Текст книги "Избранный (в сокращении)"

Автор книги: Сэм Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– «Одеяло», сэр.

– Именно. «Одеяло». Кажется, я знаю, как тебя немного успокоить.

– Как?

– Будучи президентом, я имею доступ к базе данных Национального агентства безопасности. После одиннадцатого сентября все наши аэропорты находятся под постоянным спутниковым наблюдением в режиме реального времени. Эти спутники называют «небесный глаз». Они ведут запись.

– Не понимаю, как…

– Мэгги, это значит, что у нас есть запись съемки аэропорта Тетерборо, на которой на тебя нападают и тащат в самолет, закрепленный за «Эйткин-Брюс», чьим единственным пассажиром числится Роджер Во. Эту запись передадут Секретной службе. И если с тобой что-то случится, Во будет главным подозреваемым.

– Спасибо, господин президент. – Она не сочла себя вправе озвучить свои сомнения. Записи, это хорошо, хотя этого явно было недостаточно: если уберут Во, то за ней придут другие. И за Ури. И за Лиз с Кэламом.

– Это мне нужно тебя благодарить, Мэгги. Я понимаю, что ради меня ты рисковала жизнью. Я никогда этого не забуду. Так же как, Мэгги, я никогда не забуду твой энтузиазм и преданность тем, чьи интересы ты защищала. Надеюсь, когда-нибудь я найду способ отплатить тебе тем же.

– Не знаю что и сказать, господин президент.

– Еще я должен поблагодарить тебя за документ, который ты прислала сегодня утром. О вице-президенте Уильямсе. Теперь я абсолютно уверен, что дела следует передавать ему.

– А что вы подозревали, господин президент?

– Ну, ты видишь, Мэгги, какая у него была карьера. Он три раза баллотировался в конгресс – и не проходил. В первый раз был избран только в сорок четыре года. Брэдфорду Уильямсу никто не расчищал дорогу. Он всего достиг сам. А значит, он ни от кого не будет зависеть. Ну, кроме избирателей, конечно.

Мэгги улыбнулась:

– Я думаю, вы правы, сэр.

– А знаешь почему, Мэгги? Есть у меня одна идея. Наши друзья банкиры не отметили таланта Брэдфорда Уильямса. Подозреваю, по одной простой причине: им не приходило в голову, что чернокожий может стать президентом.

Ассошиэйтед Пресс, онлайн, 28 марта, 11 ч. 45 мин.

Полиция в четырех городах мира устроила рейды в штаб-квартиры нескольких крупнейших банков. Эта скоординированная акция силовых структур сразу нескольких государств вызвана заявлением президента Стивена Бейкера об отставке. Основная мишень арестов – банк «Эйткин-Брюс». В его отделения в Лондоне, Нью-Йорке, Франкфурте и Дубае практически одновременно вошли служащие сил правопорядка, чтобы изъять архивные компьютерные записи.

Агенты ФБР арестовали Роджера Во, председателя совета директоров и генерального директора банка «Эйткин-Брюс», в его лонг-айлендском доме. Мистера Во провели перед строем ожидавших фотографов в наручниках и ножных кандалах – косвенное указание на то, что обвинители готовят для банка-гиганта и его руководителя высшую меру…

Неделю спустя

– Леди и джентльмены, президент Соединенных Штатов Америки!

Сенаторы и конгрессмены по обеим сторонам прохода бешено аплодировали, а Брэдфорд Уильямс пробирался сквозь густую толпу у входа в зал.

Четыре минуты понадобилось четыремстам тридцати пяти представителям, ста сенаторам, девяти судьям Верховного суда и всему Объединенному комитету начальников штабов, чтобы аплодисменты стихли. И Уильямс заговорил.

– Мои соотечественники! Я бы охотно отдал все, что имею, чтобы не стоять сегодня здесь. Уход Стивена Бейкера – это удар для нашего государства, потрясший самые основы нашей системы. Это потрясение не только потому, что всего несколько месяцев назад народ выдал ему мандат доверия. Это потрясение еще и оттого, что мы узнали о существовании заговора, призванного лишить американский народ права на свободу и независимость, заговора с целью манипулирования человеком, которого народ избрал своим президентом. И я хочу сказать вам и тем, кто стоит за этим заговором, где бы они сейчас ни находились: не пройдет!

