Текст книги "Рождение империи"

Автор книги: Саймон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Майком кашлянул.

– Ну, из моего универ… то есть из университета Омеральта.

Мэддин смерил Гэлис и Китайру бесстрастным взглядом.

– Продолжайте, – повелительным тоном произнес он и отпил из бокала.

Прежде чем канцлер успел официально представить их, Гэлис сказала:

– Я стратег Гэлис Валера.

– А я – грамматист Китайра Альбин.

– Я – Генерал Третий Принц Мэддин Кевлерен, а это мой Избранный, Кадберн. Вам уже предложили чего-нибудь выпить?

Девушки отрицательно покачали головами.

– Кадберн, поухаживай за дамами.

Улыбнувшись Гэлис и Китайре, Кадберн отправился выполнить просьбу своего господина.

– Благодарю вас, канцлер, – сказал Мэддин. – Думаю, ваши ученые уже достаточно взрослые дамы, чтобы по вечерам выходить без сопровождения.

Он небрежно качнул бокалом, показывая, что не нуждается в обществе Майкома.

Лицо канцлера сделалось таким же красным, как платье Китайры. Он удалился, поклонившись принцу чуть ниже, чем в первый раз.

– Значит, стратег и грамматист, – произнес Мэддин усталым тоном. – Как интересно. Вы часто ходите в театр? Я спрашиваю просто потому, что в последний раз был здесь несколько месяцев назад. От всего этого быстро отвыкаешь.

– Я в театре впервые, – призналась Гэлис.

– Я тоже, – сказала Китайра.

– Тогда позвольте мне раскрывать вам маленький секрет, касающийся искусства лицедейства. – Мэддин, чуть наклонившись вперед, заговорщически прошептал: – Спектакль просто ужасный. Если вдруг заснете, постарайтесь не храпеть, иначе императрица смертельно обидится.

В следующее мгновение в его голосе зазвучали металлические нотки.

– Вы отправляетесь в Сому через десять дней. Я позабочусь о том, чтобы вас заранее посвятили во все детали предстоящего путешествия. Думаю, вам следует познакомиться с моим военачальником, то есть главнокомандующим. Вам, уважаемый стратег, придется тесно сотрудничать с ним, когда вы окажетесь на корабле.

– Военачальником? Главнокомандующим?.. – шепотом переспросила Гэлис, даже не пытаясь скрыть удивления. – В колонии на острове Каел?

– Я все думал, сколько же вам потребуется времени, чтобы догадаться, – с улыбкой ответил Мэддин.

Стратег улыбнулась в ответ, стараясь выглядеть как можно более уверенно. Незачем давать принцу понять, что она только сейчас поняла, куда в действительности направляется экспедиция.

Мэддин отступил назад.

– Кстати, вы когда-нибудь встречались со старым воякой? – громко спросил он, притворяясь опьяневшим.

Не дожидаясь ответа, принц помахал рукой человеку в форме старшего офицера, который стоял в стороне и пытался скрыть смущение.

Офицер с явной нерешительностью приблизился.

– Так вы не знакомы? Позвольте же мне исправить это упущение. Стратег Валера и грамматист Китайра Альбин, представляю вам Госа Линседда, опытного воина, надежного защитника границы, завзятого чиновника-бюрократа и старого греховодника.

Офицер обменялся рукопожатиями с каждой из девушек, скромно потупив взор.

– Ну, что касается чиновника, то я согласен, это действительно так, – еле слышно произнес он.

Гэлис решила, что у него слишком невысокий рост для солдата, однако Гос выглядел достаточно крепким и хорошо сложенным.

– Вы служили вместе с его высочеством?

– Да, много лет назад.

– Сто лет назад, – фыркнул Мэддин и посмотрел в свой бокал. – Почти ничего не осталось… Куда же запропастился Кадберн?

– Я здесь, ваше высочество, – ответил Избранный, появившись будто из ниоткуда. Он вручил Гэлис и Китайре бокалы с охлажденным белым вином.

– Нашему командующему нечего выпить, – пожаловался Мэддин. – Да и мой бокал, черт возьми, уже пуст.

