Текст книги "Виртуоз мести"

Автор книги: Сергей Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Пройдемте в мой кабинет, – томно сказала она Семену. – По-моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом. Я поищу у себя в бумагах его адрес.

"Брат!!!" – осенило Семена! Конечно же, брат! Сергей Петрович и Юрий Петрович! Умер один, а другой жив! Жив и гадит где попало! Стоп! Ведь про родственника какого-то говорил еще тогда Семену этот "котик" по телефону, который живет теперь там, где жил раньше Голубеев. Семен в тот момент не придал этой фразе значения! Вот какой же он, Семен, дурак! Не понял все сразу. Какой из Голубеевых жил там в квартире, где теперь "котики" живут? Юрий или Сергей? Впрочем, какая разница. Убийца жив и здоров, а вычислить его можно. Может быть, у этой толстой старушки есть адрес.

Если бы Герцеговина Ивановна могла услышать, что в своих мыслях Семен назвал ее толстой, да еще и старушкой, то она бы немедленно выгнала его вон! Ей было всего-то чуть больше, на пару лет, чем сорок пять, а в сорок пять, как известно, баба ягодка опять. А в сорок семь баба – ягодка совсем! Герцеговина Ивановна красила волосы в каштан и носила шиньон. Она мазала губы и клеила ресницы. Мало того – она занималась шейпингом! Герцеговина Ивановна смотрела на стариков, которые ее окружали, и беспокоилась о том, что скоро, совсем скоро и она вот так же будет шаркать по коридору кожаными тапками, жевать пресную кашку одним зубом и каяться, что так и не узнала грешной хмельной любви. А ей так хотелось этой самой любви!

Всю жизнь она жила с мужем и только ему одному хранила верность. Ни с кем и никогда больше, кроме мужа, она ни только не совокуплялась, но даже и не целовалась. Целомудрие и непорочность она несла через всю свою жизнь, как флаг.

Через лет двадцать совместной жизни дошло до того, что Герцеговине Ивановне стало казаться, что, вступая в интимные отношения с собственным мужем, она уже грешит. Потому что пару раз во время близости с благоверным Герцеговина Ивановна представляла себе на месте мужа другого мужчину усатого Аркадия Соломоновича Зольцмана – тогдашнего главврача Дома Престарелых. Герцеговина Ивановна едва не падала в обморок от испуга, а самодовольный муж все приписывал своим половым возможностям. Такое перенапряжение было ваше всех разумных сил, и Герцеговина Ивановна стала отказывать мужу в близости, опасаясь повторения подобных миражей с Аркадием Соломоновичем в главной роли.

Муж с горя запил. Стал намного чаще ездить с друзьями в баню и на зимнюю рыбалку. И вот однажды весной хрупкий лед отломился от берега, и несчастного мужа Герцеговины Ивановны унесло в бескрайние просторы Финского залива. Его искали с вертолетами и аэропланами, но не нашли. То есть нашли, но не его. То есть его, но не живого. Мертвого. Герцеговина Ивановна была очень доброй женщиной, всем всегда сочувствовала и сопереживала. Особенно чужим людям. На своих любви не хватало. И поэтому, чувствуя за собой такую неисправимую вину перед мужем, она безутешно рыдала дни и ночи напролет.

На похоронах мужа Герцеговине Ивановне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь ее искренне пожалел и утешил. Она плакала у всех мужчин на груди, прижимаясь пышным бюстом к их жирненьким пузикам. Но мужчины лишь вздыхали и неумеренно лакали халявную поминочную водку. И тогда Герцеговина Ивановна поняла, что с ровесниками у нее ничего никогда не будет! Все они грязные волосатые свиньи, у которых в уме только одно – нажраться водки и завалиться спать.

На счастье Герцеговины Ивановны, на похороны дяди приехал семнадцатилетний племянник ее мужа Арчибальд. Он был послушным мальчиком, слушался тетушку, помогал ей убирать со стола и мыть посуду. Родители Арчибальда на похороны приехать не смогли, зато, кроме них, приехало много других нахлебников. По причине "нехватки спальных мест" Арчибальда пришлось положить на супружеское ложе, еще не остывшее от тела покойного мужа. Герцеговина Ивановна говорила всем гостям:

– Пусть мальчик поспит, намаялся ведь, а я ведь до утра все равно не усну, все буду думать...

