Текст книги "Самый длинный век"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Так что Быге и Грапмэнуф (язык сломаешь с этим неандертальским) хватало работы с ощипыванием, потрошением и приготовлением. Но улетала наша добыча мигом. Ну да, ладно, надо и о стройке рассказать.

Несколько ближайших к землянке деревьев лишились коры, вершин и окончаний большинства сучьев. Принесённые из лесу брёвна легли в развилки, став балками. При этом, мне удалось понять – сверху, над уровнем грунта, спланирован ещё один этаж. Вот тут я и посмотрел придирчивым взглядом на внутреннее устройство землянки, в которой прожил уже не менее двух месяцев. Многочисленные мешки и корзины, подвешенные над головой как-то маскировали общую высоту сооружения, несмотря на то, что пола на втором этаже не было, а сам он заполнялся балками, распорками, укосинами и иными элементами прочности и, одновременно, местами к которым на верёвках крепилась уйма корзин и мешков.

В общем, кладовочка – закачаешься. Не плоская, а трёхмерная. Однако, с другой стороны, суммарный объём помещения тоже оказывался большим, что не позволяло нам так уж сильно надышивать за ночь. Или там имелись отдушины? Не знаю, никто мне их не показывал, а самому в моём возрасте лезть на верхотуру не стоит. Хотя, многое обнажилось, когда вскрыли часть одной из стен – новый объём пристраивали к старому, причём, размеры сооружений были сопоставимы.

Некоторые технологии я вполне себе разглядел. Скажем, чтобы "перепилить" толстый древесный ствол, его "лохматили" камнями с острыми углами, а потом под этим местом разводили костёр. Продольному распространению горения препятствовали, сбивая пламя, а хрупкую обугленную древесину время от времени крошили теми же камнями. И снова накатывали бревно на костёр. Впрочем, в ряде случаев к огненной технологии не прибегали, а примитивно работали то топорами, то костяными приспособлениями.

При копании ям немало возни было со снятием дёрна. Прорезали его деревянным ломом, заострённым лопаткой, а потом им же отворачивали пласт и уносили в сторонку. Для кровли, полагаю. Остальное же рыхлили тем же ломом, а потом, встав на колени, выгребали землю лопаточной костью крупного зверя. Ну да, железным инструментом было бы быстрее… но и так получалось приемлемо. Это я толкую про ямы для столбов – опорами на одни только древесные стволы обойтись не удалось.

Причем, вкопанные столбы имели укороченные огарки (потому что были пережжены) крепких сучьев, на которые впоследствии возлагались балки. Скрепы всегда завершались мощным верёвочным бандажом, однако устраивались на разный манер. Скажем, заострённый конец вставлялся в углубление, а для верёвки выбирался кольцевой паз. В иных случаях паз мог быть на боковине опоры, или на обеих встречных деталях в месте их прилегания друг к другу. Иногда и шип вставлялся… нет! Шкант. То есть костяным шилом буровились два отверстия навстречу друг другу, а уж туда вбивалась заострённая палочка.

Дело в том, что всех процессов я не видел – уж больно подолгу нас "гуляли", но работнички наши проявляли не меньшую сноровку, чем хозяева, во всяком случае, их три топора против нашего одного работали, полагаю, впятеро скорее. Технологические споры тоже случались. Точно помню картинку за ужином: дядя Тын с фингалом под глазом и один из неандертальцев его приобнял с извиняющимся выражением на лице и поглаживает по голове, ворча что-то успокаивающее. Это так они поспорили про способ крепления чего-то к чему-то. Их тогда растащили. Кто оказался прав? Сильнейший, естественно.

Стройка продвигалась споро. И чем ближе дело шло к завершению, тем проникновенней делалось общение. Эти здоровяки целые представления закатывали, объясняя, как было бы здорово, если бы тот или иной предмет, что они у нас увидели, достался бы им. Так что каждого из помощничков дядя Быг отвозил домой индивидуально. Иначе не позволяла грузоподъёмность нашей пироги – столь много наших вещей понравилось гостям. Мы (совершенно добровольно) лишились половины горшков, двух третей кремней, причём, наилучших самых крупных кусков. Ополовинилось количество мешков с горохом – распробовали его работнички. Тканых мешочков тоже убавилось, имею ввиду пустых, припасённых для будущих заготовок. И тех, где хранилась отложенная на зиму сушёная ягода, орехи, лист смородины – эти чудаки даже древки копий и мотыг, сохнущие под самой кровлей, и те повыпрашивали.

