Текст книги "Страж зари"

Автор книги: Сергей Куприянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Михал Михалыч ждал их у подъезда, беседуя с теткой, держащей на длинном поводке вертлявого белого пуделя. Увидев их, вылезающих из милицейского автомобиля, удивленно поднял брови и покачал головой, но ничего по этому поводу говорить не стал. Легко отделавшись от собеседницы, шагнул навстречу.

– Здравствуйте, уважаемые. Быстро вы.

– Спасибо родной милиции, – сказал Павел и оглянулся на «форд», с включенными мигалками, но без ревуна: наверное, старлей наконец-то вспомнил про какие-то свои неотложные дела.

– С огнем играете, ребятки, – совершенно серьезно упрекнул Семенов.

– Ситуация подгоняет, – не стал отпираться Павел и спросил: – У вас есть какие-нибудь соображения?

– Ну если это не фантом… – Михал Михалыч посмотрел вопросительно, но, увидев в ответ твердый взгляд, продолжил: – Тогда я даже не знаю.

– Неужели никаких аналогий?

– Ничего в голову не приходит. Если только… Пойдемте пройдемся. А то после вашего триумфального появления уж очень много любопытных. Некоторое время назад один человек говорил мне, что ведутся работы по созданию искусственного фантома. Что это такое? Это когда не ты сам делаешь своего астрального двойника, а кто-то создает фальшивку.

– Примерно как мы с вами вчера? – уточнил Павел.

– Ну в сущности, да. Тогда возникает естественный вопрос. Ведь мы делали вдвоем. Я лишь, так сказать, намекнул.

– Не скромничайте. Без вас я не то чтобы даже не догадался, а…

– Вот именно что не догадался. Так-то ты и без меня справился бы. Так что не надо, не стоит. Правда, – Семенов хитро улыбнулся, – без моей помощи твой «заменитель» так долго не продержался бы.

– Спасибо вам. Кстати, Горнин мне сказал, что экспертиза идентифицировала меня с точностью до восьмидесяти пяти процентов.

– Сам сказал? – удивился Мих Мих.

– Да. А что?

– Ничего, все нормально. Хотя и странно.

– Это вообще-то много или как?

– Серьезный вопрос, Паша. М-да, знаешь, я, кажется, впервые отвечаю на такой вопрос кому-то, кто сам находится под расследованием.

– Нет, если это закрытая тема, то не надо! – запротестовал Павел.

– Да понимаете, какая штука-то… С одной стороны, как бы и закрытая. Как говорится, по идее. С другой же стороны, никаких запретов не существует. А поскольку в данной ситуации я в каком-то смысле на твоей стороне, пусть не как адвокат, а хотя бы как эксперт, то вправе, как я полагаю, дать некоторые пояснения.

– Очень вправе! – горячо заверила его Марина. Семенов усмехнулся и рукой показал направление, куда им двигаться дальше.

– Надеюсь. Если экспертиза проводилась в полном объеме и с надлежащим качеством – а поскольку Александр Петрович упомянул проценты, то, полагаю, так оно и было, иначе откуда бы им взяться, – то цифра эта несколько не дотягивает до идеала. Если, конечно, речь не идет о, так сказать, остывших следах.

– Экспертиза проводилась на месте по прошествии всего нескольких часов, – твердо сказала Марина.

– Что значит «на месте»? – вскинулся Семенов. – Поясните.

– У Перегуды там своя лаборатория.

– Вот даже как! Интересно. Очень интересно. Это факт?

– Сто процентов, – заверила его Марина. – Можете у Горнина спросить. Так что вы скажете о цифре?

– О цифре? Что тут говорить? Маловато будет. Несколько часов… Это вам не неделя и даже не сутки. Да, маловато.

Павел слушал его и испытывал чувство, будто очень многое про Мих Миха он еще не знает. Все эти намеки на адвоката, на непосвященных, на некое право, определять которое берется какой-то рядовой, в общем, маг, и к тому же отставной уже, – все это вызывало кучу вопросов. Но задавать их сейчас было не к месту, да и, в общем, не ко времени, которого не было. Да еще он и тянет каждое слово, словно оперный певец свою самую выигрышную ноту. Так долго, что даже мысль теряется.

