Текст книги "Шашлык из леопарда (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

До боли, до сильной боли закусить губу – а что еще делать?! Сдавить ногтями мочку...

Словно невидимое торнадо, невидимый дух-полтергейст развернул ее назад – и только у самой двери отпустил... У двери ее и вправду чуть отпустило, и там она смогла обернуться и сказать:

– Я выйду... подожду там.

– Я догадался, – кивнул Этот-Один-Мент-За-Столом. – Там дождь. Что не так-то?

– У меня клаустрофобия, – сказала она, наконец ощутив вокруг себя малый, меньше объема застрявшего между этажами лифта, но все-таки больше объема закопанного гроба, объем свободы.

Мент замер.

– Боязнь замкнутого пространства, – добавила она, почувствовав, что объем спасительно увеличивается.

– Да все и так открыто, – с усмешкой сказал мент, кивнув в сторону обезьянника.

Она выскочила наружу и захлопнула за собой дверь.

В-Штатском-Со-Стрелками-На-Брюках посмотрел на нее, распрямился и закрыл капот ее машины.

Она думала, что все давно кончилось, что она все давно преодолела. Ничего еще не кончилось! Ничего она не преодолела!

Мир вокруг показался ей сделанным. Только что сделанным, совсем не настоящим, фальшивым... Эти сумерки, этот дождь... И уж конечно, этот бетонный короб со столом, единственным стулом и обезьянником внутри. И это вовсе не ее машина – эту фальшивую "мазду" тоже только что сделали, пока она была там, в картонно-бетонном коробе...

Один из классических симптомов шизофрении.

Она все про все симптомы знала. И знала, что к психотерапевту не пойдет. Надо срочно справиться самой. Как всегда.

Пара глубоких вздохов... Она подняла лицо, ловя мелкие и частые капли дождя на веки, на лоб, на щеки, на губы. "Все хорошо. И вовремя, – сказала она себе. – Сейчас я вернусь назад – и сяду в обезьянник. Пусть он меня выгоняет. Я там лягу спать... И все... Они меня сделали. Сейчас я сделаю их... Нет, не их. Себя. Переделаю себя заново. Отличный повод. Переделаю, подруга, вот увидишь".

– Извините. Разрешите.

– Что? – удивилась она.

Оказывается В-Штатском-Со-Стрелками-На-Брюках хотел войти внутрь, а она стояла у него на пути.

Она посторонилась, сошла с широкой ступеньки-плиты с давно обколовшимися краями и двинулась к машине. И поймала себя на том, что на несколько секунд забылась и прошла полпути до машины с явным намерением сразу сесть и уехать.

"Стой, подруга! Куда?! – тормознула она себя. – А документики?! Совсем крышу снесло?"

И она поняла: сейчас или никогда. Только сейчас!

В этот миг в искусственном мире вокруг нее что-то изменилось. Она присмотрелась. Со стороны шоссе показались две машины – впереди полицейский "жигуль", а за ним автомобиль страшно знакомой марки. Хорошо, что хоть другого цвета – не черный, как у нее, а то ли беж, то ли светло-серый, то ли вовсе светло-голубенький. В дождливых сумерках издали было не разобрать.

"Еще один попал, – невольно усмехнулась она. – Бедолага".

Она развернулась лицом к бетонному коробу, к своей самой тяжелой, самой старой проблеме... и вдруг ощутила, что мир вокруг – на самом деле настоящий, страшно настоящий, потому что он такой, какой и выдумать нельзя!

И она снова развернулась на сто восемьдесят градусов – снова встала спиной к бетонному коробу и к своей неразрешенной проблеме – и принялась смотреть во все глаза на приближавшийся кортеж, говоря себе: "Этого не может быть... Этого точно не может быть..."

"Жигуль" остановился. Вторая пойманная "мазда" остановилась рядом с ее "маздой" – светлая рядом с темной, обе почти новенькие, как ассортимент в авто салоне.

"Этого не может быть", – все еще говорила она себе.

...И все повторяла это совершенно бесполезное заклинание, наблюдая, как водитель светлой "мазды" вышел из своей машины и направился вслед за уже знакомым ей лейтенантом в сторону бетонной коробки.

