Текст книги "Жестокие и любимые (ЛП)"
Автор книги: Сара Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– 13 –
0 лет
1 неделя
5 дней
– Ты больше мне не подруга! – кричит Кайла. Даже в два часа ночи ее лицо по скайпу безупречно, как у Бейонсе. Я хочу быть ею, но не могу, ведь для меня встречаться с Реном – практически инцест, ибо он мне как младший брат. А из-за таких огромных сисек я просто перевернусь в самый неподходящий момент, скажем, через перила в вольер со львом в зоопарке и умру.
– Прекрати говорить о моей груди! Ты больше не имеешь права!
– Кайла, – хнычу я. – Кайла, послушай, я по-прежнему твоя подруга, ты просто взвинчена.
– Черт, да, я взвинчена! – Она со стуком опускает стакан, и брызги воды летят во все стороны. – Почему ты не рассказала мне раньше?
– Потому что! – Я краснею. – Потому что. Потому что была занята.
Кайла понимающе ухмыляется.
– Заткнись! – вскрикиваю я.
– Я ничего не говорила!
– Все равно заткнись!
– Наконец-то! – восклицает она, игнорируя мою просьбу. – Господи, у вас заняло это целую вечность.
– Десять месяцев – это не вечность.
– За это время вы могли бы завести ребенка!
– Боже, нет, пожалуйста, никаких детишек. Пообещай, что у тебя не будет ребенка.
– Да я только назло тебе заведу девятьсот детей. Кстати говоря о детях, вы же предохраняетесь, верно?
– ДА.
Она хихикает.
– Странные они, да? Похожи на маленькие латексные носочки.
– И я натяну один на твою голову и задушу тебя.
– Прости! – Она вскидывает руки. – Я просто рада, что ты наконец получила от жизни все, что хотела!
– Но Джек – это еще не все. – Я закатываю глаза. – Я хочу стабильную, приносящую удовлетворение работу и гигантский дом из пончиков.
– И Джека.
– И Джек иногда может ночевать в моем пончиковом доме. Да.
Кайла внимательно смотрит на меня, и ее губы расплываются в глупой улыбке.
– Что? – рявкаю я.
– Ты и правда влюблена.
– Боже.
– Я серьезно! Какому еще парню ты бы позволила ночевать в своем пончиковом доме?
– Джонни Деппу.
– Да, но он женат.
– Эх, женатые точно могут ночевать в моем пончиковом доме.
– Подожди. – Кайла выглядит так, будто ее поразило молнией и/или она вывела самую гениальную гипотезу в девчачьей науке. – Пончиковый дом – это эвфемизм?
Застонав, я закутываюсь в одеяло и скатываюсь на пол, точно цветочная колбаска. По скайпу раздается еще один звонок, и я вскакиваю.
– Ой, подожди. У меня второй звонок.
Переключаюсь, и меня встречает лицо Ванессы.
– О, привет! Это ты!
– Как видишь, – подтверждает она, сидя на идеально заправленной кровати в номере какого-то шикарного отеля. Без макияжа она выглядит по-другому. – Полагаю, ты нашла сообщение, которое я написала в твоем телефоне?
– Ага! И, кстати, я удивлена, что ты умудрилась написать его, пока притворялась, будто смотришь мои фотографии.
«Если ты еще заинтересована, то я свяжусь с тобой по скайпу с двенадцати до трех ночи. Мой ник [email protected]».
– Не хочу, чтобы Джек об этом знал, – говорит она. – Он разозлится, а ему нужно мыслить трезво.
– Итак, – я смотрю на свой телефон, – ты хочешь, чтобы я установила кейлоггер?
– Верно.
– Хорошо, я с удовольствием это сделаю, но мне понадобится стимул.
Ванесса кивает.
– Конечно. Я буду рада тебе заплатить...
– Э-э, нет. Мне не нужны деньги.
– Тогда что ты хочешь?
Плотно сжимаю губы и обдумываю, стоит ли рассказывать секретному правительственному агенту очень грязный секрет. Но едва взглянув на ее застывшее и решительное выражение лица, я понимаю, что чужие дела ее не волнуют. Эта информация станет лишь средством достижения цели. Ей нужен Уилл.
