Текст книги "Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»"
Автор книги: Сергей Степанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
После отказа общественных деятелей войти в правительство Столыпин предложил на пост главноуправляющего земледелием и землеустройством князя Б.А. Васильчикова, а на пост обер-прокурора Святейшего Синода – П.П. Извольского, брата министра иностранных дел. В 1909 г. Извольского сменил С.М. Лукьянов, а незадолго до гибели Столыпина обер-прокурором был назначен В.К. Саблер.
Все остальные министры остались на своих местах. Впоследствии некоторые из них были заменены, другие работали со Столыпиным весь срок его пребывания главой правительства и даже сохранили свои посты после его гибели. Таким образом, Столыпин не имел возможности сформировать команду своих единомышленников и по крайней мере в первый период своей деятельности вынужден был опираться на старые кадры. Дадим краткую характеристику основным фигурам.
Министром иностранных дел остался А.П. Извольский. Он был близок Столыпину по своему аристократическому происхождению, воспитанию и возрасту. Извольский присутствовал на встречах Столыпина с представителями либерального лагеря перед роспуском Государственной думы. Однако П.Н. Милюков вспоминал многозначительный эпизод: «А.П. Извольский, видимо, не случайно спустился вместе со мной с верхнего этажа дачи, где происходила беседа, и предложил подвезти меня в своем экипаже. По дороге он успел сказать мне, что понимает Столыпина, который незнаком с европейскими политическими порядками, но что сам он отлично сознает значение политических требований прогрессивных кругов, не разделяет взглядов Столыпина и чувствует себя гораздо ближе к нашим мнениям о своевременности коренной политической реформы, которая сблизит нас с Европой и облегчит миссию министерства иностранных дел за границей» [163]163
Милюков П.Н.Воспоминания. С. 255.
[Закрыть]. По описанию современника, Извольский с лицом, похожим на мопса, и с неизменным моноклем в глазу выдавал себя за знатока парламентарных нравов и обычаев, но не пользовался большим влиянием в правительстве. Впоследствии между ним и Столыпиным возникли серьезные разногласия по внешнеполитическим вопросам, и в 1910 г. министром иностранных дел был назначен С.Д. Сазонов.
Министр юстиции И.Г. Щегловитов продемонстрировал впечатляющую эволюцию убеждений. Он считался прогрессивным судебным деятелем, сотрудничал в либеральном журнале «Право». Манифест 17 октября 1905 г., по собственному признанию, принял с восторгом, при Витте быстро поднялся по карьерной лестнице, причем выражал «трафаретно красные идеи», что не помешало ему принять портфель министра юстиции из рук консерватора И.Л. Горемыкина. Как известно, Столыпин хотел видеть новым министром юстиции Анатолия Кони, но Щегловитов заручился поддержкой царя. М.А. Стахович писал Д.Н. Шипову: «Столыпин поехал с этим известием в Петергоф и вернулся неузнаваемым. Объявил, что свободных только два портфеля; что Щегловитов очень нравится государю». Кони также вспоминал, как П.А. Столыпин в разговоре с ним упомянул, что царь «чрезвычайно хвалил Щегловитова, бывшего у него в тот день с докладом, и ссылался на то, что Щегловитов ему нравится легкостью, вразумительностью и точностью своего доклада, так что ему очень не хотелось бы расставаться с этим министром». В либеральных кругах Иван Щегловитов заслужил прозвище Ваньки Каина, его обвиняли в попрании независимости правосудия: «Суд превращен в капище беззакония». Справедливости ради отметим, что наиболее спорные действия Щегловитова, например давление на следствие в деле Бейлиса, демонстрация единства с черносотенными организациями и т.п., были предприняты им уже после гибели Столыпина.
В.Н. Коковцов был самым опытным государственным деятелем в составе правительства. Министром финансов он стал еще до начала революционных событий, сменив на этом посту Витте. Возможно, по этой причине Витте отзывался о нем с крайней неприязнью: «пузырь, наполненный петербургским чиновным самолюбием», «тип петербургского чиновника, проведшего всю жизнь в бумажной петербургской работе, в чиновничьих интригах и угодничестве» и т.д. В действительности Коковцов был квалифицированным финансистом, правда, не имевшим столь широкого кругозора, как Витте. После возвращения Витте он ушел в статс-секретари, при Горемыкине вновь вернулся в Министерство финансов.
