Текст книги "Наследие чародея"

Автор книги: Сара Зеттел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Калами внезапно остановился.

– Я должен извиниться, Бриджит, – произнес он уже мягче. – Это действительно была разумная мысль.

«И слава богу, что она вовремя пришла мне в голову», — подумала Бриджит, глядя в потолок. Пожалуй, настал подходящий момент, чтобы сменить тему.

– А что… что это Сакра со мной сделал?

Калами взял ее выпачканную в крови руку, повернул ладонью вверх и провел пальцем по коже:

– Тебе было больно?

Бриджит кивнула. «Не дай бог испытать такую боль еще раз!»

– Возможно, он забрал у тебя часть энергии. – Калами осторожно положил руку Бриджит обратно на диван. – Изредка колдуны могут обмениваться энергией, но это не просто. Должно быть, у него с собой был какой-то сильный талисман, раз он так легко с тобой справился.

«Например, такой, как клык?» — подумала Бриджит, но ничего не сказала.

Вернулась Ричика с серебряным подносом, уставленным кувшинами и кубками. Калами смешал воду с темно-красным вином и заставил Бриджит выпить. Она повиновалась, хотя, даже разбавленный, напиток этот был достаточно крепок, и у нее моментально закружилась голова.

– Проследи, чтобы она выпила все до дна, – приказал Калами Ричике. – А потом пусть спит.

– Ты должна собраться с силами, Бриджит, – добавил он, обращаясь к ней. – Грядущие дни могут оказаться даже более трудными, чем я думал.

Бриджит сделала еще один глоток крепкого вина и увидела в глазах Калами удовлетворение. «Да, сэр, боюсь, вы правы».

Покинув Бриджит, Калами зашел в свои покои только для того, чтобы сбросить плащ и забрать одну из своих сорочек. Оттуда он по северной лестнице спустился во двор, навстречу зимнему дню. С удовольствием вдыхая холодный воздух, от которого все чувства становились ярче и острей, Калами по расчищенной дорожке прошел к службам. Именно здесь делалась вся та работа, что обеспечивала существование императорской семьи и знати. Ткацкая и портняжная мастерская располагалась между прачечной и красильней, так что шум и вонь проникали даже сквозь закрытые ставни и двери.

Изнутри помещение освещалось множеством ярких фонариков и светом нескольких очагов, закрытых экранами. Все жаровни тоже были аккуратно прикрыты, чтобы ни одна искорка не упала на дорогие ткани. Рулоны холста покоились в открытых сундуках или ждали своей участи на длинных раскройных столах. Из дальнего конца помещения доносились треск и клацанье ткацких станков. С каждым, кто нанимался сюда на работу, Калами беседовал лично, чтобы убедиться, что никто из ткачей не имеет способностей к магии. То же самое касалось швей и портных, которые хлопотали вокруг манекенов: соединяли и сшивали лоскутки ткани, закладывали складки и собирали оборки, вышивали узоры, а также заштопывали дыры и прорехи на изящных платьях придворных.

Как только Калами вошел в мастерскую, все головы повернулись в его сторону, все глаза устремились на него. Многие начали кланяться, но он жестом приказал им не отвлекаться от работы. Люди повиновались. Поскольку Калами появлялся здесь нередко, его присутствие никого особенно не удивляло. Никогда прежде он не радовался этому так, как теперь.

Калами окинул взглядом помещение и почти сразу увидел того, кого искал: над отрезом серебряной парчи склонилась смуглая молодая девушка. Черный водопад волос струился по ее плечам, несмотря на то что она строго зачесывала их назад и закалывала длинными серебряным шпильками.

– Добрый день, сестра Ильмани, – произнес Калами на родном языке.

Девушка вздрогнула – но не от неожиданности, а от страха. Калами приветливо улыбнулся, но испуганное выражение не спешило исчезнуть с лица девушки.

– Добрый день, досточтимый брат Калами, – еле слышно ответила она, затравленно озираясь.

