Текст книги "Скоморошины"

Автор книги: Сборник Сборник

Птицы

 
Ди-ди-ди-ди, отчего же зима становилась?
Становилася зима да от морозов.
От зимы становилась весна красна,
От весны становилось лето тепло,
А от лета становилась богатая осень.
Из-за синего Дунайского моря
Налетала малая птица-певица,
Садилася птица-певица
Во зеленой да во садочек,
Ко тому ли ко белому шатрочку.
Налетали малые птицы стадами,
Садилися птички рядами,
И в одну сторону да головами;
И начали птицу пытати:
«Ай же ты малая птица-певица!
И кто у нас за морем больший,
Кто за Дунайскиим меньший?»
«На море колпик[193]193
  Колпик – птица из разряда цапель.


[Закрыть] -от царик,
Белая колпица царица.
На море гуси бояра,
А лебедушки были княгини.
На море рябчик стряпчий,
На море жерав[194]194
  Жерав – журавль.


[Закрыть] перевозчик —
Ножки беленьки тоненьки,
Штаники синеньки узеньки.
По морю ходит и бродит,
Штаничков не омочит,
Кажную птицу перевозит,
Тем свою голову кормит.
На море дятел-от плотник,
Кажное дерево пытает,
С того ради сыт пребывает,
А ластушки были девицы,
Утушки молодицы,
Чаюшки водоплавки,
Гагары были рыболовки,
Много-то рыбы наловили;
Рыба на горы не бывала,
Крестьяны рыбы не едали,
Всё она крестьян разоряет,
С того ради сыта пребывает.
А синочка[195]195
  Синочка – синичка.


[Закрыть] – она худая,
Часто, милая, она хворает,
Долго она не умирает,
Работы работать не умеет,
Казаков[196]196
  Казаки – здесь: батраки.


[Закрыть] нанимать она не смыслит.
А ворона – богатая птица —
В летнюю пору по суслонам,
А в зимнюю пору по ометам
Всё она крестьян разоряет,
С того ради сыта пребывает.
А воробьи были царские холопы —
Кольё-жердьё подбирают
И загороды подпирают,
Всё они крестьян разоряют,
С того ради сыты пребывают.
А голубь-от на море попик,
А голубушки попадьюшки,
А сорока кабацкая женка,
С ножки на ножку ступает,
Черные чеботы топтает,
Высоко чеботы топтает,
Удалых молодцов прельщает.
Петушки – казачки были донские,
Имеют по хозяйке и по две,
По целому да по десятку,
И не так, как на Руси крестьянин,—
Одну-то он женку имеет,
И той нарядить не умеет,
А бить-то ей, бедной, не смеет.
Курица – победная птица,
По улице ходит и бродит,
Кто ведь ей изымает,[197]197
  Изымать – ловить.


[Закрыть]
Всяк яйца у ней пытает».
 

