Текст книги "Фидель Кастро"

Автор книги: Себастьян Бэлфор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Победа на Плайя Хирон праздновалась в атмосфере национальной эйфории, как будто Соединенные Штаты, наконец, получили причитающееся км после века вмешательства в дела Кубы. Престиж Кастро среди населения никогда не был таким высоким. Незадолго до вторжения, во время развернувшегося кризиса, Кастро окончательно убедился в поддержке масс, чтобы впервые объявить, что Революция была социалистической революцией. В том же году позже он заявил rio телевидению, что он – марксист и что кубинская Революция будет следовать марксистско-ленинской программе. Слова из известной песни, сочиненной после Плайя Хирон, «Куба Си, Янки Ноу» показывали, как коллективная вера в Кастро, казалось, отвергла остатки старой идеологии. Подразумевалось, что если Кастро брал на себя ответственность, не имело значения, в каком направлении идет Революция: «Си лас косас де Фидель сон косас де буен марксиста ке ме понган эн ла листа ке естой де аквердо кон эль». (Если Фидель «заботится» о тех, кто являются хорошими марксистами, запишите меня в список, так как я согласен с ним.)

Инцидент в заливе Свиней не только помог определить официальную идеологию Революции, но и ускорил ее интернационализацию. Спустя три месяца Кастро объявил об объединении Движения 26 июля, ДР и коммунистов в «Организасьонес Интеградас Революсионариас», как о первом шаге в создании новой Коммунистической партии. Это также привело кубинское руководство к поиску более тесных связей с Советским Союзом. Оставалось еще небольшое сомнение в том, что США попытаются совершить новое вторжение, на этот раз своими военно-морскими силами. Кастро установил близкие взаимоотношения с Хрущевым в сентябре 1960 года во время Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Знаменитые объятия двух мужчин: коренастого и полного советского лидера и огромного кубинского руководителя, казалось, означали взаимную искреннюю симпатию. Вскоре после этого между двумя странами был подписан экономический и военный пакт. Советский Союз переживал стремительный экономический подъем, это придало новое чувство уверенности, заставившее Кремль искать лучшего положения в мировом распределении власти, оказывая экономическую и военную помощь радикальным государствам «третьего мира». Просоветская Куба предоставила Хрущеву двойную возможность: контролировать растущее влияние Китая на страны «третьего мира» и, помимо всего, оказывать давление на Соединенные Штаты. Со своей стороны, Кастро стремился получить существенную советскую военную помощь, особенно после событий в заливе Свиней, чтобы удержать США от второй попытки вторжения. Более того, внутренняя ситуация на Кубе в 1962 году была неустойчивой. Антиправительственные партизанские отряды активизировали свою деятельность в горах Эскамбрэй, где во время войны против Батисты работала ДР, экономика была неустойчивой, в новой партии возникло напряжение между кастроистами и некоторыми из давних сторонников коммунистов.

Идея об установке на кубинской территории ракет средней дальности, согласно большинству мнений, исходила от самого Хрущева [85]85
  Хрущев II. 1971 Khrushchev Remembers. Penguin, Ilarmondsworth, т. 1 стр. 526–527. Кастро утверждал это в своей речи на Гаванской конференции в январе 1992 года, посвященной ракетному кризису.


[Закрыть]. С помощью этого советский премьер надеялся одним ударом усилить свои преимущества при ведении переговоров с Вашингтоном. Этот поступок был продиктован чистым оппортунизмом, так как баланс ядерного устрашения в то время был на стороне США, которые навряд ли допустили бы присутствие ядерных боеголовок в своих тылах. Оставаясь в неведении о соотношении в борьбе за власть между двумя супердержавами, Кастро, очевидно, считал, что Куба могла быть вовлечена под ядерный зонт Советского Союза, не развязав мировой войны [86]86
  См. его беседу с Сзалком Т. 1987, стр. 470 – 474


[Закрыть]. Далекий от этого, он надеялся добиться, по крайней мере, гарантии, что США не вторгнутся на Кубу. К тому же, согласно словам Кастро, на карту был поставлен важный принцип: как суверенная нация, Куба имеет право обороняться, как пожелает.

