Текст книги "Кровавый удар"

Автор книги: Сэм Льювеллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Дин выкрикивал бессмысленный набор ругательств, в сочетании с сиренами на улице это звучало уродливой музыкой. Плечи человека в форме накренились, он снова занес ногу. Я услышал, как он зарычал, а Дин со свистом втянул воздух. Наконец я добрался до них. На этот раз человек обернулся. Лунный свет ударил ему в лицо. Крупное белое круглое лицо. Щелочки вместо глаз, зубы обнажены в гримасе. С ясностью, которую рождает крайний ужас, я заметил, что у него не хватает правого верхнего клыка. И я ударил.

Я ударил его сбоку камнем по голове, как следует размахнувшись. Что-то чмокнуло. Наверное, ухо. Он взвыл и прижал руку к голове. Я схватил Дина за руку и приказал:

– В машину!

Он издавал отвратительные звуки, как будто его вот-вот вырвет. Я потащил его к воротам. Мы все время спотыкались. Я обернулся и через плечо увидел, как человек в форме бредет по кругу, прижимая руку к голове. Наконец моя рука почувствовала холод железных ворот. Фары Надиной машины, приближаясь, сияли, как солнца. Она остановилась, шины взвизгнули.

Задняя дверца распахнулась. Я затолкал Дина на сиденье. Он повалился лицом вперед. Я забрался вслед за ним.

– Куда ехать? – Она казалась совершенно спокойной. Не "что случилось?" и не "ты в порядке?", а просто: "Куда ехать?" Я не мог выдавить из себя ни слова. Мое сердце тарахтело как пулемет.

Человек в форме, шатаясь, замаячил в свете фар. Его руки были подняты кверху.

– На него, – прохрипел я.

Она поехала прямо на него. Он метнулся в сторону. Послышался звук падающего тела.

Дин кое-как выпрямился.

Надя нажала акселератор. Дорога круто заворачивала налево. Тени вечнозеленых деревьев мелькали вдоль серых газонов, как призрачные дворники на ветровом стекле. Стрелка спидометра добралась до семидесяти пяти.

Дорога завернула направо. Через пятьдесят ярдов она расширялась и кончалась.

Надя нажала тормоз, раздался скрежет шин. Она что-то сделала левой рукой. Внезапно мы поехали вбок, потом назад, запахло паленой резиной.

И вот мы уже мчались обратно той же дорогой, которой приехали. Двигатель ровно гудел. Я попытался собраться с мыслями. Впереди показались синие "мигалки".

– Замедли ход, – сказал я. – Полиция.

Она кивнула. Теперь мы ползли на двадцати пяти: три жителя предместья, настоящие паиньки. Полицейские были повсюду, но их больше интересовала толпа перед домом 13, чем проезжающие автомобилисты.

– Чертова лавочка, – пробормотал Дин.

– Что?

– Там, где была пьянка. Сшиб свечку.

– Кто? – Дым был виден в окна машины. В дверях полыхало пламя, выплевывая искры в синее небо, набитое звездами.

– Я.

– Ты?

– Эти подонки пришли за мной. Несчастный случай.

– Какие подонки?

Мы продолжали ехать. Дин молчал. Я затаил дыхание. Минут через десять Надя сказала:

– По-моему, кто-то за нами гонится. – В ее речи прорвался акцент, но профиль был по-прежнему спокоен и безупречен.

Через заднее стекло я увидел фары: "ягуар" или "даймлер". Мы поменяли дорожку. Фары тоже. Расстояние между нами было ярдов пятьдесят. Дин соскользнул вниз, чтобы его не было видно через заднее стекло. Снаружи над нами качались деревья внутренней кольцевой дороги, такие солидные и надежные. Машин стало больше, попадались и прохожие.

– Спроси их, что им надо, – сказал я. – Тут столько народу, что они ничего нам не сделают.

– Не надо. – Голос Дина дрожал. Я вспомнил, как его лягнули в живот.

Надя, как видно, правильно поняла его тон. Она резко затормозила. Я услышал, как взвизгнули тормоза преследующей нас машины, и ее занесло на повороте.