Из монастыря Боголюбова старец Игренище

 
Из монастыря да из Боголюбова
Идет старец Игренище,
Игренище-Кологренище.
А и ходит он по монастырю,
Просил честныя милостыни,
А чем бы старцу душа спасти,
Душа спасти, душа спасти,
Ее в рай спусти.
Пришел-от старец под окошечко
Человеку к тому богатому,
Просил честную он милостыню,
Просил редечки горькия,
Просил он капусты белыя,
А третьи – свеклы красныя.
А тот удалой господин добре
Сослал редечки горькия,
И той капусты он белыя,
А и той свеклы красныя
А с тою ли девушкой поваренною.
Сошла та девка со двора она
И за те за вороты за широкие,
Посмотрит старец Игренище-Кологренище
Во все четыре он во стороны,
Не увидел старец он, Игренище,
Во всех четырех во сторонушках
Никаких людей не шатаются, не мотаются.
А не рад-то старец Игренище
А и тое ли редечки горькия,
А и той капусты белыя,
А третьи – свеклы красныя,
А и рад-то девушке-чернаушке.
Ухватил он девушку-чернаушку,
Ухватил он, посадил в мешок
Со тою-то редькою горькою,
И со той капустой белою,
И со той со свеклой со красною.
Пошел он, старец, по монастырю,
И увидели его ребята десятильниковы,
И бросалися ребята они ко старцу,
Хватали они шилья сапожные,
А и тыкали у старца во шелковый мешок:
Горька редька рыхнула,
Белая капуста крикнула,
Из красной свеклы рассол пошел.
А и тута ребята десятильниковы,
Они тута со старцом заздорили,
А и молится старец Игренище,
А Игренище-Кологренище:
«А и гой вы еси, ребята десятильниковы!
К чему старца меня обидите?
А меня вам обидеть – не корысть получить.
Будьте-тко вы ко мне в Боголюбов монастырь,
А и я молодцов вас пожалую:
А и первому дам я пухов колпак,
А и век-то носить да не износить;
А другому дам камчат кафтан,
Он весь-то во тетивочку повыстеган;
А третьему дам сапожки зелен сафьян
Со темя подковами немецкими».
А и тут ему ребята освободу дают.
И ушел он, старец Игренище,
А Игренище-Кологренище,
Во убогие он свои во келейки.
А по утру раненько-ранешенько
Не изробели ребята десятильниковы,
Промежу обедни, заутрени
Пришли они ребята десятильниковы.
Ходят они по монастырю,
А и спрашивают старца Игренища,
Игренища-Кологренища.
А увидел сам старец Игренище,
Он тем-то ребятам поклоняется,
А слово сказал им ласковое:
«Вы-то ребята разумные,
Пойдем-ка ко мне, в келью идите».
Всем рассказал им подробно всё:
А четверть пройдет – другой приди;
А всем рассказал, по часам рассказал,
Монастырски часы были верные.
А который побыстрее их, ребят,
Наперед пошел ко тому старцу ко Игренищу.
Первому дал он пухов колпак:
А брал булаву в полтретья пуда,
Бил молодца по буйной голове —
Вот молодцу пухов колпак,
Век носить да не износить,
Поминать старца Игренища.
И по тем часам монастырскием
А и четверть прошла – другой пришел.
А втапоры старец Игренище
Другому дает кафтан камчатной:
Взял он плетку шелковую,
Разболок его, детину, донага,
Полтораста ударов ему в спину влепил.
А и тех-то часов монастырскиех,
Верно, та их четверть прошла,
И третей молодец во монастырь пошел
Ко тому старцу ко Игренищу,
Допрошался старца Игренища.
И завидел его старец Игренище,
Игренище-Кологренище,
А скоро удобрил и в келью взял.
Берет он полено березовое,
Дает ему сапожки зелен сафьян:
А и ногу перешиб и другую подломил.
«А вот вы, ребята десятильниковы.
Всех я вас, ребят, пожаловал:
Первому дал пухов колпак,
А и тот ведь за кельей валяется;
А другому наделил я камчат кафтан,
А и тот не ушел из монастыря;
А последнему – сапожки зелен сафьян,
А и век ему носить да не износить».
 

