Текст книги "Николай (ЛП)"
Автор книги: Сайрита Л. Дженнингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Да, даже среди Темных есть пристрастившиеся. Они увлекаются властью и должны постоянно пополнять в порядке вещей свои силы.
Вскоре жажда становиться невыносимой, и простой вкус магии уже не действует. Они ищут среди людей ведьм чтобы стать сильнее, открывают себя, чтобы стать восприимчивым к их отравляющему Вуду.
Я не обращаю внимания на Малкольма, который пытается опровергнуть претензии Варшана и оглядываюсь кругом. Слышаться тихие вздохи, когда я перевожу взгляд на сидящих на диване.
Они боятся нас, дрожат, окутанные пеленой ужасающей неразберихи. Они слышали о нас, возможно даже видели в действии. Но я...я аномалия. На публике, Варшан является оратором. Я редко сопровождаю его в подобных ситуациях.
Темный принц, сея хаос на улицах Нового Орлеана, может подвергнуть всю семью риску разоблачения. Поэтому, я молчу и даю возможность Варшану быть в центре внимания, тем самым он подпитывает свое нескончаемое эго.
И все же, каждый знает, что со мной лучше не связаться. Называйте это инстинктом или шестым чувством, они могут чувствовать, как волоски на руках становятся дыбом, когда я рядом.
Они замечают, как температура понижается, а воздух становится плотным. И тот неразборчивый голосок на задворках разума кричит им бежать и не оглядываться.
Я высшее зло, наделенный силой такой темной и опасной, что даже взрослые мужчины в моем присутствии дрожат.
Кучка людишек скулит все громче и громче, когда я делаю шаг к ним навстречу, и что-то в моем маленьком черном сердце ликует. Ах, да. Страх. Как гребаная конфетка для Темного.
Вкус страха разливается по моему языку, мой рот искривляется в дьявольскую ухмылку, прежде чем я подмигиваю ледяным голубым глазом и тут же лампочки в комнате начинают мигать и разлетаться на осколки. Раздаются вопли, а я заливаюсь искренним смехом. Какой смысл иметь власть над всеми, если не ты можешь не много развлечься?
Я подхожу к дрожащей девушке на ковре. Она мгновенно опускает глаза в пол, и я нагибаюсь, прежде чем встретиться с ней взглядом.
– Посмотри на меня, малышка, – командую я. Нехотя она поднимает голову, демонстрируя ее большие карие глаза. Она красива, ее кожа гладкая, как шелк, цвета молочного шоколада. – Вот так. Хорошая девочка.
Ее вьющиеся локоны обрамляют лицо в диком, экзотическом стили и я протянув руку, нежно глажу черные завитки. Она мгновенно расслабляется, ее глаза по-прежнему смотрят на меня.
– А теперь, когда ты немного успокоилась я задам тебе несколько вопросов, милашка. Ты знаешь кто я?
– Нет, сэр, – пищит она, ее голос тонкий и высокий, с сильным акцентом жителей Нового Орлеана.
– Хорошо, – улыбаюсь я. – Ты знаешь, что я?
– Нет, сэр.
– Отлично. Это просто замечательно. Ты здесь работаешь, дорогая?
– Да, сэр, – без колебания отвечает она. Ощущая притяжение моего влияния, смешанного с ее плотским желанием, она начинает ерзать под моим прикосновением. Ее темные глаза становятся яркими и страстными, а соски сморщиваются под тонкой атласной комбинацией.
– И сколько тебе лет?
Девушка хватает мою руку и поднеся к губам, целует мою ладонь.
– Пятнадцать, но Малкольм заставляет говорить всем, что мне девятнадцать.
Когда я нахмурился и одернул руку, она подается вперед, почти взбираясь мне на колени.
– Но клянусь, я хороша! Одна из лучших здесь. Даже Малкольм говорит, что я его фаворитка. Он говорит, что ощущение моей молодой, тугой киски похоже на рай и на вкус я, как сладкое мороженное политое шоколадом. И лучше всех сосу в трех округах.