В "даймлере" сидели четверо. Тот, на которого я смотрел, сидел за рулем и пялился на меня. Круглое белое лицо и фуражка на голове. Ухмылка, в глазах столько же тепла, сколько в двух льдышках. Черная струйка крови стекает от уха.

Вместо правого верхнего клыка – темный провал.

Тут я понял, что спрашивать у них, чего им надо, – безумие, даже при свидетелях. Я покрылся потом. Теперь в любой миг, подумал я, он нажмет на педаль, выедет вперед и остановит нас. И нам каюк.

Надя нажала акселератор. Она вывела нос "кавалье" вперед "даймлера". Потом с силой повернула руль влево. Послышался страшный, оглушительный удар и вопли. "Даймлер" слетел с дороги.

Я начал было что-то говорить. Но тут я увидел дерево. Большая сикамора, при свете фар виден каждый листок. "Даймлер" пытался вернуться на дорогу, и это ему почти удалось.

Но не совсем.

Его передняя левая фара брякнулась о ствол на скорости пятьдесят миль в час. Кузов завихлял, стукнув нас сбоку. Встречная машина отчаянно засигналила, со скрежетом шин вильнула в сторону. Мир за окнами "кавалье" завертелся и снова встал на место. В заднее стекло было видно, как "даймлер" выпускает пар. Автомобили остановились. Вот-вот явится полиция. Я спросил:

– Где ты научилась так ездить?

Она промолчала.

– Брось машину, – сказал я. – Кто-нибудь наверняка заметил номер. Полиция будет тебя искать.

Она немного подумала.

– Ладно.

Мы оставили машину на привокзальной автостоянке для регулярных пассажиров, поврежденным боком к стене: просто еще один "воксхолл" в городе, где полно "воксхоллов".

Внезапно я почувствовал острое беспокойство из-за "Лисицы".

"Рэсси" можно оставить в порту, Гарри Федерстоун ее заберет. Мы поспешили на вокзал. Дин, пошатываясь, шел между мной и Надей, словно один из миллиона саутгемптонских алкашей. Мы успели на поезд, идущий в Портсмут.

Глава 14

Лицо Дина было белым как полотно, за исключением мест, где намечались синяки. Левый глаз превратился в черную щель. Правый был широко раскрыт и остекленел от шока. Говорят, испытавшим шок нужен отдых и горячий крепкий чай, если у них нет внутренних повреждений. Я дал Дину виски, этим же средством полечил себя и Надю.

Он сказал:

– Паскуда мистер Джонсон не пришел.

– Так что же случилось?

Дин большими глотками выпил виски.

– Я прошел мимо охранника у дверей, сказал, что кое-кого жду. Поболтался там немного, поздоровался с Дмитрием. А потом подумал: может, мистер Джонсон уже там, наверху? Ну, я пошел наверх и поглядел. – Дин осторожно помотал головой. Голос у него был хриплый, как у пьяного. – Они там всюду трахались. А его не было. Туда вообще-то никому нельзя. Я заглянул в одну комнату, а в коридоре меня засек вышибала. Я в комнату вошел и дверь запер. Там кровать на четырех столбах со свечами и всяким таким. Я видел, что в коридор нельзя, вот и вошел в комнату. Девка завопила "караул" Как резаная, тип, который был с ней, спрятался под кроватью, а вышибала колотил в дверь. Я выскочил в окно, но по пути сшиб чертову свечку, и занавески загорелись. Потом за мной погнались эти подонки. Из службы безопасности.

Я раздумывал: что же все-таки было на самом деле? С чего бы там оказаться службе безопасности? Если только они не пасли Дина. А если они пасли Дина, то должны были наблюдать за ним всю дорогу до Ланарк-Драйв из Новой Венеции. Но как они его нашли?

– Ах да! – вспомнил Дин. – Я прочитал, что у них написано на форме. Они называются "Противовес".

– "Противовес"?

– Дурацкое название, – сказал Дин.

Он допил виски. Его голова склонилась набок. Он заснул. Я вспомнил серебряные пуговицы на черном мундире. В ту ночь, когда сгорела Мэри, я тоже видел серебряные пуговицы, блестевшие при луне. Я оттащил Дина на койку. Черт возьми, как же они его нашли?

