Текст книги "Самый длинный век"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6 Как правильно выхлопать одеяло.

Языковое погружение получилось отменное, я быстро осваивал общение и был охотно кормим у всех костров, что разводили в лагере – тут не одна семья, а три. Причем в одной из них – двое мужчин, молодой и в годах. Он как раз и есть вождь племени Зовут его Острый Топор, это как раз тот самый здоровяк, что «поспорил» с дядей Тыном при решении вопроса об одном из креплений балки к опоре при расширении нашей землянки.

Того факта, что я способен подкармливать огонь дровами, оказалось достаточно для признания меня полезным членом общества. Не забывайте, что я очень мал и никто не ожидает от молочного ребёнка великих подвигов или обильной добычи.

Жили неандертальцы охотой, рыбалкой и собирательством – то есть быт их наиболее полно соответствовал тому, что обычно пишут в книгах про древних людей. Единственное заметное отличие от картины кочевого быта – недостроенная землянка. Видимо, решили у наших перенять, а потом что-то их остановило. Хотя, может статься, то, что мужчины часто и подолгу отсутствовали – уходили на охоту. Во всяком случае изредка работы на объекте возобновлялись. В общем, увидели неандертальцы, как люди живут и попробовали устроиться аналогично, да вот как-то не пошло.

Внутри этого новостроя никто не обитал, и ребятишки нередко играли там. Печку мы строили. Ну я начал помаленьку городить из камушков, а Всхлип (не стану передавать это звуками, а сразу приведу значение) сказал, что так неправильно, а нужно совсем по-другому. На что Плакса возразил и, пока они дрались, Бормотун рассказал Тычинке, что оба их товарища неправы, а вот он точно знает, что нужно делать. После этого Всхлип и Плакса совместными силами устроили Бормотуну категорическое внушение, а я не в первый раз убедился в том, что прежде, чем слово молвить, невредно выслушать уже готовые мнения. В результате четыре мальчика и две девочки принялись копировать мои действия, каждый раз производя нелепости одна другой нелепей. Объяснять им почему этот камень нужно иначе повернуть, а тот вообще положить в другое место, было трудно – на редкость упрямы эти детки, зато энергичны, и на руку они… не задерживаются. В общем их мнение в любой дискуссии подтверждал крепкий увесистый аргумент, от которого я или отлетал, или откатывался, отчего игра прекращалась на некоторое время, и тогда уже следовал толчок в другую сторону, мол, чего разлёгся? Не почёсываться надо, а камни укладывать! Думал – пришибут. Но тычки и толчки приводили к тому, что я стал собран и всегда заранее готовился к тому, куда отлетать. Не, ну не тушеваться же от подобной манеры решения спорных вопросов! Этак недолго и права голоса лишиться.

В общем, детям со мной было интересно, и они, разделавшись с делами по хозяйству (натаскав хвороста, помыв горшок или вернувшись из лесу с понадобившимися матери ветками), скорее торопились составить мне общество, искренне увлечённое общей затеей. Таковы дети всех времён и народов – заставить их непросто, но если увлечь – начинается кипение.

Печка наша не имела даже постоянного положения – стоило отвернуться, как кто-нибудь принимался городить её на новый манер на новом месте, используя камни из ранее возведённой. Не забывайте, я тоже считал необходимым трудиться у кухонных костров и наблюдать за каждым движением "строителей" не имел возможности. Взрослые же, занятые важными делами, в наши забавы не вмешивались.

Разумеется, мои товарищи пытались разводить огонь в своих сооружениях, после чего вылетали наружу со слезящимися глазами и кашлем. Короче, идея дымохода витала в воздухе. И была воплощена – в дальнем от входа конце землянки старшие мальчики Всхлип и Плакса прорыли узкий лаз наверх наискосок через стену. Они не сглупили и не угодили под лежащие на краю котлована концы брёвен. Да и диаметр дыры сделали не больше, чем необходимо, чтобы только-только пролезть. Однако к этому моменту до меня дошло, что топку необходимо располагать у входа, иначе таскать дрова придётся через два с лишним десятка человек, расположившихся на площади в тридцать, примерно, квадратных метров.

