Текст книги "Шаги по..."

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

За квартиру платить надо. За свет ещё… И кровать из их спальни надо выкинуть. Аэродром. Стоит там памятником…

…По весне надо им памятник поправить.

– А зачем выкидывать?

– А кому она нужна? Тебе? Тогда перебирайся в их комнату. Там светло.

– А с моей что?

– Уроки там будешь делать. Уроки.

…С утра и до вечера. И со своими хохотушками сплетничать. Нечего по всему дому шарахаться.

– Это когда же мы хохотали?

– А как соберётесь вместе – так и ржёте, как лошади длинноногие на всю улицу.

– А вы, как соберётесь…

Наташа сделала вид, что обиделась.

– Дашь мне свой фотик в дорогу? – примирительно спросил Пашка.

– Бери. А там место-то есть для новых фоток? Мы их так и не посмотрели.

–Там в инструкции есть, как его к компьютеру подключать. Разберёмся?..

– Разберёмся, – Наташа засмеялась. – Чай, не «особо одарённые». Пошли!

…Пашка рассказывал о тех местах, что были на фотографиях. Невольно вспоминался Петрович. Было грустно. Притихшая Наташа, обхватив его сзади, положив ему голову на плечо, слушала, не перебивая.

– Чё, сопишь? – Пашка повернул голову.

– Грустно!

– Мы с тобой поедем туда, где горы в снегу. Смотреть на них будем. Правда, там нет, наверное, таких рек. Эх!..  А реки смотреть поедем в Сибирь.

И на Байкал поедем. Петрович говорит, что несколько раз туда ездит в год.

Рыбалка там, наверное…

У Пашки зазвонил телефон. Звонил Серёга: – Ты как смотришь – если пересечься?

– А ты шапку сменил? – Пашка улыбнулся, глядя на кивающую довольную Наташу.

– Сменил.

– Давай не сегодня. Мне завтра ехать. А у нас ещё дела. Ты тут поглядывай на телефон, вдруг у сестрёнки проблемы.

Наташа стала серьёзная.

Пашка, улыбнувшись, демонстративно отключил телефон: – Бери фотик. Я сейчас приду.

…Он стоял и смотрел в окно. Тёмная туча, освёщенная снизу вечерним городом, закрывала всё до горизонта, сливаясь где-то там с домами, поглотив их, людей,  машины. Казалось, что где-то там – за ней, нет ничего, и не было никогда.

«Тёти, дяди, дяди, тёти…» – мелькало в голове какими-то то ли всполохами, то ли глухими утробными звуками.

– Получилось! Вот! Всё видно, дорога тут… – раздалось из комнаты.

«И тут дорога. И там дорога. Куда и откуда? Как говорит Петрович: «На дороге стоять нельзя! Либо «туда» по этой стороне, либо «назад» по другой. И не сметь на встречную! И не остановишься! Сшибут, не глядя! Либо те, либо другие. Либо вместе.  Идти?!.. А куда?..  А идти надо!» – думал Пашка.

– Паш! Ой!.. Тут вот, это что такое?..

– Иду! – откликнулся он и пошёл к Наташе.

Камень был теплый

Было тихо. В низу  живота, в мышцах что-то подрагивало.

Дед Максим сидел на краю кровати и боялся встать. Особого страха не было, но вставать было всё-таки страшновато и не очень хотелось.

… Мысль "обновить" памятник родителям, дедам и тетке Марии возникла у него давно. Дерево, конечно, хорошо, да и не так хлопотно, – только "не на долго".

Задумка как-то жила и особо не докучала, поскольку денег было мало, но в последнее время силы что-то стали покидать деда Максима.

«Кешка и Бог» – была такая книга. Он читал её детям. Не помнит о чём, помнит, что там дед один гроб себе делал. Не хотел, чтоб в плохой гроб его положили.

"Молодой дед был! Глупый!" – думал Максим.– "Это ж надо быть таким глупым быть?.. Но человек! Имеет право!" – размышлял он, глядя на свои ноги.

Вены верёвками  оплели их. Он положил руки на колени, стал рассматривать и их.

"У папки руки были покрепче", – подумал он.

– Вы что-то у меня совсем постарели, – сказал он, с улыбкой, оглядывая руки и ноги.