Нет, Вы не подумайте, что имело место насилие! Просто огорчались они так экспрессивно, что сердце кровью обливалось, и слово "нет" застревало в горле, так и не исторгнувшись.

***

Неандертальский лучше всех изучила Быга. Она с… не буду повторять труднопроизносимое имя неандерталки, лучше приведу его значение – «тростинка», короче эти женщины вербально общались с утра до вечера около кухонного костра и прекрасно научились друг друга понимать. К тому же жену нашего вождя снова «рассосали» неандертальчонок и собственный сынишка Дык. Появилось у неё молоко – видимо процесс прекращения лактации не успел зайти слишком далеко. Хотя, наверняка не знаю. Не дохтур.

Главное, молочка мне от Тростинки понемногу перепадало вечерами. Так вот, эта достойная женщина ничего не просила – Быга сама осыпала её дарами так, что лодка, на которой Быг увозил гостью, чуть не черпала воду бортами. Я плакал – кажется, детство закончилось окончательно. Каша и мясо, это, конечно, сытно, но… в общем, Вы поняли.

Глава 5 Осень

Осень подкралась незаметно. И у незаметности этой было прекрасное объяснение – к нашему расширившемуся дому теперь был пристоен просторный навес, что позволяло и готовить, и принимать пищу не особо обращая внимание на нудящие дождики. Кроме того, во второй «зале» женщины устроили несколько рам, на которые натянули нити, и принялись ткать. Обычно, они работали, откинув кожаные занавесы с наружной стены, и плотно закрепив перегородочную штору, чтобы не выпускать тепло из жилой части. Основная продукция – мешки. Втроём, ловко орудуя челноком и гребнями, они за день умудрялись наплести до десятка штук, причём, после завершения прямого полотнища, сгибали его пополам и как-то ловко связывали выставляющиеся концы толстых грубых нитей, так что в горловине оказывался прочный шнур, ранее располагавшийся на краю основы.

То есть ничего не сшивалось.

Лодку нашу забрали гырхи. Однако, мужчины были заняты не изготовлением новой где-то в лесу, а с упорством дятлов рвали в лесу всё ту же крапиву и сушили её, загромоздив стоящими вертикально вязанками почти всё пространство нового навеса. То есть исправлять положение, сложившееся в силу настойчивости наших новых соседей, даже не пытались. Я не вполне понимал существо отношений с этими сильными людьми, поселившимися не так уж далеко от нас – пешком туда и обратно взрослый охотник оборачивался за один день, а на лодке по реке выходило немного дольше. Но многое прояснилось в один прекрасный день, когда сразу три неандертальца заявились к нам, сгибаясь под тяжестью корзин с вяленой рыбой. А потом вернулись на берег к лодке и принесли следующую порцию.

Потом до вечера участвовали в заготовке крапивы, а утром убыли на той же лодке, груженой свёртками с ткаными изделиями. Силачи гребли, а командовал ими мой папа. И направлялась эта группа не вниз по реке, к озеру, а наоборот, вверх. Как я понял – на ярмарку.

Снегом пока не пахло, лаже листья толком не пожелтели, так что, судя по всему, успеют наши "купцы" обернуться до наступления морозов. В общем, характер кооперации с гырхами принял несколько неожиданный характер. Я ведь слышал, что взрослых мужчин в их племени всего четверо, хотя женщин заметно больше – шесть или семь. Я только Тростинку запомнил наверняка.