Затевать новый дымоход было просто бесчеловечно и мы прорыли к этому лазу от самого входа канаву, которую закрыли плоскими камнями – подбор совпадающих кромок и замазывание стыков глиной так увлекли моих товарищей, что надоевшую всем печку они просто забыли и крайне неохотно отвлекались на перемещение камней, из которых я городил и топку и колено, направляющее дым сверху вниз. Ну, когда я уже, наконец вырасту, и стану большим и сильным?! Тем более, что помощники-дети, это несколько ненадёжный контингент – легко отвлекаются, теряют концентрацию и частенько вытворяют такое, отчего невольно начинаешь сердиться и даже пытаешься отшлёпать, после чего снова отлетаешь или откатываешься, а потом шипишь и почёсываешься. Ну скоры эти детки на руку, и тяжелы.

Самая большая техническая проблема заключалась в перекрытии канавы. Для этого требовались камни с размером сантиметров тридцать, но неандертальцы даже в непригодном для участия в охоте возрасте весьма крепки, а в том, что когда ихние "ух" совпадают, то каменюка продвигается дальше, мне их легко удалось убедить. Ну и недалёкая осыпь с плитняком, который на наших строительных рынках называют "леденцом" крепко помогала. Мы даже трубу выложили. Невысокую, с полметра. Только для того, чтобы не провалиться в дымоход.

Чем всё это скреплялось? Глиной. Почти сухой. То есть она довольно охотно слипалась при сдавливании. Я, в основном, трамбовал, то торцом дубинки, то "барабанными палочками". Вы не забыли? Срезать прут я уже способен. Короче, поскольку подростки тоже интересовались нашей деятельностью (ну кто же пропустит большую игру), то они частенько мне помогали и окорачивали мелкоту, которая, всё-таки, излишне бестолкова. Пожалуй, основную часть работы именно они и выполнили, потому что пихать меня при спорах не могли – они уже большие, а я – карапуз, вот и дослушивали до конца речи недомерка. Эти ребята понятливей и куда охотней воспринимают аргументы.

Растопка готового сооружения привлекла массу зрителей. Женщины, ясное дело, любопытства не скрывали, но даже взрослые охотники "ремонтировали" свои копья неподалеку и косились в нашу сторону..

В общем, дым повалил внутрь помещения, и все мы из землянки повыскакивали. Я сразу почувствовал неладное, подошел к дымоходу, что торчал на полметра из поляны рядом с засыпанными землёй брёвнами перекрытия, и приложился к отверстию сначала ухом а потом и обслюнявленный палец подержал над и не думающей дымить трубой. Как потрескивают дрова слышно Но тяги нет. Ни туда, ни сюда. А, поскольку воздух к пламени поступает, иначе горение бы прекратилось, то ясно, что дым уходит, естественно, туда, где шире – то есть, сначала заполняет землянку, а потом направляется в дверь.

Пользуясь тем, что к этому моменту моё лидерство в группе детей уже явственно обозначилось, попросил принести шкуру, которой укрывался. Она мягкая и такая уютная… А потом показал, как гнать ей воздух в дверь. Больше пантомимой, чем реальными действиями, но старшие из малышей, Всхлип и Плакса, жестикуляцию мою поняли и с делом справились.

Ну, покрывала выхлопывать все умеют. Так тут то же самое, только в обратном направлении – сначала двоим участникам процесса нужно синхронно опускать концы вниз, одновременно сводя их вместе, чтобы полотнище вздулось вверх пузырём, а потом – резкий рывок за углы в стороны. В общем, сочувствующие подростки, поняв замысел, отогнали мелочь и через дверь загнали весь дым обратно в землянку. Причём, добились ещё и нехилого звучания – при хорошей синхронности движений выходит крепкий хлопок, который знатно бьет по ушам. Тут, такое дело – манипуляции с одеялом настолько увлекли и раззадорили народ, что началось некоторое соперничество за право участвовать в этой деятельности. Вожак, Острый Топор, ясное дело вмешался и решил этот вопрос в свою пользу, призвав в напарники второго взрослого мужчину, отчего "инструмент" где-то рывка с десятого распался на две части, лопнув продольно.