Желчь подступает к горлу, а мои глаза покалывает от ярости.
– Нет необходимости, моя дорогая. Нет необходимости беспокоиться об этом когда-либо снова.
Я вскакиваю на ноги, окутанный дымкой ярости и пересекаю комнату, пока Варшан заканчивает свою триаду.
– В следующий раз, когда твои девочки выдут за рамки дозволенного, я не просто вышибу дверь, – предупреждает он его. – Понимаешь?
– Д-да, мистер Ви. Если я сам обнаружу, что кто-нибудь из моих девочек нарушает правила, то сам лично прибью их, – запинаясь отвечает он, капли пота скатываются по его жирному лицу.
Он с облегчением вздыхает, когда Варшан кивает и поворачивается, чтобы уйти. Коротышка не знает, что Варшан это наименьшая его проблема.
– Послушай меня, ты, жирный мудак, – с шипением произношу я, подойдя так близко, что могу уловить омерзительный запах его прерывистого дыхания. – Ты заканчиваешь работать с несовершеннолетними девочками. И ты вернешь их в семьи плюс компенсируешь все за то время, пока ты эксплуатировал их. Скажем, двадцать тысяч долларов каждой, плюс добьешься того, чтобы они попали в приличные учебные заведения. Разве так будет не справедливо?
– Что?.. Двадцать штук? У меня нет таких денег! – возмущенно визжит он так, что из его рта летят отвратительные слюни.
– Ты меня слышал, ты, больной ублюдок. Двадцать штук. И если у тебя нет наличных, тогда предлагаю тебе найти хорошего риелтора. У тебя три дня.
Я разворачиваюсь и иду прямиком к двери, где меня ждет Варшан с восхищенной улыбкой. Я смотрю на молодую девушку с вьющимися локонами и киваю ей. Ее большие карие глаза сияют от благодарных слез.
– Знаешь, не похоже, чтобы они хотели этого, – выкрикивает Малкольм у меня за спиной, явно обезумев. Я останавливаюсь на пол шаге, прижимая к бокам дрожащие крепко сжатые кулаки. – Они умоляли. Пизда есть пизда, и неважно, сколько ей лет. И если на ней уже растут волосы, значит можно трахать.
Мой разум мгновенно переключается на Амели. Она могла быть одной из этих девушек. Она могла быть девушкой с вьющимися, каштановыми волосами, униженной и оскорбленной в таком нежном возрасте. Что если бы Малкольм был тем, кому задолжал ее отец? Что, если ей пришлось предложить свое тело ему в обмен на жизнь отца?
– Знаешь, на секунду мне показалась…– Я поворачиваюсь лицом к его ненормальному взгляду, слепая ярость затуманила мой разум. – Я действительно по-настоящему ненавижу педофилов.
Я поднимаю ладонь, развожу пальцы, и тут же их охватывает синее пламя. Одновременно у Малькольма отвисает челюсть и его конечности становятся неподвижны, он полностью замирает.
Его мутные карие глаза наполняет ужас, когда он пытается бороться с невидимыми оковами. Слюни отвратительно стекают с уголка его рта.
– Ш-ш-ш, – говорю я ему на ухо. – Не борись с этим. Скоро пройдет, ты, кусок дерьма. Ты не сможешь больше издеваться над другими детьми. Сейчас... вместе с педофилами, я презираю бесхребетных мужиков. И ты, дорогой Мальком, тряпка.
Давясь слезами Мальком бубнит что-то в ответ, когда я кругом хожу вокруг его уродливого тельца. С десяток людей напряженно наблюдают, но ни один из них не заступается за своего работодателя. У них нет ни любви, ни верности к нему.
– Да, да, я согласен, – киваю я, отвечаю на его неразборчивые стоны. Я останавливаюсь перед ним и разглаживаю шелковистую ткань на его мясистых плечах. – Ты действительно не совсем бесхребетный. Но определенно это можно исправить.
Рукой все еще покрытой синим пламенем, я проникаю во внутренности Малкольма, прожигая жировой слой, ткани и жизненно важные органы.
