Текст книги "Чёрная хризантема (СИ)"

Автор книги: Се Эн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Чёрная хризантема

Exordium

Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит его,

ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой

Евангелие от Матфея, 12:42

...Серасссссс...

Обнаружив цель своего паломничества, вестник истончил свою метафизическую оболочку почти до небытия и начал просачиваться в щели между оберегами, образующими барьер. Грубая сила была бесполезна – существуют врата, которые она не может открыть. Все манипуляции должны быть тонкими и осторожными, только так можно обмануть охранные системы.

Вестник опровергал углы, меняя их форму. Не стоило смотреть на препятствия как на нечто такое, что необходимо уничтожить. Люди изрядно потрудились, стремясь защититься от псионического вторжения, но вестник смог заразить само сущее психическим вирусом своего присутствия – ради того, чтобы сформировать в материальном пространстве проекцию. Его цель – явить себя смертным.

А пока вестник прокладывал себе путь сквозь щели в пространствах и вероятностях. Обычно это было несложно, но сейчас, вложив всю свою силу в единственное место прорыва, он ослабел. Но не настолько, чтобы не суметь выполнить миссию, ради которой так рисковал. Вестник знал, что анафемы обнаружат его – он не переходил в иную плоскость бытия, а всего лишь маневрировал, используя альтернативное видение окружающих текстур для маскировки.

Но сейчас это не имело значения. Когда они поймут, будет поздно – вестник успеет принять форму, которую сможет воспринять несовершенный глаз человека, и передаст послание до того, как анафемы смогут его изгнать.

Портал, напоминающий лёгкую рябь воздуха, направил в ангар поток испепеляющего пламени. Вестник просочился в материальный мир, утвердился в нём. Осколки изгнанной тьмы стремились убраться от него подальше, затаиться и тем самым спастись от небытия. Огненные провалы глаз смотрели на мечущихся внизу людей, суетящихся и умирающих. Сияние их душ было едва заметно, души анафем горели ярче прочих. Их свет оттеняло пагубное сияние Стигмы.

Взрывы плазменных генераторов уничтожали людей в фиолетовых вспышках. Появление вестника обернулось катастрофой и чудовищным осквернением. Люди падали на пол, закрывая головы руками, их глаза и уши кровоточили. Искорёженные взрывами осколки металла разлетались в стороны, калеча и убивая.

Анафемы знали, кто он. Только вестнику было под силу совершить подобное, пронизать пространство и время своим тёмным даром. Только он мог проникнуть сюда, в одно из самых укреплённых и надёжных мест на всей планете. В угрозах не было нужды. Само его появление здесь было достаточной угрозой.

...Серасссссс...

Псионический вопль, наполненный нечеловеческими интонациями, снова и снова произносил имя, легко перекрывая сигналы тревоги.

– ...Серас! Серас Клио! – воззвал вестник обычным голосом. – Я чую вонь твоего греха! Ты смердишь сильнее прочих анафем жалкого человеческого племени! Покажись!

Силы его голоса хватило, чтобы убить тех, кто оказался ослаблен болезнями и истощён. Уцелевшие во время первой атаки воины начали стрелять, стремясь уничтожить вторгшееся зло. Вестник не обращал на них внимания. Обычное оружие не могло навредить проекции.

И лишь Клио до конца осознавала характер угрозы – только её Стигма была достаточно глубока для этого. Она шла через хаос, сжав рукояти метаклинков, и смотрела на вестника грядущего апокалипсиса, вестника конца человечества и начала новой эры.

Вместе с ней смотрели все остальные – те, кто ещё не погиб и не сбежал. Для многих уцелевших вестник стал последним, что они увидели – разлившаяся огненная ярость выжгла сетчатку и ослепила их. Вестник ликовал – смертные обречены на вечное существование во тьме, узрев напоследок истинное солнце, коронующее его проекцию. Триумф слегка омрачили светофильтры шлемов, которые уберегли облачённых в экзоскелеты воинов от этой участи, но каждая стоящая победа должна быть хоть немного неполной.