Они потеряли Дина после того, как тот выскочил из окна своего притона. Но они, должно быть, пасли и Надю. Поэтому оказались в Пауни, там выследили Мэри. Нас с Надей они потеряли в Пауни. Они помогают Дикки выйти из мелкой неприятности с фотографиями, и вот сегодня вечером Надя выскочила прямо на них. А я на нее – и они снова напали на след Дина.

Хотел бы я знать, что им нужно от Нади.

Я сам начал находить ее весьма интересной.

Когда я вернулся в салон, она сидела выпрямившись и задумчиво смотрела на виски в стакане.

Я сказал:

– Ты вытащила меня из густой грязи на высокую пристань без всякой посторонней помощи. Ты вытолкала крупную женщину по вертикальному трапу. Ты водишь машину, как будто тебя хорошо научили разным трюкам. Ты ведешь себя так, будто ты здесь хозяйка. – Я плеснул в свой стакан на четверть дюйма виски. – Ты работаешь в полиции. Я не прав?

Она пожала плечами.

– А тебя хорошо научили задавать вопросы. Если я скажу тебе, ты никому не расскажешь? – Она сидела очень прямо, руки на коленях, большие золотистые серьезные глаза.

– В прошлый раз, – напомнил я, – ты сбежала с пленкой, которая принадлежит мне. Не вижу, с какой стати я тебе должен доверять.

– Ты не понимаешь, – сказала она.

Я обнаружил, что на самом деле очень ей рад. Сидя в теплом сиянии панелей из красного дерева, она излучала уют, как кошка, спящая на диване. Это чувство было прилипчивым. Надя, я и "Лисица", внезапно подумал я, славная компания...

Хватит, мысленно велел я себе. У нее красивое лицо и красивое тело, и ты видел, что она не прочь воспользоваться ими.

– Так объясни, – предложил я. Мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось.

– Я лейтенант криминальной полиции Республики Эстония. Я говорю по-английски, поэтому мой начальник поручил мне провести расследование гибели Леннарта Ребейна. – Она пожала плечами. – Это вовсе не значит, что я поступаю дурно. У нас в Эстонии, как и здесь, есть законы, защищающие общество. Я не шпионка и не из тайной полиции.

– Кто знает, что ты здесь?

– У меня английская виза для посещения Европейской конференции по личной и общественной безопасности в колледже "Империал" в Лондоне. Теперь ты все знаешь. – Она смотрела на меня со странным выражением лица: как будто хотела, чтобы ее успокоили. – Конечно, я здесь неофициально. Так что можешь отправить меня туда, откуда я приехала.

– Ты же не уедешь.

Она улыбнулась. Широкой ослепительной улыбкой.

– Думаю, мы с тобой оба ищем одно и то же.

– О чем ты разговаривала с Дикки Уилсоном? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Это же расследование. Я собираю сведения. Я сказала ему, что я журналистка из эстонской газеты. – Она похлопала ресницами и изобразила губами поцелуй. – Он с большим удовольствием поговорил со мной.

– Он что-нибудь тебе сообщил?

– Он крепкий орешек. Очень крепкий. Делает вид, что заботится о молодежи, но на самом деле бюрократ. В нашей стране мы разбираемся в бюрократах. Их интересует только показуха. – Ее мнение о Дикки настолько совпадало с моим, что я снова ощутил к ней теплое чувство. – Он сказал мне, что команда на "Лисице" была пьяна, – продолжала она. – И обвинял в этом некого Уильяма Тиррелла.

Все это была очень милая убаюкивающая болтовня. Может быть, даже правда. Но чего-то важного не хватало.

– Тебе лучше оставаться на судне, – посоветовал я.

– Ну конечно. – Она поколебалась и сказала: – А знаешь, я рада, что вернулась сюда! – Она взяла меня за руку. – Ну да, я работаю в полиции. Но ведь я тоже человек. И я никогда не бывала на такой яхте. – Она опустила глаза. – И у меня не было знакомых, имеющих такую яхту. Я очень рада, что познакомилась с тобой, Уильям Тиррелл. – Она наклонилась и быстро поцеловала меня в щеку.

