Текст книги "Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений"

Автор книги: Сергей Трищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

НА МЕЛЬНИЦЕ-НЕМЕЛЬНИЦЕ

За поворотом дороги блеснула речка. Натуральный синий цвет, таких в природе не бывает: глянцевый. Нет, на море – пожалуйста, в кино – пожалуйста, а вот на самом деле такого цвета я у рек не встречал.

Реку перегораживала неширокая плотина, у которой стояла водяная мельница. Колесо не вращалось.

– Вот если кто хочет русалок увидеть – тут им и жить. Самые что ни на есть русалочьи места, – произнес сэр Жеральд, придерживая коня.

– Прикармливает их мельник, что ли? – пробормотал я.

– Сами разводятся, – отвечал сэр Жеральд, – вода стоячая, тихая, а пруд – что зал для бальных танцев. Вот и любят они такие места, обживают их.

– А давайте-ка мы зайдем к мельнику и спросим о драконе... да и об окружающей местности? – предложил Юнис.

– Дело! – поддержал его сэр Жеральд.

Подъехав к мельнице, мы увидели... ну, не полный упадок и развал, но так – небольшое запустение.

Двор порос травой, дрова на траве – тоже, хотя поленница выглядела внушительно: под крышу сарая. Но и на крыше росла трава.

Сначала я подумал, что это растут зерновые – пшеница, рожь, ячмень, овес, – то, что обычно мелят на мельнице. Дело-то понятное: там зернышко упало, тут закатилось, не захотело попадать под жернова – вот и проросли, попав в подходящие условия. Очень удобно: совмещение выращивания зерна и его помол. Мука растет на корню.

Но оказалось – обычная трава, тимофеевка и тимьян.

– Эй, есть кто-нибудь? – гаркнул сэр Жеральд. От его крика всполошились воробьи, привычно оседлавшие охлупень амбара.

Скрипнув, растворилась дверь, и из мельницы, весь в белом и сам совершенно седой, вышел мельник. Ну а кто еще мог тут быть?

– Здравствуйте, добры молодцы! – произнес он.

Мне его обращение не понравилось: я ни с того, ни с сего вспомнил доброго медведя. Тот вот тоже был-был добрым молодцем, а потом – хлоп! – и нате вам: медведь. И, что особенно плохо, добрый. Как ему в лесу-то жить? Да, нам пошло на пользу, что он добрый, а ему каково? Ни птичку не съешь, ни рыбку... Любой заяц обидеть норовит, а про волков и говорить не приходится. Так что с дедом надо быть поосторожнее: если будет еду предлагать – откажемся, решил я. Но пока все шло спокойно.

– Далеко ли путь держите? – продолжал мельник.

Так, фразы стандартные, никаких заклинаний не содержат. Это хорошо.

– Да вот решили у вас узнать, – надо сразу ошарашить его, – не пролетало ли что над вами в ближайшие дни?

– Да много чего летало... – мельник остановился в замешательстве, – вечером – комары, мошки да бабочки, а днем – мухи, воробьи, вороны...

– А покрупнее ничего не встречалось? – продолжал наседать я.

– Это дракон, что ли? – старичок даже обрадовался. – Ага, пролетал. И в когтях держал что-то дивно сверкающее, аж в глазах слепило...

– Ага... И куда же он полетел?

– Да во-он туда, – старик махнул рукой.

– А по карте показать не можешь, дед? – вкрадчиво спросил я, в то же время опасаясь, как бы он не сказал: «А давайте сюда карту – покажу!». – Мы же с собой твой взмах не заберем, а вдруг понадобится еще разок взглянуть – где взять?

– Да... – старичок вроде как застеснялся, – была карта, и не одна, да только...

– Что случилось? – сэр Жеральд расправил плечи. – Может, отнял кто? Так расскажи, не таи. Догоним, схватим да и намнем ему бока, а то давненько мы не разминались, пора кому-нибудь кости переломать!

– Да нет, нет, – успокаивающе повел ладонями старичок, – никому ничего ломать не надо. Просто... дело вот какое, – наконец решился он. – Стар я стал, вот что. Всю жизнь проработал здесь, в прачечной...

