Текст книги "Страж зари"

Автор книги: Сергей Куприянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Раздался женский крик, но кому он принадлежал, разбираться было некогда. Теперь, когда первый шок прошел, Павел более или менее стал понимать структуру этой гадости, как выяснилось, по своим поведенческим характеристикам не имеющей ничего общего с водой или иной жидкой массой. Вместо того чтобы растекаться по полу, «грязь», так он про себя ее назвал, отскочив от стены, начала превращаться в разного размера шары, полетевшие сразу во все стороны. Часть из них рикошетом отскакивала от потолка, пола и стен, создавая невообразимый хаос в пространстве, часть же, наоборот, проникала в материал конструкций здания, а потом, как скоро выяснилось, выскакивала из них, делая это в совершенно неожиданных местах. Шары – размером от булавочной головки до очень крупного арбуза, – сталкиваясь меж собой, вели себя совершенно по-разному. Некоторые дробились на еще более мелкие, разлетаясь, как при взрыве. Другие, наоборот, слипались, при этом могли поменять траекторию совершенно в неожиданном направлении либо продолжить траекторию одного из них. Третьи же, врезаясь в препятствие, оставались на нем нашлепками, которые вели себя тоже весьма произвольно – замирали на месте, ползли в любом направлении, причем с разной скоростью, либо, повременив, отскакивали, приняв участие в шабаше себе подобных. Какие-то летали по прямой, а какие-то выписывали совершенно невероятные кренделя, от спирали до хаотичных зигзагов. При этом, усиливая всеобщий хаос, шары, сталкиваясь, меняли окраску в диапазоне всех цветов радуги, но оставались очень яркими, кричащими.

Павел, нарастив свой щит до «кокона», защищающего его со всех сторон, несколько секунд пребывал в растерянности, наблюдая за этим смерчем, этим буйством красок и движения. В нем не прослеживалось никакой системы, если не считать системой хаос.

Его защита пока держала удары «грязи», хотя теперь этому явлению следовало бы дать другое название, но Павел уже совершенно не был способен заниматься идентификацией в том смысле, как он привык. Какое-то время он подсознательно надеялся, что вся эта дрянь если не рассосется совсем, то хоть поутихнет, но вскоре понял, что ничто и никуда не исчезает и не рассасывается, даже не теряет активности. Он пару раз смотрел на Марину, проверяя, как она себя чувствует. Ее защита держалась, и, похоже, Мих Мих ее подпитывал. При этом она, справившись с собой, начала двигаться по направлению к нему.

– Стой! – крикнул он, понимая, что Мих Миху куда удобнее работать с ней, точнее, с ее «коконом», если она не перемещается. Видимо, лицо его при этом было достаточно зверским, если Марина, против обыкновения, послушалась его и остановилась.

Он прибавил мощи своей защите, и теперь шары, ударяясь о нее, замирали и съеживались, сдутыми бесцветными шариками падая на пол. Шарики – седьмой-восьмой категории мощности!

Когда он, оправившись от потрясения, пошел в предбанник, огибая дверь, заговоренную самим маг-директором, эта шелуха, раздвигаемая его «коконом», отползла в стороны, таким образом за ним оставалось относительно чистое пространство, как за ледоколом, продавливающим проход в ледяном поле, за кормой которого остаются только осколки льда. Только в данном случае к «осколкам» добавлялись еще и свежие трупики шаров, пытавшихся атаковать сзади.

В приемной, где всегда привычно царствовала добрая, в общем, Лидочка, ничего, казалось, не изменилось с тех пор, как Павел покинул ее около часа тому назад. Если не считать того, что секретарша сидела в несколько иной позе – занеся руки над клавиатурой компьютера. При этом лицо ее было напряженным и даже злым. Он знал это ее выражение. С ним она отваживала рвущихся к шефу посетителей, мол, он занят, да и я, как видите, тоже.

Первым его желанием было «разморозить» ее, но передумал. Потом, потом. Ничего, немного потерпит. Два раза за день это, конечно, многовато, но что уж теперь, такая работа у девушки. Сама выбрала.