***

Так, о керамике. Целая куча глины, принесённой в период стройки, оказалась в моём распоряжении после того, как работы были окончательно завершены. Если бы не я, то она так и расплылась бы под дождями, всеми забытая и никому не нужная. Мне же вздумалось с нею «поработать». В общем-то мы с мальчишками скорее играли, чем занимались серьёзными изысканиями. Лепили кирпичики, маленькие, со спичечный коробок, давали им просохнуть, а потом помещали в пламя горящего очага – обжигаться. В большинстве своём они рассыпались, потому что подпихивая дрова под горшки, мы сами же их толкали и ломали. Кроме того, в глине встречались твёрдые включения, весьма ощутимые при разминании руками, хотя, рассматривая изломы отдельных более-менее затвердевших обломков, я не примечал, чтобы именно эти зёрнышки служили причиной возникновения трещин.

Бестолковость проводимых "работ" объяснялась тем, что делались они между основными трудами, которые поручали нам взрослые, то есть никакой системы во всём этом не было. Однажды я обратил внимание на то, что выгребая золу и руками выбирая из неё остывшие мелкие угольки, Нут оцарапал себе ноготь. Виновником оказался превратившийся в камень глиняный обломок, с торчащим "зёрнышком". Мы сразу его отыскали и легко убедились в высоких царапающих свойствах.

Нет, это не случайность. Дело в том, что "играя" с камушками, мы всегда старались расколоть их так, чтобы получить режущую кромку или, на худой конец, острый угол, способный резать древесные волокна. Такое вот подражание взрослым. Строгали потом своими изделиями палочки, радуясь, если удавалось снять ровную тоненькую стружку. У меня почти ничего не получалось, у старшего из нас, Нута, выходило почти по-взрослому, ну а Кит уверенно совершенствовался. Поэтому внимание к царапающему комочку – просто часть нашего образа жизни, а не неожиданность.

Так что нет ничего удивительного в том, что "зернышко", спёкшееся с глиной, мы попробовали на всём подряд. Финальным аккордом этой серии стал четкий след, оставленный на желваке кремня. Не черта, как от грифеля на бумаге, а тонкая, словно волос, бороздка.

Вот тут-то до меня и дошло, что мы наткнулись на корунд – отменный абразивный материал, твёрже которого только алмаз.

***

Потом была большая охота на гусей. Как раз настало им время лететь на юг, и они делали остановку для отдыха на том самом плёсе, где мы с папой рыбачили. Мама била их из лука, а остальные подбирали. К нам как раз перед этим заявились гырхи, считай, всем стойбищем. Коренастые дамы числом пять под руководством того самого первого нашего знакомца. Ну, помните, с палицей. Вот они и работали вместо собак. То с берега длинным шестом дотянутся до упавшей в воду птицы, то на паре связанных брёвен подгребут. Да и просто забрести в воду эти люди не стеснялись, хотя холодна она нынче. Бр-р!

Основные же труды проходили у коптильни. Щипали, потрошили, натирали солью и опускали на верёвках прямо в яму, неподалеку от откоса. А в ту яму прокопан горизонтальный ход, у устья которого разведён дымящий костёр. Наготовлено было столько, что соседи наши вшестером делали две ходки, чтобы отнести домой свою неандертальскую долю – а люди они крепкие, килограммов сорок-пятьдесят даже женщины поднимают без труда. Мы тоже замучились развешивать свою часть добычи на верхотуре в нашей землянке, одним словом, хватило гусей на оба стойбища.

Не обошлось и без подарков, на этот раз – в нашу пользу. Неандертальцы принесли много кремневых инструментов. Лично мне достался отличный нож. Опишу его подробно.

Итак – продолговатый окатыш, этакая уплощённая каменная палочка, отлично ложащаяся в мою маленькую ручонку. Один из концов аккуратно обколот таким образом, что сбегает в остриё, имея ромбовидное сечение. То есть – две прямые, но наискосок, режущие кромки плюс колющий кончик.

Невольно возникла аналогия со скальпелем.

Представляете себе?! Я смог более-менее успешно остругать первую в своей нынешней жизни палочку. А перерезать прут мне удалось в шестнадцать движений… ну, с палец толщиной. С чей палец? С мой конечно, большой. То есть не очень толстый прут, разумеется. Но и не пренебрежимо тонкий.

Так что сумочка с этим инструментом теперь всегда при мне.

