Текст книги "Меч и ятаган"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 2
Канониры тут же поднесли горящие фитили к бумажным кулям с порохом, что виднелись в затравочных отверстиях. Порох вспыхнул со злобным шипением, и из дул обоих орудий с раскатистым грохотом вырвались снопы дымного пламени. От жесткой отдачи дрогнула под ногами палуба; Томас был вынужден выставить ногу, чтобы удержать равновесие. Обе кулеврины были заботливо заряжены гнутыми гвоздями, обрывками цепей и кусками свинца – смесью, не столь давно захваченной на одном из кораблей неприятеля. Есть некое дикарское удовольствие в созерцании того, как вражий боезапас используется против самого же врага. Как раз сейчас на глазах у Христова воинства смертоносный заряд из железных обрезков шарахнул в борт корсарского судна и, проломив в двух местах леер, [11]11
Леер – здесь: поручень.
[Закрыть]разметал магометан, как тряпичных кукол, образовав из них на палубе недвижные взлохмаченные груды.
– За Бога и Святого Иоанна! – взревел ла Валетт, и люди его отозвались громовым ревом; орали рты, блестели истово глаза. – За Бога и Святого Иоанна-а! – вновь и вновь выкрикивали они, в то время как галера стремилась вперед, прямо к борту вражеского судна.
– Напрягись! – Выкрик ла Валетта был едва слышен поверх буйного рева воинства.
Томас смолк и стиснул зубы, пригнувшись и крепко уперев широко расставленные ноги; одной рукой он схватился за ограждение. Те, кто был рядом и у кого хватило сметки понять, что сейчас будет, последовали его примеру. Палуба под ногами будто подпрыгнула, а стоящий сзади солдат, задев Томаса плечом, грохнулся с еще несколькими на палубу. Обиженно застонала передняя мачта, у которой с треском лопнул один из вантов. Из-под палубы донеслось приглушенное страдальческое мычание гребцов, которых ударом посбрасывало со скамей, но удержали, впившись в плоть, кандалы. Нос «Быстрой лани», специально укрепленный для таких таранных столкновений, с тяжелым скрежетом вознесся вверх, весь в свежих зазубринах, а вражеский галиот под ударом резко накренился, отчего десятки магометан, шумно гомоня, кубарем откатились к дальнему борту, а некоторые слетели через него в море.
– О, Господи Иисусе, – пробормотал Стокли, поднимаясь на ноги рядом с Томасом.
«Быстрая лань» замерла на воде в секунду пронзительного затишья, когда команды обоих судов, частично оглушенные, приходили в себя после удара. И тут предрассветную прохладу разорвал голос ла Валетта:
– Крюки! Кидать на ту сторону, клинить у себя!
– А ну, – Томас махнул Стокли и, опустив копье, метнулся и подхватил один из разлапистых абордажных крючьев на буте веревки. Выпростав небольшой ее отрезок, крюк он подкинул и стал сноровисто раскручивать у себя над головой, а когда выпустил, тот дугой перелетел через чужую палубу и исчез за ней. Томас тут же дернул веревку на себя, избавляясь от провеса, и начал быстро обматывать ее вокруг крепительного клина. В это время через неприятельское судно летели уже и другие крючья, всаживаясь в дерево.
– Табань! – рявкнул ла Валетт. – Живее, живее! Комит, не жалеть плетей!
Гребцы, взгромоздившись обратно на свои скамьи, ухватились за рукояти весел, отполированные за годы безвестными предшественниками, что мучились здесь до них. Приказ табанить поступил раньше, чем они успели изготовиться, а потому первый удар весел по обе стороны вышел невпопад, со всплеском. Тем временем Томас с Оливером, управившись со своими веревками, возвратились в авангард солдат на главной палубе.
