Текст книги "Вор вне закона"

Автор книги: Сергей Алов

Соавторы: Константин Алов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Короче, пусть Фома разберется с барыгами. Это не наше дело. Он за лаве отвечал, с него и спросим. На все ему дается неделя.

Грузинские воры Фому поддержали и обещали помочь. Но он знал, что если не вернет в срок общаковые деньги, спросят они с него еще строже, чем свои славяне. Под завязку схода между национальными группами вновь возникла старая вражда.

Славяне упрекали кавказцев.

– Вы воровскими званиями торгуете как апельсинами на рынке. Апельсины и есть. Валите к себе в Сухуми, там и порядки свои устанавливайте.

– Мы звания продаем, но за вклад в общак, – оправдывались кавказцы. – Зато и понятия уважаем. Для нас воровское звание, пусть даже и за бабки купленное, святое. А вы, русские, беспредельщики. Вам на понятия плевать, воров убиваете как баранов.

– Говоришь, мы, русские, беспредельщики? Может и Квали тоже русский? – возмущались славяне.

– За Квали не отвечаем. Он у Нодарика работал. А сумасшедшие в любой нации встречаются.

– А вы у себя в Грузии вообще русских воров ментам сдали.

– Базар не по теме, – напомнил Писарь. – Мы здесь собрались, чтобы спросить с Фомы за общак. Если кто-то из воров с ним вместе бабки крутит, вместе и ответит.

После сходки Фома тут же позвонил Седому. Тот его успокоил.

– Спокойно, с бабками порядок. И менты на сворке. А уж с твоим ворьем как-нибудь справимся.

* * *

В отделении люкс Таганских бань стоял дым коромыслом. Из парной в бассейн и обратно сновали украшенные синими татуировками братки и голые девки. В комнате отдыха расположились авторитетные люди, воры-"славяне" – Ваня, Борец, всего человек пять. Был здесь и Писарь. Он не раздевался, всем видом своим демонстрировал неуместность подобного развлечения.

– Не время сейчас расслабляться, – бубнил Писарь, отправляя в рот тонкий ломтик лососины. – Лях дело говорит, добром это не кончится.

– Лажа это все, – расслабленно махнул огромной ручищей Ваня, вес которого сильно зашкаливал за центнер. – Фоме рога посшибали. Куда он денется? Не вернет благо в срок, поставим на счетчик.

Борец, жилистый, невысокого роста, со сломанными ушами, поддержал его.

– Вообще Лях себя ведет не по делу. Братвы сторонится, держится как один на льдине. С братвой оттянуться, стакан-другой залудить, ему западло, что ли?

В зал ввалился Лом, бригадир Вани. Он приблизился к боссу и что-то шепнул ему на ухо.

– Чингиз прибыл, – пояснил присутствующим Ваня. – Сейчас поднимется.

Не успел он проговорить это, как входная дверь распахнулась и в зал влетели двое охранников. У одного из левого плеча текла кровь.

– Атас! Линяйте отсюда! Чингиз братву мочит! – крикнул он и замертво рухнул на пол.

Из коридора послышались негромкие хлопки выстрелов и приглушенных автоматных очередей. Писарь среагировал первым. Он рванулся к двери в подсобку и исчез за ней. Остальные бросились к шкафам то ли за одеждой, то ли за оставленным там же оружием. Но в дверях уже стояли люди с автоматами. Первым в зал ворвался Сильвер. Автоматные очереди косили всех подряд. Законные воры валились рядом со своими пристяжными шестерками, проститутками и быками, не сумевшими обеспечить авторитетам должной охраны.

Закончив кровавое дело внутри сауны, Сильвер связался с шефом по мобильнику. Через минуту тот и сам вошел в зал.

– Как управились? – с беспокойством спросил Чингиз.

– Полный порядок. Ребята раненых добивают, – доложил Сильвер.

– У нас потери имеются?

– Нет, на сухую разобрались.

– Хорошо, зачищайте и уходите, – дал команду Чингиз.

Прибывшая по вызову администратора наряд милиции обнаружил лишь мертвые тела. Трупы вялились в жаре парной, плавали в кровавой воде бассейна и в лужах крови на полу.

Единственный человек, оставшийся в живых после бойни, Писарь к этому моменту был уже далеко. Убийцы, впрочем, тоже.