… Мишка – правнук сначала отказался, но потом повёз в город.  Повёз.

...– Дедушка, вы что-то хотите спросить? – молодой парень подошел сам.

"Сам подошел", – отметил "про себя" дед.

– А мне бы камень. Но только чтоб одна сторона была ровная, – дед Максим не знал, как рассказать, что ему надо, этому «мальцу».

– Ты посмотри. Я тут нарисовал – как мог, – он вытащил из кармана рисунок.

На сине-зелёной бумаге – обложке от старой школьной тетради, на обратной стороне которой была «Клятва пионера Советского Союза» и вся «таблица умножения» был нарисован «камень» на горке, а под ним речка.

– Да, дедушка, не художник Вы.

Пойдёмте, присядете, – «малец» взялся за рукав пиджака.

Кресло было «дурацкое» и дед Максим провалился в него с мыслью, что ему самому будет трудно выбраться из него.

– А камень-то высок ли? – «малец» разгладил ладонями обложку с тетради, а потом взял её и сел рядом.

– С меня. Можно повыше. – дед старался освободиться от «объятий» кресла, стараясь сесть на край.

– Метр семьдесят, восемьдесят, значит. У нас, как вы нарисовали, это называют «корка», –  «малец» подвинул свой стул поближе и протянул руку деду.

Максим взял руку «мальца», подтянулся и подвинулся на край кресла.

"Теперь встану!" – подумал он.

– А корка – это как? – он посмотрел на «мальчишку».

– Ну, сам камень всегда внутри, а то что снаружи, мы называем «коркой», – «малец» вроде никуда не спешил.

– О... как! А тебя-то как зовут? А то говорим, а непонятно как. Меня – Максим. Проще – дед Максим.  – дед посмотрел на мальчишку.

– Запутаемся! Меня тоже зовут Максим. – мальчишка улыбнулся.

– Хорошая примета. Хорошо, что – Максим. «Корка»  – это как к людям, к солнцу, как вроде защита камню-то, вроде как панцирь каменный, – так что ли?

– Наверное, так.  Просто – её не обрабатывают. Вот как у Вас на рисунке. – Максим протянул рисунок деда Максима.

– Оно так! – дед кивнул.

– Сделаем, конечно. А что на обработанной стороне будет? – молодой Максим смотрел на старого Максима.

– Не знаю пока. Мне бы узнать, сколько стоить это будет?

– А камень-то какой? – Максим глядел на Максима.

– Не знаю пока. Мне бы цену узнать, – дед смотрел на «мальца».

– Понятно. Вы-то сам откуда?

Дед назвал свою деревню.

– Далеко. А к нам как? – малый Максим перешел и сел за стол.

– Так в городе – дешевле. Вот и сподобился доехать к вам, – дед Максим смотрел своими выцветшими глазами на «молодого».

– Понятно.  Понятно. Надо в цех, на площадку ехать, смотреть. Заказывать не надо – готовые есть. Если  захотите, я Вас отвезу. Посмотрите, решите. Себе что ли камень выбираете? – Максим грустно с улыбкой смотрел на деда.

– Да, нет. Папе с мамой, да тётке  Марии. Сестра мамина.

Молодой Максим сидел за столом,  смотрел на деда, взял телефон.

– Кто сейчас в цехе? Мне клиенту «корки» показать надо, – он отложил телефон.

– Поедешь? Если поедешь – я сам покажу, что ты хочешь. Там выберешь. Дедушка, – «молодой» продолжал смотреть на «старого».

– Поеду. Поеду, а как же? Поеду! Только у меня там машина с Мишкой.  Мишка – внук! Светки – внучки сын.  Беспокоиться будет.

– А мы его с собой возьмём.  А машину никто не тронет. Пойдёмте. – молодой Максим встал из-за стола.

… На площадке было много камней. Все разные. Дед Максим ходил среди них, постукивая палочкой то по асфальту, то по основанию их. Были граниты, мрамора, было что-то ещё зеленое, красное с черными прожилками.

Он подходил к одному,  к другому, стоял смотрел, отходил, шел к другому. Сзади шли Мишка с Максимом.

"Вот ведь – беда дело. С деревом прощё – оно само зовёт, а тут все молчат", – думал дед, переходя от одного камня к другому, кладя на них руки, поглаживая.– "Вот и жизнь прошла, а с камнем так и не «навёл мосты». Чужой какой-то он."