Некоторое время «Лань» не двигалась, продолжая давить носом борт неприятельского судна. Но вот она с плавным креном начала отстраняться, а привязанные к абордажным крючьям веревки туго натянулись через неприятельскую палубу. С кормы раздался тревожный возглас: капитан корсаров осознал опасность. Кое-кто из его людей взялся сечь натянутые веревки, но из-за крена палубы это удавалось лишь считаным единицам, что каким-то образом успели забраться наверх по круто поднявшемуся противоположному борту.
Однако было уже поздно. «Быстрая лань» начала отходить, волоча за собой дальний бимс [12]12
Бимс – балка, служащая основанием палубы и связкой противоположных бортов судна.
[Закрыть]корсарского судна. Черпнув ближним бортом воды, галиот грациозно опрокинулся, сронив при этом в море всю незакрепленную оснастку, а вместе с ней и экипаж. Через решетку палубного настила мелькнули искаженные ужасом лица гребцов, прикованных к своим скамьям. И вот их уже нет, они ушли под поверхность, и лишь облепленное ракушками чрево галиота лоснилось на потревоженных водах бухты. Абордажные крючья отсекли, концы улетели в море. Вокруг корабельного корпуса в попытке остаться на воде барахтались десятки людей. Те, кто умел плавать, направлялись к безопасному берегу, благо он был не так уж далеко. Остальные хватались за все, что только держалось на воде, или пытались уцепиться за брюхо судна.
Люди на христианской галере победно кричали, только Томас этого ликования не разделял. Перед глазами у него все еще стояли лица гребцов с перевернувшегося вражеского судна. В большинстве своем они были такие же христиане, как и он сам, взятые в плен и обреченные на галерное рабство, – и вот теперь умерли ужасной смертью от рук своих единоверцев. Томас и сейчас представлял их там, в безвыходном плену под водой, среди холода и мрака, где в легкие вместо воздуха вливается морская вода… От одной этой мысли становилось тошно.
По плечу его хлопнула рука – Оливер Стокли, улыбка от уха до уха, во всяком случае пока он не разглядел лица Томаса. Тогда он недоуменно нахмурился:
– Что с тобой?
Тот попробовал было ответить, но не находилось слов для описания холода, что сковывал сердце. Тогда в попытке стряхнуть это чувство он мотнул головой:
– Да так, ничего.
– Ну так присоединяйся, – Стокли радушным жестом обвел безудержно ликующих солдат.
Томас, удостоив их беглого взгляда, повернулся в сторону еще одного вражеского галиота, отстоящего менее чем на четверть мили. Корсары обрубили якорный канат и развернули свое судно так, что оно теперь смотрело прямиком на «Лань».
– А вот с ними эта уловка не пройдет, – кивнул он на неприятеля.
Уловив краем глаза движение, Томас бросил взгляд в другую сторону и увидел, что команда галеона спешно взбирается по вантам и рассредоточивается по реям, готовясь распускать паруса. Скоро они двинутся в путь, но при таком слабом ветре, к той поре как будет решена участь второго галиота, корабль турок доберется в лучшем случае до выхода из бухты, так что время пока терпит. С этой мыслью Томас вернулся вниманием к корсарскому галиоту.
Когда «Лань» отдалилась от своей первой жертвы, ла Валетт дал команду двигаться вперед, и гребцы принялись разгонять галеру. Постепенно наращивая скорость, стройное судно устремилось вперед. В какой-то момент раздался испуганный крик: кто-то из корсаров, из тех, что в воде, оказался на пути следования галеры, но удар массивным веслом по черепу мгновенно вогнал его под воду, оборвав вопль.
На передней палубе орудийная обслуга торопливо прочищала обе кулеврины и закладывала в них очередные заряды – вначале куль с порохом, затем еще один, с обрезками-обломками железа, столь губительными на близком расстоянии. По обе стороны главной палубы работали кранекинами арбалетчики, готовя к выстрелу тяжелые болты. Над носом становящегося все ближе галиота уже различались тюрбаны сарацин, готовящих свои аркебузы. Пониже из орудийных портов двумя черными немигающими зраками, хищно уставленными на добычу, глядели стволы фальконетов. [13]13
Фальконет – мелкокалиберная пушка.