* * *

Воры Георгий Квантилиани по кличке Сван, Зураб Ходжава – Ходжа – и Вано Орбели – Князь – ужинали в принадлежавшей Свану шашлычной «Пацха». На столе возвышались трехлитровая бутыль настоящей грузинской Хванчкары и пара бутылок самтрестовского коньяка КВВК, произведенного в эпоху социализма. Покончив с закусками, гости ожидали горячее.

– Выгони своего повара, – посоветовал хозяину Князь. – Разве это сациви? Это суповой набор из куриных костей в грязной воде вместо орехового соуса!

– Зато какая долма! – возразил Ходжа. – Я такой долма только дома в Сухуми кушал! Скажи, чтобы шашлык подавали. Мне по карски. Люблю большие куски.

– Уже несут, произнес Сван, услышав за спиной торопливые шаги.

Но это был не официант. В кабинет вошли трое в надвинутых на глаза вязаных шапках-бандитках. Впереди был Сильвер, в его руках был автомат с глушителем, двое остальных были вооружены пистолетами.

Автоматная очередь срезала всех троих законников. Сильвер закончил стрельбу и взмахнул рукой. Двое с пистолетами подскочили к упавшим и выстрелили каждому в голову по два раза.

Сильвер достал мобильник, набрал номер и тихо произнес.

– У нас все чисто, мы уходим.

Через секунду трое убийц исчезли так же тихо и незаметно, как и появились.

* * *

Вор Тариел Гурамишвили, известный как Гурам, не скрывал торжества. Он развалился на заднем сиденье своего пятисотого «мерина», которого давно мечтал сменить на «майбах». Теперь, похоже, мечта сбывалась. Сидевший рядом с ним Дато Батумский, напротив, был озабочен.

– Считай, что ключ от общака у нас в кармане, – снисходительно вещал Гурам.

– Ты думаешь, Фома пойдет против своих, славян? – с сомнением спросил Дато.

– Он уже давно пошел, – сообщил другу Гурам. – Славяне тупые, держатся за свои понятия и от них никуда. Кому это сегодня надо? Может кто из воров сегодня согласится на "ломку" – раз в три года делать ходку на зону к хозяину? Пусть тот на зоне сидит, у кого ума нет. А у кого в котелке масло, а не тараканы, то пусть живет на воле долго и счастливо. Как ты и я.

Из окна обгоняющего их ярко красного "чероки" вдруг высунулся ствол автомата. Пули изрешетили бок "мерседеса", прошив его салон и всех находившихся в нем. Водитель погиб первым. Машину повело вправо, бросило через кювет на толстую березу. Смертельно раненый Гурам в последний момент жизни успел увидеть как из пробитой головы мертвого Дато толчками выхлестывается кровь. Затем последовал жуткий по силе удар и тишина…

На пустынной трассе не было видно ни одной машины. Ярко-красный "чероки" давно исчез за сеткой мелкого дождя.

* * *

Звонок в дверь поднял Ляха из постели.

– Лежи, я открою, – успокоила его Карина.

Она накинула халат и пошла в прихожую. Лях все же не стал расслабляться и последовал за ней.

– Кто там? – спросил он ее.

– Не знаю, какой-то подозрительный тип.

– Если подозрительный, это нормально. Бояться надо тех, кто на вид приличный и безобидный.

Лях взглянул на монитор дверной видеокамеры и сразу узнал в пришедшем Писаря.

– Открой, это ко мне, – велел он.

Карина открыла дверь и впустила нежданного и незваного гостя. Лях провел его в гостиную и усадил в глубокое кресло. Старый вор был бледен.

– Что стряслось? – Лях предчувствовал беду.

– Всех наших побили. В Таганских банях. Пришли с автоматами, перемочили охрану, а потом покосили и всех остальных. Я ушел чудом.

– Ты видел, кто это сделал? – Лях был вне себя. – Это были пиковые? Лаврушники?

– Нет, – Писарю было трудно признать свою неправоту. – Вышло по-твоему. Чингиз продался.

– Ты сам его видел?

– Да, сам. Сначала быки из охраны успели стукнуть, что чингизовы наших мочит, а потом я из подсобки, куда заховался, и сам его разглядел. Он, сука, собственной персоной, тварь продажная! А вслед за этим и пиковых замочили. Я пытался связаться с Гурамом и Князем, но они тоже убиты. И думаю не только они. Я здесь долго не задержусь, да и тебе не советую.

