Текст книги "Пропавшие среди живых (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

8

– Игорь Васильевич, а как вы в милицию попали? – спросил Власов в свой очередной визит на Литейный, четыре. Он ходил туда почти каждый день.

Корнилов неопределенно хмыкнул и пожал плечами.

– Да как-то так получилось…

– Как-то так получилось, – повторил Власов и улыбнулся. – Очень доходчиво…

И подумал: «Если бы я не знал, что Корнилов талантливый сыщик, ни за что бы не поверил! Уж больно он нервный… Незащищенный какой-то».

Власову казалось, что работник уголовного розыска должен быть вдумчивым, трезвым аналитиком, спокойным, сосредоточенным. А этот всегда насторожен, обидчив…

– Вы все подсмеиваетесь надо мной, – сказал Корнилов, – а зря. Ну что я вам скажу, ей-богу! Врать не хочется, а правды я и сам не знаю. Попал и попал. – Он нахмурился недовольно и сразу стал похож на большого, незаслуженно обиженного мальчишку.

– Да ведь вы мне обещали, – упрекнул Власов. – А теперь на попятный.

– Да ничего я не обещал, – проворчал Игорь Васильевич. – Не обещал я! Неужели я такой осел, что мог обещать невыполнимое?

Власов успокаивающе поднял руку:

– Замнем для ясности. Будем считать, что мне обещал об этом рассказать кто-то другой… Наверное, Белянчиков.

Корнилов посмотрел на Константина Николаевича с упреком и грустью, покачал головой, словно хотел сказать: ну зачем же так?

С минуту они молчали. Потом Корнилов вдруг улыбнулся и сказал:

– Я вообще-то сначала пошел на завод, Константин Николаевич. Так получилось. Поступал после седьмого класса в механический техникум. Поступил и даже год отучился. Потом производственная практика. На станкостроительном имени Свердлова… Надо было сдавать пробу на четвертый разряд. Плоскогубцы сделать. Чуть ли не неделю дали на них. И сказали – кто когда сделает, тогда и в отпуск пойдет. Ну ребята-то все неумехи по этой части. Валандались с плоскогубцами страсть как долго. Кто запорет, кто себе пальчик ушибет. А я уже кое-что умел. Дома от отца небольшой верстачок остался. И первоклассный инструментарий. Отец у меня водолазом был. Эпроновец. Сейчас как-то про них и не слышно, а до войны про водолазов чуть ли не как про летчиков слава шла. Мне мать рассказывала. Ну а что такое водолаз? Такой же рабочий. Да отец и был рабочим. И любил с металлом баловаться. Вот я и пристрастился. Правда, начал с поджигалки… Хорошее начало? Каюсь. Но сделал ее здорово…

Ну и когда на заводе плоскогубцы надо было делать, то я за пару часов такое изобрел, что мастер их сразу в карман сунул и ушел. Я подумал – пошел оформлять мне бумагу на разряд. Чувствую, вещичку неплохую сварганил… Потом подошел ко мне один дед. В кепочке замасленной такой, шея тонкая, как у индюка, кадыкастая. Вынул мои плоскогубцы из кармана и буркнул:

– Ты сделал?

Я даже испугался. Неужто напортачил? Кивнул головой, словно язык проглотил. Дед меня своей тощей лапой за рукав зацепил, как клещами, и повел за собой. Приволок на слесарный участок. Подвел к верстаку. Показывает мне деталь. Я уж сейчас и не помню, что это такое было. Перепугался очень.

– Можешь сделать? – спрашивает. Я повертел в руках.

– Могу, – говорю.

Показал мне дед инструмент. Штангенциркуль дал, а чертежей никаких. А сам ушел.

Сколько я бился с этой штуковиной – не помню. Только когда дед пришел, она уже готова была. Посмотрел он, прямо обнюхал всю, только что не лизнул. Сказал:

– На три с минусом.

Обиделся я – страсть. А дед мне и говорит:

– Есть у тебя, парень, к металлу чутье. Иди к нам на завод. Буду из тебя человека делать.

Я ему толкую – в техникуме учусь. На каникулы тороплюсь ехать, рыбу ловить, а дед только рукой махнул: «Знаем мы эти техникумы!»