[Закрыть]
– На сей раз без кровушки, похоже, не обойдется, – пробормотал кто-то у Томаса за спиной.
– Всяко может быть, – откликнулся, судя по всему, один из его товарищей. – Ну да Бог милостив.
К солдатам сердито обернулся Стокли:
– А ну, тише там! Господь на нашей стороне. Ибо наше дело правое. Это поганые басурмане пусть молятся перед погибелью.
Под жестким взглядом рыцаря солдаты примолкли, а Стокли, повернувшись, встал в полный рост, дерзко глядя на приближение врага. Томас, подобравшись, вполголоса сказал приятелю:
– Я еще не встречал молитвы, которая б наверняка защищала от вражьей пули или ядра. Тем более вблизи. Имей это в виду, когда начнется пальба.
– Богохульствуешь?
– Никоим образом. Просто горький опыт. А потому молитвы лучше приберечь для смертной жатвы, нашей или их.
Стокли не ответил; строптиво выпятив подбородок, он стал смотреть туда, где навстречу «Лани» скользил по безмятежным водам галиот. По восточному горизонту уже разливался жидкий огонь солнца, готового вот-вот взойти над темной грядой дальнего мыса. Еще минута, и море взыграло под первыми его лучами, заставив всех невольно зажмуриться. На фоне ослепительных чешуек водной глади корабль корсаров смотрелся этакой черной птицей. Враг приблизился уже настолько, что до слуха доносились его кличи и боевитое постукивание клинков о круглые щиты. Расстояние меж двумя кораблями быстро сокращалось; стали слышны хлопки первых выстрелов, сделанных по христианам особо нетерпеливыми аркебузирами. И хотя дистанция была все еще велика – две с лишним сотни шагов, – одному стрелку вдребезги разбило голову, и он упал навзничь, обдав товарищей кашицей из брызнувшей крови, мозгов и осколков кости.
– Отчего ла Валетт не дает приказ открывать встречный огонь? – спросил взволнованно Стокли.
– У капитана свои виды.
Еще одно попадание – звонкое, через стальной нагрудник и подбивку камзола, – и еще один солдат, выронив пику, повалился набок, утробно застонав.
– Вниз его! – скомандовал Томас, и один из солдат, положив оружие, потащил полубесчувственное тело к люку за передней палубой, где под лестницей в небольшом трюме галеры хранился запас провизии и воды. Здесь раненому предстояло лежать до осмотра раны, то есть когда о нем вспомнят после окончания схватки. Ну а если победа будет за корсарами, то здесь он и встретит свой конец – или на дне морском, или при разграблении корабля.
К той поре, как солдат вновь занял место на палубе, дистанция между судами сократилась наполовину, но орудия все еще безмолвствовали, хотя круглые мушкетные пули уже вовсю жужжали поверх или дубасили в борта «Быстрой лани». Видно было, как ближний канонир начал непроизвольно подносить фитиль к затравочному отверстию.
– Ждать команды! – одернул его Томас.
Пушкарь нерешительно оглянулся, и в этот момент нос галиота полыхнул бледно-дымными вспышками – сначала один порт, а следом другой. Воздух вокруг взорвался треском металла о дерево, звоном металла о металл. Смело́ нескольких арбалетчиков, а с ними почти всю обслугу левой кулеврины. Томасу что-то прилетело и отскочило от кирасы, ударив так, что он едва удержался на ногах. После секундной тишины палубу огласили крики и стоны раненых. Рыцарь мельком оглядел себя: ничего, цел и невредим. Обернувшись, он увидел, что у Стокли рука прижата к щеке, а из-под латной перчатки на надраенную сталь воротника струится кровь.
– Я ранен, – потрясенно выговорил он. – Ранен.