Бурные аплодисменты. Мэгги выпрямилась.

– Завтра я представлю на ваше рассмотрение билль, регулирующий деятельность банков. Я намерен обуздать безответственное вложение наших денег в сомнительные предприятия и взимание с нас чудовищных процентов. Наша государственная экономика перестанет походить на казино.

Его слова были встречены шквалом аплодисментов, но он жестом руки восстановил тишину.

– Я намерен ограничить их выплаты, чтобы они соотносились с реальным миром, с миром, в котором живем мы все, – чтобы те, кто много работает, много получали, а усилия тех, кто лжет, ворует и мошенничает, не вознаграждались.

Все, кроме горстки самых твердолобых консерваторов, зааплодировали. Политики знают, что делают с избирателями на местах такие вот популистские заявления: они готовы изжарить живьем всех, кто не согласен с тем, что сказал сейчас Уильямс.

Далее он затронул вопросы образования и охраны окружающей среды и перешел к международной политике.

– Не могу обещать, что буду таким же, как мой предшественник. Мы разные люди. Но у Стивена Бейкера были грандиозные планы, и воплощение их ложится на меня. Об одном из них мне хотелось бы сейчас рассказать.

Уже давно тянется кровопролитная война в Судане, ужасная война против людей, которые хотят только одного – жить мирно. Сегодня я прикажу Министерству обороны послать триста наших вертолетов, оснащенных по последнему слову техники, в распоряжение Африканского союза. Они будут наблюдать сверху, кто провоцирует стычки. И если резня будет продолжаться, мы будем точно знать ее разжигателей.

Мэгги покачала головой – приятный сюрприз, не ожидала. Она думала, что дарфурский план, который она обсуждала со Стивеном Бейкером, с его уходом в отставку будет похоронен. А он, оказывается, передал этот план своему продолжателю. Ей вспомнились прощальные слова Бейкера: «Надеюсь, когда-нибудь я найду способ отплатить тебе».

Вашингтон, округ Колумбия, три месяца спустя

Мэгги покрутила в руке бокал с виски, слушая, как звенят кубики льда, и оглядела посетителей бара «Дублинец». Ури написал, что опаздывает, так что смотреть на дверь нет смысла. Но она продолжала смотреть, надеясь, что вот-вот он войдет и шагнет к стойке. Настроение у него должно быть хорошее: его документальный фильм «Жизнь, время и странно короткое правление президента Стивена Бейкера» был отобран для показа на кинофестивале в Торонто.

Но все же ей было немного не по себе. Почему Ури предложил встретиться здесь, а не дома?

Если переговоры обещают быть сложными и напряженными, их следует проводить на нейтральной территории – это она усвоила давно. Так что за переговоры хочет провести Ури?

Откровенно говоря, в последнее время что-то у них не заладилось. После безумных мартовских дней они решили вместе уехать отдохнуть и отправились на остров Санторини, что в Эгейском море.

По настоянию Зои Гальфано, агента секретной службы, американский консул выделил охранников для незаметного сопровождения. Когда Мэгги стала протестовать, говоря, что Роджер Во и его сообщники уже за решеткой, Зои честно сказала, что бывший президент Бейкер был тверд: Мэгги Костелло заслужила, чтобы ее защищало правительство Соединенных Штатов.

Хотела бы она обвинить своих стражей в том, что там происходило, но в этом не было их вины. Они действительно были незаметны, хотя и находились достаточно близко, чтобы успеть обезвредить любого злоумышленника.

Все начиналось хорошо: Мэгги наслаждалась возможностью выспаться, вкусной едой, близостью Ури… Однако после нескольких дней мира и покоя она почувствовала неодолимое желание включить свой «блэкберри». Сначала глаза у Ури просто округлились:

– Что ты делаешь?

– Ничего.