На пару мгновений она поймала взгляд владельца светлой "мазды", одетого ей в тон, в светло-голубой джинсовый костюм – и теперь ей показалось, что ее тут, в этом настоящем мире, нет, а за всем она наблюдает с помощью очень совершенной камеры наружного наблюдения.

Они оба прошли мимо, исчезли из поля зрения.

– Ну все! Все! – приказала она себе вслух, пошлепала себя пальцами резко по мокрым щекам и мокрому лбу, приводя в сознание, опять развернулась и пошла следом за ними.

– Медведев Глеб... – прочитал вслух Этот-Один-Мент-За-Столом. – Подождите пару минут.

Медведев огляделся и спросил:

– Где?

– Да вот у нас тут... – уже уверенно кивнул Этот-Один-Мент-За-Столом в сторону обезьянника. – Пока только так. Средства на мебель еще не дошли.

Тут он обратил внимание на нее:

– Гражданка Репина, у вас все в порядке. Вы свободны, извините, что задержали...

Медведев рассеянно оглянулся на нее – и как-то чересчур покорно двинулся в обезьянник.

Она решительно подошла к столу, взяла документы – и даже сказала "спасибо". И добавила к "спасибо":

– ...Я у вас тут немного постою, погреюсь.

– Прошла эта ваша... клаустрофобия?.. – усмехнулся мент. – Так уж присаживайтесь, чего стоять?

– Я потом – в машине, – твердо сказала она, борясь с мазохистским искушением выполнить задуманное и усесться в обезьянник.

Вместе с Медведевым. То есть с кандидатом, то есть с жертвой, на которую она охотилась, а она, эта жертва, вдруг сама вышла из леса и уселась в клетку. Обидно, да? Что за охота такая!

Нет, нельзя! Слишком нарочито! Потом подумает, что это она все подстроила. Сеанс аутотренинга придется отложить.

Реальность успела измениться и – так сокрушительно, так непредсказуемо, что всю жизнь надо было теперь менять. Вопрос – как.

– Да сколько угодно, – совсем благодушно улыбнулся Этот-Один-Мент-За-Столом. – Хоть до утра. Тут у нас бесплатная охраняемая стоянка.

– Спасибо, – искренне ответила она на это предложение "хоть до утра".

Она села в машину, достала термос и после первого глотка уже сильно остывшего кофе ясно осознала, что произошло: совпадение, которое можно было назвать совпадением только на уровне самого тупого материализма. Или просто из страха перед бездной, которая, наконец, внимательно пригляделась к тебе.

Произошло не чудо, ведь главный признак чуда – то, что ты его не можешь сотворить. Оно на то и чудо, что происходит помимо твоей воли. А это...

Тот, кто сейчас зашел в обезьянник и сел на крашеную лавку, оказался лучшим психотерапевтом на свете. Произошло то, что когда-то должно было произойти... Ведь она вложила столько сил в то, чтобы построить за эти годы, прошедшие со дня ее возможной смерти, новую, собственную реальность. Но должно было произойти совсем не так... Не так, не до такой степени неправдоподобно. Оставалось вполне трезво предположить только одно... Она читала про это в фантастических романах. Созданная тобой параллельная реальность... личная реальность, уже не имеющая никаких связей с реальным миром всего остального человечества.

Кофе не грел, даже наоборот. Ее бил озноб.

Она взялась за руль. Пальцы свело на баранке.

"Так, подруга... Так ты никуда не доедешь", – подумала она, пошевелив губами, с усилием отпустила руль и стала растирать пальцы, стараясь сломать их один за другим.

Про клаустрофобию она, оказывается, не слишком загнула. Дышать в замкнутом пространстве было тяжело. Очень захотелось выйти из машины, и она вышла.

Дождик как висел, так и остался частью декорации, а света вокруг становилось все меньше. Только она об этом подумала, как в бетонном коробе зажглась неживая галогенная белизна, и все, кого она видела в течение последнего получаса, в самом деле оказались, как на сцене... на жуткой хирургической сцене. Проклятый обезьянник на заднем плане так и лез в глаза.

Мизансцена изменилась.

– Вот черт! – сказала она и отвернулась, увидев, что Медведев уже не в клетке, а наружи, перед ментовским столом.

Судя по всему, процедура недетских "обознатушек" заканчивалась.