Пригласил меня к себе начальник цеха. Объяснил, что дед этот вовсе и не дед, а лучший заводской слесарь Григорий Дормидонтович Сайкин. Король слесарей. «И уж раз решил тебя в ученики взять, – говорит, – значит, большие надежды возлагает…»

«Какие надежды, – говорю, – когда три с минусом поставил!» Мальчишка я еще совсем был… Начальник цеха посмеялся и уговорил-таки меня…

А все дело решила все-таки тройка с минусом. Обиделся я очень за нее. Подумал – я вам докажу! Честно говоря, на заводской практике мне очень интересно было, – продолжал Корнилов. – Смешно, а даже запах на слесарном участке нравился. Ну а потом, когда видишь, что у тебя что-то получается и товарищи, у которых на контрольной ты иногда примеры списывал, бегут к тебе по каждому пустяку и просят объяснить, как кронциркулем пользоваться, какое сверло ставить, а сверла у них одно за другим ломаются, это тоже что-нибудь да значит для парня, которому шестнадцать лет…

Проработал я на заводе три года. И все с Сайкиным. Ох старик и въедливый был! Но за эти три года сделал из меня человека. И слесаря шестого разряда. Это в девятнадцать-то лет! Вот так-то, Константин Николаевич! Если мы «Волгу» вашу отыщем и ремонт какой потребуется, вы ко мне обращайтесь. Я чинить-то их лучше, чем искать, могу. Правда! Не сомневайтесь.

– Обращусь, обращусь, – нетерпеливо сказал Власов. – Только вы на мой вопрос не ответили.

– Ну, Константин Николаевич, какой вы, право…

– Занудный! – усмехнулся Власов.

– Во-во! Неужели все журналисты такие дотошные? Я тут с три короба наговорил, а вам все мало. Вот вы мне дайте срок… Ну с недельку. Подумаю, поразмыслю – зачем это мне понадобилось в уголовный розыск идти – и вам расскажу. – Он посмотрел на часы. – Ну что? Может, на сегодня хватит? Не пора ли по домам?

– Игорь Васильевич, а не поужинать ли нам вместе? – предложил Власов.

– А действительно, почему бы и не поужинать? – согласился Корнилов.

Они вышли на Литейный, остановились в раздумье: куда идти?

– Может быть, поедем ко мне домой? – спросил Игорь Васильевич. – Совсем недалеко, на Петровскую набережную. Только я сейчас на холостяцком режиме. Пока с уголовниками вожусь, дома почти не бываю, а мама у меня болеет.

– Давайте-ка пойдем лучше в «Ленинград»! Зачем вашу маму беспокоить. Кормят там прилично. Вы же знаете, я живу в «Ленинграде», – предложил Власов.

– В «Ленинград»? – с сомнением покачал головой Корнилов. – Что-то мне не очень туда хочется. А вам?

– Пойдемте, пойдемте, я есть хочу.

В ресторане народу было немного. Лишь недалеко от столика, куда сели Власов и Корнилов, ужинала большая шумная компания. Видно, отмечалась какая-то торжественная дата. Скорее всего день рождения, потому что все встававшие с рюмками обращались к сидевшему во главе стола молодому, рано располневшему мужчине, а он церемонно раскланивался и улыбался еле заметной снисходительной улыбочкой, словно он знал что-то такое, о чем никто другой и не догадывался. Пока Власов изучал меню, Корнилов исподволь, незаметно разглядывал компанию, удивлялся, что все собравшиеся за столом, еще молодые люди, как-то слишком рано располнели, огрузнели. У некоторых были глубокие залысины, седина. Два или три – с бородами. Красивая седина, но слишком ранняя…

– С чего бы это они такие лысые? – спросил Игорь Васильевич Власова с некоторым даже сочувствием и показал глазами на компанию.

Власов оглядел их рассеянно, махнул рукой:

– Время нынче не в пример прошлому, рано седеть заставляет… У каждого свои проблемы… – и снова уткнулся в меню.

Подошла наконец официантка. Спросила:

– А вы только вдвоем или кого-то еще ждете?

– Только вдвоем, – ответил Корнилов.

Она раскрыла засаленный блокнот. Приготовилась записывать.

Власов повернулся к Корнилову. Спросил:

– Ваши пожелания, маэстро.

– Давайте, давайте… Я не привередлив. Не заказывайте только осьминогов.

– А что, мне, например, нравятся, – ответил Власов.

– У нас осьминогов нет, – строго сказала официантка.