Все гости сочувственно кивали головами, никто и представить себе не мог, что замышляет в глубине подсознания почтенная матрона. Естественно, после выпитого зелья все гости уснули быстро и крепко. Герцеговина Ивановна пробралась в спальную комнату и прилегла рядом с племянником. Тело ее содрогалось от глухих рыданий так сильно, что бедный Арчибальд тут же проснулся. Он робко гладил любимую тетю по пухлому голенькому плечику и говорил тихо: "Не надо, не плачьте...", и тогда Герцеговина Ивановна в порыве отчаяния и горя бросилась в объятья к племяшу. На ней была черная шелковая полупрозрачная рубашка с кружевами и такие же черные чулки на вычурном поясе. Для вдовы наряд неподобающий, но в горе и не заметишь, что наденешь.

Мокрыми от слез губами Герцеговина Ивановна целовала испуганного Арчибальда, пока не почувствовала, что Арчибальд тоже испытывает к ней весьма не родственные чувства. А собственно говоря, что такого? Арчи был племянник ее мужа, то есть неродная кровь. И, значит, никакого инцеста не происходило вовсе, когда Герцеговина Ивановна схватила губами молодое естество смущенного племянника и стала его мять и покусывать.

Арчибальд задержался в гостях у Герцеговины Ивановны дольше всех родственников. Почти неделю они с тётушкой не вылезали из кровати, скорбя об ушедшем дядюшке и муже, и строили планы о том, как Арчибальд приедет поступать в Университет, как будет сдавать экзамены и жить у любимой тетушки. И потом, когда поступит, тоже будет жить у нее и с ней.

Вскоре Арчибальд уехал домой к себе в Мухосранск и там обо всем разболтал родителям. Разгневанная мамаша новоявленного Дон-Жуана позвонила Герцеговине Ивановне прямо на работу и громогласно и неоднократно назвала ее блядью, потаскухой, сучкой и даже еще хуже. Она сказала что Арчи никогда не приедет учиться в город, в котором старые скорбящие вдовы склоняют к сожительству своих родных племянников.

Герцеговина Ивановна срочно потребовала на АТС сменить номера своего рабочего и домашнего телефона и подумала, какая же дура эта мамаша Арчибальда. Вместо того, чтобы радоваться тому, что при поступлении Арчи в Университет:

1. мальчик будет пристроен в этом огромном городе,

2. будет всегда сыт за счет бесплатных для заведующей государственных престарельских харчей,

3. не будет шляться по грязным общагам с трихомонозно-трипперными шалавами, а получит бесплатный сексуальный ликбез от опытной чистенькой женщины

4. впоследствии, возможно, при хорошем отношении, получит прописку в Санкт-Петербурге,

так вот, вместо этого глупая мамаша звонит Герцеговине Ивановне на работу и обзывает ее грязными словами, вместо слов благодарности оскорбляет и грозится подать в суд.

Прошло немного времени, и Арчибальда забрали в армию. Перед самым уходом он написал Герцеговине Ивановне пылкое письмо, в котором плакался о том, что не сдержался и рассказал все маме. Он клялся, что много раз звонил, что любит безумно, приглашал приехать на присягу, но Герцеговине Ивановне Арчибальд был уже не интересен. Этот слюнтяй и сопливый маменькин сынок совершенно ее разочаровал.

Герцеговина Ивановна ждала нового молодого красивого рыцаря. Она готова была пожертвовать для него всем, даже деньгами. Но Герцеговину Ивановну окружали только немощные старики пенсионного возраста, которые писали в штаны и до смерти любили и одновременно боялись строгую, но справедливую и очень заботливую заведующую.

И вот неожиданно он появился на крыльце – высокий, красивый, на новой блестящей импортной машине "SAAB".