– Джек кое-что сделал. Давно уже.
– Это связано с исчезновением Эрнандеса?
Я ерзаю.
– Эм, да. Откуда ты...
– Не глупи. Я знаю все, что мне нужно знать.
– Так, значит, ты знаешь, что федералы отдали пленку с этим, гм, происшествием друзьям Уилла. Они ведь могут ее стереть.
– К сожалению, да.
– Но разве вы не охотитесь за Уиллом и его друзьями? Тогда почему...
– Мы мало взаимодействуем с федеральным правительством, – быстро отвечает она. – Называй это конкуренцией, человеческой гордостью, но такая путаница происходит довольно часто. Мы не сообщаем федералам, чем занимаемся, поэтому иногда арестовываем людей, которых они... завербовали себе в помощь.
– Ясно. Что ж, я установлю кейлоггер, но при одном условии. Ты уничтожишь эту пленку. Я не хочу, чтобы она попала к федералам. Или кому-либо еще.
Ванесса сжимает губы.
– Это ужасно большое одолжение. Ты просишь меня избавиться от улик нераскрытого дела федералов.
– Я знаю. Но... если ты это сделаешь, я установлю кейлоггер. Сегодня. Прямо сейчас. Только избавься от нее.
Тоненький голосочек в моей голове умоляет попросить ее уничтожить еще и пленку с причинением вреда кабинету Саммерса, которая есть у Уилла. Но проблема Джека гораздо серьезнее. Его могут посадить в тюрьму, меня же только отчислить из университета. Поэтому я не прошу.
Ванесса с минуту раздумывает, а затем вздыхает.
– Хорошо. Ты сегодня установишь кейлоггер, а я сделаю пару звонков.
– Спасибо, – выдыхаю я. – Большое спасибо.
– Мой помощник оставит коричневый бумажный пакет с устройством в мусорной урне справа у «Чао Белла». Это кафе в вашем кампусе.
– Знаю. Я тысячу раз там была.
Она пригвождает меня строгим взглядом, и я замолкаю.
– Вставь кейлоггер в один из USB-портов на его компьютере. Сойдет любой, только убедись, что он полностью вошел. Он должен находиться в его компьютере четыре часа, и тогда я в любое время смогу получить доступ к его жесткому диску.
– Вставить в USB-порт, убедиться, что полностью вошел. Поняла.
– Я узнаю, когда все будет готово. А ты в ближайшие несколько недель ожидай визита моего помощника. Он расскажет, когда ты получишь свою награду.
– Хорошо.
– Айсис, – серьезно произносит Ванесса. – Будь осторожна. Уилл очень плохой человек.
– Я знаю, – с ухмылкой на устах отвечаю я.
Ванесса отключается, и я возвращаюсь к Кайле.
– Все в порядке? – спрашивает она. – Ты кажешься больной.
– Сумасшедшей, – исправляю я.
– Нет, тебя словно вот-вот стошнит.
Я молчу, уставившись в темноту ее спальни за три тысячи миль, пока Кайла разглядывает меня.
– Кайла?
– Да?
– Ты останешься моей подругой, если... если меня отчислят?
Кайла хмурит брови.
– Конечно, тупица. Тебе там не нравится?
– Я думала, что мне понравится! Думала, что хочу здесь учиться. Что здесь будет здорово, так и было, но... здесь просто скучно. Университет – скука. Я хочу ездить в разные места, узнавать новое, а не корпеть над учебниками. Я хочу путешествовать! Хочу выбраться из этого штата, из этой страны. Я просто хочу... уехать.
– Тогда так и сделай. Делай то, что хочешь.
– Ты не думаешь, что это глупо? Что я окончательно разрушу свое будущее или что-то в этом роде?
– Э-э, нет? Ты Айсис Блейк! Ты не я, не Рен и даже не Джек. Ты не похожа на других людей. Ты веселая, энергичная и добрая. Ты – это ты. У тебя все получится, независимо от того, что ты делаешь со своей жизнью. Ничего ты окончательно не разрушишь. И я всегда буду твоей подругой.