Он остановился у одного выше его ростом. Приложил руку к его  «лицу». Камень был тёплый.  Снизу он был широкий и толстый, а сверху уходил «стрелкой» вправо.

Дед Максим прижался к нему щекой. Постоял, отошел от него и встал напротив.

Камень был красивый.

Мишка с Максимом подошли и встали сзади, замолчав.

– А вот, к примеру, – такой, сколько стоит у вас? – дед, не оборачиваясь, спросил Максима.

Максим назвал цену.

– Мишк, может, сразу заберём  и увезём? – дед повернулся к Максиму и внуку.

– Дед. Моя машина «это» не увезёт.  – Мишка разглядывал камень.

– Так Вы должны решить, – что на камне-то писать, – Максим смотрел на деда.– А то как вы потом-то будете?..

– Что писать? Что писать?

… Ты бы взял, милок, деньги да пометил бы его, чтоб кто другой его не забрал.

А я уж решу, что и как писать на нём. – дед смотрел на Максима.

– Дедушка. Только Вы знать должны, чтоб привезти его к Вам и выгрузить – это ещё будет стоить…– и Макси назвал сумму.

– Будет! Оно так. Всё стоит сколько-то. Пойдёмте, Миша, – дед Максим пошел к машине.

… Все «старики» согласились помочь поставить памятник. Собрались, взяли верёвки, лопаты. Сели, ждали камень.

«Камень» выгрузила какая-то иностранная машина с правым рулём и поставила его справа от тропинки к кладбищу и уехала.

Дед Максим и «товарищи» его пытались сдвинуть его с места, чтоб поднять повыше. Не получилось.

– Давайте, молодняк позовём! – сказал кто-то.

– Не надо! Молодые пусть об этом не думают. Пусть живут! – дед Максим прислонился спиной к «камню». Камень был теплый.

– Господи! Что с вами жизнь сделала? – подумал он, глядя на «девчонок», которые молча, с цветами в руках, смотрели,  на то, как камень не сдвинулся с места, на "мальчишек" вокруг него.

– Пусть здесь стоит! – сказал он и,  пошел к дому, не оглядываясь.

…– Как корни руки-то стали, – продолжал смотреть на свои руки дед Максим.– Не чета батькиным. У того руки были красивые и сильные, – опять подумал он.

… Дед Максим медленно распрямился. Боль внизу живота вроде как утихла.

"Будем живы – не помрём!" – вспомнил он батькину присказку.

– "Пойти надо проверить «камень».

А то потом собрался весь народ. Кричат. Мои все собрались. Орут. Что орут? Кому орут? Возьмут ещё, правда, затащат «камень» в гору. Иди потом к нему по песку!"

… Камень был на месте.

Дед Максим прислонился к нему спиной и стал смотреть на деревню, на мост, на речку.

"А спина и не болит. Не очень-то и старался, значит, вчера", – подумал он про себя.

В ответ медленно  стала подниматься боль откуда-то снизу.

"О! Сглазил!..", – дед сел поудобнее.-"Чудной это Максим из города.

И хорошо, что ничего не написали не тебе", – чуть повернулся, прислонился щекой к нему и положил руку на лицо камня.

Камень был теплый.

Он не позвонит, Ева…

Звонок был от Машки.

– Чтоб тебе… – Макс сунул телефон под подушку и перевернулся на другой бок.

В голове  недовольно  пронеслось: «И трех часов не прошло, как расстались!..»

Показалось, что через минуту его уже кто-то тряс за плечо.

Стояла Машка, свежая  и, довольно улыбалась, размахивала какой-то газетой.

– Маньк! Ты часы видела? – Макс повернулся,  глядя ей в лицо.

– Кто рано встает, тому Бог подает, – она резко  села рядом.

– Что подает? То, что под руку ему попалось… или то, что мне надо? Мне бы пива… – Макс, нехотя, встал и пошел на кухню. – Ты куда смылась из клуба? – крикнул оттуда.

Вернувшись, он вздохнул, закрыл глаза, сел рядом, положив ей голову на плечо, сделал глоток из банки и протянул её Машке.

– Не имеет значения. Читай, – она хлопнула газетой по его колену, отодвинув руку.