Известно, что к октябрю 1962 года 36 ядерных боеголовок были доставлены на Кубу для использования с промежуточными баллистическими ракетами средней дальности. В дополнение, девять ядерных пусковых установок «Луна» были готовы для использования против Гуантанамо на востоке и в Баиа Онда на западе, где предполагалось вторжение морской пехоты. Передвижные ракеты «лягушки» находились в ведении советских офицеров, которым было приказано запускать их в случае вторжения, не советуясь с верховным командованием в Гаване или в Москве. Кубинские лидеры до сих пор подчеркивали, что они были полностью уверены в ожидаемом вторжении, и, действительно, недавно открылось, что войска Соединенных Штатов были приведены в состояние повышенной боеготовности, бомбардировщики В-52 приготовились к воздушному удару, а дула ракет дальнего действия, нацеленные на Советский Союз, были подняты. Более того, 42 000 человек из состава советских войск находились на острове, поддерживаемые вооруженными 240 000 кубинцев [87]87
  Blight J G and Welch D А 1990 On the Brink. Americans and Soviets Reexamine the Cuban Missile Crisis. Noonday Press, New York; Brown University 1992 Tripartite Conference on the October Crisis of 1962 (Гавана 8– 13 января 1992)-, author’s interview with Colonel Castcueiros, March 1992


[Закрыть]. Фотографии, сделанные американским шпионским самолетом У-2, обнаруживают присутствие межконтинентальных ракет средней дальности, и президент Кеннеди требует их вывода, окружив остров карантинной линией. 24 октября русская колонна, включающая судно с грузом более чем 20 боеголовок на борту, двинулась по направлению к эскадре США, окружившей остров. Казалось, мир стоит на пороге ядер ной войны. В последний момент Хрущев оттянул войска назад. Российская колонна развернулась и направилась домой. 27 октября американский самолет У-2 был обстрелян ракетой класса «земля – воздух». Но к тому времени Кеннеди и Хрущев уже договорились об окончании кризиса. Не советуясь с Кастро, советский премьер согласился удалить с Кубы ядерные ракеты взамен на отвод устаревшего поколения американских ракет из Турции и обязательство США не пытаться вторгаться на Кубу.

Ракетный кризис в 1962 году начался в виде спора из-за прав Кубы владеть наступательным оружием и окончился конфронтацией двух супердержав, в которой Куба была только пешкой. Кастро, по его собственному признанию, был взбешен тем, что его проигнорировали на советско-американских переговорах. Много лет спустя в интервью «Эн-Би-Си» он высказался о решении Хрущева: «Мы не чувствовали, что нас предали, но мы были очень раздражены и разочарованы» [88]88
  Granrna Weekly Review (GWR), 13 March 1988


[Закрыть]. Возникшая в результате вражда между Гаваной и Москвой сохранялась на протяжении всех шестидесятых годов. Однако, как и всегда, Кастро извлек из всего дела ряд преимуществ. Он вытянул из США гарантию, что, по крайней мере, в военном плане они оставят Революцию в покое. В то же время он обеспечил себе некоторую поддержку от Советского Союза, совершенно необходимую в случае переживания Кубой экономической блокады со стороны Соединенных Штатов.

Небольшой спор теперь может возникнуть по поводу того, что действия правительства США заставили Кастро полагаться на военную и экономическую опору со стороны Советского Союза больше, чем он желал бы. Вся кубинская Революция преследовала независимость; кроме того, это было националистическое движение, корни которого лежат в столетней антиколониальной борьбе. Никакие последующие декларации о дружеских отношениях между двумя странами не могли скрыть зависимость Кубы от ее нового союзника. Кубинская экономика оказалась зависимой от стран СЭВ так же сильно, как раньше от Соединенных Штатов, хотя зависимость приняла другую форму.

Однако не только потребность выжить поставила Кастро на сторону Советского Союза. Принимая во внимание ярость антиамериканских настроений, царивших среди кубинского руководства, ясно, что оно должно было чувствовать по отношению к СССР, как страстному защитнику неоколониальных мятежей против США. По тут присутствовал еще идеологический момент, заставивший правительство Кубы обратиться к советскому типу социализма, и именно этот аспект часто остается непонятым. История Советского Союза предложила кубинским лидерам модель развития, связанную, частично, с их собственным опытом и их новой позицией в обществе. После того, как достижения революции 1917 года не смогли проникнуть в более развитые европейские страны, Советское государство под руководством Сталина отказалось от интернациональной стратегии, предложенной в прошлом большевиками, и обратилось внутрь страны: теория о возможности социализма в одной стране стала общепринятой. Благодаря жесткому процессу индустриализации СССР вырос в мощную экономическую державу, позволяющую под чисто формальным видом социалистической структуры контролировать рабочих. Преобразование относительно неразвитой нации в индустриальную державу выполнялось независимо от остального мира под централизованным управлением Коммунистической партии.