Ну, это не страшно – я под любой половиной умещусь без проблем. Но неандертальцы, даже взрослые, по детски непосредственны и, когда увлекутся, удержу на них нет. Следующая шкура оказалась прочнее и вытерпела не меньше двадцати минут выхлопывания "наоборот". Как я сообразил, началось соревнование – кто извлечёт наиболее звонкий звук. Я ведь уже бегло понимал по-неандертальски и даже из гомона мог выделить важное.

Так что дым окончательно загнали в землянку и даже над трубой на противоположном конце этого сооружения показался дымок. Накачали, стало быть, избыточное внутреннее давление. Трудяги. Чуть погодя кто-то из зрителей обратил внимание на то, что вверх из дымохода поднимается красивое колечко, и угасший было энтузиазм опять наполнил массы. Теперь междк выхлопывателями началось состязание на самое большое колечко, появляющееся довольно быстро после очередного хлопка. Вождь лично забрался внутрь и до упора заправил топку дровами. Я не знал, смеяться или плакать – не, ну не было у меня ни малейшего желания вводить в обиход столь сложный в плане технического оснащения вид спорта, тем более, что уже из третьей превосходной мягкой шкуры вылетела серёдка – ну много силушки у этих ребят. И у прекрасных дам – даже они пробовали свои возможности.

То, что печь и дымоход прогрелись, и возникла тяга, никто не заметил. Но дым сделался бледным и невыразительным, отчего энтузиазм "спортсменов" снова угас. Тётя Лозинка позвала меня подкрепиться вместе со всей её семьёй – наступил час ужина. Развлечение быстро завершилась и народ потянулся к кострам. Приём пищи из-за игры пропускать не будет никто.

***

Свою подстилку я затащил в землянку. Одеяла (теперь два, хи-хи) подобрал неподалеку, они были прекрасно выхлопаны и лежали там, куда их бросили. И я устроился у огонька, неторопливо лижущего хворостины в очаге. Вход завесил, подобрав ещё несколько далеко не целых шкур, безвременно скончавшихся в процессе сегодняшнего состязания. Наломанных дров вокруг валялось множество и сложить их под рукой вовсе несложно. В довершение обустройства на новом месте перекрыл жерло топки парой камней, наибольших из тех, которые смог своротить. Не совсем плотно – и сверху оставалась щель, через которую можно подбросить, и снизу воздух поступал, вроде как из поддувала.

Проложенный в полу дымоход заметно поднял температуру в помещении. Ощущение сырости ушло, блики пламени создавали уют, рассеивая тьму. Тётя Тростинка пришла поделиться молоком – её опять распёрло. Ну не справлялся её сынишка Хвостик с предлагаемыми объёмами.

– Как здесь тепло, – заметила она, немного посидев на подстилке и пообвыкнув.

Действительно, осень давно вступила в свои права. Погода стоит безоблачная и по утрам подмораживает – на лужах образуется ледок, а на траве – иней. Сейчас, в сумеречный час уже довольно свежо и без тёплой одежды на открытом воздухе долго не пробудешь. Здесь же, в землянке, не меньше шестнадцати градусов, если верить моим ощущениям. По нынешним временам действительно комфортная температура.

***

В неандертальском племени существовал обычай хвастаться своими охотничьими подвигами. Делалось это организованно, после ужина, перед отходом ко сну. Поначалу я избегал этих мероприятий с их похвальбой и кривляниями, но потом решил не выделяться из общей массы и стал приходить к костру, у которого «отдыхало» почти всё племя. Тем более, что происходило это не каждый день – зачинщики часто ночевали в лесу в своих охотничьих вылазках.

Так вот, это было действительно интересно, потому что повествования включали в себя уйму сведений о повадках животных. О медведях, наблюдать которых следует с предельных расстояний, надёжно укрывшись. О козах, объедающих кусты и деревья так, что остаются только голые скелеты. О пронырливых лисах, способных поспеть к пойманной птице раньше, чем охотник проверит силок. Огромный мир раскрывался перед детьми и подростками… Ха, да это же, своего рода университет. То про ежей речь идёт, то про барсуков.

Кстати, выслушав рассказы про этих весьма специфических существ, я понял, что напрасно тогда, летом, обидел подошедшего ко мне молодого барсука. Моей шкуре ничего не грозило. Эти флегматики специализируются на мышках-лягушках, хотя и растительной пищей не брезгуют. Даже стыдно стало своей бестактной выходки, неудобно перед не замышлявшей ничего дурного животиной.

Ещё отмечу у неандертальцев высокую культуру выделки шкур и создания одежды из них. В первую очередь – обуви, которую шили нитками из сухожилий при помощи шила с крючком. Я видел как костяные, так и деревянные варианты этого инструмента. Если Вы подумали о сапогах или ботинках, то вряд ли я соглашусь со столь лестной версией. Речь идёт о неком прообразе тапочек с завязкой, идущей от пятки вокруг голени. Тут важно, что кожу для этих изделий применяли достаточно толстую и прочную. Снимали её с разных мест у разных животных, но весь список приводить не стану, тем более, и не знаю я его. Потом из подходящего куска сворачивалось что-то подобное кульку, в который помещалась передняя часть стопы, а уж потом делалось несколько стежков "по-месту". Мне тоже такие сделали – Тётя Рябинка как раз большой кусок шкуры расходовала на несколько пар обуви сразу, ну, а я в это время мимо проходил.

Тётя Ольха пошила мне шубу – подобие мешочка из лисьих шкур. Только застёжки у этого одеяния не было, зато имелись рукава, нижняя граница которых начиналась от поясницы. Они больше смахивали на крылья и легко позволяли втянуть руки внутрь. Видимо, это малышовый покрой. Я, когда залезал в обновку, не раз пытался протолкнуть голову в отверстие для кисти, но в проход для запястья она не пролезала. Опять же штаны мне сделали новые, из двух половин. Каждая штанина – отдельная, снятая с конечности зверя шкура, уже имеющая форму трубы, расширяющейся кверху. Обе детали крепились ремнями к поясу, а уж поверх этого надевалась верхняя… куртка? Не знаю, как назвать. По-неандертальски – ату. Ну, пусть будет по-нашему – шуба. Кстати, взрослые носят вещи иного кроя.

Одним словом, одели и обули меня на зиму и на вырост.

Женщины и дети быстро перебрались из своих конических шатров в землянку. Нравилось людям то, что дров на её отопление требовалось в разы меньше, чем они сжигали в кострах внутри палаток.

Пищу, однако, готовили по-прежнему, на вольном воздухе – ни один горшок в топку не помещался, да и приладить его там не получалось, так что ничего в основной картине бытия не изменилось, разве что спят в тепле.

А вообще-то такого внимания к созданию запасов, как в стойбище моих родителей, тут не уделялось. Приносилась с охоты добыча, начинался пир, а уж когда всё подъедали, тогда охотники опять отправлялись на промысел. Впрочем, ловля рыбы сетями с лодки тоже практиковалась, и копчение её, и вяление – соль имелась. Но сильно залёживаться созданным запасам не давали, подъедали, особенно интенсивно в периоды отсутствия свежатины.

Привычка к кочевой жизни просматривалась и в том, что вещами это племя не обрастало. То есть могли в любой момент сняться и уйти туда, где больше дичи. Хотя, пока подобного стремления не наблюдалось. Дело в том, что сев в приобретённую на ярмарке лодку, охотники быстро преодолевали значительные расстояния, поднимались вверх по какой-нибудь из бесчисленных речушек, впадавших в озеро и оказывались в местах, где никто ещё не успел распугать зверьё. Лодка сильно расширила охотничьи угодья, ну а подаренная дядей Быгом сеть ещё и меню позволяла разнообразить. В общем, возникшее раньше подозрение, что наш старейшина пытается это племя приручить, становилось всё сильнее, по мере того, как я присматривался к происходящему.

Понимаете, ткани, что делают у нас – ликвидный товар. А что могут предложить бродячие охотники? Шкур в мире, где главное занятие – охота, много в любом месте. Так что – не иначе, расплачивался за челнок для неандертальце мой папа изделиями наших женщин.

И, что забавно, новые соседи подавали надежды на то, что задержатся в этих краях надолго – одна землянка чего стоит! Огромный шаг на пути к оседлой жизни. А ещё имели значение мои неплохие отношения со многими охотниками, их жёнами и детьми. Изучение языка, обычаев, нравов – ох, чует моё сердце, неспроста это, неспроста. Такая вот миссия дружбы и уважения получилась, пока взрослых неотложные дела не пускают в гости к соседям.

О том, насколько я ошибался, думая таким образом, поведают дальнейшие события. Преждевременно было считать, что люди, окружающие меня – таковы же, как бывшие мои современники. Всё оказалось значительно серьёзней и имело смысл, о котором я просто не догадывался.

Глава 7. Про имена.

Дядя Быг, наш старейшина, приехал после полудня, что давало понять – в дорогу сюда он отправился с первыми проблесками рассвета. Дни стали короткими, правда тихими и солнечными. У меня возникло чувство, что это бабье лето – бывают осенью такие периоды, радующие своей приветливостью.

В общем, сказал он мне, что утром мы уезжаем, и уселся разговаривать длинные разговоры со здешним старейшиной, Острым Топором. Конечно, оба участника беседы испытывали заметные трудности в общении, поскольку язык друг друга понимали слабовато, но толмачить им мне откровенно некогда. Надо собраться, пообщаться на прощание с людьми, ставшими на несколько недель моей семьёй. Знаете, я успел почувствовать себя здесь своим. Видимо и у людей и у неандертальцев отношение к детям сходное – могут простить недомыслие или отшлёпать за шалость, не разбирая, свой это или чужой. И накормят. Не скажу, что самым лучшим – лакомые кусочки достаются охотникам – но голодать не оставят.

Почему я так сконцентрировался на сборах? Так у меня теперь целых два костюма для леса – демисезонный, сделанный мамой и женами братьев папы, и зимний, изготовленный неандерталками. Опять же халато-фартучек… так что пакунок получался великоватым, отчего я решил отправляться в дорогу одевшись тепло, чтобы свёрток оказался поменьше. Опять же содержимое сумочки, в которой у меня хранится ножик, дополнилось несколькими предметами. Но о них речь пойдёт позднее. Пока же – печаль, нет подходящей дорожной сумки для вещей.

Тётя Тростинка отличная плетельщица из лозы. Её корзинки с виду неказисты, но очень крепкие. Вот из числа их я и выпросил себе самую маленькую, весьма глубокую. Для того, чтобы её заполучить, завёл разговор о том, что уезжаю, и что должен куда-то сложить подарки, полученные от добрых гырхов. Потом объяснил, что хотел бы носить её не только руками, но и на спине, для чего понадобятся два ремешка. Воплощение этого пожелания протеста не вызвало и заняло немного времени – ремней тут у каждой хозяйки имеется достаточно. Э-э, волосатых ремней, поскольку кож, освобождённых от шерсти, я что-то не припоминаю.

Одним словом, прототип ранца хорошо держался на спине и оказался вполне приемлемого веса даже после того, как я положил в него свои вещи. Они, кстати, заняли около половины объёма, так что одно из своих одеял – мягкую шкуру, разорванную пополам при первой растопке печи, я пристроил сверху, подоткнув края. Лепо получилось, хотя и не было никакой крышки у моего дорожного снаряжения, но и опасения вытряхнуть содержимое не возникало, тем более, что парой ремешков я поклажу закрепил.

Не могу сказать, что неандертальцы душевно со мною прощались. Нет, мы не произносили слов любви или дружбы. Я сообщал, что завтра уеду, а они выражали уверенность, что в недальней дороге со мной ничего не случится – видимо тут имела место некая ритуальная формулировка, вроде заклинания. Я уже хорошо понимал язык, но всех тонкостей ещё не постиг.