– И что это значит, Михал Михалыч?

– Ну вариантов не так много. Например. Если автор и заодно прототип фантома постарается это свое создание, что называется, подтереть. То есть исказить его.

– Это возможно?

– Ну а почему нет? Взять чужую маг-матрицу и привнести ее в существующий образец.

– А где ее взять?

– Ну-у… Можно где взять. При желании-то. Но тебе, полагаю, негде. Извини, но это пока не твоего уровня задача. Может, еще и дорастешь, но… В общем, не обижайся, но это факт. Второе! Некто создал такой фантом под тебя. То есть как бы ты, но и не ты.

– Свидетели видели там, в банке, женщину! – выпалила Марина.

– Да? Странно. Мужика как бы легче подстроить под образ. Впрочем… Павел, у тебя близнецов, сестры или брата, скажем, нету?

– Я один в этом смысле.

– Ну знаешь, бывает, что женщина родила двойню, а второго ребенка того… умыкнули. Сам я с таким не встречался, – поспешно добавил Семенов, – но в детективах читал.

Такого рода предположения любого человека могут пусть и не выбить из колеи, но заставить задуматься – точно. А вдруг? И Павел задумался, задумался настолько, что чуть не вляпался в кучку собачьего дерьма. В последний момент, отдергивая ногу, он ухватился за локоть Марины. Та с неожиданной скоростью напряглась и, сначала поддержав его, затем резко прижала его кисть к своему боку. Даже через теплую одежду от ее тела шел жар.

– Спасибо, – пробормотал он, с некоторым трудом выпрастывая руку. И уже громче, для Семенова: – Нет, не может такого быть. Меня принимал друг моего отца, это я точно знаю. Даже встречался с ним. Думаю, это исключено.

– Да уж, пожалуй. Не гарантия, конечно, не сто процентов, но у других и такого нет. Будем считать, исключено. Тогда что остается?

Семенов замолчал, мерно шагая по дорожке. Навстречу им шла женщина с испитым лицом с коляской, так что строй пришлось нарушить, и Мих Мих вырвался вперед. Марина прильнула к Мамонтову, взяв его под руку.

– Можно проверить, – выдохнула она в самое ухо. – Что?

– Тебя и фантом.

– Как?

– А сейчас– Она кивком показала на спину Семенова.

Павел даже приостановился, так что Марина, не ожидавшая от него такого маневра, проскочила вперед, а потом развернулась, оказавшись к нему лицом к лицу. Ее глаза были распахнуты, что называется, до подштанников. Неужели ей так нравится чувствовать себя детективом?

– Михал Михалыч! – окликнул Павел, выводя стареющего мага из задумчивости.

– А? – обернулся тот. – Что?

– Вы не могли бы сейчас проверить, ну… тот фантом?

– Сейчас?

– Конечно! – энергично включилась Марина. – Паша вот он, а тот… Ну может же быть? Хоть где-то. Вы же эксперт!

– Да какой я теперь… М-да… ну хорошо, давайте. Почему бы и нет? Только я к вам спиной. Ничего?

– Бога ради! – воскликнул Павел. – Только побыстрее, а? Время! Если можно.

– Тогда… – Семенов вдруг преобразился. Не то помолодел, не то сконцентрировался. – Кругом!

Со стороны это должно было выглядеть как сходка идиотов. Три взрослых человека вдруг повернулись друг к другу спиной, стоя на плохо вычищенной пешеходной дорожке, и при этом закрыли глаза. Интеллигентного вида мужчина, двигавшийся им навстречу, увидев эту мизансцену, замер, отчего-то опасливо глянув вокруг, и вдруг ускоренным темпом пошел обратно, при этом пару раз оглянувшись.

Павел почувствовал, как на него ахнуло. Крут, как-то очень крут добрейший Мих Мих.

– Потише, а! Семенов обернулся:

– Павел, а ты чего, «зонтиком»-то прикройся уже.

