Текст книги "Истребитель (СИ)"
Автор книги: Сергей Коротков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Да-да, говорите, говорите! – напряженно раздалось в трубке дежурного секретаря-референта.
– Я знаю, где эта тачка стоит сейчас. Парень сунул сумку в багажник. Там, наверное, оружие! Подробнее расскажу позже, детали гонорара обговорим тогда же...
– Постой, мужик! Не клади трубку, я позову...
– ...И еще, прошу, не ищите меня, не засекайте... я насмотрелся этих детективов по горло. Терпеть их не могу! До связи.
Никита нажал рычаг. Хмыкнул, представив себя на месте секретаря. Вышел с автомата и направился на переговорный пункт, на ходу отлепляя от горла звукоимитаторы. Теперь 'крестные' взбесятся, отомстят обидчику. И сделают все, чтобы располагать полной информацией. Ладно, посмотрим!
В заполненном до предела отделении международных переговоров Никита с час ожидал своей очереди. Наконец, дали связь с Няганью.
– Наталья Михайловна? Здравствуйте!
– Здравствуйте, – без тени радости молвила хорошая Никитина подруга и однокурсница, – а кто это говорит?
– Это не важно, – сказал в трубку парень грубоватым, тугим голосом сорокалетнего мужчины так громко, что чуть не отпали от горла звукоимитаторы, – на ваше имя почтовым переводом придет скоро определенная сумма денег. Пожалуйста, получите их, но никому не говорите об этом. Ровно одну треть возьмите себе. Это подарок, без возврата! Остальное положите под проценты в банк. Любые проценты. Тоже на ваше имя. Не пугайтесь. Я когда-нибудь все объясню. Скажу только, что это один ваш хороший знакомый. И прошу, никому об этом! До свидания!
– Мужчина, подождите, – затараторила Наташка, но в трубке раздались гудки.
'Так. Теперь к братику за подмогой!' – с такой мыслью Никита отправился по главной улице домой к своим родителям.
Родных Никита уважал и любил. Они дали ему все: рождение, воспитание, образование, любовь, интерес к книгам, жизни, страсть к путешествиям. Они вырастили его, одели, обули, выпустили в свет. Дали добро на самостоятельную, безбедную жизнь. Помогали и, Никита знал, будут помогать всегда. На их любовь и нежность он отвечал тем же. И так же дорог ему был родной брат Денис.
Парню только стукнуло восемнадцать, а мастер был уже на все руки. В отца. Батя работал в местном аэропорту, с детства пройдя многие технические работы: от кузнеца и комбайнера в теплой кубанской станице до начальника и командира эскадрильи больших 'ТУшек'.
Мать имела скромную должность инженера НИИ по почвам Шуменской области и получала, в отличие от отца, такую же скромную зарплату, только с опозданием в три месяца. Милая, добрая мама! Ее образ Никита видел даже с закрытыми глазами. Ее голос он не мог спутать ни с каким другим голосом в мире. Ее теплые нежные руки парень смог бы различить на ощупь. И целовать, целовать их до бесконечности!
Как всегда, родители встретили сына тепло и ласково. Накормили, расспрашивали об учебе, делах, семейной жизни. Интересовались, нет ли проблем с деньгами. Как здоровье его, Тани, тещи, тестя. В общем, обычные дежурные вопросы, какие задают матери и отцы своим детям.
Потом под предлогом поболтать Никита с братом уединились в спальне, где когда-то жили и спали вместе восемнадцать лет. Обменялись вопросами и ответами интимного характера – мол, как там у тебя с Мариной (подружка Дениса), а мы с Таней так-то. Затем Никита перешел к главному – о деньгах, о деле. Конечно, он не посвящал родного человека в свои планы и работу, а подвел это так, что брат и не догадался о его мыслях. Просто затаилось у него подозрение, что не чисто все это, но всегда несерьезный, взбалмошный Никита шутливо развеял серенькие мыслишки.
Утром, в понедельник, когда жена ушла на преддипломную консультацию, Никита, сделав зарядку и шестьдесят отжиманий, плотно позавтракав, отправился к телефонной будке, хотя ближайшая, исправная находилась рядом с домом. Но ведь лишние следы оставлять было нельзя!
