Текст книги "Правила качка (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Как скажешь, Тэдди. Ты же знаешь, что это правда.

– Ты что, с ума сошел? Ты говоришь как сумасшедший.

– Ты видишь все это, – он жестикулирует этими гигантскими руками вверх и вниз по верхней части туловища, – и я становлюсь главной мишенью.

Я подталкиваю себя вверх, поднимаясь из-за стола.

– Ты просто бредишь.

– Тогда почему ты так защищаешься? – Он хихикает.

Почему он вдруг так взбесился?

– Я бы задушила тебя прямо сейчас, если бы могла дотянуться до твоего горла без скамеечки для ног.

Как назло, вообще ничего нет поблизости.

Кип смеется, и я уверена, что его адамово яблоко подпрыгивает где-то на его глупой бородатой шее.

– Ты хочешь сказать, что не хочешь встречаться со мной? После того, как увидела мой дом?

– И что же из того, что я сказала сегодня утром, заставило тебя прийти к такому выводу?

Клянусь, парни просто идиоты.

– Когда ты сказала, что хочешь быть друзьями, ты сказала «друзьями» – было довольно трудно не заметить интонацию в твоем тоне.

– О, боже мой! Я не могу сейчас с тобой разговаривать. Я ухожу. – Все, что я принесла с собой вчера вечером, аккуратно сложено и готово к уходу. – Спасибо за гостеприимство. Было очень приятно.

Я бросаю ему на всякий случай знак мира двумя пальцами и направляюсь к двери, по пути натягивая куртку.

– А ты ничего не забыла?

Я даже не пытаюсь повернуться к нему.

– Что? – взволнованно выпаливаю я.

– Ты понятия не имеешь, где находишься.

– Пфф. Я могу отметить на карте на своем телефоне.

– Хорошо. Вперед. – Он прихлебывает из своей кружки, громко и противно – без сомнения, нарочно.

– Я сделаю это прямо сейчас, если ты не возражаешь, потому что на улице немного прохладно.

– Благоухающие сорок три градуса (прим. 6 градусов по Цельсию), – уточняет он с ослепительной улыбкой, прикрывая усами большую часть своих белых зубов.

Сорок три градуса?

Господи, пристрелите меня прямо сейчас же.

Я капаюсь в телефоне, набираю адрес своей квартиры и жду, пока заполнится наше местоположение. Бросаю взгляд на экран, потом на Кипа, явно сбитая с толку.

– Три мили! Что за чертовщина! Три мили? Серьезно, почему ты живешь так далеко? Ты что, с ума сошел?

– У некоторых из нас есть машины, – отвечает ублюдок, поднимая одно из своих широких плеч, а затем небрежно опускает вниз, самодовольно улыбаясь. – Ты все еще готова к этой прогулке? Или ты хочешь, чтобы я тебя подвез?

– Ненавижу тебя.

– Ты уже второй раз за это утро так говоришь. Продолжай в том же духе, и я тебе почти поверю. – Он ставит кружку на белую столешницу. Вытирает руки о серые спортивные штаны и встает во весь рост. – Давай я возьму толстовку, и мы пойдем.

Почему я бессильна против этого парня? Он такой странный и властный.

И грубый.

– Ладно.

Если он настаивает на том, чтобы отвезти меня домой, я должна закрыть рот и перестать жаловаться на теплую, бесплатную поездку.

Кип берет толстовку и натягивает ее на свои спутанные волосы, хватает ключи и рывком открывает заднюю дверь. Взмахнув рукой, он пропускает меня вперед – как сделал бы джентльмен, если бы он был здесь, – а потом мы выходим на ледяной холод.

– Спасибо, что предложил подвезти, – бормочу я, пристегивая ремень безопасности.

Самое меньшее, что я могу сделать, – это поблагодарить его.

– Не парься. Моя сестра убьет меня, если я позволю тебе идти домой одной, вчера вечером или прямо сейчас.

– Твоя сестра?

– Да, Вероника, но я называю ее Ронни, потому что она это ненавидит. Она старше, ей нравятся манеры и все такое прочее дерьмо.

– А-а, понятно. Это она тебя вырастила?

– Мои родители не умерли, помнишь? – Он невозмутимо смотрит на меня, вскинув бровь.