И Павел прикрылся. То, что Семенов называл «зонтиком», следовало трактовать как защиту. «Плащ». И он его создал. Или соорудил. Кто-то говорит «построил». И почувствовал себя очень спокойно и комфортно. Зачем ему все это? Господи! Он не чувствовал никакого напряжения либо усталости от того, что он закрылся. В сущности, и раньше «плащ» его несильно утомлял, это всего лишь мера защиты, но только прежде он этот невидимый щит держал, чувствовал его, пусть так, тяжесть, хотя держать его мог подолгу, сутками, но теперь он вдруг ощутил, что «плащ» его не то что не давит – поднимает. Или хотя бы приподнимает. Для чего тогда все остальное, когда он может теперь вот так, в коконе, оградиться от всего внешнего, ненужного и докучливого? Ощущение того, что грудь его распирает силой, но в то же время и применять ее вовне не хочется, нет в этом необходимости, успокаивало до того, что хотелось сесть и уткнуться в собственные колени, замкнувшись в себе, как улитка в собственном домике.

– Ну ничего себе! – воскликнул Мих Мих. Павел резко обернулся. Семенов смотрел на него донельзя изумленными глазами.

– Что?!

– Могу тебя поздравить.

– С чем?!

– У тебя очень… Я бы сказал, идеальная защита. Теперь я понимаю, почему не смог тебя нащупать.

– Михал Михалыч! Ну время же!

– Не томите, – подхватила возбужденная Марина.

– Чего кричите? Ну есть.

Дурные драматурги зачастую позволяют себе ремарки вроде: «Они воскликнули хором». Впрочем, порой это бывает оправданно. Но в данном случае ни законы драматургии, ни дурной вкус, ни что-то иное, кроме правды, которая может быть эквивалентом истины, не заставит пересказчика засвидетельствовать.

– Что?! – Павел и Марина воскликнули хором.

– Чего вы так кричите? – поморщился Мих Мих. – Тебя здесь нет, друг мой. Ты там.

– Где?

– Ну положим, карты у меня в голове нет.

– Но в прошлый раз вы же определили проспект Мира.

– Тогда у меня была, так сказать, реперная точка. Ну точка на местности, к которой можно привязаться.

– Но хоть примерно! – взмолилась Марина.

– Ну ориентировочно это район Белорусского вокзала, и движется в сторону области.

Павел всмотрелся в лицо Мих Миха, которое было необыкновенно одухотворенным. Сейчас он творил и, несомненно, ловил от этого кайф.

– Вы его держите?

– Держу пока. А что? Есть соображения? Или хочется поучаствовать в боевике с погонями и стрельбой?

– Я, кажется, знаю, куда он едет, – сказал Павел.

– Или она, – неприятным голосом добавила «нюхачка».

– И куда же, позволь поинтересоваться?

– К нам в контору. То есть к Петровичу.

– Ты хочешь сказать, что это кто-то из своих? – нахмурился Мих Мих.

– Не знаю. Посмотрим. Черт, зря я того джигита отпустил. Вы с нами?

– Ну я бы не против посмотреть на этот феномен. Только условие: никаких милицейских машин и прочих конфликтов с госслужащими.

– Да никаких конфликтов, вы о чем?! Все исключительно красиво. Как в сказке.

– Не надо мне таких красивостей. В умелых руках и обычный таксист Шумахером будет. А на такси у меня пока что хватает. К счастью, сейчас с этим проблем уже нет, а вот раньше…

Семенов не договорил, но Павел ухватил некую интонацию и поинтересовался:

– Что, гражданин маг, не совсем честным образом останавливали государственные такси? Или чего похуже?

– Не говори глупостей! Пошли.

Ясное дело, что по сравнению с милицейским «фордом», вооруженным атрибутами государственной необходимости, любой таксист будет казаться черепахой на фоне гепарда, но если три практикующих мага, сидящие в салоне такси, спешат, а двое просто-таки исходят от нетерпения, то пусть не стопроцентный, пусть всего лишь подобие, но режим «зеленой улицы» они вполне в состоянии устроить, не создавая при этом излишнего хаоса на дороге. Таксист, немало удивленный невероятной любезностью коллег по баранке, только и делал, что давил на газ. И еще веселился, видя уплывающие – да что там, улетающие! – назад лица водителей, едущих в том же направлении.