– В чем дело, сестренка? – Он присел на корточки рядом с ее скамеечкой. – Ты можешь мне все рассказать. И даже должна, раз я прошу. – Последние слова Калами произнес с озорной улыбкой, показывая, что шутит.

– Да, сударь, – кивнула Ильмани и низко склонилась над своей работой. – Но таса Маврутка сердится, когда я говорю на родном языке. Она говорит, что это отвратительно и некультурно. Она…

Девушка запнулась и замолчала.

Калами скрипнул зубами:

– Она что, бьет тебя?

Девушка кивнула, плотно сжав губы.

– Ах, так?! Пусть сама попробует плеть, тогда посмотрим… – Калами вскочил на ноги, но девушка схватила его за рукав.

– Не надо, досточтимый брат, – взмолилась она. – От этого мне будет только хуже. Даже если ее разжалуют – придут другие… Я стараюсь работать прилежно, и таса Маврутка взяла меня в подмастерья. Другим девушкам еще хуже, они работают в красильне… Я…

– Хорошо, хорошо. – Калами ласково похлопал Ильмани по руке и вновь опустился рядом. Кто-кто, а он-то знает, что значит «работать прилежно» и пытаться выбиться в люди, несмотря на происхождение. – Как скажешь.

– Спасибо, досточтимый брат, – облегченно вздохнула девушка.

Но тут ее взгляд метнулся влево. Калами обернулся, чтобы посмотреть, что она там увидела, и его взору предстала сама госпожа Маврутка, которая, нахмурившись, смотрела в их сторону. Калами встал во весь рост, чтобы она его узнала. Это подействовало: женщина слегка поклонилась в знак того, что признает его титул и права, и поспешно отвернулась.

– Ну вот, сестричка, – сказал Калами, тронув девушку за плечо. – Я оказал тебе услугу, а теперь попрошу тебя отплатить мне тем же.

Пальцы Ильмани нервно теребили шов, над которым она так кропотливо работала.

– Если смогу, досточтимый брат.

Калами опять улыбнулся. Какое же она еще дитя, с детскими амбициями и устремлениями! Самые смелые ее мечтания, должно быть, не шли дальше того, чтобы сделаться хозяйкой мастерской, а мысли о родном доме сводились к вечерней молитве о здоровье кур и коров на отцовском скотном дворе.

– Вот моя лучшая сорочка, – сказал Калами, подавая ей сверток– У нее оторвалась манжета, и я вряд ли смогу появиться в ней завтра, если ее не зашить.

– Не беспокойтесь, досточтимый брат, все будет сделано в наилучшем виде, – горячо заверила Ильмани, как будто поклялась охранять сокровище.

– И еще кое-что, – небрежно добавил Калами. – Когда развернешь сорочку, ты найдешь там черный полотняный мешочек. То, что в нем лежит, нужно пришить к платью, которое готовят для госпожи Бриджит Ледерли. Можешь это сделать?

Девушка заботливо разгладила на коленях тонкую ткань рубашки, но промолчала, виновато и нерешительно опустив голову.

– Ну, сестренка, – увещевал Калами. – Это же такая мелочь. Просто маленький оберег для госпожи Бриджит. Сама знаешь, времена нынче трудные, опасностей тьма, особенно для чужестранцев. Сама по себе эта штучка мало что значит, но я еще сплету пару подвязок, и они укрепят защиту.

Ильмани задумалась над его словами, разглаживая складки дорогой ткани. Калами подумал, что она, верно, мечтает сама носить такую красоту, а не только чинить ее для других. Если она сделает все как следует, может, прислать ей новое платье?

– Я прослежу за этим, досточтимый брат, – наконец согласилась Ильмани. – Думаю, большого вреда не будет.

– Конечно нет! – Калами потрепал ее по плечу. – Спасибо тебе, сестричка. И если ты хорошенько постараешься, то получишь кое-что посущественнее.

С этими словами он оставил девушку и неторопливо прошелся по цеху, останавливаясь то там, то тут и беседуя с другими работниками, чтобы его разговор с Ильмани не привлек излишнего внимания. Наконец Калами подошел к госпоже Маврутке, склонившейся над сундуком с атласом, переливающимся всеми оттенками голубого.

– Как вы прекрасно работаете, сударыня.

Госпожа Маврутка одарила Калами улыбкой – такой же колючей, как ее иголка.

– Благодарствую, господин лорд-чародей. Стараемся помаленьку.

– Вижу. – Калами заложил руки за спину. – Но, вероятно, вы не в курсе, что наша с вами госпожа, Ее Величество вдовствующая императрица, повелела с равным уважением относиться ко всем волостям империи.

Улыбка на лице госпожи Маврутки сменилась хмурым взглядом.

– Хоть убей, не пойму, про что это вы, лорд-чародей.

– Так я вам объясню. – Калами повернулся на каблуках и пристально вгляделся в глаза госпожи Маврутки. – Если я еще раз узнаю, что вы хоть пальцем тронули кого-то, кто говорит на своем родном языке, вы об этом горько пожалеете.

– Ах, вот вы о чем… – Ее глаза злобно сверкнули. – Теперь поняла.

– Нет, мне кажется, вы еще не поняли. – Калами вплотную придвинулся к хозяйке мастерской. – Я – чародей, придворный чародей, и когда я говорю, что вы пожалеете о своем поведении, это далеко не то же самое, что подобные предупреждения от других людей. Надеюсь, теперь вы меня поняли?

Скрытый в словах Калами смысл начал доходить до Маврутки, и румянец на ее щеках поблек.

– Да, сударь.

– Ну вот и отлично. – Калами в свою очередь одарил ее ослепительной улыбкой. – Учтите, я прослежу. Я не должен бы тратить свое драгоценное время на такую ерунду. Но я буду это делать. Запомните это хорошенько.

Не дожидаясь ее поклона, Калами направился прямо к дверям и вышел во двор. Мороз крепчал, и над землей нависли низкие тучи, провисшие под грузом снега. Первые снежинки уже кружились в воздухе, оседали на волосах и покалывали кожу.

«Погода меняется. — Калами улыбнулся своим мыслям, шагая по направлению к дворцу. Старый слежавшийся снег скрипел под сапогами. – Как это символично. Первая перемена из многих, которые еще предстоят».

– Нам стало известно, что ваш слуга Сакра вернулся во дворец, – сказала вдовствующая императрица.

Как всегда, когда Медеан представлялся повод отчитать Ананду, она решила сделать это публично. На этот раз их встреча состоялась в зале для совещаний. Восемь лордов, членов Совета, сидели полукругом: по четыре с каждой стороны от Ананды. Перед ними на возвышении восседала императрица, а рядом с ней – Бакхар, Хранитель императорского святилища.

В кресле рядом с матерью неуклюже сгорбился Микель. Анан-да вот уже несколько дней не видела мужа даже мельком. В канун праздника, когда во дворец съезжалась знать со всех концов империи, чтобы в очередной раз принести императрице клятву верности, она содержала сына под особенно строгим надзором. Назревал заговор, и Медеан было об этом известно. А потому ей не хотелось, чтобы Микель кому-то попадался на глаза. Присутствовавшие на совете лорды тоже нервничали при виде своего законного императора в таком невменяемом состоянии. Но императрице он был нужен здесь и сейчас – чтобы напомнить Ананде, да и лордам, что наследственность власти в Изавальте находится под контролем.

Ананда неслышно вздохнула и попыталась собраться с мыслями. Однако все ее внимание было приковано к Микелю. Его беспокойный взгляд, как всегда, блуждал по залу в бесконечных и безрезультатных поисках чего-то, известного лишь ему одному. Худые пальцы дергали рукава черного бархатного камзола, как будто он хотел оторвать их.

Разум его по-прежнему в оковах. Сознает ли он это? Пытался ли когда-нибудь освободиться?

– Так как же, дочь моя? – голос императрицы оборвал мысли Ананды.

Она склонила голову:

– Сакра был заколдован и ранен. Он явился ко мне за помощью.

Медеан откинулась в кресле, глядя на Ананду сквозь прищуренные веки. Ананда заметила, что повязок, которые Медеан в последнее время носила на руках, уже нет. Но по тому, с какой осторожностью императрица опускала ладони на колени, ясно было, что они все еще болят.

– Он нарушил приказ об изгнании.

На этот раз Ананда не стала опускать глаз.

– Я прошу вас простить его, матушка императрица. Из-за заклятья разум не принадлежал ему в этот момент, – холодно произнесла Ананда, надеясь, что императрица почувствует сталь в ее голосе. – Мы ведь с вами прекрасно понимаем, что значит такое состояние.

И Ананда выразительно глянула на Микеля, ерзавшего в своем кресле. Пальцы его были так же беспокойны, как глаза. «Пусть все видят, что я имею в виду». Думая об этом, Ананда в то же самое время надеялась, что Беюль уже послала гонца в Спараватан – кого-нибудь на крепкой лошади и в теплых сапогах. Потому что скоро пойдет снег, даже она это чувствовала…

– И вы хотите сказать, что ничего не знали о его намерении вернуться?

По лицу императрицы невозможно было прочесть ее истинные мысли. Слишком много всего крылось под застывшей маской доброжелательности, к тому же Медеан сидела чересчур далеко.

Но не успела Ананда открыть рот для ответа, как с кресла поднялся Микель. Взгляд императора по-прежнему бесцельно блуждал из стороны в сторону. Повинуясь маниакальному стремлению, он начал спускаться с возвышения, выставив перед собой руки. Сердце Ананды мучительно сжалось.

– Сын мой, – отрывисто произнесла императрица, – вернись на свое место.

Но Микель, спотыкаясь, уже спускался с последней ступеньки.

– Где-то… – пробормотал он. – Я слышу тебя. Слышу…

– Микель! – Императрица встала.

Лорды все как один тоже вскочили на ноги, с комичным усердием пытаясь соблюсти этикет и в то же время сделать вид, что ничего особенного не происходит.

И только Ананда неподвижно застыла в своем кресле, глядя на то как Микель неуверенными шагами бредет к ней.

– Костид, помоги своему императору вернуться на место. – Судя по разъяренному взгляду императрицы, она готова была убить Ананду прямо сейчас, не сходя с места. Если бы посмела. Лорды по-прежнему изучали носки своих сапог.

Однако Микель очутился перед Анандой раньше, чем подоспели слуги, и на короткий миг безумное мельтешение его зрачков остановилось.

– Найди меня, – прошептал он. – Найди меня, Ана.

На плечо Микеля легла чья-то рука, и Ананда с изумлением обнаружила, что это Хранитель Бакхар.

– Сюда, Ваше Императорское Величество, – сказал он, легонько подталкивая Микеля к слугам. – Ваша супруга подождет.

– Ана ждет, – отозвался Микель, и сердце Ананды снова пронзила невыносимая боль.

Затем Микеля окружили Костид и его дружки. Ананда мысленно кричала от боли и горя, когда они вели его обратно к матери, а потом надавливали ему на плечи, пока он не упал в кресло. Бакхар бросил на Ананду взгляд, в котором была толика сочувствия, но она на него не смотрела. Глаза Микеля снова начали свое бессмысленное движение туда-сюда, а пальцы опять вцепились в ткань камзола. Но теперь его слуги, а вернее, тюремщики, сгрудились вокруг него плотной стеной. Ананда оцепенела от негодования и изумления. «Найди меня, Ана». Он произнес ее имя! «Ана ждет». Он ее узнал! На один короткий миг, но все же узнал.

И ничего нельзя сделать! Приходится сидеть на своем месте, с такой же вежливой и официозной миной, как у лордов-советников. Нет, ее положение даже хуже.

Императрица снова села в кресло и замерла, прямая как палка. Лорды тоже расселись по своим местам – ну точь-в-точь нашалившие детишки, со страхом гадающие, какое же наказание их ждет.

– Я задала вам вопрос, дочь моя, – продолжила допрос императрица, и Ананде почудилось, что голос Медеан едва заметно дрогнул. Вы знали, что Сакра собирается нарушить приказ об изгнании?