– Где?! – мои брови полезли наверх, сплющивая лоб. Да и у моих товарищей-рыцарей – тоже. – Так это что же, не мельница?

– Нет, – грустно ответил старичок, – прачечная.

– А ты, стало быть, прач? – уточнил я, пытаясь образовать название профессии «прачка» в мужском роде.

– Пральник, – возразил старичок. – Работал я, работал, да состарился. А белья в стирку навезли – горы. Полные сараюшки, – указал он. – Навезти-то навезли, да я никак постирать не могу. С силами не соберусь.

– Но хозяева хоть напоминают вам – белье-то, небось, нужно? Старичок совсем закручинился:

– Они не могут прийти, пока я не постираю. Если бы я постирал – они бы пришли, а я не постирал – они не идут. Таков закон... Но что я могу сделать? Я уже так стар...

– Ладно, старик, оставь свои причитания, – прервал его сэр Жеральд, – ты что-то говорил о карте?

– Да! – с жаром воскликнул старец. – И не о карте, а о картах, потому что их несколько! Но я не помню точно, сколько, – добавил он, – запамятовал.

– И где же они? – спросил Юнис.

– А? Они? Ах да, карты! Да-да-да, карты там, тоже там, – и он махнул рукой на сараюшки, – все там.

– Карты – в грязных тряпках? – возмутился сэр Жеральд.

– Ну какие это тряпки? – возразил старичок. – Там платки, только платки, наша национальная одежда, как женщин, так и мужчин. Ими покрывают голову, их повязывают на шею, ими перевязывают рукава рубах, ими подпоясываются...

– ...ими вытирают сопли, – добавил Юнис, для которого последний аспект выглядел особенно актуально и незабываемо, поскольку применялся не так давно. – Очень существенный и привлекательный вариант.

– Да, да, и в этом нет ничего страшного: и сопли, и слезы. И раны у нас тоже перевязывают платками, – добавил старичок, – поэтому на них может быть всякое.

– И их надо выстирать, – мрачно резюмировал сэр Жеральд.

– Да, – просто ответил старичок. – И когда все платки будут выстираны, станут чистыми, тогда вы и найдете свои карты... то есть ваши карты нашей страны... то есть наши карты, которые станут вашими... – он запутался и замолчал.

– Так, благородные рыцари, – сэр Жеральд обвел нас взглядом, – Переквалифицируемся в прачки?

– В пральники, – буркнул я.

Перспектива стирать засморканные и окровавленные платки меня не прельщала. Но иначе мы не добудем карту! А, с другой стороны, плюнуть бы сейчас на все и поехать по городам и весям, в свободный поиск. Наняться к какому-нибудь королю в рыцари или открыть свое дело – при помощи колдуньиных вещей.

И если бы не данное себе самому слово, я бы, наверное, так и сделал. Зачем мне та принцесса, если я, может быть, умру в тот самый момент, когда освобожу ее? Стоит ли принцесса смерти? Ладно бы еще был выбор: принцесса или смерть. А то ведь вопрос стоит несколько иначе: и принцесса, и смерть, либо ни принцессы, ни... а вот это проблематично. Не будет принцессы – все равно может быть смерть. Так что же лучше: смерть с принцессой или смерть без оной?

Обо всем этом я и размышлял, пока мы разгребали сараюшки и вытаскивали оттуда горы – сотни, тысячи, миллионы платков! Юнис по молодости попытался словчить и прошептал мне – чтобы старик не слышал, что попробует отыскать и выстирать только платок с картой. Но когда увидел, что все платки одинакового серого цвета, получившегося не то от долгого вылеживания в сарае, не от въевшихся в них еще у хозяев пыли, паутины и плесени, не то по какой-то иной, непонятно-сказочной причине, отказался от своей мысли и принялся понуро таскать их в мельницу... то есть в мыльницу, то есть в пральницу... тьфу! – в прачечную. После первого же рейса он вернулся повеселевший и рассказал, что вручную стирать ничего не придется, потому что там стоят машины.

Заинтригованный, я нагрузился кипой платков и поволок их на стирку, чуть ли не спотыкаясь.