Раздающиеся крики в особняке, маскируют его приглушенные стоны боли. Да, боль. Хоть он и не может двигаться, но может все ощущать. Малкольм чувствует, как я прорываю себе путь через его плоть острыми, как бритва когтями.
Чувствую, как кровь хлещет из зияющей дыры в его животе. И когда моя рука обхватывает его позвоночник, он может почувствовать каждый, блять, позвонок, который я вырываю из его тела.
– Совсем другое дело, ублюдок, – говорю я, бросая окровавленные кости на пол, когда Малкольм делает последних вдох и оседает на пол кровавой кучей. – Вот теперь, ты действительно бесхребетный.
Я оглядываюсь на испуганное лицо, уставившееся на меня.
– Вы все свободны, – выкрикиваю я, достаточно громко, чтобы эхо разлетелось по всему большому дому.
– Однако, если пожелаете остаться, то знайте, что будете обеспечены хорошим жильем, зарплатой и медицинским обслуживанием, а также защитой. И если вы моложе восемнадцати, то за вами приедет машина и отвезет вас домой к родителям.
Как по команде, молодая девушка подходит ко мне и протягивает полотенце. С благодарностью я беру его и вытираю вонючую кровь и кишки Малкольма, которые покрывают мою руку по самый локоть.
Блять. Еще один костюм испортил. Но когда я смотрю на молодую девушку и другие благодарные лица, то понимаю, что сделал правое дело. Я решил быть лучше.
Глава 7
Я лежу на спине поверх атласного, стеганного одеяла, моя голова покоится на руке... и я улыбаюсь.
Амели принимает душ в нескольких футах и образы ее обнаженной, мокрой, покрытой легкой пеной, которая целует ее самые интимные места, прочно засели у меня в голове, заставляя мой член изнывать от желания.
Прошло почти две недели с тех пор как я занимался сексом. Две недели целомудренно сплю с опьяняющим, приятным телом Амели. Две недели чувствую тепло от ее улыбки.
На протяжении двух недель позволяю кому-то впервые увидеть меня и не боюсь отказа. Смеюсь от души над ее шутками. Внимательно слушаю, как она рассказывает истории о ее старых соседях и о том, как росла в неблагоприятном районе.
Учу ее играть в шахматы, а в свою очередь, Амели учит играть в Джин-Рамми. Наблюдаю, как ее веки трепещут, поскольку яркие сны обо мне еще посещают ее.
Я улыбаюсь.
Поскольку впервые за почти два столетия, нашел счастье.
Я думал, что это было то чувство, которое я испытал, когда дела пошли в гору. Или ощущение, которое я чувствовал во время удивительного секса. Я даже думал, что был счастлив тогда, когда мой отец согласился позволить мне выполнить операцию на побережье Мексиканского залива, во время которой я доказал ему и себе, что я кто-то больше, чем просто избалованный королевский отпрыск.
Я ошибался. Амели мое счастье. Будучи с ней, узнавая ее, позволяя ей узнать меня, является воплощением блаженства.
– Что за безумные глаза и улыбка серийного убийцы? – спрашивает игривый, сладкий голосок. – Ты составляешь планы на меня?
Я смотрю, как Амели пересекает комнату по направлению к кровати, на ней ничего не надето, кроме как атласной ночнушки цвета морской волны, которая доходит до середины ее бедер. Я делаю все, что в моих силах, чтобы заставить глаза смотреть на ее лицо. Срань Господня. Она пытается убить меня?
– Ну, если скажу, то мне придется убить тебя, – насмехаюсь я, надеясь замаскировать тоску в своём голосе.
Амели встает на колени на кровать и вытирает влажные волосы полотенцем.
– Хммм, эти могучие громкие слова от красавчика принца, – возражает она. – Не забывай, я из девятого района, чувак. Я могу надрать тебе задницу.
Мы смеемся над ее нелепым комментарием. Я сажусь, наши тела в опасной близости друг от друга и смех стихает. Наши взгляды встречаются, спустя секунду Амели отводит глаза в сторону, а ее щеки заливаются алым румянцем.