Даже через дверь было видно, что изнутри на нее наложена огромная «заплатка» – фактически замок, запирающий дверь. Подойдя вплотную, Павел, сосредоточившись, выжег ее, просто уничтожил, не став рвать. Дверь в кабинет маг-директора, лично им многократно заговоренная, некоторое время сопротивлялась, не пропуская через себя постороннее М-воздействие, но не слишком долго. Видимо, Петрович не очень-то предполагал, что такого рода война может разгореться в стенах его кабинета, и поэтому не слишком тратил силы на защиту.

Распахнув дверь, Павел увидел настолько невероятное, что испугался. Просто потому, что подобного быть не могло! Это не укладывалось в его сознании.

Маг-директор и смуглый мужчина восточной наружности, окутанные защитными «коконами», сидели неподвижно, со страхом глядя на Аллу, посылающую на них разноцветные шарики из протянутых вперед и соединенных запястьями рук. Похожие на заряды пейнтбола, они ударялись в защиты и кромсали их, а Алла громко смеялась, хохотала, запрокидывая далеко голову и натягивая неестественно белую кожу на горле до того, что стали видны поперечные сочленения гортани.

Петрович посмотрел на Павла чужим, измученным взглядом, в котором без особого труда угадывалась мольба. А может, сожаление о том, что его воспитанник увидел своего бывшего наставника в таком унизительном положении?

Наверное, Алла заметила этот взгляд, потому что резко обернулась. При этом из ее рук по-прежнему продолжали вылетать закольцованные в шарообразную форму М-воздействия поражающего вида и неопределенной характеристики, от которых, судя по виду гостя маг-директора, он уже пострадал.

– Ты плисел! – детским, искаженным голосом воскликнула она. – Здластвуй, Пася.

– Прекрати! – велел он, не очень-то надеясь на успех.

Он ничего не понимал. Шок – это по-нашему.

– Давай вместе. Это зе так весело!

Какая дичь! Взрослая и, в общем, неглупая женщина изображает из себя малолетнюю дурочку, повторяя детские ужимки и воспроизводя голос, разя при этом практикующего мага высшей степени подготовки так, что тот не может шевельнуться.

– Я тебя накажу, – сказал он, несильно подумав перед этим, и, только произнеся вслух, вдруг понял, насколько глупо, наивно звучит его реплика. Будто он и впрямь разговаривает с не в меру расшалившейся девочкой, а не с монстром, способным и, главное, готовым убивать.

– За сьто?! – спросила она тоненьким, мультяшным голоском, особенно распространенным в последнее время в дубляже иностранного аниме, из-за чего Павел просто видеть их не мог. Впрочем, слышать тоже. – Держи!

Она перевела на него одну ладонь, и прямо ему в лицо полетели те самые проклятые шарики, цветными фонтанчиками взрываясь перед глазами.

Это были уже не те, коридорные. Жесткие, с пылу с жару, сильные, как нагулянный буйвол, с первого мгновения они принялись не то что изъязвлять его защиту, они ее крушили, грозя в несколько секунд или даже еще раньше полностью ее уничтожить. Теперь понятно, почему Петрович и его смуглолицый гость в темном костюме и идеально белой сорочке с желтым, под золото, галстуком так ежились. Удивительно, что они вообще столько времени продержались.

Павел попробовал нарастить «броню» – ну не вечный же у этой сколопендры боезапас! – но быстро понял, что это ни к чему не приведет. Бывшая его подруга работала, как скорострельная пушка, причем одновременно на две, даже на три цели, не оставляя никого без внимания. А тут еще и шары из коридора стали подтягиваться, атакуя его пока что сзади. Какофония цвета начинала сводить его с ума, усугубляемая опасностью быть уничтоженным этой сумасшедшей бабой.

Цвет! Именно цвет!

И он создал черный.

Его защитная аура, до этого серебристая, призванная отражать, вдруг стала аспидно-черной, как мгла, как ничто. Она уже стала тоненькой, легко пробиваемой, но в миг разноцветные шарики, попадая на нее, стали в ней растворяться, наполняя ее собой, наращивая, даже более того – притягивались к ней. На него вдруг хлынуло все. Не шариками, даже не всплесками – потоком. Шквал из окружающей среды рванулся к нему и затопил, переполнил его энергией. «Грязь», заклятия Аллы, даже защитные «коконы» Петровича и его гостя, уничтоженные, сдувшиеся шарики «грязи» летели на него опавшей листвой, а также еще что-то извне – все это хлынуло на него, в него и вокруг него. Со всех сторон, снизу, сверху на него обрушился вихрь, под напором которого он едва держался на ногах.