Это было сверх всяких ожиданий. Я был очень доволен. Полуполицейский, полуженщина. Что ж, в этом есть смысл.

– Добро пожаловать на борт. – Я чинно провел ее в свою каюту и запер там.

А сам забрался с ногами на скамейку в кают-компании и заснул.

Кто-то колотил по дереву. Это была деревянная крышка гроба. В гробу лежала Мэри. Я должен был ее выпустить, потому что знал: она жива, пожар был какой-то ошибкой, но крышку все равно заколотили. Однако я не мог шевельнуться. И я стал звать на помощь...

– Спокуха, – сказал кто-то. Это был Дин. Его левый глаз окончательно заплыл. В правом светилась готовность помочь.

– Она хочет выйти.

Я еще минуту полежал, чтобы сон совсем ушел. Потом слез со скамейки и отпер дверь.

Надины волосы со сне растрепались и превратились в золотистую гриву. Вид у нее был помятый и бесстыдный. Она сказала:

– И не обязательно было меня запирать. Я больше не убегу. Теперь, пожалуйста, кофе. И душ.

Вчера вечером она прихватила с собой из машины сумку.

Через десять минут она вернулась в кают-компанию аккуратная, как сверток от "Фортнума и Мейсона"[10]10
  «Фортнум и Мейсон» – один из самых дорогих универмагов Лондона.


[Закрыть], в белой блузке и длинных белых шортах. Она наблюдала за моим выражением лица. Вид у нее по-прежнему был бесстыжий.

Она бросила на стол коричневый конверт.

– Значит, ты мне до сих пор не доверяешь, – сказала она. Наконец на ее лице появилась улыбка. – Конечно, тебя можно понять. Но отныне мы работаем на пару. Погляди-ка вот это.

Конверт был толстый, твердый и тяжелый – похоже, внутри фотографии. Я его вскрыл.

Там оказалось тридцать шесть цветных снимков, явно любительских. Я стал их просматривать. Мое сердце отчаянно колотилось.

– Дин, – сказал я и подтолкнул фотографии к нему через стол.

Он неловко взял их распухшими руками.

– Они самые. – Он перебросил их обратно.

Из-за этих фотографий убили Мэри. Из-за этих фотографий меня треснули по голове, перерыли карманы, устроили обыск на "Лисице".

Негативы тоже находились в конверте. Они соответствовали снимкам и были пронумерованы – от первого до тридцать шестого.

Номера шли по порядку.

На фотографиях была чепуха.

На одной – лицо, в котором те, кто знал Ребейна, могли бы его узнать.

Обои в цветочек, чья-то босая нога, смазанный снимок Дина. Вот и все. Чепуха.

Я сложил снимки в конверт и отдал их Наде.

– Спасибо, – сказал я. – Ты показывала это Дикки Уилсону?

– Конечно нет, – ответила она. – Я нашла эти фотографии и теперь могу отвезти их матери Леннарта Ребейна. Он написал ей из Лондона отчаянное письмо. Боялся, что из-за них будет скандал. Я скажу матери Леннарта, что на них нет ничего особенного. – Она улыбнулась мне. – Ну, что мы будем делать дальше?

Глава 15

В девять часов я взял телефонный справочник и принялся звонить. В «Желтых страницах» никакого «Противовеса» не было. Тогда я стал названивать своим знакомым.

Пришлось каждому все объяснять. Этих людей я знал, когда работал в "Трибьюн", но у всех была короткая память. Большинство думало, что я умер или ушел с работы, или желало бы этого: ведь они читали газеты. Многие неискренне говорили, как они мне завидуют. Ни о каком "Противовесе" они не слышали, только один сообщил мне, что есть какая-то неоиндуистская секта,, которая действует неподалеку от Де-Мойна в штате Айова. Но в одиннадцать двадцать, когда я допивал третью чашку кофе, мне наконец повезло.

Я позвонил Джерому Фейербаху, невыносимому лицемеру сорока лет, который носил шелковые костюмы и ушел с телевидения, чтобы днем издавать популярную энциклопедию, а ночью сочинять бредовую теорию заговора.