Впрочем, многолетняя служба под началом властного Витте не прошла даром. Витте держал Коковцова для выполнения самой неблагодарной обязанности урезать ассигнования. Говорили, что роль цербера при казенном сундуке стала второй натурой Коковцова. На посту министра финансов он прославился легендарной скупостью и страстью сокращать бюджетные статьи расхода. Впрочем, в условиях расстройства российских финансов в результате войны и революции эти качества скорее были полезны. В стремлении соблюсти казенный интерес Коковцов подчас доходил до абсурда. При нем началось дело о взыскании с фирмы Мамонтова шести копеек гербового сбора, не доплаченного в казну. Дело тянулось несколько лет, Сенат пять раз рассматривал иск, а печатание докладных записок обошлось в две тысячи рублей. Коковцов являлся убежденным монархистом, но не был льстивым царедворцем. Однажды он поразил чиновный мир, наотрез отказавшись выполнить просьбу императрицы передать одному из ее приближенных два десятка квадратных саженей российской земли в Палестине.
Приступив к работе с министрами, назначенными в своем большинстве при прежнем главе правительства, Столыпин наладил более эффективную работу Совета министров, чем это было при его предшественнике. При Горемыкине, по отзывам В.И. Гурко, заседания Совета министров отличались необычайной беспорядочностью. Министры не сидели за столом, а разбредались по разным углам комнаты, что придавало собранию характер салонной беседы. Собирались при этом не особенно аккуратно, причем министр иностранных дел А.П. Извольский почти всегда опаздывал, так как беспрестанно обедал в том или ином иностранном посольстве, откуда появлялся во фраке: «Неизвестно, почему он, кроме того, предпочитал сидеть верхом на стуле лицом к его спинке, что также едва ли соответствовало характеру собрания, а в особенности серьезности положения». При Столыпине все было обставлено иначе. Один из его сотрудников вспоминал, что заседания начинались в девять вечера: «В углу зала стояли старые английские часы. Когда они пробили первый из девяти ударов, к нам вошел Столыпин, быстро обошел нас, пожав каждому руку, и направился в зал заседаний. Когда последний из нас вошел туда, дверь заперли. Если кто опоздал, он вынужден был оставаться снаружи» [164]164
Кофод А.50 лет в России. 1878 – 1920. М., 1997. С. 194.
[Закрыть].
Столыпин никогда не использовал служебное положение для личного обогащения. Уже упоминалось об анализе финансового положения Столыпина, сделанного в книге Б.Г. Федорова. Тот же автор делает вывод, что с назначением Столыпина губернатором, а потом и министром его финансовое положение не улучшилось, а скорее осложнилось. Как глава правительства Столыпин получал 18 тысяч рублей в год и еще 8 тысяч добавочных на представительские расходы. Это была значительная сумма, но расходы премьер-министра превышали его доходы: «К концу жизни он тратил заметно больше, чем зара-батывал, и мог в конце концов оказаться банкротом» [165]165
Федоров Б.Г.Петр Столыпин: «Я верю в Россию». СПб., 2002. Т. 1. С. 104 – 106.
[Закрыть]. Семья Столыпина продолжала учитывать каждую копейку. Старшей дочери Марии выдавалось на карманные расходы 12 рублей в месяц, а когда Столыпин стал главой правительства, ее домашнее «жалованье» возросло до 20 рублей в месяц. Конечно, для крестьянина это было бы капиталом, да и петербургские студенты снимали комнату, учились, жили и развлекались на 20 рублей в месяц. Но для дочери премьер-министра 20 рублей были более чем скромная сумма. Она завела тетрадь, куда тщательно записывала траты на подарки, духи, букеты. Конечно, бескорыстие Столыпина сейчас выглядит настоящим чудом. Но следует отметить, что даже по тем временам его нельзя было считать рядовым явлением. Например, С.Ю. Витте жил на широкую ногу, явно не соответствующую официальному жалованью министра финансов. Его дом соперничал с дворцами великих князей, а жена блистала самыми дорогими нарядами и украшениями. В обиходе Столыпиных ничего из этого не наблюдалось.
