Текст книги "Фидель Кастро"

Автор книги: Себастьян Бэлфор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

После ряда страстных и тщательно аргументированных речей и интервью Кастро стал самым искусным адвокатом аннулирования долга стран «третьего мира». Он защищал свое дело и на моральной, и на практической основе. Он доказывал, что выживание Латинской Америки зависело от нахождения решения долгового кризиса, который был «ключевой проблемой нашего времени». Он утверждал, что долг был настолько высоким, что уже не подлежал оплате [183]183
  Betto 1987 pp. 301 and 297


[Закрыть]. Любая попытка навязать большие жертвоприношения странам «третьего мира» для продолжения выплат была также политически небезопасной, с последующим за ней широко распространенным мятежом. Он доказывал, что, в любом случае, морально неприемлемым было финансирование индустриально развитыми экономиками слаборазвитых стран. Он подсчитал, что в 1984 году Латинская Америка, в большей степени из-за выплаты долгов, осуществила перевод чистых 26,700 миллионов долларов на развитой Запад.

Предлагаемое им решение пыталось соединить две главные проблемы, которые стояли перед миром: бедность и гонка вооружений. Если бы страны-кредиторы уменьшили свои военные расходы хотя бы на 12 %, долг стран «третьего мира» был бы погашен простым способом, например, используя сбережения для выпуска долгосрочных правительственных облигаций, чтобы поручиться за банки, ответственные за займы. Более решительное урезание расходов на оружие, с другой стороны, не только устранит проблему долга, но и оплатит также новый международный экономический порядок, который будет выгоден всем. Кастро неоднократно подчеркивал растущее неравенство торговых отношений между развитыми и менее развитыми странами. Он доказывал, что страны «третьего мира» были доведены до нищеты расширяющимся разрывом между ценой на готовые товары, которые необходимо было импортировать из стран с развитой экономикой, и ценой их собственного экспорта в те экономики. Он подсчитал, что только между 1980 и 1984 годами покупательная способность стран «третьего мира» снизилась почти на 22 %.Если к этому добавить высокую норму выгоды США, последующий вывоз капитала из стран «третьего мира», переоценку доллара, демпинговую политику и усиление протекционистской политики на Западе, тогда можно сказать, что Латинскую Америку грабили на тысячи миллионов долларов год за годом. Аннулирование долга и установление справедливых торговых связей, довольно неискренне добавил Кастро, также будет полезным для развитых стран, обеспечивая им огромный новый рынок в странах «третьего мира» [184]184
  Castro F 1985 La Cancelación de la deuda externa y el nuevo orden económica internacional como única alternativa verdadera. Otros asuntos de interés político e histórico. Editora Política, Havana, pp.101, 122-5, 156-7; Betto 1987 pp. 299-300


[Закрыть].

Стратегия Кастро относительно долга стран «третьего мира», таким образом, представляла собой образование картеля нескольких стран-должниц, которые будут использовать угрозу невыплат или моратории на выплату долгов как инструмент торгов о снижении расходов на оружие и договоре о новых условиях торговли между Севером и Югом. Это был отголосок стратегии 60-х гг. о распространении кубинской революционной модели на континент. Действительно, казалось, Кастро показал некоторую разочарованность идеей о возможности революции или социализма в одной стране. Напряжение двадцати пяти лет на попытки развития кубинской экономики в фактической изоляции и безнадежные условия, навязанные правительству сандинистов, возможно, имелись в виду, когда он заявил Латиноамериканской федерации журналистов в 1985 году: «Я убежден, что аннулирование долга и установление нового международного экономического порядка гораздо важнее, чем две, три или четыре изолированные революции. Революция в нищете лучше, чем система эксплуатации, но существуют огромные потребности, накопившиеся во всех наших странах… с одними социальными переменами» [185]185
  Speech to Fourth Congress of FELAP, 6 July 1985, quoted in O’Brien P ‘The Debt Cannot be Paid: Castro and the Latin American Debt’, Bulletin of Latin American Research, 5(1) 1986, p. 56


[Закрыть].