Мы обе ударяемся в слезы, и Кайла, смеясь, вытирает щеки.
– Пока ты делаешь то, что делает тебя счастливой, все будет хорошо. Обещаю.
* * *
Следующим утром я делаю все для того, чтобы не выглядеть шпионкой. Надеваю ярко-желтую юбку и майку с цветочками (мир может смотреть на мои шрамы, я их больше не прячу), улыбаюсь и со всеми здороваюсь, даже с Хизер, даже с семью (десятью) парнями, с которыми целовалась (а может, и нет). Шпионы не дружелюбны. Никто никогда не догадается, что я шпионю.
– Ты шпионишь?
– Господи Христосе! – вскрикиваю я и, повернувшись, натыкаюсь на пристальный взгляд Чарли. – Откуда... откуда ты... – Я наклоняюсь к нему и шепчу: – Ты умеешь читать мысли?
– Ты говорила вслух, – невозмутимо отвечает он. – Ты вырядилась в желтый, серьезно? Небольшой совет: если хочешь быть шпионом, носи черное.
– Я не шпион! – Люди оборачиваются на мой крик, и я тотчас понижаю голос: – Я не шпион. Я просто... выкинула важный листочек. Случайно. Да.
Чарли смотрит на мои руки, которые по локоть находятся в мусорной урне, а затем посылает мне многозначительный взгляд.
– Много листочков, – исправляюсь я. – Целую тетрадь. Полную листочков.
– Вот, – бухтит он, вытаскивая из урны бумажный пакет и скидывая с него банановую кожуру. – Чудачка. Если тебе нужны наркотики, то их можно достать как все нормальные люди – забрать у дилера. Тогда не придется рыться в мусоре. Все в выигрыше.
– Точно. Эм. Спасибопока.
Дав деру, я с разгона вписываюсь в стеклянную дверь общежития и, громко проклиная дьявола, потираю ушибленный лоб.
– Черт, у тебя действительно отстойно выходит быть незаметной, – произносит позади меня Чарли.
– Уходи, – шепчу я, прячась за колонной. – Кыш!
– У тебя биполярное расстройство, раздвоение личности или что? Потому что обычно ты гораздо болтливее.
– Нет, но у меня начинает болеть голова, когда люди несут бред.
– Знаешь, благодаря тебе мы так и не получили столь необходимую информацию от Бриттани. Ты соблазнила Джека, вывела из игры, и весь наш план полетел насмарку. Она должна была установить жучок на компьютер Уилла. А теперь нам придется действовать сложным путем.
– Сложным путем?
– Придется прокрасться к нему. Ужас, ненавижу это делать.
– Да, в лесу у тебя это вышло хреново, – соглашаюсь я.
– Я гнался за тобой.
– Ну, на погоню это не было похоже, вот как хреново это у тебя вышло.
– Ты кричала.
– Все мы иногда совершаем ошибки.
Он закатывает глаза, и я топаю ногой.
– Слушай, хорошо, что ты остался жив и здоров, но мне правда пора.
Я оставляю Чарли размышлять над ошибкой всей его жизни – над тем, что вообще заговорил со мной, и, перепрыгивая через ступеньку, бегу наверх. В комнате открываю бумажный пакет и вижу плоский черный кусок пластика – не больше ногтя на моем большом пальце.
– Что за дрянь? – Иветта!
Резко разворачиваюсь и прячу кейлоггер между пальцами. Сидя на кровати, подруга преспокойненько красит ногти в столь привычный для нее черный цвет.
– Это козырь моей души, – говорю я. – Я играю против Сатаны в игру с высокой ставкой! Вообще-то, это даже бодрит. Хочешь помочь?
Иветта в недоумении смотрит на меня.
– Мы говорим о Сатане с рогами, красной кожей и большим трезубцем?
– Типа того. Столь же злым, но с волосами и без рогов.
– Значит, это парень.
– Ага. Мне нужно пробраться в его комнату и кое-что установить, но я не хочу угодить в ловушку. Потому что, если ему подвернется шанс, он поймает меня – он обожает наблюдать, как я страдаю.