– Сейчас исправлю это недоразумение, – сказал Кадберн и вновь куда-то исчез.

– Молодец, – похвалил Мэддин, а затем тихо добавил: – Конечно, немного рискованно, что вы все сегодня оказались здесь, но планы относительно экспедиции уже не держатся в строжайшей тайне, хотя о нашем с Поломой участии в ней известно пока одной только императрице.

– И, вероятно, канцлеру Майкому, – угрюмо ответила Гэлис.

– Это неизбежно, если учесть, что канцлер – один из главных советников ее величества, – кивнул принц. – Он будет держать рот на замке, иначе Лерена просто прикажет его казнить… А теперь слушайте меня внимательно. Вскоре императрица публично огласит имена главных участников экспедиции, и тогда все узнают, что вы трое отправляетесь туда. – На мгновение Мэддин умолк, давая возможность собеседникам переварить новость, затем продолжил: – С этого момента вам запрещается разговаривать с посторонними даже на самые безобидные темы. Императрица скоро назовет имя главы экспедиции. Это будешь ты, Гос.

Линседд удивленно посмотрел на принца.

– Ривальдийские шпионы решат, что в таком назначении нет ничего странного, – объяснил Мэддин. – В новых колониях обычно назначают губернаторов из числа офицеров среднего ранга.

– А сколько кораблей императрица намерена отправить в экспедицию? – поинтересовалась Гэлис.

– Четыре.

– Всего четыре?

– Раньше эти корабли использовались для перевозки зерна, – сказал принц. – Они вполне надежны. Возможно, не очень удобны для пассажиров, зато обладают хорошими мореходными качествами. У них малая осадка, поэтому мы сможем ближе подойти к берегу. Кроме того, чем меньше у нас будет кораблей, тем больше вероятность того, что ривальдийские шпионы недооценят размах нашей экспедиции. Единственной трудностью станет тайная погрузка нескольких лонггонов на каждое из судов.

– А ваши собственные планы, ваше высочество? Мэддин пожал плечами.

– Я пока не готов ответить. Точно знаю одно: мы все встретимся на острове Каел. По крайней мере любой ривальдийский шпион, заметив, как мы отплываем из Сомы, подумает, что мы следуем в нужном направлении.

Вернулся Кадберн с бокалами и сообщил, что прибыла герцогиня Юнара.

– Что ж, надеюсь, что спектакль окажется не таким скучным, как о нем говорят, – громко произнес Мэддин.

Лерена любила сестру всем сердцем, однако доверия к ней не испытывала. Она не знала, придет ли Юнара в Зал Сказаний, но была готова к встрече.

Остальные члены семьи, умевшие обращаться с Сефидом, прибыли в театр каждый со своим Избранным. Не то чтобы императрица ожидала от герцогини каких-то сумасбродных выходок, просто ее никогда не оставляла мысль, что Юнара должна понимать: ее сестра начеку и не утрачивает бдительности ни на минуту.

Лерена пригласила герцогиню в императорскую ложу; она знала, что Юнара не посмеет отказаться от такого приглашения. Сестры сердечно поздоровались друг с другом и мило беседовали до самого начала пьесы.

Во время антракта императрица извинилась и вышла в холл. Там не оказалось никого, кроме Мэддйна: стражникам было приказано не пускать никого из посторонних.

– Я уже подумал, что сегодня вы намеренно избегаете встречи со мной, ваше величество, – сказал принц. – Потом прямо посреди второго действия мне сказали, что я должен встретиться с вами здесь…

– Вам нравится спектакль?

– Не особенно. А вам?

– Лучше, чем предыдущий. Кстати, сегодня я впервые увидела Госа Линседда.

Мэддин ничего не ответил, молча выдержав пристальный взгляд императрицы.

– Кажется, он выглядит несколько неуверенно.

– Вы непременно сказали бы о нем совсем другое, ваше величество, доведись вам увидеть его в бою…

– А мы и так почти что в бою. Мысли, которые высказывают здесь члены нашей семьи, генералы и чиновники, помогают определить курс развития империи. Впрочем, полагаю, вы уже остановили свой выбор именно на Линседде… Кстати, а ваши колонисты? Они тоже соответствуют требованиям?