Только прощелкал набранный номер, на том конце провода трубка уже витала в воздухе.
– Да, – резко бабахнуло в динамике.
– Это ваш новый знакомый, – шепнул в телефонную трубку Никита, – час оплаты настает.
– Говори, мать твою! – еле сдержал себя, чтоб не закричать собеседник. – Пожалуйста, мужик, земляк, дорогой, говори, кто, где, говори все!
– И сколько?!
– Говори, ядрена корень!
– Значит так, – начал Никита, держа под наблюдением двор и секундную стрелку 'Омеги', – еще раз повторяю: 70 миллионов вы переводите на имя...
Он подробно указал адрес, инициалы и сроки оплаты.
– И еще! – добавил он, следя за временем. – Дамочку не вздумайте нагреть или выкинуть какой-нибудь финт. Угрожать, да еще ВАМ я не смею, но могут быть неприятности. Тем более я взял с вас слово. Хоть вы и воры, и в 'законе', но я, как честный гражданин верю вам! Мне тоже верьте – не подведу. Честно говоря, здесь мне подфартило крупно, не всякому такое удается... Как я его... круто! Только поймите меня правильно, я боюсь! Связался, конечно... Опасно! Ладно, рискну на свою голову, хотя вы мне пообещали безопасность!?
Все последнее изречение Никита нарочно 'играл'. Нужно было показать тюфяка, лоховатого парнишку, действительно случайного свидетеля. Показать чувства страха и риска. И это ему, по-видимому, удалось.
– Ждите звонка сразу после перевода, по своему телефону возле отделения связи номер 26. Ну как, договорились? До свидания!
– А это... мужик?!
Никита повесил трубку и быстро засеменил вдоль дома. Через шесть минут к будке подкатила 'девяносто девятая', и из нее выскочили трое верзил в коротких 'кожах'. Злые и недовольные они порыскали вокруг, сели и также быстро, как появились, умчали по улице.
Утром следующего дня нежданно-негаданно ударили позднеапрельские морозы, что не удивительно для Сибири и ее коренных жителей. Шуменцы, не дождавшись вскрывшихся на деревьях почек и перехода на летнюю форму одежды, безрадостные сновали по городу в куртках, плащах и шапках всевозможной масти. Особенно рябили в глазах турецкие длинные плащи и черные 'ушастые' кепки-штамповки той же Турции и Польши. Застывшие на этот раз лужи уже не манили любителей покататься на льду. Шумень ждала теплого Первомая, предстоящих июньских выборов президента и новостей из Чечни.
Вести из последней будоражили сердца каждого второго шуменца, хотя от Сибири она была очень далеко.
Слухи и сообщения опережали саму действительность. Федеральные войска потерпели фиаско: где-то в ущелье чеченцы накрыли целую колонну российских мотострелков. Убит (все-таки) Джохар Дудаев – лидер боевиков и всей чеченской оппозиции. Убит при артобстреле... Нет, при авианалете... Да нет, скорее всего коллегой Никиты – снайпером или умерщвлен ультразвуковым сигналом по телефону. Черт его знает! Ладно...
...Застрелен его заместитель, преемник Зандармибов.
Белоруссия воссоединилась с Россией! Как? Опять!..
'Поднимать страну будем с края... С какого? С Хабаровского!' – заявил президент РФ.
В Омске покушение на Михаила Сергеевича (как же, помнится 'по России мчится тройка...'). Что? Не покушение?! Да так, выскочил из толпы один мужичок, вмазал Михаилу Сергеевичу с правой. Так его даже не судили, героя!
Лидер либералов обвенчался (это накануне-то выборов!) пышно и богато. С кем? А... это он отметил серебряную свадьбу с супругой!
Сюганов, главный всех коммунистов, выехал в Германию на переговоры с Бундесвером. Зачем? Опять что-ли 22 июня настает?!
Что, опять Чечня? Разоружение?! Конец войне! Сдача в плен? Приказ целым селам и районам. Крутые запросы! Ну и что, сдают? Пока нет. Ну, ничего, приползут!
Где-то убит посол России в Гватемале, идут дружественные встречи президентов РФ и Китая, рост доллара приостановился.