***

Отплыли мы в рассветных сумерках, никого не потревожив. То есть – натощак. Только один из охотников по имени, Сидящий Гусь, что дежурил до утра, помог столкнуть лодку. Да, в племени охотников обычай выставлять на ночь караульного соблюдался даже в стойбище. И хотя бы один взрослый мужчина обязательно оставался в лагере, то есть той беспечности, что в моём роду, тут не наблюдалось.

Ну да ладно, не о том речь. Утром прекрасно спится, поэтому я, едва мы отчалили, задремал.

– Вставай, Топ. Приехали, – старейшина разбудил меня незадолго до того, как нос челнока ткнулся в берег. В аккурат хватило времени приготовиться к высадке. Как обычно, я занимался привязыванием лодки, а потом влез в лямки своей поклажи, и мы пошли.

Это не знакомое место рядом с домом. За кормой лодки был отлично виден простор озера, а тропа под ногами истоптана копытами, да и вообще ничего похожего на то, куда, как я думал, мы направляемся, не встечалось. Но дядя Быг довольно энергично шагал впереди, а я еле за ним поспевал. Ремни ранца резали плечи, а сам он казался мне безумно тяжёлым и ужасно мешал. Поднявшееся солнышко ласково пригревало, отчего в зимней "шубе" сделалось жарко. И, елки палки! Куда мы так долго прёмся? Ведь не меньше километра отмахали!

– Давай, Топ, я сначала тебя спущу. Ты ведь не можешь карабкаться по верёвке, – вождь остановился на краю обрыва, невысокого, метра четыре на глаз. Внизу поляна, окружённая зарослями. Мой разум ничего не заподозрил и я спокойно позволил обвязать себя прямо поверх корзинки. Как только петля затянулась на груди, проклятые ремни прекратили врезаться в плечи. Сойти вниз, отталкиваясь от стены ногами – это просто, тем более, что канат дядька вытравливал вдумчиво, приглядывая за моими действиями.

Едва ноги ступили на твёрдое и верёвка перестала натягиваться, скользящий узел ослаб, и я легко освободился от привязи. Обернулся. Старейшина по-прежнему стоит наверху и сматывает… что?! Он не собирается следовать за мной?!

– Я приду за тобой через три дня, – это всё, что он мне сказал. Повернулся и ушёл.

Вот это выверт!

Это что же, меня завели в темный лес, да там и бросили, словно Настеньку, Машеньку, или Алёнушку? Не помню точно, как звали героиню сказки "Морозко". Нифига себе, выходку отчудачил со мной древний человек, вождь племени… не знаю, как оно у нас называется… почему не знаю? Даже гырхи не называли наших никак, кроме как по именам, хотя сами они – Бредущие Бекасы. Имеется в виду – бредущие по воде. Кстати, плавать они умеют поголовно. Хотя, чего это я? Мне необходимо продержаться три дня без пищи. Не помру, конечно, но не хотелось бы всё-таки голодать. Не знаю, как у кого, но у моего здоровья размер пока невелик, так что резкая смена характера диеты энтузиазма не вызывает.

Так что, оставлю свою поноску и займусь поисками пропитания. На счёт попытки выйти к селению, хоть бы и тех же неандертальцев, я планов даже не строил – за полдня хода на лодке мы могли отмахать десятки километров, тем более, что дорогу я не примечал, хоть на пути туда, хоть оттуда. Беспечность проявил, что уж юлить.

***

Отрезок верёвки у меня в сумочке имелся. Хороший крапивный шнур длиной с метр. Вот им я и привязал корзинку к ветке, немного вскарабкавшись на дерево с удобно расположенными для лазания ветками. Потом принялся вырезать себе копьё – нашелся в подлеске подходящий стволик лесного ореха, достаточно прямой и по толщине удачный, точно под мою руку. Это отняло уйму времени, потому что кремневым ножом крайне неудобно резать волокна поперёк – толщина лезвия и, как следствие, угол заточки однозначно предписывают строгать, причём заботиться о том, чтобы стружка «спускалась» тонкая, не угрожающая целости хрупкой режущей кромки.