– Я уверен, что они построят для вас великий город, – уверенно сказал Мэддин.

– Правда?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Императрица кивнула.

– Кстати, как там она? Принц ничего не ответил.

Лерена была уверена, что он просто не знает, как правильно ответить на этот вопрос. Ее мать, покойная императрица Хетта, однажды сказала, что секрет успешного правления заключается в том, чтобы держать своих более могущественных подданных в неведении. В случае с Мэддином было важно, чтобы он до самого конца не узнал правды.

– Ну же, кузен, – поторопила императрица, изо всех сил стараясь скрыть свое истинное отношение к любовнице принца.

– Срок уже подходит, – ответил Мзддин.

– Вы не должны допускать, чтобы она появлялась на людях до вашего отъезда.

– Я и не собираюсь выходить с ней в свет.

– Нужно очень точно рассчитать момент отплытия. Вы должны сделать так, чтобы ваша женщина покинула Омеральт прежде, чем родится ребенок, но вы не можете отплыть одновременно с основной экспедицией, иначе народ заподозрит неладное.

– Ваше величество, долго скрывать причину моей ссылки не удастся.

Наступила продолжительная пауза, во время которой Лерена постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.

– Я постараюсь, – сказала императрица и глубоко вздохнула, словно собираясь закончить разговор. – Вы будете сообщать мне о том, как продвигаются дела в колонии.

– Разумеется, ваше величество, – ответил Мэддин. – Я буду регулярно посылать вам отчеты.

– Каким образом вы намерены это делать?

– Уверен, уже совсем скоро между Киданом и Сомой будут постоянно курсировать торговые суда.

– Смею надеться на это. Пожалуй, экспедиция обойдется моей казне гораздо дороже, чем я сама или кто-либо из моих советников считали возможным. Я рассчитываю, что затраты окупятся – и как можно скорее.

В этот момент со стороны сцены донеслись голоса актеров. Спектакль возобновился.

– Вот одна из особенностей любой хорошей беседы, – сухо сказала Лерена. – Всегда забываешь о времени.

– Я не стану сожалеть о том, что пропущу часть спектакля.

– Вы жестоки, Мэддин. Не говорите так в присутствии Кэшел Грейтейн, иначе вы больше не появитесь ни в одной из ее постановок.

Не ожидая ответа, императрица развернулась и направилась в свою ложу. Юнара вопросительно посмотрела на сестру, но Лерена лишь мило улыбнулась.

Когда спектакль наконец-то закончился, императрица задержалась, чтобы послушать аплодисменты, которые стали особенно громкими, когда появилась автор пьесы. Как обычно, зрители с преувеличенным энтузиазмом выражали свой восторг по поводу спектакля, набитого враньем от начала до конца и не имеющего ничего общего с действительными историческими фактами.

Лерена являлась верной продолжательницей семейных традиций, но она знала, что появление ее предков на равнинах было обусловлено скорее стремлением к расширению территорий, нежели обычным героизмом; Кевлерены руководствовались в первую очередь алчностью. Впрочем, императрица была уверена в том, что судьба – это то, что ты делаешь из своего прошлого, а не из будущего.

Осталось последнее действие, подумал Мэддин, стоя на лестнице Зала Сказаний. Принц понимал, что метафора не слишком удачна, но не мог избавиться от чувства, что за последнее время мир сильно усложнился и все, что с этого момента он скажет и сделает, будет оседать на его плечах тяжким грузом. Он сознавал, что вступил на путь, свернуть с которого уже невозможно.

Внезапно Мэддин пожалел о том, что два года назад не проявил нужной осторожности и, встретив на похоронах императрицы Хетты красавицу Алвей, без памяти влюбился в нее. Принц покачал головой, признавая абсолютную бессмысленность своих размышлений. Некоторые вещи – такие, как история империи или глупая пьеса – можно переписать заново. Но только не жизнь. Будь у него выбор, он все равно выбрал бы себе будущее, в котором есть Алвей.

– Ваше высочество! – обратился к нему Кадберн, терпеливо ожидавший чуть поодаль.

Вокруг почти никого не было. Пока шли финальные сцены пьесы, пролился сильный дождь: теперь все сверкало в свете, лившемся из холла.

– По пьесам Кэшел Грейтейн я точно скучать не буду, – произнес Мэддин.

Кадберн насмешливо фыркнул, потом посерьезнел.

– Возможно, вам следовало попросить императрицу, чтобы она позволила ей появиться здесь вместе с вами?

– Только не это, во имя Сефида! – Мэддин сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть в морские глубины. – Пора возвращаться. Как ты думаешь, Алвей дожидается меня?

– Думаю, да. Если, конечно, ребенок позволяет, – тихо произнес Кадберн.

Принц усмехнулся.

– Я все гадаю, какой же из меня получится отец?

– Вы будете строгим отцом.

– Такое не в моем характере.

– Это черта вашего характера, о которой пока еще никому не известно, даже вам, – спокойно заметил Мэддин. – Все родители проявляют строгость, если они любят своих детей.

Мэддин зашагал вниз по лестнице.

– Ты и вправду в это веришь?

Кадберн пожал плечами.

– Не помню, от кого я слышал подобное, но мне показалось, что это верное утверждение.

Мэддин улыбнулся и открыл было рот, чтобы пошутить, как неожиданно послышался чей-то женский голос.

– Она будет называться «Незаконный ребенок»! Принц и Кадберн одновременно обернулись, взявшись за рукоятки мечей. Они увидели, что позади них из холла выходят Юнара и Нетаргер.

Мэддин и Юнара обменялись враждебными взглядами; точно так же поступили и их Избранные.

– О чем вы, ваше высочество? – спокойно спросил принц.

– Это название пьесы, которую Грейтейн напишет о твоем ребенке, – весело рассмеялась Юнара, после чего, словно в задумчивости, наклонила голову. – Или, быть может, так она назовет пьесу, которую напишет о твоей драгоценной колонии. Возможно, она напишет и о том, и о другом. «Незаконные дети империи».

Нетаргер угодливо хихикнул.

– Ваше высочество демонстрирует свое неповторимое чувство юмора, о котором знает весь Омеральт, – по-прежнему спокойно произнес Мэддин, убирая руку с меча. При этом Кадберн не последовал его примеру. – Вы хотели поговорить со мной о чем-то конкретном?

– Нет. Просто хотела в последний раз взглянуть на тебя. В конце концов, мы были так близки, что обидно расстаться, даже не сказав друг другу «до свидания».

– До свидания, – резко произнес Мэддин, повернулся и зашагал вниз.

– Я рада, что мои наемники не прикончили тебя, – сказала Юнара. – Иначе мне пришлось бы жалеть об этом.

Мэддин ничего не ответил. Кадберн неотступно следовал за ним.

– Но мне очень жаль, что они не разделались с гнусной бабой, которую ты любишь так горячо, что готов ради нее предать традиции родной семьи!

Принц резко остановился. Кадберн положил ему руку на плечо.

– Не надо, – негромко произнес он. – Продолжайте идти как ни в чем не бывало.

Мэддин, ссутулившись, сделал шаг вперед.

– Видишь ли, против нее лично я ничего не имею, – продолжала Юнара. – Но любой, кто восстает против Кевлеренов, должен получить по заслугам.

На сей раз Кадберну не удалось остановить принца. Мэддин обернулся и посмотрел герцогине в лицо.

– От кого получить? От вас? – Он скрипнул зубами. – Даже вы, любезная герцогиня, не сможете достать нас в Новой Земле!

Юнара посмотрела на него долгим взглядом и спокойно произнесла:

– Ты зря говоришь это с такой уверенностью. Неожиданно все тело герцогини похолодело от внезапного всплеска магической энергии. Мэддин ощутил, как его кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом. Он сделал судорожный вздох и отступил назад. Юнара рассмеялась и разжала правый кулак. В ее ладони лежало маленькая окровавленная птичка. Герцогиня тряхнула ладонью, и мертвое тельце упало на землю.