А здесь, в Шумени, свое: областной чемпионат по бодибилдингу, субботники, новый прокурор, заказное (якобы) убийство авторитета Дубкова (остальные – его телохранитель, адвокат и зам не в счет), умышленное устранение предпринимателя Онищенко, взятие банды Мухтарова, свои проблемы и радости.
В 11.00 в отделение связи Ленинского района номер 26 вошли четверо молодых людей из девяти подъехавших к зданию. Все крепкие, высокие, суровые, раскрасневшиеся от торопливой исполнительности, забот и восьмиградусного мороза.
Служащая почты, женщина лет тридцати семи, автоматически подняла голову на скрип двери. Коллеги-смежницы тоже бросили короткие невидящие взгляды на вошедших, как и полдесятка посетителей. Ребята с короткими стрижками, заметными под кепи, оккупировали стойку и взгромоздили на нее кейс-атташе. Раскрыли, сверля взглядами служащих почты и ее клиентов. Женщина, стоявшая рядом, ближе всех, ахнула, заметив набитый денежными купюрами дипломат, и поспешила отойти подальше.
По подсказкам 'крутых' ребят женская рука за перегородкой кривым дрожащим почерком заполняла бланк перевода.
Через десять минут семьдесят миллионов рублей перекочевали в государственную утробу.
Звонка по радиотелефону парни ждали недолго, но надо отметить, нервничали они порядком. Народ сновал туда-сюда, время шло, а негодование нарастало. Но вот запиликала в руке одного из них трубка итальянского производства с длинной антенной. Верзила включился в прием.
– Заждались, ребята?! – попытался злостно пошутить Денис Топорков из далекого от почты таксофона.
– Говори...– прорычал от переполнявших бритую голову чувств здоровяк, прижав телефон к уху сильней, чем надо.
– Нужная вам тачка стоит у дома номер 53 по Ленина, во дворе 'Шуменского кредита'. ГАЗ-24. Замкнута, на сигналке, по-моему. В ней сумка. Интересующий вас объект появится со дня на день, может уже сейчас. Не знаю этого. За тачкой присматривает паренек лет шестнадцати, у дороги. Он продает газеты. Все. Остальное на ваше усмотрение. Все чисто и честно, клянусь!
В трубке раздались гудки. Денис спокойно прошествовал до остановки и через две минуты уехал на городском автобусе, затолкнув в карман платок, через который велся монолог и перчатки, которыми держался телефон. Такое простое, таинственное, интересное задание было выполнено. Два 'лимона' на музыкальный центр уже лежали в ящике дома. 'Вот это братик!' – с восхищением думал Денис, качаясь в салоне автобуса.
А команда покойного Дубкова мчала отрабатывать потраченные деньги и возмещать злость.
Никита еще долго сидел в гостях у подружки, уже не волнуясь за проведенную операцию. Он весело щебетал с Иринкой, не смея взглянуть в окно на отделение связи и детально вспоминая проверочной звонок на почту. 'Бабки' пошли к Наташке!' – подумал он и от души рассмеялся над плосковатой шуткой симпатичной девчонки.
В последний вторник апреля умер второй из Шуменской 'ДЕСЯТКИ'. Мягков Олег – из гильдии 'новых русских', тридцатичетырехлетний предприниматель, бизнесмен широкого размаха (авто Шуменского района и смежных районов области). Был убит Никитой весенним теплым вечером в ресторане 'Тура' – новом 'газпромовском' заведении, расположенном на девятом и десятом этажах одноименной гостиницы.
Парень знал на девяносто процентов, что Мягков пойдет 'слить'. На его телохранителей внимания можно было не обращать – перекаченные, туповатые, заметно нерасторопные ребята, которые наверняка и стрелять то толком не умели с дрожащих от штанг рук. Но в их объятия попадаться не хотелось бы! При подготовке Никиту видела только официантка ресторана. Но и она умерла от 'острого отравления желудочно-кишечного тракта' через час после взрыва, прямо перед оторопевшей экспертной группой. Как известно из детективного кино-литературного жанра – свидетелей не оставляют! Поэтому, несмотря на маскировку и грим, Никита пошел на это – смерть крашеной блондинки была быстрой.