По свидетельству современников, в первые месяцы пребывания во главе правительства Столыпин едва ли даже замечал бытовые условия жизни. Все его силы и время поглощала напряженная работа. Он неоднократно говорил, что за 200 дней до созыва новой Государственной думы правительство должно провести ряд важнейших мероприятий, направленных на улучшение благосостояния России. И действительно, в этот период Столыпин и его помощники по правительству начали аграрную реформу, о которой будет говориться в следующей главе. Были проведены и другие важные реформы. Все их предстояло обсудить со II Государственной думой, которая начала работу 20 февраля 1907 г.
II Государственная дума выбиралась по тому же избирательному закону, что и прежняя. К сожалению для правительства, она оказалась еще более левой по своему составу, так как социалистические партии отказались от тактики бойкота и активно участвовали в выборах. Трудовики, близкие по своим взглядам к эсерам, завоевали 104 мандата, партия эсеров – 37, народные социалисты – 16, социал-демократы – 65. Всего левые партии получили 43% мест в Думе. Кадеты потеряли 80 мест, отвоеванных у них социалистическими партиями. Вместе с тем выборы продемонстрировали поляризацию политических сил. В Думу прошли 24 октябриста и 30 крайне правых, заявлявших о своей приверженности неограниченному самодержавию.
Тактика партий по отношению ко II Государственной думе сильно различалась. Если кадеты проводили тактику «бережения» Думы, стараясь не допустить повторения прошлогодней конфронтации, то социалистические партии рассматривали буржуазный парламент только в качестве трибуны для революционной пропаганды. На IV съезде РСДРП, объединившем большевиков и меньшевиков, была принята резолюция «планомерно использовать все конфликты, возникающие между правительством и Думой, как и внутри самой Думы, в интересах расширения и углубления революционного движения».
Союзниками правительства в конфронтации с левыми депутатами были 54 октябриста и правых. Докладывая царю об открытии заседаний II Государственной думы, Столыпин подчеркивал: «Члены Думы правой партии после молебна дважды пропели гимн и огласили залы Таврического дворца возгласами «ура». После привета Голубева от имени Вашего Величества правые встали, и член Думы Крупенский громко провозгласил в честь Вашего Величества «ура», подхваченное всею правою стороною: левые не встали, но не решились на какую-либо контрманифестацию. Председателем Думы избран Головин (кадет, председатель московской губернской земской управы) 356 шарами против 102. Приветственная речь Головина была прилична» [166]166
Столыпин П.А.Переписка. С. 23.
[Закрыть]. Столыпин рассчитывал, что правые станут противовесом радикальным элементам Думы. Но его надежды не оправдались. Правые и октябристы составляли едва ли одну восьмую часть Думы, к тому же правая группа вскоре сильно поредела.
Впрочем, среди правых депутатов было несколько ярких фигур, например националист В.В. Шульгин, которому суждено было пройти потрясающий жизненный путь. Депутат трех дум, монархист, принявший в 1917 г. отречение Николая II, эмигрант, нелегально путешествовавший по советской России, автор мемуаров и книг, заключенный сталинских лагерей и гость партийного съезда, провозгласившего курс на построение коммунизма. Он дожил до 70-х гг. и выступал в качестве консультанта исторических фильмов. В эпоху II Государственной думы Шульгин был сравнительно молодым депутатом, шокировавшим коллег своими заявлениями. Например, он выразил подозрение, не имеется ли у каждого левого депутата по бомбе в кармане, за что был удален из Думы на пятнадцать заседаний.
