355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Серен Кьеркегор Обю » Понятие страха » Текст книги (страница 12)
Понятие страха
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 16:20

Текст книги "Понятие страха"


Автор книги: Серен Кьеркегор Обю


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Строго говоря, упрек здесь обращен не против Гегеля, но скорее против гегельянцев-датчан Р. Нильсена и Х. Л. Мартенсена, которые действительно определяли веру как нечто непосредственное.

Ophaeve (дат.) – прямая калька с немецкого aufheben, то есть "снятия" в гегельянском смысле, когда нечто уничтожается, прекращается сил, но вместе с тем и сохрняется в некотором новом виде.

Forsoning (дат.) – у датских гегельянцев, в частности у П. М. Штиллинга, "примирение" используется как термин спекулятивной философии, тогда как у Кьеркегора это слово несет отчетливую религиозную окраску.

Скепсис здесь относится к агностицизму Kaнта, полагавшего, что вещив-себе в отличие от явлений феноменального мира недоступны нашему познанию.

В тексте Кьеркегора – "метод и манифестация" (Methoden оg Manifestationen), но, строго говоря, Гегель пишет о "самоочевидном", или "самопроявлении" (Selbstoffenbarung). – См.: Энциклопедия философских наук. Часть III; Философия духа. § 383.

По мысли Шеллинга "интеллектуальная интуиция" – это орган всякого трансцендентального мышления. Интеллектуальная интуиция подобна интуиции художника, это способность видеть единство во множественности и разнородности, наконец, интеллектуальная интуиция – это "органическое постижение", благодаря которому природа достигает своего высшего развития, воплощаясь в творческой позиции человека, ибо в конечном счете интуитивно постигать предмет и творить, "конструировать" его – одно и то те (см.: Шеллинг Ф.-В. Система трансцендентального идеализма).

Mediation (дат.), то есть медитация, опосредующее звено.

"Логос" (греч.); в христианстве "логос" означает прежде всего "слово" как внутреннюю сущность Бога (см.: Иоанн, 1.1), в философии те он определяет "мышление", находящее себе наивысшее выражение в "логике".

В гегелевской логике "негативное" – это антитезис, отрицающий первоначальный тезис; способствуя возникновению синтез негативное оказывается движущим принципом, творческим началом, которое ведет к появлению чего-то нового.

Exempli gratia: Wesen ist was ist gewesen, ist gewesen – это tempus praeteritum от seyn, ergo, Wesen – это das aufgehobene Seyn, бытие, которое было. Таково логическое движение. Постольку, поскольку человек в гегелевской логике (такой, какой она является сама по себе и вследствие усовершенствования всей его школы) желает доставить себе неудобство, удержав и собрав вместе всех фантастических домовых и кобольдов, которые, будучи предприимчивыми ребятами, поспособствуют логическому движению, возможно, спустя некоторое время, почувствует себя обманутым, узнав, что нечто, предстающее теперь как выдуманная острота, некогда сыграло большую роль в логике, – и не просто как попутное разъяснение и остроумное замечание, но как главный наставник по части движения, наставник, который и превратил гегелевскую логику в чудо и приделал логическим размышлениям ноги, чтобы они могли на них двигаться; однако при этом никто не заметил, что длинная мантия восхищения скрывала под собой ходовой механизм, подобно тому как Лулу может бегать вокруг, а никто и не увидит внутри механического устройства.

Движение в логике – это заслуга Гегеля, в сравнении с которой не стоит и упоминать ту позабытую заслугу, которая у Гегеля была и которой он пренебрег, чтобы погнаться за неведомым, – заслугу по упорядочению многообразными способами категорийных определений и их последовательности.

Вечным выражением для логики является то, которое элеаты по недоразумению переносили на существование: "Ничто не возникает, все есть".

Exempli gratia (например): сущность – это то, что стало; стало – это tempus praeteritum (прошедшее время) от быть, ergo (потому) сущность – это "снятое бытие" (лат. н нем.). Кьеркегор соединяет здесь связкой "потому" (ergo) два тезиса из "Науки логики" Гегеля.

Отсылка к опере "Лулу" К. Ф. Гюнтельберга (С. Р. Guntelberg).

Tilvaerelse (дат.) – "наличное бытие", "наличное существование" – в отличие от "существования" вообще (Eksistens); обозначает видимое, наблюдаемое, данное существование в феноменальном мире. Tilvaerelse прямо соответствует немецкому термину Dasein.