– Одна из моих любимых малиновок, – равнодушно-отстраненным тоном произнесла она, посмотрев сначала на птицу, а потом на принца. – Любовь придает силу всему, что мы делаем.

– То, что вы чувствуете, – это не любовь, ваше высочество, – холодно ответил Мэддин и позволил Кадберну увести его прочь.

ГЛАВА 7

Полома Мальвара с непонятной ему самому веселостью наблюдал за поведением колонистов, испытывая при этом стыд за собственную толстокожесть.

Он хорошо помнил, как мучился от морской болезни во время путешествия из Кидана в Хамилай, и сейчас по логике вещей должен был сочувствовать страдающим от качки людям, которые едва ли не каждый день выстраивалась возле борта, чтобы вовремя извергнуть в море содержимое желудка. Мальвара сам удивлялся, почему во время обратного пути не стал переносить качку намного лучше. Наверняка это было вызвано тем, что сейчас он находился на огромном корабле, который держался на волнах гораздо устойчивее, чем то маленькое и юркое торговое суденышко, которое спасло Полому от преследования коварных соотечественников.

Это было уже два года назад, с удивлением подумал бывший префект. Казалось, что с тех пор, как он бежал из родных мест, прошло совсем немного времени. Теперь же Мальвара с грустью размышлял о том, скольких своих родственников он застанет в живых. Полома надеялся, что плутократы не осмелились отомстить им за его бегство.

Усилием воли он заставил себя не думать об этом. Не пристало возвращаться домой с ненавистью в душе и с руками, обагренными кровью. Да и вряд ли Мэддин начнет строительство колонии с истребления местных торговцев – ведь они могут способствовать становлению экономической самостоятельности нового поселения.

Уже не в первый раз Мальвара пожелал быть кем-то другим, вести простую жизнь и принимать решения не более сложные, чем выбор обеденного меню или как придумать имя для новорожденного.

Полома горько рассмеялся. Нет, жалеть себя не стоит. Бедные и незнатные люди в его краю едва сводят концы с концами, постоянно недоедают и порой подолгу ждут, прежде чем дать имя новорожденному ребенку, опасаясь, что он может умереть. И сам префект, и его ближайшие родственники всегда вели сытое, беззаботное, ничем не обремененное существование. Если бы Полома не решил заняться политикой, он до сих пор благополучно мог жить в своем родном доме. Мальвара сам сделал свою жизнь такой, как она есть. Он решил воспользоваться предложением Лерены возглавить экспедицию, имевшую целью установление власти чужестранцев в его родной стране. Мысль о том, что потенциальные противники поступили точно так же в отношении Ривальда, нисколько не уменьшала чувство вины бывшего префекта.

Полома надеялся, что у него хватит смелости принять все последствия своего решения. Иногда он пытался заглянуть в глубины собственной души в поисках чего-то такого, что можно было бы назвать храбростью, то так ничего и не находил, даже несмотря на то что дважды поступил довольно отважно. Первый раз – в киданской Ассамблее, когда он бросил вызов вождю плутократов Майре Сигни, а второй – обезоружив негодяя, пытавшегося убить возлюбленную Мэддина, красавицу Алвей Селфорд. В первом случае он проявил несомненное мужество, потому что принять сторону Сигни означало опозорить себя самого и всю свою семью. Выходит, этот поступок был совершен из чувства гордости. А в случае с наемным убийцей Полома проявил храбрость потому, что Алвей оказала ему доверие, какого ему не оказывал никто с тех пор, как он покинул Кидан. Это показалось ему чем-то вроде подарка судьбы. Так что в тот раз храбрый поступок был совершен из чувства благодарности…

Жизнь абсурдна, сказал себе Мальвара, и эта мысль немного успокоила его. Лучше уж жить в абсурдном мире, чем в заранее предопределенном и предсказуемом, иначе такие люди, как он – то есть те, кто привык принимать обстоятельства такими, как есть, – будут неизменно терпеть поражение.