Еще более колоритной фигурой был В.М. Пуришкевич, внук кладбищенского священника, бессарабский помещик и ревнитель дворянских привилегий. Он был одним из лидеров черносотенного Союза русского народа, а позже стал председателем Союза Михаила Архангела. Вступив в Думу, он заявил: «Правее меня только стена!» Он пользовался любым предлогом, чтобы вывести из равновесия ненавистных ему левых депутатом. 1 мая, когда все левые пришли на заседание с красными гвоздиками в петлице, Пуришкевич тоже явился с красной гвоздикой, засунутой в ширинку. В другой раз он предложил левым депутатам почтить молчанием городовых, злодейски убитых революционерами. Пуришкевич отличался необузданным темпераментом, и каждое его выступление превращалось в скандал, имеющий продолжение в виде швыряния стаканами, насильственного выноса из зала заседания, а иногда и вызовом на дуэль. Секретарь Государственной думы кадет М.В. Челноков писал о типичном думском заседании: «На кафедре беснуется Пуришкевич. Он говорит очень недурно, бойко, острит и вызывает гомерический хохот аудитории». Но он понимал, что за Пуришкевичем-шутом скрывается расчетливый политик: «Вообще Пуришкевич человек опасный, вовсе не такая ничтожная величина, как принято думать» [167]167
ГАРФ, ф. 102, оп. 265, д. 184, л. 97.
[Закрыть].
6 марта 1907 г. Столыпин выступил во II Государственной думе с правительственной декларацией. Он разъяснял цели правительства: «Преобразованное по воле монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как, пока писаный закон не определит и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены» [168]168
Столыпин П.А.«Нам нужна великая Россия». Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906 – 1911. М., 1991. С. 51.
[Закрыть].
Председатель II Государственной думы Ф.А. Головин был кадетом по своей партийной принадлежности. Высоко оценивая Столыпина как личность, он считал, что правительственные реформы не смогут успокоить страну: «На ораторскую кафедру поднялся П.А. Столыпин, мертвенная бледность лица которого особенно подчеркивалась темными бородою и усами… Перед Думой выступал политический деятель, способный мужественно и ловко бороться с врагом, стойко отстаивая свое положение и свои взгляды, не останавливаться перед самыми решительными действиями ради достижения победы. В нем чувствовался не хитрый царедворец, не достигший власти генерал, не достигший власти интригами и связями бюрократ, а убежденный враг революционного движения, способный энергично бороться с проявлениями революции, но не с причинами ее» [169]169
Головин Ф.А.Воспоминания Ф.А. Головина о II Думе// Исторический архив. 1959. № 4. С. 153.
[Закрыть].
Левые депутаты были настроены решительнее кадетов. Монархист В.В. Шульгин вспоминал о левых, слушавших речь Столыпина: «Он отлично знал, кто сидит перед ним, кто, еле сдерживая свое бешенство, слушает его. Он понимал этих зверей, одетых в пиджаки, и знал, что таится под этими низкими лбами, какой огонь горит в этих впавших озлобленных глазах, он понимал их, но делал вид, что не понимает. Он говорил с ними так, как будто это были английские лорды, а не компания «Нечитайл», по ошибке судьбы угодивших в законодательные кресла, вместо арестантских нар».
Когда Столыпин завершил оглашение правительственной декларации, оппозиционные депутаты по традиции обрушились на нее с критикой. Характерно, однако, что на сей раз речь Столыпина не потонула в выкриках, как это было в I Государственной думе. Он сам сообщил царю: «За все время заседания не раздалось ни одного крика и ни одного свистка». Тем не менее депутаты резко отрицательно отнеслись к декларации, заявляя, что реформы не остановят революцию. Столыпин вторично попросил слова. Его краткое разъяснение стоило длинных речей. К сожалению, фонограф не донес до нас ни одного выступления Столыпина. Судя по свидетельствам современников, у него была особая ораторская манера. С.Е. Крыжановский даже связывал ее с физическими особенностями премьера: «Короткое дыхание – следствие воспаления легких – и спазм, прерывавший речь, производили впечатление бурного прилива чувств и сдерживаемой силы» [170]170
Крыжановский С.Е.Воспоминания. Берлин, 1938. С. 210.
[Закрыть].