– Тебе не кажется это своего рода...странным? – тихо спрашивает она.
– Что именно?
– Я не знаю, – отвечает она, пожимая плечами. – Сначала ты готов убить меня, и я ненавижу тебя, а потом...все меняется. Так легко, непринужденно и весело, и я на самом деле считаю, что вижу в тебе порядочного парня, а не какого-нибудь монстра. Потому что для меня, после того как я узнала тебя, ты не монстр. Ты не такой, как я ожидала.
– А чего ты ожидала? – спрашиваю я, наклоняя голову.
– Безумный, высасывающий души, какой-нибудь псих, трахающий все что имеет две ноги и убивает без всякой задней мысли.
Несколько недель назад, это оценка была бы к месту. Но мне не хватило духа сказать ей.
– Извини, что разочаровал тебя, милая.
– О, я не разочарована, – говорит она, качая головой. – Я чувствую облегчение. Это отстойно спать рядом с каким-то безумным убийцей. Неловкий разговор.
Я вздрагиваю и уголки моего рта опускаются в гримасу, прежде чем могу себя остановить. Эти янтарные глаза сразу отмечают мою перемену настроения и Амели хмурится.
– Эй, что случилось?
– Ничего, – отвечаю я и резко качаю головой. Я не могу встретится с ее взглядом. Именно в тех глубинах я становлюсь самым уязвимым, самым честным.
– Нет, это не ничего. Ну же, Нико. Ты задал миллион вопросов, на которые я правдиво ответила. Теперь, если я сказала что-то обидное, ты должен мне сказать. Я не хочу, чтобы ты задушил меня во сне или еще что-то, потому что на меня сердишься. – Она улыбается, но я не отвечаю.
– Я не причиню тебя вреда, хорошо? – резко говорю я.– Я говорил тебе об этом. Так что забудь.
Амели отступает, растерянность и боль омрачают ее лицо.
– Ух, ты. Хорошо, извини. Я не это имела в виду. Это была плохая шутка.
Я качаю головой и снова отвожу взгляд, чувствуя отвращение к тому, что она видит во мне в данный момент. Она права, и я не заслуживаю ее.
Я даже не имею права дышать воздухом, который она вдыхает. Если я не могу быть честен сам собой, как я могу, черт возьми, быть честен с ней? Если я не могу принять того, кто я, как могу ожидать подобное от нее?
– Я должен рассказать тебе кое-что, – наконец произношу я, моя голова все еще повернута в сторону.
– Хорошо, – отвечает она тихим, напряженным голосом.
Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, позволяя страху и отвращению сгинуть. Если я хочу, чтобы Амели доверила мне сердце, я должен быть честен с ней. Я должен заслужить ее доверие. Я должен стать лучше, чем был прежде.
– Днем Варшан пришел за мной, у нас были кое-какие дела в Квартале. – Я оглядываюсь на нее, в моих глазах мерцает раскаяние. – Что, как предполагалось, должно было быть быстрым, обычным вмешательством в обращение... ко тьме.
– Хорошо, – снова произносит она, побуждая тем самым меня продолжать.
– Ты когда-нибудь слышала про Малкольма Баосу.
Выражение абсолютного отвращения появляется на ее лице, отвечая на мой вопрос. Я даже не жду получить от нее ответ, откуда она его знает. Ответ может подтолкнуть меня на грань насилия.
– Нам дали наводку, что девочки Малкольма занимаются, запрещенной в этом городе черной магией. И пока мы были там что-то нечто особенное упало мне на колени.
Я пробегаю рукой по волосам и дергаю за концы от расстройства.
– Амели...Я узнал, что он не только эксплуатировал девочек, но он спал с некоторыми из них. Он был долбаным растлителем малолетних.
Амели ахает и от ужаса прижимает руку ко рту.
– Боже мой, – говорит она, принимая слова близко к сердцу. – Боже мой, это ужасно! Как ты-...постой. Что ты имеешь в виду он был?