Из заложенных во все писсуары зарядов сработал один, в контакт спецдетонатора которого вступила моча жертвы. И здесь Никита с особым почтением вспомнил 'запасы' покойного киллера Бондаря. Мягков сразу по прибытию в ресторан (что явилось вопреки плану убийцы) со свитой отправился в туалет. 'Шкафы' из мяса и плоти привычно прочесали зал, уборную, раздевалку, бар и помещение кухни и проследили за суетящимися официантами, накрывающими Мягкову столик. Двое без тени смущения последовали за хозяином в туалет. Там преспокойная жертва 'истребителя' Топоркова автоматическим движением раскрыла ширинку светлых брюк, высунула свое 'хозяйство' и включила спазм, вызывающий поток жидкости мочевого пузыря. Чиркнул в нише писсуара электроразрядом детонатор, и внезапная вспышка взрыва запечатлела расслабленное самодовольное выражение лица Олега Мягкова.
Ударная волна, разрывая человеческую плоть, отбросила тело бедняги к кабинкам с унитазами, а обоих охранников, стоявших поодаль, раскидала по кафельным стенам. Но на фоне возможной смерти их нетяжелые ушибы выглядели пустяком. А вот их шефу не повезло!..
...Этим же вечером, часов в десять, Никита с женой и братом укатил на дачу к родителям. На завтра-послезавтра открывалась охота... но уже на водоплавающих!
Козика сгубила жадность и тупость. Неизвестно только, все вместе или по отдельности.
Правда, он удосужился выждать какое-то определенное время, пока не уляжется розыск, работа на месте преступления экспертов-криминалистов, первые волнения. А затем решился!
Винтовка ему нужна была позарез: такую 'оленебойку', крупнокалиберную пушку не везде найдешь, тем паче, если еще и не замеченную и ранее не наследившую, да и в дальнейшем, Козик чувствовал, она ему пригодится.
Об убийстве Эдисона в газетах даже не упоминали. Скорее всего пока, а вот неслыханный расстрел Дубкова и его окружения взбудоражил все 'теневое' и воровское население Шумени. Озадачило ЭТО и Тайсона, но только на время – чуть позже ЭТО его погубило.
Теряясь и маскируясь среди немногочисленных в этом году первомайских демонстрантов, шествующих по главной улице Шумени к центру города, Козик неожиданно для Бруска оказался рядом, вынырнув из толпы прохожих. Паренек не растерялся и задорно отрапортовал своему 'боссу'. Ну и, конечно же, молодой зеленый умишко удостоил вниманием зафиксировать и доложить о пьяных парнях, пару раз пристававших к нему во время операции. Брусок был рад скорому освобождению от этой нудной, скучной работёнки. Тайсон выслушал 'шестёрку', что-то минут десять пообмозговал и вдруг решительно направился к тачке.
'Волга' сиротливо стояла у заборчика 'Шуменского кредита' и примыкающего к нему гаража с 'запорожцем'. Козик попетлял по двору дома номер 53, просвечивая внимательным взглядом каждый кустик и подъезд, каждого прохожего и все видимые окна домов. Затем, оттянув ошейник водолазки и чертыхнувшись в адрес палящего солнца, смело подошел к машине.
Ребята покойного Дубкова, бравшие с поличным Тайсона, не знали крутого нрава бывшего чемпиона Украины и его пружинного состояния. И к тому же раньше не ощущали ни мастерства сильного кикбоксера, ни злости, которая проявлялась в этом его мастерстве.
Схвативших его за предплечье двух здоровяков Козик от внезапности и страха легко раскидал в стороны. Налетающего верзилу с дубинкой он встретил фронтальным проникающим ногой в солнечное сплетение. Парень, задыхаясь, рухнул на бордюр. Отправляя в нокаут следующего, Тайсон получил дубинкой по ребрам. Одно из них хрустнуло, а удар наотмашь запястьем мускулистой руки отомстил обидчику сполна, сломав ему переносицу.
Сомнений в том, что Козик по кличке 'Тайсон' – истинный убийца Дубкова и его свиты уже не было у нападающих. Как и у поста внешнего наблюдения ФСБ города, засевшего в полуржавом металлическом гараже...