Вестник взирал на смертных глазами, видевшими рождение и смерть звёзд, глазами, замечавшими явления столько краткосрочные, что их едва ли можно было назвать существовавшими.

– Серас Клио! – Вестник поднял руку и сжал кулак. – Наконец-то мы встретились, Чёрная Хризантема Японии.

Клио стёрла с лица свою и чужую кровь.

– Я знала, – наконец ответила она, подняв голову. – Знала, что ты вернёшься.

Парные мечи описали сияющую восьмёрку.

Глава I

Подобно прочим великим и грозным правителям, архонта Ксандрию Перро презирали за многое, презирали как враги, так и союзники. Высокая должность Перро предполагала каждодневное принятие решений, от которых зависели судьбы множества людей. Некоторые решения приходилось принимать скрепя сердце. Разумеется, подобные компромиссы между совестью и общественным благополучием не добавляли архонту популярности.

Этой ночью Ксандрия проснулась от смутного беспокойства. Подобные пробуждения были для неё нехарактерны – последние несколько месяцев у Перро было столько работы, что на сон оставалось в лучшем случае часа три. Если вообще удавалось поспать. Она жила как в кошмаре – краткие моменты спасительного забвения сменялись бесконечными часами напряжённого труда. Этот несложный цикл повторился столько раз, что временами Перро сложно было отличить сон от бодрствования. Всё размывалось, утрачивало краски и значение. Долговременное недосыпание сделало мир слишком далёким – казалось, что ни к чему нельзя прикоснуться.

Её рука тут же скользнула под подушку, кибернетические пальцы сжали рукоять пистолета. Раньше ей не приходилось применять оружие против врага, но стрелять архонт умела – каждую неделю она опустошала в тире несколько магазинов.

Перро оторвала тяжёлую голову от подушки и осмотрелась, водя стволом из стороны в сторону.

Никого.

Но спустя несколько мгновение напряжённого изучения знакомой обстановки спальни нечто, напоминающее сгусток теней, шевельнулось в углу комнаты. Перро решила, что у неё начались галлюцинации или случился сбой технолизационого интерфейса.

– Это не сбой, – сказала тень. – И не галлюцинация.

Судя по голосу, чуть хриплому контральто, его обладательница, должно быть, дьявольски красива. Перро попыталась установить с ней контакт с помощью технолизационных приращений, но попытка провалилась – её собеседница была стопроцентным человеком, напрочь лишённым каких-либо модификаций.

– Вы знаете, что это бессмысленно, – продолжала тень; из глаз и рта исходило едва заметное голубоватое сияние. – Ваши боевые имплантаты деактивированы. Комната экранирована, связь через Поток не работает.

Характерный, почти карикатурный японский акцент свидетельствовал, что перед ней доминионка. К тому же обладающая псионическим даром.

Архонт замерла. Но рукоять пистолета не выпустила.

– Королева Шрамов прислала вас говорить со мной? – спросила архонт.

Тьма рассмеялась.

– А вы храбрая, раз не боитесь называть регента Серас Королевой Шрамов. Из всех своих титулов, данных ей во славу или заслуженных на поле боя, она больше всего презирает именно это обращение. Жаль, что она вас не слышит.

– Мне нет дела до чувств вашей госпожи.

– Как угодно. Вы не достойны говорить с регентом, архонт. Слишком низко стоите. Слишком ничтожны. – Собеседница специально выделила последнее слово.

– Видимо, не настолько ничтожна, раз её посланница почтила меня своим присутствием.

– Дом Серас мог бы уничтожить вашу маленькую сепаратистскую империю даже без участия и согласия прочих заинтересованных сторон. Но не сделал этого, соблюдая прежние договорённости. Теперь они аннулированы, а вы подлежите пересмотру и приговорены к смерти.

Значит, перед ней не тайная посланница, а палач. Что ж, этого следовало ожидать.

– Кто вы такая? – спросила Перро, но тут же одумалась.

Какая разница, если эта воительница всё равно убьёт её?

– Орэ ва хитокири, – зловеще ответила тьма.