Томас отвел его руку; щека под перчаткой была выщерблена.
– Рана несерьезная. Жить будешь.
На палубе полегло человек с дюжину, не меньше. Тут поднял свой фитиль канонир второй кулеврины, и палуба в грохочущем сполохе содрогнулась так, что всех подбросило, в том числе и лежачих. Весь перед галеры заволокло дымом. Заметив в руке сраженного канонира фитиль, Томас сбегал за ним и, присев возле орудия, дождался, когда сквозь дым проступило корсарское судно, совсем уже вблизи. Времени было ровно столько, чтобы поднести тлеющий фитиль к затравочному отверстию. Палуба вновь колыхнулась, выпуская смертоносный заряд железа в самое лицо врагу.
– Весла на борт! – донесся с кормы властный крик ла Валетта. – Лево руля, до упора!
Гребцы моментально навалились на весла и, когда те поднялись из воды, стали втаскивать их внутрь; в это время руль, встав наискось, отвел нос галеры от прямого столкновения с галиотом, и удар бортами вышел вскользь, плашмя, со стонущим скрежетом. Весла с обеих сторон оказались втянуты еще не все, и те из них, что попали под удар, сломились длинной продольной щепой.
А с юта, [14]14
Ют – кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы.
[Закрыть]еще не дождавшись полной остановки «Быстрой лани», уже летел с воздетым мечом капитан Жан Паризо де ла Валетт, спеша возглавить отряд воинства, впереди которого его ждали Томас и остальные рыцари. Оглядев стальным взглядом свою готовую к броску Христову братию, он указал клинком на вражеский фальшборт. [15]15
Фальшборт – ограждение по краям наружной палубы судна.
[Закрыть]
– Сыны мои, братья! За Господа нашего и Святого Иоанна!
Глава 3
Вскочив на леерную балку, ла Валетт ловко перемахнул через узкий промежуток меж двумя бортами и спрыгнул на неприятельскую палубу. Кое-кто из команды уже перебрасывал с борта на борт абордажные крючья, сводя оба судна вместе.
Томас, сжимая в одной руке копье, во весь голос подхватил клич капитана и вслед за ним перемахнул с палубы на палубу. Рыцарь-ветеран уже выскочил на середину корсарской палубы; его длинный меч сверкал зловещей дугой, отгоняя врага и одновременно высвобождая место для тех, кто идет следом. С обеих сторон раздалась беспорядочная трескотня аркебуз, которые стрелки после выстрела тут же откидывали в сторону, выхватывая для дальнейшего боя ятаганы. Спрыгнув на палубу, Томас быстро огляделся и кинулся на угрозу, что была ближе всех: рослый, угольно-черный сарацин в чалме, заросший до глаз бородой. Одна его рука размахивала тяжелым ятаганом, другая держала небольшой круглый щит из меди. Сарацин проворно набросился на Томаса, взмахом клинка сходу отбив стальное острие его копья. Рыцарь, давая острию упасть, тем не менее улучил момент, чтобы из-под клинка ткнуть им в неприятельскую грудь, скрытую под долгополым одеянием.
Корсар вовремя подставил щит и оттеснил им острие, успевшее лишь надорвать складку одежды. Тогда Томас, отдернув копье, ткнул им снова, ложным выпадом удержав врага на месте. Краем глаза он видел, как меч ла Валетта обрушился на чей-то череп, взметнув фонтан крови. На другой стороне вдоль фальшборта бросок возглавлял Стокли. Томас с черным корсаром оказались как бы на пятачке, словно их поединок был сценическим действом.
Внезапно пират с воплем бросился вперед, резким взмахом ятагана сшибая копье острием вниз. Одновременно с этим он щитом огрел Томаса по кирасе, но тот устоял, поскольку удар смягчился плотным гамбизоном; [16]16
Гамбизон – длинный (до колена) стеганый поддоспешник. Надевался под кольчугу, но мог использоваться и как отдельный доспех более бедными воинами.
