Текст книги "Жестокие и любимые (ЛП)"

Автор книги: Сара Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Мне повезло, что я тебя встретила. – Я улыбаюсь Кайле. – И мне втройне повезло, что ты неравнодушна к сумасшедшим чудачкам. Да я просто выиграла лотерею дружбы.

– Так же как и я, – отвечает Кайла, надувая губки. – Без тебя я бы никогда не поняла, что Эйвери меня использовала.

– Джек помог.

Хихикнув, она кивает.

– Полагаю. Немного.

– Помнишь, как мы впервые встретились на вечеринке у Эйвери? И он довел тебя до слез?

– О боже, я была такой плаксой. Даже не верится, какой я была дурочкой. И это было всего десять месяцев назад. За это время я могла бы родить ребенка.

– Плаксивого ребенка, – уточняю я.

– Все дети плаксы, – возражает она.

Прищурившись, я принимаю вид старого мудреца и произношу, словно постулат:

– Но все ли плаксы… дети?

Кайла слегка толкает меня, а затем вздыхает и откидывается на спинку сиденья.

– Джек первым указал мне на это. Он заставил меня все подвергнуть сомнению: почему я тусовалась с Эйвери, по-настоящему ли я наслаждалась ее обществом, сколько моих чувств было скрыто за шопингом и сплетнями. Без него у меня бы на это ушло гораздо больше времени.

– Его бы не убило, если бы он немного это подсластил, – ворчу я. – Вилли Вонка делает это постоянно, и с ним все в порядке! Конечно, он сумасшедший и, возможно, одержимый мыслью об убийстве, но здоровье у него отменное.

Кайла смеется и качает головой.

– Ты же знаешь Джека. Это не в его духе.

Я улыбаюсь, немного криво, но все же улыбаюсь. Кайла кладет руку мне на плечо.

– Вы двое… одинаковые. Раньше я этого не замечала, но Рен указал мне на это, и… он прав. Вы действительно одинаковые. И я думаю… думаю, несмотря на то, что сейчас он выбрал бегство, он вернется. Таких людей, как ты, не часто встретишь. Он вернется.

– И когда он вернется, я его обезглавлю, – гордо объявляю я.

– Ты поприветствуешь его, – строго говорит Кайла, – объятиями.

– Я поприветствую объятиями его безголовое тело!

Кайла хлопает себя по лбу, и я, смеясь, ее обнимаю. Смеясь, теплым смехом. Настоящим смехом. Смеясь впервые за очень долгое время.

На самом деле я не теряю свою лучшую подругу.

Просто каждая из нас идет своим путем. Мы разлетаемся на разных потоках ветра, но мы воссоединимся вновь. Мы изучаем земной шар в разных направлениях. Как Колумб и Магеллан, смело направляемся туда, куда не ступала нога вонючего европейского исследователя шестнадцатого века и его жалкой команды больных цингой! Вот только один умер от лихорадки и вроде бы мятежа, а второй был расистским ублюдком, который поспособствовал столетнему геноциду, в общем, хорошо подумав, я решаю отклонить эту метафору целиком.

– 5 –

3 года

45 недель

0 дней

Я пришла к сверхоригинальному и уникальному выводу: уезжать из дома – хреново. Во всей истории человечества еще никто не приходил к подобному выводу. Никто, кроме меня. Я особенная.

– Айсис, мы опаздываем!

А также я опаздываю. Постоянно.

Хотя то, что я опоздаю, никоим образом не удерживает меня от надлежащего прощания, поэтому, пока мама заводит машину, я стою в дверях и вдыхаю затхлый воздух восемнадцатилетней тоски. Конечно, я не провела здесь все восемнадцать лет жизни, но вся хрень, которая произошла со мной за последние полтора года, подарила мне такое ощущение.

Прощай, маленькая комната.

Прощай, девочка, которой я была.

Я обнимаю мисс Маффин и ухожу…

Мама едет медленно и осторожно. Я, потягивая имбирный эль, наблюдаю за мелькающей дорогой, и внезапно ужасающая мысль бьет меня по макушке своей потной ладошкой.