– Специальное такое «ничего», которое требует наладонника?

– «Нью-Йорк таймс» публикует серию статей о первых ста днях правления Уильямса.

– И ты хочешь их прочитать. Хотя ты и в отпуске. Не понимаю, почему тебе не лежится спокойно на солнышке, как всем нормальным людям.

– Я не могу лежать на солнце, вот почему. Я обгораю.

– Но ты же сейчас в тени.

– Вот и не обгорю.

Такие облачка быстро рассеивались, но через неделю стали наплывать все чаще.

– Давай поплаваем? – предлагал Ури.

– Я не хочу плавать. Я не хочу бегать. И загорать тоже не хочу. Я хочу что-нибудь делать.

Сейчас она улыбнулась и вспомнила слова Лиз: «Что такое ад? Это двухнедельные каникулы с тобой». Без сомнения, она невыносима: раздражительна, груба и скучна.

По возвращении Ури заканчивал фильм. Она некоторое время провела с ним в Нью-Йорке, а потом он приехал в Вашингтон снять несколько последних интервью. Теперь фильм закончен, и он опять приехал, чтобы на обеде с начальством обсудить даты выхода фильма на экран. И предложил после этого встретиться и выпить.

Она уже хотела пойти причесаться, когда увидела в дверях его. Ах, эти глаза, этот взгляд – взгляд сильного мужчины и в то же время робкого мальчишки! Она просто таяла от его взгляда. Он сел к ней за столик в углу. Но, когда она хотела поцеловать его в губы, подставил щеку. Одно это заставило ее насторожиться.

– Ну что ж, успеха тебе в Торонто!

– Спасибо.

– Кто знает, может быть, этот фильм войдет в историю как единственное достижение периода правления Бейкера.

– Еще «Помощь Судану», Мэгги, ты забыла? Вертолеты.

– Да, правда. – Она почувствовала легкий укол вины, потому что не рассказала ему об этом, и заказала напитки: себе – еще виски, ему – пиво.

Он глотнул прямо из бутылки и сказал:

– Мэгги, нам нужно поговорить.

– Звучит угрожающе.

– Послушай меня. Помнишь ту ночь на пляже на Санторини, когда мы только устроились и пошли к морю? Ярко светила луна…

– Конечно, помню. – У нее пересохло в горле.

– В ту ночь я приготовил целую речь. Что я не могу больше жить в разлуке, что мы созданы друг для друга. Что жизнь так коротка и драгоценна и в какой-то момент нужно выбирать. И я выбрал. Я хотел сказать: «Мэгги, я хочу тебя. Ты – та, кого я выбрал».

– И что случилось? – Она уже поняла, что будет дальше.

– Ты знаешь, что случилось. Ты с первого же дня места себе не находила, стремилась удрать.

– Это не совсем так.

– Мэгги, ты слишком неугомонная. То начинаешь работать в Белом доме, то, не успев этого осознать, летишь через всю страну, уворачиваясь от киллеров…

– Ури, это была безумная, совершенно сумасшедшая неделя.

– С тобой, Мэгги, вечно безумие и сумасшествие. Вечно что-то случается. Когда мы познакомились в Иерусалиме, тебя преследовали, ты спасалась бегством. И здесь, похоже, ты занята тем же самым.

– Ну ладно, это просто совпадение. Когда…

– В самом деле, Мэгги? Я больше не верю в совпадения. Кажется, на глубинном уровне ты в этом нуждаешься.

– О, ради бога…

– Все время одно и то же. Ты пытаешься вернуться к нормальной жизни, находишь работу, на которой нужно определенное время отсиживать за столом, и неизменно все идет наперекосяк.

– Ури, меня же уволили.

– За то, что назвала министра обороны ослом! Никто не станет писать такое и посылать электронной почтой, если не хочет разрушить карьеру. И как только ты вышла на оперативный простор, тебя чуть не убили.

– Но ведь хотели уничтожить президента!

– Я бы не сказал, что причина в этом. И возникает вопрос, почему с тобой всегда такое происходит. Однажды ты сказала, что ты нигде не была так счастлива, как в Африке, несмотря на то что вокруг умирали люди и ты спала под свист снайперских пуль.