В помещении прачечной действительно стояли машины. Разумеется, не сверкающие хромом и никелем, не блистающие разноцветным пластиком, а скорее наоборот, но те деревянные чаны и мешалки, что находились там, внушали уважение не только размерами, но и оригинальностью конструкции. Если это все будет работать, то создателю сего, несомненно, следует тотчас же присудить по меньшей мере степень магистра-механикуса. И на каком только сайте Вика их содрала? Ну не бывает таких механизмов на свете! Вот постоянные у меня эти рецидивы «ложной памяти».

Старичок был тут как тут. Он засыпал в чаны порошок, открывал и закрывал вентили на трубах, двигал рычаги... словом, по всему было видно, что его болтовня о собственной немощи – не более чем отговорка, вызванная желанием заполучить дармовую рабочую силу.

И только один раз он поманил к себе Юниса – повернуть самый главный рычаг поднимающий заслонку на лотке, подающем воду на мельничное... прачечное колесо.

Юнис, усмехаясь, потянул за рычаг, но не тут-то было! Рычаг не шелохнулся, а Юниса инерцией притянуло к стене. Тогда он, покраснев, повис на нем едва ли не всем своим весом, да еще – я видел – уперся ногой в стену. И рычаг медленно-медленно, по миллиметру, стал подаваться. Юнис восторжествовал.

Что до меня, то я сразу понял, в чем причина, когда выглянул в окно: русалки, играя, уцепились за ворот, повисли на нем и не давали провернуться. Я шикнул на них и они с писком попадали в воду, подняв фонтаны брызг.

Освобожденный рычаг легко пошел вниз, вода с шумом ударилась о колесо, оно заскрипело, повернулось, завращалось и принялось приводить в действие все многочисленные механизмы, за скрипом и скрежетом которых совершенно потерялся русалочий писк.

– А русалкам моющие средства не повредят? – спросил я у старичка-прачечничка, который совершенно преобразился, занимаясь своим любимым делом. Он весь светился, что было совсем нелишним в полутемном помещении прачечной.

– Да какие там моющие средства! – возмутился старичок. – Обычный мыльный раствор! Кому может повредить мыло? Хоть помоются! В кои-то веки...

– Нет, но все-таки мыльная вода, по-моему, отрицательно влияет на водную флору и фауну, – авторитетно заявил я.

– Только не на русалок, – предупредительно произнес старичок, – у них от мыла чешуя лучше блестит. Мыло-то на основе природных компонентов, экологически чистое. А дышат они кислородом из воздуха.

И, видя мое недоверчивое выражение лица, добавил:

– Пойдем, посмотрим.

Мы вышли на небольшой балкончик над нижним бьефом плотины. Крутилось колесо, весело разбрызгивая воду и передавая вращение на толстый вал, уходящий в стену.

– Вот сюда, – старичок указал на бьющую из торчащей в стене трубы мощную струю, – сбрасывается отработанный раствор и промывные воды.

Место падения воды кишело живностью. Рыбы, головастики и взрослые лягушки, громадные жуки-плавунцы, вообще какие-то невообразимые существа и твари – иного слова я не подберу – глотали воду, яростно процеживали через жабры, бросались прямо в струящийся поток, чуть ли не дрались за каждую каплю падающей воды.

А русалки катались на колесе, скользя вниз, потом обползая вокруг поросистой и намоченной ими же траве в верхний пруд и продолжая забаву. Да и подхватывали попутно что-нибудь из воды – или из копошащейся в воде живности – и торопливо прожевывали.

– Соскучились, – ласково сказал старичок, – проголодались...

– Так у вас в верхний пруд ничего не попадает? – догадался я. – Он – чистый?

– Ничего, – подтвердил старичок, – оттуда только забираем, а все, что сбрасывается, представляет собой питательную среду для множества живых организмов. Тут же сплошная органика! Они и привыкли за многие годы. Что одним грязь, другим – пища.

– Хорошо, что есть такие существа, – согласился я и, уходя, повернулся к верхнему бьефу плотины.

По зеркальной глади пруда медленно кружились русалки, распластав на воде свои зеленые-зеленые, с перламутровым отливом волосы...