Чурилья-игуменья и Стафида Давыдовна

 
Да много было в Киеве божьих церквей,
А больше того почестных монастырей,
А и не было чуднее Благовещения Христова.
А у всякой церкви по два попа,
Кабы по два попа, по два дьякона
И по малому певчему по дьячку,
А у нашего Христова Благовещенья честного
А был у нас-де Иван-пономарь,
А горазд-де Иванушка он к заутрени звонить.
Как бы русая лиса голову клонила,
Пошла-то Чурилья к заутрени.
Будто галицы летят, за ней старицы идут,
По правую руку идут сорок девиц,
Да по левую руку друга сорок,
Позади ее девиц и сметы нет.
Девицы становилися по крылосам,
Честна Чурилья в алтарь пошла.
Запевали тут девицы четью петь,
Запевали тут девицы стихи верхние,
А поют они на крылосах, мешаются,
Не по-старому поют, усмехаются.
Проговорит Чурилья-игуменья:
«А и Федор-дьяк, девий староста!
А скоро походи ты по крылосам,
Ты спроси, что поют девицы, мешаются,
А мешаются девицы, усмехаются».
А и Федор-дьяк стал их спрашивать:
«А и старицы-черницы, души красные девицы!
А что вы поете, сами мешаетесь,
Промежу собой, девицы, усмехаетесь?»
Ответ держут черницы, души красные девицы:
«А и Федор-дьяк, девий староста!
А сором сказать, грех утаить,
А и то поем, девицы, мешаемся,
Промежу собой, девицы, усмехаемся:
У нас нету дьяка-запевальщика,
А и молоды Стафиды Давыдовны,
А Иванушки-пономаря зде же нет».
А сказал он, девий староста,
А сказал Чурилье-игуменье:
«То девицы поют, мешаются,
Промежу собой девицы усмехаются —
Нет у них дьяка-запевальщика,
Стафиды Давыдьевны, пономаря Иванушки».
И сказала Чурилья-игуменья:
«А ты Федор-дьяк, девий староста!
А скоро, ты побеги по монастырю,
Скоро обойди триста келий,
Поищи ты Стафиды Давыдьевны.
Али Стафиды ей мало можется,[198]198
  Мало можется – нездоровится.


[Закрыть]
Али стоит она перед богом молится».
А Федор-дьяк заскакал, забежал,
А скоро побежал по монастырю,
А скоро обходил триста келий,
Дошел до Стафидины келейки:
Под окошечком огонек горит,
Огонек горит, караул стоит.
А Федор-дьяк караул скрал,
Караулы скрал, он в келью зашел,
Он двери отворил и в келью зашел:
«А и гой еси ты, Стафида Давыдьевна,
А и царская ты богомольщица,
А и ты же княженецка племянница!
Не твое-то дело тонцы водить,[199]199
  Тонцы водить – заниматься играми, забавляться.


[Закрыть]
А твое бо дело богу молитися,
К заутрени идти».
Бросалася Стафида Давыдьевна,
Наливала стакан винца-водки добрыя,
И другой – медку сладкого,
И пали ему, старосте, во резвы ноги:
«Выпей стакан зелена вина,
Другой – меду сладкого
И скажи Чурилье-игуменье,
Что мало Стафиде можется,
Едва душа в теле полуднует».
А и тот-то Федор, девий староста,
Он скоро пошел ко заутрени
И сказал Чурилье-игуменье,
Что той-де старицы Стафиды Давыдьевны
Мало можется, едва ее душа полуднует.
А и та-то Чурилья-игуменья,
Отпевши заутрени,
Скоро поезжала по монастырю,
Испроехала триста келий
И доехала ко Стафиды кельице,
И взяла с собою питья добрые,
И стала ее лечить-поить.
 

Гость Терентище

 
В стольном Нове-городе,
Было в улице во Юрьевской,
В слободе было Терентьевской,
А и жил-был богатый гость,
А по именю Терентище.
У него двор на целой версте,
А кругом двора железный тын,
На тынинке по маковке,
А и есть по земчужинке;
Ворота были вальящатые,
Вереи хрустальные,
Подворотина – рыбий зуб.
Середи двора гридня стоит,
Покрыта седых бобров,
Потолок черных соболей,
А и матица таволженая,
Была печка муравленая,
Середа была кирпичная,
А на середи кроватка стоит,
Да кровать слоновых костей,
На кровати перина лежит,
На перине зголовье лежит,
На зголовье молодая жена
Авдотья Ивановна.
Она с вечера трудна-больна,
Со полуночи недужна вся:
Расходился недуг в голове,
Разыгрался утин в хребте,
Пустился недуг к сердцу,
А пониже ее пупечка,
Да повыше коленечка,
Межу ног, килди-милди.
Говорила молодая жена
Авдотья Ивановна:
«А и гой еси, богатый гость,
И по именю Терентище!
Возьми мои золотые ключи,
Отмыкай окован сундук,
Вынимай денег сто рублей,
Ты поди дохтуров добывай,
Волхи[200]200
  Волхи – здесь: знахари.