Вот черт, точно. Почему я все время забываю? Это, пожалуй, самая большая ошибка в моей жизни.

– Боже мой, прости.

– У меня выработается комплекс, если ты будешь продолжать так говорить. Я реально хочу позвонить маме, чтобы услышать звук ее голоса, и это только смутит нас обоих.

– Но почему? Ты часто звонишь домой?

– Боже, нет. – Он делает паузу, нажимая на поворотник и направляясь к кампусу. – Думаю, что звоню достаточно —в основном сообщения и прочее дерьмо. Любимое занятие моей долбаной сестры – отправлять нам групповые сообщения. – Кип снова поворачивает налево, уже зная, где я живу и как туда добраться, и мне кажется, что он ездил здесь уже тысячу раз. – От этих семейных групповых сообщений мне реально хочется выколоть себе глаза.

– Но почему?

– Моя мама никогда не заканчивает свои предложения. Она шлет три слова, жмет «отправить», затем наберет еще два слова и жмет «отправить». Затем еще два – «отправить». И так далее, ясно? А потом она присылает гифку. Потом еще четыре слова. «Отправить». Это сводит меня с ума, черт возьми. Ронни знает, что меня это бесит.

Это действительно звучит ужасно, но не похоже ни на один из групповых чатов, в которых я когда-либо была со своими друзьями.

– Моя мама делает то же самое. Типа того. Но хотя нас только двое, так что мне не нужно беспокоиться о том, что вмешается вся семья.

– Ты ничего не упускаешь.

– Нет? – Честно говоря, это звучит довольно мило.

– Черт возьми, нет! – Внедорожник Кипа поворачивает направо у знака «Стоп», прежде чем он спрашивает: – Значит, ни братьев, ни сестер?

– Нет. Всего лишь я. Одна.

– И твоя мама.

– Да, только я и моя мама – всегда были, с тех пор как ну... знаешь... мой отец ушел.

Большинство людей спрашивают, что случилось с моим отцом или донором спермы, как я начала называть его, когда поняла, каким куском дерьма он был на самом деле. Надеюсь, что Кип не из тех, кто любопытствует.

Он такой.

– Ты сказала, что твой отец ушел, что случилось? Неужели он умер?

– Нет, ничего подобного, хотя уверена, что моя мама хотела бы, чтобы это было именно так. Ха.

– Эй, подай на меня в суд за то, что я спрашиваю. Ты, кажется, зациклилась на смерти по какой-то причине, и я подумал, что, может быть, именно поэтому.

Очень хорошая версия.

– Мои биологические отец и мать никогда не были женаты, и он ушел, когда я была маленькой; я не помню, чтобы он был рядом. После того как он уехал, мы некоторое время жили с моими бабушкой и дедушкой.

– А, понятно.

Да.

– Так и чем же занимается твоя мама?

– В смысле, где работает?

– Да.

– Она... – Я прочищаю горло и выпрямляю спину. – Она барменша. А еще официантка.

Я жду неловкой паузы, которая обычно следует за этим заявлением, но она не наступает. Не поймите меня неправильно, меня не смущает, что моя мать – барменша и официантка. Это смущает других людей, которые становятся очень странными и осуждающими.

Особенно женщины ее возраста, у которых есть мужья и семьи, микроавтобусы и автомобили. Этого никогда не было у моей матери, никогда не было у нас. У нас никогда не было денег на такую жизнь – у меня едва хватало денег, чтобы заниматься спортом или вступать в клубы.

Всегда на волоске.

Меня часто оставляли одну. Моя мама не только много работала, когда я росла, но и не могла позволить себе нянек или что-то еще. Беря каждый свободный лишний час, работая сверхурочно, чтобы оплатить аренду и коммунальные услуги, в то же время экономя на своем образовании в колледже.

– Черт, ты наверное редко видишься с ней?

– Не так часто, как хотелось бы... на самом деле. – Если честно, моя мама слишком много работает, и мне редко удается проводить с ней время. – Я... я здесь на частичной стипендии, так что... – Фраза обрывается. – И мне только что присудили грант от инженерного факультета.

– Это твоя специальность? Инженерное дело?

– Да.

– Какого рода?

– Гражданская. – Я делаю паузу. – Звучит скучно?