Если бы Перро знала доминионцев чуть хуже, она решила бы, что хитокири просто глупа, раз явилась сюда одна. Но за ней стояла невообразимая мощь целого государства, и, что ещё важнее, эта женщина демонстрировала ей свою решимость. Она ничего не боится, и ничто не может ей угрожать.

Но как она попала сюда? Что с охраной? Стража ждала внизу, все солдаты были хорошо вооружены и получали щедрую плату. Архонт сделала всё, чтобы не дать агентами Доминиона подкупить их.

В том что, перед ней стоит именно хитокири, Ксандрия не сомневалась ни секунды. Если бы за её головой прислали одну из синоби, Перро умерла бы, даже не проснувшись. Хитокири действовали по-другому, более прямолинейно. Значит, её ждёт показательная криптия.

Возможно, вся стража уже перебита.

– В последнее время я редко покидаю границы своей страны, – продолжала хитокири. – Я могла бы послать одного из слуг убить вас, но решила сделать это сама. Такие дела не стоит доверять посторонним.

– Чувствую себя польщённой.

– Как вам будет угодно. Встаньте, архонт. – Голос стал до того холодным, что казался нечеловеческим. – Раз я смогла попасть сюда, то вы уже мертвы. И никто не в силах это изменить.

Перро села, держа в опущенной руке оружие, которое так и не сняла с предохранителя. Тяжесть оружия успокаивала.

– Я хочу отодвинуть штору, – предупредила она.

Хитокири кивнула.

Предрассветный час отмерял свет довольно скупо, но архонту удалось рассмотреть произведение искусства, которое представлял собой роботизированный экзоскелет. Широкие плечи покрывал плащ, поверх которого была наброшена шкура белого тигра; когтистая лапа свисала до середины бедра. Хитокири стояла, скрестив руки на груди; метаклинок был закреплён на левом предплечье. Шлем она не надела – он висел на магнитной пластине пояса. Заплетённые в дредлоки волосы переброшены через плечо.

Длинные волосы были старой традицией – архонт слышала, будто бы воительницам из знатных Домов Доминиона было запрещено стричь их после обряда инициации. Их могли обрезать лишь в наказание за какой-то серьёзный проступок, проваленную миссию или проигрыш в поединке чести. Появиться на людях без дредлоков – страшнее позора нельзя было вообразить.

У этой воительницы волосы ниспадали до талии. Она из числа тех, кому были ведомы лишь победы. По крайней мере, Перро падёт от руки одной из лучших. Самые опасные люди – те, кто никогда не ошибался.

Лицо хитокири избороздили шрамы – ритуальные, утверждающие статус воительницы, и другие, полученные во время жестоких дуэлей или в сражениях. Многие конфедераты считали шрамы уродливыми, но Перро понимала эту традицию. Шрамы не были свидетельством поражения или наградой за победу, но не были они и уродством, неизбежным следствием войны. Шрамы лишь говорили о том, что воительница встречала своих врагов лицом к лицу. Шрамы были частью исцеления, отличительным знаком, полученным в настоящем храме войны – в сражении.

Что может быть красноречивее шрамов – шрамов от ран, которые не сумели её убить?

– Я хочу узнать ваше имя, хитокири, – сказала архонт.

– Моё имя во время этого военного паломничества – Сато Сакура из клана Серас, – последовал ответ.

Каждый воин, совершающий паломничество, мог выбрать, называть своё настоящее имя или же остаться неузнанным, скрыть имя своего рода, титулы, былые подвиги, свершения и заслуги. Фамилия Сато стала почти обязательным атрибутом анонимности – она оставалась самой распространённой в Доминионе.

– Ваше настоящее имя.

– Вы уже узнали моё имя, архонт. Теперь встаньте и умрите, как подобает благородной даме. Это последняя милость, которую я могу вам оказать.

– Послушайте...

– Время переговоров закончилось, – прервала её Сато. – Вердикт оглашён, нам больше не о чем говорить.

– У вас нет права судить меня. Я не принадлежу к числу ваших лакеев.

– И всё же я здесь.