И точно: дверь позади нее открылась и захлопнулась, он сошел со сцены в реальность, ее личную реальность.

Ни разу за последние десять лет она не чувствовала себя такой потерянной, такой дурой, совершенно потерявшей контроль и над собой, и над реальностью, которую создала... Оставалось только обратить это уникально незавидное, унизительное положение себе на пользу.

Медведев подошел к ней почти вплотную. Между ними осталась только ее машина.

Она уперлась взглядом в его висок.

Он, вроде уже собравшись открыть дверцу своей "мазды", чуть повернул голову и сказал "добрый вечер"... Ну да, как-никак товарищи по несчастью.

– Вы так считаете? – с вызывающим сомнением откликнулась она.

Он тормознул и пригляделся к ней чуть пристальнее.

Она резким мужским жестом зачесала волосы назад. Волосы были совсем мокрыми. Несколько холодных капель поползло ей за шиворот.

– Легко отделались... – пожал плечами Медведев. – Чего ж не "добрый"?

– Вы оптимист, – констатировала она. – У вас, наверно, уже есть прогноз на остаток этого "доброго вечера". Позитивный, да?

Он оставил ручку дверцы и повернулся к ней уже всем корпусом.

– А у вас? – спросил он.

"Да, он совсем не аутист, не профессор Перельман", – с облегчением подумала она, и ее прогноз вправду улучшился.

– Пока не знаю, – ответила она. – Планы сломаны. Ехать далеко.

– У вас все в порядке? – спросил он, прищурившись.

– Не исключено, – ответила она.

– Они вас не оскорбили? – продолжал совершенно не математически интересоваться он.

– Сегодня нет,– ответила она, чувствуя, что озноб начинает утихать... и вообще, мир начинает становиться не таким уж искусственным.

– Извините, но что-то вы очень бледны, – сказал он. – Не простудились?

"А вот теперь точно – математик!" – констатировала она.

– День был тяжелый, – ответила она и кивнула в сторону бетонного короба с ментами. – И освещение тут, знаете ли... не выгодное.

Он несколько секунд просто стоял и смотрел на нее.

– Они там что-то про клаустрофобию говорили... про вашу, – с вежливым смущением проговорил он. – Ну, не то, чтобы смеялись... Вы сможете вести машину?

"Теперь опять не математик!" – стала уже всерьез оживать она и – сделала предложение:

– А что, вы предлагаете взять меня на буксир?

– Трос есть. Почему бы и нет? – тоже начал воодушевляться он. Я – за. "Мазда" должна помогать "мазде".

Вот оно! Наконец, начался нормальный разговор между мужчиной и симпатичной молодой женщиной.

– Отличный слоган, – констатировала она. – Вы не в рекламе работаете?

– Нет. Я как раз больше – по прогнозам, – раскололся он. – Но осадки не моя работа...

– Если не осадки, значит биржевые сводки...– рискнула она.

Он откровенно удивился:

– Не в десятку, но очень близко. Прямо телепатия.

– Не в десятку, но тоже близко. Клаустрофобия. Оборотная сторона, – раскололась и она.

Он выдержал еще одну элегантную паузу, украсив ее на этот раз не смущением, а прямо-таки проникновенной интеллигентской улыбкой.

Дело было сделано!

– Знаете что? – начал он. – Давайте так. Я поеду впереди. Не быстро, а вы – за мной... Если не сможете вести, посигнальте фарами два раза. Мы остановимся и посмотрим. Буксир не буксир, не оставлять же вам тут машину.

– Вы настолько уверены, что мне плохо? Прямо хуже некуда? – всерьез начала и она.

– Просто я всегда начинаю с самого худшего прогноза, – сказал он. – Вы в сторону города?

В сущности, все произошло так, как не могло, но только так и должно было произойти.

Интересней всего было гадать, готов ли он пробивать ей дорогу до самого ее дома, через весь мегаполис, или же все-таки тормознет перед поворотом к своему коттеджному поселку и предложит заехать на чашечку горячего кофе.

Раз уж реальность создавалась по ее плану, она решила не пускать ее на самотек и посигналила за полкилометра до поворота.

– Вы как? – спросил он, когда они встретились на обочине, между машинами.

– Все в порядке, – ответила она. – Я просто хотела сказать "спасибо". Дальше я смогу сама.

Он покорно развел руками:

– Сами так сами... Но я бы мог напоить вас горячим кофе. Я тут совсем недалеко живу. Полчаса на все. Согреетесь и поедете к себе. Вам же далеко. Хоть немного вечер скрасите, а то одни отрицательные эмоции.

Он совсем не уговаривал, совсем-совсем не подъезжал. Просто строил математически ясную формулу одного из вариантов положительного прогноза.

– Мне далеко, это уж точно, – согласилась она и построила свою формулу, простейшую и, на первый взгляд, совершенно бесполезную. – Спасибо. Поздно. А я уже тороплюсь. Так что в другой раз.

Она протянула ему руку. Он очень мягко пожал ее, и она почувствовала, насколько сильно замерзла, хотя была одета куда теплее его. Водолазка, черный кожаный плащик.

– Рука у вас ледяная... – констатировал он.

– И какой прогноз? – на пару мгновений задержала она его руку.

Он сам отпустил ее.

– Если сразу, как приедете, выпьете чаю с лимоном и коньяком, то... прогноз будет как всегда позитивным.

Он достал из нагрудного кармана небольшой портмоне – она сразу приметила дорогой кожаный Montblanс, – а из портмоне – визитку:

– Это вам. Если вдруг потребуется какой-нибудь позитивный прогноз... Во всяком случае этот "другой раз"... ну, о котором вы сказали... уж точно не в этой ментовской норе. Да?

"И кто здесь математик?!" – подумала она с таким чувством, будто уже хлебнула горячего чая с коньяком.

Вот сейчас можно было запустить реальность по двум направлениям. Первое – страшно удивиться, запрыгать по-ребячьи, закричать "бывают же совпадения!" и, типа, кинуться ему на шею... А дальше что угодно – кофе, коньяк, шампанское, душ... стоп! Отматываем назад. Просто кофе. Все.

Второе направление... А оно сразу и пошло-тронулось, не успев вообразиться.

Она в меру кокетливо помахала его визиткой у себя перед лицом, как крохотным веером:

– Я тоже имею отношение к позитивным прогнозам. Я просто занимаюсь тем, что претворяю в реальность чужие позитивные прогнозы. Иногда получается, и мне деньги за это платят.

– Звучит очень многообещающе, – улыбнулся он как-то немного робко и отстраненно, как только и способен улыбнуться прожженный до мозга костей интеллигент-математик, пусть и с дорогущим портмоне.

– Я тоже надеюсь, – совсем уж распоясалась она и попрощалась...

...И даже махнула ему рукой, когда тот съехал на боковую трассу, хотя, конечно, в этой темноте он не мог заметить ее многообещающего жеста.

Надо было объезжать Москву по МКАД. Кольцевая стояла.

Поначалу она подумала, что пробка – не беда, а даже наоборот: она сможет спокойно терять в ней время, переводить дух и наслаждаться невероятной удачей. Да и его прогноз был точным... ну, почти – коньяка она обязательно выпьет, а вот насчет чая с лимоном еще подумает.

Но минут через двадцать она поймала себя на том, что уже третий раз взглянула на циферблат своих неженских Tag Heuer, а потом и пальцы снова стали холодеть на руле.

Охота на Медведева, две одинаковых "мазды", черная и светлая, затерянная в лесах ментовская, обезьянник с распахнутой решетчатой, ее дикий страх... пусть минутный. Дело не в совпадении, а в какой-то жуткой фантасмагории с "позитивным прогнозом" в довесок! Прогнозом чего? Интуиция маялась и мялась, не подсказывая ничего определенного, но определенно пугая... Нужно было срочно поделиться с кем-то этой новой реальностью, назначить кого-то громоотводом. Проверить, есть, остался ли кто-то в этой реальности из тех, кому еще можно доверять.

"Уймись, подруга!" – приказала она себе, посмотрела еще раз на часы – всего-то восьмой час, а тьма почти как зимой! – и набрала номер:

– Лен, это я. А сегодня ты можешь ко мне приехать?

– Чего, опять? – опасливо поинтересовалась Ленка.

– Да не "опять"... гораздо интересней, – пропиарилась она.

Короткая пауза и слегка кислый голос подруги прояснили дело: Ленке был интересен только маньяк.

– Ань, знаешь, тут мне сегодня не очень удобно... как, до завтра терпит?

Она не обиделась:

– Да нет, Лен, я не обижусь. Просто в прошлый раз ты была кстати, а вот сегодня просто нужна... Но я потерплю.

Еще одна короткая пауза стала еще одним веским доказательством того, что Ленка – настоящая подруга:

– Слушай, ну ладно. Прямо сейчас приехать?

– Я на МКАДе, причем со стороны Ярославки. Так что успеешь поужинать... Нет, ну если Андрюха твой у двери ляжет...

– С пивом он ляжет, успокойся, – хохотнула Ленка. – Только рад будет – еще один выходной.

Только она отключилась от подружки, как в сотовом пространстве появился босс.

– Анна, знаешь, я тут прикинул и думаю. Я тут дам тебе усиление на несколько дней. Я имею в виду наружку на трассу. Пару, два человека. Пусть отработают режим его передвижений, чтобы тебе там все время не торчать.

"Да, это не Моссад", – хмыкнула она, но решила не поддевать босса... хотя как уж тут было не поддеть!

– Босс, пристегни мне эти затраты к бонусу... – Коротенькая такая пауза. – Я сейчас еду в Москву, и у меня на руках его визитка с мобильным и официальное приглашение на ужин.

Теперь пауза была за боссом, понятно какая.

– Да, Анна, тебе не у меня работать, – с приглушенно-завистливым восхищением констатировал он. – Знаешь где?.. – А эту паузу, чисто сценическую, выдержать уже не смог, не вытерпел: – В Моссаде, дорогая моя...

Глава 5. РАЗДЕЛКА ТУШКИ

Она знала все эти годы, что когда-нибудь все расскажет Ленке, раз уж вновь назначила – и не прогадала! – ее и только ее одну себе в подруги, когда вернулась в жизнь. Нашла ее и – двинулась ей навстречу на улице. Ленка остановилась и только сильно поджала губы – «и что дальше?»

"Здравствуй, Ленка! Это я – твоя блудная подружка-однокашница. Та самая... Прости!"

Обошлось без библейских, эпических коленопреклонений. Не сверхумная, но очень смышленая Ленка только вздохнула: "Ладно, Анька, жива и слава Богу, захочешь – расскажешь". Не прошло и десяти лет, как она захотела.

Прошлое, как и одиночество, тоже можно сравнить с собакой. Со сторожевым псом, которого на ночь спускают с цепи во двор. Иногда бывает, самой страшновато выйти во тьму, особенно когда он очень злой и его не слышно, где он там и что делает в эту минуту. Зато чем псина злее, тем выше гарантия того, что никого из чужих в дом ни за что, ни за какую колбасу не пропустит...

Два глотка коньяка ударили в голову и в руки-ноги так, что она рассыпала свои ночные мюсли по всей кухне и отказалась их собирать.

В нетрезвом виде к психотерапевту не ходят. Она резко взялась сварить себе еще крепкого кофе. Чувство хорошо исполненного долга убеждало ее, что сегодня спать вовсе необязательно, а главное правильно подготовить подружку.

Подружка объявилась как раз тогда, когда пена в турке начала подниматься – и она удовлетворенно отметила, что не упустила ее на плиту.

– Пирожные у тебя еще остались? Ну эти, – Ленка скинула туфли у порога так порывисто, будто решила выпрыгнуть из них прямо на пирожные.

Ну да, она из дому не к подружке летела, а к ним, сладеньким! Как вспомнила, что тут остались одинешеньки, так сразу все домашние заботы и муж – по боку.

Ленка ела сладости только у нее, объявив дом подруги "оффшором".

– Ты как? – поинтересовалась Ленка уже на кухне, стремительно, как по своему собственному дому, пройдя туда из прихожей по прямой и, чуть приглядевшись через плечо к Анне, тут же выдала второй категорический вопрос. – А мне?

– А тебе – только чуть-чуть, – кивнула она. – Считай, ты за рулем... А я, вообще, все. Я трезвею. Мне нужно тебе все рассказать.

Ленка снова пригляделась к ней, уже повернувшись вся. В ее взгляде мелькнула опаска, но тут же сменилась полным, бескрайним благодушием:

– Давай, давай. Давно пора... Сейчас я только окопаюсь.

Сначала около дивана было устроено удобное место для пирожных.

Потом Ленка привычно поскидала себя одёжку – джинсы, легкий свитерок, что был натянут на голое тело, – и завернулась в свой личный, всегда дожидавшийся ее у подруги халат.

Итальянский диван площадью в просторную лесную поляну, сорок... ну, чуть поменьше, подушек на все вкусы и размеры, кофе, бокальчик мягчайшего хересного бренди-коньячка из Испании... Тарелка с ягодными пирожными... Все! Можно было звонить Ленкиному Андрюхе и отправлять его на пивной октоберфест прямо сейчас, весной, загодя.

– Ты только совсем не расслабляйся, а то я тебя потеряю, – все-таки еще раз предупредила она Ленку, оперативно трезвея с каждым глотком кофе.

– У тебя тут, в твоем минимализме, микроб захочет потеряться – и не фига не потеряется, – жмурясь от удовольствия, огрызнулась подружка. – Ну, чего там? Я – вся внимание.

Ленка развалилась на диване, как турецкий бей. Устроилась в углу, обложилась подушками, вытянула ноги...

Плановая исповедь была подготовлена давно, редактировалась косметически, имея изначально четкое оглавление и содержание по пунктам. Обезболивающее, наркотическое вступление, а дальше разрез и – хирургическое вмешательство.

Она села перед Ленкой на широкий пуфик, подобрав одну ногу под себя. Она знала, что нога скоро затечет... Но сейчас нужно было принять такую позу, которая немного бы отвлекала... Ну, для начала от той внутренней, очень глубокой дрожи, которая началась раскатываться от диафрагмы...

Она не по-женски вздохнула диафрагмой, пытаясь разогнать, подавить эту тихую дрожь.

– Лен, ты ведь любила в школе фантастику читать?

– Мы все ее любили в детстве... Властелин Колец, Земноморье... – стала вспоминать Ленка, закатывая глаза к потолку.

– Ну, это фэнтези, а не фантастика, – уточнила она.

– А какая разница? – повела плечиком Ленка. – Все сказки.

– Есть разница, когда это происходит в жизни, – двинулась она дальше.

– Что, типа "секретных материалов", что ли? – откликнулась Ленка... и вдруг собралась и посмотрела пристально. – Это ты про Цезаря?

– Нет, Цезарь тут не при чем. – Она ответила подружке таким же проникновенным взглядом. – Лен, у меня просто полное ощущение, что я сделала усилием воли какую-то параллельную реальность и перешла в нее...

– И заодно меня в нее затащила? – вполне адекватно, полушутя оценила ситуацию подруга.

– Вроде того, – согласилась она. – Ты только не подумай...

– А я уже не подумала, – перебила ее смышленая Ленка. – Ань, ведь если подумать правильно, мы каждую минуту сами создаем реальность, а уж какая она там получится, параллельная или перпендикулярная, какая разница? Дело уже сделано.

– Это не то, – покачала она головой, не досадуя на Ленкину непонятливость: эта первая реакция подруги была заложена в ее план. – Сейчас ты поймешь. Вот, слушай, что сегодня было.

Десяти минут хватило на рассказ под нужным ракурсом.

Но пришлось все-таки сдаться и отпустить дрожь, толкавшуюся в диафрагме. Ну, ладно, пусть Ленка увидит эмоции. Может, это пригодится.

– ...Бывают совпадения и покруче, – был осторожный вердикт подруги, все еще сохранявшей позу пресыщенного жизнью восточного бея, но слушавшей ее очень внимательно.

Никаких хаханек про маньяков. Чуткая подруга поняла, что после такой подводки наступит момент истины, что вечерок действительно не томный... да Анька и никогда не делилась с ней пустяками, нет у Аньки, как и у ее сублимированного бойфренда, Джима Корбетта на стене, никаких пустяков.

– Бывают, – согласилась Анна, четко следуя задуманному плану. – Но у меня полное ощущение, что это я сама силой воли устроила этот виртуальный угон "мазды" где-то там, – она махнула рукой в сторону стены-окна, – потом усилием подсознания вызвала ментов, и они собрали всех нас в одном месте.

– Круто, – признала чуткая Ленка, решив не перечить подруге.

– А знаешь, откуда у меня такая шизофрения?

– Я и не думаю, что у тебя шизофрения, – строго предупредила Ленка.

– Зато я думаю. И буду думать, пока не расскажу тебе все...

Она глубоко вздохнула. И правда – все! Пора делать первый надрез.

– Там, у этих ментов, был открытый обезьянник. Я вошла к ним и прямо уперлась в него. Меня чуть не выворотило... Ты знаешь, как это со мной бывает.

– Да уж, знаю, видела... Меня, может, тоже выворотило бы, – поддержала Ленка, понятное дело, все еще не проникая в главные смыслы.

– Ленка, слушай внимательно, – почти с гипнотическим напором проговорила она. – Этот обезьянник – это мое прошлое. Я когда-то спаслась из него, но не избавилась от страха... Ты понимаешь, что это значит. Ты же проходила психотерапевтические курсы.

– Ну, Ань. Два месяца, – не стала хвалиться Ленка. – Так, для общего развития. Думала, может пригодится. Я же тоже из прошлого ушла... Все-таки каэмэс по синхронному дожала на последнем курсе. Ну, переросток была, да... Думала, может, пригодится... потренирую кого с толком. Каких-нибудь девчонок.

Что-то Ленке взгрустнулось. Не вовремя!.. Нет, не взгрустнулось. Просто отвлекает.

– Но ты же понимаешь? – Она начала давить на подругу, чего больше всего опасалась делать, но уже не могла сдержать себя... тронулась лавина, тронулась... Оправдание было одно: это твоя подруга, выращенная на заклание. – Или тебе напомнить, что это такое?

– Чего тут непонятного? – вздохнула Ленка и нарочито потянулась еще за одним пирожным. – Пока старые грабли не сломаешь, так и будешь ими по лбу бить.

– Молодец, Ленка! Спасибо! – с облегчением вздохнула она.

Только облегчение это оказалось полной капитуляцией. С дрожью уже невозможно было ничего поделать – дрожь расширялась взрывными волнами из диафрагмы, из солнечного сплетения... Казалось, каждая клетка тела, накрытая волной, начинает дрожать, вибрировать, пытаясь разорвать связи с другими клетками. Делалось страшно.

– Да? – снова не польстилась на похвалу Ленка, все пристальней приглядываясь к подруге.

Анне спустилась, сползла с пуфика на пол – так лучше, больше опоры. Нога и вправду затекла – очень даже вовремя. Она стала ее с силой растирать, сгибаясь и разгибаясь, будто выполняла стандартное упражнение из своего комплекса утренней гимнастики, и говоря в такт движениям тела и рук.

– Да, Ленка, да! В том обезьяннике, не в этом... Тогда десять лет назад... уже больше... они хотели меня убить... я бы просто исчезла – и все... я точно знала, я тогда видела, что они со мной будут делать... они все были бухие, кроме одного... а я была так обкурена и под газом, и еще дура была, косяк в лифчик прикопала. Прикинь!.. Я все видела, как в трансе. Там... Ленка, слушай! Там, впереди, было две реальности. Обе – в гроб. Даже если бы они отпустили меня живой и только пригрозили, что за наркоту упекут в зону, если их сдам, а там... Ты понимаешь?

Стала накатывать тошнота, муть... Она только приметила про себя, что уже не смотрит на Ленку, а смотрит в пол, мимо своей затекшей ноги.

– Ну-ка, прервись! – вдруг грозно и грубо, по-тренерски приказала Ленка.

Она не видела подруги. Только сильные руки Ленки, вдруг оказавшейся позади нее, подхватили ее под мышки, вздернули вверх – и бросили прямо на Ленкино место, лицом вниз.

Место было после Ленки теплым – и ей вдруг сразу стало легче, в сон бросило.

Подушки разлетелись в стороны – и Ленкины пальцы впились в ее плечи, а потом – в шейные позвонки.

– Ё-маё! – донесся откуда-то сверху по-настоящему злой Ленкин голос. – Еще тут не известно, кто кого потеряет. Колотит-то как тебя!

– Ты только не уходи, Лен! – вдруг взмолилась она, терпя сильную боль, Ленка умела делать массаж, как заправский мануальщик-костоправ. – Я должна... сегодня.

– Куда я пойду, блин! – еще злее откликнулась Ленка, вздохнула глубоко и шумно и сказала: – Вот что, подруга. Только рассказывать будешь не ты, а я. Это я про тебя буду все рассказывать, что придумала и додумала... а ты будешь только поправлять, когда совсем мимо кассы. Вот так! Идет?

– Идет, – сдалась она и сглотнула твердый комок.

Только сегодня. Только один этот день жизни – так она решила, сдавшись – она позволит узнать о себе все, что угодно, и сделать с собой все, что угодно. Этот день, который она держала в себе, как кнопку пожарной сигнализации в застекленной металлической коробке – "При пожаре разбить стекло" – настал. Разбей, Ленка, и давай туши! Заливай все, как хочешь, ничего не жалко... Она потом скажет спасибо. Она сумеет сказать подруге "спасибо".

Ленка снова схватила ее, как клещами, за плечи и резко перевернула – откуда у нее только сила такая?! Как у шпалоукладчика...

– Вот так! – сказала Ленка и накинула на нее сверху плед, а подушку из-под головы вынула.

– Ты чего мне, сеанс психоанализа... как по Фрейду? – чуть-чуть посопротивлялась она от непривычного, немного беспомощного положения. – Ты еще и это проходила?

– Да хоть горшком назови... – буркнула Ленка и больно ткнула ей указательным пальцем в верхнюю губу, прямо под носом.

И как только Ленка умудрялась делать всякий массаж – хоть силовой, спортивный, хоть точечный, китайский – с накладными ногтями?! Втягивает она их, что ли, как кошка?

– Ну вот, улыбаешься, значит, оживаешь, – довольно констатировала Ленка, глядя на нее сверху вниз... ну, прямо как на опознании трупа. – Готова, подруга?

– Готова,– кивнула она и только отодвинула от подбородка щекочущий край пледа.

Ленка вдруг нагнулась таким резким, смертоносным движением, так стрельнув глазами, будто задумала рывком поднять с пола бензопилу...

– Ты хоть помнишь тот последний звонок?

Оказалось, она так нагнулась, чтобы резко подхватить и подвинуть пуфик – причем не к изголовью, а подальше – к ее ступням. И села там, поодаль.

– Последний звонок? – не поняла Анна, успокоившись как-то чересчур рано и глубоко.

– Ну, не школьный же, е-маё! – ругнулась Ленка, ясно показав, что сеанс будет не фрейдовского психоанализа.

– Да, я помню, – кротко, сдаваясь в сомнамбулы, ответила она. – Помню.

Железный, жутко тяжелый для глаз ящик телефона-автомата во «Внуково»... В двадцати метрах от зоны регистрации. До рейса Москва-Владивосток, до конца света в одной, отдельно взятой столице чуть больше часа. Лотерея. Повезет – не повезет, ответит подруга или не ответит... Сколько там было нужно, чтобы позвонить – два рубля... или десять рублей... какие тогда деньги-то были, вообще? Точно помнится только, что мобильных еще не было. Вернее они были... но как иномарки. Здоровые такие железки Motorol'ы и Erircsson'ы. У нее не было ни мобильника, ни иномарки, время еще не пришло.

Подруга ответила – вот Божий подарок! Она подумала, что, может быть, это намек, сигнал надежды – еще она вернется, еще она родится тут... но только не сейчас.

– Ленка, слушай – и не ори, – спокойным, асфальтовым голосом произнесла она тогда в трубку уже набившую оскомину фразу – начало короткого гамлетовского монолога, который она повторяла всю дорогу до аэропорта.

Монолога, где только про "не быть"...

– ...Я слушала тебя и не орала, ты помнишь?

– Помню. Спасибо, Лен...

Дождь еще был. Затяжной. Текло по стеклянной стене – и смывало со стекла какую-то бетонную постройку, стоявшую напротив... теперь, здесь, в этом времени, очень напоминавшую ей ментовский аквариум в стороне от Ярославки. Аквариум с обезьянником – два в одном. Надо же, зоопарк на выезде!