Красноречие Кастро на тему мирового долга имело некоторое отношение к его способности влиять на события. В первой половине 80-х гг. Кубе требовалось добыть несколько займов у Запада и она могла оплатить их. По иронии, кубинские авторитеты прославились серьезностью, с которой они обращаются со своими контрактными обязательствами. Более того, кубинскую экономику смягчили худшие результаты на западном рынке, так как она имела особые отношения с СЭВ, хотя это создавало различные проблемы. И Кастро не имел большого влияния среди правительств крупных латиноамериканских стран, которые продолжали попытки пересмотра их долгов независимо друг от друга, поддержанные или полагающиеся на Соединенные Штаты. В 1985 году только Перу при правительстве Алана Гарсия заняло позицию, направленную против условий выплат долгов, отказываясь платить более 10 % от своего ежегодного экспорта. Вслед за «черным понедельником» 19 октября 1987 года, когда с треском обанкротились мировые фондовые биржи, притягательная сила сопротивления против бремени долгов среди главных латиноамериканских стран поднялась на несколько децибел, но их правительства еще раз потерпели неудачу в соглашении по картелю дебиторов.

Однако было бы неправильно недооценивать влияние Кастро на Латинскую Америку. Его предложения по решению долговой проблемы, возможно, имели только силу нравственного призыва, но трудно было избежать вывода о том, что с углублением долгового кризиса некоторые формы объединенного действия стран Латинской Америки были неизбежны. Кастро также имел широкую аудиторию среди многих слоев латиноамериканского населения. Он обладал престижем не только как самый решительный противник американской гегемонии на континенте, но он также приобрел популярность в быстрорастущем движении за социальную справедливость в латиноамериканской церкви. Во время его визита в Чили в 1971 году, а позже на Ямайку и в Никарагуа, Кастро поддержал призыв к стратегическому союзу между христианами и марксистами.

Кубинская церковь не имела каких-либо корней среди широких слоев населения. Кастро объявил, что в сельской местности, где проживает 70 % кубинцев, нет ни одной церкви [186]186
  Betto 1987 p. 181


[Закрыть]. Его собственный опыт, полученный от христианских братьев и иезуитского образования, не расположил его к христианству, и как самоназначенный марксист-ленинист он, конечно, был атеистом. Тем не менее отношения между революционным режимом и церковью значительно улучшились со времен столкновения в 1960–1961 годах. Низшая точка отношений государства и церкви имела место после вторжения в заливе Свиней в 1961 году, когда режим запретил религиозное образование в общественных школах, закрылись религиозные школы и десятки священников были изгнаны из страны в от ест на скрытую поддержку, оказанную представителями духовенства попытке вторжения. Второй Совет Ватикана в 1962–1965 гг., подчеркивая социальные реформы, проложил дорогу для нового диалога, и кубинская церковь все больше примирялась с Революцией, несмотря на почти полную потерю власти и привилегий.

Однако в Латинской Америке церковь являлась самой влиятельной организацией среди простых людей, и с середины 60-х гг. многие слои населения стали поддерживать требования политической реформы и справедливости для бедных и угнетенных. Следовательно, никакое революционное движение не могло отвергнуть или проигнорировать это. Например, революция сандинистов в Никарагуа основывалась на тесном союзе между социализмом и христианством. Кастро теперь требовал находить между двумя движениями не только тождественный дух аскетизма и самопожертвования, но и общую политическую цель. «Со строго политической точки зрения… – сказал он в интервью с бразильским священником Фреем Бетто в 1985 году, – я верю, что можно христианину быть марксистом, и наоборот, и работать вместе с марксистскими коммунистами по преобразованию мира. В обоих случаях важно то, что они честные революционеры, стремящиеся покончить с эксплуатацией человека человеком и бороться за справедливое распределение социальных благ, равенство, богатство и достоинство всего человечества» [187]187
  Op. cit., p. 276


[Закрыть].