[Закрыть] -то спрашивати».
А втапоры Терентище
Он жены своей слушался —
И жену-то во любви держал.
Он взял золоты ее ключи
Отмыкал окован сундук,
Вынимал денег сто рублев
И пошел дохтуров добывать.
Он будет, Терентище,
У честна креста Здвиженья,
У жива моста калинова,
Встречу Терентищу
Веселые скоморохи.
Скоморохи – люди вежливые,
Скоморохи очес(т)ливые,
Об ручку Терентью челом:
«Ты здравствую, богатый гость,
И по именю Терентище!
Доселева те слыхом не слыхать,
И доселева видом не видать,
А и ноне ты, Терентище,
А и бродишь по чисту полю,
Что корова заблудящая,
Что ворона залетящая».
А и на то-то он не сердится,
Говорит им Терентище:
«Ай вы гой еси, скоморохи-молодцы!
Что не сам я, Терентий, зашел,
И не конь-то богатого завез,
Завела нужда-бедность…
У мене есть молодая жена
Авдотья Ивановна.
Она с вечера трудна-больна,
Со полуночи недужна вся:
Расходился недуг в голове,
Разыгрался утин в хребте;
Пустился недуг к сердцу,
Пониже ее пупечка,
Что повыше коленечка,
Межу ног, килди-милди.
А кто бы-де недугам пособил,
Кто недуги бы прочь отгонял
От моей молодой жены,
От Авдотьи Ивановны,
Тому дам денег сто рублев
Без единыя денежки».
Веселые молодцы догадалися,
Друг на друга оглянулися,
А сами усмехнулися:
«Ай ты гой еси, Терентище,
Ты нам что за труды заплатишь?»
«Вот вам даю сто рублев».
Повели его, Терентища,
По славному Нову-городу,
Завели его, Терентища,
Во тот во темный ряд,
А купили шелковый мех,
Дали два гроша мешок;
Пошли они во червленый ряд,
Да купили червленый вяз,
А и дубину ременчатую —
Половина свинцу налита,
Дали за нее десять алтын.
Посадили Терентища
Во тот шелковый мех,
Мехоноша за плеча взял.
Пошли они, скоморохи,
Ко Терентьеву ко двору.
Молода жена опасливая
В окошечко выглянула:
«Ай вы гой еси, веселые молодцы!
Вы к чему на двор идете,
Что хозяина в доме нет».
Говорят веселые молодцы:
«А и гой еси, молодая жена
Авдотья Ивановна!
А и мы тебе челобитье несем
От гостя богатого,
И по имени Терентища».
И она спохватилася за то:
«Ай вы гой еси, веселые молодцы!
Где его видели,
А где про его слышали?»
Отвечают веселые молодцы:
«Мы его слышали,
Сами доподлинно видели
У честна креста Здвиженья,
У жива моста калинова,
Голова по собе его лежит,
И вороны в …. клюют».
Говорила молодая жена
Авдотья Ивановна:
«Веселые скоморохи!
Вы подите во светлую гридню,
Садитесь на лавочки
Поиграйте во гусельцы
И пропойте-ка песенку
Про гостя богатого,
Про старого ……. сына,
И по именю Терентища,—
Во дому бы его век не видать».
Веселые скоморохи
Садилися на лавочки,
Заиграли во гусельцы,
Запели они песенку:
«Слушай, шелковый мех
Мехоноша за плечами,
А слушай, Терентий-гость,
Что про тебя говорят,
Говорит молодая жена
Авдотья Ивановна
Про стара мужа Терентища,
Про старого ……. сына —
Во дому бы тебе век не видать.
Шевелись, шелковый мех
Мехоноша за плечами,
Вставай-ка, Терентище,
Лечить молодую жену,
Бери червленый вяз,
Ты дубину ременчатую,
Походи-ка, Терентище,
По своей светлой гридне
И по середи кирпищатой
Ко занавесу белому,
Ко кровати слоновых костей,
Ко перине ко пуховыя,
А лечи-ка ты, Терентище,
А лечи-ка ты молоду жену
Авдотью Ивановну».
Вставал же Терентище,
Ухватил червленый вяз,
А дубину ременчатую,—
Половина свинцу налита,
Походил он, Терентище,
По своей светлой гридне
За занавесу белую,
Ко кровати слоновых костей,
Он стал молоду жену лечить,
Авдотью Ивановну:
Шлык с головы у нее сшиб.
Посмотрит Терентище
На кровать слоновых костей,
На перину на пуховую,—
А недуг-от пошевеливается
Под одеялом соболиныем.
Он-то, Терентище,
Недуга-то вон погнал
Что дубиною ременчатою,
А недуг-от непутем
В окошко скочил,
Чуть головы не сломил,
На карачках ползает,
Едва от окна отполоз.
Он оставил, недужище,
Кафтан хрущатой камки,
Камзол баберековыи,
А и денег пятьсот рублев.
Втапоры Терентище
Дал еще веселым
Другое сто рублев
За правду великую.
 

Хмель себя выхваляет

 
Как во городе было во Казани,
Середи было торгу на базаре,
Хмелюшка по выходам гуляет,
Еще сам себя хмель выхваляет:
«Уж как нет меня, хмелюшки, лучше,
Хмелевой моей головки веселее.
Еще царь-государь меня знает,
Князья и бояре почитают,
Священники-попы благословляют;
Еще свадьбы без хмеля не играют,
И крестины без хмеля не бывают.
Еще где подерутся, побранятся,
Еще тут без хмеля не мирятся.
Один лих на меня мужик-крестьянин —
Он частешенько в зеленый сад гуляет,
Он глубокие борозды копает,
Глубоко меня, хмелину, зарывает,
В ретиво сердце тычиночки втыкает,
Застилает мои глазоньки соломкой.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
По тычинкам вверх подымался,
Я отростил свои ярые шишки.
Но всё лих на меня мужик-крестьянин —
Почастешеньку в зеленый сад гуляет.
Он и стал меня, хмелюшку, снимати
И со малыми ребятами щипати,
В кульё, в рогожи зашивати,
По торгам, по домам развозити.
Меня стали мужики покупати
И со суслицем во котликах топити.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
Я из котлика вон подымался,
Не в одном мужике разыгрался —
Я бросал их о тын головами,
А во скотский помет бородами».
 

Агафонушка

 
А и на Дону, Дону, в избе на дому,
На крутых берегах, на печи на дровах
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье – перед печью шесток,
Чистое поле – по подлавочью,
А и синее море – в лохани вода.
А у белого города у жорного
А была стрельба веретенная,
А и пушки – мушкеты горшечные,
Знамена поставлены – помельные,
Востры сабли – кокошники,
А и тяжкие палицы – шемшуры,
А и те шемшуры были тюменских баб.
А и билася, дралася свекры со снохой,
Приступаючи ко городу ко жорному,
О том пироге, о яичном мушнике.
А и билися, дралися день до вечера,
Убили они курицу пропащую.
А и на ту-то на драку, великий бой,
Выбежал сильной могуч богатырь,
Молодой Агафонушка Никитин сын.
А и шуба-то на нем была свиных хвостов,
Болестью опушена, комухой подложена,
Чирьи да вереды – то пуговки,
Сливные коросты – то петельки.
А втапоры старик на полатях лежал,
Силу-то смечал, во штаны …..;
А старая баба, умом молода,
Села …… сама песни поет.
А слепые бегут спинаючи[201]201
  Спинаючи – спиной, задом.


[Закрыть] глядят,
Безголовые бегут – они песни поют,
Бездырые бегут – ………….,
Безносые бегут – понюхивают.
Безрукий втапоры клеть покрал,
А нагому безрукий за пазуху наклал,
Безъязыкого того на пытку ведут,
А повешены – слушают,
А и резаный тот в лес убежал.
На ту же на драку, великий бой,
Выбегали тут три могучие богатыри,
А у первого могучего богатыря
Блинами голова испроломана,
А у другого могучего богатыря
Соломой ноги изломаны,
У третьего могучего богатыря
Кишкою брюхо пропороно.
В то же время и в тот же час
На море, братцы, овин горит,
С репою, со печенкою.
А и середи синя моря Хвалынского
Вырастал ли тут крековист дуб.
А на том на сыром дубу крековистом
А и сивая свинья на дубу гнездо свила,
На дубу гнездо свила и детей она свела,
Сивеньких поросяточек, поросяточек полосатеньких.
По дубу они все разбегалися,
А в воду они глядят – притонути хотят,
В поле глядят – убежати хотят.
А и по чистому полю корабли бегут,
А и серый волк на корме, стоит,
А красна лисица потакивает:
«Хоть вправо держи, хоть влево, затем куда хошь».
Они на небо глядят – улетети хотят.
Высоко ли там кобыла в шебуре летит,
А и черт ли видал, что медведь летал,
Бурую корову в когтях носил.
В ступе-де курица объягнилася,
Под шестком та корова яйцо снесла,
В осеку овца отелилася.
А и то старина, то и деянье.
 

Народный театр

Народная драма: «Мнимый барин», «Маврух», «Параша» – из сборника Н. Онучкова «Северные народные драмы»; 1911, «Кедрил-обжора» – из «Записок из Мертвого дома» Ф. Достоевского; «Лодка» – из хрестоматии В. Сиповского, 1908.

Театр Петрушки: «Петрушка». Народная кукольная комедия– из книги А. Алферова, А. Грузинского «Допетровская литература и народная поэзия», 1911.

Вертепные представления: «Царь Ирод» – из статьи В. Добровольского в книге «Известия ОРЯС», 1908; «Барыня и доктор» – из книги Е. Романова «Белорусские тексты вертепного действа», 1898.

Раек: приводятся тексты из книги Д. Ровинского «Русские народные картинки», 1881, и статьи А. Гациского в книге «Нижегородка. Путеводитель и указатель по Нижнему Новгороду и Нижегородской ярмарке», 1875.

Медвежья потеха: приводятся тексты из книг Д. Ровинского, С. Максимова, а также лубочной картинки 1866 года, печатанной в литографии А. Аврамова.

Прибаутки ярмарочных зазывал: приводятся тексты, записанные в конце XIX века.

Народная драма

Действующие лица:

Барин, в военной форме, с погонами; белая соломенная шляпа, в усах, с тростью, при зонтике.

Барыня, переодетый мужчина из молодых парней: в платье, в чепце. Старается говорить тонким голосом.

Трактирщик, в рубашке навыпуск, в жилетке, на груди зелёный фартук, на голове картуз.

Лакей, во фраке или сюртуке, на голове фуражка, на руках перчатки.

Староста, старик в сермяге, на голове чёрная шляпа котлом, за плечами сумка, на ногах лапти.

Барин. Мария Ивановна, пойдёмте прогуляться. (Входят в трактир, обращаются к Трактирщику.) Трактирщик!

Трактирщик. Что угодно, барин голый?

Барин. Ах, как ты меня присрамил!

Трактирщик. Нет, барин добрый, я вас похвалил!

Барин. Есть ли у вас комнаты, нам с Марьей Ивановной расположиться, чаю-кофею напиться?

Трактирщик. Есть, даже шпалерами[202]202
  Обоями.


[Закрыть] обиты-с.

Барин. И пообедать будет можно?

Трактирщик. Как же-с, барин, можно-с.

Барин. А что именно будет приготовлено?

Трактирщик. Жаркое-с.

Барин. Именно какое?

Трактирщик. Комар с мухой, таракан с блохой на двенадцать частей разрезаны-с, на двенадцать персон приготовлены-с.

Барин. Мария Ивановна! Какое жаркое чудесное-с! (К Трактирщику.) Сколько будет стоить-с?

Трактирщик. Полтора шесть[203]203
  Т. е. 90 копеек.


[Закрыть] гривен-с!

Барин. Болван, не лучше ли бы тебе сказать: два десять![204]204
  Т. е. 20 копеек.