Павел несколько раз оглянулся, разглядывая мчащиеся за ними машины, люди в которых, надо полагать, на такой скорости по Москве никогда в жизни не ездили, и при этом даже гаишники, пару раз попавшиеся по дороге, не спешили остановить эту гонку. Наверное, от удивления, ведь мало кому удавалось увидеть, как какая-то занюханная «Волга», которую уже сняли с заводского конвейера, словно горячий нож масло, разрезает автомобильный поток в начале часа пик, и при этом на трассе не наблюдается ни одной аварии.

Сидящий сзади Мих Мих только пыхтел, но пока помалкивал.

За квартал от конторы Павел, в последние минуты усиленно крутивший головой по сторонам и часто с вопросом во взгляде оборачивавшийся на Семенова, вдруг крикнул разошедшемуся водителю, шедшему хорошо за сотню:

– Стой!!!

Видимо, в прошлой жизни таксист-частник был не Шумахером, а возничим на фараоновой колеснице либо по меньшей мере лихим наездником в крестьянской армии батьки Махно, потому что почти сразу после этого крика его проржавевший рыдван встал на дыбы, если только у машины эти самые дыбы находятся в месте, противоположном тому, где у лошадей.

Павел, не ожидавший такой реакции, не врезался в стекло только потому, что его правая рука была уперта в «торпеду». Марине повезло чуть меньше; она сорвалась с сиденья и упала на сидящего перед ней Павла, каким-то чудом перемахнув через довольно высокую спинку сиденья. Больше всего не повезло Семенову, который всецело отдался поиску. Он грудью ударился о спинку водительского кресла, потом его отдачей отшвырнуло назад, и он копчиком приложился обо что-то, хотя там, куда его откинуло, то есть на сиденье, ничего твердого по определению быть не могло.

Орлом выглядел один лишь водитель, мертво вцепившийся в руль своей «тачки» и сидевший в неестественной позе монарха, на голову которого только что надели царственный венец. Правда, взгляд у него тоже был орлиный – неподвижный и немигающий.

– Ты чего?! – возмущенно проговорил Мих Мих, кое-как устраиваясь на сиденье и при этом потирая рукой грудь.

– Есть? – нетерпеливо спросил Павел, безуспешно дергая за ручку двери.

– Ага. Перелом. Или еще чего похуже.

Наконец справившись с дверцей, Павел выскочил наружу, успев крикнуть в салон:

– С водителем рассчитайтесь!

– Это я с тобой рассчитаюсь, – пробормотал Семенов, шаря по груди в поисках неизбежных повреждений телесной оболочки.

Но Павел его не слышал, он бежал к припаркованному в переулке «мерседесу» аспидно-черного цвета. Марина, провожая его глазами, одновременно боролось со своей дверью, но борьба пока ни к чему не приводила.

– Откройте же! – крикнула она, и только после этого водитель, аккуратно заглушив двигатель, вышел, обогнул машину и снаружи помог девушке выбраться на волю, после чего замер в позе немого укора.

Мих Мих с непрекращающимся кряхтеньем полез за деньгами.

В «мерседесе» был только водитель, беспечно покуривающий в приоткрытое окно под музыку группы «Любэ».

– Где Алла?! – крикнул Павел, рывком открывая дверцу так, что расслабившийся мужчина чуть не выпал наружу.

– Чего? – удивился тот и закашлялся, поперхнувшись дымом. И в процессе этого кашлянья вдруг начал судорожно копаться у себя в промежности, куда упала горящая сигарета.

– Алла где?!

– Да ушла.

Он наконец нашарил окурок, обжегся, но все же ухватил и выбросил его наружу, под ноги Павла.

– Куда?

– Да ты кто такой?

Павел был слишком возбужден для того, чтобы контролировать не только свои эмоции, но и силы, поэтому надавил на водителя гораздо сильнее того, чем следовало для получения ответа на вопрос. Водитель – крепкого сложения детина с бритым черепом – выпрямился и побледнел лицом.

– Где Алла? – очень членораздельно повторил Павел.