– Это было сто лет назад. Я была юная и беспечная.

– Я сам это понял в Иерусалиме. Смерть ходила за тобой по пятам, и, знаешь, тебе это нравилось. Ты даже сказала: «Я никогда так не ощущала полноту жизни».

Что ж, это правда.

– Так что ты хочешь сказать? – спросила она.

– Что я хочу тебя, но также я хочу нормальной жизни. Жить на одном месте, растить детей.

– Но я тоже этого хочу!

– Ты всегда хочешь чего-то большего. Спасти мир. Или по крайней мере не оставаться долго на одном месте, чтобы не заскучать.

Она даже не пыталась его переубедить. Потому что частичка правды в этом была. Даже в худшие моменты, сворачивая с шоссе в Абердине или глядя в лицо Роджеру Во, она чувствовала, как бежит по жилам адреналин. Ури прав: она ощущает полноту жизни.

Его лицо было неподвижно, глаза темны и глубоки. Он очень хотел быть с ней; она тоже очень хотела быть с ним, но каждый раз им мешало одно и то же. Она вспомнила о телефонном звонке – Ури она о нем не рассказала – главы администрации президента Уильямса, который предложил ей работу координатора проекта «Помощь Судану». С условием, что она будет находиться на месте событий, в Африке. Она гнала от себя мысль об этом предложении как о каком-то запретном удовольствии, которое не для нее. Теперь она его примет.

Сдерживая слезы, она повернулась к нему:

– Знаешь, Ури, мне нужно сознание того, что я делаю дело. Пусть ты прав: пусть я все время мечусь по планете в поисках опасности. Это что, преступление? Да? Если я видела такие жуткие вещи, что каждую каплю энергии хочу употребить для того, чтобы в этом мире стало хоть немного лучше, – это что, преступление? – Она посмотрела ему в глаза: – Ты знаешь, я очень хотела быть с тобой, Ури. Но я – такая, какая есть, и я не могу стать другой. Мне очень жаль.

Она через стол поцеловала его в губы долгим и крепким поцелуем, потом схватила сумочку и шагнула к дверям, пока не хлынули слезы.

Эпилог

В тот же вечер…

Сенатор Рик Франклин отложил только что полученный меморандум с результатами опроса потенциальных избирателей, которым предложили расположить в порядке желательности лидеров Республиканской партии. К восторгу его команды, он вышел на второе место после партийной рок-звезды, бывшего кандидата в вице-президенты, который всегда возглавлял такие опросы.

Он понимал, как это случилось. Даже если большая часть страны горевала после отставки Стивена Бейкера, для закоренелых консерваторов этот день стал праздником, а Рик Франклин – героем этого праздника, человеком, чья настойчивость заставила Бейкера освободить президентское кресло. Аналитики все как один прочили сенатора Франклина в главные кандидаты от Республиканской партии, который сменит у власти неизбранного президента Брэдфорда Уильямса после выборов, до которых остается лишь чуть больше трех лет.

Те, кто его поддерживали, были в экстазе; его жена тоже. И только сам он несколько нервничал от этих пропрезидентских разговоров. Он видел, как Бейкеру пришлось признаться во всех своих прошлых грехах. Это его и сломало. А разве он, Рик Франклин, отменный семьянин, плакатное воплощение христианских добродетелей, менее уязвим? Его роман с Синди длится уже почти два года; они перепробовали все, в том числе и некоторые вещи, в нескольких штатах считающиеся незаконными. Его очень легко прищучить.

Хорошо, что сейчас она на неделю уехала на конференцию в Колорадо. Там она отдохнет, а когда вернется, он скажет, что им надо расстаться. Такое он принял решение.

Через двадцать минут раздался звонок.

– Сенатор, это Брайан. – Это был один из его помощников, и говорил он очень нервно.

– Что такое, Брайан?

– Синди, сэр. Она погибла, сэр. Несчастный случай на горнолыжном спуске.