Собственно, Гегель употребляет термин "иное", а не "необходимое иное". – См.: Наука логики. II. Раздел 3. Глава 3.

Анна-Луиза Сталь-Гольстейн говорила, что даже самые незначительные люди выглядят умными, коль скоро они знакомы со спекулятивной философией (см.: Stael-Holstein Anne Louise. De Allemagne. Paris, 1814. III. Bd. 8).

То, что наука в такой же степени, как поэзия и искусство, предполагает некое настроение как в творце, так и в воспринимающем, то, что ошибка в сочетании цветов может раздражать так же, как и ошибка в развитии мысли, в наше время совершенно предано забвению, равно как совершенно забыто внутреннее и забыто определение присвоения: радуясь всему тому великолепию, что мы сочли уже присвоенным или от чего в своей страстности отказались, уподобясь псу, который преследовал свое отражение. А ведь всякая ошибка порождает собственного врага.

Ошибка мышления оставляет за дверью диалектику, отсутствие или подмена настроения оставляет за дверью как своего врага комическое.

Отсылка к басне Эзопа, в которой пес, тащивший кусок мяса, выронил его, когда стал преследовать собственное отражение в речке.

В подготовительных набросках к "Понятию страха" Кьеркегор пишет: "Из того, что было сказано, может показаться, что грех не принадлежит ни одной науке, поскольку метафизика не способна его ухватить, психология не способна его преодолеть, этика принуждена его игнорировать, а догматика разъясняет его посредством первородного греха, каковой, в свою очередь, она принуждена разъяснять, заранее его же предполагая. Это верно, но верно также и то, что грех находит себе место внутри всей совокупности новой науки, которая заранее очерчена в имманентной науке, начинающейся с догматики в том же самом смысле, в каком первая наука начинается с метафизики" (Papirer. У. В 49:12).

Если обдумать это тщательнее, появляется достаточно возможностей заметить, как остроумно все-таки было озаглавить последний раздел Логики "Действительность", поскольку этика этого ни разу не достигает. Потому Действительность, которой завершается логика, не более указывает в направлении действительности, чем то Бытие, с которого эта логика начинается.

Относительно этого момента можно найти всевозможные замечания в произведении "Страх и трепет", изданном Иоханнесом де Силенцио (Копенгаген, 1843). Здесь автор многократно дает желаемой идеальности эстетики наткнуться на требуемую идеальность этики, чтобы в таком взаимном столкновении сделать очевидной религиозную идеальность в качестве того, что как раз и является идеальностью действительности, – и потому она столь же желанна, как эстетика, и не так невозможна, как этика, – однако это происходит таким образом, что эта идеальность внезапно прорывается в прыжке и в позитивном настроении: "Погляди, все стало новым", равно как и в негативном настроении, которое является страстью абсурда, чему соответствует понятие "повторение". Либо все наличное существование (Tilværelse) приходит к концу в требован этики, либо все условия отметаются в сторону, и вся жизнь, и все наличное существование начинаются заново не благодаря их имманентной непрерывности с прошедшим, что является противоречием, но благодаря трансцендентности, которая пропастью отделяет повторение от первого наличного существования (Tilværelse), так что подобная связь оказывалась бы всего лишь метафорическим выражением – как если бы некто сказал, что прошедшее и последующее соотносятся друг с другом так же, как вся совокупность живых существ, обитающих в море, относится к существам, живущим на земле и в воздухе, хотя, по мнению некоторых естествоиспытателей, морские обитатели во всем их несовершенстве все же дают прототипы того, что жители воздуха и земли являют собою наглядно. Относительно этой категории можно сравнить также "Повторение" Константина Констанция (Копенгаген, 1843). Эта книга – поистине забавная и занимательная книга, чего явно желал и ее автор; однако, насколько мне известно, он является и первым, кто энергично взялся за "повторение", сделав очевидным его понятийное значение для того, чтобы разъяснить отношение между языческим и христианским посредством невидимой вершины и discrimen rerum (лат. – "поворотная точка (в ходе) вещей"), где наука сталкивается с наукой, пока новое научное знание не явится на свет Божий. Однако он снова спрятал все, что обнаружил, облачив это понятие в издевку соответствующего представления. Трудно сказать или, точнее, понять, что подвигло его на это, ибо он ведь сам говорит об этом; он пишет, "чтобы его не поняли еретики". Поскольку он и собирался заниматься этим только с эстетической и психологической сторон, все должно было излагаться юмористически, и воздействие следовало направить к тому, чтобы слово означало все то вообще, то самое незначительное из всего, а переход, или, точнее, постоянное падение с облаков, осуществлялся посредством своей низкокомической противоположности. Между тем на странице 34 он все же довольно определенно передал целое: "Повторение – это интерес метафизики и одновременно тот интерес, на который внезапно натыкается метафизика; повторение – это развязка во всяком этическом воззрении; повторение – это conditio sine qua non (лат. – "непременное условие") для всякой догматической проблемы". Первый тезис содержит намек на тезис, согласно которому метафизика является незаинтересованной, – то же самое Кант полагал и об эстетике. Как только появляется интерес, метафизика уходит в сторону. Поэтому слово "интерес" запрещено. В действительности же появляется весь интерес субъективности, и тут на него внезапно натыкается метафизика. Пока повторение еще не положено, этика становится связующей силой, и, наверное, потому говорят, что развязка лежит в этическом воззрении. Если повторение не положено, догматика вообще не может существовать; ибо в вере начинается повторение, а вера – это орган для догматической проблемы. В сфере природы повторение заключено в ее неколебимой необходимости. В сфере духа задача состоит не в том, чтобы добиться от повторения некой перемены – а таких перемен ведь волей-неволей хватает в повторении, как если бы дух стоял лишь во внешнем отношении к различным повторениям духа (вследствие чего добро и зло, сменяли бы друг друга, как лето и зима), – нет, задача состоит в том, чтобы превратить повторение в нечто внутреннее, в собственную задачу свободы, в ее высший интерес, как если бы свобода действительно – в то время как все меняется – способна была внести повторение в действительность.