Словом, работа эта требует приличной сосредоточенности, но не чересчур тяжела при некоторой сноровке. Да и спешить мне надобности не было – день в самом разгаре.

Тонкий конец палки я заострил, а толстый – затупил, чтобы самому ненароком не пораниться. Ну, и коли придется при встрече с хищником упереть копьё в землю, оно не так глубоко провалится. Вы, вероятно внутренне усмехаетесь над потугами двухгодовалого малыша? Считаете, что моё дело забраться на дерево и сидеть там дрожа от страха? Возможно, это оптимальное решение, но дело в том, что совершенно иное отношение к боязни у меня выработалось ещё зимой и весной сорок пятого года, когда я, совсем юнец, таскал плиту миномёта, подносил мины и делал много ещё чего, невзирая на обстрелы, прорывы контратакующих фрицев. Вот чего не было, так это бомбёжек… э-э… расвспоминался, понимаешь, не к месту.

Ну так вот, в те поры меня и "просветлило", что страх – это способ восприятия опасности, мобилизующий человека на выполнение боевой задачи. Ну, может, кто в чём и не согласится со мной, но когда мы давали жару японцам, я уже расчётом командовал и потерь среди личного состава не допустил. Думаете, для вчерашнего школьника это слишком быстрая карьера? То, что из последнего номера артиллерийского расчёта попал я прямиком на сержантскую должность? Так я не из школы в армию пошел, а с завода. За станком, правда, недолго простоял – меня наладчики к себе забрали, приметили, что хорошо соображаю, да и семилетка за плечами – по тем временам образование достойное.

Так что в период между войнами "подтянули" меня на курсах младшего комсостава, присвоили звание и отправили на Дальний Восток.

Ну ладно, хватит о былом. Жрать-то охота не по-детски. Напоминаю, если кто запамятовал – завтрака у меня сегодня не было.

Я осторожно пробираюсь между деревьями. Под ногами опавшие листья. Влажные, слипшиеся, они смягчают шаги. Головой во все стороны кручу, чтобы не пропустить ничего важного. Тихо сегодня, ветра не слышно, да и птичьи голоса звучат редко. Примолкла чаща.

Лес прозрачен – видно далеко. Тут не слишком много хвойных деревьев, поэтому после листопада взору мало что мешает. То и дело встречаются грибы, многие кажутся знакомыми, но я не тороплюсь их собирать – это никуда не уйдёт, а вот чего-то более существенного пока не видно. Мне бы рябчика повстречать, глухаря или тетерева. С ними бы я справился, надеюсь. При помощи верёвочной петли и палки. А вот связываться с зайцами или копытными не резон – убьют. Белок вижу, но не знаю, как взять. Еще тут должно быть много мышей, но отыскать их норы не получается. Очень уж хорошо листопад всё замаскировал.

Вдруг вижу вдали сравнительно крупное животное, окрашенное, преимущественно, в серые тона. Оно ещё далеко и толком разглядеть его не получается, особенно с высоты моего невеликого роста. Пора забираться на дерево и пережидать.

Я заозирался, но так сразу ничего подходящего не увидел. Уже пошел к ёлке, хотя пачкать руки о её ствол не хотелось – знаю, что живица выступает из под коры хвойников непредсказуемо, и вляпаться в липучку можно запросто, ничего не заметив. Но тут приметил неподалеку замечательный корявый ствол, снабжённый частыми кривыми ветвями, и вскарабкался вверх, не забыв затянуть за собой и копьё. В случае чего преимущество в высоте может дать мне некоторые шансы отбиться.

Собственно, источник опасности я из виду потерял, зато обратил внимание на висящие посреди голых ветвей плоды. Овальные, близкие к сферической форме, чуть суженные книзу, они напоминали формой яблоки благородных сортов. Имели размер более чем с половину моего кулака (не путайте со своим) и на щелчок отзывались почти деревянным звуком. Отсутствие листьев на ветвях затрудняло определение вида, но съедобность лично у меня никаких сомнений не вызывала.