– Давай своими словами. Ум болит, – Макс даже не шелохнулся.

– Через полчаса у тебя будут гости. Смысл в том, что…  Иди ты, со своим умом…

…Одним словом, какому-то «мэну» нужен оператор для съемок. Платит хорошо. Я всё обсудила и назначила встречу здесь для…

Впрочем, тебе, балбесу,  решать о чем будешь говорить.

– Что решать? – Макс открыл глаза.

– Что будешь мне говорить, если откажешься от предложенной им работы, – съязвила Машка, вскочила и ушла на кухню. – …И приведи себя в порядок. У тебя есть целых полчаса, – раздалось оттуда.

– Что тебя во мне не устраивает? – огрызнулся Макс.

– Все, что устраивает тебя.

И сбрей ты свою бороденку. Я вчера посмотрела на тебя в клубе… Ужас!.. Сбрей! Ужас! Серьги в ухе не хватает… А в носу… кольца…

Давай, шустри! А я успею до магазина сходить.

Сбрей! Сбрей! Не пугай обезьян. А?..

– Сбрею! Деньги-то есть?

– Есть.

– Купишь там…

– Куплю. Если приведешь себя в божеский вид. Смени джинсы, носки и надень рубашку. А лучше черный свитер… Тебе хорошо в нём.

– Сменю. Надену. Приведу. Иди уж…

…В дверь позвонили, когда Машка уже вернулась и возилась на кухне.

Макс, выбритый, в черном широком  и длинном свитере,  пошел открывать дверь.

На пороге стоял высокий молодой человек с правильными чертами лица, в дорогом костюме, с кожаным портфелем в руках.

– Здравствуйте! Вы, видимо, меня ждете? – спросил он, стоя неподвижно. – Я – Илья!  Это я разговаривал с Марией. Хотелось бы её увидеть.

– Илья! Проходите в комнату. Я иду, – раздался её голос из кухни.

– Макс… Максим! – Макс, представившись, кивнул и отошел в сторону, пропуская гостя.

– Кофе?.. Пиво?.. – спросила Маша, вбежав в комнату.

– Спасибо.

Если можно, то давайте к делу, – гость сел в кресло.  …– Я готов оплатить следующую работу: съемка за один дубль  синхронно двумя одинаковыми профессиональными камерами с разных точек десяти-пятнадцатиминутного сюжета. Съёмка в горах. Доставка организуется и финансируется мной.

Требование: качество съемки – отличное на обеих камерах.

Оплата: месячная ставка оператора любого телеканала на ваш выбор.

Работа помощника оператора, если он будет,  мной не оплачивается.

Затраты по организации съемки – мои.

Начало съемки – по вашей готовности.

В съемках не может принять участие  никто, кроме нас двоих …или троих.

Илья замолчал, посмотрел на Машку и Максима, сидящих рядком на диване.

– Проблема! – Макс поднял руку. – Камеры. Где их взять? И надо день–два обкатать их в реальных условиях.  И  вопрос света… Надо как-то подготовиться.  Мало ли что… И… на чем-то надо смотреть результат настроек… Как-то так…

Илья открыл портфель, достал две пачки денег и положил их на стол.

– Здесь достаточно для приобретения оборудования и опробования его в домашних или других, на ваше усмотрение, условиях.

Сдача – вам сверх оговоренной оплаты.

Макс смотрел на пачки, перетянутые широкими лентами с желтыми полосками по краям.

– После съемок оборудование переходит в вашу собственность, – добавил Илья, перехватив взгляды Максима и Марии.

– А… А… А камеры обязательно должны быть одинаковыми? – спросил Макс.

– А в чем проблема? – Илья посмотрел сначала на Максима, потом на Машу.

– Зачем мне две одинаковых камеры? – прищурился Макс.

– «Мне»? Я так понял: вас будет двое? – Илья бросил взгляд на Машу.

– Оно так… Но лучше бы, если бы камеры были разные, – сказал, потупившись, Макс.

– «Лучше»? Лучше  если камеры будут одинаковыми! – Илья перевел взгляд на Макса и встал: – Когда вы будете готовы и какие ваши гарантии высокого качества съемки?

Мое пожелание:  с вас неустойка, в сумме троекратно превышающая мои затраты в случае сбоев при записи либо в случае необходимости второго дубля.