– Про эту лежку никто не знает, – возразил Лях.

– А как же я тебя нашел? – усмехнулся Писарь. – Значит и другие найдут.

– Тогда уйдем вместе?

– Нет, не стоит. По одному уходить – вдвое больше шансов спастись. К тому же тебе еще собраться надо. Вот телефон Вальтера. Его сейчас нет в городе. Постарайся связаться с ним. Он будет знать где я нахожусь.

В комнату вошла Карина. В руках у нее был поднос с чашками и тарелками.

– Сейчас чай заварится, – сообщила она.

– Спасибо девочка, но мне пора, – заторопился Писарь.

Через минуту он ушел.

Лях стоял возле окна. Ему было видно как Писарь в свете уличного фонаря переходит дорогу. Неожиданно из-за угла вывернул красный джип и рванулся за стариком. Выстрелов Лях не услышал, но увидел как Писарь упал на мокрый асфальт.

Лях бросился в прихожую, где висела его куртка. В дверях его остановила Карина.

– Куда ты?

– Писаря убили!

Она вцепилась в него обеими руками.

– Не ходи, тебя тоже убьют!

– Меня могут убить и здесь.

– Нет. Он обещал, что не тронет тебя, если ты не будешь высовываться…

Лях замер.

– Обещал? Он? Кто это?

– Седой…

– Так он жив? Откуда ты его знаешь?

– Работали вместе, – призналась Карина. – Он, я и питерский вор Юрик Горбатый. Потрошили евреев, отъезжающих на постоянное место жительства. Деньги, драгоценности, антиквариат. Это Седой поместил меня в эту квартиру и велел ждать тебя. Он знал, что ты сюда придешь.

– И ты молчала?

– Конечно. Сначала я не знала тебя, а потом, когда… Одним словом, потом было уже поздно. Я не хотела, чтобы ты ушел. Но Седой обещал, что если ты откажешься от борьбы за общак, он тебя не тронет.

– И ты поверила? Да Седой не променяет шанс увидеть меня в гробу и на десять общаков! Он просто ждал удобного случая, чтобы прихлопнуть всех разом. И, похоже, дождался. Писаря ты сдала?

– Да. Я позвонила Седому, пока вы разговаривали, и передала, что Писарь жив и находится у меня.

– Зачем?

– Просто я дура. И еще я хотела тебя спасти. Плевать мне на Писаря, на общак и на всю эту дурацкую войну. Я люблю тебя, – призналась Карина.

Лях вздрогнул как от пощечины.

– Ты останешься? – спросила его Карина. – Эту дверь не взломать, а взрывать ее они не посмеют. Внизу живет прокурор района. Останься со мной.

– Нет.

Лях направился к дверям.

– Постой, не туда.

Карина провела его в коридор и открыла дверь чулана, за которой находилась камера мусоропровода.

– Сюда! Здесь черный ход. Лестницу застроили, но отсюда можно попасть в соседнюю квартиру. Соседи уехали, оставили мне ключи. У них подъезд выходит под арку, тебя там никто не увидит. Прощай. И прости.

– Не за что мне тебя прощать.

Лях открыл выходящую в чулан дверь соседней квартиры и замер на секунду. В прихожей Карины раздался требовательный длинный звонок, потом еще один.

– Не открывай, – предупредил ее Лях. – Они тебя убьют.

– За меня не волнуйся. Мы увидимся когда-нибудь?

– Вряд ли.

– Помоги Карику. Он скоро освободится.

– Не беспокойся. Если останусь жив, я его разыщу.

И Лях исчез за дверью. Карина вернулась в свою квартиру. Звонки в дверь не утихали, но, напротив, становились все настойчивее. Карина взглянула на экран дверного монитора. На лестничной площадке стоял Седой. Он был одни. Помедлив немного, она открыла дверь. Седой вошел в квартиру и огляделся.

– Где он?

– Ушел.

– Давно?

Карина пыталась казаться равнодушной.

– Час назад. Может быть больше.

– Врешь, я тебя знаю. Не возражаешь, если мои ребята обшарят это гнездышко?

– Только через мой труп, – ее глаза блеснули гневом.

Седой удрученно покачал головой.

– Мне бы этого не хотелось. Но если ты не оставишь мне другого выхода, мне придется воспользоваться твоим предложением. Имей в виду, если я решу убить тебя, я это сделаю легко.