Здесь отчаивается конечный дух. Константин Констанциус намекнул на это, когда сам отошел в сторону и позволил внезапно проявиться повторению силой религиозного в истории некоего молодого человека. Потому Константин и говорит много раз, что повторение – это категория религиозная, что она слишком трансцендентна для него, что это движение силой абсурда, а значит (стр. 142), вечность есть истинное повторение. Всего этого не заметил г-н профессор Хайберг, хотя это произведение стремилось лишь к тому, чтобы стать изящным и элегантным пустячком, а все его знания, которые, подобно его новогодним подаркам, весьма торжественны и роскошны, способствуют лишь тому, что он с большой важностью доводит предмет до той точки, с которой Константин начинает, доводит его до момента, на котором, если вспомнить новейшее произведение, эстетик из "Или – или" прерывает свой рассказ в очерке "Плодопеременное хозяйство". Если Константин действительно почувствовал себя польщенным, вкусив, таким образом, редкую честь, которую ему оказывает, несомненно, изысканное общество, значит, он, по моему мнению, раз уж написал такую книгу, действительно, как говорят, совершенно помешался; с другой стороны, если такой писатель, как он, пишущий, чтобы быть неправильно понятым, вдруг совершенно забылся и не имел бы достаточно неколебимости, чтобы сдержать свое слово и не дать профессору Хайбергу себя понять, значит, он опять-таки должен был помешаться. Но этого мне, пожалуй, не стоит опасаться, ибо то обстоятельство, что он до сих пор ничего не ответил профессору Хайбергу, определенно указывает на то, что он вполне понимает себя.

См.: Второе посл. к Коринфянам, 5.17: "Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое".

Неявная отсылка к высказыванию Клемента Александрийского, заявлявшего, что он излагает христианское учение в неявной форме, дабы уберечь его от злоупотреблений непосвященных.

Сноска идет, естественно, на первое издание "Повторения"; в современном издании сочинений Кьеркегора это: Samlede (Vaerker. III. S. 189.

В своей "Критике способности суждения" Кант пишет, что всякое суждение о прекрасном, окрашенное хотя бы малейшим интересом, пристрастно, а потому не является чистым суждением вкуса, – а чтобы иметь право выносить суждение в делах вкуса, необходимо совершенное безразличие, беспристрастность (раздел I,§ 2).

Страница указана по первому изданию "Повторения"; в современном издании сочинений Кьеркегора: Samlede (Vaerker. III. Я. 254.