И вот ещё что я подумал: мы с гырхами обмениваемся и вещами, и услугами. Но делается это неравноценно. То есть, неадекватно. В том смысле, что нам от них преимущественно требуется труд, а им от нас – предметы или пища. Иными словами – результаты труда.

Если это положение наводит Вас на мысль об эксплуатации или даже порабощении, то думаем мы сходно. Только жрут они, ой, как много. Так что не надо идеализировать. Тем более, что, по зрелом рассуждении, труд их не подневольный, а оплачиваемый. То есть подневольный, конечно, но не из-под палки, а в силу заинтересованности.

Тьфу, расфилософствовался, понимаешь. Спать мне нужно, а не рассуждать о том, к чему ведёт политику наш старейшина.

***

Уборку гороха мы проводили в чисто мужской компании. Быг, Тын, Нут и мы с Китом. Собственно, я подбирал с земли пропущенные стручки – на большее моих сил элементарно недоставало. Урожай оказался меньше, горошины мельче, но спелее, то есть суше или твёрже, а, может быть жёстче. Тем не менее, запасы провизии получились солидные. Сушилось это всё на плетёнках прямо в жилом помещении, создавая там тесноту, но в период сырой погоды при ином способе подготовки к хранению сгноили бы мы всё.

Отмечу, что спешно сотканные мешки как раз наш урожай в себя и вместили. То есть их спешное изготовление оказалось частью общего плана подготовки к зиме. Это я специально докладываю, как иллюстрацию к тому, насколько хорошо продуманы и спланированы действия моих соплеменников.

Теперь же женщины пряли, то есть сидели на высоких скамейках и работали веретёнами. Глядя на них я силился вспомнить, как устроена прялка. Дело в том, что инструмент, время и материал у меня теперь есть. Дело за малым, за соображалкой.

***

Отвлекусь от описания наших бытовых забот, и поведаю о своих творческих терзаниях. Итак, о том, как устроены настоящие прялки я представления не имею. Но процесс прядения веретеном наблюдал с великим вниманием. Итак, на столбе закреплён пучок кудели, в котором волокна расположены параллельно друг другу – как его вычёсывали, так и осталось. Пряха отщипывает столько волокон, сколько ей нужно скрутить в нить и лёгкой петелькой закрепляет на конце веретена. Опускает вниз, чтобы вытянуть жгутик, и раскручивает инструмент, который и перевивает прядь в нитку.

Петельку распускает, чтобы готовую часть пряжи намотать на веретено, снова формирует узелок, чтобы скрутить следующий участок вытянутой кудели… и так до бесконечности. Сантиметров по сорок-пятьдесят за один цикл.

Впрочем, куделя может идти и не из пучка, а вытягиваться из кома – это, если формировалась из очёсов и находится в спутанном состоянии. На основную работу это заметно не влияет, просто пряжа становится более лохматой.

Толщина нити и постоянство её толщины зависят от способности работницы обеспечить равномерность поступления волокон, и от того, насколько сильно она позволяет веретену "затянуть" получающийся шнур, или нить – это, опять же, вопрос выбора количества кудели на единицу длины.

В общем, технически нужно крутить нить и, одновременно, сматывать её на то, что как раз пряжу и скручивает. То есть в пределах быстровращающегося предмета, выполняющего функцию веретена, необходимо обеспечить усилие для наматывания, причём, непрерывно действующее. Тут в чём загвоздка!? Сматывать требуется намного медленней, чем скручивать, то есть нужна некая трансмиссия с нехилым передаточным числом, причём в пределах вращающегося объекта.

Вот тут-то я и призадумался. Если использовать нечто клиноремённое, каковое я мысленно полагаю доступным, то громоздкость сооружения просто зашкаливает. Компактные же зубчатые варианты не обеспечены материалами, не говоря уже об оборудовании, на котором можно обеспечить приемлемую точность изготовления шестерёнок. Хотя, в девятнадцатом веке некие конструкции подобного назначения были известны, но до уровня этого века мне быстро не дотянуться.