Кастро симпатизировал Сталину, но его вряд ли можно было назвать сталинистом. В интервью американскому журналисту он заявил: «У Сталина были огромные заслуги в период индустриализации СССР и в качестве главы Советского государства в трудные дни нападения немецких фашистов» [89]89
  Castro F 1977 Fidel Castro habla con Barbara Walters. Carlos Valencia Editores, Columbia, p. 69


[Закрыть]. Кроме того, существовали другие системы централизованного развития в рамках однопартийной системы, такие как в Северной Корее и Китае, к которым присматривалось кубинское руководство. Кастро считал, что для его модели реформ требуется подобная централизация политического и экономического контроля. Возвращение к частным предприятиям или даже к смешанной экономике будет означать поддержку политического плюрализма; если это было возможно в условиях блокады, навязанной США, то сейчас это замедлит или предотвратит долгожданное преобразование кубинского общества. Но советский коммунизм не являлся именно той моделью, которую Кастро хотел бы видеть на Кубе, он скорее предпочитал привязать ее к особенным условиям кубинского общества. «Мы не должны игнорировать опыт, – произнес он в своей речи в 1960 году, ссылаясь на Советский Союз, – но мы должны опасаться механического копирования формул» [90]90
  Quoted in Dumont R 1974 Is Cuba Socialist? Viking Press, New York, p. 39


[Закрыть].

На самом деле Кастро был слишком нетерпеливым, а кубинская революция слишком особенной для советской ортодоксии. Даже после социалистического заявления Кастро перед вторжением в залив Свиней кремлевским лидерам понадобился год, чтобы почувствовать интерес к его руководству. Вместо него была группа дореволюционных коммунистов, которые, казалось, имели их поддержку. Со времени секретных переговоров с Кастро вскоре после победы Революции коммунистические лидеры начали занимать видные позиции в зарождающемся новом государстве. Среди них многие смогли приспособиться к бурному необщепринятому руководству Кастро и его последователей; улучшение дружеских отношений с Советским Союзом, без сомнения, облегчило их продвижение. Но были и такие, которые остались недовольны кастроизмом и пытались использовать свое положение, чтобы разместить надежных коммунистов во главе состава организаций повой партии. В марте 1962 года Кастро отстоял свои полномочия, кинувшись в злобное нападение на наиболее известного члена фракции Ани-бала Эскаланте. Он обвинил его в том, что партия состояла из родственников и друзей; теперь, когда Куба официально была социалистической страной, Анкбал Эскаланте, как считал Кастро, использовал свой престиж коммуниста, чтобы подорвать власть ее настоящих руководителей [91]91
  Cuba Socialista, May 1962


[Закрыть].

Еще раньше, во время празднования годовщины Хосе Антонио Эчеверии, студенческого лидера, убитого в 1957 году полицией Батисты, председатель зачитал завещание Эчеверии, пропустив, согласно указаниям членов фракции, отрывок, обнаруживающий его религиозность. Кастро, прочитав текст завещания до конца, выскочил, чтобы произнести страстную речь, разоблачающую цензуру как «недальновидную, сектантскую, глупую и несовершенную концепцию, опровергающую историю». «Это был, – продолжал он, – жалкий, трусливый, искаженный признак или ход тех, кто не верит в марксизм, не верит в Революцию, не верит в ее идеалы» [92]92
  Op. cit., April 1962


[Закрыть]. В своем нападении на группу дореволюционных коммунистов Кастро также отстоял свою независимость от московской ортодоксии. Российский посол, замешанный в делах с Эскаланте, по просьбе Кастро был устранен и заменен человеком, выбранным им самим. С тех пор Кремлю следовало признать, что на Кубе существует только одна верховная власть.