Сердце Франклина заколотилось так, словно приближался сердечный приступ. Он положил трубку и сделал несколько глубоких вздохов. И сказал себе, что эта боль в груди – не что иное, как горе. В какой-то мере так оно и было. Он ведь очень любил Синди.

Но не только горе, не только. Напрашивалась мысль: не само ли Провидение вмешалось, чтобы убрать последнее серьезное препятствие между ним и Белым домом? Не рука ли это всемилостивого Господа, что всегда выручала его в скользкие моменты его карьеры?

Вечером Рик Франклин делал необходимые звонки: родителям Синди, своим сотрудникам. Но в промежутках украдкой бросал взгляд на меморандум с количеством голосов, которое набрал.

С весьма вдохновляющим количеством.

Среди множества звонков был один неожиданный. От вашингтонского ветерана Магнуса Лонгли, который при Бейкере служил главой администрации и был старше мемориала Линкольна.

– Чему обязан, мистер Лонгли?

– Сенатор, я слышал, вы потеряли свою талантливую руководительницу юридической службы.

– Вы прекрасно информированы, мистер Лонгли. Официального объявления еще не было, сообщили только родным и близким.

– Думаю, я узнал об этом одним из первых. – Долгая пауза. – Так или иначе, примите мои соболезнования. Мне бы хотелось с вами поговорить.

– Да, конечно. Я…

– Позвольте начать с того – и это может удивить вас, – что я и мои коллеги наблюдаем за вами с самым пристальным вниманием и одобрением, сенатор Франклин.

Сэм Борн

Ридерз Дайджест: Как появился замысел романа «Избранный»? С чего все началось?

Сэм Борн: Исходная точка – американские выборы 2008 года, тот момент, когда избирательная кампания Барака Обамы едва не полетела под откос из-за откровений его бывшего духовника преподобного Иеремии Райта. Каждый день Райт делал новое заявление, которое наносило громадный ущерб Обаме.

Я попытался представить себе, какие чувства испытывает команда Обамы. Что надо сделать, чтобы этот человек замолчал? Вот это и стало для меня отправным моментом: что, если кто-то угрожает кандидату в президенты или президенту, а потом загадочным образом умирает? Разве все, включая ближайшее окружение политика, не заподозрят, что это босс «устранил помеху»?

Р.Д.: Стивен Бейкер в романе очень похож на Барака Обаму. Когда вы были журналистом «Вашингтон пост», бывали ли вы в Белом доме и встречались ли с Обамой?

С.Б.: В «Вашингтон пост» я работал всего несколько месяцев, стажировался, когда мне было двадцать пять лет. Но потом почти четыре года я был корреспондентом «Гардиан» в Вашингтоне и вот тогда по работе часто бывал в Белом доме, хотя и не стану делать вид, что знаю все его укромные уголки.

Р.Д.: Роль банковского сообщества в «Избранном» напоминает читателю о глобальном финансовом кризисе. Вы считаете, что банки нужно контролировать строже?

С.Б.: Мне кажется, многие забыли, что причиной теперешних экономических трудностей в мире послужил банковский коллапс, причиной которого в свою очередь явилась исключительно жадность, а не расточительность правительства.

Р.Д.: Какие журналистские качества помогают при написании бестселлеров?

С.Б.: Эти два занятия очень похожи. Во-первых, зачастую в основе бестселлера лежит реальная жизнь, надо только расследовать это дело, – чем и занимаются журналисты. Во-вторых, хороший журналист любопытен, ему интересны люди. И точно так же у романиста люди вызывают острый и глубокий интерес: почему они поступают так, а не иначе.

Р.Д.: Есть в мире такие города или места, где вам хотелось бы жить?

С.Б.: Очень хотел бы пожить в Нью-Йорке. В возрасте восемнадцати лет я прожил год в Израиле: хочу повторить, теперь уже вместе с женой и детьми.

Р.Д.: А как вы отдыхаете?

С.Б.: Люблю играть в крикет с двумя моими мальчиками, девяти и шести лет, и вообще проводить время с семьей, особенно на свежем воздухе.