Некоторое время он, оглушенный, ослепленный и просто обалдевший, стоял, не понимая, что происходит и что ему делать. Заняло это, может, секунду, а может, и меньше. Как и все происходившее сейчас в офисе, времени это заняло исчезающе мало. Это как взрыв, который происходит в считанные мгновения, а переживать его и его последствия приходится долго. Так некоторые фронтовики утверждали, что видели летящие в них пули и даже успевали от них уклониться.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Все, находящиеся в кабинете, смотрели на него. Алла все еще тянула руки, напоминая распятого на кресте человека. Стояла, смотрела на Павла и хлопала глазами, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

Первым опомнился Горнин.

– Можешь убирать защиту, – сказал он, откидываясь на спинку кресла.

Павел, кивнув, свернул «купол». И жестко шлепнулся подошвами об пол. Оказывается, он парил в воздухе! Невысоко, оторвавшись всего на несколько сантиметров, но парил!

Алла, увидев это, неожиданно громко икнула.

– Ого! – воскликнул смуглолицый гость, сохраняя на лице невозмутимое выражение.

– Вот так-то, – не без гордости сказал Петрович и потянулся к сигаретной пачке, лежащей на столе. Павел заметил, что пальцы его мелко подрагивают. – Садись, Алла, поговорим.

– Да пошли вы! – взорвалась она, зло перекашивая лицо. Оно стало на удивление некрасивым и хищным. В нем теперь ничего не было от недавней наивной детскости. – Я вам еще покажу, и тогда посмотрим, кто и о чем будет разговаривать!

И решительно двинулась на выход. Горнин явно хотел ее остановить, напрягся, но ничего у него не получилось.

– Павел, задержи! – велел он.

Остановить ее оказалось куда легче, чем можно было подумать. Для этого Павлу не пришлось даже напрягаться, он лишь подумал о том, чтобы Алла остановилась, и та замерла как вкопанная. Только закричала:

– Пусти меня, гад! Сволочь! Скоти…

И так и замерла с открытым ртом. Потом развернулась и пошла к столу, где аккуратно отодвинула стул, села и положила руки на колени. Со стороны посмотреть – просто пай-девочка. Точнее, пай-дамочка.

– Вот, Иса, о нем я тебе и говорил, – сказал Горнин, дымящимся концом сигареты показывая на Павла. – Познакомьтесь. Павел Мамонтов. Иса Мишаль, наш гость из Ливана.

– Очень приятно, – кивнул Павел. – Извините, мне нужно на минутку отойти. – И вышел, не дожидаясь разрешения.

Его уже некоторое время беспокоило отсутствие Марины. Неужели «грязь» ее таки достала?

Проходя по предбаннику, он во второй раз за сегодняшний день «разморозил» секретаршу, и та со всем пылом работящей барышни обрушилась на клавиатуру компьютера, экран которого успел погаснуть.

– Я же говорю, что… – по инерции заговорила она, все еще находясь в том мгновенье, когда на нее обрушилось М-воздействие, но вдруг увидела Мамонтова и осеклась: – Павел Евгеньевич…

– Работай, работай, – походя успокоил он, спеша на выход.

Марина сидела, прислонившись спиной к стене. Над ней склонился Мих Мих.

– Как она? – на ходу спросил Павел, глядя на бледное, с закрытыми глазами лицо напарницы.

– Она-то? – устало переспросил Семенов. – Она-то ничего. Отойдет. Устала просто. Да и перенервничала. Если бы не ты… Кстати, а кто это «воронку» тут закрутил?

– Какую «воронку»? – не понял Павел и присел на корточки перед Мариной.

– А ты что ж, не видел?

– Вы имеете в виду этот… Ну…

– Ага. Именно «этот» я и имею в виду. Кстати, можешь назвать его «пылесос». На Петровича не похоже. Да и… – Мих Мих махнул рукой, явно не желая договаривать, но Павлу показалось, будто он хотел высказаться в том смысле, что у маг-директора силенок для подобного маловато. Хотел, но не стал позорить руководителя перед молодежью. – Что ты молчишь?