– Если вы думаете, что я буду молить вас о пощаде, то ошибаетесь, хитокири Сато. – Перро гордо вскинула голову. – Я не унижу себя подобным.

– Сильные слова! Наконец-то со мной говорит архонт Конфедерации. Иного я от вас и не ожидала.

– Уходите, хитокири. Уходите, пока не случилось ничего такого, о чём вы пожалеете.

Сато похлопала рукой по шлему.

– Уже произошло.

Только тогда Ксандрия поняла, что на поясе у воительницы висел не шлем.

– По пути сюда я встретила вашего сына. – сказала Сато. – Можете попрощаться со своим сыном.

Хитокири едва заметно шевельнулась. Брошенная умелой рукой голова покатилась по ковру, оставляя за собой чёрный след, и остановилась точно у ног архонта.

– Я никогда не любила отрезать головы поверженных врагов. Слишком много возни. Но слова до конфедератов не доходят. Нужна наглядная демонстрация.

– Мой сын...

Сато прервала её:

– Мёртв. Как и ваши дочери.

Из глаз Ксандрии потекли слёзы. Она не смогла сдержаться, хотя нельзя было показывать свою слабость японке. Архон представила, как Сато хищно улыбается, видя её горе.

– Но их крови слишком мало, она не может смыть все грехи вашего рода и позор Дома Серас. Поэтому вы умрёте следующей, архонт Перро.

– Вы могли бы пощадить детей. Хотя бы детей. Они ни в чём не виновны.

– Милосердие – удел слабых. Весь ваш род должен понести заслуженное наказание.

Странное отупение не позволило Ксандрии ощутить горечь и трагичность этого момента.

– Зачем вы пришли? Ради чего? Чтобы разрушить мир, который мы с таким трудом создавали?

– Объяснения излишни, вам всё равно не понять.

Ксандрия смотрела на воительницу. Сато держала себя так, как это было принято у японских аристократов: внимательно, но при этом обманчиво расслабленно, с достоинством и уверенностью, с хладнокровной непоколебимостью.

И казалась смутно знакомой. Кто же она на самом деле?

Сато шагнула вперёд. Теперь половина её лица оказалась на свету. В былые времена эти благородные черты могли бы украсить собой старинные монеты. Ныне же они располагались на пропагандистских плакатах, развешанных по всей Восточной Азии.

– Вы!.. – Архонт узнала её и не смогла сдержать возглас.

Неужели живая легенда явилась к ней лишь для того, чтобы предъявить свой ультиматум?

– Я, – с убийственной лаконичностью подтвердила хитокири.

Все считали её погибшей. Находились свидетели, которые клялись, будто своими глазами видели труп. Возможно, так оно и было. Значит, она стала единственной, кому удалось вернуться из мира теней обратно к живым. Или была разыграна поистине грандиозная мистификация.

– Слухи о моей смерти оказались... преувеличены, – протянула воительница. – Меня непросто убить. Хотя отдаю должное вашим агентам – на этот раз они были близки. Опасно близки. Я даже начала беспокоиться за своего двойника.

– Наши... агенты?

Если кто-то из архонтов отдал приказ о ликвидации, то сделал это тайно, в обход остальных.

– Не стоит разыгрывать передо мной неведение, архонт Перро. Вы не только совершили непростительный грех, но и первыми нарушили перемирие. Время пожинать плоды принятых решений. Кровь порождает кровь.

Даже если покушение было следствием каких-то интриг, то Ксандрия о них всё равно уже не узнает.

– Знаете, во всём этом есть своеобразная ирония, – сказала она. – Неужели Доминион готов разрушить столь желанный мир – и всё из-за какой-то пряди волос? Даже не из-за покушения?

– Мне случалось убивать и за меньшее. Но в вашем случае Тайный совет отказался ратифицировать убийство, сославшись на недостаток доказательств, – нехотя призналась хитокири. – Мне пришлось взять дело в свои руки. Этого требует мой долг.

Как бы ни досаждала Перро Доминиону, но приговор ей вынес один-единственный человек.