Полома ощутил дуновение холодного ветра. Он плотнее закутался в плащ и отправился на нижнюю палубу, где было теплее.

В этот момент он увидел ту самую девушку. С позеленевшим лицом она стояла у борта среди других переселенцев, страдающих от морской болезни. Мальвара попытался вспомнить, как ее зовут, но тщетно. Затем совершенно неожиданно перед его мысленным взором появилось имя девушки, написанное буквами киданского алфавита.

Да, верно. Эриот Флитвуд. Жестянщица. Девушка, которая назвала его заморским принцем. Значит, ей все-таки удалось попасть на корабль…

Мальвара улыбнулся, вспомнив свою встречу с настойчивой девицей, и долго смотрел на нее, прикидывая, имеет ли смысл подойти к ней. Новый порыв ветра обдал его холодом. Полома поежился и продолжил свой путь на нижнюю палубу.

Гос Линседд внимательно наблюдал за бывшим префектом. Тот стоял на юте «Ханнема», главного корабля флотилии. Интересно, какие чувства он может сейчас испытывать? Каково это – возвращаться домой после нескольких лет ссылки? Какой прием ожидает Полому по возвращении в родные места? А как встретят в Кидане Госа и других хамилайцев? Вполне вероятна быстрая расправа от рук вероломных правителей города. А что же простой народ? Как воспримет он прибывшую из Хамилая экспедицию? Кем их посчитают – завоевателями или освободителями?

Гос сокрушенно покачал головой. Во время путешествия по морю начинаешь по-другому смотреть на вещи. Безграничные водные просторы как будто сводят на нет весь твой предыдущий жизненный опыт, и разум, подобно цветку, раскрывается и впитывает самые невероятные идеи. Единственная задача Линседда – командование экспедиционным корпусом. А о последствиях действий его бойцов пусть беспокоятся Мэддин и Гэлис.

Когда находишься в море, появляется слишком много свободного времени. Гоеу надо было заняться обучением солдат, которые в данный момент находились на борту «Грейлинга». Кроме того, бойцы должны нести караул на нижних палубах, где находились колонисты, содержать в чистоте форму, регулярно проверять состояние оружия, снаряжения, лошадей, запасов продовольствия и так далее. Все это занимало лишь часть дня, а остальное время солдаты слонялись по палубе и главным образом скучали.

Гос сожалел о том, что он и Полома плывут на разных кораблях; они могли бы лучше узнать друг друга. Ему также хотелось поближе познакомиться с офицерами, которые находились в подчинении у бывшего префекта, прежде чем увидит их в бою. Линседд был человеком дружелюбным, но не настолько, чтобы допустить панибратские отношения с подчиненными. Настоящая дружба возникнет позже, на почве взаимного уважения, а не из-за временного одиночества и дорожной скуки.

Еще раз посмотрев в сторону «Ханнема», Гос увидел, что Полома куда-то исчез с палубы. Бросив взгляд в другом направлении, он заметил примерно в двух милях два других корабля, «Зарим» и «Лакстон». Все суда были одного типа – большие и абсолютно надежные. Мэддин говорил ему, что раньше они использовались для перевозки зерна и потому не отличались маневренностью и скоростью. В гавани суда не производили особого впечатления. Впрочем, как признался себе Гос, все-таки было в них что-то величественное, когда они на всех парусах шли по бескрайним морским просторам.

Однако эти корабли не отличались быстрым ходом. Пройдет несколько недель, прежде чем они прибудут в Новую Землю. К этому времени солдаты измучаются от морской болезни, ошалеют от безделья и в лучшем случае будут способны с трудом передвигать ноги по плацу.

Линседд услышал, как кто-то поднимается по лестнице на верхнюю палубу, а затем увидел светловолосую голову Гэлис Валера. Он с любопытством посмотрел на стратега.

Девушка переносила тяготы путешествия легче остальных пассажиров – и гораздо легче, чем ее возлюбленная, грамматист Китайра Альбин. Та проводила большую часть времени на палубе; ее постоянно тошнило. Впрочем, иногда она вообще не выходила из каюты. Гос даже пожалел, что от морской болезни страдает Китайра, а не Гэлис. Грамматист казалась ему намного более привлекательной, чем стратег.