– Чертов садист, – выплевывает Иветта. – Ладно, значит, ты проникаешь в его комнату, а я вытаскиваю тебя оттуда. Так?
– Да, только есть один нюанс.
– Что за нюанс? – Она морщит нос.
– Нельзя вламываться в его комнату, это только выдаст мой план, его нужно незаметно оттуда выманить.
– Кто кого выманивает? – входя в комнату, спрашивает Диана. – И могу ли я вам помочь?
– Ты принята, – отвечаю я, указывая на нее.
Пока Иветта вводит ее в курс дела, я копаюсь в шкафу в поисках подходящей для битвы одежды. Нужно что-то милое, но строгое. Мне хочется напомнить ему о том, что он разрушил, отвлечь его же «триумфом», чтобы потом слегка ослепить. Выбираю темные узкие джинсы и рубашку в обтяжку, хотя мне тошно даже от одной мысли, что изгибы моего тела будут обнажены перед ним. Но я сделаю это ради Джека. Чтобы он не попал в тюрьму.
– Мы можем включить пожарную тревогу, – говорит Диана. – Мужское общежитие быстро опустеет, даже такой, как он, не останется в комнате, когда услышит вой сирены.
– Идеально. Боже, ты гений. Моя девушка гений! – Иветта целует ее в щеку, и Диана краснеет.
– Ох, прекратите.
Иветта подходит к окну и, открыв его, орет:
– МОЯ ДЕВУШКА ГЕНИЙ!
Разинув рот, я перевожу взгляд на Диану – ее удивленное лицо уже побагровело. Это большой шаг, и он полон отваги и любви, Иветта больше не та пугливая девчонка, которая шепотом рассказала мне свой секрет несколько месяцев назад. Диана подходит к ней, и они начинают целоваться.
– Кхм! – Я прочищаю горло, когда вижу кончики их языков. – Внимание, пожарная тревога!
Захихикав, они отстраняются друг от друга и, одновременно повернувшись ко мне, ударяются носами. И тогда мы все безудержно смеемся. Со мной все будет хорошо, я это знаю без тени сомнения.
Неважно, что будет после сегодняшнего вечера, я буду в порядке.
Иветта и Диана соглашаются включить пожарную тревогу ровно через семь минут после того, как я войду в общежитие. Две минуты на то, чтобы подняться, и пять минут на разговор с Уиллом, чтобы отвлечь его и установить кейлоггер. Но если я облажаюсь...
Качаю головой. Ничего я не облажаюсь! Ни за что. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Я никогда не лажала. Лажааала. Лажа – это рыбные палочки в ресторане «Варианты жизни», их никто не заказывает, никому они не нравятся. А если вдруг кто-то случайно закажет, то жалеет об этом всю жизнь.
Я бегом поднимаюсь по лестнице и у комнаты Уилла перевожу дух. Приглаживаю волосы, поправляю одежду – не хочу выглядеть так, будто бежала сюда три лестничных пролета. Руки дико дрожат, а к горлу подступает тошнота.
И внезапно оживает мой телефон.
Я тороплюсь ответить, пока Уилл ничего не услышал.
– Алло? – шепчу я, отходя от двери.
– Какого черта ты делаешь? – сбивчиво кричит Джек, похоже, он очень быстро идет. – Сейчас же убирайся оттуда.
– Не приходи сюда, – прошу я. – Я серьезно, Джек. Не приходи. Как ты вообще...
– Чарли рассказал мне, что ты вела себя странно. Айсис, ты не можешь пойти к нему. Не лезь в это. Это моя работа! Не твоя! Ты можешь пострадать!
– Оно того стоит, – отвечаю я. – Если я это сделаю, то тебе больше ничего не будет угрожать. Так что просто позволь мне это сделать. Пожалуйста.
– Нет! Нет, я иду к тебе...
– Джек, – резко осаждаю его я, – ты сбежал после похорон Софии, потому что тебе так было нужно. А мне нужно войти туда сейчас. Одной. Ты должен понять.
Джек молчит, а затем дико рычит от досады:
– Нет.
– Да.
– Нет, Айсис, пожалуйста, нет.
– В этот раз он не причинит мне боль.
– Ты этого не знаешь!