От смерти архонта отделяло несколько вздохов. Она совершила множество преступлений против человечества, но теперь должна умереть за грехи своего сына. Даже зная, что умрёт, зная, что у неё нет ни единого шанса, она продолжала цепляться за бесполезный пистолет. Она не могла пересилить себя, не могла просто так сдаться.

– Если у вас нет санкции правительства, то вы идёте против своего долга перед императором. Вы готовы к последствиям?

– Раз вы знаете про круги долгов, то должны знать и то, что в некоторых случаях личный долг главенствует. Сейчас как раз тот самый случай.

– Я умру за то, что родила мужчину. – Смех зародился внутри неё и искал выход наружу.

Она умрёт за то, что в этом мире было принято превозносить как высшую добродетель.

– Нет. Вы умрёте за то, что не смогли дать ему достойное воспитание и не смогли научить уважать обычаи другого народа, по праву занимающего более высокое место в иерархии. Всем вам надлежит подчиняться. Только полное объединение приведёт человечество к процветанию.

– Мы не подчинимся. Доминиону ведомо лишь рабство.

– Тогда вас ждёт священная война.

Раздалась серия тихих металлических щелчков, и на ковёр упало что-то блестящее и многогранное. Со стороны это выглядело так, будто рука хитокири внезапно удлинилась.

Мстительные духи ночного меча ждали своего часа. Любой, кто увидит их, должен умереть.

– Кто я? – спросила тьма, жаждущая крови и принявшая форму несуществующей Сато Сакуры, одинокой хитокири из клана Серас, пересёкшей полмира и ищущей мести вдали от дома.

Ксандрия ответила без всякой почтительности, пропустив официальные титулы:

– Ты Принцесса Шрамов.

Воительница чуть улыбнулась, услышав это.

– Смелые слова.

Никто не называл её так в лицо – по слухам, это приводило прославленную хитокири в бешенство. Но через несколько ударов сердца Ксандрии станет всё равно.

– Вы ошиблись, архонт Перро, – сказала хитокири. – Я не Принцесса Шрамов. Я – конец всего вашего рода. Ваши дети мертвы. Теперь я убью вас. Потом убью всех остальных членов Дома Перро. Я стану убивать всех, кто посмеет произнести имя вашего рода. Я уничтожу ваши памятные архивы. От вас не останется ни единого следа. Путь вашей жизни достиг меня, и дальше идти ему не суждено. Я – забвение всего, чем вы дорожили. Мой путь завершается здесь.

Снова щёлкнула сталь.

– Что Серас требует – Серас забирает. Никаких исключений.

Старая поговорка, точно выражающая безжалостность Дома Серас, для которого цель всегда оправдывала средства. Они не только сводят всех своих врагов в могилу, но и вдобавок плюют в неё напоследок, злорадно ухмыляясь.

– Жестокость – болезнь, которой страдает вся ваша метрополия, – бросила Ксандрия. – Таких как вы всегда сопровождает смерть.

– Мы давние враги, – согласилась хитокири. – И знаем слабые места друг друга. Изъян Конфедерации – страх. Думаете, фальшивые улыбки скрывают его? Нет, не скрывают. Вы порабощены им. Из-за него вы бесконтрольно технолизируете свои тела, теряете свою душу, и вырождаетесь до состояния червей, пока мы отвоёвываем планету у химер. Так и будете ждать, пока все былые достижения обратятся в прах?

– Довольно.

– Да, пожалуй. Обмен оскорблениями утомляет. Не стоит омрачать ночь смерти лишними разговорами.

– Убейте меня и будьте прокляты. Престол Масок не простит вам этого.

– Можете гордиться, архонт, – сказала воительница. И напоследок добавила: – Не каждому суждено принять почётную смерть от Акудзики.

Единственный удар снёс Перро голову с плеч. Затухающий взор успел заметить...

...тело, заваливающееся на кровать в фонтане крови.

...сегментированную плеть, вновь собравшуюся в единый метаклинок.

...и хитокири, выходящую из спальни.