[Закрыть]воин же в ответ, сжав правую руку в кулак, заехал боевой рукавицей сарацину по носу. Под ее пластинками негромко хрустнули носовые хрящи. Корсар со звериным рыком боли и ярости снова выбросил вперед щит, отбросив им Томаса назад, и неистово замахнулся ятаганом, думая сразить нечестивца.
Томас предугадал этот выпад – кривая дуга стали, призрачным сполохом мелькнувшая на рассветном солнце, – и метнулся вбок. Ятаган, шелестнув совсем рядом, глухо тукнулся в палубу. Прежде чем корсар успел выпрямиться, рыцарь коварным образом ткнул его. Острие угодило сарацину в плечо и сбило с ног. Он тяжело опрокинулся на спину, и тут Томас ударил его снова, в грудь, под самую ключицу. Прорвав одежду, острие, как по маслу, вошло корсару глубоко в тело. Черное, как головня, лицо исказилось, взгляд выпученных глаз окаменел. Руки безвольно замерли на ране, из которой по складкам белой ткани вольно заструилась кровь.
Уперев ногу пирату в грудь, Томас выдернул острие, чутко озираясь в готовности нанести очередной удар. Видно было, как ла Валетт с отрядом людей пробивается к корме, где сейчас стоял предводитель корсаров со своими подручными, полными решимости отдать свою жизнь задорого. В другой стороне Стокли в компании с кем-то завладел передней палубой и сейчас расправлялся там с орудийной обслугой. В прочих местах палуба представляла собой хаотичное поле боя. Прочность доспехов рыцарей и наемников давала им неоспоримое преимущество. Магометанам фанатичная вера в своего пророка придавала свирепой храбрости, но это, пожалуй, и все. От стальных кирас и лат их ятаганы отскакивали без урона; исключение составлял разве что удачный удар в сочленение доспеха или по лицу. Иными словами, христиан пала всего лишь горстка, остальные же с беспощадной неуклонностью прорубались сквозь басурман, грозя рано или поздно посечь их всех.
Однако кое-кто из врагов все еще являл собой серьезную опасность.
Томас присмотрел себе одного рослого, поджарого, хорошо вооруженного воина с крупным щитом и ятаганом с золотой насечкой, стоящего, судя по всему, на страже у люка, что ведет в трюм галиота. В ногах у воина лежало простертое тело; белый крест на красном балахоне указывал на рыцарское сословие. Воин-корсар с глумливой улыбкой поднял свой кривой клинок так, чтобы Томас видел его обагренное лезвие. Колкость пришлось проигнорировать. Был этот корсар светлокож – вероятно, из тех, кого османы в свое время ребенком забрали из семьи на Балканах, вывезли к себе и взрастили в магометанстве, вроде печально известных янычар, составляющих костяк султанского войска. Черный лакированный шлем его украшал плюмаж из черного конского волоса; лоснисто-черными были и защитные пластины на кафтане с подбоем. Белесый шрам на щеке свидетельствовал об опытности этого воина – как, впрочем, и о том, что кому-то из врагов все же удалось до него дотянуться. Выставив острие копья, Томас подобрался и сделал ложный выпад в сторону его лица. Тот даже не моргнул, а лишь насмешливо качнул головой.
– Ну ладно, – процедил Томас. – А как тебе это?
Он пружинисто скакнул, всем своим весом налегая на копье. Но противник с изящным проворством отступил в сторону и ярко блеснувшим концом клинка ударил Томаса по голове сбоку – тот едва успел пригнуться, а в голове от удара звонко тенькнуло и поплыло. Спасла округлость стального шлема, по которой скользнуло лезвие. Рыцарь отскочил, встряхнул головой и принялся махать копьем из стороны в сторону, чтобы отпугнуть воина. Но не тут-то было: ухмылка на губах у того переросла в оскал, и он шагнул вперед, рубя воздух такими быстрыми движениями, что не уследить глазами. Не убоялся и Томас, резко перехватив свое копье как угломер, которым мальчишкой пользовался у себя в Англии. Силы и ловкости в его теле было не меньше, чем в любом, кого с детства готовили в рыцари; на это он сейчас, в мгновение броска, и уповал.