Столыпин бросил в лицо Думе, что депутаты – не судьи, а правительство – не подсудимый. «Эти нападки, – закончил Столыпин, – рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: «Руки вверх!» На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: «Не запугаете» [171]171
Столыпин П.А.«Нам нужна великая Россия». Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете. 1906 – 1911. М., 1991. С. 64.
[Закрыть].
Выступление Столыпина произвело сенсацию. Кадет В.А. Маклаков писал: «Я тогда в первый раз его услыхал; он меня поразил как неизвестный до тех пор первоклассный оратор. Никого из наших парламентариев я не мог бы поставить выше его. Ясное построение речи, сжатый, красивый и меткий язык, и, наконец, гармоничное сочетание тона и содержания… Восторгу правых не было предела. Правительство в этот день, на глазах у всех, обрело и главу, и оратора. Когда Столыпин вернулся на место, министры встретили его полной овацией, чему других примеров я в Думе не видел. Многим из нас только партийная дисциплина помешала тогда аплодировать» [172]172
Маклаков В.А.Воспоминания. Вторая дума. Париж, 1936. С. 93 – 96.
[Закрыть].
Своим выступлением премьер-министр ставил крест на Думе. Было ясно, что с левым крылом Думы сотрудничество невозможно, а кадеты не пойдут на контакты с правительством, опасаясь потерять своих союзников. Правительство уже имело случай убедиться, что простой роспуск парламента ничего не даст. Новый состав депутатов мог оказаться столь же радикальным. Перед властью было два пути: упразднить Государственную думу как институт или изменить избирательный закон. На монархическом съезде в конце апреля 1907 г. Пуришкевич призвал разогнать крамольное учреждение. Собравшиеся вторили ему криками: «Пора! Долой Думу!» Председатель съезда князь Н.С. Щербатов предложил заменить Думу совещательным Земским собором.
Столыпин не разделял крайних взглядов. Об этом свидетельствует правый либерал П.Б. Струве: «О восстановлении абсолютизма не может быть и речи», – сказал Столыпин пишущему эти строки в одной из тех бесед, которые нам приходилось вести в кратковременную эпоху 2-й Думы» [173]173
Струве П.Преступление и жертва // Русская мысль. 1911. Кн. 10. С. 139 – 140.
[Закрыть]. Столыпин видел выход в изменении избирательного закона. Николай II также считал, что необходимо изменить схему выборов. Разработка нового избирательного закона была поручена С.Е. Крыжановскому. Проект рассматривался на особом заседании Совета министров с привлечением некоторых членов Государственного совета. По словам государственного контролера П.Х. Шванебаха, «Крыжановский явился в заседание, как портной с разными образчиками» [174]174
Шванебах П.Х.Записки сановника // Голос минувшего, 1918. № 1 – 3. С. 136.
[Закрыть]. В конце заседания Столыпин спросил его, какой же вариант он считает предпочтительным. Крыжановский цинично ответил, что он за самый «бесстыжий». На аудиенции у царя Столыпин повторил эти слова. Николай II рассмеялся и сказал, что он тоже за «бесстыжий» закон.
Оставалось найти предлог для решительных действий, тем более что Дума сама давала соответствующие поводы. 16 апреля 1907 г. депутат от социал-демократической фракции Аршак Зурабов, выступая на закрытом заседании против законопроекта о новобранцах, сказал, что русская армия «будет великолепно воевать с нами и вас, господа, разгонять и будет всегда терпеть поражение на Востоке». Немедленно после этих слов министры покинули зал заседания и потребовали извинения от депутата, оскорбившего армию. Председатель Думы Федор Головин направился в министерский павильон: «Больше всех жестикулировали и горячились Коковцов и Шванебах, особенно последний, который был красен, как вареный рак, и кричал буквально с пеной у рта. Сравнительно покоен был добродушный и милый старик военный министр Редигер. Шванебах старался убедить его, что он, военный министр, оскорблен словами Зурабова и бездействием председателя Думы» [175]175
Головин Ф.А.Записки. П.А. Столыпин // Красный архив. 1927. Т. 6 (19). С. 141.