На что, черт побери, я потратила свои подростковые годы?!

Я не работала волонтером, не занималась спортом. Не стала королевой воинов в свой шестнадцатый день рождения, который должен был завершиться говорящим котом и появляющейся волшебным образом одеждой. Мне даже из Хогвартса не присылали письмо, и я реально не простила их за это! Ну погодите, пока я не приеду в Лондон, не найду платформу девять и три четверти, не пройду сквозь стену на другую сторону и не высвобожу свой гнев. Я превращу Волан-де-Морта в свою марионетку. Поцелуюсь взасос с Драко. И вышколю кучу домашних эльфов развлекать меня и приносить мне виноград...

Я останавливаюсь, когда понимаю, что мысленно пишу фанфик по «Гарри Поттеру» по дороге в университет. Сосредоточься! Мне нужно как следует сосредоточиться, чтобы произвести сногсшибательное впечатление. Или вообще хоть какое-то впечатление. Лучше произвести плохое впечатление, чем никакого.

Когда мама выезжает из города, я вздыхаю.

Я даже не целовалась с парнем. По-настоящему. Трезвой.

Да, я держалась с мальчиком за руку, обнималась. Разыгрывая эти карты, Безымянному очень хорошо удавалось притворяться милым. Раз или два он даже намекал на мою привлекательность. Но это было сделано только для того, чтобы поднять мою самооценку, создать меня, а потом сломать. И все это было перед макроэтим. Микроэтим? Это даже не достойно префикса. Просто перед этим.

Это тоже стоит оставить позади. Теперь, если я хочу двигаться дальше, для этого нет места. Я сделала все возможное, чтобы похоронить это, игнорировать это, пока не исчезнет, и, похоже, преуспела. Я зашла достаточно далеко, чтобы не испытывая паники спать в одной постели с Джеком. Думаю, я потихоньку исцеляюсь, и это здорово.

Это сеет надежду там, где ее раньше не было.

Джек помог мне осознать, что я весьма привлекательна.

Не безнадежна.

И совсем не уродлива.

Или, возможно, я поняла это самостоятельно. Как бы то ни было, борьба с ним помогла мне осознать многое. Я повзрослела во всех смыслах.

В моей груди разрастается острая боль, но я скидываю эту грязь со своих плеч и смотрю, как улыбается мама.

– Вот указатель, милая. Достанешь карту?

Зеленый указатель с белой надписью «УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ОГАЙО» вырисовывается на обочине дороги. Я достаю брошюру с картой и указываю маме направление к кампусу. Повсюду пышные деревья и кусты роз, а изумрудно-зеленый газон пестрит в лучах легкого послеполуденного солнца. Все здания, включая большие общежития, старой кладки, а по окнам и колоннам в римском стиле тянется плющ. Вокруг сотни детей с родителями, которые напоследок прогуливаются со своими чадами или рядом с машинами обнимают их на прощание, или помогают донести багаж до общежития.

Мама паркуется и выходит, а у меня желудок сводит от волнения, когда я нащупываю дверную ручку. Вот оно. Именно здесь заканчивается мое детство.

Провожу пальцем по ожогам от сигарет на запястье, проверяя, что рукав их прикрывает. Беру свои слова обратно. Мое детство закончилось уже очень давно.

Мама не в силах взять мой тяжелый чемодан или рюкзак, поэтому я сама тащу их на второй этаж, она же просто следует за мной. Моя крохотная белая комната находится прямо рядом с пожарной лестницей. Ковра нет, только холодная плитка. Напротив друг друга стоят две кровати, разделяемые залитым солнцем окном, они такие высокие, что кажется, будто сделаны как минимум для Хагрида. Рядом с кроватями два стола с первоклассными орудиями пытки для задницы – деревянными стульями. Два шкафа ждут, когда их заполнят обувью, презервативами, уведомлениями о проваленных экзаменах или чем-то еще, чем заполняют студенты пустые пространства. Может, разбитыми мечтами.