Я застыл на месте, удерживающий этими пронизывающими глазами, которые кажется раскрывают подноготную мою душу. Я не знаю, как сказать ей, я не могу подобрать слов.
Я десятки раз убивал без стыда и совести, без чувства сожаления. Я убивал ради власти, ради мести, черт возьми, я убивал ради удовольствия.
Но теперь...теперь, когда мною правит новоиспеченная совесть, я даже не могу найти в себе то, что заставит меня исповедать грехи, и неважно насколько оправданными они являются.
– Скажи мне, Нико... скажи, что случилось, – говорит Амели, чуть выше шепота.
Неуверенно она протягивает ко мне руку, серьезным взглядом спрашивая разрешения. Затаив дыхания, я все еще неподвижен.
Не потому что у меня какая-то фобия прикосновений – дерьмо, физический контакт все, что я знаю – а просто она меня трогает, она меня успокаивает.
Она показывает мне капельку ласки. И сейчас, когда ее рука покрывает мою, а потом скользит к моей ладони и наши пальцы переплетаются, я чувствую, как Амели ломает, разрывает меня.
Преодолевая каждую чертову защиту, которая имелась у меня, разрушая ее с помощью кувалды. Расстелившись перед ней, я слаб и беспомощен. Я единственный здесь буду умолять помиловать меня, находясь полностью в ее власти.
Мелкие золотистые искры сливаются с голубыми на нашей коже перед неизбежной смертью на медленном огне. Больно. Сладкая и мучительная агония блаженства. Это все то, что я никогда не знал, и то, что всегда хотел.
– Амели, – произношу я, голос скрепит глубоко внутри меня. – Я убил его. Я убил этого больного сукина сына. И мне понравилось. Мне очень понравилось. И мне жаль.
Она молчит. Я даже не знаю, смотрит ли она на меня. Я вижу, что наши пальцы переплетены, это малая часть держится за... что-то. Что-то намного большее, чем мы вдвоем.
– Спасибо, – наконец шепчет она.
Я резко поднимаю на нее глаза, чтобы увидеть нежную улыбку на ее губах и взгляд полный восхищения. Никто и никогда за все мои года не смотрел на меня так.
– За что?
– За то, что сказал. И спас тех девушек. И за заботу о том, чтобы он больше не обидел другого ребенка.
– Но... но теперь ты знаешь, какой я мерзкий. Теперь ты знаешь, что я убийца.
Неожиданный смешок вырывается из ее груди.
– Нико, я всегда знала, что ты убийца. Не забывай, что я была свидетелем твоих поступков на протяжении последних десяти лет. Я не говорю, что нормально отношусь к убийствам. На самом деле я категорически против этого. А то, что сегодня ты сделал не было убийством, это – искупление. Правосудие. И это было необходимо.
Мы засыпаем бок о бок, как и всегда, впрочем, но в этот раз наши пальцы переплетены. Забавно, как такой целомудренный жест может быть настолько глубоким, настолько интимным. Я никогда не чувствовал себя ближе к другой душе, не тогда, когда погружался в них, не тогда, когда вдыхал их в свою. А теперь я чувствую это, я никогда не смогу отпустить ее. Я никогда не захочу отпускать ее.
***
Я чувствую, как Амели дернулась ночью, ее рука сильно сжимает мою, перекрывая кровообращение. Я резко открываю глаза и нависаю над ней, сжимая ее плечи.
– Нет, нет, нет, – плачет она, крупные слезы скатываются по ее щекам. Амели бросает в пот, а ее закрытые веки быстро трепещут. – Нет, пожалуйста, нет. Прошу, вернись ко мне. Не оставляй меня!
– Амели, – зову я, нежно встряхнув ее. – Амели проснись. Тебе снится кошмар.
– О, Боже, нет! Пожалуйста! Я сделаю, что угодно...нет, нет, нет! – Ее тело неудержимо дрожит, заставляя меня тревожится. Надо что-то сделать. Я должен помочь ей.