[Закрыть]. Столыпин, чьи предки всю жизнь служили в русской армии, отнесся к инциденту очень серьезно. Он пригласил к себе председателя Думы и потребовал заверения со стороны Думы об уважении к доблести русской армии. В письме к царю Столыпин добавил: «Не мог я не высказать Головину, что в каждом иностранном парламенте такого Зурабова разорвали бы на клочки или, по крайней мере, отхлестали бы» [176]176
Столыпин П.А.Переписка. С. 32.
[Закрыть].
«Зурабовский инцидент» не стал поводом для разгона Думы. Им послужил «Наказ воинских частей петербургского гарнизона в социал-демократическую Фракцию Государственной думы». Этот документ был подготовлен по инициативе военной организации Петербургского комитета РСДРП и имел достаточно невинное содержание. Депутатов призывали: «Заговорите же в Думе о том, как запирает начальство солдат в каменные клетки-казармы, как мучает их непосильной и ненужной работой, как терзает их бессмысленными учениями, как не дает им ни минуты свободного времени, как шпионит за ними и старается непроходимой стеной отгородить от общей жизни» [177]177
К истории ареста и суда над социал-демократической фракцией II Государственной думы // Красный архив. 1926. Т. 3 (16).
[Закрыть]. О подоплеке подготовки этого документа расскажем чуть позже. Сейчас же следует отметить, что «Наказ», копией которого располагало правительство, послужил поводом для решительного разговора с непокорной Думой.
1 июня 1907 г. председатель II Государственной думы Ф.А. Головин получил от Столыпина письмо, в котором тот уведомлял его, что должен сделать не терпящее отлагательства заявление и требует предоставить ему слово в начале заседания. В своем выступлении Столыпин заявил, что полиция раскрыла заговор с целью организации восстания в воинских частях. Он потребовал отстранить от работы в Думе 55 социал-демократов, причем 16 из них лишить депутатской неприкосновенности. Выдвигая ультиматум, Столыпин рассчитывал на его неожиданность.
В половине двенадцатого ночи 2 июня несколько кадетских депутатов приехали к премьер-министру, чтобы попытаться спасти Думу. Столыпин сразу же вышел к ним. Правый кадет Василий Маклаков вспоминал, что премьер-министр дал ясно понять, что время для компромиссов прошло: «Пока мы с вами здесь разговариваем, социал-демократы бегают по фабрикам, подстрекают рабочих». Депутаты пытались объяснить, что разногласия могут быть улажены, но Столыпин перебил их: почему же вы не хотите исполнить наше требование и устранить из Думы социал-демократов? Ведь они ей мешают не меньше, чем мне. Освободите Думу от них, и вы увидите, как хорошо мы будем с вами работать, как все тогда пойдет хорошо». Маклаков возразил: «Ваше требование вы предъявили в такой острой и преувеличенной форме, что его принять Дума не сможет. После этого нам было бы стыдно друг на друга смотреть… Наверное, я самый правый кадет и буду голосовать против вас». Столыпин обвел депутатов глазами. «Ну, тогда делать нечего! – сказал он наконец особенно внушительно, – только запомните, что я вам скажу: это вы сейчас распустили Думу» [178]178
Маклаков В.А.Воспоминания. Вторая дума. С. 247.
[Закрыть]. После разговора с премьером депутаты поехали в ночное заведение «Аквариум» и там среди подвыпившей публики и раскрашенных дам полусвета устало обсуждали, все ли они сделали для спасения российского парламента.
Вернувшись на заседание Совета министров, Столыпин безнадежно отмахнулся по поводу кадетской депутации: «Ну, с этими господами не столкуешься!» Между тем сами министры испытывали серьезную тревогу. Роспуск I Думы показал – народных волнений бояться нечего. Но их беспокоило, что из Петергофа все еще не было курьера с царским указом. Кое-кто высказывал опасение, что Николай II передумал. Тревога оказалась ложной. Поздней ночью (уже наступило 3 июня) был доставлен пакет из царской резиденции. Вместе с подписанным указом Николай II прислал письмо министрам: «Наконец я имею ваше окончательное решение. Давно бы пора покончить с этой Думой. Не понимаю, как можно было терпеть столько времени и, не получая от вас к моему подписанию указов, я начинал опасаться, что опять произошли колебания. Слава Богу, что этого не случилось» [179]179
Коковцов В.Н.Указ. соч. Т. 1. С. 275.