– Билл суперзвезда, – сказал он.

– Диверсант, – в тон ему ответил я.

Он засмеялся. Мы обменялись обычными шутками об отставке и о плавании. Потом я подкинул ему "Противовес".

– "Противовес"? – переспросил он. – А зачем они тебе понадобились?

– Скажу тебе, когда все о них узнаю.

– Да, лучше скажи.

– А ты ответь, что это за типы.

– Это фирма, которая занимается охраной, – сказал он. – И сугубо частным расследованием.

– Это я знаю.

– Ну да, конечно. – В его голосе послышалось раздражение: это значило, что он кончил свои обычные шуточки и нырнул в битком набитый ящик своей памяти. – Но это не обычное бюро. До них очень трудно добраться, и они не любят отвечать на вопросы.

Это была просто преамбула – чтобы я прочувствовал, какие нечеловеческие подвиги он совершил, чтобы все это вынюхать.

Я молчал, что от меня и требовалось.

– Ты ведь помнишь середину семидесятых, – сказал он. – Куча старых хрычей рассуждала, что западную цивилизацию надо отправить в переплавку, они вооружали арендаторов и фактически основывали частные армии. Большинство из них вернулось к охоте на лис, но некоторое зацепились. Одного из них звали Варли Фицджеральд. Он был в десантных войсках и на дух не переваривал социалистов. И он основал так называемый "Фонд Шеврон" для охраны свободы личности. Сначала это была крошечная армия, где несколько бывших крутых парней из САС командовали кучкой психов-добровольцев. Потом они все ушли работать на Олли Норта, а он устроил нечто вроде мозгового центра, который рассылал политические брошюры и готовил речи для крайних правых членов парламента. И для сенаторов США, кажется, тоже. Потом тори вернулись, и люди, платившие Фицджеральду, решили, что больше в нем не нуждаются. Но парень умел приспосабливаться и решил найти всем этим мускулам и агрессивности достойное применение. Он основал "Противовес".

– Охранное агентство.

– Нового типа. Варли решил, что поступательное движение свободного предпринимательства тормозят справа и слева профсоюзы. Он счел, что законодательство Тэтчер о профсоюзах недостаточно жестко. И стал чем-то вроде вольного штрейкбрехера.

– В Англии нельзя быть штрейкбрехером.

– Очень даже можно. Вот тебе пример. Была такая фирма, "Уэйвкрест Хоумз", которая строила приморский поселок в Уэльсе. Ее владельцем был Дэвид Лундгрен, шведский денежный мешок. "Уэйвкрест" не желала иметь дела с профсоюзами. Местные профсоюзники возмутились. Фирма наняла парней из Ирландии и с Севера, готовых работать за половину платы членов профсоюза, потому что дома у них вообще не было работы. Начались стычки. Лундгрен подвел их действия под законы о профсоюзах. Но у них не было денег, так что подавать на них в суд не имело смысла. И тогда он вызвал "Противовес".

Джером замолчал. Наверное, закуривает "Голуаз".

– А потом?

– Это не просто бандиты, – сказал он. – Они выполняют задания. У главного противника была любовница. Это выяснилось, когда его нашли у нее под окном с переломанными ногами. Он сказал, что какие-то парни сделали это стальными прутьями. Любовница же показала, что он выпал из окна и расшибся, но она была чем-то ужасно напугана. Еще некоторые профсоюзники попали в автокатастрофы, пьяные в доску, что было очень странно, потому что они вели безупречный образ жизни. Кончилось тем, что пятеро профсоюзников оказались в больнице с тяжелыми травмами, а их репутация с треском лопнула. И местный профсоюз как-то потерял к этому интерес.

– Немудрено, – сказал я. – Шантаж и насилие. Очень похоже на правду. – А полиция этим заинтересовалась?

– В таких случаях еще вопрос, на чьей стороне полиция. К тому же они работали чисто. – Он зевнул. – Извини. У меня новая подружка. Я ответил на твой вопрос?

– Спасибо, Джером, – поблагодарил я. – А где обретается этот твой Фицджеральд?