– Пройдемте в мой кабинет, – томно сказала Герцеговина Ивановна "принцу". – По– моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом, я поищу адрес.

И Она пошла по коридору Дома Престарелых, виляя бедрами и вызывая на себя огонь удивленных взглядов местных старушек. Раньше Герцеговина Ивановна так бедрами не виляла. А Он шел сзади, и Герцеговина Ивановна чувствовала, как Он дышит ей в спину. Заведующая точно знала, что никакого адреса брата Голубеева у нее нет, но пофлиртовать, позаигрывать с молоденьким мужчинкой ей так хотелось!

Они зашли в кабинет, Герцеговина Ивановна села за стол, а молодой человек остался стоять в дверях.

– Проходите, садитесь на диван, – сказала Герцеговина Ивановна и пухлой ручкой указала на мягкий диванчик у стены. – Вас как зовут?

– Семен, – представился Семен, – А вас, по-моему... это..., – он забыл, как звали заведующую, но помнил что-то цветочное – то ли Гортензия Петровна, то ли Хризантема Семеновна...

– Герцеговина Ивановна, – улыбнулась женщина, – подождите, я поищу адрес.

Семен присел на диванчик и огляделся. У Гвоздики Ивановны был отличный кабинет. Дорогая мебель, цветы, хорошая видео-, аудио– аппаратура, много картин на стене. И сама заведующая выглядела дорого. На зарплату так не оденешься. Но Семену не было до этого никакого дела, его интересовал только адрес. В дверь постучали и через секунду в нее просунулась маленькое морщинистое лицо.

– Герцаговинаивана, – жалобно пропищала старушка, – соседка моя Нюська опять окно открыла. Хочет меня заморить совсем холодом. А я и так чихаю со вчера.

– Я зайду минут через десять, – ответила старушке Герцеговина Ивановна, – идите в свою комнату, милочка. Разберемся.

Довольная старушка закрыла дверь и пошаркала ногами по коридору. Герцеговина Ивановна продолжала копаться в бумагах.

– К сожалению, та папочка, где я храню адреса, у меня дома, – со вздохом произнесла Герцеговина Ивановна. – Если Вам нужно срочно, то Вы можете заехать вечером ко мне домой, я постараюсь его найти.

Семен задумался. Отыскать беглого папашку убиенной Инны можно было еще и таким образом. Поехать сейчас по продиктованному Танькой адресу, где жила раньше Инна с папой, потом жил покойный Юрий Петрович, а теперь проживали "котики", и хорошенько их расспросить. Но, во-первых, их могло и не быть дома, во-вторых, они могли и не знать местожительства брата покойного продавца квартиры, в-третьих... Впрочем, и этого достаточно.

– Хорошо, – согласился Семен, – мне обязательно нужно передать посылочку, хотя бы брату. Вы мне очень поможете.

Герцеговина Ивановна широко улыбнулась. "Не бесплатно, милый друг, не бесплатно", – подумала она.

– Вот Вам мой адрес, – сказала Герцеговина Ивановна, чиркая по бумажке ручкой. – И телефон. На всякий случай. Приезжайте после двадцати ноль-ноль, раньше меня дома не будет.

Герцеговина Ивановна подумала, что, используя свои связи, она с легкостью до двадцати ноль-ноль найдет адрес этого брата Голубеева. Потом она пригласит "принца" разделить с ней легкий ужин. Ну, а дальше будет видно...

Семен тоже был парень не дурак и заметил, что Герцеговина Ивановна смотрит на него плотоядно. "Не такая уж она и старушка, – подумал он, просто женщина приятной полноты".

– Я буду Вас ждать, – произнесла Герцеговина Ивановна, – прощайте до вечера.

– До свидания, – откланялся Семен и вышел за дверь.

Тут же на его бедре зазвонил телефон. Семен отошел к окну, чтобы лучше слышать, и включил трубу. Это был Антон Сергеевич.