В течение последующих десятилетий политике Кастро пришлось колебаться между ортодоксией и ересью из-за внутренних и международных обстоятельств. Но его равнение на СССР не было явной уловкой. Некоторые элементы советской ортодоксии соответствовали кубинским условиям, какими их видели лидеры Революции: потребность в государственном контроле, дисциплинированная рабочая сила, подчинение потребления производству и мировая идеологическая церковь. Понятия свободы, равенства и права на самоопределение, постоянно фигурирующие в официальной доктрине Советского Союза, совпадали с направлениями кубинской радикальной традиции. Действительно, увлечение Кастро марксизмом-ленинизмом стало расхожим среди многих комментаторов, пишущих с таких диаметрально противоположных точек зрения, как небо и земля. Однако, если бы движение марксизма-ленинизма являлось церковью, то в ней уже было много ереси. Несмотря на многие попытки кубинских политиков и историков, Революцию нельзя втиснуть в рамки европейского революционного социализма. Это не являлось результатом только классовой борьбы или возникновения рабочего класса как нового гегемона кубинского общества. Скорее всего, Революция возникла из-за движений национального освобождения, захвативших «третий мир» в послевоенный период. Как и на Кубе, движениями управляли недовольные слои среднего класса, часто используя название «социализм» для описания национализированной экономики и централизованного государства, которые заменят старый режим.

Однако генезис кубинской Революции отличался от революции в любой из стран «третьего мира». Самым удивительным различием была легкость победы Кастро. В сравнении с долгой и кровавой борьбой в Китае, Алжире и Вьетнаме, кубинская революция представлялась относительно простым делом. И это благодаря особенному структурному состоянию кубинского общества: политической раздробленности режима Батисты, зависимому статусу кубинской буржуазии, малому размеру острова, относительной развитости городского населения. В значительной степени именно легкость победы Кастро захватила воображение миллионов людей в Латинской Америке и Европе и стала вместилищем надежд и фантазий. Еще будучи далекой от всеобщего прототипа, Революция была делом всей Кубы, которое нельзя повторить где-либо в другом месте, так как революционным лидерам пришлось бы узнать себе цену. Вдохновение Революция черпала из кубинской истории и формы организации, извлеченной из необходимости экономического роста и социальных реформ в условиях блокады, навязанной Соединенными Штатами. Именно к этим двум основополагающим моментам Кастро обратился в первое десятилетие своей Революции.

Глава 5
ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ

Кубинская Революция по всем показателям являлась триумфом личного героизма. То, что Кастро достиг свержения режима Батисты и неповиновения Соединенным Штатам, поддержало веру в способность воли преодолеть все препятствия. Относительная легкость Революции и огромный энтузиазм людей привели Кастро и его последователей к убеждению, что с такой решительностью и такими политическими способностями кубинцы могут мобилизоваться, чтобы одержать победу над неподатливой проблемой слабого развития. Существовали громадные помехи: Куба была небольшим, только частично развитым островом, казалось, пойманным в ловушку сахарной монокультуры и зависимым от советской помощи для его выживания. Тем не менее битва за развитие и независимость, ведущаяся под знаменем социализма, стала центральной заботой Кастро, как только он пришел к власти. Колебания тактики в течение первого десятилетия его правления можно понять только в свете этой великой иллюзии.

В то же время удивительная роль Кастро в Революции заставила многих кубинцев поверить, в то, что он был непогрешим; все следующие годы он посвятит в речах к пароду много времени раскрытию своих ошибок для критического разбора. Даже те либералы, кто уехал в ссылку, когда Революция отклонилась влево, могут объяснить события только проявлением божьего дара или, как сказал один из них, «гипнотизерскими талантами уникальных лидеров» [93]93
  Liercna М 1978 The Unsuspected Revolution. Ithaca, New York, Cornell University Press, p. 200


[Закрыть]. Против желания самого Кастро вокруг его фигуры развивался культ личности, по слабее и более располагающий к себе, чем тот, который ассоциировался с руководителями других коммунистических режимов. Здесь не было изображений, прославляющих еще живых героев Революции, и соответствующий Кастро общественный имидж был далек от гранитного обожествления Сталина или Ким Иль Сайга. Куда бы он ни шел, он был в окружении людей. Он – товарищ, «каудильо», благодетель, и все в одном лице.