– В Гемпширском телефонном справочнике, – сказал он. – Поищи в разделе "Бейсбольные биты".

Мы распрощались. Я подумал, что он так шутит. Надя смотрела на меняле дальней скамейки.

– Ну что? – спросила она.

– Хочу кое-кого навестить, – сказал я.

– Службу безопасности?

– Вот именно.

– Тебя могут побить.

– Журналистов днем не бьют, – успокоил я.

Я позвонил в справочную и спросил телефон Фицджеральда В.

Номер я записал в свой блокнот.

И замер.

Я нашел страницу, к которой прилепил номер, полученный от Клодии. Телефон, как она сказала, министерства торговли.

Это был телефон Варли Фицджеральда. Фицджеральд или кто-то из его людей нанял Пинсли, чтобы обыскать "Лисицу".

Сначала я подумал, не послать ли им фотографии. Они ничего на них не найдут. И насилие прекратится.

Но если "Противовес" обыскивал "Лисицу", терроризировал Дина, убил Мэри – и все только ради целлулоидного рулончика, это им так не пройдет. Я их выведу на чистую воду.

Я набрал номер.

Голос на другом конце провода звучал по-военному отрывисто.

Я спросил капитана Фицджеральда.

– Кто говорит?

Я постарался, чтобы мой голос звучал тоньше и обходительнее.

– Кристофер Тиррелл, – сказал я. – Член парламента.

– Один момент.

Наступило молчание. Потом новый голос сказал:

– Мистер Тиррелл?

Меня прошиб пот. Если бы он сказал "Кристофер", все было бы кончено.

– Доброе утро, – поздоровался я. – У меня тут один человек, который хочет с вами встретиться. Я сказал, что позвоню вам, чтобы его... э-э... представить.

– Правильно. – Голос звучал мягко, как стук молотка по фетровой шляпе. – А кто этот человек?

– Он занимается бизнесом. У него сложности с безопасностью. Я сказал, что вы могли бы помочь.

– А-а... Да. – Голос военного, несомненно.

– Если можно, он хотел бы прийти к вам сегодня.

– В три. На четверть часа.

– Вы очень добры.

– Вовсе нет, – ответил он. – Я бы хотел, чтобы вы встретились кое с кем из Южной Африки. Шестого числа. Во время ленча. В "Будлз". Приходите.

– Очень рад. В верхних эшелонах за услугу платят услугой.

Я заказал автомобиль в "Херце"[11]11
  «Xерц» – американская компания, сдающая в аренду легковые автомобили.


[Закрыть], достал из шкафа темно-синий полотняный костюм. Он немного помялся – утюга на «Лисице» не было. Я все равно его надел. Повязал галстук Королевского клуба океанских регат, сунул ноги в черные ботинки. Потом гладко зачесал волосы и положил в карман пиджака мой маленький магнитофон «Сони». Когда я вышел в кают-компанию, Надя улыбнулась и провела рукой по лицу.

– Ты бизнесмен? – спросила она.

– Правильно.

– Слишком большой, слишком загорелый.

– Мы бываем всех размеров. До свидания.

Вместо белых шорт на ней была теперь синяя юбка до колен. Она взяла со скамейки жакет.

– Я еду с тобой.

– Не выдумывай.

Ее улыбка не дрогнула.

– Тебе нужна партнерша. У всех бизнесменов есть партнерши.

– Человек, к которому я иду, очень неприятный.

– Я же полицейский, – возразила она.

Был час дня. Она могла спорить до вечера. Я сказал:

– Ну, тогда пошли.

Мы сели в машину и поехали на северо-восток от Саутгемптона. Перекусить мы зашли в паб.

День был солнечный, ватные облака ползли над буковым лесом на круглом холме. В пабе было мало народу, он напоминал прохладную пещеру, обитую черным дубом. Сидя за деревянным столиком снаружи, в маленьком сквере, мы съели бутерброды с копченой семгой, выпили по полпинты данкертонского черного сидра.

Под ивами у подошвы холма вился ручей цвета мела, кто-то ловил в нем рыбу. Надя сказала:

– Какая мягкая страна! Совсем не похожа на Эстонию.