Многозначительно то, что интервью Фрея Бетто стало бестселлером в Латинской Америке. Действительно, призыв Кастро к союзу между христианами и коммунистами и его кампания по долгу стран «третьего мира» имели широкий нравственный резонанс в Латинской Америке. Его широко опубликованные слова о нищете, эксплуатации, подавлении и национализме нашли отклик у многих далеко за пределами небольшого круга «левых». В отличие от большинства других латиноамериканских государственных деятелей, Кастро свободно выражал общераспространенное отвращение к США. В самом деле, он сознательно выражал антиколониальное мышление Латинской Америки и стран «третьего мира». Обязательство Кубы по отношению к делам стран «третьего мира» было очевидным по ее довольно большой помощи народам во многих частях света. Популярностью Кастро был обязан не только тому, что он сказал, по и тому, как он сказал это. Его сила красноречия и высокопарный стиль покорили воображение мировых средств массовой информации и обеспечили получение Кубой внимания, несоизмеримого с ее международной значимостью.

Однако влияние Кастро за рубежом сильно сокращалось из-за восприятия Кубы как советского заменителя. Хотя на самом деле кубинские лидеры не могли независимо от Москвы действовать во внешней политике. К тому же собственные внутренние проблемы Кубы показали, что она не является образцом, которому надо подражать в каком-либо другом месте. Действительно, в середине 80-х гг. Кастро почувствовал необходимость обратить свое внимание на внутреннюю политику и повернуть свои усилия на разрешение растущих внутренних противоречий Революции.

Глава 8
ВЫПРЯМЛЕНИЕ КУРСА

В феврале 1986 года Кастро предстал перед делегатами третьего съезда Кубинской Коммунистической партии, чтобы начать новое наступление на внутреннем фронте, тяжеловесно озаглавленное «Исправление ошибок и отрицательных отклонений». Это ознаменовало его возвращение в центр политической арены на Кубе после десятилетия или около этого, когда его присутствие на внутренней сцене было не так явно. В своей речи он затронул вопросы либерализации экономики, нападал на коррупцию, корпоративизм, материализм и эгоистичность в кубинском обществе, понуждал к большей производительности и уменьшению расходов для возвращения к уравнительным нравственным ценностям. Короче говоря, Кастро призывал к большим жертвам со стороны кубинского народа.

Прямой подоплекой новой кампании стало ухудшение экономической ситуации на Кубе в середине 80-х гг. После разочаровывающего роста ставок в 60-е гг. экономика в следующем десятилетии выздоровела. В первой половине 70-х гг. ВВП в среднем вырос на 14,8 %, упав до ежегодных 4,6 % между 1976 и 1979 годами. Однако с середины 80-х гг. очевидным стал резкий спад, обостренный неблагоприятными погодными условиями, низкой производительностью, недостаточным планированием, экономической блокадой со стороны администрации Рейгана. К 1986 году Куба имела рекордный дефицит в 199 миллионов долларов и внешний долг в 3,87 миллиарда долларов, что на 6,9 % выше, чем в 1985 году, тогда как ВВП вырос всего на 1,4 % по сравнению с предыдущим годом. К тому же уменьшился кредит с Запада из-за неспособности оплатить около 6 миллиардов долларов накопившегося долга [188]188
  Azicri М 1988 Cuba: Politics, Economics and Society. Printer, London, pp. 140—1 and 144 – 9


[Закрыть].

