосом сообщила она. – Так что мне лучше не исчезать надолго. Тем более теперь... Ты изменился.

– А ты нет. Такая же красивая и решительная, как и раньше.

– Знаешь что...

– Что?

– Давай так...

– Как?

– Мухи отдельно, котлеты отдельно.

Минут через пять, уже на улице, колени у аспиранта немного задрожали.

Какой-то перевал был пройден. Этот перевал показался не таким уж трудным, и Ганнибалу еще не удалось осознать, что его армия уже перешла через Альпы.

"Страшное дело!" – сказал себе Ганнибал, стараясь пока осознать другое: в какое небезопасное и темное дело он впутал-таки женщину, которую когда-то очень любил и которая, в сущности, осталась для него близким человеком. Да и сам он оказался для нее, как подтвердили эти необычайные события... В общем, так или иначе, получалось страшное и чрезмерно ответственное дело.

Между тем, день, который обещал быть долгим и необыкновенным до самого своего исхода, только начинался.

Аспирант Дроздов собрался и поспешил к месту начала событий: к себе, на Пролетарскую.

Вадик, как и обещал, уже снова стоял на своем месте.

Все было там на своих местах: Вадик, цветочница Наташа, бабушки с австралийскими сырками и связками полиэтиленовых пакетов, Жора с лотком жвачки, Василич с газетным лотком (эти двое для армии Ганнибала пока не пригодились). Так же текли и вытекали пассажиры метро. Не было только старого бомжа Николы и книжного лотка Ганнибала Дроздова.

– Я тебя уже целый час жду, – гордо сообщил Вадик.

– Ну, уж "целый час"... – улыбчиво засомневался аспирант, не без восхищения рассматривая на свету веселенькое удостоверение ФСБ (искусный рисунок, затем – цветное ксерокопирование с уменьшением).

– Фотку принес? – деловито спросил Вадик.

– Не успел пока.

– А печать?

– Знаешь... давай лучше, ты какую-нибудь свою поставишь.

– Ну, это обойдется папаше еще в тридцать баксов. Меньше не возьму.

Аспирант поколебался только для вида:

– Хорошо, – сказал он и невольно еще позлорадствовал по поводу счета, который он несомненно представит ЦРУ. – Когда?

– Как портрет дашь, так через две секунды по нему получишь.

Аспирант прикинул, что одним днем, даже длиною в век, нельзя объять необъятное. Договорились с Вадиком на завтрашнее утро.

Филологическая цветочница Наташа видела теперь в своем подземелье, должно быть, одного только аспиранта. Ее взгляд из любопытного грозил стать восторженным. Ганнибал улыбнулся ей, героически помахал рукой и стремглав ринулся в стеклянные двери. Надо было позаботиться о другом, о важном, о ценностях: о книгах.

Хорошо, что склад книготорговой фирмы был, если вообще мириться с московскими расстояниями, неподалеку. Перетащив груз в складской подвал, аспирант невидяще присел там на какой-то шаткий стул и подождал, пока жар и дрожь в теле уймутся.

– Ты чего-то сегодня поторопился, – заметили ему.

Он кивнул, изможденно улыбнулся и махнул рукой. Больше вопросов ему не задавали.

Потом, в нужную меру отдохнув и прозрев, аспирант посмотрел на часы.

"Наплевать! – решил он и железным внутренним голосом напомнил себе уже в третий раз за многие последние часы: – День еще только начинается".

Он поехал домой – пообедать и немного отдохнуть перед рабочим днем из своей другой, лучшей, жизни, днем, который вообще пока не начинался, но который надо было втиснуть в этот, давно начавшийся.

Не доехав до своей станции метро, он поднялся из подземелья наверх и с первым за этот день хорошим чувством двинулся вдаль, к Богоявленскому собору.

– Я хочу заказать отпевание, – сказал он, оказавшись у церковного ящика.

– Заочное?.. – вопросила матушка, коротко взглянув на аспиранта.

– Да, – дрогнув душою, ответил аспирант. Матушка дала ему нужный церковный бланк и, еще раз взглянув ему в лицо, указала пальцем место, куда вписать имя.

"Николай", – вписал аспирант.

Потом матушка подала длинную полоску бумаги, испещренную церковно-славянской вязью и пакетик с землею.

– Это – на лоб новопреставленному, – сказала она про полоску бумаги. – А землю посыпьте крест-накрест, когда накроете его в гробу...

