Текст книги "Шаги по..."

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Путь: произвести  вброс в общество трансмутированного золота – глупое занятие, которое приведет к коллапсу экономик, к снижению концентрации требуемой заказчику энергии на единицу материального объекта – человека, или примата.

Это тоже самое, что заменить на вашей автомашине аккумулятор на сотни мелких, и каждый заряжать отдельно.

Можно? Можно, но глупо и нетехнологично. Хотя… контрабандисты Вселенной  идут на это.

Думаю, что ни для кого не секрет, что каждый год «исчезает» около двух миллионов людей. А это не только сто пятьдесят тысяч тонн органического продукта, но и то, что в нем находится и что ему сопутствует.

Впрочем, вам это понятно, поскольку вы сами, используя различные продукты в пищу, понимаете, что, тем самым, используете различные комбинации микроэлементов и других веществ в усвояемой  и удобной для вас форме.

Грубо говоря – это обычная контрабанда, которую заказчик не в состоянии пресечь. А хотите – считайте, что это его рук… ну, это я условно… дело.

Как бы вы ни считали – поскольку вы эти процессы изменить не можете, – то это не имеет ни для кого из вас никакого значения.

Кроме людей! У них есть выбор, я свой сделал. Приматам же все проблемы безразличны.

Является ли Земля и фермой тоже? Безусловно!

Если вам так удобнее, то Земля  – и ферма тоже.

В связи с тем, что огромное количество золота находится в океане, а Земля  – это, прежде всего, Океан, то естественен вопрос: «Нужна ли такая популяция на суше приматов и людей, не способных и не желающих извлекать  его оттуда?»

Что бы вы ответили, являясь заказчиком?.

…А нужно ли вообще такое количество особей, которые не участвуют в «производстве» товара? Думаю, что ответ тоже ясен.

Сегодняшнее общество культивирует внимание к больным и умственно отсталым, взяв их на содержание, пренебрежительно относясь к здоровым и умных.

Оно понятно: первых значительно больше.

Но для общества в целом – это все зачем?

Итак:  перепроизводство низкого по качеству народонаселения, незанятого в производстве, – огромная нагрузка на землю. Ненужная нагрузка на неё. Зачем она ей и вам?

Ладно бы только это! В результате: очень низкое качество продукта, сдаваемого заказчику. Поэтому…  Думаю понятно, что  ожидает такую популяцию. В смысле, понятно, что делают с нерабочей лошадью.

Я же не хочу это наблюдать!

О причинах моего покидания Земли я, вроде, объяснил всё…

А… Еще раз напомню:  «Ничего изменить нельзя! Человечество в том виде, в каком находится, перестает существовать».

Думаю, что ничего страшного?

Каждый год на Земле, благодаря вам, исчезает более двадцати пяти тысяч видов животных и растений. Три вида в час! И шесть миллионов гектаров леса. Вы съели практически всю рыбу не только  в океане…

Разве не будет справедливым, если вас станет несколько меньше?

Большинство из вас, оставшись без компьютеров, чему смогут научить своих детей? Азбуке и арифметике в объеме шестого класса?

… Вот поэтому нет  того, кого бы беспокоила ваша судьба, но есть тот, кто знает, сколько вас нужно для решения его задач.

А сколько вас нужно?

А говорите, что разумны!

А сами не знаете, сколько вас нужно.

С помощью какого инструмента вы уничтожите друг друга – потребителю безразлично и неинтересно.

Можно это сделать и вмешательством извне, как было ранее,  но создатель дал вам в руки массу инструментов на выбор.

Начиная от неразборчивых:  «массового поражения», ликвидации гендерных стандартов, до избирательных:  инфекции и мутации, продукты с ГМО, и, наконец, пятой группы крови, которая не позволит иметь потомство с особями,  носителями другой группы.

…Пока вас столько – войны будут всегда.

Не важно, в каком виде и под какой личиной.

Надо же чем-то занять народ. А тут: тысячи людей и приматов изготавливают в одном месте ракету, в другом – самолет. Оп! Нет ни ракеты ни самолета. Работай по новой! Опять все заняты «делом».

Но есть силы, которые не позволят полностью прекратить существование этого «цеха», как и не оставят его без работников. Есть!..

Такая ситуация уже была и не раз. Там были несколько иные особенности. В вашем случае ситуация интересна в познавательном плане. Хотя… Многое уже было… О многом вам известно.

На сегодня продукции от вас стало нужно не только  значительно больше, но и она должна быть иного, более высокого, качества.

Заказчик был вынужден даже увеличить вам запасы нефти, и это при том, что у вас есть неиспользуемые альтернативные способы получения энергии, а вы их знаете. Но… если бы вы были разумны!..

Все ваши попытки познать мироздание – попытки муравьев-пчел познать устройство трактора…

Вы до сих пор не знаете – есть ли на орбите Земли, диаметрально от вас, ещё какие-либо небесные тела.

Вы думаете: это недоработка вашего создателя? Ошибаетесь!

Вы созданы по вполне определённым требованиям для выполнения определённых, а я их вам перечислил, задач.

И пока справлялись с ними превосходно, периодически уничтожая сами  тех, кто не участвует, в производстве, подобно тому, как пчелы уничтожают трутней. Разумеется,  только после выполнения плановых заданий.

Для Вселенной, в целом, вы абсолютно не представляете никакого интереса.

Зачем вы нужны там, где уже другие достаточно хорошо делают свою работу? Что делать вам?  Вы должны делать свою. Как до вас её делали на Марсе, как делают её другие популяции на других планетах в различных частях этой Вселенной.

Почему этой?

Потому, что их всего четыре.

Земля – живая.

И, как все живое, стремится к размножению. Вы как-то странно говорите о расширении видимой вами Вселенной, скрывая, или не зная, откуда берутся новые звезды, галактики. Странно, но вам ведь уже говорили, что целое всегда больше, чем сумма его составляющих… Зная, не опираться на знания… Это удивительная ваша отличительная черта. Но никак не разумность!

Удивительная, необъяснимая, парадоксальная, ведущая туда, куда уже привела популяции до вас и куда привела вас.

Вы, в своем стремлении идти следом за кем-то, отстали от этого кого-то навсегда. А своей дорогой так и не пошли, хотя уже шесть раз на ней стояли.

Единицы среди вас знают, что такое «масса», но все пользуетесь этим понятием… Как так?

Каждый школьник готов рассуждать о гравитации, но никому в голову не пришло, что в той формуле не «эр в квадрате», а «квадрат произведения скорости на время». За триста лет никому не пришло в голову, что этими силами  можно управлять, меняя либо скорость распространения поля взаимодействия, либо время действия этого события.

…Но не сжигать же нефть при наличии иных бесконечных запасов энергии  на Земле?!..

Илья замолк, о чем-то раздумывая.

– Кто-нибудь, дайте мне монетку.

Максим глянул на Машу. Та порылась в кармане, подошла и протянула Илье какую-то монету.

Тот взял её, положил на плоскую поверхность  камня, поднял с земли небольшой округлый, повертел его в руках.

– Мария, отойди шага на  два!

Та отошла.

Илья приложил камень к монете, и стало видно, как он медленно стал погружаться в плиту.

«Вдавив» его наполовину, Илья повернулся к камере и постучал по камню, выпирающему из плоской стены: – Вот! Как-то так! Здесь внутри монета с отчеканенным на ней годом выпуска.

Машка подошла, ударила по нему ладошкой, улыбнулась в камеру и вернулась на место.

– …Вот за этим камнем дверь,  – Илья облокотился на него. – Дверь в Шамбалу. Так вы называете то место, где вас нет.

Там много представителей вашей цивилизации предыдущих поколений.

Но не все! А где все остальные?..

А где все коровы, свиньи, овцы, убитые вами? Что, собственно, отличает вас от них? Их кормит Земля – они вас – вы…

Ничего не напоминает такой круговорот?

Вот туда я и уйду. Скучно тут у вас. И грустно!

Илья посмотрел вслед Машке,  уперся в камень, и стало видно, как тот плавно приподнявшись, стал сдвигаться в сторону.

Отодвинув его, Илья молча указал на открывшийся проем, в котором хорошо были видны звезды.

– Можете снять более детально, подойдя сюда, – обратился он к Максу. – Возможно, когда-нибудь, кому-нибудь и удастся определить по карте «неба», с какой точки сделан снимок.

Илья отошел в сторону, дав возможность Максу подойти с работающей камерой к самому проему.

– Назови хоть какую-нибудь звезду, – повернулся к Илье.

– Нет смысла! Они не имеют земных имен, – Илья показал рукой на штатив. – Хватит. Хватит. Ставь камеру на место.

Макс вернулся.

– К чему все это? – Илья огляделся по сторонам и развел руки. – Там, – он посмотрел на восток, – далеко, в Ергаках, уже есть забытый и затерянный каменный город, когда-то сохранивший жизнь на планете.

Горы!.. Они спасали человечество.

Нет! Люди спасли человечество!

Поймет ли оно, что не человечеству надо выживать, а людям?

Как?..

А как?..  Наверное, человечество – само по себе, а люди – сами по себе.

Есть ли другой выход?

…Ему решать.

…Им решать!

Илья обошел камень и сдвинул его на прежнее место.

– Думаю: увидимся! – он махнул рукой Максиму и Маше и протиснулся в узкую щель за камнем.

Камень медленно подвинулся и встал на место.

Маша и Максим какое-то время стояли, переглядываясь, и изредка бросая взгляды на него.

–… Маш! Ты что-нибудь поняла? – Макс с удивлением развел руки,  подошел и сел рядом с ней.

– Поняла!

Поняла, что и было хреново, а стало ещё хуже.

«Избави боги нас от знания правды», – она кого-то процитировала и, закрыв глаза, села и откинулась на спину. – Что он хотел сказать, когда сказал: «Который раз даем вам знаний яблоко». А?

– Когда? Он этого не говорил, – Макс повернулся к ней.

– Я дура?! Он, как только начал говорить – я диктофон включила, – Мария подняла руку и показала Максу диктофон, от которого в рукав шел провод микрофона.

– Вон что! А я не понял, что он там сказал, что Адама сотворили только для того, чтоб было из чего сотворить Еву, от которой разные люди могли бы получить потомство, чтоб заселить Землю. И что… – начал было говорить Макс.

– Не говорил он этого! – Машка села и стала смотреть на Макса, не мигая.

– А я чё, дурак? – хмыкнув, Макс показал ей точно такой же диктофон. – Я подумал, что он заберет запись тут же… Думал: хоть звук продублирую… для себя.

– И куда это теперь? – Машка кивнула на камеры.

– Может, вернется?

– А если нет? Выставим в Интернет?

– Не думаю, что это будет «гут».

…Продадим! – Макс встал и пошел к камню.

– Убьют…

Чую: кому надо, запись купят, спрячут, а нас и убьют, – сказала Маша.

– Почему? – Макс, выключил камеры,  вернулся и сел рядом.

Вдруг вскочил и пошел к рюкзакам и кофрам. Открыв рюкзак Ильи, достал телефон и стал стараться его включить.

– По кочану!.. Дай сюда, – Мария протянула руку, взяла телефон, потыкала в кнопки, сдвинула заднюю крышку. – Аккумулятора нет. Что там ещё у него в рюкзаке? Может, с камер аккумулятор как-то приладим? Или с наших телефонов? А?

– Может, и «приладим». Приладятся ли? – Макс поглядел по сторонам. – А мы, вообще-то где?

…До «убить» нам еще добраться надо!

Он вернулся к рюкзаку Ильи и поднес его к Марии. Вытряхнув его содержимое, он сел рядом, разглядывая пачки разноцветных денег.

– Деньги… Баксы, ясно. А это что за персонаж? – он показал пачку Маше.

– Юани. Китай.

– А… – Макс прошелся веером фиолетовой пачки по пальцу, –  десять тысяч – это много?

– Не знаю, – в раздумье сказала Машка, посмотрела на горы и добавила, –  Не знаю, сколько сегодня. Но могу предположить – сколько будет завтра.

…Вряд ли вертолет пересек границу. Значит, мы дома.

Она встала и подошла к Максу: – Вставай! Здесь вряд ли когда ещё окажемся. Хотя… Кто его знает!

Давай-ка установим камеры, снимем панораму, закат. Переночуем. Утро вечера мудренее. Утром снимем восход.

Заодно посмотрим, – она посмотрела на небо, – есть ли нам куда возвращаться. Если выйдем – по съемке потом определимся, где были. Запад там. Юг там, – она протянула руку в сторону снежных вершин.

– В смысле? Как это «куда»?  – Макс перебил её.

– Если что-то у них там творится, то я думаю, что как-то и здесь отзовется.

Она опять посмотрела на небо.

– …Потом – вниз к реке. Пойдем по течению. Выйдем к людям. А там посмотрим, что и как? Надо ли людям… блин, всем…  показывать, то, что в них? – она повернулась к камерам.

– Ты о чем?

– Если все так, как говорит Илья, то теперь каждый за себя.

Каждый за себя, Максим! Каждый! За! Себя!

Хаос мне не нужен. Ни потопы, ни эпидемии, ни пепел и пыль в небе, ни астероиды эти, ни… Как там… Содомы, Гоморры…

И Шамбала мне не нужна!  Мне нужен муж и дети.

Ева я. Понял?

– Кто?

– Ева!

Ева я! …Понял?

…Давай, «Адам»… Давай! Давай, ставь камеры!..

Мария стала шутливо трясти его за плечо.

Максима охватила такая слабость, что не было сил даже сидеть.

– Маш! Я секунду… – он лёг, широко раскинув руки.

– Максим! Ну, ты чё?.. Что с тобой? Давай, открывай глаза. Делом надо заниматься.

Машка трясла  Максима, пытаясь разбудить.

Максим повернулся, сел, глядя ей в лицо.

Она стояла, красивая, свежая  и довольно улыбалась.

Он  сел.

…Перед ним была его комната.

Поглядел на угол, затряс головой: – Ничего не понимаю!

– Что не понимаешь?  Вставай! Илья будет звонить!

Подошел к вороху снаряжения и стал внимательно смотреть на него.

– Это что? Что тут? – он вытащил небольшой светло-зеленый рюкзак с красной яркой полосой на клапане.

– Не знаю! Я его не видела, – Маша села на диван.

Максим подошел, расстегнул рюкзак и вытряхнул его содержимое рядом.

– Что это? – Машка взяла фиолетовую пачку денег.

– Юани.

– Откуда они у тебя? – она,  не поворачиваясь, разглядывала содержимое.

– Илья оставил!

…Мы сняли панораму или нет?

– Какую панораму? Максим, не пугай меня!

Он резко повернулся и стал раскрывать кофр с камерами. Оглядев их, взял одну и сел за компьютер.

На экране показалась скала с плоским камнем в форме трапеции. На плоской поверхности его отчетливо выделялся выступающий пузырем круглый  серый камень.

По экрану побежали полосы, а потом появился этот же камень, только слева от него стоял спокойный Илья и «пузыря» на камне не было.

–  Как видите, я очень похож на человека… – сказал он.

Максим прервал воспроизведение.

– Это ты когда его снимал? – спросила Маша.

Максим, не отвечая, сел на диван и закрыл глаза.

Маша тихо присела рядом, положила  руку ему на плечо и кивнула на монитор: – Что происходит?

– Маша! Не трогай меня! Сиди тихо и молчи!

Не знаю!

Сиди и молчи! Я скоро приду. Ничего не трогай. Ничего не трогай! Сиди и жди меня. Я скоро приду. Ничего не трогай.

– Макс! Ты куда? Илья будет звонить! Мы, что: никуда не едем? – Маша встала, с удивлением глядя на одевающего куртку Максима, на то, как он взял со стола бумажку с номером телефона.

Максим остановился в дверях. Посмотрел на камеру, лежащую около компьютера.  Помолчал, разглядывая Машу.

– Я с тобой! – Маша схватила и набросила на себя куртку.

Он обхватил её и прижал к себе: –  Конечно, со мной! А я, с тобой!Поедем!

Сиди, жди! Я скоро приду!

Маш!.. Тебе очень хорошо в этой куртке!

…Он не позвонит… Ева, – сказал  и открыл дверь.

… Кутаясь в куртку, Маша смотрела в окно – Максим, подняв воротник,  шел быстро, почти бегом, не оглядываясь.

Сюита

Антон стоял посреди выставочного зала, заложив руки за спину, и смотрел на свои работы. Сегодня был последний день его выставки. Если принять все заказы, что он получил за эти дни – это лет десять непрерывной работы впереди.

…«Сюита». Так Машка придумала. Сначала – «Сюита в металле», потом – «Огненная сюита», «Космическая сюита», а потом запуталась и оставила просто – «Сюита».

«Да! Сюита!» – думал он, оглядывая работы.

Он помнил их все. Все! И всё, всё, всё, – что происходило вокруг, когда они появлялись на свет.

А между ними, вроде бы, ничего и не было в жизни?..

Пока шла выставка, он каждый день приходил сюда, за час – два до открытия, чтоб побыть одному. Сидел то в «своих» креслах, то на скамейках, то один, то с Машкой, то рассматривал работы, то прикасался к ним, вспоминал.

Странные здесь были ощущения, как в детстве. Одних эскизов набросал два альбома.

Удивительно – но почти все, что здесь стояло, в этих двух залах, – было не его. Так-то оно было его – его работой, но теперь принадлежало другим.

Кованные лестницы, каминные решетки, ограды – здесь не выставишь, а то, что удалось собрать – далеко не всё. Не все, что успел он сделать.

Владельцы его работ с удовольствием согласились на участие. Как же – под каждой работой – «Из коллекции…» Они толкутся здесь же – что-то продают, что-то покупают… Имена. Имена…

«Кто вы?» – думал Антон. – «Ценители, меценаты, работодатели, снобы? Кто?» Он не находил ответа. И от этого на душе было пусто и одиноко.

«Кто я?.. Кузнец, художник, мастеровой, «что изволите для Вас». Кто?..»

– Зря мы это сделали, – как-то сказала Машка, положив голову ему на плечо. – Никогда не думала, что так будет болеть душа. Я даже плакала. Веришь?

– Верю! – сознался Антон.

…Он взял телефон и позвонил отцу.

Николай Петрович, взял трубку, долго приглядывался к ней, потом, тихо матюгнувшись, огромным пальцем нажал на что-то, что искал.

– Пап! Привет! Как у вас там дела?

– Спасибо! Нормально все! Лучше всех!.. Живы…

– Пап! Понимаешь, – сегодня последний день. Может, все же приедешь? Я машину вышлю и встречу. Пап?!... Я, похоже, больше не буду делать выставок. Мне очень хочется, чтоб ты посмотрел эту. Может последняя?..

Николай, положил руку с телефоном на колено и стал смотреть в угол дома.

Жена – Надежда вышла на звук и, молча, встала в дверях.

Он перевел взгляд на неё. Та поправила пепельно-серый джемпер, молчала.

Николай поднял телефон.

– «Не будешь» – говоришь? Высылай! – сказал в трубку и отключил его.

– Антоша? – спросила Надежда.

Он кивнул.

– Собирайся, Надя, в гости поедем, – сказал, вставая с табуретки.

– В гости? Что так вдруг? …Зачем?

– Тошка просит приехать. Не след отказывать. Два раза уже отказывались – на третий вопрос – не по-человечески отказать.

Ему-то тоже себя ломать приходится – просить это ведь… Не фунт изюма!

…Съездим. Выставку его посмотрим. Выставка у него там какая-то. К вечеру – домой.

– Коля, а что одеть-то в люди? А ну, как его застыдим видом своим? Ведь ни у тебя, ни у меня нет ничего. А на ноги? Что теперь-то на них наденешь?

…Поезжай один. А?..

Надежда присела за стол, положив руки на колени.

Николай, молча, смотрел на неё.

– Сейчас за Ольгой схожу. Пусть обрядит нас. Успеем. Заодно посмотрим – в чем  нас в гроб класть собираются, – он хмыкнул, тяжело встал, прошел к вешалке, взял кепку, постоял, не надевая её,  вышел из дома.

…– Мама! Что случилась? Папка пришел, говорит – «Обряди нас», – встревоженная Ольга вихрем влетела в дом.

– Тоша звонил. Просил приехать. А в чем на люди-то ехать? В чем? У нас ведь и нет ничего, – Надежда махнула рукой.

– Так и нет ничего – потому, что вам ничего не надо! Заладили свое – «ни к чему», «не надо», «зачем»… – Ольга сделала обиженное выражение лица, села рядом. – Затем! Действительно, перед людьми стыдно за вас. Подумают ещё чего!..

– Так разве на ноги мои, что сейчас напялишь?..  Не в обрезках же ехать? – Надежда оглядела свои ноги и обрезанные валеночки на них.

– А что там у Антошки-то? С детьми что или с Машей? Или как?.. – Ольга тревожно глянула на окно, в котором показалась фигура отца.

– Иди их разбери – мужиков этих. Сказал – «не ехать – не по-человечески». …А ехать как?

– Вот и правильно сказал. Хоть в люди выберетесь, а то, как бирюки, сиднем сидите – дальше двора носа не кажите, – Ольга опять сурово посмотрела на мать. – Найдем, что надеть! Не хуже людей будете!..

…Николай Петрович вошел в дом, повесил кепку на вешалку, по привычке огляделся и тоже сел к столу.

– Ольша! Ты ещё тут?..

Мне если будешь рубашку покупать – то только с карманами под очки. Да посмотри, чтоб рукава человеческие были… А то руку не просунуть... Черти что! Тряпку экономят что ли?.. Другой не бери! – он помолчал. – Иди. Иди, что стоишь? И лезвия там купи, чтоб побриться можно было, а то этой тарахтелкой только для дома и можно.

…Чёрти что делают! Жужжит, а пользы никакой.

…Да… прежде чем бежать – поставь воды-то в печь. Пусть греется.

Иди, Ольга, иди!

Ольга подхватилась и пошла к двери.

– Деньги. Деньги возьми, – Надежда встала и повернулась к комоду.

– Да, ладно, вы, со своими деньгами. Там нужно-то… Потом!

– махнула та рукой и закрыла дверь.

…Ольга вернулась с ворохом пакетов и ссыпала их на диван.

– Я с вами поеду. Я себе там такое платье «оторвала». Закачаешься! – она стала доставать из пакетов обновки.

– Где лезвия, егоза, – окликнул её Николай.

– Ой! – замерла та.

– Дурная голова ногам покоя не дает. Давай, – Николай кивнул на дверь.

Ольга опять выскочила из дома.

– Олюшка спрашивает – «С Тошкой что случилось ли?», а я и не знаю – что так вдруг-то? – Надежда глянула на Николая.

– А вот и посмотрим, что случилось, – куда время свое сын наш вбил, – Николай глянул на Надежду, подошел к печи и сунул в котел палец. – «Тошенька наш!»

– Да, ну тебя! Опять – «чур снова да ладом»?! Не надоело тебе?.. Все выросли да разлетелись – так жизнь такая!

Их жизнь – не наша. Повисни ещё у них на плечах. Или прикуй их вон к своей кузьне – лиши свободы, – Надежда стала перебирать низ джемпера.

– Надя! Не трожь! Свобода не зависит от того где и как, и к чему прикована твоя нога.

Свобода – это то, что не отнять у человека. А Тошенька твой – зэк. И зэк по собственной воле. Сам себя в колодки заковал.

А не хотите слышать – не спрашивайте. Вон, – Николай махнул рукой в сторону окна, – … вот давай про ворон, про морковку давай… Про Тошеньку, давай, не будем.

…Про нас?.. Про нас – давай! Мы свой долг сполним. Дитё позвало – приедем. А вот уж гнуться там – увольте. Хочет что услышать – услышит. А вот то, что хочется ему услышать – хрен в зубы ему.

…Не замай, Надя! Не трожь меня!..

– Совсем ты, Коля, ополоумел. На людей кидаешься. Разве так можно? – Надежда опять села за стол.

– Это же – кто там людь?.. Это – где же там люди?.. Это вот всё, что кругом нас – люди сделали?.. – Николай ткнул пальцем в телевизор. – Это где же ты там людей-то увидела?

Не трожь меня, Надюха. И сама не заводись.

…И внуков такими же сделают. Трансформерами. Хочешь – самолет, хочешь – паровоз, хочешь – демократ, хочешь… Тьфу!.. Глаза бы не видели, уши бы не слышали!

– Это ты не заводись! Как воспитают – так воспитают. Их дети.

Не хуже воспитают, чем ты своих.

– Во, во, во! Вот и именно! С молока на губах – «Тошенька». Вот грех свой и тащу. Не бросишь, на пустырник не выкинешь…

…А я и не отказываюсь – рубите голову, люди добрые! Виновен! Не углядел!

Рубите!..

– Перестань, Коля! Пятый раз по одному месту и все невпопад! Перестань, вон Ольга идет.

Ольга зашла, неся ещё какие-то пакеты. Оглядела родителей.

– Опять ругались? Вы к старости чудны становитесь, – сказала она, протягивая отцу упаковку лезвий. – Пап! «А ведь лезвий нет уже. Не выпускают», – Валька говорит.

Теперь только готовые станки. Это уж она так – по блату дала.

– Во, во, во! Опять блат! Откуда ушли – туда пришли! Чёрт всех вас за руку водит! На всех на нас уже готовы станки-то. Дневального только нет рядом, – Николай взял упаковку и стал искать на комоде очки. Женщины переглянулись.

Надежда за его спиной стала махать рукой, давая понять Ольге, чтоб та замолчала.

…Обновки все были впору. Ольга сняла с комода зеркало и подносила его то к отцу, то к матери.

Не выдержав, побежала в детскую, там переоделась и вышла, встав перед ними, улыбаясь.

…Николай и Надежда, положив руки на колени, сидели на диване, Ольга, покружившись, села на стул напротив.

– Молодцы вы у меня, – со вздохом сказала она, оглядывая родителей в обновках, поправляя на коленях  новое платье. – Когда будем «золотую свадьбу» праздновать?

– Когда хотите. Мы с матерью  года три как  её отпраздновали, – хмыкнул Николай.

– Ой! – удивилась Ольга, хихикнув. – Как это? Это же вам было… Ой! Никому не говорите!

– А мы никому и не говорим. А тебе уже поздно удивляться и глаза выкатывать. Смотри – выпадут, артистка, – парировал он.

– Вот что за ерунду порет! И ты, уши развесила, рада стараться, – попыталась прекратить разговор Надежда. – Право слово, – от яблоньки и яблочко. Язык без костей у обоих! Не из родовы – в родову!

…Машина подъехала где-то к обеду.

– Встречайте! – водитель Володя, прошел в дом, глянул по углам. – Здравствуйте, Николай Петрович, здравствуйте, баба Надя, здравствуйте, тетя Оля.

Антон Николаевич просил кланяться и прислал меня к вам в ваше распоряжение.

Он стоял с улыбкой у двери и разглядывал родителей Антона.

– Давай, Володя, руки мой и к столу. Поедим, что Бог послал, перед дорогой, – Надежда встала, приглашая гостя.

– Сыт я. Спасибо, – Владимир, не сгоняя с лица улыбку, поклонился.

– Какой барин – таки конюхи и кони, – буркнул Николай. – Тебя за стол приглашают, а не брюхо набивать.

– Шучу я, Николай Петрович. Конечно, чайку выпью.

– То-то! Обрядились все в колпаки с бубенчиками – всё со смехом. Дети уж в школу пойдут, наверное, а родители всё дурака гоняют.

Марш к рукомойнику, – Николай встал и пересел за стол. Положив огромные ладони, друг на друга, сидел, смотрел то на жену, то на дочь, то на гостя.

– А ну, Володя, подсоби-ка мне! – вдруг встал, кивком приглашая его за собой.

Они вышли во двор, и пошли к небольшому строению рядом с баней.

Николай обтоптал траву, убрал доску, прислоненную к двери. Зашли.

– А я здесь и не был ни разу, – тихо сказал Владимир. – Настоящая кузница. Вот ведь! Дела! Я-то думал… ну, знал, конечно… А не видел…

– «Думал»! Для этого думалка нужна, а не вешалка для шапки, – Николай прошел в угол и стал разбирать, сваленные в нем, вещи. – А ну, подсоби!

Он немного отодвинулся, и Владимир увидел слона.

…Это был настоящий слон из воронёной стали, сплетенный из кованых полос и лент разной формы, причудливо перевитых и украшенных где насечками, где витьем, другими орнаментами, непонятными знаками.

Хобот его был поднят, и казалось, что он кого-то зовет, оглашая мир своим трубным призывом.

– Дела! – с восхищением сказал Владимир, присев на треногий табурет, обтянутый кожей. – Дела!

– Сможем увезти? – спросил Николай, не отрывая взгляда от слона.

– Сможем. Сможем. А что же он здесь-то? – Владимир все так и сидел, разглядывая слона и бережно водя рукой то по его ушам, то по его спине, то по хоботу.

– А куда его? В дом? Где родился там и живет, – Николай стал смотреть в небольшое окно, заросшее паутиной.

– И куда его? – Владимир так, не отрывая взгляда от него, и сидел. – Курить-то можно?

– Кури! Антону подарим. Его слон, – ответил Николай.

– Дела! Как это – «его»? Я у него такого не видел, – Владимир курил, и дым в кузнице на фоне темных прокопченных стен, казался голубым. – Да, дела!

Они вдвоем вынесли слона на улицу.

Николай взял тряпицу и стал протирать пыль, сдувать какие-то опилки с его спины и ушей.

– Ух, ты! – воскликнул Владимир. – А это что? – он с удивлением ткнул пальцем слону в живот.