И пожалуйста, не намекайте мне на слабосилие Вашего покорного слуги. Кит и Нут – мои двоюродные браться – ребятишки уже весьма развитые и, уверен, их способностей должно хватить на реализацию подобного замысла. Повторюсь – дело за идеей. Вот не оформляется она у меня что-то. Видимо мозги без тренировки начинают пробуксовывать.

***

Общая мысль – сматывать готовую нить на обычную катушку, а ось, на которой катушка закреплена, следует вращать как раз так, чтобы это вращение нить и закручивало. Ну, то есть катушка будет выглядеть, словно пропеллер. Сделать такую ерундовину несложно, несложно и придать ей это самое вращение, но кто и как заставит наматываться готовую пряжу? Ведь вся конструкция станет крутиться а воздухе, словно самолётный винт.

В воздухе. Который может давить на то, что движется относительно него. То есть на ось бобины следует надеть крыльчатку из трёх крошечных ковшиков. Уфф! Почему ковшиков? Да потому, что напор, набегающий поперёк оси, мимо донышек проскочит, огибая их, а в чашечки упрётся. Ну, подобные крыльчатки используют в устройствах, где ветер подует неизвестно откуда. Правда, КПД у них невелик, но великий и не требуется, потому что усилия достаточно крошечного. Такого, которому пряха будет противодействовать, удерживая нить от сматывания пальцами, регулируя скорость поступления кудели.

Должно заработать. То есть принцип верный, а остальное зависит от реализации. Сами понимаете, сколь угодно хорошую идею легко забодать негодным воплощением.

Самым сложным вопросом представлялось мне изготовление оси катушки – не строить же ради этого токарный станок?! Но на помощь пришла мама. Она выдала мне заготовку древка стрелы – ровный ивовый прут толщиной с её указательный палец. Выпрямленный при нагревании рядом с пламенем, он был практически лишён кривизны, да и цилиндричность имел весьма пристойную.

Согнутую дугой палку просто отыскали среди дров. Вот с ней как раз и была самая большая возня. Следовало укрепить ось катушки вместо тетивы, да не как-нибудь, а пропустив концы сквозь плечи "лука". Дядя Быг эту работу никому не доверил, потому что с костяным шилом никто не умет обращаться так же ловко, как он. "Лук", конечно, получился крошечный, сантиметров пятнадцать в растворе, но свободного вращения оси будущей бобины удалось добиться после нескольких подскабливаний и подтачиваний шершавым камушком.

Саму дугу насадили на палку, словно поперечину швабры на рукоятку. Ковшиковые крыльчатки дядя Тын сплёл из лыка – мужчины как раз рогожные кули делали, так что материал оказался под рукой. Некоторое время ушло на доводку – случались заедания, причину которых пришлось срезать. А потом большие мужики крутили ручку "швабры", удерживая её горизонтально, а мама "скармливала" этой прожоре куделю. На мой взгляд, где-то сантиметр в секунду скорость прядения получалась сразу, что соизмеримо с работой веретеном. Но, когда главную ось прялки закрепили в двух точках – на столбе и одной из укосин – крутить её стало возможно верёвкой, как в "установке" для добывания огня. Только верёвку не туда-сюда было нужно дёргать, а сделать кольцевой и тянуть в одну сторону. Два мужика с таой задачей уверенно справлялись.

Когда это сооружение разогнали как следует, до того, что из мест крепления пошёл дымок, вот тут-то куделя и начала "улетать" со страшной скоростью, а слой ниток на катушке разбухать прямо на глазах. К тому же однородность нити сделалась заметно выше, потому что контролировать скорость поступления волокон пряха могла непрерывно, работая двумя руками и ни на что не отвлекаясь.

Ну да, до классики я не дотянул. Ни педального привода, ни одиночества у окна эта конструкция не предусматривала, не только потому, что окон тут нет и в помине, но ещё и оттого, что сноровистые мужики должны непрерывно тягать привод рядом с мастерицей. Но веретёна женщины мигом отложили в сторону и сменяли друг друга "у аппарата", не позволяя ему простаивать.

Узким местом стало сматывание готового продукта с катушки. А как сделать катушки сменными? А сколько их понадобится, чтобы не сматывать нить в клубок, а так и оставлять храниться на бобине? А как увеличить объём, на эту саму ось помещающийся?