[Закрыть].
Одновременно с указом о роспуске II Государственной думы было опубликовано новое Положение о выборах, которое министры недаром называли «бесстыжим». По новому Положению о выборах один процент населения избирал две трети выборщиков, причем только помещичья курия избирала более половины всех выборщиков. Городская курия была разделена на два разряда – в первый входили состоятельные горожане, во вторую – все остальные. При этом избиратели первого разряда посылали одного выборщика от 1 тыс. человек, тогда как избиратели второго разряда – от 15 тыс. Больше всех было урезано крестьянское представительство, а рабочая курия теперь посылала в Государственную думу всего 6 депутатов. Открыто провозглашалось, что Государственная дума должна быть русской по духу, и во исполнение этой цели было значительно сокращено число депутатов от национальных окраин: от Привислинского края с 36 до 12, от Кавказа с 29 до 10 человек. Некоторые регионы – Закаспийская, Самаркандская, Сырдарьинская, Уральская, Якутская области были вовсе лишены представительства с разъяснением, что их население «не достигло еще достаточного развития гражданственности».
Действия правительства явились нарушением Манифеста 17 октября 1905 г., обещавшего не принимать законов в обход выбранного народом парламента. Поэтому события 3 июня 1907 г. стали называть государственным переворотом, а третьеиюньская политическая система оказалась прочно связанной с именем Столыпина. Было положено начало весьма своеобразной политической системе, точнее всего охарактеризованной в классическом по абсурдности определении: «Россия есть конституционная монархия во главе с самодержавным монархом», которое было дано Готским альманахом. Действительно, власть монарха была огромной, и в то же время сохранялись, правда, в весьма урезанном виде, политические свободы. Допускалась деятельность политических партий и существование оппозиционной печати.
Одним из звеньев этой системы являлась III Государственная дума, которую иронически называли «непревзойденной палатой». Ее состав оказался совершенно иным. Теперь левыми считались 54 кадета, занимавшие центристские позиции в предыдущих Думах. От мощной фракции трудовиков осталось 14 человек. На выборах прошло 19 социал-демократов меньшевистского и большевистского направления. Выгодное положение занимал сильный центр из 154 октябристов и 28 прогрессистов. Впервые сложились три правые фракции: крайне правые, умеренно правые и националисты, насчитывавшие 147 депутатов.
В первые годы существования Думы правительство опиралось на центр, представленный депутатами-октябристами. Позже Столыпин установил более тесные контакты с националистами. Но даже такая Дума, готовая идти навстречу правительству, была под подозрением у сановников. Однажды министр финансов В.Н. Коковцов произнес на заседании Думы запомнившиеся слова: «У нас парламента, слава Богу, еще нет!» Столыпин не допускал подобных высказываний. Сотрудничавший с ним в самые напряженные месяцы 1906 – 1077 гг. В.И. Гурко писал: «В сущности, Столыпин был рожден для роли лидера крупной политической партии, и, родись он в стране с упрочившимся парламентарным строем, он, несомненно, таковым и был бы». Но это лишь гипотетическое предположение, которое нельзя проверить. В своей реальной политической деятельности Столыпин мало считался и с Государственной думой, и даже с более консервативным Государственным советом. Важнейшие социально-экономические меры Столыпин предпочитал проводить в обход законодательных учреждений. Он широко пользовался статьей 87 Основных законов, позволявшей принимать законодательные акты в виде высочайших указов с последующим их обсуждением и одобрением в Думе и Государственном совете. С точки зрения Столыпина, этот путь являлся гораздо более эффективным, чем громоздкая парламентская процедура. Столыпин был убежденным сторонником сильной исполнительной власти, способной предотвратить хаос и беззаконие.