Выдержав очередной удар ноги плечом, Козик молниеносно ответил выпадом кулака в коротком прямом. Как и предполагалось, два передних золотых зуба у парня в шелковой рубашке вылетели с треском. Еще блок, удар. И тут дубинка последнего, долговязого обрушилась на короткоостриженный затылок Тайсона.
Группа захвата, прибывшая к третьей минуте драки, взяла без труда двух нокаутированных, а третьего, с разбитым носом, догнали только на соседней улице. Мёртвого Козика, распластавшегося на асфальте возле 'волги' не тронули до приезда 'скорой медэкспертной'. А зарезанного минуту назад Бруска с кровоточащей раной в области печени обнаружили через полчаса между двумя ларьками.
Четвертого из нападавших на Тайсона, жилистого, долговязого парня, единственного, располагающего какой-либо информацией об отстреле Дубкова, анонимном звонке и операции против Козика, так и не разыскали ни оперативники, ни 'топтуны'из группы внешнего наблюдения. Его найдут только пять месяцев спустя, полуразложившегося, изуродованного до неузнаваемости, в кустарнике у старицы, на пятьдесят пятом километре Курганского тракта.
Тонюсенькая ниточка, положившая было путь к истинному зачинщику всего этого, оборвалась прямо в руках правоохранительных органов.
А Чистка продолжилась!..
Никита, даже не подозревавший о только что обрубленном хвосте, о том что НП оперативники установили буквально через два часа после последнего посещения им злополучной 'волги', и совсем случайно, по гипотезе одного из заумных 'волкодавов' на очередной 'оперативке', жизнерадостный и спокойный, как танк брел по лесу в сопровождении оруженосцев.
Охота! Это слово вызывает азарт, прилив крови, сил, внезапное рвение прочь, за город, в леса и на озера.
'Охото на охоту!' – поговаривал частенько Никита, провожая очередной будничный день. И так уже пятый год.
Эту страсть к нему привил отец. Причем сам он не был охотником и даже любителем, а вот книжек, брошюр, карт и сведений об этом промысле предоставил сыну много. И Никита повелся! Вступил в клуб охотников и рыболовов, сдал примитивные экзамены, получил охотничий билет, разрешение. Зачистил еще раз свою 'ТОЗку-вертикалку', подаренную ему отцом на день рождения, и отправился на первую в своей жизни охоту.
С тех пор прошли годы, а вместе с ними бесчисленное количество расстрелянных патронов, сбитых 'мигов', как называл уток парень, чесался намозоленный от спускового крючка указательный палец.
Сейчас с ним пошли Денис, прихвативший батину 'МЦ' двадцатого калибра, Татьяна и подружка брата, Марина, одногруппница Дениса по мединституту, рослая, умная девчонка, не знающая косметики и моды.
Тихо крались по сосновому бору к озеру Травникуль, расположенному в километре от дачи родителей. Но, как известно, женщина на охоте – хуже не придумаешь! Поэтому этот поход не удался. Вернулись без каких-либо результатов. Правильно! Озера замерзшие (по метеопрогнозам синоптиков весна в Сибири запоздалая), уток мало, девчонки хоть и старались не шуметь, но хруст в лесу стоял невообразимый. Напоследок постреляли по мишени в форме тетеревиного чучела, распотрошили его. Посмеялись.
На утро решили идти вдвоем.
После шашлыков, пива и баньки всех разморило и спали непробудным сном. В шесть утра из-под одеяла вылезла рука и хлопнула по дребезжавшему будильнику. Спустя четверть часа Никита одевался, расталкивая братишку.
Шли неслышно. Быстро светало, заливая округу голубоватым туманчиком. Кукарекала вдалеке горластая птица, где-то стучал на срубе спозаранок работяга. Лаяли псы, разминая глотки, да бахали на соседнем озере двенадцатикалиберные 'гаубицы'.
Шли, тихонько подшучивая друг над другом и иногда размышляя о чем-то своем. Не брякали закрепленные ружья, не стучали в патронташах снаряженные гильзы, не трещали под ногами ветки, не скрипели высокие сапоги. Шли тихо, но шустро.