Девушка приветливо улыбнулась ему. Линседд церемонно поклонился.

– Как сегодня чувствует себя ваша спутница? – спросил он.

– Думаю, ей уже намного лучше, – ответила Гэлис. – Матросы сказали мне, что в начале плавания многие страдают от морской болезни так же сильно, как Китайра. Но дней через десять все привыкают к качке. Еще они говорили, что одному из знаменитых хамилайских адмиралов всегда бывало плохо после отплытия, но при виде вражеских кораблей болезнь как рукой снимало.

Она вновь улыбнулась, чтобы выказать Госу свое расположение и немного приободрить его.

– Так оно и было, – спокойно заметил офицер. – Адмирала звали Бандайди. Он был убит Кевлеренами. В те дни слишком успешных людей всегда подстерегала опасность.

Гэлис встала рядом с Госом и посмотрела на море.

– Наблюдать за волнами так же интересно, как любоваться огнем, – произнесла она. – Море завораживает. Через какое-то время мне начинает казаться, что я вижу то, что находится под водой.

Линседд промолчал.

– Вы думаете, что с тех пор ничего не изменилось? – спросила Гэлис.

– Что именно?

– Кевлерены по-прежнему избавляются от тех, кто достиг слишком больших успехов в разных сферах деятельности?

Гос удивленно посмотрел на девушку. О чем это она? Неужели стратег провоцирует его? Может быть, Мэддин попросил Гэлис проверить лояльность командующего?..

– Почему я вообще должен об этом думать? Гэлис пожала плечами.

– Они вышвырнули Мэддина из Хамилая. Мне говорили, что он был лучшим генералом империи.

– Возможно, так оно и есть, – бесстрастным тоном ответил Гос. – Но ведь это как раз хороший повод поставить его во главе первой колонии на Новой Земле.

– А, тогда понятно. Кроме того, он и сам является Кевлереном. – Стратег посмотрела Госу в глаза и неожиданно спросила: – Вы нарочно меня избегаете?

Линседд поперхнулся, закашлялся и с трудом ответил:

– Нет.

Он признался себе, что это не совсем правда, но предпочел солгать, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Однако Линседд знал, что в присутствии этой женщины чувствует себя неловко. Она казалась ему слишком хладнокровной, слишком самоуверенной. Ему не нравились эти качества ни в ком – не говоря уже о человеке, с которым придется тесно сотрудничать. Кроме того, Гэлис была возлюбленной красавицы Китайры. Гос ощутил укол ревности, но тут же испытал неловкость за это ничем не обоснованное чувство.

– Просто Мэддин очень хочет, чтобы мы с вами поскорее нашли общий язык. Насколько я понимаю, ему нужно, чтобы командующий и стратег разработали план предстоящих действий еще до того, как наши корабли доберутся до Кидана.

– Такие решения трудно принимать, не зная ситуации, сложившейся сейчас в Кидане. Прошло два года с тех пор, как Полома бежал оттуда. Целая империя за такой срок может радикально изменить свою внешнюю политику. Что уж говорить о небольшом торговом городе.

Вместо того чтобы смутиться после реплики Госа, Гэлис, наоборот, воодушевилась.

– Вот именно! Чем быстрее мы обсудим план будущих действий, тем увереннее будет себя чувствовать Мэддин, когда мы прибудем в Кидан.

Гос понял, что его ловко перехитрили. Он не мог сдержать восхищенной улыбки.

– А что конкретно вы предлагаете?

– Как скоро мы прибудем на Каел и когда встретимся с принцем?

– Это зависит от ветра. Возможно, через пять – восемь дней.

– Может ли Полома каким-то образом попасть сюда, на «Грейлинг»? Или, наоборот, – получится ли у нас перебраться на его корабль?