Она принесла закуски, коньяк. Власов разлил, подвинул Корнилову тарелку с бело-розовой семгой, а Игорь Васильевич все приглядывался и приглядывался к шумным соседям, стараясь понять, что это за люди собрались за праздничным столом. Все они, несомненно, были преуспевающими – об этом говорила и одежда, и богатые туалеты женщин, и дорогие украшения, и, конечно, больше всего манера держать себя – свободная, самоуверенная, но без тени бравады, и, пожалуй, несмотря на шумные выкрики и болтовню, какая-то печать пресыщенности на лицах, даже скуки… Все были приблизительно одного возраста – от тридцати пяти до сорока. И один мальчишка лет пятнадцати.

По мере того как молоденький официант уносил со стола пустые бутылки и приносил новые, шум за соседним столом становился все громче и громче. Теперь уже слышны были обрывки пьяных разговоров.

«Блестящая вещь… Старик на высоте… Эта история с китаянками…» Смех. Понимающий, снисходительный, чуть завистливый. «Бросьте вы классиков. Обернитесь на Андрюшу!» Снова смех. «За Андрея, за Андрея! Тост за Андрея!» Судя по тому, как самодовольно заулыбался сидящий за председательским местом, он и был Андреем.

– Что, понравились вам эти шумные молодые люди? – Власов легонько постучал ножом по фужеру.

– Да нет… просто уж больно они гладенькие, – сказал Игорь Васильевич. – Черт с ними! Не будем отвлекаться…

– Игорь Васильевич, – начал Власов чуть торжественно. – Судьба свела меня с вами… Счастливый случай – кража моей машины…

– Ну вот, опять… Издеваетесь вы надо мной, что ли? – недовольно произнес Корнилов. – «Счастливый случай!» Да мне из-за таких случаев впору в отставку подавать!

– И почему вы такой мнительный? – воскликнул Власов. – Вы обижаетесь без всякого повода… Ну да ладно, кончаю. Игорь Васильевич, я очень рад, очень рад, что с вами познакомился. И, надеюсь, мы будем друзьями. За дружбу?

– За дружбу! – улыбнулся Корнилов.

Они сидели в ресторане довольно долго. Корнилов рассказал Константину Николаевичу о том, как ездил на Валаам за матерью. Рассказал про встречу с безногим Алексеем.

– Этому парню надо помочь… Обязательно. Я все время чувствую свою вину.

– Ну вы-то при чем?

– Да знаете… Сейчас думаю, может, надо было тогда все решать по-иному. Тогда помочь.

– Да решали-то не вы, а суд? – запротестовал Власов.

– Верно. А вы что, думаете, уголовный розыск не помогает людям на ноги становиться?

Но и за разговорами Корнилов нет-нет да и поглядывал на шумную компанию. Бесцеремонность этих людей раздражала его.

Один из бородатых вдруг вскочил с бокалом в руке. Начало фразы потонуло в гуле голосов: «…поэтому, дорогой наш Андрей Андреевич, мы и пьем за тебя. Андрюшка, сволочь…» Бородатый обнял одной рукой Андрея, стал целовать, расплескивая водку.

«На мосту стоял прохожий…» – запел бородатый. А дальше последовала такая похабщина, что Корнилов только ахнул: «Ну сейчас заработает он оплеуху. Женщины дадут ему звону…» Но ничего не случилось. Заключительные слова куплета потонули в веселом гоготе. Смеялись все – и мужчины и женщины…

– Черт знает что такое! – взорвался Игорь Васильевич и, прежде чем Власов успел что-либо сообразить, встал из-за стола и подошел к разгулявшимся.

– Товарищи! – голос его прозвучал резко, словно хлопнул выстрел. Власов заметил, как напряглись у Корнилова желваки на щеках. Сидевшие за столом примолкли, с интересом уставившись на Игоря Васильевича, а тот, которого все назвали Андреем, негромко, но так, что все услышали, даже сидевшие за соседними столиками, сказал:

– Верочка, этот дылда пришел выпить с тобой на брудершафт…

– Как вам не стыдно так вести себя! – Корнилов посмотрел на Андрея и покачал головой. – Если вы не стесняетесь женщин, которые пришли с вами, то постесняйтесь соседей… Ведь с вами ребенок!

Его слова о ребенке вызвали взрыв хохота.