В своем ежегоднике "Урания" Й.-Л. Хайберг обсуждает "Повторение", однако, согласно его интерпретации, "повторение" относится к миру природных явлений, тогда как у Кьеркегора, естественно, речь идет о повторении в жизни духа, в существовании отдельного индивида. По словам Кьеркегора, "во всей этой книге ни слова не сказано о повторении как феномене природы. Я рассматривал повторение в царстве свободы. Знаменательно, что у греков свобода еще не полагалась как свобода; потому первым ее выражением стало припоминание, ибо только в припоминании свобода обладала жизнью вечной. Современный же взгляд должен как раз выражать свободу с повернутостью в будущее, а сюда-то и относится повторение" (Papirer. IV. В 111).

Отсылка к Демокриту, согласно учению которого атомы порождаются во вселенной как бы в водовороте, будучи неограниченными в своем числе и размерах (см.: Диоген Лаэрций. IX. 44).

Кьеркегор подразумевает здесь прежде всего сочинение Шлейермахера "Христианская вера" ("Der Christliche Glaube"), существенно повлиявшее на его собственную концепцию первородного греха.

По Аристотелю, теоретическая философия имеет три раздела: математику, физику и первую философию. Последняя рассматривает бытие как таковое, представляет собой вершину теоретического рассмотрения, она занимается всеобщими свойствами действительности, общими принципами устройства вселенной; порой она определяется Аристотелем также как теология (см.: Аристотель. Метафизика. Книга 5, 1).

Шеллинг помнил об этом аристотелевском наименовании ради своего различения негативной и позитивной философии. Под негативной философией он понимал логику – это достаточно ясно; напротив, мне гораздо менее ясно, что он, собственно, понимал под позитивной философией, помимо того, что для него позитивной, несомненно, была та философия, которую он сам собирался развить. Не стоит подробнее вдаваться в это, поскольку, помимо моего собственного взгляда, ничто не удерживает меня здесь.

Об этом напоминает Константин Констанциус своим указанием на то, что имманентность внезапно натыкается на "интерес". Только с этим понятием, собственно, и появляется действительность.

Вероятно, неявная отсылка к Лейбницу; см. об этом подробнее в "Философских крохах" (Samlede (Vaerker. IV. Б. 209).

В начале своего рассмотрения Кьеркегор представляет традиционные концепции первородного греха: католический подход, с его точки зрения, диалектически-фантастичен, а "федеральная теология" – исторически-фантастична; представления Августина и Тертуллиана располагаются где-то между концепциями православной и протестантской церквей. Однако в традиционных религиозных представлениях грех Адама берется только в связи с последствиями, которые он имел для всего человеческого рода, и при этом совершенно упускалось из виду, что значил этот грех для самого Адама. Как пишет в своем Дневнике Кьеркегор, первородный грех "есть настоящий парадокс... Парадокс образуется соединением качественно разнородных категорий. "Первородный" (в датском arve – букв.: "наследственный") – это категория природы. "Вина" же – это этическая категория духа. Рассудок говорит: но как же могло кому-нибудь вообще прийти в голову соединит их вместе, то есть утверждать, будто наследственным является нечто, по самой своей природе неспособное быть наследственным. В это следует верить. Парадокс в христианской вере всегда имеет дело с истиной перед Богом. Здесь привлекается сверхчеловеческий масштаб и сверхчеловеческая цель, – а по отношению к ним возможно лишь одно отношение – отношение веры" (Papirer. Х. А 481, запись 1850 года).

"Сверхъестественный и восхитительный дар, дарованный божеством" (лат.) – выражение взято из Фомы Аквинского (см.: Кьеркегор. XIII. 134; Hutterus redivivus. § 80. 4; § 81).

"Федеральная теология" была разработана в Голландии Иоганном Кокцеем (Coccejus) в середине 17 века. Согласно ей, догматика распадалась на раздел добрых дел (соответствующий состоянию невинности) и раздел милости Божьей (после грехопадения). Адам, в качестве представителя всего человеческого рода, единолично занимал собою первый раздел. См.: Hutterus redivivus. § 26. 10.

Лютер. Шмалькальдские тезисы (1538) в их латинском варианте. Часть III. Раздел 1. 3.