Мы ехали спрашивать об извращении и убийстве. Но сейчас все это куда-то отодвинулось. Сияло солнце, еда была вкусной, а Надя очень красивой.

– У нас камни и деревья, – продолжала Надя. – Очень холодно, летом комары. Только люди такие же.

Мимолетное светлое настроение, казалось, вот-вот исчезнет. Она улыбнулась мне широкой удивленной улыбкой, которую я уже видел, когда она нашла на "Лисице" кофе.

– Но ведь можно забыть, правда? Это похоже на каникулы, а не на работу. – Она накрыла мою руку своей. – Спасибо, что взял меня с собой.

Высоко над холмом пел жаворонок. Настроение вернулось.

– Я рад, что ты со мной поехала, – сказал я.

Где-то внутри нудный голос проскрипел: "Можно ли ей доверять?" Я отмахнулся. Жаворонок летел прямо к солнцу.

Пора было ехать.

К северу от паба пейзаж принимал все более фешенебельный вид. Коттеджи с золотистыми крышами и бросающейся в глаза защитной сигнализацией от воров удобно гнездились среди пологих меловых холмов. Через тридцать пять минут я проехал между двумя тумбами, увенчанными толстыми каменными ананасами. В зарослях жимолости стояла сторожка. Человек, вышедший на крыльцо, не был румяным, как яблочко. У него были волосы, напоминавшие черную замшу, и черные короткие усы. Его ноги опасно пружинили при ходьбе.

– Доброе утро, сэр, – сказал он. – Прошу вас, проезжайте.

– Военный, – заметила Надя, когда мы ехали по красивой подъездной дорожке, бегущей через зеленый, как бильярдное сукно, парк, усаженный развесистыми дубами. Идеально ухоженное место, но от него веяло опасностью. Красиво, если смотреть объективно, но страшно, если подумать, что все это ополчилось против одного человека и его судна.

Теперь дорожка шла через залитую солнцем буковую рощу. Я увидел дом. Он стоял на небольшом возвышении – замок в стиле готики Строберри-Хилл, причуда богача эпохи дуэлей. Еще один пружинистый служитель открыл нам дверь. Мы вошли в зал высотой в два этажа, со стенами, увешанными картинами.

На картинах были сплошные пушечные залпы, кровь и убитые лошади. У меня не было времени их рассматривать, потому что дверь открылась и вошел Фицджеральд.

У него было маленькое загорелое лицо, нос и подбородок загнуты навстречу друг другу, как у щелкунчика. Несмотря на теплую погоду, он был одет в костюм-тройку из пестрой шерстяной ткани, облегающий, но не тесный, придающий ему сходство с наездником.

– Добрый день, – сказал он. Его глаза меня удивили: жесткие и яркие, глубоко посаженные. Такие глаза замечают все. Я нажал кнопку "Запись" на магнитофоне, назвал себя Гарри Уоллесом, а Надю – Надей Орловой, совладелицей.

– Русская? – спросил он.

Она жеманно улыбнулась – в жизни бы не подумал, что она на это способна.

– Дед и бабка из России, – сказала она.

Он потерял к ней интерес, взглянул на часы и встал у камина, под собственным портретом в десантной форме.

– Я слышал, у вас сложности.

– Да, – ответил я. – Расскажите мне о вашей организации.

Его глаза, остановившиеся на мне, были похожи на две яркие льдинки.

– Мы специализируемся на охране и разведке.

Магнитофон у меня в кармане работал.

– Не могли бы вы дать мне представление о вашей прошлой деятельности?

– Я думал, Кристофер Тиррелл вам рассказал об этом.

– Он был очень... осторожен.

Мой собеседник любовно погладил челюсть.

– Можете мне поверить, что наши методы очень эффективны. Мы действуем по принципу "не вылечим – не заплатят". Я не могу говорить об отдельных случаях.

Портрет справа от него изображал фашистского лидера Освальда Мосли. Я ничего не добился. Пришлось сказать:

– Ну ладно. У меня фабрика в Суиндоне. Один из моих директоров докладывает конкурирующей фирме то, чего не должен. И боюсь, что кто-то из цеховых мастеров куплен той же фирмой. Я хочу, чтобы вы узнали, что происходит на самом деле. Отчет и акт.