– Слушай сюда, – сказал он, голос у него был не такой, как всегда, спокойный и уверенный, а очень нервный, и говорил он скороговоркой. – Звоню из автомата. Не знаю, что ты там натворил, но нутром чувствую, что все это какая-то ошибка. Тебя ищет милиция с ордером на арест. К себе домой не заходи, там тебя уже ждут. Машину брось, где попало. Позвонишь мне на трубу попозже, не называйся, скажешь место, где оставил автомобиль. Сам поезжай в офис, где мы с тобой были вчера после обеда. Помнишь?

– Да, – ответил Семен.

– Там найдешь грузина толстого. Не забыл, как он выглядит?

– Не забыл, – ответил Семен.

– Хорошо, что не забыл, – ответил Антон Сергеевич, – поезжай, он скажет, что делать.

– Клянусь, я ни в чем не замазался!!! – с жаром прошептал в трубку Семен. – Меня подставили...

– Я тебе верю, – сказал Антон Сергеевич, – иначе бы я тебе и не позвонил. Жаль, что ты мне ничего не рассказал, когда это все только началось. Свяжемся через грузина. Он тебе поможет, а пока спрячься и не высовывайся.

Антон Сергеевич положил трубку. Семен пулей вылетел из Дома Престарелых и сел в машину. Бросать тачку тут нельзя, его видели. Семен выехал и не спеша поехал, ища место где можно было бы оставить дорогую машину в безопасности. Подъехав ближе к новостройкам, заехал в первый попавшийся двор и оставил там машину возле подъезда у которого выстроились железные кони той же породы. Семен сразу же позвонил Антону Сергеевичу на трубу и сказал только номер дома и улицу, где оставил автомобиль. Итак, он без "лошади", в розыске и единственный живой среди них шестерых. Расклад не особенно хороший. Но зато вечером у него будет адрес папаши Инны, и это хорошая карта. Не туз, конечно, но валет козырный точно. Нужно, правда еще съездить в офис к грузину.

Семен полез в карман. Денег осталось немного, если учесть то, что путь к домашней копилке закрыт. В метро Семен ехать не хотел, наверняка все постовые уже знают его приметы и могут его запросто арестовать. Вот как все быстро обтяпали – у них уже есть ордер на арест.

Впрочем, что тут удивительного? Легавые наверняка начали распутывать все это дело сразу же после гибели Василия. Потом погиб Алик, Бомба исчез за несколько дней до того, как ребят замочили. Все проходили по одной статье. Значит, у ментов остались в поле зрения Кирилл, Танька и Семен. И потом случается такой случай – кто-то убивает прямо в метро четвертого из них шестерых – Кирилла. Какой-нибудь следователь, покопавшись в архиве, находит, что приметы убийцы совпадают с приметами Семена. И выписывает ордер на арест.

Удивительно одно. Обычно все это не делается так быстро. Пока до вышеизложенных фактов додумается следователь, пока перероют архив, пока выпишут ордер, проходят минимум сутки. А тут и шести часов не прошло. Значит, легавые уже висели на хвосте Семена, он и был у них основным подозреваемым, раз они так быстро нашли его офис, начальство и место проживания.

Семен внезапно встревожился. А вдруг Антон Сергеевич просто играет в доброго дяденьку и разыгрывает телефонный спектакль о том, что он хочет помочь своему бедному попавшему в беду водителю. И сейчас Семен явится, как агнец на заклание, в этот офис, а там его уже ждут бойцы невидимого фронта с ордером на арест. Зачем Антону Сергеевичу, этому пухлому, наглому, самоуверенному и богатому джуки-пуку спасать от ментов ничтожного уголовника, мелочь, в сущности?

Тем более, что у самого Антона Сергеевича рыльце-то ой, как в пушку. Зачем ему лишний раз ссориться с родной милицией, прикрывая бывшего зека? Ведь наши доблестные защитники простых граждан запросто могли подслушать его разговор с Семеном даже по телефону-автомату. Не говоря уже о звонке Семена ему на трубу. Наверняка они уже сканируют эфир возле офиса Антона Сергеевича в поисках интересных разговоров по телефону.