Основа популярности Кастро, несомненно, лежала в его уникальных отношениях с массами, будь то на телевизионном экране или на общественных собраниях. В любом случае он был хорошим оратором в студенческие годы, но сто стиль радикально поменялся после Революции. В молодости он был склонен к использованию напыщенного красноречия, как и многие политики того времени, что являлось обычным для кубинских и испанских традиций. Этот высокопарный ораторский стиль был наполнен библейскими и литературными ссылками, и эффект достигался из-за постепенного увеличения антитез и звучных эпитетов для побуждения толпы к действиям. Его постреволюционные речи были не менее содержательны и значительно длиннее, но их цель обычно носила скорее поучительный характер, чем агитационный, отражающий новую роль Кастро в качестве руководителя. В этих речах Кастро сразу же достигает взаимопонимания с публикой и затем следует что-то типа диалога, в течение которого он реагирует на настроение аудитории и импровизирует ответы на выкрики, доносящиеся снизу. При выступлении с трибуны, неожиданно высокой для такой огромной фигуры, его речи охватывали широкий круг вопросов, и он делал мучительные попытки объяснить свои взгляды в прямых выражениях, чередуя факты и перемежая статистику шутками и повседневными образами, близкими к опыту обыкновенных людей. Например, в речи к рабочим металлообрабатывающего завода в 1967 году он использовал мороженое «Коппелиа», чтоб проиллюстрировать свою веру в превосходство социалистического производства над капиталистическим. Он допускал, что капитализм сначала выпускает товары, лучше изготовленные, но позже стремится снизить качество. Социализм, наоборот, старается постепенно улучшить качество. Таким образом, продолжал он, фабрика по производству мороженого «Коппелиа» никогда не прекратит своих усилий, направленных на увеличение числа сортов мороженого, которых уже около двадцати [94]94
  Verde Olivo, 5 March 1967


[Закрыть].

On также использовал общественные собрания как повод для начала кампаний против элит или личностей режима. К восторгу публики, он называл жертвы или указывал на неизвестных людей или группы, или правительственные отделы, пока их политическая репутация не разбивалась вдребезги. Важность общественных выступлений в проявлении власти Кастро может быть оценена тем фактом, что в период между 1959 и 1989 годами он произнес в среднем одну речь в четыре дня длиной, варьируемую от одного часа до половины дня, в зависимости от политической необходимости данного времени. Самые короткие речи были произнесены в семидесятых, когда Кастро сознательно стремился играть менее видную роль в правительстве Кубы.

Все шестидесятые годы Кастро, помимо всего, посвятил себя проблеме поднятия кубинского народа для выполнения геркулесовской задачи развития. Кубинское руководство столкнулось не только с материальными трудностями, по и с психологическими. Победа над слаборазвитостью означала создание Нового Человека. В типичной кастроистской переработке сталинского детерминизма Новый Человек будет создан для увеличения производительных сил, а не как следствие их развития. На самом деле предполагалось, что такой новый человек уже представлен в лице руководителей Революции, причем это были и мужчины и женщины (хотя новой женщине придавалось менее значительное положение). Официальная нравственность революции проникла в ежедневную жизнь, как было во время кампании в Сьерре. Кубинцы поощряли утверждение таких новых достоинств, как простота, дисциплина, самоотверженность и товарищеские отношения. В речи к делегатам от рабочих в конце 1959 года Кастро объявил: «В армии рабочих должна быть дисциплина, должно быть товарищеское отношение, должна быть сплоченность; вы – офицеры этой армии, вы – ее руководители» [95]95
  Revolución, 20 Nov. 1959


[Закрыть].

Нравственность Революции не поняли «левые», находящиеся за границей и видевшие в Кубе модель. Подчеркивание строгости и дисциплины означало не рождение нового общества, как они предполагали, а, скорее, возвращение к примитивному накоплению капитала под руководством государства. Как Кастро будет повторять десятилетиями, кубинцы должны работать вдвойне упорно, подчиняя частные расходы производству для преодоления наследства прошлого. «Мы хотим упорно трудиться, – сказал Кастро в своей речи много позже, – так как мы должны упорно трудиться, потому что мы – страна «третьего мира», потому что мы потеряли века под колониальным игом, около шестидесяти лет под неоколониальным, и мы также потеряли несколько лет на Революцию. Мы должны наверстать потерянное время» [96]96
  Granma Weekly Review (GWR), 13 Dec. 1987


[Закрыть]. Режим строгости стал резче из-за экономического бойкота Соединенных Штатов и потребности выделять скудные ресурсы для национальной обороны. Новая идеология, следовательно, выбрала данное достоинство по необходимости.