Макс посмотрел на пачки, лежащие на столе: – Я согласен. День-два.

– Будете готовы – позвоните, – Илья положил на стол рядом с деньгами бумажку с номером телефона. – Вылет утром на следующий после вашего звонка день.

В дорогу возьмите, все, что вам может понадобиться в горах при температуре чуть ниже ноля.

Илья встал, оглядел комнату, Макса, Марию: – Советовал бы взять и спальники.

Проводите меня.

…– Ты где его нашла? – вернувшись, Макс, улыбаясь, схватил со стола деньги и сел рядом с Машкой.

Она, молча, кивнула на газету и поперхнулась.

– Объявление. «Требуется оператор…», – прокашлявшись, сказала  она.

Два дня прошли в подготовке и освоении камер и оборудования.

– Всё готово. Давай, звони Илье, – Макс оглядел ворох снаряжения в углу комнаты.

– Звоню и спать, – Машка села рядом, взяв телефон, – Спать, спать, спать. ...Сказал, что завтра утром позвонит.

Она откинулась на диван.

… – Максим! Ну, ты чё?.. Что с тобой? Давай, открывай глаза. Делом надо заниматься, – Машка трясла  Максима, пытаясь разбудить.

Максим сел, поглядел на угол: – Успею! Спать!

…Вылетели не утром, а поздно вечером и через четыре с половиной часа были в Горно-Алтайске.

Через полчаса, перетаскав кофры и рюкзаки в вертолет, стоящий здесь же: недалеко от полосы, взлетели.

Слева пробивался свет восходящего солнца. Горы были закрыты облаками, сквозь которые видны было лишь то тут, то там, возвышающиеся белые вершины, сливающиеся с облаками, и темные пятна тайги.

Вертолет сел на  поляне, сплошь покрытой высоким ковром травы, с блестками росы на листьях и паутинках. Не выключая двигателя,  дождался выгрузки пассажиров и тут же скрылся, уйдя крутым виражом вниз и влево.

Илья, проводил его взглядом и достал похожее на телефон с толстым отростком на месте антенны.

– Да! Следующая связь около восемнадцати, – сказал он кому-то и убрал телефон в карман  небольшого рюкзака.

– Куда теперь? – спросил Макс Илью.

– Дождемся солнышка – пусть трава подсохнет и… тут недалеко. А пока давайте-ка  чаю, – он достал термос и кружки.

Облака поднимались вверх, подгоняемые восходящим солнцем.

Пройдя немного по поляне, и, чуть спустившись вниз, остановились на кромке леса, под скальным обрывом вершины, уходящей вверх, у огромного камня в форме почти равносторонней трапеции с плоской поверхностью, толщиной не менее двух метров и высотой метра три.

– Съемка будет на фоне  этого камня, – ткнув в него пальцем, сказал Илья, – Желательно, чтобы он весь был в кадре. Между камерами расстояние три метра на прямой, параллельной плоскости камня, на равном расстоянии от перпендикуляра к центру камня.  Я буду стоять здесь, – он подошел к одной из его сторон.

Вы готовьтесь, а я скоро вернусь.

Илья набросил небольшой светло-зеленый рюкзак с красной яркой полосой на клапане  и быстро пошел куда-то вниз.

– Красота, какая! – Машка, проводив его взглядом, присела у вороха снаряжения и прижалась спиной к кофру. – Красота!.. Макс… Макс… ты где? Ну, почему и зачем такая красота?..

– Здесь я.

Куда он ушел? Почему?.. Зачем?.. – он сел рядом и стал смотреть туда же, куда смотрела Маша: на, чуть видную внизу,  то ли реку, то ли ручей, лентой, уходящую за склон горы. – Погода будет, вроде, хорошая. Чуть бы облачков, чтоб не бликовало…

Можем снять и сегодня. Солнце бы немного пониже и правее. Встань-ка к камню. Я посмотрю на тени.

– Давай не спешить. Я бы здесь осталась на день-два.

Как все странно… – Маша легла на спину и стала смотреть на облака. – Макс, а почему три метра?

– Похоже для будущей имитации объемного изображения. А может, чтобы подлинность записи зафиксировать?.. Кто его знает?..  Заказчик – барин!

Илья вернулся часа через два.

– Вы перекусили что-нибудь? – спросил он, мельком взглянув на камеры, стоящие на штативах напротив камня, прикрытые накидками, и сложенные зонты для съемки.

– Нет! Тебя ждали, – Максим продолжал сидеть.

– Вот и хорошо! Значит, сейчас все вместе и перекусим. Чем Бог послал. Давайте, – Илья вытащил из рюкзака плащ-накидку и ловко расстелил её на траве. Достал из рюкзака газовую горелку, фляжку с водой, небольшой котелок, банки каких-то консервов и хлеб. – Давай! – он кивнул на банки, протянул Илье нож и стал устанавливать примус.

– До шести  снять успеем, – сказал Максим, открывая банки.

– Почему «до шести»? – не поворачиваясь, спросил Илья.

– Я понял: в шесть сеанс связи, – Максим посмотрел на Машу.

– А… Ну, да… – Илья повернулся к «столу»,  взял кусок хлеба и несколько ломтиков колбасы. – Ну, да! – добавил немного погодя, глядя  в сторону вершин, покрытых снегом.

– Так что? – спросил Максим.

– Как скажешь! – ответил Илья.

– Тогда, – Максим посмотрел на небо, – минут через двадцать начнем.

– Я готов. Через двадцать – значит, через двадцать, – прищурившись, глядя на облака, серьезно сказал Илья.

…– Ну, вроде, время, – сказал Макс, направляясь к камерам.

– Время – так время! – Илья поднялся, быстро уложив «стол» в рюкзак, направился к камню.

Встав у него, он наблюдал, как Макс, бегая от камеры к камере, что-то менял, регулировал, бросая взгляд то на Илью, то на небо.

– Встань сюда! – он ткнул пальцем в камеру, глядя на Машку, и отошел к другой. – Поднятая рука: – готовность десять секунд. На уровне груди – три секунды. Отмашка – пуск записи.

Илья! Смотри изредка на красные индикаторы, в нашу сторону на уровень наших глаз. Головой резко не крути.  Что ты там хотел,  начинай мысленно на счет «десять» после пуска. По окончании сделаешь паузу на счет «десять» и поднимешь руку –  мы выключим камеры. Вопросы ко мне есть?

Маша! Огляди Илью и поправь ему одежду, чтоб не было больших складок.

Илья! Остановишь камеры – второй дубль за твой счет.

Готовность – минута.

Илья, прокашляйся и громко поговори. Стишок какой-нибудь с выражением расскажи нам. – Максим рассмеялся. – На «Оп!» все смотрим на меня. Маша уходит из кадра.

Маша придирчиво оглядела спокойно стоявшего у камня Илью, подошла, поправила на коленях штаны, поддернула вниз штормовку и расправила её на груди.

– Сделай так! – она приложила ладони к лицу и проделала  ими круговые движения. – А теперь так –  «Ав! Ав!», широко раскрыв рот, –  она клацнула зубами.

– Оп! – Максим дал команду. Маша подошла к «своей» камере и встала, глядя на него.

– Оп! – он поднял руку, оглядев Машу и Илью. – Оп! – опустил руку на уровень груди и тут же – «Оп!»  – бросил её вниз.

Маша включила камеру и стала с интересом смотреть на Илью.

Тот невозмутимо оглядел Макса и Машу и сказал, глядя в её камеру:

–  Как видите, я очень похож на человека, хотя и не отношу себя к отряду приматов семейства гоминид, к которому вы относите себя.

Не хотелось бы сейчас поднимать тему о классификации млекопитающих, принятой в вашем обществе, и о том месте, которое там занимают некоторые представители этого самого общества.

Надо сказать, что зная историю и пути  эволюции своего рода и некоторых других, я отношу себя к раневому классу млекопитающих: классу, который можно назвать инструментом  экосистемы, предназначенному для обеспечения выживаемости её, к отряду людей, в котором на Земле сейчас несколько родов и видов.

… В том числе и, с вашей легкой руки, и приматы семейства гоминид.

Правда, очень скоро станет меньше… всех.

Илья сделал паузу и продолжил:

– Истории  происхождения разных людей и разных приматов занятны, поучительны и отличаются друг от друга, но это не имеет значения  ни для вас, ни для меня.

Правда, по разным причинам.