Моя соседка уже заявила права на левую часть комнаты, поэтому я бросаю свои вещи справа. Мама суетится возле кровати, застилая ее постельным бельем, которое она подготовила заранее, а я наблюдаю за ее работой. Я буду скучать по тому, как она делает такие незначительные вещи. Осматриваю шкаф соседки: гитара, множество армейских курток и походные ботинки. Ее стол усыпан серебряными украшениями: сережками-гвоздиками, кольцами с черепами, ожерельями со сферой смерти и шипами. Класс! Мы поладим.

Когда мама заканчивает заправлять кровать, мы спускаемся вниз и, расположившись на лужайке, впитываем солнце. Она берет мою руку и поглаживает ее большим пальцем.

– Прости, Айсис, – вдруг выдает мама.

– За что? За то, что не родила меня на неделю или две позже? Я ТАК хотела быть львом. А не каким-то долбаным раком.

Мама криво улыбается.

– Нет, не за это. За... я не знаю. Мне кажется, я не очень хорошо справилась со своими обязанностями. Но полагаю, так думает каждый родитель.

Я сжимаю ее руку.

– Ты сделала все, что могла. Тетя это поняла. Мы обе поняли.

Она кивает и сжимает мою руку в ответ.

– Я просто рада, что этот год провела с тобою. Даже... даже несмотря на то, что было трудно.

Теперь я знаю, как выглядит сожаление. Я видела его в каждой черточке лица Джека на похоронах. И уже никогда не забуду, даже если забадубийцы похитят меня и прочистят мне мозги. Мама носит сожаление, как шаль – легко, но крепко обмотавшись. Я обнимаю ее и кладу голову ей на плечо.

– Все хорошо. Было весело. Трудно, но весело, и я многому научилась, большему, чем за всю свою жизнь, поэтому я очень рада, что переехала к тебе. Спасибо за то, что ты самая лучшая мама.

Она обнимает меня одной рукой и, запустив пальцы мне в волосы, начинает плакать.

– Я люблю тебя, Айсис.

– Я тоже тебя люблю! – смеясь, восклицаю я сквозь подступившие к глазам слезы. – Я буду по тебе скучать.

С ней я буду видеться чаще, чем с Кайлой, однако расставание все равно причиняет острую боль. Я настолько же хороша в прощаниях, как и Тарзан в одежде.

По крайней мере, Лео за решеткой, так что несколько лет она будет в безопасности.

Я с замиранием сердца смотрю ей вслед. Вдруг что-то внутри меня резко падает вниз, а затем воспаряет назад, и я снова вижу школу.

Я одна.

Никто в университете меня не знает. Мне придется все начать сначала. Мимо меня проносится поток сотен первокурсников, вытаптывая лужайку и мое чистое девичье сердце. Они смотрят сквозь меня. Я более безлика, чем император Палпатин до того, как снял свой капюшон. Над входом в громадную библиотеку большими буквами написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ЖИТЕЛИ ШТАТА ОГАЙО!».

– Я бы сказала «Добро пожаловать в Ад». – Раздается голос слева от меня. Рядом со мной стоит высокая крупная, но не толстая, девушка с семью серьгами в ухе. Ее круглое, пухлое лицо подчеркивают выкрашенные в ярко-розовый цвет и сбритые с боков волосы. А ее армейские ботинки и фланелевая рубашка выдают все, что мне нужно знать. Передо мной величайшая агрессивная личность. Мне одновременно хочется и быть ею, и завязать с ней драку, чтобы потом я могла похвастаться, что она меня ударила. Девушка моргает своими густо накрашенными подводкой карими глазами.

– Что?

– Я думала вслух? Я иногда так делаю. Доктора говорят, что это, возможно, синдром Туретта³, но я считаю, что это высочайший эволюционный процесс человечества. Однажды все в мире будут похожи на меня, и это будет круто!

Розовые брови девушки взлетают вверх, и она смеется. Искренним, богатым смехом, похожим на густое рагу, а не на жиденький суп, как у большинства девочек.

– Иветта. Иветта Монро. – Она протягивает мне руку, и я отвечаю на рукопожатие.