Даже больше, чем экономической реформой, Кастро был озабочен обеспечением человеческих и социальных ресурсов, что являлось жизненно важным для экономического подъема, частично для образования, медицины и строительства. Вскоре после победы он организовал тысячи молодых добровольцев в бригады и послал их в сельскую местность обучать письму и чтению многих неграмотных людей среди сельского населения. Зга кампания стала одним из величайших эпических моментов Революции, так как она фактически уничтожила за несколько лег безграмотность на Кубе; она также смогла убедить многих кубинцев в городах и в сельской местности в новых достоинствах Революции. Государственное обеспечение свободного современного здравоохранения, эффективная система образования и дешевое обеспечение жильем были крайне необходимы как для политики, так и для экономики. С обеспечением основных потребностей населения, как считалось, уменьшалось значение заработной платы и сокращался спрос на потребительские товары.

Сельская местность получила большую выгоду от государственных капиталовложений, чем город. Сельские местности до Революции не имели почти ничего; только у 15 % сельских жителей был водопровод, в отличие от 80 % городского населения, и только в 9 % домов в сельской местности было проведено электричество. Работники сельского хозяйства зарабатывали в среднем меньше 80 долларов в месяц в сравнении со 120 долларами средней заработной платы в промышленности, к тому же здесь постоянно существовала неполная занятость. Го су-дарственный капитал внедрился теперь в сельскую местность, обеспечивая работой и основными удобствами. Гавана, наоборот, была относительно запущена, ее фасады обесцвечивались и обшелушивались от сырости и соленого воздуха.

Социальные реформы и нравственная кампания аскетизма основывались на убеждении, Кастро и его ближайших сторонников в том, что они смогут преодолеть стадии развития и в короткий срок создать условия для коммунистического общества, где каждый получает по потребности, а отдает по возможностям. Общепринятый марксизм настаивал, что без развития производительных сил в огромных масштабах невозможен даже социализм; слабое развитие или полу развитость означали постоянство капиталистических производственных отношений то в одном, то в другом облике, независимо от степени национализации экономики. Че Гевара, наиболее ясно выражающий свои мысли среди кастроистов, веря в социализм здесь и теперь, наоборот, доказывал, что равнение Кубы на развитой советский блок делает возможным перепрыгивание нескольких стадий на пути к социализму [97]97
  ‘La Planificación Socialista, su Significado’, in Guevara E 1967 Obra Revolucionaria. Ediciones Era, Mexico, 2nd ed., 1968, pp. 602 -10


[Закрыть].

В 1924 году лидеры большевиков столкнулись с такой же дилеммой. Окруженные со всех сторон враждебными государствами и стоя лицом к лицу с сопротивлением крестьянских масс любым социалистическим мерам, они погрузились в жестокую полемику о способах спасения Революции. Одно крыло стояло за тактику быстрой индустриализации. Для выполнения предлагалось накоплять капитал, подчиняя расходы производству и изымая частный сельский капитал. Опасаясь развала сельского хозяйства и контрреволюции, возглавляемой зажиточным крестьянством, другое крыло большевиков выдвинуло политику разрешения роста благосостояния крестьян и использования частного предпринимательства для восстановления России. Сталин сначала поддержал второе предложение, а когда захватил власть, пустил в ход первое, разрушая крестьянство.

Кубинские руководители считали, что они не столкнулись ни с одной из этих проблем; экономический союз с советским блоком позволил проводить индустриализацию без травм, как они считали, в то время как кубинское крестьянство действительно поддерживало социалистические земельные реформы. Под управлением Че Гевары, являвшегося министром промышленности, были составлены честолюбивые планы индустриализации Кубы, без принесения в жертву условий жизни кубинцев. Па самом деле первые два года показали увеличение расходов, тогда как беднейшие слои населения получили доступ к лучшей еде и жилью. Частично это перераспределение было возможно благодаря гладкому ходу Революции, экономика не была разрушена гражданской войной, фабрики были хорошо оснащены и оборудованы, в наличии остались иностранные запасы от прежнего экспорта. Но вскоре стало ясно, что экономика не сможет поддерживать такие относительно высокие уровни расходов, запасы истощались, крупный скот уничтожался для еды, и экономическая блокада Соединенными Штатами не могла быть заменена торговлей с советским блоком. В марте 1962 года была впервые введена продажа продуктов по карточкам, и с тех пор Куба будет по ним жить.