Удовлетворяя любопытство, могу сказать, что некоторые приматы, наблюдаемые вами и содержащиеся сегодня в клетках, – результат эволюции… точнее инволюции  некоторых родов людей, попавших в условия, при которых их потребности свелись к примитивным: поесть, поспать и спариваться.

Но когда-то они были людьми… впрочем, речь не об этом…

Хотя… Для вас и об этом тоже…

Я же – человек!

Вряд ли кто-то сможет опротестовать это, исходя из ваших знаний о человеке, как биологической системе.

Другими словами: я, родившийся среди вас и проживший среди вас достаточно долго, считаю себя одним из людей.

Значит,  имею право обратиться к вам, так же считающих себя таковыми, как и любой член общества имеет право обратиться ко всему обществу, независимо от принадлежности к тому или иному роду или семейству, а так же роду деятельности.

Правда… «есть ли на Земле единое общество» – очень спорный вопрос.

Но… я делаю заявление для всех, кто считает или относит себя к людям!

… Я покидаю Землю.

И до меня и после меня это делали и сделают многие. Люди!

Почему  это происходит, и кто в итоге останется на ней?

Сегодняшнее человечество, которое гордо присвоило себе признак «разумности»… кстати, совершенно бездоказательно…  это можно легко опровергнуть, приведя примеры поведения многих его представителей, вот-вот потеряет последний признак её – разумность.

В лучшем случае, сведет его уровень к равенству с «разумностью» кошек и дельфинов.

Формально это уже  сделали сто лет назад Дарвин и Фрейд своими теориями.

Сегодня же время собирать плоды их, но никак не заблуждений, а вполне осознанной диверсии против людей, и признать это фактом.

Итак! Диверсии кого против кого?

Я считаю: приматов против людей.

Сегодня человечество, в целом,  как правильно оно себя определило, – приматы семейства гоминид.

Хотя в нем есть и люди!

Илья задумался, опять поглядел на Машу: – …Личная причина моего покидания Земли?

…Прочитав в последней редакции Британской энциклопедии формулировку, что «европейцы – это жители Европы», усмехнувшись, понял, что написанное – не шутка. Вспомнил Париж, Лондон и их окраины, где нет «европейцев» в моем понимании,  понял: сознание  приматов помутилось настолько, что тенденции инволюции уже необратимы и будут происходить с устрашающей скоростью под дальнейшее развитие проповедуемых ими ценностей.

Я понял, что в обществе нет сил, способных остановить этот процесс, а я  не хочу наблюдать последние дни человечества.

Несмотря на то, что  за последнюю пару тысяч лет я привык к нему и жаль оставлять его в столь трудный для него час.

Но для меня проще закрыть глаза и вернуться сюда лет через пятьдесят, чтоб либо убедиться в агонии и конвульсиях той формы человеческого общества, наблюдаемого мной сегодня, либо удивиться возрождению человечества уже в другой форме и с другим содержанием.

Думаю, что многим будет интересно: «а что такое человечество Земли,  для чего оно на ней и в чем отличие людей от приматов?»

Огорчу многих!

Земля – один из цехов по производству товара, а человечество в существующем виде – работники, сгруппированные в объединения, связанные производственными отношениями. И всё…

И больше ничего!

Как береза заселяет лес после пожарища, готовя территорию для собственной гибели и жизни других деревьев, так и человечество в этом виде – промежуточный этап развития сообщности людей.

Это  близко к Марксу, который однажды приперся к Дарвину, желая высказать  восторги по поводу его теории. Она была очень необходима и пришлась кстати Карлу,  без  нее  «Капитал» – лишь стопка испорченной бумаги.

Человечество – общество, связанное производственными отношениями. И не больше!

Правда, Дарвин его не пустил даже на порог.

…Что за товар производит это самое человечество?

Их несколько. Они видимы и очевидны для всех.

Один из них – золото.

Да! Человечество занято добычей, обработкой, аккумулированием и сдачей золота заказчику. Попутно сдается ещё целый ряд металлов, добыча и обогащение которых отлажено на Земле. Кстати! На земле есть такие металлы, как уран и торий, которых нет нигде… Нигде во Вселенной!

Если вы считаете, что это не так, то попросите показать подвалы Форд Нокса или другие места  хранения золота, чтоб убедиться, что его там нет.