– Наелись, – сказал старичок, – отдыхают. Мы вернулись внутрь.

Первая партия выстиранных платков была уже готова и Юнис ждал новых указаний.

Старичок-прачечник показал нам, как их следует пропускать через отжимные вальцы, удаляющие лишнюю воду. Платки выходили практически сухими! Но и это еще не все: другие вальцы, разогреваемые от трения – как так происходило, я и не понял, – высушивали и выглаживали платки окончательно и Юнису (он добровольно вызвался встать на это довольно горячее место) оставалось аккуратно их складывать.

Серую окраску платки теряли на самом последнем этапе, когда проползали через сушильно-гладильные вальцы и от них отходила последняя влага. Тут было на что полюбоваться: платки оказались разноцветными, пестрыми, с рисунками, в том числе и тематическими, изображающими картины былых сражений, с портретами полководцев и прочими атрибутами культуры и быта.

Но карт среди них пока не попадалось.

Время шло, груда грязных платков таяла, чистых – росла, а карт все не было и не было.

Юниc уже начал подозрительно поглядывать на старичка-прачечничка, но тот продолжал хранить невозмутимый вид. Наконец Юнис не выдержал:

– Да что же это такое! – воскликнул он, бросая один из оставшихся платков, так и не пропустив его сквозь гладильно-сушильный агрегат. – Нет тут никаких карт!

– Позвольте, юноша, – старичок вежливо подобрал брошенный Юнисом платок и ловко опустил его в вальцы. И – о чудо! – невзрачный серый платок, пройдя сквозь них, превратился в настоящую топографическую карту масштаба 1:10000!

Мы, оставив все дела – да мы их, собственно, уже закончили, – бросились рассматривать карту.

Я с опаской посмотрел на расстилавшийся на платке ландшафт: не покажет ли мне фигу и он? Но на этот раз фиги не было. Карта напоминала... лабиринт. Лабиринты ведь разные бывают, не все состоят из каменных стен и прямых углов. За множество веков своего существования человечество придумало массу всевозможных лабиринтов. Есть земляные лабиринты, есть травяные, деревянные, костяные... Но самыми сложными бывают порой жизненные лабиринты – в них можно блуждать очень долго, иногда и всю жизнь...

И вот через такой лабиринт нам предстояло провести свой путь, прямой, как полет дракона.

Старичок между тем пропустил через вальцы последние две тряпки и в наших руках очутились еще две точно такие же карты.

И снова точка нашего местоположения оказалась в левом нижнем углу, но весь соседний правый угол занимала застиранная до белизны зона. И никакого красного пунктира на карте не оказалось.

– Перехлорировали? – пробормотал старичок, растягивая карту-платок. – Обесцветилась?

Он расстелил две оставшиеся карты, но и на них простиралось точно такое же белое треугольное пятно.

– Наверное, это место Колдовского леса, – неуверенно сказал старичок. – Там никто не бывал, поэтому о тех местах никому ничего не известно. Оттого и на карте – белое пятно.

– На старинных картах тоже встречались белые пятна, – заметил Юнис, – и по той же причине. Но там обычно рисовали всяческих чудовищ, – поежился он.

– А не тот ли это самый Колдовской лес, который мы уже проходили? развернул плечи сэр Жеральд. – Если это так, то он нам не страшен! Мы прошли через него – и живы!

– Что-то мы все время крутимся возле этого Колдовского леса, – пробормотал я, – не в нем ли и живет дракон? А все остальное – лишь его увертки, попытки заставить нас кружить вокруг да около.

– Вам просто повезло, – сказал старичок, отвечая на высказывание сэра Жеральда, – там действительно встречаются всякие чудовища. Но о драконах никто не слышал, – он повернулся ко мне.

– Так значит, дракон полетел не туда? – спросил я.

– Нет, не туда, – обрадовал нас мельник-мыльник, – он летел вот так, – и он указал путь вдоль кромки заколдованного леса, – а уж куда потом повернул – я и не знаю...

– Хорошо. А что Вы еще можете рассказать о вашей стране?