Второй метаклинок был закреплён на спине. Дредлоки воительница собирала в большую шишку на затылке, по обычаю родовой знати. Ей предстояло убить ещё множество людей – Дом Перро славился своим плодородием.

– И лишь когда падёт тень, вы узрите истинную тьму.

В клановых войнах очень важно, чья именно кровь будет пролита. Так было и так будет всегда. Даже смерть не освобождала от долгов, которыми поступки обременяли род.

– Вечную тьму.

Милосердное забвение поглотило архонта.

Глава II

Берн, столица Европейской конфедерации.

Серый город, покрытый следами давней войны, промышленной грязью и славой, но всё ещё сохранивший былое величие. Люди теснились в шпилях, жилых блоках и на улицах. Колоссальные конструкции разрастались, ветшали, разрушались и перестраивались. Среди городской застройки выделялись уцелевшие немногочисленные парки, похожие на вкрапления пятен зелени.

На фоне жилых массивов высились угольно-чёрные башни Цитадели, украшенные контрфорсами, аркбутанами и пинаклями. Островерхние крыши и облицовка стен были испачканы жирным блестящим налётом, несмотря на усилия многочисленной обслуги; среди зубцов теснились дозорные башни, кластеры сенсорных систем и батареи тяжёлых орудий. Всё это опутывала сложная сеть мостов, переходов и галерей.

Здесь размещалось одно из крупнейших ведомств Конфедерации, плетущее интриги и заговоры – министерство будущего. В очередной раз Цитадели предстояло стать колыбелью масштабных событий, которые изменят мир.

* * *

Советница Минерва Дюпре шла в капеллу, расположенную в восточном крыле Цитадели. Её шаги и постукивания окованной сталью трости эхом разносились по коридору, отражались от стен и терялись в тени нервюрных сводов. В стенных нишах стояли изваяния, вглядывающиеся в полумрак железными лицами; это были не обычные украшения, а роботизированные стражи, готовые вступить в бой с любым нарушителем. Вентиляционная система отфильтровывала уличный смог и посторонние запахи, делая воздух стерильным.

Тёмные волосы Минервы были зачёсаны назад, открывая высокий лоб, и собраны в пучок. Резкие черты лица дополняли тонкие губы и глубоко посаженные синие глаза, смотрящие прямо и строго. Как и все советники, она носила белый двубортный китель с фалдами, тёмно-синий шейный платок, чёрные брюки и высокие ботинки – одежда отличалась простым кроем и деловым стилем, что вполне устраивало советницу.

Коридоры и кабинеты Цитадели были многолюдны – служащие сновали из одного помещения в другое, разнося информационные кристаллы и кипы документов. Минерва постоянно чувствовала давящее присутствие сотен человеческих тел. Даже спустя годы после перевода на гражданскую службу к этому невозможно было привыкнуть.

Массивные двустворчатые двери капеллы автоматически распахнулись при её приближении. Огромное помещение почти всегда пустовало, представляя собой островок спокойствия посреди беспокойного министерства. Ряды колонн, у основания которых теснились многочисленные молельные свечи, уходили во тьму. Освещение обеспечивали лишь розы, расположенные на фасадах нефа и трансепта, и тибуриум. Свет был искусственным – по какой-то причине Цитадель не имела наружных окон.

Из-за колонны вышел капеллан. Отец Мартин успел разменять седьмой десяток и сильно хромал, но в его облике всё ещё сохранилось что-то юношеское. Чёрный шёлк сутаны красиво оттенял седые волосы и бледность добродушного лица.

Они кивнули друг другу – это безмолвное приветствие было давней негласной договорённостью.

– В последнее время вы часто приходите, Минерва, – заметил капеллан, неспешно перебирая чётки.

– Говорят, что в смутные времена люди всегда искали пристанище в церкви, – ответила она.

Сейчас времена были слишком уж смутными – орды аббератов, оставшихся после уничтожения тифонов, заполонили всю Евразию и ни на мгновение не переставали атаковать восточные границы Конфедерации. Пока Минерва занималась бюрократической волокитой, сотни солдат умирали на далёких фронтах. А где-то там, вдалеке, за этими полчищами, притаился коварный паназиатский Доминион. Сложно было сказать, какая из этих напастей хуже.