Ананде наконец удалось отвести взгляд от Микеля, вновь неуклюжего и потерянного, и сосредоточиться на императрице.

– Я ничего не знала. – Ананда вскинула голову. – А вы?

Старческие черты исказились от гнева, и Ананда поняла, что задела императрицу за живое.

– Откуда мне знать о делах ваших слуг?

– Должна признаться, мне тоже о них неизвестно, – весело сказала Ананда и смущенно развела руками. – Я больше не нужна матушке императрице?

О, Святые Матери, как не хочется уходить! Сейчас бы сгрести Микеля в охапку и потащить его к Сакре… Но нет, нельзя. Не сейчас. Не здесь. И хотя Ананда всей душой желала быть рядом с мужем – а вдруг он узнает ее снова? – она в то же время понимала, что если задержится здесь надолго, силы могут ей изменить.

– Одну минуту, дочь моя.

Ананда уже знала, что сейчас будет. Императрица не станет рассказывать о том, что за недуг постиг лорд-мастера Уло. Она будет говорить намеками и экивоками, чтобы выяснить, как Ананда сделала это. Ананда, в свою очередь, будет отвечать общими фразами и прощупывать почву. Позже лорды-советники расскажут обо всем по-своему, и война слухов продолжится. Ананда внутренне собралась и приготовилась к очередному сражению.

– Лорд-мастер Уло внезапно скончался сегодня утром.

У Ананды упало сердце.

– Скончался? – слово застряло у нее в горле. – Но почему?..

– Этой ночью он лишился зрения и слуха. Утром послали за врачом, но, видимо, не выдержало сердце. – Медеан опустила голову с притворной скорбью.

Члены Совета, разумеется, уже слышали новость, однако все как один приложились губами к костяшкам пальцев на правой руке. «Марионетки, – с ненавистью подумала Ананда, вцепившись в подлокотник похолодевшими пальцами. – Они все просто марионетки. Я перерезала лишь одну ниточку. И что толку?»

Сердце заныло от этой мысли, потому что Ананда слишком хорошо понимала, что это значит. Это значит, что она меняется, окончательно и бесповоротно. Она так долго притворялась коварной, расчетливой интриганкой, что и вправду стала такой. И если ее не освободят, не остановят совсем скоро, то будет поздно: она станет такой же низкой, как императрица, а может, и хуже.

Ананда смиренно поцеловала костяшки пальцев. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Лед. Камень и лед.

– Какое горе для всех нас, матушка императрица. Вечером будет оплакивание?

– Да. – Глаза Медеан сверлили Ананду. («Я знаю, что это твоих рук дело, – говорило все ее существо. – Я еще доберусь до тебя».) – Надеюсь, вы будете присутствовать?

– Разумеется, – спокойно ответила Ананда и даже не вздрогнула. Это действительно было ее рук дело, и пусть Медеан это знает, даже если никто другой не поймет. «У меня есть власть. Даже теперь у меня все еще есть власть».

– Тогда, я полагаю, вы можете быть свободны, – после долгой паузы изрекла императрица.

Ананда встала. Все восемь членов Совета вскочили на ноги и принялись кланяться – точно так же, как кланялись вдовствующей императрице. Каждый жест был таким же пустым и ничего не значащим. Выдержав положенную паузу, Ананда повернулась и направилась к дверям по длинной ковровой дорожке.

– Дочь моя…

Ананда остановилась. Ей вовсе не хотелось оборачиваться. Больше всего ей хотелось быть подальше отсюда. Там, где ее не сможет видеть Микель, там, где можно будет оплакать несчастного лорда Уло, который, несмотря на все свои заблуждения, не заслуживал смерти… Но выбора у Ананды не было. Приподняв шлейф (поскольку Кирити и Беюль не были допущены в зал Совета), она повернулась лицом к императрице и поклонилась:

– Да, матушка императрица?

– Вы не знаете, лорд Пешек уже приехал?

Вопрос застал Ананду врасплох, и лицо у нее вытянулось. Оставалось только надеяться, что с такого расстояния императрица ничего не заметит.