Миловидная девушка, сидевшая рядом с Андреем, потянулась к Корнилову с рюмкой, расплескивая водку и весело крича:

– Так их, нахалов. Выпьемте с нами, товарищ проповедник!

Все загалдели, кто предлагал Корнилову присоединиться, кто спеть вместе. Только Андрей смотрел на него молча, с презрительной ухмылкой.

Власов встал и подошел к Корнилову.

– Бросьте, Игорь Васильевич, этим… – он хотел сказать «свиньям», но сдержался, – этим пьяным хамам словами ничего не докажешь…

– Но, но! – рванулся со стула парень с бородкой. – Я тебе сейчас за хамов так врежу… – Его соседка, наверное жена, дико взвизгнув, повисла у него на шее.

Корнилов отстранил Константина Николаевича, пытавшегося взять его под руку, и, подойдя к столу вплотную, сказал негромко:

– Если вы еще раз запоете свои хамские песенки, вам придется покинуть ресторан…

– А если сами не уберетесь, мы вышвырнем вас! – крикнул кто-то из-за соседнего столика. Там сидела компания флотских офицеров.

Корнилов и Власов вернулись за свой столик.

– А вы заводитесь быстро, – усмехнулся Власов. – С полоборота…

– Да нет, – отмахнулся Корнилов. – Я человек спокойный, но ведь что ж это такое? Разве можно терпеть?

Они помолчали немного. За большим столом притихли. Не слышалось ни частушек, ни громких выкриков.

– Вам много приходилось стрелять? – спросил Константин Николаевич. – В людей… При поимке бандитов, например?

– Один раз… Было дело такое.

– Всего один? – удивился Власов. – Вы ведь уже пятнадцать лет в уголовном розыске.

– Шестнадцать, – поправил Игорь Васильевич. – Ну так что ж, обязательно стрелять? Ведь даже уголовник поймет, что ему деться некуда, да если еще рассказать ему об этом толково. Доходчиво. – Он засмеялся. – А стрелял я действительно только раз. Брали мы в пятьдесят седьмом году «малину» в Рыбацком. Вижу, один целится в милиционера, а я стоял далеко, не дотянуться. Выстрелил ему в руку… А вам, журналистам, погони давай, стрельбу, отпечатки пальцев. Сами убедились, что я больше за столом схемки рисую, пока автомобиль ваш ищу.

На набережной стояла тишина. Шурша, проносились редкие машины. Корнилов с удовольствием вдохнул свежего воздуха.

– Не люблю я ходить по ресторанам. Особенно вечером. Духота, галдеж. Сядет рядом такая вот шайка-лейка – на неделю тебе настроение испортит.

Они прошлись по набережной до моста Строителей.

– Ну что ж, – сказал Корнилов, – пора спать. Завтра звоните. Может, чего интересного будет.

Вернувшись в гостиницу, Власов не стал подниматься к себе в номер, а пошел позвонить жене. В левом крыле вестибюля имелись междугородные телефоны-автоматы. Один из автоматов не работал, по другому разговаривал какой-то мужчина. Власов сел в кресло, закурил. Здесь, в этой части гостиницы, было тихо и пустынно. Киоски, торгующие сувенирами и газетами, давно закрылись, не толпился народ у стойки бюро обслуживания. Лишь на низеньком диванчике сидели две молоденькие девушки в одинаковых клетчатых юбочках и белых блузках. «Наверное, из Штатов», – подумал Константин Николаевич, прислушиваясь к их разговору. Выговор у девушек был явно американский – более жесткий и отрывистый, чем у англичан, и Власов лишь разбирал отдельные фразы, хотя английский знал неплохо. Разговор у них шел о какой-то Катюше, очень милой и обаятельной. Похоже, что Катюша была их гидом и девушки были у нее в гостях…

Мужчина все говорил и говорил по телефону, автомат тихо отщелкивал, проглатывая пятиалтынные. «Ничего себе, запасся товарищ монетами», – подивился Власов и вдруг поймал себя на том, что приглушенный голос говорившего ему знаком. Вкрадчивый, медовый. «Да ведь это Валерий Фомич – администратор из Дворца культуры…» – Константин Николаевич посмотрел на атлетическую спину мужчины. Ему было явно тесно под плексигласовым колпаком, накрывавшим автомат.

«Ну и скользкий тип… – подумал Власов, вспомнив Милочку и непонятный разговор с ней. – Чего этот детина тогда меня испугался?..»