В сущности, Семен – пешка в большой игре, и им пожертвовать ничего не стоит ради спасения шахматного короля от атаки. Но и в этих правильных, казалось бы, логичных рассуждениях есть одно "но". После двух лет работы с шефом Семен знает достаточно теневых сторон из жизни этого "честного" и "уважаемого" в городе бизнесмена. Конечно, не слишком много, но достаточно для простого шофера и для того, чтобы основательно подпортить тому репутацию. Может быть, Антон Сергеевич опасается того, что, попадя в руки правоохранительных органов, Семен "случайно" разоткровенничается со следователем, и придется тогда толстячку Антону Сергеевичу сменить тысячедолларовый костюм на зековскую робу, а звучную фамилию на обидную тюремную кличку. В этом случае Антон Сергеевич заинтересован в том, чтобы ни один волос не упал с головы Семена, а если и упал бы, то только с головой вместе.

Подумав и хорошенько поразмыслив, Семен решил все же пока больше полагаться на себя. Как, впрочем, он и привык за последние семь лет. Да что там семь лет – за всю жизнь. Был он у матери один, отец их бросил, когда Семену было семь лет. А сам поселился в соседнем подъезде с новой женой. Через год и сын у них родился, а Семена отец перестал узнавать. Как плакал тогда Семен никто не знает. Казалось ему, что мать во всем виновата. Часто до развода она на папку ни за что ругалась. И Семен, чтобы матери с отцом отомстить стал безобразничать. Убегал из дома, курил, шлялся без дела по улицам, дрался.

Ему казалось, что мать его не любит – придирается без толку, лезет со своими советами. Окончив школу, твердо решил Семен уехать из своего маленького города и поступить в институт. Учителя над ним потешались, учился-то он совсем хреново. Но Семен был парень упорный. За лето самостоятельно подготовился как смог, сдал вступительные экзамены не слишком хорошо, но все-таки поступил в пединститут. Помог спортивный разряд по борьбе. Хотелось позлить учителей, которые узнав о том, что Семен возможно станет педагогом, упадут в обморок. А сам Семен о будущем тогда не думал. Кем он станет? Что будет делать в жизни? Жил как бог на душу положит сегодня есть чем развлечься, да и ладно.

Семен уехал в Питер и поселился в общаге. Одновременно с учебой занялся он и махинациями на валютном пятачке. Нельзя, конечно, сказать, что жил Семен честно, не нарушая закон. А как же иначе он смог бы купить свою модную "восьмерку" Жигуль? На учебу времени не осталось и из института его через полгода выперли. Но это его не огорчило. Зачем учится, когда деньги и без учебы так и липнут к рукам? Он снимал хорошую квартиру, бабки были и дело шло. За все это время он не написал матери ни строчки. А самое первое письмо за много лет отправил ей уже из тюрьмы. Когда пришел ответ, понял, что кроме матери у него в этом мире больше никого и нет.

Семен встряхнул головой, чтобы отогнать свои воспоминания и принял решение не ездить пока ни в какой офис к грузину. Важнее на данном этапе было найти настоящего убийцу всех его подельников. Наподдать этому уроду как следует и отволочь в ментовку, как живую улику и пусть они там с ним разбираются. Семен был невиновен и поэтому пускаться в бега ему пока не хотелось. Он все же верил, что сможет найти Голубеева и доказать, что именно он, Голубеев, а не Семен виноват во всех этих смертях.

Семен решил еще раз позвонить Татьяне и проверить, что с ней. Он зашел в беседку во дворе дома и набрал номер её телефона на своем "сотовике".

– Алло? – почти сразу схватили трубку. – Алло?

Семен узнал голос мужа Татьяны, только сейчас он был хриплый и все время срывался вверх. Семен молчал.

– Алло, кто это? – казалось, что мужчина сейчас заплачет. – Таня, это ты?

Семен отключил телефон. Говорить не пришлось – все было понятно. Значит, и Танька тоже... Значит, и она пропала. Может, как раз сейчас этот ублюдок режет ее на куски. Но Семен не знал, где он. И была только одна надежда, что Герцеговина Ивановна найдет его адрес, этого козла. Неуловимого Мстителя.