– Ты прав, не знаю. Я ничего не знаю. Не знаю, взойдет ли завтра солнце, подхвачу ли я ужасную болезнь, попаду ли под машину или Уилл причинит мне боль. Не знаю, где я буду через три года, а уж тем более через десять лет. Не знаю, закончится ли когда-нибудь «Игра престолов»! Не знаю, умрет ли в ближайшем будущем кто-то из моих любимых, и я не знаю, упадет ли метеорит и обратит нас всех в пепел. Не знаю, сойдет ли Земля со своей орбиты и улетит в космос, а мы все медленно замерзнем. Не знаю, позавтракаю ли я завтра яйцами или нет. – Я смеюсь. – Но я знаю, что люблю тебя. Это... это единственное, что я знаю наверняка.
– Айсис...
– Пожалуйста, Джек. Позволь мне это сделать. Я вернусь целой и невредимой. Обещаю.
– Обещаешь, – отчаянно говорит он, его голос тихий, но твердый.
– Обещаю, идиот.
– Я люблю тебя. Боже, я так сильно тебя люблю.
Джек кладет трубку, и я поворачиваюсь к двери. Только двери нет. Прямо перед моим лицом грудь Уилла Кавано. Я быстро отступаю, и он усмехается.
– Айсис! Как хорошо, что ты пришла. Я услышал твой голос и выглянул проверить. Ну надо же! Какой приятный сюрприз.
Я надеваю непроницаемую маску.
– Я хочу поговорить с тобой. Наедине.
– Конечно, хочешь, – с ухмылкой отвечает он. – Заходи. Мой сосед пошел ужинать.
Он заводит меня в комнату и закрывает дверь.
– Не запирай ее, – в притворном испуге бормочу я. Но он все равно ее запирает и, улыбаясь, дважды проверяет замок.
– Не могу же я позволить тебе сбежать, верно? Нам столько всего нужно обсудить!
Хлопнув в ладоши, Уилл садится на кровать и жестом приглашает меня занять стул возле его стола. И возле его компьютера! Бинго.
– Итак! – бодро говорит он. – Ты начнешь или я? Или ты просто будешь сидеть в ступоре, как всегда, и позволишь мне говорить за тебя?
– Тебе бы это понравилось, не так ли? – огрызаюсь я, и он охает.
– Вот это да. Какой запал! А я-то думал, что полностью тебя сломал. Позорище.
– Ты не достоин и воздуха, который я трачу на разговор с тобой. Тем не менее, я здесь, мне уже очень давно следовало тебе кое-что сказать.
– Ой, дай угадаю! Свое коронное «пошел ты»? Обожаю. Знаешь, я по этому скучаю. Было забавно слышать это от такого жирного, отвратительного пузыря, как ты. Правда.
– Тебя только это волнует? Забава?
Он задумчиво постукивает пальцем по подбородку, а затем кивает.
– Да! Только ради веселья и стоит жить. Если тебе что-то не доставляет удовольствия, то это бесполезно, следует сразу же от этого избавиться. Вот так.
Уилл встает и, подойдя ко мне, хватает за руку. Я отталкиваю его, паника придает мне сил, но он сильнее. Он раскрывает мою ладонь и забирает кейлоггер.
– И что это у нас? – Он смеется, и надежда рывком покидает меня.
– Н-ничего, – запинаюсь я, – просто грязь...
– Это кейлоггер. Неужели ты думала, я не знаю? Я видел, как ты и этот мерзкий гад прогуливались вместе, целовались и глупо смотрели друг на друга. Я знал, что он втянет тебя в это. Он следит за мной, и его гребаный дружок, а теперь еще и ты. Но у вас ничего не выйдет, потому что... – Широко улыбаясь, он ломает кейлоггер на две части. – Я просто умнее вас.
Я смотрю на остатки своей надежды, а Уилл снова садится на кровать и вздыхает.
– Хотя у меня никогда не получалось быть столь забавным, как ты, свинка.
– Это все... это все, чем я была для тебя? – Я с трудом сглатываю. – Забавой? Я никогда… я никогда тебе не нравилась?