Валерий Фомич вдруг обернулся, словно почувствовав, что за ним наблюдают, и Власов увидел испуг на его лице. Константин Николаевич отвел глаза, ему совсем не хотелось ни здороваться, ни разговаривать с Валерием Фомичом. Администратор оборвал себя на полуслове и бросил трубку на рычажок.

«Только бы не подошел», – едва успел Константин Николаевич подумать это, как услышал шаги, и Валерий Фомич грузно опустился в кресло напротив Власова. Лицо у него было какое-то потерянное, жалкое, совсем не гармонирующее с его импозантной внешностью любимца судьбы. Он сидел молча, пристально и зверовато глядя на Власова, и Константину Николаевичу показалось, что администратор пьян. Молчание затягивалось. Власов сказал хмуро, раздражаясь оттого, что придется все-таки разговаривать с этим человеком:

– Здравствуйте, Валерий Фомич!

– Что вы все время ходите за мной? – не ответив на приветствие, хрипло спросил Валерий Фомич. – Решили сажать – сажайте! А то все следите и следите… Затравить хотите?! – Последние слова он выкрикнул так громко, что сам испугался. Молодые американки с любопытством посмотрели в их сторону.

«Ну и ну, – подивился Власов, настораживаясь, – тут непростой какой-то узелок… Что он, меня за оперативного работника принимает? И Мила ведь сказала: „Сразу видно, что милиционер“». – Константин Николаевич растерялся и лихорадочно соображал, как же ему поступить. Сказать, что он не тот, за кого его принимают? Но ведь этот жох недаром психует! Видать, прилично нашкодил.

– Даже не скрываете свою слежку, – уже потише, но таким же хриплым голосом продолжал Валерий Фомич. – В открытую за мной ходите. И эта ревизия во дворце – ваших рук дело… Что же вы меня травите, что же травите? – вдруг всхлипнул он. – Брали бы сразу.

Власов наконец вспомнил, где он видел администратора впервые. Ну конечно же, при выходе из управления, от Корнилова. Когда Власов подошел к дверям, часовой проверял документы у большого красивого мужчины. Такая приметная фигура – и как он сразу не вспомнил! Так, значит, им уже занимается милиция… «Ну что ж, – внутренне усмехнулся Константин Николаевич. – Задал я вам, Валерий Фомич, задачку!»

– Что ж вы молчите? – почти шепотом спросил администратор. – Когда это все кончится? Я понял, что вы за меня взялись, еще у вашего Корнилова. И потом, когда вы шли за мной с Литейного…

– Валерий Фомич, «ходить бывает склизко по камешкам иным…» Вы, наверное, знаете, что чистосердечное признание суд может посчитать смягчающим вину обстоятельством? – спросил Власов.

Администратор как-то странно дернулся, словно его свело судорогой.

– Завтра утром приходите в управление, на Литейный, четыре. В четыреста двенадцатую комнату. Пропуск вам будет заказан…

Валерий Фомич обреченно вздохнул, вынул из кармана белоснежный платок и медленно вытер им лоб. Лицо у него перекосило от страха. Он только прошептал:

– Ну вот… – поднялся и пошел к выходу.

«Ну и дела! – усмехнулся Константин Николаевич. – Пуганая ворона и куста боится!» Он не стал звонить жене в Москву, а поднялся к себе в номер и позвонил Корнилову.

– Валерий Фомич Морозов? – переспросил тот, выслушав Власова. – По нему давно тюрьма плачет. Хоть и проходит он у нас пострадавшим…

– Пострадавшим? – удивился Константин Николаевич.

– Ну да! У него ведь тоже «Волгу» украли!

Власов рассмеялся.

– Бывают же совпадения! Решил, что я за ним слежу… А оказывается, мы с ним «коллеги»!

– С вашим коллегой мы завтра разберемся, – мрачно сказал Корнилов. – Сам не придет – попросим. Я почему на него внимание обратил – живет шикарно! Явно не по средствам. Между прочим, просил я и ребят из ОБХСС приглядеться к этому хлыщу…

Когда утром на следующий день Власов пришел в управление, около кабинета Корнилова уже расхаживал Валерий Фомич. Он подобострастно поклонился Власову, еле слышно прошептал: «Здравствуйте».

– Ну так что, допекли бедного администратора? – сказал, улыбаясь, Корнилов, когда Константин Николаевич вошел к нему в кабинет. – Он к нам спозаранку прибежал… Правда, без чемоданчика.