– Да все нормально, – пробормотал Павел, осторожно трогая Марину за плечо. – Ты как?

– Па-аша, – слабо проговорила она, открывая глаза. – Ты цел.

– Цел, цел. Ты-то как?

Она вздохнула. Лицо ее отчего-то сделалось счастливым. Правда, оно все еще было усталым.

– Нормально. Ухайдакалась только. Помоги мне. Он, нечаянно толкнув Семенова, попытался взять ее под мышки, но Марина отрицательно качнула головой:

– Не так.

– А как? – искренне не понял он.

– Поцелуй… Поцелуй меня, пожалуйста.

Если бы ему сейчас сказали, что в какой-нибудь лотерее он выиграл океанскую яхту, то, наверное, он поразился бы меньше. Там хоть более или менее понятно, как реагировать. А тут… Фигня какая-то.

Но, в конце концов, если женщина просит… Он нацелился чмокнуть ее в лоб, благо до него было ближе всего, но тут у него в кармане зазвонил телефон, и Павел, пробормотав: «Извини», встал и выхватил спасительную трубку. На Мих Миха и Марину он старался не смотреть.

Ответил, даже не посмотрев на экран: какая сейчас разница, кто звонит! Все равно молодец.

– Паша? Ой как хорошо, что я до тебя в конце концов дозвонилась! – быстро и напористо заговорила Любка. – Ты мне срочно нужен. Просто срочно! Немедленно! Ты когда сможешь приехать? – Компаньонша резко понизала голос– Дамочка та снова заявилась. Ну помнишь, министерша. Любые бабки обещает, просто любые. Но только вынь ей и положь, чтобы было как в прошлый раз.

– Я сейчас занят.

– Паша! Таким клиентам не отказывают. Ты просто не понимаешь. Еще парочка таких сеансов, и мы с тобой на пару умотаем на Канары. А потом…

– Извини, не могу.

– Ну хоть на полчасика! – И, разом сменив тон, что называется, замурлыкала: – Я так по тебе соскучилась, Паш. Приезжай. Я тут ресторанчик один нашла, сходим, посидим. Ну а дамочка пусть свое получит, кончит в свое удовольствие, это же так прикольно.

Ему было неловко слушать такое, когда за спиной Мих Мих и Марина, и он отключил телефон, скорее импульсивно, чем осознанно наложив при этом запрет на прием Любкиных звонков.

Обернувшись, он увидел, что Марина уже встала, поддерживаемая Семеновым. На Павла она старалась не смотреть.

– Ты хочешь сказать, – внимательно посмотрел на него Мих Мих, – что этот «пылесос» устроил ты?

– Ну… примерно.

– Интересные у тебя примеры. – Он покачал головой. – А это все, весь этот цирк, устроила дочка Романа?

– Получается, так.

– Еще интереснее. Ну мы еще поговорим. Ладно, вы тут разбирайтесь со своими бытовыми приборами, а я пойду пока «скорую» вызову.

– Кому?

– Люське-дурехе, кому ж еще. Сердце у нее прихватило. Говорил же ей, завязывать с водкой, так нет, все-то ей по хрен.

Развернулся и пошел назад, к холлу. Павел неожиданно для себя заметил, что стареющий маг слегка подволакивает правую ногу.

– Пошли? – спросил он Марину, а больше предложил, кивком на дверь приемной Горнина обозначая направление.

– Пойдем. Погляжу хоть.

– Да ничего, в общем, интересного.

– Может, и так.

Она что-то не договорила, но Павел даже боялся подумать, что именно.

Секретарша сидела и задумчиво смотрела на экран монитора. Увидев входящих, она против обыкновения лишь произнесла: «А, это вы…» – хотя в иных ситуациях она грудью вставала на защиту директорского кабинета. Похоже, что сегодняшний день ее чему-то научил, а Горнину вскоре придется искать себе другую помощницу.

В кабинете ничего, кажется, не изменилось. Алла скромно сидела, глядя в стену перед собой, маг-директор курил, только уже вторую сигарету, а смуглый гость говорил, очень осторожно произнося русские слова. Его непривычное имя успело выветриться из памяти Павла. Муса?