– Я знаю... – невольно похвастался аспирант, и на душе у него стало еще жиже и сквернее.

Матушка назвала цену. Аспирант полез в карман, невольно отвечая глядящему в затылок ЦРУ: "Ну, это уж не ваше собачье дело!"

– Я бы еще хотел, чтобы его поминали в течение сорока дней... – еще попросил он.

– Сорокоуст, – сказала матушка.

– Да, – ответил аспирант, что такое "Сорокоуст" еще не зная, но от этого незнания вдруг почувствовав себя легче. – И еще две свечки... Извините, три. Вот эти, – указал он на коробку с самыми большими.

Спрятав бумажку и пакетик с землей в карман и взяв свечи, он направился к кануну.

Сначала он просто постоял перед поминальным столиком. Огоньков на нем было немного, но они грели.

Аспирант затеплил свой, высокий и как бы немного кичливый в сравнении с тоненькими свечками, что оставляли на помин подходившие к кануну бабушки.

Аспирант вздохнул и вспомнил, как надо говорить: "Упокой, Господи, душу усопшего... нет, новопреставленного раба Твоего Николая... прости ему все грехи, вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное".

Потом он отыскал икону Николая-чудотворца и постоял перед ней.

Наконец, еще подумав, он встал перед Распятием.

"Господи! – собравшись, обратился он к Богу. – Господи! Прошу Тебя, помилуй меня грешного... или прости, или накажи, только – поскорей... Если что не так, устрой, чтобы само собой ничего не получилось... Господи, прошу Тебя: или прости, или вразуми... сделай так, как должно быть по-Твоему... Тут как ни придумывай, правильно все равно не получается... Прости меня, Господи!"

Аспирант Дроздов потом встал на колени и крепко ткнулся лбом в бугристое основание Креста, которое должно было изображать голгофскую скалу...

Покинув храм и опять вдохнув холодный и сырой воздух, Ганнибал Дроздов раздал мелкие купюры, не взирая на лица, сирым и по-разному немощным, строившимся у паперти, – бабушкам и бомжам.

– Помяните Николу... Николая, – просил он.

– Дай Бог тебе здоровья... Николу... Упокой, Господи, раба Твоего Николая, – отвечали ему и крестились у него на глазах и за спиной.

"Ну, хорошо, – думал и убеждал себя аспирант, с новой дрожью во всем теле и новым жаром возвращаясь к метро. – Ну, что еще я могу... Так правильно... а за остальное отвечу по статье".

...Свое единственно-настоящее удостоверение аспирант Дроздов раскрыл перед глазами пожилой вахтерши, когда вокруг уже стало темно, а над проходной института ярко светились электрические знаки: 18:12. Было похоже на год войны с Наполеоном.

– Поздновато, – подтверждала вахтерша показания огненно-зеленого хронометра.

– Работа, – отвечал ей аспирант.

– ...Зря приехал, – сказал ему в лаборатории случайно задержавшийся коллега. – Американец был сегодня утром. Теперь обещал появиться только во вторник. Отсчитал деньги за все протоколы, какие у нас были. Завтра можешь получить свой "кусок" у шефа... Так что сегодня ударный труд уже ни к чему.

– Что, все протоколы отдали? – не выдавая смятения, спросил Ганнибал Дроздов.

– Там осталось... по двум последним партиям. Они твои... Шеф так сказал. Мы тут решили: сам доделаешь – сам все и отдашь...

Аспирант сдержал вздох облегчения.

– Ладно, раз уж приехал... – выражая досаду, махнул он рукой и от всей души пожелал коллеге счастливо добраться до дома.

В одиночестве аспиранта Дроздова снова немного залихорадило. Он взял в руку листок бумаги и понаблюдал, как трепещут его края. Потом он сосредоточенно посмотрел на запертый сейф и, поборовшись с искушением, решил взять себя в руки собственными силами.

"Нет, так нельзя", – сказал он себе и, набрав в грудь воздуха, выдохнул с несильным, но свирепым рычанием.

Через час главное преступление было совершено в целом: номер больницы, откуда поступила одна из последних партий образцов, был изменен. Вслед за этим номером, перескакивая из одного протокола в другой, изменились и многие другие цифры.

Аспирант страшно вздрогнул, когда в дверь постучали.

– Ты еще долго?.. – несурово полюбопытствовал охранник.