– Айсис Блейк. Но друзья зовут меня Сумасшедшая. Или Идиотка. А иногда сочетают оба варианта.

Иветта ухмыляется.

– Теперь нас таких двое.

И тут я узнаю на ней одну из восхитительных сережек в виде черепа. В моей комнате есть точно такая же!

– Это прозвучит немного по-сталкерски, но я не могу не заметить, что ты обезглавила Джека Скеллингтона и прицепила его череп себе на ухо.

– Что я могу сказать? – Иветта пожимает плечами. – Мне нравятся кости.

– Как ни странно, мне тоже, ведь наши скелеты поддерживают сложную мышечную систему и без них мы были бы просто комками плоти. А еще у нас не было бы средних пальцев, которые так здорово демонстрировать людям. Ты в комнате 14В?

У Иветты расширяются глаза.

– Да, так ты....

– ТВОЯ СОСЕДКА ПО КОМНАТЕ!!! – визжу я. Проходящий мимо парень вздрагивает и показывает мне средний палец, в ответ я громко сообщаю ему, что за это он должен быть благодарен своему скелету. Иветта выглядит довольной. Она закидывает руку мне на плечи, и мои ноги чуть ли не на два дюйма погружаются в мягкую землю.

– Ты первая, – говорит она, ведя меня к общежитию.

– Первая для чего? Для гонки на трех ногах? Что ж, должна предупредить: сейчас у меня в наличии только одна хорошая нога, другая же небритая и несексуальная...

– Первая делишься своей историей. Откуда ты?

– Из Огайо. Ой, нет. Из Флориды! Да, из Флориды. Я там выросла, а в начале выпускного года переехала сюда. А ты? О-о, дай угадаю… преисподняя. Ты из Ада!

– Я точно из Ада. И имя ему Канзас.

– Мне нравится незаваренная лапша рамэн и водить как маньяк, – продолжаю я.

– Я ненавижу все, кроме бекона и соленых огурцов, и я не умею водить.

– Однажды, в третьем классе, я засунула себе в нос конфету, чтобы произвести впечатление на мальчика. Спойлер: он не впечатлился.

Зато, похоже, я впечатлила Иветту! Она смотрит в окно.

– Я начала курить, потому что уже сейчас знаю, что брошу учебу.

Ее честность убивает. Чистая, недраматичная, скромная честность. Именно этого у меня никогда не было. А должно было! Будь во мне хоть крупица подобной откровенности, может, я спасла бы чью-то жизнь.

– Моя подруга покончила с собой, – говорю я. Иветта смотрит на меня секунду, минуту, которая ощущается часом, и я не хочу, чтобы это заканчивалось, потому что она видит меня, а не смотрит сквозь меня, как остальные в этом месте. Иветта открывает дверь, и мы заходим в комнату.

Она указывает на свою кровать.

– Это моя половина. Это твоя. – Луч солнца падает на ее розовые волосы.

Я киваю, и она улыбается.

– Пойдем поедим.

* * *

Вот вам еще один факт: в университете очень круто.

Даю стопроцентную гарантию, ведь здесь крем-суп из морепродуктов красуется рядом с пиццей, а гёдза рядом с буррито и есть все разновидности десерта. Все. И найти их можно даже ночью. Если хочешь. А я чертовски этого хочу. Моя хагридовская кровать довольно удобная, но ужасающая мысль, что ночью я упаду с пятифутовой высоты, не позволяет насладиться ее комфортом. Приходится спать на середине, сковав свои движения одеялом. Иветта храпит и делает домашку под «Металлику», но в остальном мы хорошо ладим. Лучше, чем хорошо. Иногда она даже сварливее меня, что достойно, по крайней мере, четырех Нобелевских премий, и она умная. Конечно, не такая умная, как Джек, зато не такая же скрытная. Она всегда резкая и немного сердитая. И смеется громче всех, кого я знаю, а также выходит из себя быстрее всех, кого я знаю, хотя, наверное, кроме Кайлы, когда я говорю той, что она красивая. Однако открытость Иветты является освежающим переходом от прошлогодних секретов и пассивной агрессивности. Она не заводит разговор о самоубийстве Софии, несмотря на то, что я рассказала ей об этом в первый же день, чтобы растопить лед. Иветта не сует нос в чужие дела, и за это я ее обожаю. Иногда она курит на пожарной лестнице, порой я выхожу туда вместе с ней и пробую курить, но это обычно заканчивается рвотой, так что мы быстро с этим завязываем.