– Можно быть уверенным, что это самым негативным образом будет расценено всеми. Факт невероятный. Это прямое… мм… прямое попрание.

– Разрешите? – спросил Павел, стоя в дверях.

– Проходите, да, – кивнул Горнин.

– Или помешаем?

– Да чему тут уже мешать. Давайте присаживайтесь. Сейчас Перегуда появится. Только что звонил. Слушай, Паш, у меня… – Он посмотрел на гостя и поправился: – У нас к тебе просьба.

Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул:

– Что-то у нас совсем нет сил. Шумни по этим кодам, пусть сюда подтягиваются.

– Это что? – спросил Павел, забирая бумагу.

– Комиссия. Да, третий номер не нужно. Господин Мишаль уже здесь. И не в службу, а в дружбу. Скажи Лидочке, пусть поесть нам сообразит. Совсем сил нет.

– Может быть, я… – проговорил Павел и сотворил на столе блюдо с горкой сочных бифштексов, аромат которых хлынул по кабинету.

Такого испуга у взрослых людей он давно не видел. Господин Мишаль отшатнулся и побледнел, выпучив глаза.

– Убери немедленно! – заорал Горнин, и блюдо вместе с мясом и запахом исчезло, будто его и не было. – Фу! Ты вообще думаешь, что творишь?

– Извините.

Только теперь Павел сообразил, что восточный гость по религиозным соображениям свинину не то что не ест – на дух не переносит. А сам бы он сейчас поел. Ведь с утра маковой росинки во рту не было.

– Лиду позови, – очень настоятельно и членораздельно попросил Горнин.

Но звать ее не пришлось; открытая дверь позволяла секретарше очень хорошо слышать, что говорится в кабинете, и она впорхнула ласточкой.

– Да, Александр Петрович.

– Сообрази нам покушать. И, прошу тебя, не забудь вкусы нашего гостя. Но для начала коньячку нам. – Маг-директор посмотрел на восточного гостя. – Мм?

– Можно, – певуче ответил тот.

– Давай.

Пока Лидочка доставала посуду и разливала выпивку, Павел просмотрел листок. Такого он не видел никогда. М-коды на полдюжины людей. То, что они могут быть учениками Горнина, он отмел сразу. Некоторые коды были очень короткими, что могло говорить лишь об одном: они давно присвоены. Очень, чрезвычайно давно. Сообщество не локальная телефонная компания, разом меняющая номера своих абонентов, наращивая символы по одному каждые десять лет.

Павел подумал: а существует ли сейчас номер один?

Конечно, маг-код это не цифра и не фраза вроде «Здравствуйте, у вас не продается славянский шкаф?». Но проходивший в воспитанниках под маг-директором, лично вручавшим свой личный код наставнику, эти детали знает даже лучше, чем иной водитель номер своей машины. Потому что машину можно поменять, продать и забыть ее, а твое личное, впаянное в тебя навсегда, – никогда.

Кстати, маг-код господина Мишаля был хоть и не самым коротким, но весьма и весьма не длинным. Хотя и заковыристым.

Отчего-то Павлу вдруг стало весело. И он схулиганил. Он просто дал посыл по всему списку разом. Забыв исключить уважаемого гостя маг-директора. Просто забыл, поддавшись охватившему его состоянию озорства. Ну сглупил.

Доселе невозмутимый восточный гость вдруг вскочил со стула, опрокинув его на пол, и ломанулся к Павлу, чтобы замереть перед ним по стойке «смирно». От него пахло потом и очень хорошей туалетной водой с запахом лимона.

В кабинете повисла предгрозовая тишина.

И вдруг Лидочка хихикнула. Ну девчонка, что с нее взять!

Горнин взорвался. Видно, силы понемногу возвращались. Он вскочил с места и заорал:

– Павел!!! Какого черта ты тут фокусы устраиваешь?! Отставить!

И вправду, переборщил.

– Извините, – пробормотал Павел, хотя никакого покаяния в нем ни на йоту не наблюдалось, и «отпустил» господина Мишаля.

Тот, даже вернувшись на место, сохранял напряженное выражение лица, граничащее с испугом.