– Страна наша хорошая, – старичок почему-то оглянулся, – чистые реки, высокие горы, тут обширны поля и обильна земля... Что-то мне его слова напомнили.

– И люди у нас хорошие, – продолжал он, – сеньоры заботятся о своих вилланах, те платят им тем же... И если бы не соседство вот с этим, – он указал на белое пятно на месте Колдовского леса, – была бы полная идиллия.

– Расскажите немного о городах, – попросил Юнис.

О, эта романтика дальних странствий! Если нельзя побывать, то хоть услышать.

– Вот столица, – старичок указал на город в центре страны, – но там нет ничего интересного, кроме бравителя...

– Правителя, – машинально поправил я его, думая, что старичок оговорился.

– Нет, – категорически возразил старичок, – бравителя. Это его официальная должность и неофициальное прозвище. Дело в том, что в молодости он хотел стать актером: ему хотелось, чтобы им восторгались, чтобы ему рукоплескали, кричали «браво!», «бис!», и что там еще кричат актерам? Но у него как-то не сложилась жизнь, он ударился в политику и неожиданно для себя стал в нашей стране у власти. Он в тот же день ввел должность бравителя и назначил им себя. Специальным указом обязал народ приветствовать себя криками «браво!», поэтому его стали называть бравителем и неофициально...

– А правительство у вас есть? – заинтересовался я.

– Бравительство, – поправил меня старичок. – Он набрал себе точно таких же людиш... людей – неудавшихся актеров.

– И им тоже должны кричать «браво!»? – изумился я.

– Да, но меньше, чем бравителю. Но им и того хватает, ведь они никогда в жизни не слышали «браво!», а очень хотели услышать... Зато теперь слушают каждый день, согласно указу.

– А они хоть что-то сделали для страны? – спросил я. – Заслужили ли такие почести?

– Да! Конечно! Они сделали главное: превратили всю страну в театр марионеток, так что теперь им кричат «браво!» по праву. Сообразуясь именно с той профессией, которой хотели заниматься всю жизнь. Они дождались своего счастья!

– Понятно... – протянул я.

– А достопримечательности какие-нибудь в вашей стране есть? – продолжал допытываться Юнис. – Древние гробницы, например, старинные скульптуры, памятники природы – гейзеры, водопады?

– Сколько угодно! – воскликнул старичок. – Они отмечены на карте специальными значками.

– А в легенде карты значки расшифрованы? – солидно уточнил Юнис. Теперь-то он знал, что такое легенда карты!

– Да зачем тебе это нужно? – прервал его сэр Жеральд, – наше дело – найти и убить дракона, а там видно будет.

– Для общего развития, – огрызнулся Юнис, – когда еще здесь побываешь.

– Возьмешь тур – и приедешь, – успокоил я его.

– На коне быстрее, – отмахнулся Юнис, – где я того тура искать буду?

Я не стал ему объяснять разницу между туром, конем и ослом, а принялся прощаться со старичком-прачечником:

– Большое спасибо за карты и за сведения о драконе. Я думаю, Вы скоро услышите о нас.

Сэр Жеральд согласно заулыбался и закивал.

– Вам спасибо, – хитро сощурился дед, – без вас я бы никогда со стиркой не управился.

– Это точно, – подтвердил Юнис.

Отъезжая от мельницы-прачечной, мы встретили спешащих нам навстречу – на подводах, конных и пеших – радостно улыбающихся людей.

– За платками едут, – догадался Юнис и удивился: – И как только узнали?

Я обернулся. Подъезжающие окружали старика-прачечника, обнимали его – только что не качали, не подбрасывали в воздух, – разбирали свои платки, взмахивали ими в воздухе, образуя пеструю радужную метель. Потом грянула песня и собравшиеся пустились в пляс.

– А нам – ничего! – пробормотал Юнис, сжав кулаки. Сэр Жеральд усмехнулся:

– А как бы ты хотел? Это не тот подвиг, за который чествуют рыцарей. «Да, – подумал я, – Геракл вон тоже: вычистил Авгиевы конюшни – и что? Эти скоты опять все загадили... Но Гераклу хоть легенда досталась. А кто их позже чистил – никто и не знает. Разве что Авгий ликвидировал потом свои конюшни, пустив всех животных на мясо – чтобы отпраздновать грандиозный подвиг Геракла... но это вряд ли. Недаром история об этом умалчивает».