– Сам он себя допек… – ответил Власов. – Ушлый дядечка. Умелец. Девицу хотел мне подсунуть. Подловить. Не умер бы он с досады, когда узнает, что я не тот, за кого меня принял…

– Не умрет. Да мы ему пока и говорить не будем. Пусть себе думает что хочет. Ну что ж, побеседуем с Валерием Фомичом? – Корнилов вызвал секретаршу. – Пригласите гражданина Морозова.

Валерий Фомич вошел, щурясь от яркого солнечного света, и осторожно сел на предложенный Корниловым стул. С минуту все молчали, потом Валерий Фомич тихо спросил:

– Товарищ Корнилов, я ведь сам пришел… С повинной, – сказал и оглянулся на Власова.

– Ну что ж, гражданин Морозов, – ответил Игорь Васильевич и нажал клавиш магнитофона, – пришли, так рассказывайте. Лучше поздно, чем никогда…

– Но вы расцениваете мой приход как явку с повинной? – с надеждой спросил Морозов.

Власов понял: администратор очень боится, что ему скажут – какая же это явка с повинной, когда вас уже арестовать со дня на день собирались…

– Расцениваем, расцениваем, – сказал Корнилов. – Но учтите, многое зависит от того, насколько полно и чистосердечно вы расскажете о своем преступлении.

Валерий Фомич жалко улыбнулся.

– Повинную голову и меч не сечет…

– Вы что, торговаться к нам пришли? – рассердился Игорь Васильевич.

– Я, собственно, не знаю, с чего и начать… – тусклым голосом заговорил администратор. – В позапрошлом году на стадионе проводилось эстрадное представление «Живые шахматы», – решившись наконец, тихо начал он. – Меня попросили помочь… – Он поднял голову. Посмотрел на Корнилова.

– Рассказывайте, рассказывайте, – ободрил его Игорь Васильевич.

– Собственно, я взял очередной отпуск и оформился администратором на этом представлении. Его повторяли трижды. Времени на подготовку мало, театральные кассы отказались билеты распространять. Тогда я пригласил студентов. Из шахматной секции медицинского института. Сказал, что это дело важное. Пропаганда шахмат, и все пошло быстро…

– На общественных началах студенты билетики распространяли? – не то уточнил, не то спросил Корнилов.

Валерий Фомич потупился.

– Да, на общественных началах. Я только в ресторан их сводил. Заплатил по счету двести тридцать рублей. Это можно проверить. Они подтвердят. – Он вздохнул глубоко, словно перед прыжком в холодную воду. – Им причиталась зарплата. Пять процентов от общей выручки… За три представления больше десяти тысяч. Десять тысяч девятьсот. Ведомости на каждого я не составлял. Отчитывался расписками. Будто бы от имени председателя шахматной секции…

– Кому вы сдавали эти расписки? – быстро спросил Корнилов.

– В бухгалтерию городского шахматного клуба…

– И в прошлом году вы проводили эти игры?

– Да. Но только одно представление. Билеты распространяли студенты пединститута. Я заработал четыре тысячи. И еще на разнице в стоимости билетов четыре…

Власов сидел угрюмый и злой, слушая, как распинается о своих темных делишках Валерий Фомич. И признается, и одновременно страшится этих признаний, стараясь свалить все на обстоятельства, на случай. Наконец Константин Николаевич не выдержал:

– Что же у вас получается? Не помню, как родился, не видел, как состарился, не знаю, когда умру!

Валерий Фомич весь сжался, словно его ударили, а Корнилов посмотрел на Власова с укоризной.

В двенадцать часов он сказал:

– На сегодня хватит, Валерий Фомич. Продолжите рассказ завтра следователю. А мне еще вашу «Волгу» искать надо. На студенческие денежки ее приобрели?

Морозов кивнул, словно собирался заплакать.

– Вы подождите в приемной. Надеюсь, понимаете, что мы должны задержать вас?

Морозов опять кивнул и вышел сгорбившись.

– Вот шкура! – в сердцах сказал Игорь Васильевич, когда за ним закрылась дверь. – А ведь приходил ко мне сквалыжничать из-за пропавшей машины! Сейчас передам его в ОБХСС, пусть занимаются. Ревизию во Дворце культуры ведь по их просьбе делали…