– Ушла в том направлении. – Направление было обозначено четким жестом, причем пальцы руки, как на плакате про уличного регулировщика или на иллюстрации в брошюре про карате, наглядно объясняющей, как производится удар «пика», были сложены вместе и расположены строго параллельно асфальту.

– Когда?

– Девять с половиной минут назад.

Бритый выглядел мечтой любого командира, всеми силами добивающегося от своих подчиненных абсолютной исполнительности.

– Жди. Отдыхай.

– Будет сделано!

Павел пошел назад, жестами показывая спешащей к нему Марине, что идти следует в другую сторону. Направление, «отрапортованное» водителем, соответствовало тому, где находилось ООО «Лад». Ходу до него было минут пять, не больше.

Михал Михалыч, обремененный сумкой Павла, отстал на первой же стометровке, успев, правда, подтвердить, что искомый объект находится именно там, куда они направляются.

Ни телевизор, ни тем более пересказ не могут передать того, что творилось на этом относительно коротком перегоне длиной всего в несколько сотен метров. Чем дальше, тем больше было видно, что тут прошла буря в лице очень недоброго и очень рассерженного мага. Подобное описание под силу, пожалуй, только художникам-абстракционистам, не жалеющим красок для отображения своих безумных видений.

Сначала это были всего лишь немногочисленные «кляксы», приходившиеся преимущественно на форточки и две охранные видеокамеры, закрепленные на углах дома, на первом этаже которого расположилось отделение банка. «Кляксы» были яркими, словно фосфоресцирующими, набрякшие, как только что упавшие капли крови. Потом было разбитое окно, за которым кто-то ругался громким голосом, перемежая матерные слова с обещаниями с кем-то крепко разобраться путем отворачивания головы «к бениной матери». На крашеном бетонном парапетике, отгораживающем яму полуподвального окна от тротуара, сидел трудно дышащий мужчина, держась за сердце, у ног которого валялась очень крупная дохлая овчарка с вывалившимся наружу языком. Их обоих соединял кожаный поводок очень яркого желтого цвета. Метрах в тридцати от этой пары мужчина в кожаной куртке на меху растерянно ходил вокруг «мицубиси-лансера», практически обнявшего фонарный столб своим капотом. Руки его не то чтоб тряслись – они ходуном ходили, о чем свидетельствовали лежащие вокруг искореженной машины неприкуренные сигареты числом не менее пяти. Очередную мужчина пытался вставить себе в рот. И на всем этом висели, стекая соплями, сочные «плевки» заклятий. Павел видел их разноцветными – розовыми, пурпурными, ядовито-желтыми, малиновыми, ослепительно-синими. Со стороны посмотреть – улица раскрашена под карнавал, настолько изощренным и в то же время диким, необузданным выглядело это буйство красок.

Для идущего вслед за этим текстом читателя может показаться неприемлемым то, что представилось Павлу Мамонтову, воочию увидевшему эту картину, но факты вещь настолько упрямая и своевольная, что даже спрячь такой факт в карман, будь тот хоть на пуговку застегнут или закрыт «молнией», тем не менее вылезет однажды со всей очевидностью, как притушенный, но не до конца вылеченный сифилис, жутко брызнув болью и гноем из перебродившего, переросшего шанкра.

Ядовитая сколопендра огромного размера – жуткая, сумасшедшая – прошлась по этой, как правило, тихой улице, разбрасывая вокруг себя, зачастую бессознательно, бездумно, по одной лишь прихоти и подозрению, свои смертельные «плевки», прихотливо сея на своем пути жуть и смерть. Впрочем, до настоящей смерти было еще… Словом, до нее еще было. Вопрос только – сколько.

Поэтому Павел не шел, а уже-бежал, преодолевая оставшееся расстояние до дверей ООО «Лад». Легонькое заклятие на двери из серии «для своих» висело оборванной тряпкой. Знакомая картина. Всего пару дней назад подобное наблюдалось на таможенном складе.