КРОВАВАЯ СХВАТКА

Речка, вдоль которой мы ехали, постепенно сходила на нет: сначала пруд – довольно протяженный – сжал свои берега, превратившись в обычную малую речушку, затем и она истончилась в мелкий ручеек, а затем исчез и он, и лишь более зеленая и высокая трава указывала место, где бил родник и откуда все начиналось.

– Сверимся с картой? – предложил я, но сэр Жеральд махнул рукой:

– Все вдоль леса и вдоль леса. Я помню.

– Капель крови не видно, – указал я. – Как мог дракон здесь пролететь?

– Верно, – сэр Жеральд задумался, потом предположил: – А может, зажило?

– Как на собаке? – подхватил я.

– Как на драконе, – улыбнулся сэр Жеральд.

– Два дня не заживало, а тут зажило? – усомнился Юнис.

– Зализал на лету! – захохотал сэр Жеральд.

– Или кровь вся вышла, – усмехнулся я.

– Может, перевязал кто, – вмешался Юнис.

– Дед? – продолжал упорствовать я. – Платком?

– А что нам остается? – пожал плечами сэр Жеральд. – Ехать и спрашивать, спрашивать и ехать. Может, ее смыло дождями.

– Тоже верно, – согласился я и подумал, что надо было клубок у колдуньи попросить, или яблоко, которые бы дорогу указывали, а мы, понадеясь на следы крови, и позабыли о таких эффективных сказочных средствах. А колденья то ли тоже забыла, то ли пожадничала. Хотя она могла и не иметь клубка – если не занимается вязанием. Но уж зато яблок у нее много... Откуда она их берет? – лес кругом. Дички, наверное.

Интересно другое: если бы она дала нам яблоко, и в нем оказался такой же червяк, которого она вытряхнула – как бы это повлияло на указание направления? Правильный бы путь нам яблоко показывало или нет? Забирало бы, наверное, в сторону, от дисбаланса. Яблоко со смещенным центром тяжести...

Мне подумалось, что на самом деле яблоко никакого пути не указывает: все делает червяк, а яблоко служит ему лишь пристанищем да пищей. Своего рода скафандр или вездеход. Есть яблоко – будут и путешествия.

Нет, это же надо было так нелепо упустить возможность в два счета добить дракона: яблочко или клубочек указали бы нам дорогу, мы бы пришли в самое логово напрямую, отрубили бы дракону голову и освободили принцессу. А с другой стороны, почему нелепо? Мы получили массу полезных вещей, которые хорошо помогут в здешней жизни. Но и клубочек бы тоже не помешал. Правда, его могло бы смыть дождем, он мог бы сгореть в огненном море... Да моль бы поникала, в конце концов! Так что хватит жалеть о неслучившемся, надо делать так, чтобы потом не жалеть. Либо вообще не жалеть о сделанном, о случившемся, о происшедшем.

Все так, но есть еще и несделанное... А его – надо делать!

– Может, привал сделаем? – мои мысли и спор с самим собой перебил голос Юниса. – Уже и есть хочется. Вон полянка подходящая, так и манит.

Полянка, действительно, выглядела весьма привлекательно и маняще. Толстые стволы дубов, окружавших ее, – видимо, тоже содранных Викой из Кирандии – создавали прочное впечатление надежности, устойчивости и комфорта.

Мы решили устроить «большой» привал – после напряженной трудовой смены в прачечной мы его заслужили. И хотя кони наши не работали, а пощипывали траву во дворе мельницы-прачечной, мы и им устроили отдых: сняли переметные сумы, расседлали и пустили пастись на край поляны.

От костра решили отказаться: разогрелись во время работы. Да и не хотелось добавлять в теплый и без того воздух еще и жар костра.

После сытной трапезы сэр Жеральд лег на спину и раскинул руки. Мы последовали его примеру.