Этот грубый и до безрассудства смелый прием привел корсара в замешательство, и ему не хватило проворства, чтобы как-то разминуться с вытянутым поперек во всю длину копьем. Это дорого ему обошлось: под отчаянным броском Томаса он сделал шаг назад и, запнувшись, не сумел удержаться и упал, прибившись к фальшборту. Падение было таким, что из него вышибло дыхание и он рыгнул, заставив Томаса поморщиться. Теперь корсар был вынужден выпустить щит с клинком и вместо фехтования схватиться за древко копья снизу в попытке его оттеснить. Томас же давил из более удобного положения сверху; налегал всеми своими мышцами и сухожилиями, все сильнее придавливая оскаленного корсара к палубе. С груди врага древко медленно сместилось выше – к подбородку, а затем и к горлу. У корсара от напряжения приоткрылась челюсть; он отчаянно извивался, пытаясь сбросить с себя своего цепкого душителя.
– Прокли… наю тебя, христианин, – сипел он на каком-то грубом французском диалекте. – Будь ты… проклят. Сойдешь ты… во ад!
Лицо Томаса находилось сейчас в двух вершках от лица корсара. Он видел каждую его черточку: капельки пота на лбу, мучительное желание жить. Поверженный дышал теперь сипло, с надрывом; глаза вылезли из орбит. Вот в горле у него что-то тихо хрустнуло. Он весь пошел судорогами, глаза туманно закатились; в беззвучном напряжении что-то ворожили пересохшие губы. Чувствовалось, что силы его покидают, но Томас все равно не ослаблял хватки. Наконец голова у корсара опала набок, руки соскользнули с древка, а слепой, угаснувший взгляд уставился в розоватое небо, словно дразня его высунутым из посиневших губ языком.
Томас скатился с трупа, выставив копье на случай, если накинется кто-то еще, но вокруг по соседству валялись лишь бездыханные да вяло шевелились раненые. Схватка за корабль близилась к концу. Стокли со товарищи доканчивали свое дело на передней палубе, в то время как ла Валетт с отрядом солдат уже захватывал корму галиота. Капитан корсаров с горсткой людей были фактически прижаты к заднему борту, где яростно рубились с наседающими христианами в доспехах. На глазах у Томаса ла Валетт вскинул меч и рубанул им по наклонной. Сложения этот закаленный в боях ветеран был могучего, так что попытка пиратского капитана парировать удар ни к чему не привела. Не смягчил его и тюрбан: острейшая сталь рассекла череп до самых скул.
Увидев, что их предводитель сражен, остальные корсары побросали оружие и пали на колени в знак покорности. Их достаточно быстро посекли и покололи мечи и копья разошедшихся христиан, и в схватке, таким образом, была поставлена точка. Ла Валетт, выдернув из убитого меч, отер его острие о халат корсара и сунул в ножны, после чего обернулся и деловито оглядел общую картину резни на галиоте. Завидев Томаса, он окликнул:
– Сэр Томас! Ко мне.
Тот, переступая и обходя простертые на палубе и наваленные грудами тела, заторопился к корме. У подножия ведущих туда ступенек он остановился и снизу вверх посмотрел на своего капитана. На гребешке его испанского шлема-мориона [17]17
Морион – шлем с высоким гребнем и сильно загнутыми спереди и сзади полями. Входил в комплект доспехов пеших копейщиков.
[Закрыть]красовалась глубокая вмятина, а так ла Валетт был цел и невредим, и взор его был полон всегдашнего сосредоточенного спокойствия.