"Первородный грех – это настолько глубокое и омерзительное извращение человеческой природы, что он не может быть постигнут человеческим разумением, но должен быть познан и принят на веру из откровения Писания" (лат.).

"Родовой порок" (лат.) – термин, используемый Тертуллианом в его трактате "О душе" (De Anima. 41). Проводится различие между падением (peccatum originale originans, то есть "первородным грехом порождающим") и собственно первородным грехом, вызванным, падением (peccatum originale originatum, или "первородным грехом порожденным"). См.: Hutterus redivivus. § 84.1, а также: Шлейермахер. Христианская вера. § 71.

"Первородный грех" – "передающийся изначально" (лат.).

"Грех порождающий" и "грех порожденный" (лат.). – См. прим. 45.

"Отсутствие образа Божия, потеря изначальной праведностью" (лат.). – См.: Формула согласия. Часть II: Твердое заявление. 1.10, и Апология Аугсбургкого исповедания веры. II. 15 – 23.

"Наши противники утверждают, что сладострастие – это наказание, а не грех" (лат.). – Апология Аугсбургского исповедания веры. И. 38 и 47.

"Порок, грех, проступок, вина" (лат.). – См.: Формула согласия. Часть II; Твердое заявление. 1,9 и сл., и Аугсбургское исповедание веры, 1, 2.

"Каковая теперь насылает гнев Божий на тех, что грешили по примеру Адамову" (лат.).

"Из чего следует, что все мы, в силу непослушания Адама и Евы, ненавистны Господу" (лат.). – Формула согласия. Часть II: Твердое заявление. 1.8 – 9; см. также: Посл. к Римлянам, 5.12 – 14: "Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили... Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего".

То, что Формула Согласия запрещает мыслить такое определение, должно оцениваться как раз в качестве доказательства энергичной страсти, благодаря которой ей удается снова заставить мышление коснуться немыслимого; это энергия которая поистине достойна восхищения в сравнении с современным мышлением, движущимся весьма лениво и медленно.

Потому, если бы отдельный человек мог совершенно отпасть от рода, его отпадение сразу же определило бы род иначе; в отличие от этого, если бы некое животное отпало от своего вида, это было бы для вида совершенно безразлично.

Пелагий (V в.) отрицал понятие первородного греха и полагал, что всякий человек – подобно Адаму до его падения – рождается безгрешным. Социний (XVI в.) отвергал традиционные толкования концепции первородного греха.

"Филантропический индивидуализм" – морально-религиозное филантропическое движение основанное Й.-Б. Базедовым (J. В. Basedow) в конце XVIII века. Все эти подходы Кьеркегор считал несущими на себе печать (и пороки) морально-религиозного индивидуализма.

Несколько темное место; смысл его состоит в том, что движение, в котором природа его и цель являются одним и тем же, причем само развитие индивида воплощает в себе напряжение, существующее между ним самим и родом, определяется как движение историческое. Таким образом, совершенство человека, ставящее его выше животного мира, само по себе является противоречием: как индивид, он приемлет в себя вклад предшествующих поколений, но сам должен внести свой вклад ради будущих поколений. Получается, что противоречие ставит человека перед задачей – соединить свое собственное существование с существованием рода. Задача эта и создает историческое движение. – См.: Malantschuk Gregor. Frihedens Problem i Kierkegaards Begrebet Angest. K?benhavn, 1971. 3. 17 – 18.

"Глава рода человеческого по де, по зарождению, по разделу" (лат.) – выражение, встречающееся в учебниках и трактатах по лютеранской догматике. См., например: Bretschneider С. 0. Handbuch der Dogmatik der evangelisch-lutherischen Kirche, 1 – II. Leipzig, 1838.

Для Кьеркегора "качество" (Qualitet) обозначает единственный, уникальный характер явления и понятия о нем, причем переход от одного качества к другому осуществим лишь в "прыжке". Однако, в отличие от Гегеля, Кьеркегор полагает, что такой прыжок не может происходить по законам логики он наступает не по необходимости (при накоплении количественных изменений), но только посредством свободы. Поэтому переход от добродетели к пороку не может рассматриваться как количественный процесс. – См.: Философские крохи (Samlede vaerker. IV. 236 – 249).