Я оторвал несколько штук и две положил в висящую на моём боку сумку. Почему два? А больше не влезло. Почему сорвал несколько? Так ронял я их. Представьте себе, что нужно и самому держаться, и копью не дать упасть! Вот. Неудобно мне было. А потом снизу донеслось чавканье и, опустив взор, я имел возможность любоваться упитанным крупным барсуком, уплетающим свалившееся сверху угощение. Естественно, страх сразу прошёл, и я слез на землю. Мы со зверем друг друга не боялись, а одно из "яблок" он принял прямо с конца моей заострённой палки.

Я тоже попробовал "фрукт", отрезав кусочек ножом. Похоже на яблоко, да и листья под ногами подтверждают эту версию. Вкус неважный, терпкости чересчур много. Зато сладость почти не угадывается, да и кислоты маловато. Тем не менее яблочко я доел – видно наличествовало в нём нечто, потребное моему организму. Опять слазил наверх и прихватил с собой ещё пару, вместо утраченных. И барсуку подбросил за то, что охраняет моё копьё. Если честно – мне не хотелось, чтобы он уходил.

Барсук же, доев, сноровисто разрыл мышиную норку, почавкал и неторопливо двинулся дальше. Я хорошенько исследовал раскоп. Ха, да тут имеется запасец – какие-то зёрнышки. Я отведал одно на зуб – ничего особенного. Не горчит. Что ещё добавить? – зерно как зерно. И набралось его всего ничего, несколько моих горстей, ссыпанных во всё ту же сумочку.

Дальше я от лесного "куркуля" не отставал, подбирая понемногу остатки из запасов разорённых лесных грызунов. Не могу надёжно утверждать, ел барсук зерно, или только раскапывал вместе с норой – я в рот к нему не заглядывал. Возможно, он оставлял мне только то, что не мог отделить от земли – ну не было у него ловкой человеческой руки. Но вскоре лямка, на которой висела моя сумочка стала хорошо ощущаться – не меньше, чем полкило "фуража" я набрал.

Потом некоторое время барсук шёл, не особенно интересуясь добычей, и оказался рядом с моим плетёным ранцем. Дотянуться до него не смог, но, видать, почуял запах хозяина своей находки и замер, переводя взгляд с корзинки на Вашего покорного слугу.

Забавно! Мне вообще было как-то спокойно рядом с ним – зверь, всё-таки, настоящий лесной житель. Должен почуять опасность раньше, чем недавний горожанин. Я даже невольно смотрел туда, куда он обращал свой взор. И подражал своему невольному наставнику, прислушиваясь и принюхиваясь. Однако, никаких опасностей пока не появлялось, а удовлетворить любопытство "опекуна" мне ничего не стоило.

Снял я корзинку с ветки, опустил на землю и отогнул одеяло.

Мама родная! Да кто же мне сюда столько всего напихал? Вот рыбка в оболочке из глины, как жарит тётя Ольха. Мешочек моих любимых лущёных орешков – точно, тётя Тростинка положила. Провяленное до твёрдости тонкими пластинками мясо – такое любая неандерталка могла бы подкинуть. Вяленые рыбки – тоже не скажу от кого. И всё это я пёр на своем горбу! Ну да, они-то думали, что я домой поехал, и всю дорогу поклажа пролежит в лодке.

Однако, к закату дело. Я устроился перекусить, изредка выделяя кусочек-другой барсуку. Вообще-то он даже попытался проявить настойчивость, пользуясь тем, что крупнее и массивней, но этот номер у него не прошёл: Я оттолкнул его ногой, вскинулся и резко взмахнул палкой, ударив ею по земле рядом с лапами зверя. И он стал вести себя сдержанней. Знаете, проникновенный взгляд этих укоризненных глаз и без насилия достигал поставленной цели. Рука насаживала на острие палки очередной кусочек и протягивала зверю.