– Извините его! – продолжал громыхать Горнин. – Распустился, понимаешь. Совсем совесть потерял. То нагадил мне прямо на столе. – Брови восточного гостя удивленно поползли вверх. – Фигурально, конечно. А теперь это. Ты соображаешь, что творишь? Хочешь фокусы показывать – вон иди на улицу и детишек смеши. Балаганщик! Сказано же тебе было, что господин Мишаль, – последовал вежливый полупоклон в сторону золотого галстука, – уже здесь.

– Я же извинился.

– Извинился он! И что мне теперь прикажешь – в жо… В смысле миловаться с тобой?

– Чего кричим? – спросил Мих Мих, появляясь в дверях. – Здравствуй, Иса. О, коньяк пьем! Не угостите старика?

Восточный гость встал, прошел навстречу и чопорно, двумя руками, пожал руку стареющего мага, широко при этом улыбаясь.

– Рад встрече, Михаил Михайлович.

– Я тоже рад. Говорили, твоя жена родила тебе еще одного сына? Поздравляю. Много сыновей – удача в дом. С меня подарок. Уже приготовил. Вечерком прокатимся ко мне?

– С большим удовольствием.

Павел слушал и балдел. Петрович перед иностранцем стелится, а Мих Мих так небрежно, чуть ли не свысока. Есть многое, Горацио, на свете, чего не снилось нашим мудрецам.

– Значит, договорились. Так что насчет коньяка-то? Угостите или как?

– Лида, налей ему. Ты чего пришел? – сбавляя тон, но с заметной подозрительностью спросил Горнин.

– Похоже, тебя спасать. И, кажется, вовремя. Так это и есть наш монстр? – спросил он, глядя на Аллу. Он сел напротив нее и кивком поблагодарил секретаршу, поставившую перед ним бокал. – Интересно будет послушать.

– Ты не член комиссии, – быстро проговорил Горнин.

– Не судья, это точно. Я адвокат.

– Что?! Какой еще адвокат? Ты совсем уже?

– От общественности. Вы ж сейчас парня долбать будете, а он в этих делах ничего не понимает. Навешаете ему лапши на уши, снимай потом. Кстати, правилами это не возбраняется.

– Лапша?

– Адвокат!

– Про адвоката там ни слова нет.

– Что не запрещено, то разрешено. Кстати, я еще и свидетелей приглашу. Вот ее, например, – показал он на Марину. – Так что, когда едем?

– Михаил Михайлович прав, – покивал господин Мишаль. – В заседании комиссии в одна тысяча девятьсот восьмом году в Брюсселе, когда обсуждалась деятельность Эжени Лаваль, присутствовал защитник из числа местных магов.

– Никуда мы не поедем, – глухо проговорил Горнин, запустив нос в бокал, из которого в рот перелился солидный глоток. – Все скоро будут здесь. Подозреваю, что очень скоро.

За этим последовал недовольный взгляд в сторону Павла.

– Ну и хорошо. Паш, Мариночка, присаживайтесь, в ногах, как известно, правды нет. Ничего, что я тут слегка распоряжаюсь? – ехидненько поинтересовался Мих Мих.

Вместо ответа маг-директор сурово посмотрел на секретаршу, наблюдавшую эту сцену с неподдельным интересом.

– Я тебя что просил сделать, а?

– Ой! Бегу, Александр Петрович, бегу.

Она упорхнула бы прямо с бутылкой в руке, если бы Мих Мих не остановил ее и не перехватил сосуд с драгоценной жидкостью.

Но сразу вылететь из кабинета ей не удалось. В очередной раз ойкнув, она отступила перед стремительно входящим Перегудой.

– Что тут происходит? – закричал он с порога, хотя порога как такового здесь не имелось. Так, оборот речи.

– Ты бы сначала поздоровался, Рома, – укорил его Мих Мих, с заметным удовольствием потягивающий коньячок. – Хоть не с нами, так вот с господином Мишалем.

Перегуда затравленно посмотрел на араба и поспешил изобразить нечто среднее между хищным оскалом и радостной улыбкой.

– Здравствуйте. Рад встрече. Очень рад. Извините, весь на нервах. Но в чем дело, почему вы тут, а не поехали в Зеленоград?