Семь лет прошло с тех пор, как случилось все то, что случилось. Семь долгих-долгих лет. Как они тянулись, медленно, как сыр в пицце. Особенно первые пять. Хотелось, чтобы время шло быстрей. Семен подгонял его, подстегивал, как коней, но потом понимал, что время-то не просто идет. Оно уходит навсегда. Уходят твои дни, вечера, ночи, которые на свободе бы были совсем, совсем другими. И по-другому бы ощущались. Не как однообразное мелькание похожих друг на друга серых картинок, а как прогулка по живописной картинной галерее. И может быть, все сложилось бы в жизни совсем не так, как сейчас.

А тот злополучный вечер? Тысячи раз вспоминал его потом Семен, хлебая баланду и работая в лесу, перед сном и читая письма от матери. Какой-то бред произошел тогда. Все было словно в шутку, да шутка-то получилась не смешная. Каждая секунда того вечера стоила им всем многих дней, проведенных за колючкой.

В восемнадцать лет, когда у тебя кипы легких денег, машина, когда девчонки отдаются за пачку импортных сигарет, ты вообще перестаешь думать. Ну, трахнули, делов-то на копейку. Поплачет, поплачет и забудет. Бывало у Семена и такое, что говорить – кормит-поит девочку, обхаживает, затащит в постель, а она не дает, и все тут. Ей наподдашь слегка, напугаешь, она и ножки раскинет. А потом еще спасибо скажет, что лишили ненужного кусочка кожи. Какая же дефлорация без насилия? Во-первых, больно, во-вторых, страшно, как у зубного. И чем врач безжалостней, тем операция короче, и боли меньше. Это все знают.

А с Инной произошло все как будто по какому-то зловещему сценарию. Как будто все было заранее спланировано и изменить ничего уже нельзя. А ведь могло же быть и так, что трахнули они тогда эту Инну, да и забыли бы о ней через неделю. И она бы поплакала, попереживала, а потом бы еще не раз пришла в гости. Сколько угодно таких случаев Семен знал. Но нет, Бомбу угораздило ей "накатить" по физиономии, а потом они, пьяные дураки, не разобрали, что она живая, и таскали ее за собой. И бросили в этот колодец, где она и замерзла. Повезло им, что она тогда еще, когда они ее кинули в колодец, была жива, и экспертиза это подтвердила. Иначе все это происшествие по уголовному законодательству квалифицировалось бы совсем иначе, и всю их пьяную кодлу ждала бы другая, расстрельная статья.

А так получилось, что посадили их только за групповое изнасилование. И то, что Инна до смерти замёрзла в колодце, была уже как бы её, самой Инны, вина. Могла бы и вылезти, если б не напилась. К тому же вся их компания в один голос заверяла, что никто Инну пальцем не тронул, а повреждения она получила, падая в колодец, когда выскочила из машины по пути домой. Вот так и смогли отмазаться от статьи "Нанесение тяжких телесных повреждений" и оставили им только "Групповое изнасилование". Принимая во внимание хорошие характеристики с места работы и учёбы, незапятнанную ранее репутацию и хорошего адвоката, суд вынес всей шайке не слишком суровое наказание. Это-то и взбесило Инниного папашку.

Раскаивался ли Семен в том что они совершили? Было ли ему жалко девушку, которую они погубили? Нет! Наоборот, он ее ненавидел! Когда вдруг вокруг тебя в один день все рушится и тебя ведут по гулкому тюремному коридору, то проклинаешь не себя! И не себя во всем обвиняешь! Пришла девка. Вела себя вызывающе. Не ушла опять же, когда стало опасно оставаться. Сама практически подставила сама себя под насилие. Семен первый и последний раз в жизни ее тогда видел. Откуда он знал, что ей не нравится когда ее толпой на кровать валят? Если уж ты такая честная, то сиди дома, читай книжки, а не ходи по хазам с пьяными мужиками. А если уж пришла, то не веди себя, как королева на помойке, тогда и проблем не будет.