В то же время надежда на то, что Куба будет вовлечена в СЭВ, была разрушена двумя главными проблемами: далекое расстояние и несовместимость кубинской промышленности с инфраструктурой, до тех пор направляемой экономикой США, а теперь – советским блоком. Более того, ни технология СЭВ, ни ее техника не соответствовали стандартам, принятым в Соединенных Штатах. Сочетание неопытности и плохого качества сырья и техники привело к многим провалам в программе индустриализации. Вопреки необдуманным оптимистичным прогнозам Кастро и других, промышленность возросла только на 0,4 % в 1962 году и даже уменьшилась на 1,5 % в следующем году. Еще больше пострадало сельское хозяйство, не только в результате особого значения индустриализации, но и также из-за огромных, не всегда успешных попыток разнообразить производство. Сахарная промышленность, находившаяся в опасном положении еще при Батисте, понесла удар из-за потери многих управляющих и техников, эмигрировавших в США в год революционного триумфа и после него. Более того, в гонке за диверсификацией сельского хозяйства многие плантации сахарного тростника были выжжены, урожай 1963 года оказался самым худшим со времен второй мировой войны. Согласно правительственной статистике, производство сахара упало с постреволюционного пика в 1961 году, составлявшего 6 876 000 метрических той, до 3 883 000 в 1963, когда показатель валовой продукции сельского хозяйства перенес невероятное понижение [98]98
  Domínguez J I 1978 Cuba: Order and Revolution. Harvard University, Cambridge, MA, pp. 174 – 8


[Закрыть]. Эти проблемы соединились с экономическим расколом, причиненным как структурной переменой, так и привлечением ресурсов к обороне. К середине 1963 года кубинская экономика стремительно неслась к кризису.

Кризис выявил скрытое разъединение в пределах кубинского руководства. Кастро и Че Гевара являлись представителями сталинской модели индустриализации и сельскохозяйственной диверсификации. Этот процесс модернизации приходилось проводить полностью централизованным управлением, распределяя цели и контролируя бюджет. Во главе этой широкой операции Че Гевара, как министр промышленности, проводил круглые сутки, принимая отчеты, пуская в ход схемы, обрабатывая счета, сосредотачиваясь над технической документацией, работая в новой роли больше, чем он делал партизаном в Сьерре. Подобно ему, Кастро неутомимо скитался по сельской местности, утверждая честолюбивые сельскохозяйственные проекты, создавая вокруг себя постоянное движение рабочих и организаций, воодушевляя и поучая людей везде, куда бы он ни попал. Французский агроном Репе Дюмон, который провел недолгое время с Кастро в качестве советника, писал о своем опыте: «Во время путешествий с Кастро, у меня иногда возникало впечатление, что я объезжаю Кубу вместе с владельцем, показывающим ее поля и пастбища, ее коров если не ее людей» [99]99
  Dumont R 1974 Is Cuba Socialist? Viking Press, New York, p. 57


[Закрыть]. Для старых коммунистов весь стиль революционного руководства, должно быть, казался хаотичным. Более того, реформистский ветер начал дуть из Восточной Европы, советуя совершенно отличное управление экономикой, чем то, которое практиковалось сторонниками Кастро.

Внутренние дебаты, происходящие на Кубе, походили на те, которые возникли среди большевистских лидеров в 1925 году и среди китайских коммунистов в 1958–1959 годах после неудачи «Большого скачка вперед». Дореволюционные коммунисты и их союзники по экономической политике считали, что примитивное накопление капитала было возможно только на основе огромного увеличения производства сахара. Только массовый экспорт сахара и лучшее использование его производных может создать платформу для поднятия экономики. В то же время они приветствовали реформы, захватившие Восточную Европу, обеспечивающие внутреннюю экономическую автономию и больший акцепт на прибыльность и материальные стимулы. Эта полемическая интервенция была молчаливо направлена против Че Гевары, как наиболее видного руководителя существующей экономической политики, но поддержка Кастро идей Че Гевары была хорошо известна [100]100
  Nueva Industria, 3 Oct. 1963; Brundenius С 1981 Economic Growth, Basic Needs and Income Dis tribution in Revolutionary Cuba, University of Lund, pp. 71 – 5


[Закрыть]. Однако всегда прагматичный Кастро перед, лицом экономического препятствия в 1963–1964 годах поддался влиянию. Более того, советские лидеры настояли на перемене политики, предложив подсластить горькую пилюлю, гарантируя рынок для кубинского сахара по высокой фиксированной цепе, позволяющей долгосрочное планирование. Министерство Че Гевары было расформировано, ресурсы переброшены из промышленности в сельское хозяйство и началось кровопускание чиновникам-бюрократам.