– Амели! Амели, слушай меня. Проснись! – Паника растет в моей груди, я провожу одним пальцем, окутанным синим пламенем, по ее лбу.
Ничего.
Блять.
Ее тело еще больше содрогается от конвульсий, и я понимаю, что это нечто большее, чем простой сон. Я встряхиваю ее сильнее, теперь уже зажав обе руки.
– Ну же, Амели! Проснись! Черт бы тебя побрал, проснись сейчас же!
Ее тело все еще дрожит, и она прекращает хныкать. Я даже не знаю дышит ли она, хотя четко слышу биение ее сердца. Я цепляюсь за кусочек надежды. Она до сих пор со мной. Когда я рукой нежно провожу по ее влажной щеке, Амели резко открывает глаза, ее зрачки черные, как оникс. Это не магия. Это даже не естественно. Это само зло. Прежде чем я успеваю отреагировать, она обращает свои черные, зловещие глаза на меня, и хватает меня за руку, сжимая ее до тех пор, пока не чувствую, как мои кости трещат.
– Ты заплатишь, демон. Ты заплатишь кровью, – произносит страшный голос. Он даже близко не сравним с ее мелодичным голоском. – Они идут, и ты заплатишь! Ты будешь гореть за то, что сделал. Гори, демон!
Я едва выдергиваю руку из ее крепкой хватки, как Амели закрывает глаза, а ее тело обмякает в неестественном сне.
Меня трясет, ледяное покалывание пробегает по пульсирующим венам. Мои инстинкты вопят, чтобы я немедленно убил ее.
Достичь ее груди и разорвать сердце голыми руками. Независимо от того, что ей нужно бьющееся сердце, я не позволю злу забрать ее. Я не позволю ему забрать мою Амели.
Нетвердой рукой я тянусь к ней, едва касаясь того места, где находится под защитой ее драгоценный, жизненно важный орган. Я не хочу, но не знаю, что еще сделать. У меня нет выбора.
Ее рука снова хватает мою, но на этот раз она ощущается мягкой, нежной. Амели притягивает ее ближе к себе, прижимая к сердцу. Ее глаза снова широко раскрыты...и светлы. Золотистые глаза смотрят на меня, наполняя комнату блестящим, светлым светом.
– Помоги ей, – шепчет голос. Это не ее голос, но он звонкий и женственный, не похожий на зло. – Спаси ее.
– Как? – спрашиваю я дрожащими губами. Я даже не знаю с кем или чем разговариваю, но это не имеет значения, кроме спасения жизни Амели.
– Чтобы спасти ее, ты должен любить, – говорит тихий голосок. – Ты должен любить ее.
Затем все становится черным. Снова.
Тьма.
В комнате тихо и холодно, только ровный ритм сердцебиения Амели стучит в моей голове.
Даже, после того, как ее лицо исказилось от чистого зла, спящей она выглядит настолько мирной. Не в силах отпустить ее, я ложусь рядом с ней и притягиваю в объятия, уложив ее голову себе на грудь.
Ощущение удерживать другого человека в руках с такой заботой и нежностью для меня чуждо, но не неприятно.
Нет. Оно, блять, совершенно.
Амели обхватывает меня рукой за талию, потершись щекой о мою грудь. Она издает негромкий вздох, который заканчивается мурлыканием.
– Мммм, – улыбается она, – Нико.
Что-что?
Я изучаю ее лицо, чтобы убедится, что она еще спит. Ее дыхание глубокое и ровное, а веки закрыты.
Я знаю, что она видела сны обо мне, но никогда не слышал, как она произносит мое имя. И к чему эта улыбка? Дерьмо. Я просто умер тысячью сладкими смертями.
Всю ночь я крепко сжимал Амели в объятиях, словно она могла ускользнуть от меня. И правда, она может.
Что-то еще, какое-то глубокое и неестественное зло, развратило ее тело. Оно очернило ее душу и посягнуло на эти поразительные, янтарные глаза. Я просто надеюсь, что во мне достаточно силы, чтобы претендовать на сердце Амели.