Семен просто шел по улице и думал. До двадцати ноль-ноль было еще почти два часа, а пойти ему было некуда. Дома ждала засада, на работе тоже не появишься – идти некуда. Ноги уже промокли и замерзли. Привык Семен на машине ездить, и поэтому ботиночки носил не по сезону, из тонкой замши. Можно было бы пойти в кафе посидеть, но раз уж решил Семен в офис к грузину пока не ходить, то деньги нужно экономить. Черт знает, сколько еще придется бегать по городу с этими копейками в кармане.

Напоминание о кафе сильно встревожило Семену желудок. Он ведь не ел ничего практически с утра. И у Семена появилась настоящая цель – перекусить. После получаса скитаний по спальному району он отыскал наконец уютную теплую забегаловку постсоветского образца, где продавали чудесные сосиски в тесте, и можно было спокойно посидеть. Семен даже взял пятьдесят грамм, чтобы согреться. Он не выпивал спиртного уже семь лет. Но теперь, когда завтрашний день был покрыт пугающим мраком, можно было позволить себе немного расслабиться, потому что Семен в эти минуты не знал где он завтра может оказаться – в тюрьме, на воле или в могиле?

Вокруг за столиками шумно выпивали алкаши. Из кухни Семену улыбалась и строила глазки толстая большегрудая повариха. Семен выпил, закусил горячей жирной сосиской и ему стало хорошо-хорошо на душе, он даже забыл на мгновение, что находится в розыске, откинулся на стуле и спокойно закурил. В забегаловке на баре работал черно-белый телевизор в котором кипели мексиканские страсти бесконечного сериала. Семен увлекся им, заказал себе еще пятьдесят грамм и так и сидел в кафе за столиком один почти до самого закрытия.

19

Герцеговина Ивановна ждала молодого человека. Она разогрела в микроволновке курицу-гриль, купленную в магазине. В том же магазине Герцеговина Ивановна приобрела также бутылочку "Мерло" Бартона и Гестье, пару кисточек винограда "Изабелла", коробочку шоколадных конфет и килограмм яблок. Подумав, Герцеговина Ивановна купила так же поллитровую бутылочку водки. Она практически без труда нашла адрес господина Голубеева С. П. и даже узнала, что он работает в фирме, которая занимается оптовой продажей мороженого, водителем маленького рефрижератора. С ее-то связями совсем не трудно устроить понравившемуся ей человеку маленькую приятность.

К Герцеговине Ивановне даже сам мэр города относился с большим почтением. Еще бы – сегодня ты важный мэр, а завтра старый пенсионер или еще хуже – старый зек. В этой стране, никогда не знаешь, чего ждать от завтрашнего дня. Вчера коммунисты, сегодня демократы, а завтра придут к власти какие-нибудь ультра сине-желто-зеленые, и прощай привилегии, нажитые непосильным трудом на благо народа. Хорошо, если Герцеговина Ивановна в свой пансионат возьмет, а то ведь могут и в другой "пансионат" насильно разместить. А там уже не забалуешь.

Герцеговина Ивановна, ожидая гостя, приняла душ и намазала пышное тело душистым маслом. Она не боялась незнакомца, потому что на коврике возле двери мирно посапывала молодая стройная догиня Лайма, которая вполне могла защитить Герцеговину Ивановну от распоясавшегося хулигана или насильника. Специально для этого собака и была заведена.

Конечно, если быть предельно точным, то никаких поползновений на насилие хозяйке от мужчин испытывать не приходилось. Если кто-то кого-то и насиловал, то только сама Герцеговина Ивановна. Одно время у нее бывал дома молодой студент из мединститута, который проходил практику под началом Герцеговины Ивановны, и ушел с оценкой за "практику" "удовлетворительно", так и не дотянувший до "хорошо" по причине комплексов на почве недавнего брака и супружеской верности.

Потом у Герцеговины Ивановны целый месяц находился в фаворитах молодой веселый монтировщик из театра кукол. Он за месяц сожрал в доме почти все запасы продуктов на "черный" день, и к тому же каждый вечер вынуждал хозяйку дома покупать ему непременно бутылку водки "для смелости".