Для интереса вечный приколист и шутник Никита изготовленные кустарным методом патроны все подписал. Надписи и названия смешили, поднимали охотничий дух, развлекали. 'Смерть оккупантам', 'За Хуана Карлоса', 'С новым годом', 'За Сталинград', 'Ядерная боеголовка' и так далее. А продуктивным и успешным оказался 'В помощь Лаосу'. Внезапно взлетевшего селезня Никита завалил, как мастер спорта по стендовой стрельбе летящую тарелку. Птичка оказалась на удивление жирной и огромной. Больше за утро ни одного не подбили – 'мигов' было мало!
Обратно возвращались в десять утра, намотав километров пять по лесному массиву и покрытым лужами полям. Болтался на поясе селезень, переливаясь зеленовато-фиолетовой головкой и смущая красным пятном у крыла. Брел, спотыкаясь, уставший, огорченный собственной неудачей Денис, бросая взгляды зависти на добычу брата. Тяжело сопели, преодолевая глубокие рытвины и засасывающую грязь бездорожья.
На опушке смешанного перелеска присели на кочку отдохнуть, полюбоваться природой, на которую поначалу из-за охоты особо не обращали внимания.
Вдалеке, за кромкой поля, на фоне бело-голубого полотна необъятного небосвода чернел еще голый лес. Ослепительным блеском отражалось в мутных лужах солнце. Шумели и жутковато скрипели за спиной деревья, шелестел тонкими хрупкими ветками осиновый кустарник, надрывалась в кронах ворона, защищая гнездо от трещавших, как немецкие автоматы, сорок.
Где-то очень далеко изредка стреляли, визжала циркулярка, лаяли, грохотали сбрасываемыми с машины цинковыми листами. Все это перемешивалось и гулким эхом разносилось по местности. Ныл в небе грузовой 'ИЛ', внося свой вклад в общую звуковую гамму.
Никита перебирал сухую травинку в руках, согнувшись и нависая над грязными коленями. Сколько раз мать говорила, что выкинет эти старые джинсы с рюкзаковой лямкой вместо ремня, но до сих пор не сделала это, дорожа любой вещью сына.
Вот-вот набухшие почки берез выпустят в свет своих питомцев, проклюнулась первая травка, радуя взгляд сочной зеленой плотью, зажелтели мать-и-мачеха и вербные сережки. Душа стонала, сердце разрывалось от теплых воспоминаний о прошлом, о походах и путешествиях, экскурсиях и отдыхе на природе. Канули в лета и многочисленные поездки на море, на курорты страны, и веселые компанейские рыбалки, и сборы кровавой брусники, сладкой земляники, пузатых симпатичных боровичков. Растворилось в земной суете детство, минула бесшабашная юность, текла в мирской суматохе напряженная, деловая жизнь молодого парня. Горели, буквально чесались руки, постанывало отчего-то сердце, гудели покрытые накипью какой-то непонятной злости нервишки. Но разум оставался кристально чистым и по-детски невинным.
– Пошли? – прервал хаотичные мысли брата Денис, закончив обдирать с березы бересту. – Есть хочется!
– Давай, – вздохнул поднимаясь Никита и поправил за плечом родную двухстволку, – нас еще ждет работенка.
– Какая? – спросил младший, но вопрос рассеялся в безответной пустоте, будто ни к кому и не был обращен.
Никита бодро шагал по лесной тропинке, петлявшей меж деревьев и тающей в бескрайних полях. Он о чем-то сосредоточенно думал.
Не отставал от старшего брата и Денис, стараясь ступать с ним ровно след в след...
В субботу Никита с Татьяной собрались сходить в кинотеатр, но планы неожиданно изменились.
Жена уже завивала волосы, а Никита брился в ванной, втягивая носом душистый аромат 'Палмолив', как вдруг затренькал звонок. Дверь открыла теща, прытко проскользнув первой, и, как обычно, по воскресным дням на пороге стоял Вадим. Парень, любивший в жизни больше всего культуризм и шоколадные печенюшки, был лучшим другом Никиты Топоркова. Конечно, это звучит смешно и может даже глупо, но это было так. Вместе учились в школе и институте, гуляли, занимались спортом (хоть и разным, но в одних местах), отмечали совместно праздники, если это происходило вне дома, не раз выручали друг друга. Да и сейчас жили рядышком. Вадим дружил с девчонкой на пять лет младшей его – симпатичной, шустрой Ольгой. Жили вместе, да и любили вроде бы – он ее, она... его! Но друг часто жаловался Никите на ее вредный, капризный нрав.