– Планы поменялись, Роман Георгиевич, – сказал Горнин. – Комиссия соберется здесь. Присаживайся.

– Вот как? А что вы сделали с моей дочерью? Что вы тут вообще творите?! А ну немедленно снимите с нее свое воздействие.

– Тебе надо, ты и сними, – безмятежно ответил Мих Мих, подливая себе коньяку. – Кто еще будет? Марина? Паша? Я вам сейчас бокальчики подам, а то сидите как не родные.

Семенов встал и пошел к бару, а Перегуда, несколько картинно развернувшись, уставился на дочь.

Павел хорошо видел, как от него к Алле потянулись серо-зеленые языки, лизнувшие ее по телу. Раз, другой. Потом третий. И еще раз.

– Что за шутки? – зло спросил Роман Георгиевич. – Расчаруйте немедленно!

– Разочарован? – ехидно поинтересовался Горнин, явно наслаждаясь процессом. – А ты вон его попроси, – кивнул он на Павла.

– Ну? – посмотрел Перегуда в том же направлении.

– Паша, а ты не спеши, – посоветовал Мих Мих. – Сейчас все соберутся, и вот тогда…

– Я требую! Вы не имеете права. И ты, – последовал гневный взгляд в сторону Павла, – в особенности. Я должен с ней поговорить.

– Я полагаю, – взял слово господин Мишаль, – что станет лучше, если мы все подождем членов комиссии. Мне кажется, нет смысла здесь собравшимся дважды выслушивать то, что можно послушать всего один раз. Пожалуйста, подождите еще немного времени.

– Как скажете, мсье Мишаль. Только должен обратить ваше внимание, что происходящее существенным образом попирает права моего ребенка и наносит мне непоправимый моральный вред.

– Комиссия это, несомненно, учтет. Присаживайтесь, прошу вас. Ведь вы позволите, Александр Петрович?

– Теперь вы здесь распоряжаетесь.

– Благодарю вас за любезность. Пожалуйста, – последовал приглашающий жест в сторону Перегуды. – Подождем.

Ждать пришлось недолго.

В кабинет только что не вбежал огромный негр в распахнутой рыжей дубленке и с вылупленными глазами и первым делом рванулся к Павлу, игнорируя остальных. Тот лишь в последний момент, когда двухметровый детина с квадратным подбородком оказался в шаге от него, сообразил «отпустить» его, а когда боксерского вида мужик остановился и чуть расслабился, отпустил вожжи и оставшейся четверке. Все-таки нехорошо, когда члены высокой комиссии вбегают в таком вот расхристанном виде. Неприлично.

Негр обвел присутствующих все еще бешеным взглядом запарившейся после тяжелой скачки лошади.

– Господа, я рад вас приветствовать. – Он поднял руки и потряс кистями, как Генеральный секретарь на трибуне Мавзолея. – Что за срочность, господин Горнин?

– Здравствуйте, мистер Монрой. Раздевайтесь, присаживайтесь. Вам помочь?

– Я сам. И жду ответа.

– Произошло досадное недоразумение. Я вам сейчас все объясню.

Ничего объяснить он конечно же не успел. Потому что когда дубленка успокоилась на стуле, в кабинете появился еще один персонаж, на этот раз совершенно азиатской внешности, с абсолютно круглым лицом. В его узком разрезе глаз почти не видно было белков. Как выяснилось позже, наш брат, якут Николай Иванов. Потом были – немец с волосами ежиком, украинка с желтенькими, но заметными усиками над верхней губой и красавец Яков Голштейн, сын эмигрантов из Союза, с платиновым кольцом на пальце. И все они первым делом с интересом посматривали на Павла.

Для комфортного размещения комиссии и «приглашенных» места в кабинете Горнина не хватало, поэтому переместились в переговорную, где комиссия устроилась во главе стола, остальные – на его противоположном конце. Алла, как сомнамбула, шла перед отцом, который, хоть и старался держаться молодцом, чувствовалось, что ему не по себе.