Павел, разогнавшись, рванул на себя тяжелую металлическую дверь, которая в ответ дохнула на него теплом и бедой. У батареи сидела, скрючившись, тетя Люся. Переломанная пополам швабра с навернутой на нее мокрой тряпкой лежала в паре метров от нее, каким-то неестественным росчерком искажая плоскость прямоугольного пола.

Беда.

Павел бросился было к старой зэчке, по неистребимой интеллигентской привычке стремясь помочь человеку, хотя окружающий мир давно и настоятельно рекомендует этого не делать, но опомнился, вспомнив о тех, других, на которых беда еще только надвигается. Тех, других, было больше, и многие из них были куда беззащитнее человека, много лет проходившего один из самых страшных экзаменов, которые только могут выпасть человеку, – испытание неволей, тюрьмой, где все человеческие качества вылезают наружу, где выживает сильнейший, где… Да много чего там такого, что не только ломает, но и закаляет людей. Это уж кому что на роду написано.

Он ограничился тем, что на ходу, уже разворачиваясь, с расстояния содрал с тела уборщицы внушительный сиреневый «плевок», в воздухе разорвав его в клочья.

На всем протяжении коридора видны были уже знакомые «кляксы». Разноцветные, ярко праздничные, внешне на ядовитые «плевки» они походили ничуть не больше, чем радостные надувные шарики, раздаваемые в детском парке веселым клоуном, на многоцелевой бомбардировщик, вышедший на боевой разворот над мирным, еще не проснувшимся городом. Однако ж говорят, что высушенный змеиный яд немного напоминает алмазы, правда, не самого высокого качества. Павел почти не смотрел на них, несясь мимо вперед, но привычка, выработанная за годы служения под началом Горнина, заставляла его автоматически, помимо воли, анализировать увиденное. Это примерно то же, как происходит у автомобилиста с многолетним стажем. Тому нет нужды напрягаться для того, чтобы отличить БМВ от «Жигулей» или американский джип от отечественной «Нивы», переднеприводную машину от заднеприводной, галогенные фары от фар обычных, фуру от фургона. Он отмечает это автоматически, не задумываясь, делая из увиденного выводы, порой жизненно для него необходимые, не вспоминая каждый раз, как и когда он эти знания и навыки приобрел, с каким трудом они дались и насколько они важны в его повседневной деятельности. Биолог отличает белку от суслика, хотя оба они из вида беличьих. Женщина без подсказок знает, в чем отличие губной помады от румян, хотя они порой бывают взаимозаменяемы. Моряк не спутает фрегат и линкор. Бухгалтер очень отчетливо видит разницу между дебетом и кредитом. Практикующий маг различает обычную «заплатку» – предохраняющее заклятие, или, по-другому, М-воздействие охранного типа – и «плевок» – убивающее проклятие, или М-воздействие поражающего характера, имеющее различную временную протяженность, силу и способ воздействия.

«Сколопендра» щедро, будто напоказ, разбрасывала и то и другое. Ощущение такое, будто здесь не один человек прошел, а целый взвод боевых магов, по самую макушку накачанных наркотиками и дикой силой, будто выстреливали они не собой, а палили если и не из автоматов, то из подствольных гранатометов, перезаряжаемых немедленно после каждого выстрела.

Подумав так, Павел даже испугался. А если это действительно так? Если их там много? Ведь у бритоголового водилы он спрашивал только про Аллу. Ему и в голову не пришло спросить, с кем она пошла и сколько с ней людей.

Притормозив, он вгляделся в две разноцветные отметины – лимонно-желтую и ослепительно-красную. Он очень хорошо помнил Аллу, он не мог ее спутать ни с кем. Это был кусок его жизни. Пусть он был не самым большим, не самым длинным, но уж то, что одним из самых ярких, – точно.

Она здорово изменилась. Очень сильно выросла в профессиональном плане. Да что там! Просто невероятно, невозможно выросла! Еще вчера, общаясь с ней, он и представить себе не мог, что перед ним не его бывшая подруга, с которой они разошлись много лет тому назад, а настоящий маг, маг боевой, походя разбрасывающий «плевки» шестой-седьмой степени мощности. И ведь многие из них приходились просто на стены, на двери и на пол, создавая не только охранную зону, предназначенную задержать преследователей, но и предупреждение! Более ясное, чем нарисованный на картоне знак «Опасность!».