Взлеты и падения кубинской экономики не затронули значительные государственные вложения в социальную реформу, иностранную помощь и военное участие за рубежом. На самом деле, подкрепленные долгосрочным кредитом и торговыми соглашениями с Советским Союзом, кубинцы достигли норм здоровья и грамотности, которые ничем не отличались от норм развитых стран. Уровень младенческой смертности, обычный критерий развития, упал с 60 смертей на тысячу живых рожденных в 1958 году до 13,3 в середине 80-х гг. Если накануне Революции на 5 000 кубинцев приходился только один доктор, то тридцать лет спустя пропорция снизилась до одного на 400. Средняя продолжительность жизни увеличилась с 57 до 74 лет, и неграмотным оставалось только 2 % населения по сравнению с 24 % в 1958 году. Теперь все дети в положенном возрасте посещали начальную школу, тогда как до Революции туда ходило только 56 % детей [189]189
  Stubbs, J 1989 p.v


[Закрыть]. Голые цифры не охватывают размера социальных и экономических перемен на Кубе. Сельская местность обладала наибольшими выгодами от огромных вложений государственного капитала. Не только традиционный образец классовых отношений был отклонен в сторону экспроприацией и национализацией, но и застарелое губительное влияние безработицы и занятости не по специальности было фактически устранено. Маленькие сельские городки с населением от 500 до 2 000 жителей были обеспечены водопроводом, электричеством, больницами и школами, усеявшими теперь сельскую местность, где когда-то большинство крестьянского населения вразброс поселилось в сколоченных на скорую руку хижинах, окруженных крошечными наделами земли. Латифундии открыли путь государственным фермам, кооперативам, поддерживаемым государством, и небольшим производственным владениям, хотя реорганизация аграрного сектора не могла проходить без травм. Здесь не было нищеты и болезней, опустошающих Латинскую Америку, включая самые развитые экономики. Кубинцы подошли к непревзойденному объему социальных и профилактических услуг и образовательных возможностей. В то же время кубинский медицинский персонал, инженеры, учителя и военные советники работали в десятках бедствующих стран, выполняя часть щедрой программы правительственной иностранной помощи. Кубинские войска готовились к решительному сражению в Анголе против южноафриканской армии.

Самым заметным дефицитом в кубинском обществе был недостаток потребительских товаров. Кастро твердо считал, что об успехе Революции судят на основе уровня здравоохранения, строительства, образования, а по но наличию потребительских товаров. Сама фраза «уровень жизни» вызывала презрение у Кастро, так как он ругал ужасный национальный эгоизм, к которому, как он считал, относится эта фраза. Под привычные аплодисменты он заявил: «Честно говоря, нам бы хотелось иметь на десять или двадцать метров больше ткани на человека, но это не проблема на настоящий момент; наша проблема – это развитие, наша проблема – это будущее. Мы не можем заложить будущее за десять метров ткани!» [190]190
  Granma, 1 Dec. 1986; Bohemia, 14 Dec. 1984


[Закрыть].

Тем не менее со времени скудных лет конца 60-х гг. запасы и ассортимент основных потребительских товаров значительно увеличились. Это было результатом, главным образом, экономического роста, но также поддержано новой политикой, разрешающей продавать товары на государственных «параллельных рынках» по более высокой цене и устанавливающей в 1980 году рынки «свободных фермеров», где мелкие частные собственники продавали свои излишки по свободной цене. Эти либеральные меры были частью совершенной в середине 70-х гг. попытки введения ограниченного количества рыночных механизмов в экономику. После бедственной сахарной кампании 1970 года кубинская экономика военного типа конца 60-х гг. была видоизменена. Была введена новая структура, названная Системой управления и планирования экономики (СУПЭ), позволяющая определенную децентрализацию планирования и управления и дающая новый ряд материальных стимулов. Главной целью было улучшение эффективности и стимулирования производства [191]191
  Pérez Н 1979 Sobre las dificultades objetivas de la revolución. Lo que el pueblo debe saber. Política, Havana


[Закрыть].