[Закрыть] <…>

Трактирщик. Нет, мы не болваны, а живем с людьми на обманы; не таких видали, без шинели домой отпускали; а если вас порядочно угостить, можно без мундира отпустить; у вас в одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи!

Барин. Ах, Мария Ивановна! Должно быть, он в наш карман лазил! Не хочу гулять, иду дальше. <…>

Является его Лакей.

Лакей. Что, барин голый?

Барин. Ах, как ты меня присрамил!

Лакей. Нет, барин добрый, я вас похвалил. <…>

Барин. Афонька малый, поил ли ты моего коня?

Лакей Как же, барин, поил!

Барин. Почему же у коня верхняя губа суха?

Лакей. Не могла достать.

Барин. А ты бы подрубил.

Лакей. Я и так по колени ноги отрубил!

Барин. Дурак, ты бы корытце подрубил!

Лакей. Я и так все четыре ноги отрубил! <…>

Староста входит, кланяется Барину и говорит.

Староста. Здорово, барин-батюшко, сивый жеребец, Михайло Петрович! Я был на Нижегородской ярмарке, видел свиней вашей породы, да вашу барскую шкуру продал, на вашу милость остался хомут очень прочен; ещё привёз вам подарочек: гуся да индюшечку.

Барин. Что ты, дурак, разве бывает свинина барской породы?

Староста. Вашего завода.

Барин. Ах да, моего завода! А разве баре носят хомуты?

Староста. Очень прочен, боярин-батюшко!

Барин. Ну, расскажи, староста, откуда ты?

Староста. Из вашей новой деревни.

Барин. Ну, как в деревне мужички поживают?

Староста. Порато дородно[205]205
  Очень хорошо.


[Закрыть] поживают: с ножки на ножку попрыгивают, у семи дворов один топор.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Каждый крестьянин до семи топоров имеет.

Барин. Ах, как хорошо! А что они топорами делают?

Староста. Занимаются вырубкой лесов.

Барин. Поди много вырубают?

Староста. Порато много, боярин-батюшко.

Барин. Как много?

Староста. А вот как соберутся всей-то деревней в лес, да возьмут верёвку, на вершину навяжут, клонят, клонят… всей деревней и гнут целый день.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. На каждый топор по семи дерев вырубают, боярин-батюшко!

Барин. Ах, как много! А что же они из лесу делают?

Староста. Дома строят.

Барин. Поди-ко большие?

Староста. Порато большие, боярин-батюшко!

Барин. А как большие?

Староста. А собачки бежат, в окошечко глядят.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Курицы на крышу вылетают, с неба звёзды хватают! Я утром вышел: петух идёт, полмесяца волочёт.

Барин. А какие дома громадные! Поди у них и окна большие?

Староста. Порато большие, боярин-батюшко!

Барин. А как большие?

Староста. А вот как: долотом намечено, а буравчиком проверчено, твоя маминька, кривая сука, впялит глаза и смотрит.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Весь свет в одно окно видно!

Барин. А какие окна большие! А у наших крестьян хлебопашество есть?

Староста. Есть, боярин-батюшко.

Барин. Поди-ко много?

Староста. Порато много, боярин-батюшко!

Барин. А как много?

Староста. В ту сторону сажень, да в другую сажень, так кругом-то четыре будет.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Каждый крестьянин по семи десятин имеет.

Барин. Ах, как много! Поди-ко наши крестьяне на многих лошадях и на пашню выезжают?

Староста. Порато на многих.

Барин. А как на многих?

Староста. Всей деревней на одной сохе и то на козе.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Каждый крестьянин на паре лошадей выезжает.

Барин. Ах, как много! А рано поди на пашню-то выезжают?

Староста. Порато рано, боярин-батюшко!

Барин. А как рано?

Староста. В полдень поедут, а в обед уж дома.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. С утра до вечера, с восхода до заката работают.

Барин. Ах, хорошо! У наших крестьян и посев большой бывает!

Староста. Порато большой.

Барин. А как большой?

Староста. В полосу зерно, в борозду другое, и посев весь.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. Каждый крестьянин по семь кулей высевает.