И вот теперь Вадим предстал перед Никитой испуганным, взволнованным и злым. Весь его вид и лицо в красных пятнах говорили о том, что он очень быстро бегал последние два часа, плакал и, судя по пене на обветренных губах, долго и выразительно с кем-то разговаривал.
– Что случилось? – встретил его Никита, недобритый и полураздетый, резко меняясь в лице.
– Никита... Ольгу изнасиловали... чуть не убили! – Вадим сжался в комок, уже не сдерживая слезы и глубоко вздыхая. – Ублюдки, суки... я ведь их рвать буду... я их...
– ...Бля! – вырвалось у Никиты, язык которого никогда не знал брани. Он встал, как вкопанный, опустив от ужасной вести руки и сжав челюсти.
– Никита, что такое? – подошла сзади к мужу Таня, расправляя неподатливый локон и внимательно наблюдая за реакцией обоих друзей.
– Ничего... милая, я потом скажу... иди, посиди в комнате!
– Но...
– Ступай! – повысив голос, сказал строго парень, подтолкнув любимую.
Только она неохотно исчезла за дверью спальни, Никита обратился к сверхугрюмому другу.
– Так. Я сейчас оденусь, ты подожди... Потом к тебе, там поговорим и все расскажешь подробнее...
– ... Там Ольга!
– Тем более идем к вам! Все, жди, – бросил Никита и ринулся в спальню.
Наспех объяснив жене причину отлучки, сноровисто одевшись, легко, не по погоде, и чмокнув в носик милую, он удалился вместе с другом.
Общаговская комната ветхой пятиэтажки, девяносто процентов жителей которой составляли люди кавказской национальности и рабочие средней технической специальности, встретила вошедших унылой траурной атмосферой. Еще больше ее усугубляли замусоренный палас, раскиданные там и сям вещи и обувь, неприятный мясной запах и уреванная до посинения Ольга, облаченная в ситцевый грязный халатик. Сразу бросилась в глаза ее полуобнаженная грудь с огромным околососковым пятном, потрясывающаяся от каждого движения. Но Никита заставил себя контролировать свой взгляд.
– Оля, успокойся! Не закатывай истерику... Держи себя в руках! – скороговоркой выпалил Никита с ходу, скинув туфли и подсаживаясь на неубранную с утра кровать рядом с девушкой. Вадим обессиленной тушей рухнул на стул, потупив взгляд.
– Как же держи, когда суки эти...
– ... Спокойно, я сказал! – тряхнул Никита еле сдерживающую себя от психопатства подружку. – Я не понял, их было несколько чтоли?!
– Да! – крикнула бедняжка, умываясь слезами и растворенной в них тушью.
– По порядку рассказывай, подробно, все до мелочей! А ты, – парень обратился к помертвевшему Вадиму, – сиди и запоминай хорошенько, чтоб потом повторять не пришлось. Наверное, с налету то ничего и не усек?!
Дождавшись, когда друг примет более-менее заинтересованный, преданный вид Никита еще раз встряхнул Ольгу.
Через полчаса мученических расспросов, пыток и дознаваний картина изнасилования была ясна, обдумана и обсуждена до состояния грубых набросков в план последующих действий.
Главный виновник уже не имел никаких шансов на дальнейшую здоровую жизнь, но он уже был известен... почти. Им оказался кавказец Асхат, который когда-то жил в этой общаге и по слухам работал на центральном рынке. Он не принимал прямого участия в изнасиловании, но кадр был из той компании. Другие четверо лиц 'кавказской национальности' (хотя нет, среди них тусовался один русский) все являлись явными насильниками.