– Не думаю, матушка императрица.

Медеан скромно опустила глаза:

– Надеюсь, вы окажете мне одну услугу… Мы с ним старые друзья, еще с первых дней царствования. Вы не позволите мне самой официально приветствовать его?

Лицо императрицы было абсолютно бесхитростно. Это была просто вежливая просьба об услуге, как она выразилась. Никому и в голову не пришло бы заподозрить здесь какой-то подвох.

Разве что… Разве что тому, кто знал, что все, что делает и говорит Медеан, имеет двойной смысл. Тому, кто знал, что императрица слышала обвинения лорда Уло, который, уж конечно, не преминул назвать ей имя лорд-мастера Пешека. Теперь, до этого официального приветствия, Ананде не дозволено будет говорить с Пешеком. И значит, она не сможет предупредить его, что императрице известно о заговоре.

Но сейчас, перед лицом Совета и жреца, Ананда не могла ничего на это возразить. Она была так же бессильна, как Микель, дремлющий в своем кресле. Только теперь Ананда поняла, что Медеан вызвала ее на Совет не для публичных издевательств и даже не для того, чтобы сообщить о смерти Уло. Императрица пригласила ее, чтобы не дать ей первой встретить лорд-мастера Пешека.

– Как пожелаете, матушка императрица, – резко сказала Ананда, проклиная себя за недогадливость.

Но ответ был положительный, какие бы интонации в нем ни звучали, и императрица удовлетворенно кивнула:

– Благодарю, дочь моя.

Они слегка поклонились друг другу, и Ананде было дозволено уйти. Она ничего не сказала Кирити и Беюль, дожидавшимся за дверью зала для совещаний. Ананда быстро прошла мимо и по широкому коридору направилась к комнатам, отведенным Сакре. Девушки молча семенили рядом.

Ананда не решилась поселить своего советника в самых лучших апартаментах. Учитывая нынешние настроения императрицы, это могло спровоцировать ее посадить Сакру под домашний арест. Но Ананда по крайней мере устроила ему просторную комнату окнами во двор на одном этаже со своими собственными покоями. На полу здесь были ковры, на постели – чистое белье, а в очаге – жаркий огонь. По рекомендации Беюль к Сакре был приставлен новоиспеченный слуга по имени Йерос. Ананда не знала и не удосужилась спросить, откуда он взялся – пал жертвой очарования Беюль или польстился на предложенные деньги, никому же из старых слуг она не доверяла.

Когда вышеупомянутый Йерос открыл дверь и впустил Ананду в комнату, Сакра, к ее огромному облегчению, преспокойно сидел на узкой кровати под деревянным балдахином.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ананда на хастинапурском языке.

Йерос поставил ей стул возле кровати и с поклоном удалился на подобающее расстояние. Так же поступили Беюль и Кирити. Ананда без сил опустилась на стул.

В глазах Сакры мелькнула тревога.

– Что случилось? – спросил он своим обычным спокойным голосом, не меняя позы.

Ананда, стараясь говорить в таком же спокойном тоне, рассказала о злосчастном лорде Уло.

– Я использовала последнюю косичку с заклятьем, чтобы убить его, – вымолвила она уже со слезами. – Я убила человека и осталась ни с чем, когда тебе так нужна была моя помощь!

– Вы ведь на собирались его убивать, – успокоил ее Сакра. – И вы все сделали правильно: заставить его замолчать было необходимо.

Ему хотелось убаюкать ее на руках, как тогда, когда она была ребенком. Ему хотелось обнять ее. Ананда прочла это в его глазах и в едва заметном машинальном движении рук. Но Сакра не посмел. Все-таки и новому слуге нельзя было доверять полностью.

– Я буду в полном порядке завтра к вечеру, принцесса. И тогда мы доведем эту битву до конца.

Ананда вытерла глаза рукавом, не веря, что этот кошмар когда-нибудь закончится.

– Ты поправишься, Сакра?

Призрачная улыбка заиграла на его губах:

– Я принял сильное тонизирующее средство.

– Ты об этой женщине?