За него заказчик расплатился с вами поставкой новых технологий, которые вы самостоятельно никогда бы не разработали и не освоили бы.

Видите, как просто:  вы просто покупаете, платя золотом, право на жизнь и технологии, позволяющие вам организовать эту жизнь в соответствии с вашими запросами.

Повторюсь: все  ваши внутриобщественные взаимоотношения – это лишь производственные отношения по классификации того же Карла Маркса. И не больше. Ваши государства – не больше, чем бригады по производству товара. И чем лучше работает бригада, тем большая оплата за её труд – тем лучше её членам.

Теперь стало понятнее, в чем смысл жизни каждого?

Как видите, просто – жить и работать.

А стимул к жизни – работа или смерть.

Производственные процессы и процессы в головах работников, естественно, контролируются заказчиком. Вы можете вспомнить про НЛО, религии или ещё что-нибудь, для вас непонятное и закрытое.

Думаю, что почему «закрытое» , – вам понятно.

Луна – не больше, чем пограничный патруль.  Как все пограничники, чаще выполняет задачу «не выпущать», чем «не впущать».

Да и вся Солнечная система  создана не в результате самоорганизации хаоса, а в соответствии с вполне обоснованным техническим заданием, если хотите – по чертежам, для вполне определенных задач, как и человек, впрочем…

Кстати, не так уж были далеки от истины те, кто  центром Вселенной считал Землю.

И держится она действительно на трех столпах: основах, которые стоят на платформе, плывущей по хаосу, который при любых формах самоорганизации всегда останется им…

Все так! Ну, это образно, конечно.

Может ли заказчик произвести товар сам методом трансмутаций?

Безусловно!

Но… Заказчику не нужен химический элемент. Например, золото, ему нужна та энергия, которую оно аккумулирует в процессе производства.

А это уже ещё один товар, производимый на Земле.

Таким образом, вы передаете заказчику «аккумулятор», уже заряженный вами целым рядом энергий, вам неизвестных, но наличие которых вами не оспаривается, поскольку вы постоянно с ними сталкиваетесь, не понимая ни природы, ни сути их.

Так воспринимает поступающую информацию компьютер, на котором отсутствуют соответствующие программы и драйверы.

И у человека  установлены многие «программы»,  они есть в памяти ДНК, но вашему сознанию доступ к ним закрыт.

Мозг – компьютер потребляет около сорока процентов, всей и всех видов, потребленной человеком энергии и около ста процентов тратит её на обеспечение  своей работы в сети, состоящей из таких же «компьютеров».

Пока неизвестна более мощная компьютерная сеть и трудно предположить наличие  подобного где или когда-либо.

Так чем же отличаются приматы от людей?

Тем, что у людей в генетической памяти остались эти программы, а у приматов, в результате мутаций, исчезли.

Человек – не более, чем обычный компьютер, работающий в сети, оснащенный биологическими сервоприводами для самопроизводства и исполнения необходимых для самосохранения манипуляций над предметами окружающего его мира, правда, при его емкости около тысячи терабайт, что в пятнадцать раз больше всего архива Британии.

По сути, при постоянном обновлении клеток – частей его, он – бессмертен. И был бы таковым, если бы не искусственное ограничение на количество делений клеток, наложенное создателем его, необходимое для организации процесса эволюции или инволюции, самоорганизации и развития.

Естественно, при смерти носителя содержание не исчезает и остается в сети.

Самовоспроизводимое человечество – безотходное производство.

Человек, ведь, производит не только белковую массу, но и ряд энергий, которые окружают её, и из которых, кстати, состоят его двенадцать оболочек.

Но использовать  мизерное количество энергии каждого индивида напрямую – сложно и трудоемко. Поэтому приходится аккумулировать его с помощью какой-то технологии. Эта технология – товарооборот – денежный оборот – оборот золота среди людей, оборот эмоций.

Если понятнее, то – трансмутированное золото не содержит  энергий, как не содержит её и только что произведенный аккумулятор.

Его как-то и кто-то и чем-то должен «зарядить».

Вот люди это и делают. Производят энергию, концентрируют её и заряжают ею материальные объекты.

А где они сами её берут?

Получают из космоса и Земли, трансформируют в доступную для заказчика форму.