– Попробуй. За мою смерть тебе придется ответить. У меня есть сын и… Друг.

Седой снова с укором покачал головой.

– Ну, с этим другом, я думаю, мои орлы разберутся в течение ближайших пятнадцати минут. А щенка твоего я сгною на зоне. Мне это также труда не составит.

– Скотина!

Карина выхватила из кармана халата маленький хромированный пистолет и прицелилась в Седого. Но он опередил ее. В его руке также оказался ствол, причем куда более серьезный. Тяжелая пуля сорок пятого калибра автоматического пистолета Кольта, ударив в плечо, отшвырнула Карину к стене комнаты.

– Что ж, очень жаль, что все так кончилось, – цинично сообщил Седой. – Видит Бог, я этого не хотел. Ты сама виновата.

– Да, я сама во всем виновата… В первую очередь в том, что связалась с такой тварью как ты!.. – прошептала она из последних сил и снова попыталась навести пистолет, который, падая, не выпустила из рук.

– Снова-здорово. Ну зачем ты так? – огорчился Седой. – Давай расстанемся друзьями. Адью, кара миа…

И выстрелил женщине в голову.

В квартиру вбежал один из быков Седого.

– Шеф, он ушел! Ребята видели его на улице, но потеряли.

– Ай-я-яй, а вот это очень плохо, – покачал головой Седой. – Ладно, пошли отсюда, здесь больше делать нечего.

ГЛАВА 21. ВСЕСОКРУШАЮЩИЙ КРЮК

Церковь была наполнена ароматом каждения и гулом голосов. Процедура исповеди шла полным ходом. Закончив с очередным раскаявшимся грешником, священник окинул скорбным взглядом изрядную толпу соискателей небесного блаженства.

"Мне бы их заботы", – с печалью подумал он и произнес:

– Следующий!

От очереди отделился крепкий молодой мужик с волевым лицом и короткой стрижкой, одетый в кожаную куртку с наворотами и качественные джинсы.

– Исповедуйся, сын мой, в чем грешен?

Кающийся достал из кармана бумажку со списком и стал разворачивать.

– Это мои грехи за прошедшую неделю, святой отец, – сообщил он. – Я вот тут набросал коротенько, чтобы чего не забыть.

И принялся за чтение:

– Во-первых я убил одного урода… то есть раба Божьего, который, в свою очередь, хотел убить меня. Но оказалось, что я стреляю лучше.

Во-вторых на этой неделе я разрулил за хорошие бабки один базар и плюс к этому получил нетрудовые доходы за крышу с трех ларьков и водочного цеха. Кстати, сотку баксов я опустил вон в ту золотую коробку на ремонт вашего храма.

В-третьих я не заплатил двум путанкам. Но обе так орали во время оргазма, что я подумал – не взять ли мне с них за удовольствие долларов по двадцать.

В-четвертых позавчера я омерзительно нажрался и устроил небольшой погром в ресторане для голубых "У Пети и Гаврика". Угрожая пистолетом, я, грешный и недостойный, оскорблял клиентов этого вертепа, обзывал их жопушниками, заставлял хозяина есть горчицу и нецензурно при этом выражался. Так мне потом рассказывали, потому что сам я ничего не помню.

Священник неодобрительно покачал головой.

– Ты, сын мой, снедаем пагубными страстями и обуян духом ненависти.

– Вы правы, батюшка. Я очень многих ненавижу, но больше всех – начальника Управления спецслужбы генерал-майора милиции Ниночкина. Ничего не могу с собой поделать. Убил бы козла, честное слово!

– Ты, раб Божий, случайно не бандит?

– Нет. Я старший опер Управления спецслужбы капитан Крюков.

– Фамилию и звание называть не обязательно.

– Как же это не обязательно? Хотите сказать, что в Божьей канцелярии как в ФСБ рассматривают анонимные заявления?

– Господу это не нужно, он всеведущ, сын мой.

– Все равно, точные установочные данные не повредят даже Богу. А то еще отпустит мои грехи кому-нибудь другому. А почему вы спросили насчет бандита? Есть проблемы?

– У меня недавно машину угнали, белую "волгу". Машина почти новая, только заднее крыло чуть помято, – неохотно признался священник.

– Забудьте мирские тревоги, отче. Считайте, что машину вам уже вернули. Вы только позаботьтесь о моем прощении, чтобы наверняка. А я займусь вашей тачкой. Договорились? Крюков моя фамилия, не перепутайте. Вот визитка с номером мобильника. Звоните.