Вообще, этот тезис об отношении количественных определений и нового качества имеет длинную историю. Собственно говоря, вся греческая софистика основывалась на одних только количественных определениях, так что ее высшее различение проводилось между равенством и неравенством. В новейшей философии Шеллинг первоначально хотел воспользоваться чисто количественными определениями, чтобы разъяснить, таким образом, всякое различие; позднее он порицал то же представление у Эшенмайера (взгляды, выраженные в его диссертации). Гегель выдвинул представление о прыжке, но он выдвинул его в логике. Розенкранц (в своей "психологии") восхищается Гегелем за это. В своем позднейшем произведении (о Шеллинге) Розенкранц порицает Шеллинга и восхваляет Гегеля. Между тем несчастье Гегеля как раз состоит в том, что он стремится придать значение новому качеству и вместе с тем не собирается этого делать, поскольку стремится сделать это в логике, которая, как только это признают, должна обрести иное осознание самой себя и своего значения.

Согласно Шеллингу, существует качественное различие между Абсолютным духом и природой. Причиной возникновения чувственного мира является отпадение от Духа, вселенское падение. – См.: Schelling Е W. 1. Darstellung meines Systems der Philosophie. 1801. § 23 ff

См.: Rosenkranz Karl. Sendschreiben an Р. Leroux uber Schelling und Hegel. Konigsberg 1843; Rosenkranz Karl. Vorlesungen uber Schelling. Danzig, 1843.

Syndighed (дат.); "грех" (Synd) означает действительный грех, "греховность" (Syndighed) – возможность новых, действительных грехов.

В водевиле Й.-Л. Хайберга ("Рецензент и животное" (Heiberg J. L. Recensenten og Dyret). Троп, вечный студент, занимающийся юриспруденцией, говорит: "(Я могу в любое время получить свидетельство того, что я был почти что близок к сдаче экзамена по праву".

Какое значение они имеют помимо этого – как принадлежащие истории рода, как разбег для прыжка (хотя и неспособный объяснить прыжок), – это уже нечто совсем иное.

Известный датский историк религии Х.-Н. Клаузен, говоря о тексте Книги бытия, назвал его "мозаичным мифом" (Clausen Н. N. Katholicismens og Protestantismens Kirkeforfatning, (Lere og Ritus. Kobenhavn, 1825). Наконец, по мнению Кьеркегора, Гегель рассматривал повествование о грехопадении Адама всего лишь как "миф рассудка".

Считалка, в которой после бессмысленных слов, объединяемых общим принципом порождения, вдруг в конце концов образуется вполне нормальное слово.

Речь все время идет о том, чтобы поместить Адама внутрь рода, – совершенно в том же самом смысле, как это важно и для любого другого индивида. На это должна прежде всего обращать внимание догматика, и прежде всего – ради примирения. Учение, согласно которому Адам и Христос стоят в некотором соответствии друг с другом, вовсе ничего не разъясняет, но только все запутывает. Аналогия, может быть, и верна, но по сравнению с понятием аналогия несовершенна. Только Христос – это индивид, который является чем-то большим, чем индивид; однако поэтому он приходит не к началу, но к полноте времени.

Евангелие скорее противопоставляет здесь Адама и Христа. – См.: Посл. к Римлянам 5.17: "Ибо, если преступлением одного смерть царствовала посредством одного, то тем более приемлющие обилие благодати и дар праведности будут царствовать в жизни посредством единого Иисуса Христа"; Первое посл. к Коринфянам, 15.21 – 22: "Ибо как смерть чрез человека, так чрез человека и воскресение мертвых, как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут..."

Противоположное этому рассматривается в §1: "По мере того как история рода идет вперед, индивид постоянно начинает заново".

Мальчики из сиротского приюта в Копенгагене по традиции носили синюю форму; у каждого из них был свой номер, и не только попечители, но и сами они называли друг друга по номерам.

По словам Гегеля, "когда состояние человека непосредственно и умственно неразвито, он находится в положении, в котором ему не следует быть и из которого он должен освободиться. Таков смысл доктрины первородного греха, без которой христианство не было бы религией свободы" (Основания философии права. § 18. Добавление). В "Энциклопедии философских наук" Гегель говорит: "Тщательнее исследовав миф о грехопадении... мы обнаруживаем здесь выражение всеобщего отношения знания к духовной жизни. В своей непосредственности духовная жизнь определяется далее как невинность и простая вера. Но сущностью духа является то, что такое непосредственное состояние должно быть снято..." (Часть 1. Логика. § 24. Дополнение 3).