Аспирант же сурово посмотрел на свои часы. Стрелки докладывали: 19:37.

"Плохой год", – подумал аспирант и ответил:

– Двадцать минут.

– Двадцать минут – это как раз двадцать грамм, – перевел время в свою систему значений охранник.

Аспирант был очень доволен, когда заметил, что в его руках спиртовой сосуд не стучит горлышком по краю мензурки. Он даже не стал скупиться.

– Ну, ты, я гляжу, на час накапал, – остался доволен и охранник. – Трудяга, однако...

Чтобы внести последние изменения в компьютерную базу данных потребовалось как раз двадцать минут.

Аспирант снова посмотрел на часы. Было 19:57, и Ганнибал подумал с еще одной маленькой радостью, что в этот год был запущен первый советский спутник.

К 20:10-му, году каких-то неизвестных и непредсказуемых событий, он переправил и часть условных обозначений на боксах с пробирками.

Оставалось дело последнее, возможно, самое опасное: внести в базу данных кое-какую правду или часть правды, но такую часть, которая опасности не уменьшила бы.

Аспирант Дроздов и торопил себя, и старался не торопиться, когда размышлял над тем, как немного замаскировать, но при том оставить на виду эту свою необыкновенную приманку.

Наконец он вздохнул и решился – и внес в протоколы все результаты исследований того самого образца необыкновенной крови, что привезла из Африки агент ЦРУ Аннабель Терранова. Он эти результаты только немного притушил: подал в цифрах, как ему представлялось, немного послабее – количественно, но – не качественно.

"Все!" – сказал себе аспирант Дроздов и постановил больше не ужасаться. Никогда.

Часы показывали 20:51. До этого года аспирант почти не надеялся дожить, а потому совсем успокоился.

Мама, конечно же, волновалась больше всех, и, сообщив ей о своем твердом намерении бросать дела и возвращаться домой, аспирант так же твердо решил подхватить такси или частника, вписав новые траты в счет, приготовленный для ЦРУ.

На автобусной остановке совесть нашла в себе силы помучить его и по этому поводу, но такую незначительную пытку аспирант снес с уже присущей ему стойкостью.

В этот день ему даже не захотелось позвонить Аннабель, а на следующее утро он как бы совсем забыл о том, что в конце концов это будет необходимо сделать... Замысел не увлек, но затянул его своим жутким, из всякой нормальной жизни выворачивающимся процессом, и он вправду порой стал забывать, с чего все началось.

Утром он одевался такими решительными и скупыми движениями и так сжимал губы, что мама долго смотрела на своего изменившегося сына, и Ганнибал чувствовал, что она хочет сказать ему: "Как ты изменился!"

– Много работы? – спросила мама.

– Работы – да... – ответил Ганнибал, щелкая застежками куртки, глядя то на свои ботинки, то на угол стены в прихожей.

Он попрощался: с мамой – как надо, с отцом – как всегда деловито, и, вздохнув, через два часа уже показывал дежурному морга удостоверение не простого аспиранта, но довольно опасного человека.

Дежурный был не тот – не тот, что в прошлый раз, но такой же прозорливый и спокойный.

– Показывали мне такие корочки... – колдовски улыбаясь, сказал он. – Быстро у вас там все меняется.

– Разные отделы, – тем же тоном ответил аспирант, умело выждав, пока мертвящий холод, внезапно подступивший к самому сердцу, будет обезврежен теплом жизни.

И с улыбкой добавил:

– Сами путаемся.

Последние слова были поняты дежурным очень глубоко.

– И что тут у вас интересного? – спросил он, будто сам оказался в этом подземелье любопытным гостем.

Ганнибал Дроздов объяснил задачу: необходимо было удержать один труп на месте в течение двух или трех недель, причем с понедельника вести за ним неусыпное наблюдение.

– Он прикинулся, что ли? – спросил дежурный, явно догадавшись о чем-то другом. – Может удрать?

– Хуже, – сообщил аспирант, и решив, что будет полезна самая невероятная ложь, сказал, что в теле скрыта капсула с микропленкой и потому его должно выкрасть ЦРУ.

– Еще бывают бриллианты в желудке, – проявил осведомленность дежурный морга. – Героин в прямой кишке. А в вены закачивают красную ртуть.

– Бывает, – согласился аспирант, он же агент "Ф.С.Б.".