Сакра кивнул:

– Возможно, это самая великая колдунья из всех, кого я встречал за свою жизнь.

Ананда услышала благоговейный трепет в его голосе. Все ясно: ему не терпится понять эту новую силу. Это была неизменная черта его характера – вечное любопытство, вечная жажда знать. И это еще более усложняет ее задачу. Несмотря на сожаления о судьбе Уло, несмотря на изнеможение, Ананда должна была сказать кое-что еще. С самого утра она знала, что ей придется это сделать, и все происшедшее за день не изменило ее решения.

Ананда украдкой глянула на слуг: Кирити и Беюль о чем-то беседовали с Йеросом. Это хорошо. Слуга вряд ли поймет их разговор с Сакрой, а вот девушки могут понять. Но если их подвергнут допросу (да хранят их от этого Святые Матери! ), они не должны ничего знать.

Ананда наклонилась к Сакре:

– Я могу… Я могла бы… Если она…

Нет, она не сможет этого произнести! А надо. Но если она сделает это, не падет ли она так же низко, как императрица, которую нимало не заботит количество человеческих жизней, загубленных ради ее собственных целей?

Но если она этого не сделает, то погибнет сама.

Однако Сакра и без слов понял ее намерение и, что делает ему честь, был шокирован.

– Принцесса!..

– Это единственный выход, – категорично заявила Ананда. Вот только взглянуть в ошеломленные глаза Сакры она почему-то не решалась. Вместо этого она упорно разглядывала его сильную руку, лежащую на покрывале. И гнула свою линию.

– Знаешь, что она видела сегодня? – Ананда пыталась объяснить свое решение. – Она видела, что я не могу исцелить своего слугу. Не могу даже узнать его в заколдованной птице!

– Да нет, вы хорошо выкрутились. – Кисть Сакры дернулась, как будто он хотел дотронуться до ее руки, но опять вспомнил о Йеросе и передумал. – Она наверняка решила, что это вы испытываете ее.

– Ты не видел ее глаз. – Ананда покачала головой. – Это она меня испытывала. Она знает. Даже сейчас может быть уже поздно. Она уже могла рассказать Калами и императрице.

Голос Ананды дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. Настал тот день, которого она так боялась. Теперь, чтобы избавиться от нее, они начнут использовать обычные средства: яд и заклятья, от которых она не сможет защититься. Она умрет, и Микель останется один.

– Императрица говорила об этом на Совете?

– Нет. Она хотела заставить меня признаться в том, что это я вызвала тебя во дворец, нарушив приказ об изгнании. А еще ей хотелось увидеть мое выражение лица, когда она сообщит мне о смерти лорда Уло. А еще – не дать мне предупредить лорд-мастера Пешека.

И вот это последнее было плохо. Очень плохо. Сакра не мог не понимать, какая опасность в этом таится. Но когда он заговорил, его голос был ровным и твердым:

– Императрица хочет избавиться от вас очень давно. Неужели она упустила бы возможность разоблачить вас перед Советом, если бы знала о твоем притворстве?

– Все равно, это только вопрос времени. – Голос Ананды снова задрожал. «Скоро она умрет. Микель навсегда останется игрушкой в руках матери, а она умрет». Ананду душили рыдания. Она замолчала и открыла рот только тогда, когда была полностью уверена, что голос ее не подведет: – Если она заговорит, нам конец. Сейчас главное – выиграть время. Тогда мы сможем использовать Храбана и поднятый им мятеж. Если повстанцы победят, Медеан погибнет. Тогда наложенные ею чары исчезнут и Микель придет в себя.

Ананда не желала знать, что подумает о ней Сакра. Она знала только одно: как сладка мысль о свободе. Ее далекий аромат не раз дразнил душу Ананды, но лишь затем, чтобы приносить все новые разочарования. Теперь она сама добудет свою свободу и выпьет ее До дна, разделив с Микелем радость победы..