До полуночи ПДД, как называл Никита сокращенно любой намеченный план дальнейших действий, уже созрел. Почуявшая неладное Таня долго не давала уснуть мужу, ворочаясь под тонким одеялом и нашептывая занудные вопросы. Никита только сухо отнекивался, да неровно дышал, обсасывая в уме все элементы предстоящей операции. Заснули поэтому только в два часа ночи.
Коренастый, загорелый, как баранина на шампуре, горбоносый, как и все его предки, мужчина стоял у маленького зарешеченного окна и молча улыбался. Обнаженное по пояс волосатое тело играло мышцами. Зачесанные назад смоляные волосы омрачала седая прядь. Мускулистые, по-борцовски развитые руки он сложил на груди и задумчиво смотрел через светлые портьеры на город. Смотрел и тихо смеялся, вспоминая вчерашнюю попойку, бесчинствующие выходки на улице, молодую девчонку, подвернувшуюся под горячий пыл компании, групповое траханье ее в темном коридоре недостроенной школы. Чего только не испытает настоящий мужчина, мужчина с гор! Ему надо попробовать все! И он не боится ничего!
Стоял и сверкал в ехидной ухмылке золотыми фиксами – этакий горный орел на вершине Казбека.
Сзади скрипнула дверь, желваки стоящего у окна вздулись.
– Ашот, там девочки русские прибыли. Что надо сделать? – режущим слух говором разнеслось по большой комнате двухэтажного коттеджа из красного кирпича, возвышающегося почти в центре города.
– Гони их, Чабан! – распорядился твердым голосом мужчина, названный Ашотом, но тут же вдруг спохватился. – Хотя нет... Эй, Чабан! Веди их сюда – говорить будем!
Ашот поправил пояс спортивных штанов, сделал в воздухе неопределенный жест неизвестному, присел на журнальный столик из бука и закурил 'Бонд'. Он ждал девочек с двусмысленным выражением лица, на миг вспомнив опять вчерашнюю изнасилованную красотку. Вспомнил и забыл!
По деревянным ступенькам звонко цокали женские каблучки...
Центральный рынок воскресным днем в Шумени – всемирный день Потопа. Кого и чего здесь только нет! И опять же, посмотришь на национальность всех местных представителей торговли и ужаснешься – Шумень – это столица какой-нибудь кавказской республики. Одни хачики, куда ни глянь! Здесь и так называемые беженцы из Чечено-Ингушетии, Дагестана, Карабаха и Абхазии, Таджикистана и Узбекистана, торгаши, прибывшие с караванами фруктов и овощей, наемные рабочие-строители, подрабатывающие по выходным на базарах. Среди всего этого сумасброда целые гильдии аборигенов из далекого Китая – тихие, пришибленные, дешевые, как и их бракованная продукция.
А сколько кругом бичей и бомжей?! Снующих по рынку, сбившихся грязными, вонючими кучками на каждом углу, раболепски преданно заглядывающих в рот хачикам, готовых лизать зад этим новоявленным, уживающимся как пырей 'иностранцам' ближнего Зарубежья. Противно смотреть, как неприятный оборванец явно русского происхождения бежит с коробкой бананов за молодым еще 'мужчиной, воином, бизнесменом', ловит все его слова, исполняет все его желания за 'штуку', 'червонец', за пачку 'Примы' или тот же банан.
Кричат, свистят, болтают на все лады, стучат, гудят, ржут – и весь этот гомон, гвалт наполняет атмосферу главных улиц города, прилегающий парк, соседние учреждения и здания. А запах фруктов, овощей, цветов распространяется ароматным облаком на всю округу. И люди, люди, кругом люди и машины! Один на рынок, чтобы купить апельсинчик, другой оттуда, боясь остаться без кошелька, третий вовнутрь за алыми помидорами, четвертый не решается сунуться на базар, не зная, где оставить автомобиль (хочется опять потом его увидеть!). Туда спокойный, добрый за розами, обратно нервный, злой, часто расстроенный. Суматоха, хаос! – Подстраховывай! – шепнул Никита Вадиму, строча беглым, но тренированно-отсеивающим, как у профессиональных телохранителей взором по толпе людей. А сам, состроив покупательско-озабоченную мину, перебирая пальцами ног в старых, потрепанных кроссовках, поплыл в море тел.