Хотя Кастро осмотрительно прямо не критиковал новую систему, очевидно было, что она его не удовлетворяла. Не совпадением было и то, что меры экономической либерализации в прошлом вводились в двух случаях, когда модель централизованной и «нравственной» экономики Кастро находилась под особым давлением: в 1964 году, после провала индустриализации, и после кризиса 1970 года. Его скрытое недоверие к рыночным механизмам усилилось в середине 80-х гг., когда выявилось, что экономика начала страдать от огромного напряжения. Дела подошли к высшему пику с созданием в 1985 г. плана Центральной коллегией по планированию (Юсплан) под руководством Умберто Переса, экономиста, обученного в Москве. После личного вмешательства Кастро план отвергли на том основании, что он обеспечивал чрезмерно огромный бюджет, не принимая во внимание экономическую ситуацию на Кубе. Одной из самых важных проблем, считал Кастро, является то, что децентрализация экономических решений дала рост корпоративистским тенденциям в бюрократии. Объясняя свои действия, он сказал Национальному Собранию: «В течение всех этих лет, с тех пор как мы впервые приступили к планированию и развитию, настроение разброда господствовало во всех организациях, во всех министерствах… битва каждого учреждения за получение ограниченных ресурсов. Этот критерий, этот стиль… был отменен и было установлено, что план должен стать планом каждого и чтобы хозяйство было хозяйством каждого» [192]192
  Granma, 5 Jan. 1985


[Закрыть]. Обходя «Юсплан», Кастро учредил новый комитет для составления исправленного плана на 1985 год, который значительно сокращал государственные расходы, создавал преобладание экспорта над импортом и устанавливал меры по охране ресурсов. Вскоре после этого Умберто Перес, технократ, наиболее связанный с СУПЭ, был снят с поста, а в 1986 году исключен из Политбюро.

С началом кампании «Пересмотра» Кастро расширил границы своей критики. На нескольких съездах в течение 1986–1987 гг. он кинулся в атаку на «ошибочные и отрицательные тенденции», возникшие в предыдущие годы. В то же время он призывал кубинцев к повышению производительности, к низким расходам и возобновлению добровольного труда, в частности добровольных строительных отрядов, «микробригад». Его управление этими растянутыми собраниями проводилось по основным его методам. Он вовлекал делегатов в диалог, спрашивая о мельчайших подробностях их работы и используя информацию, призванную иллюстрировать его широкие темы. Только несколько организаций избежали колкости его языка. Он осуждал низкую производительность кубинской промышленности, обвиняя управленческие органы в трате ресурсов, технократов – в невыполнении установленных правил работы и рабочих – в использовании низких норм выработки для получения чрезмерных премий. Он осуждал возникновение нового слоя предпринимателей, которые захватили возможности, предложенные введенными рыночными механизмами, такие как свободные фермерские рынки, для собственного обогащения. Он заметил, что в результате таких тенденций возросло различие в доходах и подкралось потребительство, в то время как добровольный труд обесценился. Вообще, за последние несколько лет, продолжал он, снизились как дисциплина, так и уважение к закону [193]193
  Op, cit., I Dec. 1986


[Закрыть].

Как и в 1970 году, новая кампания частично являлась ответом ка давление масс снизу. К середине 80-х гг. общее чувство недовольства распространилось особенно среди городского населения и стало осторожно находить отражение в материалах прессы. Гавана, как политический, административный и промышленный центр острова и самый населенный город Кубы, оказалась рассадником этой критики. Источником недовольства стали длительная проблема скудного запаса субсидированных товаров, высокая цена продукции на рынках, качество услуг, таких как общественный транспорт, но и вынужденные жертвы, которые требовало руководство. Хорошо известно, что существовали люди, которые воспользовались нехватками для извлечения значительных выгод из новой либеральной системы. В администрации были другие – военные или государственные предприниматели, которые злоупотребляли своими привилегиями. В изобилии рассказывались истории о кумовстве, магарычах, взятках, о счетах с высокими расходами и об использовании государственных машин в личных целях. В речи к третьему съезду Партин Кастро обсудил некоторые из этих жалоб, выступая в качестве самоназначенного выразителя недовольства населения против администрации. Таким образом, укрепилась его репутация как «человека, совмещающего в себе лучшие качества людей». Один из главных членов Центрального Комитета и protege [194]194
  Протеже (фр.) – лицо, находящееся под чьим-либо покровительством.