Павел, заняв место справа от Горнина и рядом с Мариной, с интересом рассматривал комиссию. Мих Мих напротив – лицом к лицу. Не надо было быть магом для того, чтобы понять: при всей их внешней экзотичности, люди подобрались мощные, уверенные в себе и своих силах. Искорки, время от времени вспыхивающие над ними, явственно свидетельствовали о переполняющей их мощи. Просто из любопытства он прикинул расстановку сил. Этих шестеро – все накачанные, кроме, пожалуй, араба, который все еще восстанавливался. Он, Марина, Семенов и Горнин, который тоже пока не в полной силе. Злой Перегуда и Алла, пребывающая пока что в «пеленках». То есть как бы шесть на шесть. Но где в этом раскладе окажется семейная пара – неизвестно. Впрочем, все эти расклады не имели смысла – пока.

Минут пять два официанта из соседнего ресторана, не первый год обслуживающего гостей и – по случаю – сотрудников ООО «Лад», расставляли на длинном столе закуски и легкие напитки, со скрытым интересом посматривая на людей за столом. Но Лидочка, искушенная секретарским трудом, быстро разобралась, несколько визгливо торопя обслуживающий персонал. Впрочем, те ее слушались.

– Я должен сказать, – сказал круглолицый Иванов, – что это помещение просто на редкость чисто.

Речь, конечно, не шла о пыли либо отпечатках подошв ботинок на ковролине.

Члены комиссии покивали с той или иной степенью энтузиазма.

– Предлагаю перейти к сути, – торжественно объявил мсье Мишаль, занявший председательское место.

– Я хочу, чтобы мне объяснили, что вообще происходит, – громко заявила дама с волосками над губой. – Надеюсь, все присутствующие понимают, что комиссия не может собираться просто по чьей-то прихоти или глупости. Это баранина? – на расстоянии ткнула она пальцем в блюдо с мясными кусочками.

– Полагаю, куры, – скупо улыбнулся Горнин. – Отварные и запеченные. Ресторан этим славится. Рекомендую. Господа! Прошу вас всех попробовать. А суть дела вот в чем. Вот эта девушка, – он показал на Аллу, – совершила ряд уголовных – я подчеркиваю! – преступлений. Ограбления, убийство. К моему сожалению, я должен предполагать, что в данном случае за ее… Я не хочу высказывать беспочвенных обвинений, но у меня есть основания думать, что Роман Георгиевич создал из нее волшебную палочку.

– Простите? – спросил немец, не отрывая глаз от тарелки, в которую аккуратно накладывал закуски.

Павел смотрел на все это с недоумением. Он как-то иначе представлял себе заседание комиссии. Ну пусть не судебные мантии и накладные парики, но хоть какое-то подобие ритуальности. Всем встать, поклянитесь или еще что-то в этом роде. А тут – застолье. Закусочки, винишко, пивко, сигареты. Не разгулье, но все же как-то несолидно. Он вопросительно посмотрел на Мих Миха, но тот этого не заметил; он внимательно слушал Горнина, рассказывающего обстоятельства дела.

– Я не понял, – спросил Голштейн, отставив бокал с легким розовым вином. – Почему она прикрывалась М-матрицей господина Мамонтова! Мы можем ее спросить?

Перегуда, до этого ратовавший за то, чтобы его дочь расколдовали, вдруг запротестовал:

– Прошу вас, не надо. Пока, во всяком случае.

– Объяснитесь, – напористо сказала украинка. – Почему мы не можем выслушать, по сути дела, обвиняемую?

– Она беременна.

– Ну и что? Я тоже была беременной. Думаю, на этой стадии беременности наши вопросы ей не повредят, как не повредили ей и ее художества. Кстати, вы знали о них?

– Девять лет.

– Что «девять лет»? Я ничего не понимаю. Отвечайте по сути вопросов.

– Она беременна уже девять лет, – сказал Перегуда, глядя на женщину.

– Что?!

Несколько секунд в комнате царила тишина. Никто не ел, не пил, да, кажется, и не дышал.

Павел ничего не понимал. Как известно, беременность у женщин длится около девяти месяцев, но никак не лет. Но то, как отреагировали на это сообщение присутствующие, говорило о том, что сказанное отнюдь не ошибка и не розыгрыш. Как ему показалось, все были на грани испуга или даже слегка за ней. И все уставились на Аллу, сидевшую с кукольно-безучастным лицом.