Это было невероятно. Походя, почти невзначай – и на семерку! А он-то трясся, экономил силы, навешивая на взятые под охрану объекты свои жалкие «двоечки» и «троечки». Да при таком раскладе вся эта градация от единицы до восьми летит не просто в тартарары, она смехотворна. Если перевести все это на язык примитивной физиологии, то эта шкала мощности М-воздействий определяет, условно говоря, всего лишь степень потливости индивидуума, а не то, с какой силой и на какое расстояние он способен плюнуть. Длина и скорость полета пущенного рукой неандертальца копья против пули, вылетевшей из ствола автомата Калашникова.

Павел стоял и смотрел на эти пятна, празднично переливающиеся и волнисто шевелящиеся, и испытывал ужас.

Гурманы испытывают наслаждение от еды, космонавты испытывают перегрузки, молодожены испытывают счастье. А он – ужас. Чувство, заставляющее замирать, чуть ли не умирать перед предстоящим страшным. Неведомым. Доселе неиспытанным. И – неотвратимым.

По позвоночнику заструился неприятный, холодящий тело пот, мышцы обмякли так, что ноги подгибались, против воли опуская тело на пол. Для того чтобы идти вперед, не было ни сил, ни желания. Да и назад он не мог. Мог только замереть, съежиться на месте, сжаться в каплю, чтобы остаться незамеченным. Пусть все бури и напасти пронесутся где-то там, выше, не задев его, маленького, слабого, незаметного и совсем-совсем неопасного.

– Паша! Пашенька!

Когда-то мать вот так же звала его, бегая зимой вокруг дома. Был поздний вечер, темно, а он закатался с ребятами на горке за соседним домом, ему было здорово, ему было хорошо и весело, и ему совсем не хотелось домой. Он знал, что уже поздно, знал, что давно пора возвращаться домой, даже предполагал, что его могут наказать за опоздание, но ему было так хорошо, так клево, что он для себя отодвинул все возможные грядущие неприятности, целиком отдавшись настоящему. Он даже слышал этот крик матери, даже видел ее, издалека, под третьим, если считать от горки, фонарем, но все еще прятался за ребятами, полагая, что она его не увидит, не найдет. И, лишь услышав это «Пашенька», вдруг го всей отчетливостью, с непоколебимой ясностью увидел, что игры закончились. И уже через пару минут ощущал на своем лице мокрые от соленых слез поцелуи матери.

Его тогда не наказали. Но он понял, что его любят. И вот теперь снова: «Пашенька!» Он посмотрел назад.

По коридору, судорожно отмахиваясь от чего-то руками и спотыкаясь, бежала Марина. Она прорывалась сквозь защиту, которую он преодолел, даже не заметив ее, просто на бегу.

Вид этой женщины, его напарницы, которая прорывалась к нему, рвущей, пусть и не очень уверенно, неумело, даже через силу, охранно-страшные «плевки», разрисованные под детские игрушки, кричащей материнско-заветное «Пашенька», его потряс. Она рвется и рвет, а он тут перед ней, как слизняк, расплылся.

Стыдно. Ой как стыдно!

Вставать на ноги оказалось трудным делом. Ноги совсем не хотели слушаться. Им хотелось покоя и расслабления. Но с каждым шагом женщины, сделанным к нему, с каждым преодоленным ею метром в него словно что-то возвращалось, а может, приходило то, чего никогда и не было. Рвущаяся к нему Марина стала чем-то вроде поршня, движущегося по баллону шприца и выталкивающего в кровь больного сильное лекарство либо мощный допинг.

Когда она оказалась шагах в трех от него, он уже стоял, вполне способный соображать и разумно действовать.

– Ты видела такое? – спросил он, показывая на. «плевки».

– Ужас.

– Вот и я о том же. – Он вздохнул. – И ты считаешь, что это похоже на мои следы?

– Да, очень. Если бы я твердо не знала, что это не ты… Словом, очень похоже.

– Интересно, – пробормотал он. – Ладно. Действуем так. Я иду туда. Ты остаешься здесь.