[Закрыть]Кастро сказал на том же съезде: «В течение прошедших месяцев ни на одном из собраний и митингов я ни разу не слышал от людей сожалений о том, что именно товарищу Фиделю еще раз пришлось столкнуться с отклонениями и ошибочной политикой» [195]195
  Карлос Алдана, процитирован в Granma 1 декабря 1986; цитата о репутации Кастро взята из Juventud Rebelde. 18 сентября 1988.


[Закрыть].

Самая резкая обличительная речь Кастро относилась к старому предмету ненависти – бюрократам и технократам. Воспользовавшись в качестве примера Министерством строительства (Минстрой), представители которого во время его реплик, должно быть, заерзали на своих местах в зале, Кастро объявил со злым сарказмом: «Взываю к Минстрою и говорю им… пожалуйста, постройте центр в Гуанабако, так как там новая фабрика… которая нуждается в рабочей силе и не имеет ее, у них кризис рабочих рук, так как 200 женщинам приходится платить 60, 70 или 80 песо плюс питание, чтобы кто-то присматривал за их детьми. Минстрой не смог построить ничего! Простой просьбы о строительстве детского сада было достаточно, чтобы им стало дурно… Как вы можете просить о такой ужасной вещи, построить детский сад в Гуанабако, учитывая все обязательства и все проекты, которые мы никогда не завершим!».

Пример с детским садом был взят Кастро не из воздуха; он имел намерение в семьях связать социальные потребности и экономическое развитие, что составляло суть его «нравственной экономики».

Действительно, нравственные образы преобладали в его речах об экономике. Вызывая в воображении довольно безвкусный образ в середине своей речи, он обвинял некоторых кубинских технократов и бюрократов «в носительстве и распространении идеологического СПИДа… что разрушало защиту Революции» [196]196
  Granma Weekly Review (GWR), 13 Dec. 1987


[Закрыть]. По словам Кастро, эта новая бюрократическая болезнь была ничем иным, как распространением «капиталистических и мелкобуржуазных» настроений среди людей, которые казались хорошо сведущими в марксизме, но кто ошибочно отдал свою верность рыночным механизмам, забыв о верховенстве революционного сознания [197]197
  Granma, 9 June 1986


[Закрыть]. В прошлом Кастро неоднократно нападал на бюрократические отклонения. Во время кампании «Пересмотра» он возобновил нападение, намекая на возникновение после 70-х гг. нового слоя управленцев в администрации и государственных предпринимателей, близко связанных с реформистскими мерами СУПЭ. Это способствовало большей автономии управления, появлению заводских тарифных сеток, материальных стимулов, дифференцированной заработной платы, увеличению потребительского рынка квалифицированных рабочих.