– Остаешься здесь за старшего, – сказал он Томасу.
– За старшего? Слушаю, сир.
– Я же возвращаюсь на «Лань» и иду вдогонку за галеоном.
Он указал на отдаленные паруса большого торгового судна, которые мало-помалу начинали наполняться рассветным бризом, а потому галеон был уже близок к выходу из бухты. Если судну удастся удалиться в открытое море, где выше волна и крепче ветер, то оно и впрямь сможет оторваться от галеры.
– С тобой я оставляю сэра Оливера и два десятка человек, – продолжал ла Валетт. – Пройдитесь с ними и освободите всех христиан, что окажутся среди гребцов. Но смотрите, отнеситесь к этому тщательно: не хватало еще, чтобы свободу наряду с ними получил еще и кто-нибудь из нехристей, прикинувшись единоверцем.
– Отнесемся к этому строго, сир.
– Хорошо. На их место пристегнуть пленных, пускай гребут. Затем дать судну необходимый ремонт, очистить галиот от трупов и держать курс на Мальту.
– На Мальту?
Томас нахмурился. Сезон морской охоты еще в самом разгаре, так что возвращаться в цитадель Ордена вроде как рановато. Но капитан принял решение, и оспаривать его никто не вправе. А потому Томас, приосанившись, коротко кивнул:
– Как прикажете, сир.
– Быть по сему. – Ла Валетт окинул подчиненного суровым взглядом, а затем заговорил голосом глуховато-степенным, предназначенным сугубо для молодого рыцаря: – Томас, мы потопили один галиот, вон тот, и захватили этот. А теперь я рассчитываю нагнать еще и галеон. Свою добычу мы должны переправить для хранения на Мальту, а заодно, прежде чем продолжить поход, пополнить также запас воды и провианта у себя на «Быстрой лани». К полудню в нашем распоряжении окажется целых три судна, а людей, чтобы управлять ими, всего ничего. Мы не можем идти на риск дальнейших боевых действий, пока не отдадим свою добычу на хранение Ордену. Ты это понимаешь?
– Понимаю, сир, – сдержанно ответил Томас.
– Нас осталось не так чтобы много, и это еще мягко сказано. Кое-кто в Европе полагает, что наш Орден в борьбе с османским владычеством шествует чуть ли не впереди Святой церкви. Но на самом-то деле все наоборот. Мы не впереди идущие, а замыкающие. Не забывай об этом никогда. Каждый человек, которого мы теряем, приближает на шаг победу врага. – Ла Валетт посмотрел на Томаса глубоким взглядом. – Придет время, и ты, если доживешь, сам получишь в распоряжение галеру и будешь отвечать за жизни людей, вверенных под твое начало. А такая ноша, надо сказать, не каждому по плечу.
– Я сознаю это, сир, – тихо кивнул Томас.
– Вот и посмотрим насколько. – Ла Валетт, отступив на шаг, оглянулся на стоящих на палубе. – Сержант Мендоса! – позвал он.
– Слушаю, сир? – подоспела приземистая коренастая фигура.
– Остаешься со своими людьми здесь, под началом сэра Томаса. Все остальные обратно на «Лань», сию же минуту.
Отряд проследовал за капитаном вдоль палубы туда, где борта обоих судов скрепляли абордажные крючья, и через фальшборт перебрался к себе на галеру. Как только с палубы корсарского галиота сошел последний солдат, Томас отдал приказ, выцепив крюкам когти, аккуратно перебросить их обратно на палубу «Лани». Меж двумя судами образовался зазор, а когда ла Валетт скомандовал «весла на воду», галера оттабанилась настолько, что смогла повернуться носом в направлении уходящего галеона. Вот весла, окунувшись в воду, ровным, постепенно нарастающим ритмом послали стройную «Лань» вдогонку за добычей. Томас некоторое время смотрел галере вслед, затем пошел распоряжаться своей временной командой.