– Думаю, это вполне возможно. Но сначала нужно спросить у капитана, – сказал Линседд, кивнув в сторону моряков, стоявших на кормовой палубе. Капитан проводил там большую часть времени, наблюдая за тем, как паруса «Грейлинга» надуваются ветром. Его нельзя было назвать разговорчивым человеком. И тут Гос подумал, что Гэлис, видимо, придерживается такого же мнения и о нем самом.

– Тогда давайте прямо сейчас подойдем к нему и спросим, – предложила стратег и зашагала на корму.

До чего же она самоуверенна, подумал Линседд, покачав головой. Впрочем, нет, это не самоуверенность… Стратег просто выполняет свою работу. Кстати, ему самому тоже давно пора приступить к выполнению своих обязанностей. В любом случае, похоже, теперь для скуки времени не останется. По крайней мере до тех пор, пока они не прибудут к берегам Каела.

– Подождите, – крикнул Гос. – Я пойду с вами.

Эриот Флитвуд извергла за борт содержимое своего желудка. Плотнее закутавшись в шаль, она попыталась не думать о холодном морском воздухе. Но как же ей было плохо!..

Спускаясь на нижнюю палубу, где в воздухе стоял крепкий запах давно немытых тел, Эриот чувствовала себя совершенно измученной и несчастной, чего никогда не случалось после того дня, когда умер ее отец и она изведала всю горечь сиротства.

Девушка шла очень осторожно, опасаясь, что кто-нибудь из солдат заметит ее присутствие на корабле и выбросит незаконную пассажирку за борт. Она аккуратно обходила других колонистов, направляясь к своему месту на нижней палубе – последней перед трюмом, ниже ватерлинии, где не было даже бортовых иллюминаторов, дающих доступ свежему воздуху и свету. Это было темное сырое помещение, освещаемое лишь несколькими фонарями. Эриот нашла место под одним из трапов и села, приготовившись к нескольким часам скуки и неизбежной тошноты, прежде чем настанет время следующего приема пищи. После этого ей снова придется торопливо подниматься на верхнюю палубу, чтобы в очередной раз вывернуть содержимое желудка в море.

Правильно ли она поступила, сев в вагон парового экипажа несколько дней – или уже недель? – тому назад?.. Дорога до порта Сома была достаточно тяжелой, но когда все пассажиры с поезда перебрались на огромные сухогрузы, ее воодушевление сменилось тягостным сомнением. Сможет ли она вообще перенести все трудности плавания к Новой Земле, не говоря уже об испытаниях, которые придется пережить при создании новой колонии?..

Однако страдания от нескончаемой качки испытывала не одна Эриот. С тех пор как корабль вышел из порта, ее жизнь превратилась в кошмар. Стоны девушки сливались с жутким хором стенаний остальных пассажиров, страдавших от морской болезни не меньше, чем она. Эриот никак не удавалось как следует отдохнуть, и каждое утро, просыпаясь после тяжелых сновидений, она окуналась в суровую реальность.

Единственным утешением была мысль о том, что приступы морской болезни, к счастью, стали не такими частыми. Девушку уже не так сильно тошнило, и сегодня впервые за последнее время ей удалось выйти на свежий воздух, не наблевав по дороге. Однако, вернувшись обратно, она уже не чувствовала в себе прежней уверенности.

Эриот закрыла глаза, но легче ей все равно не стало.

Тут кто-то хорошенько наступил ей на ногу.

Девушка открыла глаза. Подняв голову, она увидела высокого широкоплечего мужчину с густой черной бородой. В тусклом свете было трудно разглядеть черты его лица, но Эриот все же заметила кустистые брови и острые скулы незнакомца. Подобно большинству колонистов, он был одет в простые штаны и шерстяную тунику с длинными рукавами.

– С тобой все в порядке? – каким-то монотонным голосом поинтересовался бородач.

Эриот поджала под себя ноги и кивнула.

– Я заметил, что после еды тебя обычно тошнит.

Девушка ничего не ответила. С самого начала плавания она старалась не вступать в разговоры с другими пассажирами, боясь, что кто-то заподозрит ее в незаконном пребывании на корабле. В своих самых страшных кошмарах она представляла, как ее выбрасывают за борт в холодные серые волны.