– Ой, что ты. Ты мне очень нравилась. – Он улыбается. – Я думал, ты это знала.
– Но ты... ты не можешь испытывать к кому-то чувства и давать ему кличку. Ты не можешь испытывать к кому-то чувства и...
– Да-а-а? – побуждает он. – Продолжай. Скажи это.
Я делаю вдох, очень глубокий вдох. Наполняю легкие силой, запахом Джека и воспоминаниями о его смехе и руках, заполняю смехом Дианы и Иветты и улыбкой Кайлы с затуманенным слезами взором. И уверенно смотрю в темные глаза Уилла.
– Ты не можешь испытывать к кому-то чувства и насиловать его.
– Ошибаешься, – не соглашается он. – Очень плохо, что ты решила, будто это изнасилование! Я пытался заняться с тобой сексом! Вот как сильно ты мне нравилась!
Мне хочется закрыть глаза, заблокировать воспоминания, но я заставляю себя не моргая смотреть на него, сквозь него.
– Я просила тебя остановиться. Много раз.
– Да, просила. Но девчонки не знают, насколько это хорошо, потому и просят остановиться. На самом деле они этого не хотят. Вот почему я разозлился. Вот почему мне пришлось это сделать – ты непрерывно просить остановиться. Ты была глупой маленькой девчонкой, которая вечно меняла свое мнение и не знала, чего хотела.
Его слова превращаются в шипение, гнев поглощает его целиком. Вот он – настоящий Уилл Кавано, тот, кто прячется за маской хорошего мальчика, неистовым смехом и фальшивыми улыбками.
– Я не была глупой, – медленно говорю я. – Просто я тебя не хотела.
Срываясь с кровати, он резко встает.
– Хотела.
– Нет, – я улыбаюсь, – не хотела.
Уилл не имеет над собой никакого контроля. Он просто надевает маску на свое уродливое лицо и надеется, что люди не будут его разглядывать, любопытничать. Но я его раскусила и нанесла удар по самому больному месту – по его эго, и его красивое лицо превращается в уродливое посмешище – как у горгульи, как у старого вампира.
– Ах ты мерзкая сучка! – Он хлопает руками по столу, и компьютер дребезжит. – Ты была толстой, уродливой сукой! Тебе повезло, что я позволял тебе со мной гулять! Тебе чертовски повезло, что я хотел прикасаться к твоей жирной, вонючей тушке! Никто не хотел. И никто не хочет. Даже этот долбаный красавчик. Он просто трахает тебя из жалости. Он видит, какая ты убогая и уродливая, и ему жаль твою свиную задницу!
Я сижу тихо, твердо глядя ему в лицо. Раньше я всегда отводила взгляд, боялась, что его лицо, глаза или даже палец возродит воспоминания. Уилл приближает свое раскрасневшееся от ярости лицо к моему, и только это удерживает меня от того, чтобы сорваться и выпрыгнуть в открытое окно.
– Я был у тебя первым! – взрывается он. – Он подобрал мой мусор, мои выброшенные объедки, мои гребаные отбросы! Ты ничто. Ничто без меня. Я обеспечил тебя друзьями и популярностью. Я, блядь, научил тебя курить, пить, воровать и не быть чертовой жалкой неудачницей. Ты моя! Ты моя, а для всех остальных ты пустая, бесполезная сука. Чертовы. Бесполезные. Отбросы.
С каждым его словом что-то внутри меня тает, что-то затвердевшее и темное, будто старая смола на коре дерева, и сейчас она понемногу освобождается. Уилл заливается безумным смехом.
– Тебе понравилось. Я знаю, что тебе, блядь, это понравилось, шлюха.
И с этим словами нечто темное во мне освобождается, покидает мое тело и выходит наружу, из меня, из моей головы, и я сразу чувствую себя легкой и усталой.
Кем бы ни был Уилл в моих воспоминаниях, что бы ни сделал со мной в прошлом, это больше не имеет значения, его власть надо мной растворяется в воздухе.
– Ты никогда меня не любил, – хрипло говорю я, – и я это ненавидела.
– Ты ненавидишь меня, – зубоскалит он. – Ты всегда будешь меня ненавидеть.