– Скучно, – сказал сэр Жеральд, закидывая руки за голову, – хоть бы подраться с кем! Давненько я мечом не махал, так поди и отвыкнуть можно

– Сплюнь – сглазишь, – возразил я ему, – успеем...

Мы замолчали. Говорить не хотелось – хотелось лежать и смотреть в небо на медленно проплывающие облака, чем я и занялся.

Все они были похожи на белых драконов и лишь одно – на принцессу. Или это я уже уснул?

Разбудило меня дикое ржание лошадей.

«Волки? – мелькнула в голове нелепая мысль, но ее тут же перебила другая: – Волки, днем?»

Но это были не волки – скорее, наоборот...

Из-за деревьев, густо окружавших нашу полянку, послышался громкий треск сучьев, затем неявное движение и... огромные куски мяса, размахивая трясущимися лоскутами и брызгая кровью, набросились на нас. Штук восемь их было или семь...

– Сэр Леон! – услышал я испуганный возглас Юниса. Жеральд машинально подхватил с земли арбалет и, безуспешно разрядив его в одного из наступающих – стрела воткнулась в центр туши (на месте сердца у человека – успел я заметить) и осталась торчать там без малейшего результата, – схватил меч обеими руками и принялся орудовать направо и налево, обстригая большие лохмотья с противников.

Я схватил копье, воткнутое в землю возле меня – с помощью которого я и вскочил, опираясь, – и с силой метнул в пробегающий у дерева по направлению к сэру Жеральду кусок мяса. Мой удар намертво пригвоздил его к стволу и он задергался в безуспешных попытках освободиться.

Рыцарское копье – это не охотничья пика, которую трудно выдернуть, но зато она может пройти насквозь, навылет. С рыцарского копья так просто не соскочишь: посредине древка оно имеет солидное расширение, служащее упором для руки при ударе на скаку, и защитой от встречного удара. Поэтому пригвожденный мною кусок мяса никак не смог бы соскользнуть с копья.

Затем мне пришлось вспоминать уроки в школе фехтования, детские баталии с деревянными мечами, сражения с лопухами и колючками на лугу... Кое-что, как оказалось, в меня было заложено и программой: некоторые выпады и удары я исполнял автоматически, нисколько не задумываясь, но на удивление удачно.

Трудность боя состояла в том, что колющие удары, на которые так щедры занятия со шпагой, здесь не годились. Да и врубаться с размаху в кровоточащую тушу было бесполезно. Самая эффективная тактика – вращать мечом, как пропеллером, наподобие ножа мясорубки или кухонного комбайна и столь же быстро перемалывать мясо, однако долго выдерживать такое напряжение было невозможно: руки сильно уставали, несмотря на то, что я их часто менял Вот когда я позавидовал индийской двенадцатирукой богине смерти Кали! Уж ей-то усталость в подобной схватке не грозила бы! Наверное, с этой целью она и отрастила себе двенадцать рук.

Так что наиболее реальным и не менее успешным было применение другой тактики: обстригать небольшие кусочки с краев, постепенно вгрызаясь в основной массив, уничтожая его постепенно. Кусочки падали на землю и, слава Богу, двигательной активности не проявляли.

Прошла первая горячка боя, я освоился, огляделся и увидел, что Юнис вполне пришел в себя от испуга и теперь успешно обороняется сразу от двух чудовищ, нанося им удары попеременно. И все равно ему приходилось туго: его теснили в чащу леса, где могли скрываться более мелкие и потому более трусливые, но от этого не менее кровожадные аналогичные создания.

Сэр Жеральд тоже заметил тяжелое положение Юниса и, отпрыгнув в сторону, двумя мощными ударами разрубил начетверо ближайший к нему кусок мяса и отхватив солидный ломоть у второго, бросился к Юнису на выручку. Но остановился в недоумении: как истинный рыцарь, он не мог нападать на противника сзади, но... где у куска мяса перед, а где зад? Разумеется, опытный мясник по любому куску филе запросто определит, из какой части туши тот вырезан, и где у животного находилась голова, а где – ноги. Но сэр Жеральд мясником не был и потому заколебался. Однако кусок мяса сам помог ему, двинувшись навстречу, не разворачиваясь, чем и определил, что мясу безразлично, в какую сторону двигаться и с кем сражаться. Сэр Жеральд тотчас же просветлел лицом: если враг наступает, то он наступает только передом – а как же иначе?