Эти вопросы обсуждались за ужином, как стратегические. Однако задавали их взрослые не мне, а друг другу. Ничего удивительного – идею поняли, следовательно, дальше начнутся пробы и ошибки. А деткам спать пора.

К слову сказать, переделали прялку буквально в два счёта. Вместо того, чтобы крепить к торцу рукоятки гнутую палку, отыскали в лесу ствол с подходящей развилкой. Ось катушки вставлялась в неё при разведении концов в стороны – упругости "рогатки" для этого хватало. Крыльчатки оказывались внутри и ограничивали пространство, заполняемое готовой пряжей. Пряхи легко научились "отпускать" куделю как раз с той самой скоростью, с которой она успевала достаточно скрутиться – это было прекрасно видно.

Приводную верёвку заменили ремнём, крутящим вал – рукоятку "рогатки", В качестве же ведущего колеса приспособили тщательно отторцованный короткий кусок толстого бревна. Вот его и вращал помощник пряхи за две рукоятки, торчащие в разные стороны.

Как устроена ось этого прототипа колеса? Да никак. Её и в помине нет. Приводной барабан свободно висит в петле приводимого ремня. Да, не работа получается, а чистая эквилибристика. Зато скорость с которой перепряли всё, что наготовили, получилась ужасающая. Два мужчины и три женщины управились буквально за считанные дни. И повторюсь, кроме скорости ещё и качество нити существенно возросло. А заготовок для стрел, истраченных на катушки, мама уже нарезала в ивняке – они сейчас просыхают, увязанные в фашину – плотный пучок..

Ещё я узнал про местный клей, который варят из копыт. Его применили при изготовлении крыльчаток. Каждая теперь состоит из двух надевающихся на ось бобины плоских колец, вырезанных из липы. "Крылышки" вклеены между ними – их согнули из берёсты. Снаружи похоже на ротор вентилятора. Дядька Тын по подобному мелочному мастерству – чистый кудесник.

Всего этих роторов у нас два. Их надевают на окончания оси незаполненной катушки с концов и закрепляют клинышком. А потом – снимают с заполненной, оставляя палочку с пряжей, намотанной на неё валиком. Удобно получилось.

***

Перейду, пожалуй, к делам повседневным. Папенька мой и его спутники-неандертальцы вернулись из своего вояжа уже когда по утрам подмораживало. Как я понял из разговоров, они заметно выиграли во времени против обычного при преодолении волока, потому что три силача и один крепкий мужчина, это значительно лучше, чем просто три крепких мужчины.

Зато на самом торжище папа мой появился один, оставив гырхов прятаться в лесу. Поэтому ему пришлось в одиночку и разгружать лодку, и грузить в неё покупки, да и потом он не просто ехал, а тащил на буксире только что купленный чёлн, тоже с покупками, до самого того места, где дожидались его неандертальцы. Почему наши соседи не показались людям? А потому, что их не любят и даже побаиваются. Незнакомое, непонятное, чужое – это всегда вызывает опаску, а часто и агрессию, как первейшее проявление страха. В общем, не решился папа показывать "злых людей" людям разумным. Дня три-четыре на этом и потерял.

Зато экспедиция вернулась в полном составе с кучей отличных горшков и неласковыми воспоминаниями о не к ночи будь помянутом волоке и порогах. Мне же этот рассказ дал указание на то, что существует селение, в котором имеет место постоянная торговля – ну не могут ярмарки длиться по полгода! Или я не прав? Ну да отсюда дотуда далече по местным меркам.

***

– Топ, шел бы ты погулять, – это тётя Быга «засмущалась» под моим внимательным взглядом. Женщины ткут, а я стою и наблюдаю за их работой.

– Хорошо, – разворачиваюсь и ухожу. Вообще-то я думал о том, как устроить перемещение нитей основы так, чтобы не нужно было "шнырять" между ними челноком на каждом проходе. То есть сам принцип мне известен, но как его осуществить в здешних условиях, даже представить себе не могу.