Барин. Ах, хорошо! А эдак у них и урожай хороший бывает?

Староста. Порато большой, боярин-батюшко!

Барин. А как велик?

Староста. Колос от колоса – не слышно человеческого голоса.

Барин. Что ты болтаешь?

Староста. Курице пройти нельзя!

Барин. Ах, как хорошо! А эдак и нажин большой бывает?

Староста. Порато большой, боярин-батюшко!

Барин. А как большой?

Староста. Сноп от снопа – столбовая верста, а копна от копны – день езды; тихо едешь – два проедешь.

Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!

Староста. На каждой десятине по сто копён становится.

Барин. Ах, как хорошо! Эдак и копны у них большие?

Староста. Порато большие, боярин-батюшко!

Барин. А как большие?

Староста. Курица перешагнет.

Барин. Как, как?

Староста. Палкой не перекинешь!

Барин. Ах, как хорошо! А эдак и примолот у них большой бывает?

Староста. Порато большой.

Барин. А как большой?

Староста. Начнут молотить, так и зерно не летит.

Барин. Как, как?

Староста. С каждого овина по семи кулей вымолачивают. <…>

Барин. А был ли ты, староста, на моей новой мызе?

Староста. Как же, барин, был…

Барин. Всё там благополучно?

Староста. Всё благополучно, боярин-батюшко; да вот тётка Марфунька за лапоть писульку заткнула.

Барин. Подай-ко её сюда!

Староста. Сейчас, боярин-барин.

Барин. Только не изорви!

Староста. Не изорву, только изомну. (Тащитписьмоизлаптя.) <…> На-ко, барин, прочти.

Барин (берёт записку и говорит). Как у вас написано-то, по азам?

Староста. Не разобрать твоим чертовским глазам!

Барин (читает). Как же ты сказал: всё благополучно? Во-первых, мой перочинный ножик сломался!

Староста. Сломали, боярин-батюшко, сломали, прогневали бога, сломали!

Барин. Ну, расскажи, как его сломали?

Староста. Вот я расскажу, как его сломали! Как твой сивопегий жеребец помер, мы с него шкуру сдирали, кругом хвостика резанули, а ножик был стальной да и хрупнул.

Барин. Как, разве мой сиво-пегий жеребец поколел?

Староста. Помер, боярин-батюшко!

Барин. Поколел же?

Староста. Помер.

Барин. Ну, расскажи, отчего поколел?

Староста. Расскажу, отчего помер! Как твоя маменька, кривая сука, поколела, её на кладбище повезли, а он был сердечком-то ретив, себе ножку сломал, тут и помер.

Барин. Как, разве моя маменька померла?

Староста. Поколела…

Барин. Померла же?

Староста. Поколела!

Барин. Видите, Марья Ивановна, лошади помирают, а люди поколевают! Ну, расскажи, отчего моя маменька померла?

Староста. Расскажу, отчего поколела… Как твой-то трёхэтажный домик загорелся, твоя-то маменька сердечком была ретива и с крылечка соскочила, себе ногу сломила, тут и поколела.

Барин. Как, разве мой трёхэтажный дом сгорел?

Староста. Давным-давно! <…>

Барин. А ты на пожаре-то был?

Староста. Как же, боярин-батюшко, был. Три раза кругом обежал, таких три кирпича красных вытащил!

Барин. Неужели от пожара ничего не осталось?

Староста. Нет, осталось много…

Барин. А что такое?

Староста. А чем чай-то пьют!

Барин. Что такое, чай, что ли?

Староста. Нет, крупнее.

Барин. Так сахар, что ли?

Староста. Нет, чернее.

Барин. Так уголья, что ли?

Староста. Вот, вот – уголья. <…>

Барин. Где ты по сие время шлялся?

Староста. Я на вашей красной шлюпочке катался.

Барин. Видите ли: у барина петля на шее, а он на красной шлюпочке катался.

Староста. Если бы была у вас, барин, петля на шее, я взял бы, тримбабули-бом, да и задавил бы!