Гегель говорит буквально следующее: "Но даже если взять эмпирическое, внешнее отношение, окажется, что в нем нет ничего непосредственного, нет ничего такого, к чему прилагалось бы лишь качество непосредственного, исключавшее бы качество опосредования; но то, что непосредственно, одновременно опосредуется, и сама эта непосредственность по сути своей опосредована" (Философия религии. 1. Часть 1. В III. 2).

По словам Гегеля, "чистое бытие есть в конечном счете чистая абстракция, а потому оно абсолютно негативно; будучи рассмотрено непосредственно, это ничто" (Энциклопедия философских наук. Часть 1. Логика. § 87). В другом своем труде он пишет: "Стало быть, чистое бытие и чистое ничто – это одно и то же" (Наука логики. Книга I. Раздел I. Глава 1, С).

См.: Посл. к Римлянам, 3.19: "...так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом..."

См.: Иоанн, 1.29: "На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира". В одном из набросков к "Понятию страха" Кьеркегор пишет: "...ибо противоречием будет эстетически печалиться о греховности. Единственный, кто невинно печалился о греховности, был Христос, и потому может показаться, будто он печалился о ней эстетически. Но ведь он также нес все грехи мира, и потому он этически печалился о греховности" (Papirer. 5. В 53:5, запись 1844 года).

См. работу швейцарского теолога Леонхарда Устери (Usteri Leonhard. Entwickelung des paulinischen Lehrbegriffs mit Hinsicht auf die ubrigen Schriften des Neuen Testamentes. Zurich, 1832).

То, что Ф. Баадер со своей обычной убедительностью и мощью изложил в многочисленных произведениях касательно значения искушения для упрочения свободы, равно как и в работах, посвященных неверному толкованию, возникающему от одностороннего восприятия искушения как искушения ко злу или же искушения, которое предопределено к тому, чтобы привести человека к падению, тогда как искушение скорее следовало бы рассматривать как иную необходимую сторону свободы, должен, естественно, знать каждый, кто пожелает задуматься о подобных вещах. Повторять это здесь еще раз вовсе не означает, что произведения Ф. Баадера прямо включены в настоящее рассмотрение. Да и продолжить его мысли здесь также невозможно, поскольку мне кажется, что Ф. Баадер не обратил внимания на промежуточные определения. Переход от невинности к вине просто через понятие искушения легко ставит Бога в почти что экспериментирующее отношение к человеку, не принимая во внимание лежащее между этим психологическое наблюдение, ибо то, что промежуточным определением все же становится concupiscentia ("сладострастие" (лат.)), в конечном счете является скорее диалектическим взвешиванием понятия искушения, чем психологическим разъяснением подробностей.

Концепция свободы воли Ф. Баадера основана на предположении, что воля может осознать свою свободу и направленность только посредством выбора, вменяемого ей внешними обстоятельствами; с его точки зрения, все это приложимо также к положению Адама до грехопадения. См.: Baader Franz. Vorlesungen uber religiose Philosophie. Munchen, 1827.

При осаде Пелузия персидский царь Камбиз выставил перед своим войском священных для египтян животных (см.: Polyaenus. Strategemata. 7. 9).

"Все люди, зачатые естественным путем, рождаются с грехом, то есть без страха Божия, без доверия к Богу, и со сладострастием" (лат.). – Аугсбургское исповедание веры. 2. 1.

См.: Бытие, 2.16 – 17: "И заповедал Господь Бог человеку... а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь"; Бытие, 3.4 – 5: "И сказал змей жене: нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло".

См. также: Кьеркегор. Христианские речи (Samlede (Arker. Х, 113).

В Дневнике Кьеркегор пишет: "Природу первородного греха часто объясняли, и все же при этом недоставало главной категории – то есть страха (Angest); а между тем он – самое существенное определение. Страх – это желание того, чего страшатся, это симпатическая антипатия; страх – это чуждая сила, которая захватывает индивида, и все же он не может освободиться от нее, – да и не хочет, ибо человек страшится, но страшится он того, что желает. Страх делает индивида бессильным, а первый грех всегда происходит в слабости; потому-то он по своей видимости случается как бы безотчетно, но такое отсутствие осознания и ость настощая ловушка". – Papirer. III. А 233, запись 1842 года.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю