Текст книги "Непристойная сделка (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 22
Обстановка накаляется

Я сижу и старательно делаю вид, что не пялюсь на Зарецкого, остро переживая окончание разговора с боссом, которое открыло мне глаза на его реальные намерения.

Только сейчас я начинаю понимать, что дело серьёзнее, чем я ожидала, и сентенция о том, что трусы с меня никто не снимет, очень спорная.

Выяснение отношений в спальне прошло стремительно и с разгромным поражением команды в голубых сарафанах.

Услышав от Андрея стол категоричный отказ поделиться футболкой, я, естественно, попыталась его вразумить, но явно выбрала неверный тон:

– Послушай, мы ведь не обязаны спать в одной комнате. Ты вполне можешь переночевать в гостиной на первом этаже. Родители встают поздно, никто не узнает, что эту ночь мы провели порознь…

– А ты тем временем будешь спать в этом здесь одна? – Зарецкий потряс тем, в чём я подозревала трусишки.

– Нет, конечно! Это вообще чистой воды недоразумение, – всплеснула я руками. – В этом и спать-то неудобно!

– То есть, на тебе даже этого не будет? Лена, чистой воды недоразумение – это ты, а вот это, – на этот раз Андрей встряхнул сорочку, – отягчающее обстоятельство. Когда тебе предлагали условия для смягчающих, ты сама отказалась. Так что приговор будет приведён в исполнение. Может даже, несколько раз.

Зарецкий отбросил тряпки на кровать и медленно двинулся на меня.

Сердце подскочило к горлу и ухнуло вниз.

– Э… – я так же медленно отступала с ощущением, что меня загоняет в ловушку хищник. – Ты же понимаешь, что ничего такого не будет, да?

– Уверена? – поднимает бровь Зарецкий, становясь на шаг ещё ближе ко мне.

Конечно, уверена!

– Это неэтично, – напоминаю я ему: – Ты – мой босс, я – твоя подчинённая…

– Подчинённая – это ты хорошо напомнила, – одобряет Андрей. – И что должна делать подчинённая?

Как-то сразу вспомнились любовные романы, которые клепает Машка, когда дикий и необузданный членобосс домогается сотрудницы, а она идёт на близость, потому что ей срочно нужна космическая сумма денег, допустим, на лечение племянницы. Иначе бы ни за что!

Вот и я. Ни за что!

Продолжая пятиться, взывала к разуму Андрея:

– У нас же чисто деловая сделка… а не какая-то там… э… непристойная!

– То есть ты решила, – Зарецкий сделал последний шаг, окончательно зажимая меня у стены, – что я согласился на весь этот спектакль только ради Климова?

– А разве нет? – просипела я.

Со смешком Андрей упёрся ладонями в стену с двух сторон от меня, заключая в ловушку.

– Лена, Лена… Я уже понял, что намёков ты не понимаешь… А ведь я говорил, о правильном коммерческом предложении.

Я хлопала на Зарецкого ресницами, пытаясь понять, что он имеет в виду под намёками. Какое коммерческое предложение?

Ну не может же быть такого, что Андрей захотел меня так, что спасу нет, просто потому что я посидела у него под столом?

– … так что я просто тебе напомню, на чём мы остановились, – договорил босс и наклонился ко мне.

А?

Прежде чем я успела вспомнить, о какой остановке ведёт речь Зарецкий, произошла подлая диверсия. Андрей притянул меня к себе и накрыл мои губы своими.

Да что он о себе возомнил!

Я на такое не поддамся!

А Зарецкий, кажется, твёрдо решил сломить сопротивление и использовал запрещённый приём. Сквозь тонкую ткань сарафана я ощутила горячие ладони, лёгшие мне на рёбра. Чтобы остановить скользящее движение, направленное в сторону груди, я ухватилась за предплечья, и меня тряхнуло. Я почувствовала под пальцами жёсткие волоски, мускулы под кожей, и… сама не заметила, как стала поглаживать руки Андрей, поднимаясь к плечам и испытывая восторг от того, что мне можно это трогать.

Я не забила панику, даже когда каким-то непостижимым образом оказалось, что я обхватила Зарецкого за шею и прижимаюсь к нему всем телом. Не чухнулась, что уже сама вовсю целую его.

Зато, когда поняла, что подол сарафана задран, а мужские пальцы сдвигают резинку трусиков, вот тогда я ужаснулась.

Как это произошло? Я же «ни за что»!

Разом разорвав поцелуй, я упёрлась ладонями в широкую грудь.

Нужно было что-то сказать.

Что-то такое, что ясно даст понять Андрею, что ему нечего ловить. Я непреклонна.

Но трудно врать, когда тело тебя выдаёт.

Я тяжело дышала, сердце моё грохотало так сильно, что, наверное, его стук был слышен Зарецкому.

Поэтому я просто позорно дезертировала.

Вывернувшись из объятий, я рванула из комнаты, будто за мной черти гнались.

И походу, именно то, как я улепётывала, подсказало Андрею, что я вовсе не так уж равнодушна к его поцелуям. И не только поцелуям.

Все эти дни я упорно гнала от себя воспоминания о казусе в прихожей Зарецкого. Упорно делала вид, что в тот вечер ничего не случилось. Я всё «забыла».

А сейчас игнорировать эти воспоминания не получалось.

Ведь Андрей именно про эту остановку вёл речь.

И вот теперь я на панике.

Я бы с удовольствием держалась от Зарецкого подальше, но на виду у умиляющейся мамы вынуждена подыгрывать Андрею, который то приобнимет меня, то поцелует в висок. На публике он не позволяет себе ничего такого, но атмосфера между нами электризуется всё сильнее. Я постоянно сталкиваюсь взглядами с Зарецким, и каждый раз у меня бегут мурашки, приподнимая волоски на руках. Сердце как сумасшедшее качает кровь, насыщая её адреналином, потому что в глазах Андрея я вижу свой приговор.

Я не могу понять, с чего вдруг, но внутреннее чутьё подсказывает, что Зарецкий больше не играет. Он хочет получить меня и собирается действовать. Босс смотрит на меня, и я читаю в его взгляде: «Остался один вариант развития событий».

Но этого не должно произойти!

По всем параметрам не подходит: он – мне, место – первому разу.

Не походит, а внизу живота тяжело и горячо. И от каждого случайного касания меня словно кипятком обливает.

До самого темна я делаю всё, чтобы не оставаться с Андреем наедине.

Гости начинают разъезжаться, и я, чтобы оттянуть время, тащусь провожать всех до такси, а, вернувшись, ещё почти час сижу на качелях и гипнотизируя тлеющие угли на месте костра. Семья уже разошлась по комнатам.

Уже осталось гореть только окно в комнате Кристины, когда я решаюсь подняться, истово рассчитывая, что Зарецкий не дождался и уснул. Я даже поднимаюсь на цыпочках, чтобы ни одна половица не скрипнула.

Дверь приоткрываю осторожно.

Видимо, босс задвинул шторы, потому что не видно ни черта.

В спальне тихо, и я пробираюсь осторожно.

После того, что сегодня опять выкинул Андрей, я не то, что эту развратную ночнушку надевать не стану, я даже останусь в сарафане.

Главное, не разбудить Зарецкого.

Саспенс, саспенс…

Почти не дышу, и…

Вдруг чья-то рука закрывает мне рот.

Эффект неожиданности в беззвучной темноте так силён, что от того, чтобы перебудить всех оглушительным криком, спасает только ладонь, печатью лежащая на моих губах. Я пугаюсь настолько, что сердце буквально обрывается. А когда до меня доходит, что это Андрей, от злости и облегчения я начинаю его лупить.

И когда я в очередной раз замахиваюсь, то открываюсь, и Зарецкий, подхватив меня, валится на постель. Секунда, и я оказываюсь придавлена возбуждённым мужским телом. Только если я опасалась, что Андрей попытается взять меня прямо сейчас, то зря.

Он поступает намного изощреннее.

Глава 23
Акт третий

Я лежу под Зарецким, и сердце испуганно колотится в груди.

Его ладонь всё ещё прижата к моим губам, но теперь я чувствую не страх, а что-то ещё, отчего становится жарко.

Я брыкаюсь, пытаясь спихнуть Андрея, но, когда тебя плющит на кровати глыба, состоящая сплошь из мускулов, речь об активном сопротивлении не идёт. Это больше похоже на заигрывания, и возня на кровати в темноте неожиданно меня заводит. Может, потому, что не видно ни зги, и мне не нужно париться, красиво ли я лежу, не видно ли складку на талии, с которой я борюсь уже целый год. Может, она и почти незаметная, как говорит Корниенко, но я всегда про неё помню.

Но в этом насыщенном нашем шумном дыханием мраке зрение выходит из чата, и на меня обрушиваются все остальные чувства.

Мягкий матрас под нашими телами превращается в зыбучие пески, в которых мы тонем. Скрип пружин, шуршание ткани, вес матёрого тела, пробуждающего в моём естестве древние инстинкты, запах Зарецкого, его горячие губы, сменившие ладонь и запечатывающие мой рот – всё это заставляет меня превращаться в оголённый нерв.

Я продолжаю сопротивляться, но силы мои тают с каждым мгновением, и вот я уже противоречу сама себе. Пытаюсь оттолкнуть Андрея руками, а сама целуюсь, как в первый раз.

Сильные пальцы, проскользнув мне за спину, нащупывают собачку молнии.

Я почти уверена, что ничего у Зарецкого не выйдет. Этот замок всё время заедает, я сама с ним еле справилась, но под гнусное хихиканье вселенной молния расстёгивается без всякого сопротивления. Позвоночник обвивает огненная спираль, когда я чувствую, как раскрывается каждая металлическая зазубрина.

Незнакомое до этого мига волнение затапливает каждую клеточку тела.

Лёгкий отклик, пробужденный наглыми захватническими прикосновениями, перерастает в жажду.

Блин, блин, блин!

Ну почему Андрей – мой босс? Ну почему мы на этой турбазе, где по коридору напротив спят мои родители?

Всё неправильно.

Я обещаю себе: ну вот ещё один поцелуй, и я прекращу этот возмутительный беспредел.

Поцелуи я могу допустить, потому что запросто совру себе, что всё это – ничего не значащая глупость. Придурь босса, которому важно показать, кто здесь главный, и ничего более.

А вот заходить дальше я не намерена.

Но в глубине души мне хочется, чтобы Зарецкий настоял, чтобы властно снял с меня ответственность за происходящее. В конце концов, я уже давно совершеннолетняя, и мне всё можно.

Только вместо того, чтобы грязно меня домогаться, Андрей, перестав зажимать мне рот, принимается возиться с моими бретельками.

Я от удивления даже замираю.

Что происходит? Он зацепился, что ли? Но чем? Часами?

Осознание приходит слишком поздно.

Бретели на сарафане пришиты только со спины, а спереди крепятся на маленьких пуговках. Пока я тупила, Зарецкий просто расстегнул их.

Перехватив одной рукой оба моих запястья, он заводит их мне за голову, заставляя выгнуться.

Марево тягучего желания отступает, возвращая разум.

– Ты что делаешь? – шиплю я разъярённой кошкой.

Говорить в полный голос я не рискую, чтобы не пришла любопытная мама, услышав перебранку.

– Собираюсь сдержать своё слово, – с негромким смешком отвечает мерзавец, подло целуя меня в шею, отчего мурашки вспоминают, что им положено бегать.

Понимая, что контроль над ситуацией утекает сквозь пальцы, я извиваюсь змеёй, но выходит, что лишь активнее трусь об Зарецкого, а бретели больше не удерживают лиф сарафана, и он неизбежно ползёт вниз.

– Какая нетерпеливая, – хмыкает Андрей. – Ты мне мешаешь. Сделаем так.

Перехватив мои запястья одной рукой, он тянется куда-то в сторону.

– Это нам точно сегодня не понадобится, – не сомневается Зарецкий, нащупывая бесполезные тесёмочки, и связывает мои руки тем, что трусиками назвать язык не поворачивается.

Глаза немного привыкли к темноте, но я скорее слышу, чем вижу, как с шелестом ремень покидает джинсы Зарецкого.

– Пусти! – громко шепчу я, уже нарисовав в своём воображении ужасов.

А Зарецкий просовывает ремень между связанными запястьями и делает из него петлю.

Панихидой по моей невинности звучит щелчок пряжки, которая застёгивается на перекладине на изголовье кровати.

– Ты что? – начинаю я волноваться всерьёз. – Даже не думай! Мы так не договаривались!

До этой секунды я пребывала в заблуждении, что могу в любой момент прекратить, что-то сейчас мне кажется, что с меня снимут не только ответственность, но и трусишки, за которые я планировала держаться, как за знамя.

– Это бонус, – нагло отвечает Андрей и подло включает тусклое бра над моей головой.

Тусклое-то оно тусклое, но пятна света хватает, чтобы я почувствовала себя словно в свете софитов.

Что он творит?

Ну, в конце концов, не станет же он меня насиловать?

Я же могу наплевать на конспирацию и позвать на помощь!

Кошмар в том, что мне не страшно. Разве что немного стыдно, неловко, ну и вообще… Если бы я страдала от своей затянувшейся невинности, случайный секс с тем, кто реально возбуждает, был бы выходом, но это же мой БОСС!

Может, если признаться Зарецкому, что я девственница, он оставит свою дурацкую идею? Но я не могу себя заставить это сказать. Это вроде как признать, что я никому до сих пор не понадобилась. Мне должно быть наплевать, что там думает Андрей, но почему-то не наплевать.

И этот диссонанс меня злит.

– Да слезь же с меня! – отталкиваю я Зарецкого, и он неожиданно слушается, только поднявшись с кровати, он тащит мой сарафан за подол. Расстёгнутая одежда послушно сползает с моего тела.

Увы, со связанными руками не особо-то и подёргаешься.

Теперь я могу только лягаться, но это в теории.

И я почти смиряюсь с тем, что сейчас произойдёт, но у Андрея другие планы.

Глава 24
… и акт половой

С запоздалой стыдливостью я мучительно переживаю то, как призывно выставлена моя грудь, увенчанная бесстыже торчащими сосками, на которые, словно издеваясь, падает свет от бра, подчёркивая матовый блеск бледной кожи.

Я пытаюсь отползти от освещённого участки постели, но, подозреваю, что таким образом добавляю лишь пикантности зрелищу.

Но Зарецкому мало этого.

Босс хочет шоу.

Когда я вижу, как он из-под подушки достаёт заранее приготовленную ночнушку, я по глупости не возражаю. Мысль моя проста: дырявенькая одежонка лучше, чем никакой. Правда, не очень понятно, как Андрей будет её на меня напяливать, руки-то у меня привязаны к кровати.

И тут я осознаю, почему Зарецкий, собственно, босс.

Походу, пока я провожала гостей, искала пути отступления и прятала голову в песок, надеясь и рыбку съесть, и на член не сесть, генеральный всё продумал.

Всё предусмотрел.

Стратег, чёртов!

Оказывается, ткань сорочки ничем не отличается от старой бабушкиной авоськи, в которой она до последнего хранила лук, и растягивается эта крупная сетка достаточно для того, чтобы надеть её на меня снизу.

И Андрей, пользуясь тем, что я по жизни тормоз, так и поступает.

Пока я хлопаю глазами, не чуя подставы, продевает мои ноги в подол, а потом медленно, очень медленно начинает раскатывать по мне дьявольскую сетку.

И кажется, его интересует не конечный результат, а процесс.

Так меня ещё никогда не одевали.

– Пошутили и хватит. Давай я извинюсь, если сделала что-то не так… – торгуюсь я, осознав, что дело пахнет керосином. От того, что творит Андрей, мне становится очень жарко, очень влажно и почти невозможно дышать.

Но мои слова полностью игнорируются.

Зарецкий даже не смотрит мне в лицо, он медленно растягивает по мне сетчатое безобразие, любуясь в неярком свете тем, как эластичные шнуры, повинуясь его рукам, слегка впиваются в моё тело.

Когда ему кажется, что ткань застряла на моих бёдрах, он, недолго думая, склоняется надо мной и, обдавая горячим дыханием, впитывающимся прямо в нутро, подцепляет сетку зубами и подтягивает её, не отказывая себе в удовольствии провести языком по коже.

Колени начинают дрожать, но самый ужас начинается, когда таким же способом тряпку надевают мне на живот.

А потом на грудь.

Я бы и подумать не могла, что это на меня так повлияет.

Зарецкий ещё не прикоснулся ко мне там внизу, а я чувствую, что мои родные трусики уже мокрые.

Андрей ладонями расправляет этот невод на груди, не забывая сминать отяжелевшие полушария.

Закончив самое развратное в моей жизни одевание, Зарецкий берёт с прикроватной тумбочки мои очки, которые он, видимо, вытащил из моей сумки, и аккуратно на меня надевает.

Поднявшись с постели и неспешно раздеваясь, Андрей пожирает меня глазами, упивается этой картиной. Кажется, будто он не понимает, до какого состояния меня довёл, потому что всё, что он делал – он делал для себя, для своего удовольствия.

Избавившись от одежды полностью, Зарецкий вгоняет меня в трепет.

Однажды я рискнула посмотреть порно, но довольно быстро разочаровалась. Было скучно и занудно, зато сейчас я не могу отвести взгляда от крупного члена, угрожающего моей невинности.

– Андрей, – еле слышно шепчу я, – не надо…

Меня никто не слушает.

Зарецкий, наклонившись, вбирает в рот, напряжённый сосок, выглядывающий между шнурочков, и, играя языком с отвердевшими вершинками, продолжает исследовать меня руками.

Тискает попку, натягивая на неё Климовский шедевр, наглаживает бёдра, уверенно переходя на внутреннюю сторону.

Моё сердце ускоряет бег, когда пальцы Андрея забираются под ткань трусиков и, ни капли не сомневаясь, раздвигают до стыдного влажные складочки.

Нежные поглаживания в запретной зоне, запускают новую волну мурашек. Давление на губки увеличивается постепенно, но ощутимо. Я кусаю щеку изнутри, чтобы не выдать то, что я испытываю на самом деле, только для Андрея моё состояние не тайна. Смазка покрывает его пальцы. Зарецкий кружит ими вокруг клитора, вызывая у меня вспышки перед глазами.

Прерывистые вздохи переходят в тихий стон, и, сжалившись надо мной, Андрей закрывает мои губы отбирающим кислород поцелуем.

И как только наглый язык вторгается в рот, натиск снизу усиливается.

Жёстко потирая с двух сторон от клитора, Зарецкий доводит меня до того, что я начинаю дрожать абсолютно вся. А когда он слегка сдавливает мою пульсирующую горошинку, мир взрывается для меня, бросая в омут незнакомых ощущений. И пока я переживаю первый свой полёт, осквернённые трусики меня окончательно покидают. Я удостаиваюсь влажного поцелуя в набухшие складочки.

А потом я чувствую, как меня придавливает тело Андрей, расположившегося между моих бёдер.

Резкий глубокий толчок, и я будто натянута на раскалённую дубину.

Мой болезненный жалобный стон и сковавшее меня напряжение, заставляют Зарецкого замереть.

– Лена, – хриплый вкрадчивый шёпот обжигает мне ухо, – я, конечно, давно не верю в сказки, но скажи мне: я у тебя первый?

– Ну… – прислушиваясь к утихающей боли внизу, не спешу я признаться.

Однако мои ухищрения не работают.

– Хана тебе, партизанка, – злится Зарецкий.

Глава 25
Антракт не предусмотрен

Мне вообще не кажется, что время, когда во мне подрагивает напряженный орган Андрея, подходящее для разговоров. И уж тем более угрожать мне, когда все самое страшное уже произошло.

– Не понимаю, чем ты недоволен, – огрызаюсь я. – Это твоя инициатива, никто тебе не предлагал заниматься сексом.

– Мы с тобой потом обсудим твою безголовость, – сквозь зубы обещает Андрей. – Больно?

Меня смущает этот вопрос.

Хотя чего уж там, после того, как меня нанизали на эту дубину.

И все равно стремно. В кино никогда не бывает таких обсуждений во время сексуальных сцен.

– Нет, – выдавливаю я.

– Врешь, – тут же высекает Зарецкий. – Удушу.

– Может, просто достанешь из меня? – с надеждой спрашиваю я.

По факту, мне не так уж плохо, только член Андрея ощущается толстенным раскаленным стержнем внутри. И до проникновения мне прям хорошо было, а сейчас как-то странно. И немного маятно из-за того, как головка давит на что-то глубоко внутри меня.

– Да щаз, – взрыкивает Зарецкий.

Тиран и деспот целует меня зло и сильно, углубляя поцелуй, но не двигаясь во мне. И чем глубже он меня целует, тем сильнее вжимается в меня там внизу. Распухшими губками я остро чувствую тугую мошонку и жесткие паховые волоски, и прямо от точки нашего соединения начинает разливаться жидкое пламя. Оно заполняет набрякшие складочки, растянутую дырочку, проникает томительным зудом под клитор, вынуждая меня раскрывать бедра шире, а Зарецкий все еще не двигается, хотя вот уже сейчас можно. Правда, можно.

Мне кажется, что если я толкнусь навстречу Андрею, то напряжение немного ослабнет.

– Лена, не доводи до греха, – бормочет ненадолго оторвавшийся от моего рта Зарецкий.

В смысле не доводи? А сейчас тогда что?

Андрей переключается на мою шею, обдавая дыханием ухо и спускаясь к ключицам.

– Развяжи меня, – хрипло прошу я, смирившись с тем, что обратного хода нет.

– И не подумаю, – сердито отвечают мне.

– Мне руки больно.

– Врешь, – снова припечатывает он.

Ну допустим, вру. Но ему-то откуда знать?

А Андрей подключает свои наглые руки и буквально за пару минут превращает мое тело в желе. Тиская меня на грани боли, но в тоже время аккуратно, он словно оставляет на мне пекущие клейма, и только когда я снова дышу поверхностно, этот гад начинает во мне раскачиваться.

Вся расслабленность улетучивается из тела, каждая клеточка получает заряд. Я едва могу себя контролировать, чтобы не стонать в голос. Я мычу и кусаю губы. Напряжение нарастает, конденсируясь в одной точке между натертых складочек и отзываясь где-то там, куда достает член, скользящий внутри.

Но вся моя выдержка испаряется, когда толки становятся частыми и глубоким. Каждый удар заставляет меня распадаться на атомы, и стоны льются из меня, становясь все громче.

Запечатав мне рот поцелуем, Андрей ускоряет темп. Он придерживает меня за бедра, а сам буквально вколачивается в меня, но мне уже плевать на дискомфорт. Все, чего я хочу, – это скорее добраться туда, куда мы так стремимся.

И когда это происходит, мне кажется, что я превратилась во вспышку. Невероятное ощущение, никак не сопоставимое с тем удовольствием, что Зарецкий доставил мне руками.

Мозг берет таймаут, тело обмякает, а веки закрываются, потому что цветные круги перед глазами слишком яркие. Да и очки все равно запотели.

Я лишь отдаленно понимаю, что происходит.

Чувствую, как Зарецкий отвязывает мои запястья от спинки кровати. Вяло жду, что и руки он мне развяжет, но ничего подобного.

Прямо так, связанными, он закидывает их себе на шею.

– Держись, – командует он.

Я слушаюсь на автомате, потому что сейчас не могу самостоятельно принимать никаких решений. И только когда Андрей приподнимается вместе со мной, не выходя из моей дырочки, я решаю спросить:

– Что ты делаешь?

Зарецкий меняет позу, и я остро ощущаю, что он все еще безумно твердый в моей влажной мягкости.

– По идее, тебя надо оставить сейчас в покое, – ворчит он. – Мне тебя жалко, правда. Наверное. Но я не оставлю. Он усаживается так, что я оказываюсь верхом на нем.

И прежде чем я успеваю возмутиться приступает ко второй части марлезонского балета.