– Ступай с миром, раб Божий, и больше не греши. Ныне отпускаются тебе грехи твои! Я тут по быстрому закончу и через полчаса звякну, сообщу подробные приметы и номер моей машины. Аминь.

* * *

Первым делом Крюков наведался в круглосуточную чебуречную, прозванную таксистами «Зеленый глаз». Тот, кого он искал, амбал Гриша Кардан, сидел на своем месте, за угловым столиком и пил свои утренние «три по пятьдесят».

Когда-то, очень давно, Гриша тоже был таксистом. Теперь у него был свой маленький бизнес – то ли стол справок, то ли бюро добрых услуг. Он знал все о движении автотранспорта. Не в смысле как проехать или где улица перекрыта пробкой, а в смысле движения транспортных средств от старых, законных владельцев к новым, незаконным.

Не раз случалось так, что обворованный автовладелец своевременно обращался к Грише и с его помощью выкупал свою собственность за сравнительно небольшие деньги.

Гриша только было собрался опрокинуть в себя первые пятьдесят граммов водки, как Крюков уселся на стол прямо перед ним и перехватил в полете его руку со стаканом.

– Э, братан, да ты никак водку пьешь? А ведь это запрещено!

– Ну, блин, менты, волки позорные, драконы тухлые, нигде от вас покою нет! – заныл Гриша. – Сижу, культурно кушаю, и на тебе! С каких это пор, в натуре, водку пить запрещено?

– С сегодняшнего утра. Парламент закон принял, президент, не глядя, подписал. Телевизор смотреть надо!

– Пургу гонишь, начальник, я тебя знаю, – осклабился Кардан. – Ну и что мне за это будет? Штраф в тыщу мильенов минимальных окладов? Так я инвалид!

– Нет, по новому кодексу – перелом предплечья. Со смещением, – сообщил Крюков, не выпуская его руки. – Будешь дважды инвалидом.

И нажал на сгиб не слабой гришиной лапы, сжимавшей стакан. Тот почувствовал себя в капкане.

– Эй, кончай прикалывать, – всерьез испугался Кардан. – Говори, что надо.

– Неделю назад, или около того, какие-то орлы двинули телегу у моего знакомого попа. Нехорошо получилось. Ему о вечном заботиться надо, а тут конкретный земной геморрой. В корень оборзели, на Бога рашпиль подняли. Конкретно – белая волга, почти новая, заднее крыло чуть помято. Ну так как, память освежать будем?

И Крюков перевел гришину лапу на излом.

– Ай, не надо, начальник! – взмолился Кардан. – Все скажу! Тачка на сервисе у Винтика и Шпунтика в Марьинке, они ее перекрашивали и номера перебивали!

– Ладно, живи, – сжалился Крюков и выпустил руку бывшего таксиста.

Чтобы не выронить стакан из онемевших пальцев, тот вынужден был перехватить его другой рукой.

* * *

Вернувшись в контору, Крюков столкнулся в коридоре со старым другом, опером аналитического отдела капитаном Москвиным.

– Слушай, старик, ты сейчас очень занят? – спросил он. – На час оторваться не сможешь? Надо на стреме постоять.

Тот согласился, они спустились, сели в старую крюковскую "волгу" и двинулись в направлении Марьиной Рощи.

– Ты куда шел? – спросил его Крюков.

– В бухгалтерию. Командировочные выписывать. Завтра отбываю в составе мобильной опергруппы. Надоело в отделе штаны просиживать и справки составлять.

– Ну и дурак, – отозвался Крюков. – Это тебя новый "зам по опер", Канарис соблазнил?

– Он самый, и не соблазнил, а выдвинул, – подтвердил догадку Москвин. – Зря ты, Крюк, с ним грызешься, он мужик нормальный. За месяц таких дел наворотил!

– Именно поэтому я ему и не верю, уж больно прыткий. Так в какую степь тебя сослали?

Москвин понизил голос и сообщил:

– Чечены подогнали в Ростов партию геры. Дальше грузят в вагон и повезут в Москву по рельсам. Канарис по приказу генерала набрал мобильную группу для оперативного прикрытия.

– Наркоту прикрывать? От него это запросто можно ждать.

– Шутишь? – обиделся Москвин. – Мы будем отслеживать контакты. Это же операция века! Вернусь майором, как Гагарин. Жалко, что ты с Канарисом в контрах, вместе бы махнули.