– Нет. Я пойду с тобой.

– Марина!

– Паша, она очень мощная. Очень. Вдвоем нам будет легче справиться. Да и вообще, мало ли что.

По большому счету она была права. Вдвоем легче справиться со сбрендившим магом, чем в одиночку. В конце концов, он не боевой маг, он всего лишь бытовой волшебник, что-то вроде круглогодичного Деда Мороза, только без красной шубы и оленьей упряжки. Его повседневная практика – снимать заклятия с людей, иногда походя, в очереди у кассы магазина или в вагоне метро, защищать чужое добро да еще помогать аферистке Любке зарабатывать ей на жизнь. Впрочем, и себе тоже. Все его сражения проходили над книжками, где он разбирал, разматывал, раскладывал на составляющие чужие заклятия, на что порой уходили недели и месяцы. А его боевой опыт ограничивается перепалками с неукротимой тетей Люсей, умирающей или уже умершей там, в холле.

Все это так. Но то, что предстояло сделать ему, кстати, не совсем еще ясно, что именно, было его личным делом. Может быть, кто-то счел бы иначе, но он воспринимал ситуацию именно так. И еще почему-то представлялось, что бороться ему предстоит самому с собой. А брать на борьбу с собой помощников – как-то не очень-то честно.

Но при этом очевидно, что напарница твердо решила идти вместе с ним. Времени на уговоры не было совершенно. Его он и так потерял достаточно, чуть ли не на коленях стоя перед «плевками».

– Хорошо, – сказал он резко, командным тоном человека, принявшего решение и намеренного неуклонно ему следовать. – Я впереди. Ты за мной. Метрах в трех. Ты мой тыл. Я на тебя рассчитываю.

– А если…

– В случае чего дам знак. Все. Идем.

На самом деле он все еще не был уверен, сомнения – целая куча! – все еще оставались. Но показать свои сомнения, а тем более страхи перед женщиной, несколько секунд назад кричавшей ему «Пашенька!», было решительно невозможно.

Он повернулся и пошел вперед.

Как ни странно, он успокоился. Опасения, если не сказать страхи, никуда не делись, но они стали существовать отдельно от него. Превратились в нечто подобное дорожным знакам, предупреждающим о грядущей опасности, но не вводящим в трепет.

Теперь «плевки» приобрели иной характер. Если до этого они больше напоминали бессистемное поливание, идущее от избытка негативных эмоций, то теперь больше походили на прицельную стрельбу. Вот один запечатал дверь, за которой кто-то стонал. Потом, потом. Другой, кричаще-голубой, повис на лампе дневного света на потолке, отчего свет, проходящий сквозь него, стал не только освещать, но и убивать жизнь, действуя как ультрафиолетовая лампа. Эту гадость Павел снял, бросив у плинтуса. Третий, снова ядовито-желтый, прочно повис на коробе, по которому проходили телефонные провода. Неизвестно, что эта ядовитая гадость могла сделать с телефонами или с телефонными переговорами, но отвлекаться на нее Павел не стал. Потом, потом.

Здоровенный, мощный «плевок» оранжевого цвета лежал на двери, ведущей в предбанник Петровича. Причем – специально или нет – лежал так, что человек, решивший открыть дверь, непременно в него вляпается. Времени разбираться в том, какая гадость предназначена несчастному, не было, поэтому Павел просто достал из кармана платок и через него взялся за ручку.

Он еле успел отскочить, спрятавшись за дверь и одновременно создавая мощный щит, закрывающий его с ног до головы, который конечно же следовало соорудить пораньше. Пусть и с секундной задержкой, но он успел создать «колпак», больше похожий на одноместную палатку, и накинуть его на Марину.

Из предбанника валило, как из заполненного до краев бака ассенизаторской машины, который навылет прошило снарядом кумулятивного действия. Вал, хлынувший в коридор, сначала, казалось, даже не попал на пол, а, вырвавшись, жахнул в противоположную стену. От удара часть зеленой мерзости разлетелась брызгами, а часть почему-то прошла сквозь стену, ввалившись в комнату для переговоров.