– Это так, – ответил отец Мартин.

Он выдержал короткую паузу и спросил:

– Намечается что-то серьёзное?

– Сегодня мне предстоит встреча с опасным человеком.

– Вы сами хотели взяться за это дело?

– Нет, Престол выслал рескрипт с назначением. – Минерва положила обе руки на навершие трости. – Но я рада любой возможности проявить себя. Гражданская должность не для меня, всё слишком монотонное и однообразное. Может, я смогу добиться перевода и вернуться обратно.

Капеллан кивнул. Как и Минерва, он в прошлом служил в мобильной пехоте. Одному солдату было легко понять другого.

– Напрасные мечты, ещё никого не возвращали обратно с этой службы. Может, вы слышали о людях, которым удалось вернуться, но это скорее просто слухи.

Минерва знала это, но предпочитала тешить себя иллюзиями. Слова капеллана вернули её к жестокой действительности.

– Сражаться можно не только на поле боя, – тут же добавил отец Мартин, заметив её реакцию.

– Мне не подходят сражения с помощью распоряжений, составленных технографистами. Этот мир изменят солдаты, а не резолюции.

– Если бы вы согласились на протезирование...

Минерва начала злиться – капеллан не в первый раз начинал этот разговор.

– Никогда! – отрезала она. – Мне не нужны киберпротезы. Тем более церебральные.

Как и у всех жителей Европы, у неё были минимальные нанитные модификации, которые служили аналогом дополнительной нервной системы и обеспечивали связь с гено– и ДНК-компьютерами. Это было необходимо для взаимодействия между мозгом и программным обеспечением. Без нанитов обычная жизнь не представлялась возможной.

– В технолизации нет ничего страшного, Минерва.

Одним из самых больших изъянов Минервы была технофобия – острое, временами даже паническое неприятие кибернетических модификаций. Подобное отношение к технолизации вызывало непонимание в обществе, где подобные процессы считался нормальным и даже необходимым. Правда, пока что не все принимали эти реалии. Недели не проходило без того чтобы неолуддиты не устроили очередной демонстрации, протестуя против бесконтрольного внедрения киберимплантов.

– Откуда вам знать?

– Я сам прошёл через это.

Минерва недоверчиво прищурилась. Оглядевшись, отец Мартин слегка подтянул полу сутаны и брюки, открывая технолизационый протез, заменяющий ему левую ногу.

– Заработал себе пару новых ног за годы службы в пехоте, – улыбнулся он. – Достойная награда. Прижились, правда, не очень, но ходить могу. Я почти никому не рассказывал о протезах – не хотел смущать паству, там очень разные люди. Далеко не все готовы принять блага технолизации. Но это нормально, со временем мнения меняются.

Отец Мартин внимательно следил за её лицом. От него сложно было что-либо скрыть.

– Странно видеть священника с модификациями, не правда ли? – спросил он. – Многие считают, что изменения тела влияют и на душу. Но я никогда не причислял себя к ортодоксам. Если бы Бог не хотел, чтобы люди изменяли свою природу, то не позволил бы нам применять технолизацию.

– Из-за этого вас списали? – спросила Минерва. – Из-за модификаций?

– Да. Если бы не риск отторжения и необходимость принимать специальные препараты, то могли бы оставить на службе. А если меня спрашивают о причинах ухода из Корпуса, отвечаю, что стал слишком стар для армии. И это правда – за последний год меня раз пять пробовали уволить из-за возраста.

– Если вы скрываете факт технолизации, то зачем рассказали мне об этом?

– Вам нужен личный пример, Минерва. Иногда изменения необходимы. Технолизация – это ещё не конец жизни.

– Я подумаю об этом, отец Мартин. Не хочу принимать поспешные решения, о которых потом пожалею.

Капеллан кивнул.

– Технолизация – непростой процесс. Конечно, вам стоит взвесить все pro et contra. Но я вижу, у вас остались вопросы.