Его борьба с робостью каждый день заканчивалась одинаково – он выпивал всю водку и мирно засыпал под боком у Герцеговины Ивановны, так и не свершив ни разу того, ради чего его почти целый месяц кормили и поили. Когда Герцеговине Ивановне надоел такой расклад, она напрямую спросила монтировщика о том, будет ли он ей овладевать или нет? Подонок лишь рассмеялся ей в лицо и повертел пальцем у виска, за что и был с позором изгнан из ее гостеприимного дома.

После нескольких месяцев бесполезных надежд и ожиданий однажды случайно свершилось то, о чем Герцеговина Ивановна так долго мечтала бессонными ночами. Произошло это так. Как-то к ней на огонёк заглянул навестить безутешную вдову приятель покойного мужа, бывший в сильном подпитии.

Естественно, они помянули покойного, приятель мужа выпил в одиночку почти полбутылки водки и стал приставать к вдове с недвусмысленными предложениями. Если сказать точнее, то он так прямо так и сказал: "Давай, мол, сольемся в экстазе". На такое предложение Герцеговина Ивановна не смогла ответить отказом. Но экстаза не получилось, потому что пьяный приятель сначала никак не мог начать, а когда смог, то тут же и кончил. Сконфузившись, он ушел и больше никогда не появился в её жизни. А Герцеговина Ивановна осталась неудовлетворенной.

Одиночество очень сильно мучило её. Тоска по родной душе переходила иногда в манию. Поэтому хозяйка очень нежно любила единственную родную для неё на сегодняшний день душу – свою собаку Лайму. Но где-то в глубине души иногда до чрезвычайности сожалела о том, что у нее собака-девочка, а не мальчик-дог. А родилось у нее это странное сожаление после того, как Герцеговина Ивановна увидела в одном иностранном журнале интересную фотографию, где черный породистый дог проделывал весьма пикантные штучки со своей милой хозяйкой. Это было настолько занимательно, что Герцеговина Ивановна попыталась проделать тоже самое со своей собакой, но вскоре поняла, что у ее любимицы не хватает очень важного предмета, без которого такие эксперименты невозможны.

Вот почему так страстно Герцеговина Ивановна ждала к себе в гости молодого человека, назвавшегося Семеном. Он был такой милый, сильный, с грустными глазами. Наверное, очень добрый, раз так отчаянно носится с этой посылочкой для незнакомого человека. Возможно, у него есть девушка, молодая, симпатичная, стройненькая. Но разве ему трудно один раз, ну, максимум два, приласкать безутешную вдову? Совершенно нет, а уж она сможет его как следует отблагодарить.

В двадцать ноль-ноль сердце Герцеговины Ивановны сладострастно заныло. В квартире вкусно пахло цыпленком-гриль, и догиня Лайма жадно тянула воздух мокрым черным носом. Герцеговина Ивановна сидела на диване в шелковом разноцветном халате и нервно переключала каналы телевизора. Неужели он не придет? Обманет. А она купила это дорогое вино, приготовила курицу... Еще, как назло, по телевизору нет ничего интересного – какие-то глупые дешевые мексиканские фильмы и нудные передачи. Может быть, послушать радио? Нет, лучше телевизор.

Лайма подошла и легла в ногах. Уже десять минут девятого. Ну, конечно, все опаздывают, никто и никогда не приходит вовремя. Пятнадцать минут прошло после двадцати ноль-ноль. И раздался звонок. Герцеговина Ивановна вскочила с дивана так, как будто ее подбросили пружины дивана. Лайма оглушительно залаяла и побежала к двери. Герцеговина Ивановна внимательно посмотрела на себя в зеркало, поправила прическу и не спеша направилась к двери.

– Тихо, Лайма, – сказала она собаке и спросила сквозь дверь, – кто там?

– Это я, Семен, – ответил из-за двери голос, от которого у Герцеговины Ивановны приятно заныло под сердцем. – Я насчет адреса Голубеева, как договаривались.

– Я помню, помню, Семен, – ответила Герцеговина Ивановна, отпирая засовы. – Проходите.

Семен прошел в коридор, с опаской глядя на оскаленные клыки Лаймы. Она тихо рычала.