Однако нападки Кастро осуществлялись не против самого СУПЭ. Он только доказывал, что СУПЭ применялся неэффективно (и в некоторых случаях для коррупции) и что это зашло слишком далеко. Следовательно, кампания «Пересмотра» не являлась возвращением к «военной экономике» 1966–1970 годов или отрицанием новой системы экономического управления, а была попыткой восстановить баланс между ними. Важно то, что, несмотря на его атаку на частное предпринимательство на Кубе (в 1986 году были закрыты крестьянские рынки), Кастро не подвергал сомнению официальную политику поощрения совместных предприятий между кубинскими государственными предприятиями и частными иностранными компаниями. За «Пересмотром» лежала вынужденная потребность ответить на экономический кризис на Кубе в середине 80-х гг., не жертвуя принципами Революции. Кастро доказательно считал, что цена любой дополнительной либерализации была слишком высокой для Кубы; с одной стороны, это демобилизовало людей, с другой – подрывало уравнительную основу Революции. В условиях постоянной слаборазвитости и продолжающейся блокады Соединенными Штатами Кастро считал, что правительство не могло позволить себе бросить контроль над экономикой, а кубинский народ не мог расслабиться и предаться потребительству. Выживание Революции зависело от производства самого высокого возможного уровня излишков для инвестирования обороны, выполнения зарубежных обязательств и социального благосостояния. При ухудшении экономики это означало дальнейшее затягивание национального пояса и быстрое увеличение производительности без повышения заработной платы. По его мнению, только частичное возвращение к более централизованному контролю и восстановление моральных стимулов вместе с материальными вознаграждениями могло обеспечить правильное равновесие.

Строгие слова Кастро, проходящие через вторую половину 80-х гг., не являлись революционными пуританскими или устаревшими сталинистскими, цепляющимися за изношенную догму, как предполагали некоторые комментаторы [198]198
  E.g., Szulc T 1987 Фидель: критический портрет. Hutchinson, London


[Закрыть]. Они основывались на своих понятиях о том, что система экономического управления, введенная в середине 70-х гг., работала неэффективно и что, так как ее необходимо было реформировать, кубинским руководителям пришлось вновь использовать их традиционные инструменты принятия решений и мобилизации. Кастро также считал, что экономикой надо управлять централизованно, как он выразился в 1988 году: «Существует ключевая основа социализма, которая особенно имеет силу в развивающихся странах: централизация решений по использованию ресурсов в экономической сфере» [199]199
  GWR July 24 1988


[Закрыть]. Но ему пришлось поддаться, когда сто собственная модель подверглась давлению. В самом деле, в «Пересмотре» не было ничего нового. Это был тот же метод поворота руля для исправления курса Революции, который Кастро использовал с тех пор, как пришел к власти: после провала индустриализации в начале 60-х гг., во время радикальной фазы в 1966–1970 гг. и последующего кризиса в 1970 г. Эти четыре политические перемены являлись ответом на внутреннее и внешнее давление, самым важным из которых было давление мирового рынка.

Подобное напряжение, хотя и абсолютно другой важности, воздействовало на советский блок в середине 80-х гг., побуждая советское руководство, возглавляемое Горбачевым, к началу программы экономических реформ, или «перестройке». Можно сказать, что программа «Пересмотра» началась раньше «перестройки» и что Кастро выпустил первый залп против неэффективности в 1984 году. И Кастро и Горбачев преследовали одну и ту же цель: увеличение производительности и экономической эффективности при спаде экономики, но они использовали разные средства, так как в каждой стране существовали препятствия. «Перестройка» стремилась к ослаблению централизованного управления государства экономикой и введению радикального набора рыночных механизмов для стимулирования рационализации и производительности.

«Пересмотр», наоборот, усилил государственное управление и централизовал планирование экономики. Сопутствующая политика гласности в Советском Союзе, помимо всего, стала кампанией по разрушению интересов в партии и бюрократии, задерживающих реформы. В таком небольшом и централизованном обществе, как Куба, фракции партии или бюрократии, такие как в Советском Союзе, не сформировали автономной мощной базы. Действительно, Кастро использовал тот же метод для того, чтобы поставить на колени тех, в ком он видел наличие безусловных бюрократических интересов. Как и Горбачев, он поддерживал критику снизу, чтобы пошатнуть промежуточный слой кубинского руководства. Как и советские лидеры, Кастро дирижировал этими осуждающими голосами, управлял делами с трибуны спикера, как будто председатель и защитник бедняков соединились в одном лице, Часто, как на конгрессе Молодых коммунистов (ЮЖК) весной 1987 года, Кастро настаивал на присутствии министров на собрании, где они подвергались сильной критике состав делегатов. На самом деле, Кастро всегда таким образом расправлялся с внутренними конфликтами внутри партии и общества. В интервью «Эн-Би-Си» в 1988 г. он заявил: «У нас здесь гласность, она всегда у нас была. Никакая партия в мире не была такой самокритичной, как Коммунистическая партия Кубы. Ни одна. Исследуйте нашу историю и вы увидите гласность в больших масштабах» [200]200
  Op. cit., 13 March 1988


[Закрыть].