В свое время я расскажу ей о Софии. Или нет. Может быть, я просто буду держать это в себе, как Безымянного. Только на сей раз я не позволю этому отравлять меня. Не позволю мне навредить. Я никогда снова не сдамся боли, как стекло разбивающему его мячу. Этот урок я очень хорошо усвоила.

Занятия у меня интенсивные, но вроде легкие, начало семестра все-таки. В смысле, четыре преподавателя задали написать по десятистраничному эссе к следующей неделе, но начиркать сорок страниц для меня плевое дело. Раньше я ежедневно исписывала страниц по двадцать в своем совершенном-однако-плаксивом дневнике. Правда, на лекциях сложно сосредоточиться, потому что аудитории просто огромные, и их запросто можно преобразовать в гладиаторские арены, если передвинуть учительский стол и избавиться от стульев, да и безликие стены выглядели бы гораздо лучше с разводами крови. К тому же в аудиториях убийственно яркое освящение. Может, они начищают лампы? Как начистить лампы, которые так высоко? Их уборщики умеют летать?

Сидящая рядом со мной в самом конце Иветта сообщает мне, что уборщики не умеют летать, зато умеют вампиры.

– Вампиры отвратительны, – выношу я вердикт.

– Ты что, не читала «Сумерки»?

– Нет, но читала много подобных книг.

– Эта сага лучшая. Вампиры лучшие. Поцелуи с вампирами лучшие.

Я вздрагиваю, а Иветта, одетая, прошу заметить, в яркую футболку с черепом и рваные джинсы, вздыхает, словно капризная принцесса, мечтающая о парнях.

– Представь секс с вампиром.

– Представь поход в церковь и молитву своему Господу и Спасителю, – парирую я.

Она смеется и возвращается к Фейсбуку на своем лэптопе. Я говорила, что в университете круто? Вот вам еще одно доказательство: профессорам плевать, слушаете вы их или нет. За исключением редких выкриков из ниоткуда супергромких ругательств, они игнорируют всякий интернет-серфинг и смс-рассылку. Мы платим, чтобы быть здесь, а не наоборот. Конечно, это изменится, когда мы переместимся в лаборатории, но прямо сейчас это Шангри-Ла. Ой, давайте не будем говорить о лабораториях, потому что мысль о том, что вокруг меня будут легковоспламеняющиеся химикаты, столь волнующая, что в ожидании мне ежесекундно приходится бороться против неконтролируемого осушения мочевого пузыря. Да здравствует наука! Да здравствуют легковоспламеняющиеся химикаты!

Мама звонит каждый вечер. Ну, так ведь делают все мамы, причем сопровождая это печальными вздохами. Но моя мама и так всегда много вздыхала, потому что большую часть времени она грустит, ладно, еще потому, что такая ненормальная дочь, как я, способна измотать любую смертную человеческую душу. Кроме Бейонсе, но все мы знаем, что она бессмертна, а также что у нее есть Блю Айви, которую я НЕНАВИЖУ, потому что это так несправедливо, ведь Бейонсе должна была быть моей матерью.

– У Бейонсе ужасная музыка, – делится своим мнением Иветта, когда мы идем на обед.

– Ну конечно, – отвечаю я. – Позволь мне занести это в свой мини-списочек под называнием «Двадцать пять причин, почему ты разделишь со мной вечность мучений в кальдере королевства Вельзевула».

– Ты очень много разговариваешь сама с собой. Это врожденный дефект?

– Типа того, побочный эффект от радиоактивных отходов, в которых искупалась мама, будучи беременной мною.

Иветта открывает рот, желая что-то сказать, но затем закрывает его и становится цвета сэндвича с кетчупом: белой по краям, красной в середине. Я следую за ее взглядом к стайке девушек, однако не успеваю определить, которая из флайледи привлекла ее внимание, поскольку Иветта приходит в себя и, прочистив горло, быстро хватает тарелку с супом.

– Ладно, – еле выдавливает она. – В Эмель Холле проходят музыкальные выступления. В основном там участвуют потные чуваки с барабанами и кавер-версиями рок-группы «Алиса в цепях». Короче, ты должна прийти и погрузиться в настоящую музыку.

– Подожди, остановись, мы просто проигнорируем то, что ты...

Иветта внезапно перепрофилирует свой суп в средство для мытья полов.

– Я что? – резко произносит она.

– Ох, ничего. Проехали. Хорошо, я приду. Вход свободный?

Она заметно расслабляется.

– Да. Что ж, увидимся в семь?

Я отвечаю ей посредственным разбиванием воображаемой гитары, она ухмыляется, а затем уходит. Я беру кусочек пиццы и выхожу на террасу, где угасающее солнце окрашивает все в золото и серебро. Тени от деревьев постепенно становятся длиннее, запутываясь и распутываясь вновь в тени прохожих.

И тут я вижу его.

Я пытаюсь отвести взгляд. Действительно пытаюсь. Но не могу. Голова наполняется диким звоном, и я забываю, как глотать. Кожа вспыхивает, а затем резко леденеет, словно я нахожусь на Аляске. Я начинаю потеть, яростно ища глазами выход отсюда. Лестница, запасная лестница через кафетерий. Я даже не думаю, просто действую. На автопилоте беру свою тарелку и выбрасываю ее. Это занимает всего две секунды, но за эти две секунды мной овладевает чистый ужас, поэтому я не могу сбежать, а лишь кое-как добираюсь до кафетерия и через окно наблюдаю за его приближением.

Волнистые темно-коричневые волосы спадают на глаза цвета стали. Настолько темные, что в них не увидишь отражение света. Глаза цвета меча и океана – такие же ужасающие, коварные и смертельные. Он доказал это, убив небольшую часть меня. Под определенным углом он похож на участника британского бой-бэнда. Густые брови, пухлые губы, а на носу все те же веснушки, веснушки, о которых я написала дурацкое стихотворение. Каким же он стал высоким, он выше большинства здешних парней, а его бицепсы просто огромные, он так хорош собой, что каждая девчонка при виде него будет пускать слюни, каждая, кроме меня, у меня сей вид вызывает лишь тошноту. Мне дико хочется наблевать прямо здесь, на все растения в горшках, за которыми прячусь. Однако я не могу пошевелиться, поскольку паника сковала все мое тело и превратила мозг в кашу.

Что! Черт! Побери! Здесь! Делает! Безымянный!

Из всевозможных мест на нашей огромной планете он выбрал именно это, из всевозможных чертовых университетов он выбрал именно этот. Это, должно быть, шутка. Он, должно быть, приехал к другу или что-то типа того. Он не может быть зачислен сюда, учиться здесь, спать в пределах десяти миль от меня. Не может. Так не бывает. Я переехала сюда, чтобы сбежать от него. Я пересекла целый штат, чтобы оставить его позади, но он вновь меня нашел. Нет, он не может быть здесь только из-за меня. Это совпадение. Его ужасные угрожающие электронные письма были просто последней жалкой попыткой меня поддеть, его способом... чего? Где-то глубоко в подсознании маячат сеансы с доктором Мерних, однако сложно уловить что-то конкретное. Есть! Его способом управлять мной. Он хотел, чтобы я помнила, а теперь желает лично убедиться в своем достижении.

– Эй, ты в порядке?

Я поднимаю взгляд и замечаю, что на меня смотрит девушка с медовыми волосами и огромными серыми глазами за очками. От нее веет тонким ароматом мускусных роз. Мои выдающиеся наблюдательные способности извещают меня, что у нее грудь даже больше, чем у Кайлы, а еще пухлый, мягкий живот, но я едва замечаю это сквозь легкий туман паники.

– Я определенно не в порядке, – пищу я.

– Да уж, выглядишь ужасно. – Она быстро прикрывает рот рукой. – Эм, не вообще. Ты хорошенькая. Просто сейчас выглядишь ужасно. Суперужасно. Нет, мкх. Ультраужасно.

Ультраужасно. В моих глазах мгновенно вспыхивают настоящие звездочки, когда благодаря услышанному каламбуру я вспоминаю, что единственным человеком на Земле, который может меня обидеть, является Айсис Блейк. Девчонка в очках классная, и у нее изумительные формы, и от нее пахнет розами… но затем мысли вновь возвращаются к пленившей меня легкой панической атаке.

– Ты действительно милая и все такое, – выпаливаю я, – Но в настоящий момент я перевариваю тот факт, что мой бывший парень учится в этом же университете, а это зрелище не из приятных. Ты навряд ли захочешь остаться поблизости со столь же приятной сценой, что и бочка с никилодиунской слизью, поэтому, если бы ты просто ушла и я бы вновь смогла подвергнуться безнаказанному терроризированию, я была бы признательна.

Девочка в очках хмурится и осматривает толпу.

– Он тебя терроризирует? Я это так не оставлю, сухарик. Покажи мне его?

– Тот, что со зловещей угрожающей аурой, едва скрываемой за маской отсутствующих антисоциальных наклонностей и накаченным прессом… тот, что сейчас сюда заходит… о боже, мне пора бежать. В космос.

Я ускользаю через заднюю дверь как раз в тот момент, когда Безымянный заходит в кафетерий. Жадно глотая сумеречный воздух, я шагаю так быстро и яростно, что чуть не падаю, но девочка в очках успевает придержать меня за локоть.

– Эй, гм, серьезно, хочешь я провожу тебя к медсестре?

Я смеряю ее долгим взглядом.

– Знаешь, это было бы замечательно. Вот только прямо сейчас меня вырвет на твои туфли, поэтому, вероятно, ты больше не захочешь этого сделать… как и быть со мной любезной.

– Ясно.

Меня бесцеремонно тошнит на ее туфли, а, когда я все-таки заканчиваю производить привлекательные извергающие звуки, девушка начинает смеяться.

– Я Диана. Это туфли моей соседки по комнате. Она сучка.

– Класс. – Я вытираю рот. – Обожаю портить обувь сучек. Это уже становится хобби. Сначала объектом моего нового увлечения стал один глупый красавчик. А теперь ты. Ох, конечно, ты не глупый красавчик, ведь у тебя грудь, а не пенис. Причем ее трудно не заметить... эм… – Я задумчиво замолкаю. Кажется, Диана выглядит полностью проинформированной о своей половой принадлежности. – Я Айсис.

– Приятно познакомиться, египетская богиня изобилия, – с улыбкой произносит Диана.

– Она владела многими магическими заклинаниями и практически всегда разгуливала обнаженной, и это круто, ну, если исключить возможность попадания песка во влагалище. Но я определенно не собираюсь выходить замуж за собственного брата. Заметка на полях: это отвратительно. Ох, если бы я обладала мощными магическими силами Айсис – умышленный каламбур, – то без секса очаровывала бы парней и уж точно не стала бы отсиживаться здесь четыре года, пытаясь выяснить, чем бы мне хотелось зарабатывать на жизнь до конца дней… О боже, мне нужно прилечь. – Что я и делаю, то есть ложусь. На тротуар. Диана наблюдает за мной с очевидным нездоровым любопытством.

– Лужа твоей рвоты прямо рядом с твоей головой, – любезно сообщает она.

Я морщу нос и слегка подвигаюсь на пять футов в сторону на лужайку… которая оказывается холмом. Отгадайте, что происходит дальше. Естественно, я по нему скатываюсь. Пахнет землей и свежими побегами травы. Когда мир все-таки перестает вращаться, а я прекращаю движение, Диана аккуратно спускается по склону и спрашивает, в порядке ли я. До меня доносится ее легкий аромат роз, и я начинаю смеяться.

Весь ужас в моей груди выветривается вместе с падением, которое разбивает мощные ледяные тески контроля Безымянного. Запах нагретой солнцем земли и ощущение щекочущей мой зад травы напоминают мне, что это пройдет. Он исчезнет. Рано или поздно он умрет, и тогда я действительно буду свободна. Это не конец света. Он здесь. Я здесь. Но теперь мы стали другими. Я стала другой. Стала сильнее благодаря всему, что произошло. Благодаря ему и благодаря боли. Но в основном благодаря Софии, Джеку, Кайле и Рену.

Я хочу быть счастливой. Счастливой, как София сейчас. Счастливой, как я хочу, чтобы был сейчас счастлив Джек.

Даже если они оба меня покинули. Даже если все меня покинут.

Даже если я останусь совершенно одна.

Диана садится рядом со мной и, улыбаясь, наблюдает, как я смеюсь. Черт, это подтверждает мои подозрения. Только сумасшедший продолжит зависать с кем-то, кто украсил его туфли содержимым своего желудка, затем скатился с холма, словно хомячок с сахарным допингом, а теперь смеется над этим во весь голос. Диана может оказаться серийным убийцей. Или по-настоящему хорошим человеком. Так или иначе, мне следует держаться от нее подальше.

– Ты плачешь, – небрежно бросает она, срывает одуванчик и раздувает пушинки. Я вытираю лицо.

– Последнее время я делаю это часто. Потому что, знаешь, плакать весело. Если думать об этом, как об аттракционе Сплеш Маунтин⁴ для глаз. – Диана хихикает. Я встаю и стряхиваю траву со своего скульптурного пресса. – Ладно, было весело, но мне нужно пойти обдумать то, что я, похоже, теряю свои чертовы мозги.

Диана пожимает плечами.

– Думаю, ты просто боишься. Это страшно. Учиться в университете. Теперь мы можем делать все, что угодно. Можем заваливать экзамены, получать плохие отметки, пить, курить, заниматься сексом, и никто нас не остановит. Мы больше не дети. Здесь нет родителей. Каким будет наше будущее, зависит от выбора, который мы сделаем сейчас. Это действительно страшно.

Пока я рассматриваю ее лицо, она обнимает свои колени.

– Спустя долгое время вновь увидеть бывшего тоже страшно.

Я теряю всякое желание уходить и плюхаюсь рядом с ней. Меньше всего на свете я хочу сейчас остаться одна. Мы наблюдаем за огненным бархатным закатом на небе.

– Парни странные, – мудро заключает Диана.

– Я ничего не знаю о парнях, кроме того, что иногда они издают странные звуки, – признаюсь я.

– Это называют разговором.

– Ох.

Диана искоса смотрит на меня.

– Если он сделал что-то плохое, я могу хорошенько ему наподдать ради тебя.

– Ты всегда расчетливо разгуливаешь по округе и предлагаешь наподдать людям?

– У меня четыре младших брата, так что грех позволить своим талантам зачахнуть.

Я начинаю смеяться, но внезапно раздающиеся голоса заставляют меня подскочить. Бросаю настороженный взгляд на холм, но это просто толпа громко болтающих девчонок проходит мимо.

– Не хочу постоянно жить в страхе. – Вздыхаю. – Во Флориде было хреново и здесь будет так же.

– Я бы посоветовала тебе его игнорировать, но, думаю, легче сказать, чем сделать, верно?

Я киваю.

Диана срывает травинку, и я собираюсь сказать что-нибудь серьезное, мудрое и, возможно, судьбоносное, но ясный сильный голос Иветты рушит момент. За ее спиной болтается чехол с гитарой, а ее розовые волосы идеально сочетаются с закатом.

– Эй! Неумеха, ты идешь на концерт или как?

Я кое-как встаю и бросаю последний взгляд на кафетерий. Теперь колючая петля вокруг моей шеи исчезла. Он ушел. Я в безопасности. Пока. Диана встает следом за мною.