Наконец Сакра заговорил. Голос его звучал тихо-тихо, и в нем была мольба:

– Госпожа, я все понимаю, поверьте. Но прошу, дайте мне только одну ночь, прежде чем отнимете у нее жизнь. Или прежде чем вы отдадите такой приказ своим фрейлинам. – До того как она успела ответить, он продолжил: – Думаю, Калами и императрица недооценили эту новую силу, которую сами же и привезли.

– Ну и что? – устало спросила Ананда. Рука Сакры скользнула по одеялу, и кончики его пальцев коснулись ее руки.

– Они забыли о том, что она – женщина со свободной волей, а не только могучая сила. Они обманули ее и скрыли от нее правду. Я уверен, как только она узнает об этом, все изменится.

Ананда взглянула на их переплетенные пальцы. Она хотела бы поверить Сакре, но она так устала и так боялась за Микеля… После того инцидента в зале Совета императрица может усилить заклятье. Она вообще может сделать с ним все что угодно. Ананда уже проглядела один замысел императрицы – не подпускать ее к лорду Пешеку. Может, она проглядела и что-то еще?

Она подняла голову и долго смотрела в глаза Сакры. Он предлагал ей надежду. Шанс, что не случится то, чего она всегда боялась. Что она не станет бессердечной и беспощадной. Почему же она не согласилась сразу? В глазах Сакры была тревога за свою госпожу и горячее желание узнать правду об этой новой колдунье. Но было и кое-что еще, какое-то желание или надежда, которую она не могла понять. Что с ним происходит? Этого Ананда не знала, и оттого ее сердце полнилось новой тревогой.

– И ты хочешь показать ей, как обстоят дела на самом деле?

– Если получится.

Ананда ухватилась за спинку кровати, как будто хотела разломить деревянную раму надвое. Она должна ему верить! Что бы она ни увидела в его глазах. Сакре нужно верить. Если она не будет доверять даже ему, она сойдет с ума.

– Хорошо. Одну ночь, но не больше. Если мы действительно собираемся участвовать в восстании, промедление недопустимо. И если ты не сможешь убедить ее…

Сакра склонил голову и прижал ладони к лицу, прежде чем она произнесла слова, тяжелым грузом лежащие у нее на сердце. Ананда посмотрела на Сакру молча и отчужденно. Нет, ничего не выйдет. He может выйти. Какие бы надежды ни питал Сакра, они были безосновательны. Калами и императрица слишком осторожны, чтобы привлечь на свою сторону силу, в которой они не уверены до конца. Если эта Бриджит еще не полностью в их власти, это не замедлит случиться, и тогда не останется никакой надежды. Разве что на внезапное выздоровление Микеля. Однако в глубине души Ананда была уверена, что, пока жива императрица, этого не произойдет.

И все же Ананда чувствовала себя в долгу перед Сакрой, который столько лет оберегал ее жизнь. Нужно дать ему шанс. Он все еще не поднимал головы, ожидая ее решения. Ананда вздохнула и коснулась его лба:

– Я знаю, ты сделаешь все возможное.

Сакра поднял голову. На его лице была печаль.

– Госпожа, вы были сильной столько лет. Умоляю, не падайте духом и сейчас. Если вы прикажете уничтожить человека из изавальтской знати, то станете воплощением всего, чего они боятся в хастинапурцах.

– Нет, этого я не хочу, – ответила Ананда. – Но я не хочу быть и одной из тех героических королев, которые гибнут за любовь и честь, не пошевелив и пальцем ради спасения своей жизни.

Эти слова зажгли искорку улыбки в глазах Сакры.

– Нет, это не в вашем стиле, – серьезно согласился он. Ананда мимолетно ответила на эту улыбку.

– Если это создание не удастся переубедить, то поток их планов станет неуправляем, – уже совершенно серьезно сказала она. – И я не стану ждать, пока он потопит меня или Микеля. Восстание Храбана – наш единственный шанс. При необходимости я попрошу отца поддержать его.

Сакра вздрогнул.

– Народ Изавальты никогда не признает вас законной правительницей, если вы получите трон в результате вторжения, – тихо произнес он. – До этого доводить нельзя.

– Что ж, – сказала Ананда вставая, – значит, мы должны быть уверены, что это не понадобится.