– Почему вы не уволите обоих?

– Они мне вредят, – сказал я. – А я хочу навредить им.

– Навредить?

– Бывают несчастные случаи, – пояснил свою мысль я, не сводя с него глаз.

Его лицо не дрогнуло.

– Да, – согласился он.

– Хорошо, – сказал я. – Я хочу спросить о двух вещах. Во-первых, меня интересуют отзывы. На кого вы работали прежде?

– Мартин Уильямс, адвокатская контора. Бристоль. "Глоуб индастриал". Они вам расскажут.

Во внезапно наступившей тишине я слышал где-то визг циркулярной пилы, слышал, как кто-то звенит тарелками в другом конце дома. Фирма "Глоуб индастриал" посещала "Школу лидеров" Отто Кэмпбелла, училась там падать с гор. Если это и было совпадение, то впечатляющее.

Я не верил в такие впечатляющие совпадения.

– Спасибо, – сказал я. – Ну a... modus operandi?[12]12
  Образ действий (лат.).


[Закрыть]

– То есть? – Он не сводил глаз с лепнины в углу комнаты.

– Я хочу, чтобы этого типа можно было уволить, – сказал я. – Но чтобы до следующего места работы он не был в состоянии дойти. Вы понимаете, к чему я клоню?

– Да. – Он перевел глаза с лепнины на меня. Его лицо казалось вырезанным из коричневого дерева. Он спросил: – Мы с вами не встречались?

– Вряд ли, – ответил я. – Так что же вы сделаете?

– Извините, одну секунду.

Он быстрыми шагами вышел из комнаты. Дверь хлопнула.

Надя спросила:

– Что он затеял?

Я пожал плечами. Внутри у меня похолодело.

– Боюсь, сейчас начнутся неприятности, – сказал я.

Фицджеральд вернулся в комнату. В руках у него был альбом ин-кварто, переплетенный в кожу и раскрытый. Это был альбом вырезок.

Неприятности начались.

Фицджеральд улыбнулся нам, но глаза были холодны как лед. Он вернулся к мраморному камину, положил локоть рядом с элегантным черным телефонным аппаратом, стоявшим подле бронзовой фигурки – волка на задних лапах.

Внезапно он спросил:

– Вы знаете Дикки Уилсона?

Я увидел страницу, на которой был раскрыт альбом. Газетная фотография: я и Дикки на набережной в Чатеме, у обоих рассерженный вид, лица обращены к камере. Меня затошнило. Я понял по лицу Фицджеральда, что он меня узнал.

– Мы встречались, – сознался я.

– Знаете, – сказал он, – по-моему, вы отнимаете у меня время.

Он вытащил руки из карманов и отошел от камина. Я встал. Он выглядел маленьким, жестким и опасным. В воздухе появилось нечто, отчего колотилось сердце и пересохло во рту. Это нечто имело оттенок насилия.

– О чем вы говорите? – спросил я.

– Вы обманули меня, мистер Тиррелл, – сказал он. – Мне это не нравится.

Итак, нас раскусили.

– Уходите, пожалуйста.

Я сказал:

– Мне хотелось бы знать имя клиента, который просил вас уполномочить мистера Пинсли обыскать мое судно.

– Мне абсолютно не о чем с вами говорить, – отрезал он. – Вы вторглись ко мне. Убирайтесь из моего дома. – Он взялся за переносной телефон. – Я позвоню в полицию.

– Благодарю вас за то, что уделили нам время, – произнес я вежливо.

– Вы об этом пожалеете, – сказал он спокойным, обыденным тоном.

– Фамилия клиента, – не унимался я.

– Убирайтесь, – ответил он.

Мы вышли.

Проезжая через парк, мы почувствовали запах свежеподстриженной травы. Надя сказала:

– Вот это громила.

Я улыбнулся ей:

– Не волнуйся. Он побоится газетного шума. Он нас не тронет.

Мы выехали из ворот под взглядом жестких черных глаз сторожа с короткими усами. Я повернул на главное шоссе; у меня вовсе не было уверенности, что я прав.