Крюков вздохнул.

– Куда? За орденами и званиями? Прими совет, если успеешь. Когда общаешься с Канарисом, держи патрон в патроннике и не расслабляйся. И звони почаще. Вот мы и приехали. Прикроешь меня на воротах. Внутри я как-нибудь сам разберусь, просто не хочу, чтобы нам помешали.

Автосервис Винтика и Шпунтика находился в промзоне за Марьиной Рощей. Промзона представляла собой целый район с улицами и перекрестками, клином застрявший между тремя железными дорогами – Октябрьской, Рижской и Окружной. Найти здесь что-то казалось невозможным. Но Крюков легко отыскал нужные ворота.

Винтик и Шпунтик и в самом деле походили на носовских персонажей. Один был длинный и худой, другой маленький и толстый. Визиту Крюкова они определенно не обрадовались. Винтик сморщился и повел носом:

– Каким ветром, начальник?

Крюков не стал темнить и изложил суть проблемы.

– Да, эта тачка была у нас, – Винтик понимал, что совсем отпираться бесполезно и невыгодно. – Перекрасили в черный цвет, номера перебили. Где она теперь, вам виднее.

– Как это? – не понял Крюков.

– Ее ваш мужик пригонял. Майор ментовской. Сказал – так нужно для оперативных целей.

– Почему майор? Он что, в форме был?

– Ясный пень, в форме. И даже ксиву показывал, – сообщил Шпунтик. – Мурашов фамилия, я запомнил.

– Как? – опешил Крюков.

– Мурашов, – подтвердил Винтик. – Я тоже видел.

– Он был один?

– Пригонял один, а когда забирал, к нему на выезде кацошник сел. Со шрамом. Только я так скажу – этот майор такой же мент как и я.

– Еще бы! – усмехнулся Крюков. – Настоящего майора Мурашова месяц назад в трех пакетах нашли. По частям. Что еще можете добавить?

Винтик покачал головой:

– Мы бы вам, начальник, даже этого не сказали, но у нас проблема. Крыша нужна.

– А ваша куда подевалась? Съехала с концами?

– Продырявили крышу. Нас Быча крышевал, – сказал Шпунтик. – Его на днях замочили. А сегодня пара отморозков приходила. Представились – от Чингиза. Слыхали про такого? Сказали, что теперь платить будем им. Такую сумму объявили, что нам проще закрыться.

– Главное, говорят – бабки нужны для войны с беспредельщиками, – добавил Винтик. – А сами хуже всякого беспредела себя ведут. Так как, поможете?

– Попробую, – согласился Крюков. – Запиши номер моей мобилы.

– Они вместе приехали, – сказал вдруг Шпунтик.

– Кто? – не понял Крюков.

– Чингизова братва и эти, майор с грузином. Вы, конечно, можете считать, что мы вас на крышу разводим, но только это точно в цвет. Они из одной лавки. И кровищей от них воняет – как от скотобойни.

– Разберемся, – процедил сквозь зубы Крюков и на прощанье предупредил. – Если кто из них появится, сразу звоните.

* * *

Позвонить они не успели. Поздно вечером в ворота въехали два джипа. Из них выскочили братки и бросились в цех, где мастера колдовали над очередной иномаркой. Позади шел Чингиз. Он был в длинном, до пят, черном лайковом плаще и время от времени поглаживал себя по черным, с проседью, волосам. Глаза его прятались за черными стеклами очков, в зубах дымилась вонючая сигара.

Быки Чингиза выволокли Винтика из-под днища машины, Шпунтика оторвали от двигателя. Согнув мастеров пополам, их толкнули к ногам авторитета. Тот недобро улыбнулся, сверкнув золотой фиксой.

– Что, работяги, заждались? Бабки приготовили?

– Да когда нам, блин, их собирать-то было! – Быче неделю назад за месяц отстегнули! – с натугой от согнутой позы просипел Шпунтик.

– Ну, раз Быче все отстегнули, с ним и разбирайтесь!

Чингиз выхватил из-под плаща "стечкин" с навернутым на ствол глушителем.

– Э, постой!… – Винтик попытался закрыться перепачканными в масле руками.

– Уже стою, – Чингиз презрительно сплюнул. – О чем базар? Вас чисто конкретно предупреждали. Не въехали по ходу? Так вот врубись, грязнуля, твои бабки для меня – капля в море. Я на бензин в день больше трачу. Мне выгоднее вас обоих грохнуть, чтобы другим было неповадно зажимать мое лавье. Так что гудбай!

Ствол дважды коротко чихнул. Над срезом глушителя закурился дымок. Тела механиков распластались в луже, вода в которой стала интенсивно краснеть. Следом в лужу полетел богатый, на три четверти, окурок дешевой сигары.

– Зажгите здесь все на хрен, – распорядился Чингиз, садясь в один из джипов.

– А если рванет? – забеспокоился один из братков. – Соседние гаражи может захватить.

– Да насрать. Твое что ли? – удивился Чингиз.

– Ха! Точно! Зажигаем! – бык весело помчался в цех.

Джипы вырулили с территории автосервиса, освещаемые в корму разгоравшимся пламенем пожара. Они уже подъезжали к Шереметьевской эстакаде, когда в недрах промзоны грохнул сильный взрыв.

* * *

Оторвавшись от преследования, Лях почувствовал себя затравленным волком. Деваться было некуда. Домой идти нельзя, Писарь убит, остальные воры либо мертвы, либо, как и Лях, вынуждены скрываться. Оставался Фома. Из всех воров он был самым предусмотрительным и имел серьезную охрану. Но Лях ему не доверял.

Он сидел в маленькой псевдокитайской забегаловке и пил довольно приличное китайское пиво. Стемнело. Лях уже принял решение на время исчезнуть из Москвы, отсидеться в тихом месте и как следует осмотреться, как вдруг запиликал его мобильник.

Звонил Фома. Лях ожидал сейчас услышать кого угодно, но только не его.

– Надо срочно встретиться и перетереть ситуацию, – сказал Фома. – Жду тебя в своей тачке на углу напротив "Шести ног".

Кафе "Аист", или "Шесть ног", печально известное как место кровавых разборок, Ляху не понравилось. Но выбирать не приходилось.

Лях издалека увидел стоявший прямо под фонарем шестисотый "мерс" Фомы. Ошибиться было невозможно. Детали облицовки, которые у нормальных людей серебрятся хромом, у Фомы сверкали золотом как улыбка продавца с Центрального рынка.

Лях подошел, нырнул в распахнувшуюся дверь и уселся на заднее сиденье рядом с хозяином шикарной иномарки. Охранники застыли снаружи. Фома заметно нервничал, что было вполне объяснимо.

– Объясни, как получилось, что твой бригадир, Чингиз, перемочил авторитетную братву в Таганских банях? – с ходу спросил Лях. – Меня он, кстати, тоже ищет, чтобы замочить. Что скажешь?

– А я при чем? – огрызнулся Фома.

– Все началось после того, как тебе дали неделю сроку забрать общак из банка Хоря и предъявить сходняку.

Фома поежился. Он не сомневался, что в данной ситуации от Ляха в любой момент можно получить нож под ребра или плевок бритвой по глазам, и сменил тон с агрессивного на хнычущий.

– Я, Лях, в натуре, не при делах, век воли не видать! Ну откуда я мог знать? Барыги между собой филки не поделили. Отморозки правильных людей помочили. А я каким краем виноват? Сукой буду, я в полной непонятке. Но раз я в тему вписался, отвечу. Все знают, Фома не фраер. Слушай, что предлагаю. С банкиром этим, Хорьом, я подготовительную работу сам проведу. Он мне, сука, за общак ответит. Ты подъедешь с его кредиторами из "Кара-банка" и мы припрем барыгу к стенке. Я из него все общаковые бабки до последней копейки вытрясу. А потом и с Чингизом, иудой, разберемся. Хоп?

Лях задумался. Фоме он не доверял, но и прямо обвинить его в убийствах авторитетных воров не решался. Чингиз вполне мог действовать по собственной инициативе или снюхаться с отморозками.

– Хорошо, – согласился наконец Лях. – Забьем стрелку, устроим очняк. Я привезу барыг из "Кары", они подтвердят, что передавали общаковые бабки Хорю. А ты тащи этого жирного карася. Где встретимся?

– У меня на даче, – предложил Фома. – Туда Чингиз не сунется, побоится. И вот что…

Фома пошарил под сиденьем и протянул Ляху большой черный пистолет.

– Возьми и не спорь. Я знаю твои принципы, это дело хорошее. Но когда какой-нибудь обкурившийся идиот приставит к твоей голове ствол, что ты ответишь такому отморозку? Спросишь, мотал ли он срок и в какой масти? Так что держи, это "АПС". Стечкин. Бьет шумно, но зато наверняка, при необходимости может и очередями.

Лях взял тяжелый ствол и повертел в руках. Из такого же в него стрелял грузин со шрамом. Он протер рукоятку носовым платком, и так же, держа оружие платком, вернул Фоме.

– Нет, благодарю. Я вор, а не бандит. И пусть я останусь последним вором, который так и не осквернил руки оружием. Я же как-никак Лях. А то если так и дальше пойдет, скоро менты с обрезами начнут шляться, а шпана с гранатометами.

– Насчет шпаны не скажу, а менты с обрезами уже мотаются, – предостерег его Фома. – По крайней мере одного такого я хорошо знаю. Встретишь, держись от него, козла, подальше.

* * *

Свет фонарей отражался в лужах на мостовой. Улица была пуста. Почти пуста. Черная «волга» приближалась на бешеной скорости. Старший опер Крюков вскинул обрез двустволки-вертикалки двенадцатого калибра и дважды нажал спусковой крючок. Выстрелы слились в один, у охотников это называется дуплетом.

Стволы были заряжены тридцатиграммовыми пулями-жаканами. На западе их называют "автостоп". Одна, попав в капот, вырвала его крышку и отбросила ее на лобовое стекло, другая устроила фарш из карбюратора.

Бензин полился по двигателю на генератор, вспыхнул и взорвался огненным шаром. "Волгу" бросило на тротуар. Сбив светофор, машина ткнулась в мощный столб и замерла. Из открывшихся от удара передних дверей вывалились двое. Один тут же вскочил и двумя длинными очередями разрядил в опера магазин автоматического пистолета, вероятно "стечкина". Крюков нырнул за бетонную плиту, едва успев разглядеть его лицо, пересеченое рваной бороздой шрама.

Второй был облачен в милицейскую форму. Он вскинул короткий "калашников" и поддержал напарника огнем. Положение Крюкова становилось незавидным. Стреляли ребята плохо, что было странно для профессионалов. Они садили длинными очередями, из которых лишь немногие пули попадали в так своевременно брошенную строителями бетонную конструкцию, служившую Крюкову укрытием.

Длинные очереди и низкая кучность стрельбы киллеров объяснялись просто. Те еще не оправились от шока, вызванного взрывом и столкновением со столбом. Но долго так продолжаться не могло. Позиция Крюкова, несокрушимая в лоб, могла оказаться ловушкой, если бандиты догадаются разойтись в стороны и взять опера в клещи, ему наступил бы верный кердык.

Справа виднелся соблазнительный угол дома. Темно и выступ – от гранаты прикроет. Но до него пришлось бы бежать по совершенно открытому месту

Крюков перекатился в сторону за невысокий парапет. Он не сразу сообразил, что это стена, пока в мозгу не всплыл знакомый с детства лозунг: "Пользуйтесь подземным переходом". Действительно, боевые действия, а особенно скоротечные огневые контакты, в городских условиях бывают подчас весьма специфичны.

Крюков птицей пронесся по слабо освещенному переходу, рискуя сломать ноги в потемках. На другой стороне его, естественно, не ждали. Киллеры торопливо расстреляв боезапас, поспешно меняли магазины. Толстяк в форме вскочил от неожиданности и получил большую свинцовую пулю прямо в живот.

Крюков подозревал, что под милицейским кителем у него бронежилет, но это дела не меняло. Толстяка швырнуло на асфальт, при этом один ботинок у него слетел как от удара автомобиля, что свидетельствовало о летальном исходе. Он неподвижно растянулся на мокром асфальте мостовой. Лицо его представляло собой сплошную кровавую маску.

Крюков приблизился к нему, как подходят к убитому медведю – с тщательно перезаряженным оружием наготове. Снова послышался шум мотора. Скрипнув тормозами, рядом остановился патрульный "форд". Из него как чертики из коробочки выскочили двое бойцов в камуфляже. Руководил ими лейтенант. Патрульные, сохраняя безопасную дистанцию, приблизились к горевшей "волге". Лейтенант следом за ними подошел к телу в милицейской форме и мыском сапога ткнул в безжизненный лоб. Потом повернулся к оперу. Кивнул.