– Будем считать, что мне неважно, кто вы и откуда, – предварил свое решение дежурный. – Но я не хочу иметь дело ни с кем – ни с контрразведкой, ни с ЦРУ, ни с Моссадом. Попросите кого-нибудь другого. Тут не только я работаю.

Ганнибал подумал, стоит ли угрожать.

– Я вижу, вы – понятливый человек, – в меру огорченно проговорил он и подумал, что фраза получилась у него в самых добрых традициях КГБ, насколько он мог судить об этих вещах. – С другим будет труднее. Хотите, я скажу правду? Все, как есть?

Дежурный отвел взгляд и пожал плечами.

– Вы что-нибудь слышали про охотников за внутренними органами? – Аспирант сделал вид, что он простой агент ФСБ, а вовсе не специалист в медицинских вопросах.

– Кому-то нужна циррозная печень этого бомжа? – вежливо усмехнулся дежурный морга. – Наверно, кто-то создает киборга-убийцу?

Аспирант не предполагал, что дежурный знает о роде занятий вновь поступившего. Он подумал, что здесь могут знать и больше.

– Правда еще неправдоподобней, чем вы можете себе представить, – проговорил он, напустив на себя не совсем уж напускную злость. – У него в крови белки Тангейзера. ("Черт возьми! Нет, лучше не тормозить.") Мы ловим фирму, которая делает из них новые наркотики, самые опасные из всех известных. Это – правда, почти полная правда, я могу поклясться. Мы ловим фирму. Кто такие "мы", не важно, верно же? Я сказал вам гораздо больше, чем мог говорить. Вместо вас мы могли бы поставить на весь срок своего человека. Но дело гораздо сложнее. Они уже проверили кадры в больнице. Я просто прошу вас: просто помогите поймать очень опасных людей... И еще – пятьсот долларов за неделю наблюдений ("Мать честная!").

Дежурный смотрел то на аспиранта, то на кафельную стену. На кафельную стену он смотрел гораздо дольше, и лицо его все сильнее выражало Досаду от чувства какого-то неисполненного долга.

– Живешь так, никого не трогаешь... – пробормотал он изменившимся голосом. – Я ничего делать не буду. Я поговорю с Колей ("С каким Колей?!" – полыхнуло в мозгу аспиранта.), и вы с ним сами поговорите.

– Это тот, который вчера принимал тело? – с опаской спросил аспирант.

– Он, – кивнул дежурный. – У Коли детей нет, ему рисковать нечем. Он такие темные приключения любит.

– Хорошо. Где он? Телефон его дадите? – не своим, слишком твердым голосом потребовал аспирант.

Дежурный дал.

– Хорошо. Я обязан отблагодарить вас за помощь, – приказал аспирант не столько себе, сколько дежурному, по праву желавшему жить как раньше, спокойной жизнью. – Это ваше.

Он ткнул дежурного, точно зеленым ножом, стодолларовой бумажкой, и тот лишь мрачно вздохнул, принимая такую участь.

– Я полагаю, что всякие инструкции по поводу секретности нашего разговора не нужны, верно? – добавил в общем-то лишнее аспирант. – Для безопасности всех нас...

Дежурный еще раз мрачно вздохнул.

Сам аспирант Ганнибал Дроздов мрачно вздохнул день спустя, когда обо всем договорился с каким нужно было Колей и вручил ему аванс и когда деятельная часть замысла, возложенная на аспиранта Дроздова ("Кем возложенная?" – дважды за это время вопросил себя он) сменилась как бы временным спокойствием и ожиданием грядущих результатов эксперимента. Ганнибал мрачно вздохнул, потому что приказал себе не ужасаться, и не ужаснулся, но его стала мучить совесть и, начав издалека, – с каждым часом все сильнее.

Он о многом подумал – о науке и о высших ценностях, о том, что по складу своей натуры поддался-таки тому самому мозговому искусу, что приводит умных людей к изобретению дьявольских игрушек: атомной бомбы или страшного вируса. Он подумал о том, что цель не всегда оправдывает средства и что такая банальная истина теперь довольно глубоко постигнута им на странном житейском опыте.

В конце концов он дошел до самого необходимого в этот час – до того, чтобы позвонить Аннабель, все ей рассказать и покаяться... да, да, именно ей и покаяться.

Он набрал номер и через несколько мгновений услышал ее голос.