Вот были бы у меня проволочки!

Ладно, действительно моему организму нужен свежий воздух. Мужчины сегодня как раз занимаются дровами, так что и мне рядом с ними может найтись интересное дело. Щепки, там собрать, принести чего. Не стоит забывать, что я – очень маленький мальчик. Лучше всего вести себя в соответствии с возрастом и положением, а то можно наломать дров. Пока меня щадят, прощают ошибки – не нужно лезть ко взрослым со всякими придумками, вроде прялки, а расти и приспосабливаться к реальностям. Обычно про это говорят: "познавать мир".

***

Дядя Быг отправился на челноке к соседям – теперь этим словом обозначают не Горшковку, а табор неандертальцев. Почему табор? Сейчас доложу. Дело в том, что в эту поездку он пригласил и меня. Именно пригласил.

– Топ, я собрался туда, где можно найти тётю Тростинку. Если хочешь, можешь поехать со мной.

– Конечно, хочу, я только у мамы разрешения спрошу, – лицо нашего старейшины после моих слов сделалось озадаченным, но он ничего не сказал. А мама меня отпустила.

Рассказывать о том, как мимо бортов лодки проплывали берега с пожухлой травой и пожелтевшими деревьями, не стану. Тем более, что закутался в тёплую накидку и проспал всю дорогу, пригревшись. Так что даже не знаю, в какую сторону мы свернули, оказавшись в озере. Разбудил меня толчок лодочного носа, вылезающего на пологий берег. Естественно, я сразу схватил конец и, путаясь в накидке, выскочил на сушу, привязывать нашу посудину к ближайшему кусту. А тут притопал знакомый неандертальчонок, появились взрослые, пошёл гул от разговора, в котором почти не встречалось знакомых слов. Ну а Тростинка не отказала мне в молоке. Похоже, сынок её не мог осилить всё, что вырабатывалось, вот и привечала она человеческого детёныша, особенно, если распирало.

Потом я до самого ужина был предоставлен самому себе и знакомился со стойбищем.

Четыре конических шатра, обтянутых прекрасно выделанными шкурами, расположились неорганизованно, не образуя никакой геометрической фигуры. Кроме того в крутом откосе была прокопана траншея, перекрытая брёвнами в один накат. Земляные работы наверху продолжались, и ещё возводилась передняя стенка, чтобы можно было завесить проход, не пуская в помещение холод. Внутри этого будущего жилища было тесно, мрачно и как-то низко – потолок буквально давил на плечи. Это при моём-то невеликом росте!

В лагере невольно обращало на себя внимание обилие мусора и самого обычного дерьма под ногами. Как-то всё тут беспорядочно и бестолково на мой взгляд. Пошёл я к детям.

Ударил себя кулаком в грудь и произнёс: "Топ". Так и познакомились – остальные тоже ударили себя кулаком в грудь, и произнесли: "Топ". Я тихо прифигел от такой обезьяньей непосредственности – ведь и козе же понятно, что нужно назвать своё имя, а не моё… "Тып", – произнесло очередное доисторическое недоразумение, в свой черёд ударив себя в грудь кулаком…. "Тып", – прозвучало ещё одно высказывание, последнее в группе.

Чувствую, неспроста это. Пригляделся – точно, у топов и тыпов и в одежде имеются различия, и волосы по-разному прибраны. Вот оно что! Топ – мальчик. Тып – девочка. Вот так и началось для меня целенаправленное изучение неандертальского. Я тут же стал показывать на всё, что видел, называя по-человечески, а мне охотно отвечали. Игра получилась увлекательная, а главное, новая, никому не надоевшая. И, мне показалось, что знакомцы мои справляются с ней лучше меня, то есть заметно надёжней запоминают слова. Ну, конечно, они же дети – чистые страницы, а у меня в ПЗУ чего только не напихано!

На ужин было отварное мясо в неограниченном количестве, а утром выяснилось, что наш вождь уже уехал домой, а меня забыл. Хотя, подкрепившись грудным молоком, я не сразу для себя решил, хорошо это или плохо. Говорил же, что неандертальцы не храпят, а это довольно приятно.