– Это – слоненок у него внутри, – спокойно сказал Николай.

– Слоненок?!.. Ух, ты! «Мама» – значит. «Слониха» – значит.

Владимир стоял на коленях и старался разглядеть в переплетении металла слоненка.

– Такой маленький, – а уже слон! – вздохнул он, распрямляясь, вставая с колен.

…Когда подъехали к выставочному залу, Антон стоял на крыльце и курил. Заметив машину, он бросился к ней открывать дверь.

Ольга выскочила, обежала и стала что-то беспорядочно говорить, теребя и обнимая Антона.

Пока тот помогал матери, Николай встал чуть в стороне, наблюдая сцену и слушая воркование дочери. Антон подошел к нему.

– Привет папа! Спасибо! Я рад, что вы приехали. Пойдемте, я покажу вам… залы.

– Подожди. Там слон. Можно он побудет с нами там же? – Николай положил ладонь на машину, кивнул на дверь здания. – «В люди» – так все в люди.

Николай, прищурившись, смотрел на Антона.

– Ты привез дедушкиного слона?.. Ты привез слона… – Антон замер и замолчал.

– Не привез! Он с нами приехал. Все, значит, вместе приехали. Только братьев твоих нет. Делом заняты – службу несут. Недосуг им по выставкам-то хаживать.

А ты так один и бегаешь, как сеголеток? Мария где?

– Ладно, пап! Мария там, – Антон кивнул в сторону дверей и положил на слона руку. – Теплый!

Ну, здравствуй! Здравствуй, – он взял слона за хобот. – Какая ты молодец, что приехала. Молодец-то, какая? Надолго? Не побоялась дороги!

– У нас дети по лавкам не плачут. Как выгонишь – так и поедем. А чего ей бояться? Чай не одна! Так ли? – Николай глянул на слона, потом на подошедших Ольгу и Надежду.

– Ах, дружище. Ну, молодец. Сейчас я народ найду. Поможем тебе подняться, – Антон как будто не замечал никого. Стоял у открытой задней двери машины и гладил слона. Он взял телефон и, не убирая руку с его спины, стал куда-то звонить.

…К машине подбежала Мария, следом вышли ребята в синей униформе.

Мария подошла к Николаю Петровичу.

– Как хорошо, что вы приехали. Ребятишки будут рады, – она взяла его за локоть. Повернулась к Надеже с Ольгой, – Какие вы молодцы. Антону так хотелось, чтоб вы посмотрели его работы. Он так расстраивается всегда, когда…

Она посмотрела на Антона и запнулась на полуслове.

Ребята подхватили слона, и пошли к двери.

– Я покажу им куда поставить, – сказала и побежала за ними.

– Пойдём! – Антон коснулся локтя отца.

– Матери помоги. Дорогу укажите – сам найду, – Николай отстранился.

Все пошли в зал. Николай последним.

…По стенам зала висели фотографии.

На них были изображены: ограды, какие-то скульптуры, карнизы, решётки, зеркала, вазы, камины, скамейки, часовня – всё в металле.

Струи его, сливаясь, разбегаясь, образовывали причудливые орнаменты, рисунки, узоры, соединялись в обрамления, где-то разбегаясь на ветви.

В зале стояли: столы, скамейки, вазы, элементы решёток, подсвечники, люстры. Справа была дверь во второй зал.

Николай Петрович огляделся, сел на скамейку рядом с Ольгой и Надеждой, посмотрел по сторонам, встал, подошёл к одной из фотографий. Долго её разглядывал, потом – к другой.

Антон, Мария, Надежда, Ольга, молча, оглядывали зал, наблюдали за ним.

Он задержался у небольшой скульптуры цапли, стоящей на одной ноге, в напряжении вглядывающейся куда-то, тронул её за крыло. Постоял. Подошёл к большому зеркалу, окутанному виноградной лозой. Тоже постоял. Потёр лист между пальцев. Подошёл к скамейке, стоящей рядом с «пингвином», оперся рукой на кованую спинку, попытался покачать её, посмотрел на ножки, сел.

К нему подошла Мария.

– Николай Петрович, Вы как – останетесь у нас? – она стояла перед ним, опустив голову.

– Домой поедем. Стесним мы вас, – неожиданно для Марии тихо ответил он. – Да и Ольга поехала – не сказалась «куда».

– А если ребятишки с вами захотят – захватите их с собой?