Мне тоже пришлось нелегко: с самого начала досталось три куска, и если бы такая ситуация сложилась на пиру при раздаче жаркого, то три куска в тарелке можно было бы только приветствовать. Но здесь положение складывалось совершенно обратное.

Огромные, размером с хорошего симментальского быка, сочащиеся кровью, со свисающими в разных местах толстыми ломтями мяса, будто уродливыми щупальцами осьминога. Они внушали отвращение, но одновременно заставляли задумываться о том, как прекрасно они смотрелись бы на сковороде. Подобающих размеров, разумеется.

Быстренько отрубив тянущиеся ко мне ломти мяса – аналоги рук, я так понимаю, – я принялся за основной массив, напоминая себе поваренка, крутящегося по кухне белкой, чтобы непременно угодить шеф-повару.

Будучи все же не очень большим специалистом ни в фехтовании, ни в рубке мяса – думаю, на моем месте профессиональный мясник или фехтовальщик-саблист управились бы гораздо лучше и быстрее, – я просто-напросто стремился по возможности быстро отрубать все, что тянулось ко мне дабы избежать холодного прикосновения кровоточащей плоти... Хотя с чего я взял, что оно обязательно должно быть холодным? – вон как они шустро двигаются, могли разогреться и от внутреннего трения. Да и вообще: мясо могло быть парным! Но от этого прикосновения казались еще неприятнее.

Хорошо хоть меч у меня был острее бритвы, да и кинжал, который я держал в левой руке, не хуже. Поэтому любое прикосновение металла к мясу заканчивалось не в пользу последнего.

Да и, по хладнокровному рассуждению, которое вернулось ко мне по истечении нескольких минут схватки, что они могли нам сделать? Искусать не искусают, рогов – или рог? – тоже нет, копытов... или копыт? – Тьфу! – Копыта отсутствуют. Ну разве что задушить в теплых мокрых объятиях.

Я сражался и думал: почему бы не постараться разогреть их до такой степени, каковая позволила бы им самозажариться? Такая масса неминуемо должна разогреваться при движении. Но добиться этого, наверное, все же невозможно.

Захваченный пылом боя – мои куски становились все меньше и меньше, – увлеченный этим процессом, я перестал поглядывать на сражающихся товарищей и вновь обратил на них внимание только когда смог смотреть поверх сильно уменьшившихся, обструганных мной нападающих кусков мяса.

Юнис, которому сэр Жеральд помог собраться с силами, доканчивал последнего противника, превращая его в гуляш, а сэр Жеральд, вернувшись к своим, одного из которых он опрометчиво разрубил на четыре, теперь гоняйся за ними по очереди по поляне, измельчая до состояния фарша.

Вскоре все было кончено. Отдуваясь и вытирая со лба пот пополам с мясным соком, мы собрались вместе.

– Что теперь с ними делать? – спросил сэр Жеральд, указывая на расстилающуюся на поляне панораму мясной лавки, – может быть, съедим? Прекрасное мясо!

– Тьфу! – Юнису досталось больше всех: один кусок, видимо, все же приложился к нему, изрядно перепачкав с головы до ног. – Это похоже на каннибальство! Есть своих противников...

– Да ну, – возразил сэр Жеральд, поддевая мечом с земли кусок попригляднее, – обыкновенная телятина.

– Нет, что-то не хочется, – отказался и я.

– Ну как хотите, – пожал плечами сэр Жеральд, но разводить костер не стал, тоже отказавшись от мыслей об обеде. – Оставим волкам, пусть устроят себе настоящий пир!

– Смотрите, а этот еще живой! – указал Юнис на пригвожденный моим копьем к дереву кусок мяса. Он ворочался у ствола, безуспешно пытаясь отцепиться.

Убивать больше не хотелось. Я выдернул копье и кусок, совсем по-человечьи зажимая раны лапами-отростками, устремился в лес.