– Нет. – Я встаю и вздыхаю. – Мне тебя жаль.
Уилл устремляется ко мне и делает подсечку, это происходит так быстро, что я теряю равновесие и падаю, и тогда он прижимает меня коленями к полу. Страх струится вниз по моему лицу, спине, ногам, как ледяные когти-бритвы ужасного монстра.
– Отвали! – кричу я. – СЛЕЗЬ С МЕНЯ!
– Думаешь, ты лучше меня? – Уилл фыркает, и слюни летят мне в глаза. Я пытаюсь отбиться, но он перехватывает мои руки и пригвождает их к полу. – Думаешь, у тебя есть хреново право меня жалеть? Я покажу тебе жалость. О, ты так будешь жалеть...
Я плюю ему в лицо и попадаю в бровь. Слюна медленно стекает вниз, и на долю секунды его охватывает шок, а затем он с силой ударяет меня коленями по ребрам. Я вскрикиваю и пробую увернуться, стараюсь пнуть его, ударит кулаком, но ничего не выходит – все тело придавлено его тяжелым, разъяренным весом.
Это снова случится.
Это снова случится.
Это снова случится, и я не могу это остановить.
Нет.
НЕТ.
Могу! Я могу это остановить. Мне нужно прекратить это раз и навсегда!
Я выкручиваюсь и рьяно пинаюсь. Моя нога встречается с его отвратительной плотью между ног, и Уилл, громко вопя, ослабевает хватку. Я скидываю его, как пиявку, и подбегаю к выключателю.
– Нет! – кричит он, и комната погружается во тьму. Единственный свет исходит от тусклого фонаря за окном. Уилл забирается на освещенный участок кровати.
– Сука! – рявкает он, дрожа. – Гребаная потаскуха! Я убью тебя, когда найду. Слышишь, я, блядь, убью тебя!
Я нагибаюсь, как пантера. Мы поменялись ролями. Я хищник, дикое животное, снящееся ему в ночных кошмарах. Теперь у меня есть власть, и я ею упиваюсь. Широкая улыбка расползается по моему лицу, и я едва сдерживаю смех.
– Ты жалок, – говорю я.
Уилл тотчас бросается на мой голос, но я уклоняюсь, и, когда его пальцы хватают темноту, он возвращается в свет.
– Ты отвратительное существо.
Я снова уклоняюсь, отступая назад, и он бесконтрольно лупит пустоту.
– Катись к черту! – кричит он.
– Мне тебя жаль, потому что ты никогда не познаешь любви. – Я смеюсь, злостно и хрипло. – Твой папочка тебя этому не научил. Ты не знаешь, что такое любовь. А с таким мерзким характером никогда и не узнаешь, никто тебе не покажет.
– Заткнись! Закрой свой поганый рот!
– Ты будешь вечно гнить внутри себя, – шепчу я. – Будешь бояться темноты, настоящей тьмы внутри себя. Она всегда будет там. И никто никогда не озаботиться тем, чтобы попытаться избавить тебя от нее. И ты никогда не озаботишься тем, чтобы попытаться избавить себя от нее.
Уилл морщится в полумраке, и я улыбаюсь.
– Мне жаль тебя, Уилл Кавано.
Позади меня распахивается дверь, пуская свет из коридора, и в комнату врывается запыхавшийся, разгневанный Джек. Быстро оглядевшись вокруг, он подходит ко мне и заключает в объятия.
– Он тебя трогал? – Джек обхватывает мое лицо ладонями и, словно врач, тщательно его осматривает.
– Нет, – я улыбаюсь ему, – во всяком случае, недолго.
Джек напрягается, его взгляд твердеет до абсолютного нуля, и, когда он устремляет свои айсберги на Уилла, кажется, в самой комнате становится холоднее. Глаза Уилла мечутся по комнате и останавливаются на открытой двери позади нас. Он бросается к ней, но Джек делает ему подножку, и уже через две секунды Уилл оказывается на полу, его руки скручены за спиной, а крики приглушены ковром.
– Блядь! Пошел на хуй, хренов ублюдок! Отпусти меня!
Взглянув вверх, Джек встает на Уилла, чтобы достать до лампочки на потолке, выкручивает ее и швыряет в стену. Та разбивается на мелкие осколки.
– Айсис, – спокойно произносит Джек, – лампа.
Верно, я переступаю через Уилла, «случайно» задев ногой его лицо. Он ругается, но мне все равно. Я выдергиваю провод из розетки и уже собираюсь бросить лампу в стену, как меня останавливает Джек:
– Нет. Кровать. Я подержу его. А ты привяжи его к ней проводом.
– Нет! Черт, черт, блядь, нет! Вы не можете этого сделать! Вы, мать вашу, не можете этого сделать! Айсис, не позволяй ему это сделать!
Но я игнорирую его слезливые мольбы. Джек прижимает его руки к металлическим прутьям кровати, и я обматываю их проводом и дважды завязываю узел. Джек завязывает третий и для проверки тянет провод.
– До рассвета около семи часов, – говорит Джек. – И я уверен, что нам удастся убедить твоего соседа провести ночь где-нибудь в другом месте. Где-нибудь, где... потише.
– Окно, – небрежно бросаю я. – Его стоит накрыть.
– НЕТ!
– Ты же знаешь, что стоит, – с улыбкой соглашается Джек, стягивает с кровати одеяло и, заслоняя свет снаружи, вешает его на оконный карниз.
– Айсис! А-Айсис, пожалуйста! – хнычет Уилл, заливаясь слезами и соплями. – Ты не можешь этого сделать! Ты мне нравилась! Я заботился о тебе...
Джек врезает ему так сильно, что я слышу хруст костей. Затем он наклоняется и, схватив Уилла за воротник, с насмешкой говорит ему прямо в лицо:
– Ты больше никогда не заговоришь с Айсис!
– Айсис! Пожа...
Я отворачиваюсь как раз вовремя – следует второй удар. Но потом все-таки поворачиваюсь обратно, он это заслужил. Кровь из его носа стекает по губам, по подбородку, и, когда мы с Джеком отступаем, он начинает ныть, а его лоб от страха покрывается испариной.
– Я тебя разыграла, Уилл, – смеясь, говорю я. – Кейлоггер, который ты сломал, был фальшивкой, я сделала его из банки содовой. Даже не верится, что ты купился, ты думал, я настолько глупая, что взяла с собой только один. Ох, Уилл. Настоящий я установила, как только мы вошли. Когда ты запирал дверь. Так что ты облажался. Действительно, по-настоящему облажался.
– НЕТ! НЕТ!
– Ох уж этот шум, – досадует Джек. Открывает ближайший комод и, достав рубашку, протягивает ее мне. – Не окажешь мне любезность?
– С удовольствием, – отвечаю я и, разорвав тонкий хлопок пополам, подхожу к жалкому парню, которого любила. Уилл хнычет, но угроза еще одного удара сдерживает его речь.
– Скажи мне почему, – произношу я, присаживаясь, чтобы наши лица оказались на одном уровне. – Почему ты меня изнасиловал?
Уилл вопросительно смотрит на Джека, и тот коротко кивает.
– П-потому что, Айсис! – Он вымученно улыбается. – Ты мне нравилась!
Вот и все. Он вяло сопротивляется, когда я запихиваю тряпку ему в рот. Не в горло, я ведь не хочу его убить. Думала, что хочу, но на самом деле нет. Я хочу, чтобы он жил. Чтобы страдал, как я.
Я возвращаюсь к Джеку, и мы уходим.
И последнее, что я слышу, прежде чем закрыть дверь, – приглушенный крик Уилла.
* * *
Диана с Иветтой находят соседа Уилла, робкого парня в больших очках, и рассказывают ему, что произошло. Вздохнув с облегчением, он говорит, что ненавидит Уилла, и за все нас благодарит. Переночевать мы ему предлагаем в комнате Дианы, и девушки из любопытства остаются с ним. Но у меня уже ни на что нет сил, я слишком устала.
Джек помогает мне дойти до комнаты и вместе со мной ложится на кровать.
И я плачу.
Он гладит меня по лицу, рукам, спине и плачет вместе со мной.