– Не думаю, что они будут уместны.

– Спрашивайте.

– Как вы...

– Маньчжурская операция. – Отец Мартин слегка улыбнулся. – Да, в то время мы с доминионцами ещё были друзьями. Я был приписан к сто тридцать четвёртому батальону, там как раз освободилась должность капеллана.

– Ваш батальон прикрывали отступление в той операции, – вспомнила Минерва.

– Да. Разведка просчиталась, аберратов оказалось слишком много. Тогда я и лишился ног.

Отец Мартин прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания.

– Нас вытащили японцы. Они десантировались на поле боя прямо с суборбитальных шаттлов. Серьёзное испытание, даже для операторов тяжёлых экзоскелетов. Настоящие психи, полезли за нами в самое пекло. Я так и не узнал имени их командира, чтобы поблагодарить за спасение батальона. Помню только фамилию – Серас. Так к нему обращались солдаты.

Минерва поморщилась. У неё были свои причины для нелюбви к клану Серасов. Шли годы, но старые раны давали о себе знать.

Капеллан посмотрел на часы.

– Вам нужно побыть одной, Минерва. Боюсь, я сделал для вас всё что мог. Помолитесь, и Господь укажет вам путь.

– Благодарю, святой отец.

Миновав ряды скамей и средокрестие, Минерва приблизилась к алтарю. Протянув руку, она взяла толстую свечу и, подождав, пока огонь разгорится, поставила её на самый верх, опустилась на колени и принялась молиться.

Её отвлекло сообщение, спроецированное на сетчатку глаза. Минерва подняла голову и встала.

Время пришло. Не стоило заставлять Престол Масок ждать.

* * *

В заключении наметилась определённая размеренность. Жизнь всегда стремится к упорядочиванию.

Сато давно прекратила попытки считать дни, которые она провела в камере. Раньше она отмечала их палочками, выцарапанными на стене, но потом прекратила. Время мало что значило в этих однообразных стенах, и даже еду приносили исключительно через долгие неравные промежутки времени – чтобы не дать ей возможности сориентироваться и понять, как долго длилось заключение. Сато оставалось лишь ждать, сформировав собственный порядок сна, бодрствования и приёма пищи. Конфедераты не посмеют казнить её – это было бы равносильно объявлению войны Доминиону, виндикта не заставит себя ждать. Не та роскошь, которую они могут себе позволить. Если Сато не убили сразу, то не убьют и теперь. Иначе её бы просто отравили нейротоксином и смотрели, как она медленно умирает в собственном дерьме, пока не задохнётся.

А пока Сато просто продолжала существовать в своём замкнутом мирке, ожидая ответного шага. Намерения конфедератов были неясны.

Камера оказалась на удивление удобной. Койку можно было назвать мягкой, стены на ощупь были гладкими и чуть тёплыми. Всё это мало походило на замшелые сырые подземелья родовых поместий, в которых держали пленников доминионцы. Там их ожидали негостеприимные условия: изогнутые стены со встроенными видеопанелями, незаметно для глаза меняющие очертания и расцветку своих психоделических узоров, затрудняющий перемещение пол и нары, наклонённые под таким углом, что на них даже усидеть было непросто, не то что спать. В таких условиях человек ломался быстро. Хуже было разве что в тюрьме на острове Хасима.

Сато предполагала, что еду ей приносили пару раз в день. Меню не отличалось разнообразием – всегда одна и та же смесь сои с дешёвой протеиновой пастой, у которой был противный привкус мультивитаминов. К блюду прилагались глубокая тарелка и ложка; посуда была сделана из растительных полимеров. Трапезу дополнял стакан воды, прошедшей многократную фильтрацию.

Сато могла бы разломать тарелку и сделать из обломка подобие ножа или заточить черенок ложки о стену, но зачем? Совершить самоубийство она всё равно не могла – некоторые обязанности не может уравнять даже смерть. У неё ещё остались обязательства, лишающие права убить себя, чтобы выйти из сложившегося положения. И ничто не могло оправдать нарушение правила ствола и ветвей.