Тем не менее между двумя процессами были существенные отличия. Тогда как советская гласность открыла ящик Пандоры, что угрожало подорвать хрупкую устойчивость в СССР, кубинская версия, если ее можно так назвать, представляла собой явно контролируемое и ограниченное предприятие. Оказалось, что кубинское руководство терпело разногласил в устраивающих их размерах. В то время как Кастро стремился вырвать с корнем неэффективность и мелкое взяточничество среди руководителей всех уровней, критике было позволено процветать, пока она направлялась против неправильных действий и бюрократической неподвижности. Но критика, подвергающая сомнению принципы Революции, вряд ли допускалась. Кубинцы, осужденные по закону, признавшему оппозиционную деятельность антигосударственной, теперь были освобождены, но прошло еще много времени до того, как недовольство официальной политикой могло свободно возникнуть вне государственных организаций. Косвенные жалобы в дерзких колонках прессы едва ли сравнимы с критическим диалогом, происходящим в Советском Союзе.

Действительно, можно сказать, что единственным настоящим расследующим репортером на Кубе был Кастро. Он все еще ездил по острову, хотя и реже, чем в 60-е гг., его острый глаз замечал доказательства злоупотреблений и неэффективности. Там, где он одобрял критику, она продолжалась. Во время поездок люди обступали его и требовали решения мелких местных проблем, зная, что его слова являлись административным приказом. Кастро окружил себя небольшой группой, около 20 человек, сообразительных молодых инженеров и администраторов, которые действовали как его личные ассистенты и специальные уполномоченные по улаживанию конфликтов. Эта координирующая и поддерживающая группа стала базой для обучения будущих руководителей в правительстве, и некоторые министры вышли из се состава. Это еще раз подтверждает то, что хотя Кастро не игнорировал официальные каналы, его инстинкты всегда были направлены на центральное управление и прямые действия. «В своем ведомстве, – сказал он в интервью «Вашингтон Пост» в 1985 г., – я имею 20 человек, всегда находящихся в дороге. Они посещают заводы, больницы, школы, координируя и оказывая помощь каждому, и они не инспектора, это люди, которые все обходят, анализируют ситуацию, координируя один организм с другим» [201]201
  Granma, 12 Feb. 1985


[Закрыть]. Более того, он стал единственным последовательным источником статистики экономики и общества. Главным образом, именно Кастро с трибуны и телевизионного экрана информировал людей о том, что происходило на Кубе.

Тем не менее, было бы неправильным предположить, исходя из этого, что он снова, как в 60-е гг., обладал почти неограниченной властью. Внутри партии и руководства происходили бурные дебаты до кампании «Пересмотра» и во время ее и проникали через нижестоящие организации и местные собрания на улицы. Новая программа, почти без сомнений, являлась результатом консенсуса, возникшего отчасти из-за расхождений среди руководства и давления снизу. Часто проводились горячие дискуссии, ведущие к открытым разногласиям между верховными лицами и однажды между Кастро и одним из министров Национального Собрания [202]202
  Интервью автора с Хосе Рамоном Видалом, редактором Juventud Rebelde.


[Закрыть]. Если неортодоксальные политические взгляды до сих пор рассматривались как неприемлемые в конце 80-х гг., проводились гораздо более критические споры о принятии решений, не выходящих за пределы Революции, чем те, что имели место в два предыдущих десятилетия.