– Нет, вовсе нет. – Он протягивает руку и убавляет громкость своего радио. – Значит, у тебя есть частичная стипендия и грант, а твоя мама надрывает задницу, чтобы заплатить за все остальное.

– Именно.

– Понятно.

– А у тебя? – Почему-то я в этом сомневаюсь. Я краем глаза смотрю на Кипа, на кожаный и хромированный салон его роскошного автомобиля, фирменный логотип на рукаве его дорогой толстовки, не говоря уже о его маленьком кусочке пригородного рая, спрятанном в элитном районе.

Для пещерного человека у Сасквотч наверняка имеются деньги.

Если он и чувствует, что я пристально смотрю на него, изучая мое окружение, он предпочитает не упоминать об этом.

– Какая у тебя специальность? – спрашиваю я из вежливого любопытства.

– Экономика.

– Вау. Неужели? – Я искренне удивлена.

– Да. Бизнес и экономика, похоже, находятся в моем будущем.

Это очень странная формулировка.

– А почему так?

– Семейный бизнес.

– Понимаю. А у тебя есть выбор?

– Вроде того, но не совсем. – Мастер уклоняться, Кип меняет тему разговора и замедляет скорость, когда мы приближаемся к окраине кампуса.

– Ты когда-нибудь жил в общежитии? – Я приподнимаю бровь.

– Э, нет.

– Почему нет?

Он пожимает плечами.

– Мои родители хотели, чтобы я уехал из кампуса.

В этом нет никакого смысла. По моему опыту, большинство родителей держат своих детей в кампусе как можно дольше – по крайней мере, так хотела моя мама.

– Но почему?

Вместо ответа он пожимает плечами.

Кип взвешивает свои слова.

– Это очень сложно.

– Тогда я не буду спрашивать.

– Спасибо.

Я ловлю улыбку, вспышку его ровных белых зубов.

– Тебе следовало бы больше улыбаться.

– Я много улыбаюсь. – Он морщится, поджимая губы.

– На самом деле нет.

– Конечно, улыбаюсь, но ты просто должна поймать нужный момент. Иногда ты не видишь, как это происходит.

– Из-за всех этих волос на твоем лице?

– Точно.

Неожиданно для себя, я рассматриваю его. Его усы подсвечиваются солнечным светом, льющимся в окно со стороны водителя и через лобовое стекло.

– А разве у девушек не бывает ожогов от усов на твоем лице?

Короткий смешок.

– Нет.

Пффф.

– Ну да, конечно.

– Для этого мне пришлось бы поцеловать одну из них.

– Ты не целовался с девушкой?

Он закатывает глаза.

– Ох. – Ооо... – Теперь все это имеет больше смысла.

– Что это значит?

– Ты увлекаешься парнями.

Он бросает на меня быстрый взгляд, нахмурив брови.

– Я не это имел в виду, и ты это прекрасно знаешь.

Да, я знаю, что это не то, что он имел в виду, но так забавно дразнить его. Он такой серьезный.

Мой смех наполняет кабину его внедорожника.

– Видел бы ты свое лицо. Ты выглядишь как серийный убийца. – Тот, которого это не забавляет.

– Ха-ха.

– Я бы сказала «Снежный человек», но это кажется слишком очевидным.

– Я действительно часто слышу это.

– Догадалась. Вот почему я сказала «серийный убийца», хотя на самом деле ты не похож на одного из них. Ты слишком высокий.

Мой желудок выбирает этот момент, чтобы заурчать, и это так громко, что заполняет внезапную тишину.

– Ты голодна?

Нет смысла отрицать это, когда мой желудок снова урчит.

– Ну, вроде того.

– А почему ты ничего не поела?

– Я вовсе не собиралась рыться в твоих шкафах.

– Почему?

– Потому что я едва знаю тебя. Это было бы невежливо.

– Хочешь остановиться где-нибудь и что-нибудь взять?

– Нет! Нет. Все в порядке, у меня дома есть еда.

– Ты уверена? А как насчет той маленькой забегаловки на углу Южной и Меридиан, там готовят убийственный омлет?

Я мысленно подсчитываю скудную мелочь, лежащую в моем бумажнике. Это всего лишь десять долларов, и единственная наличность, которая у меня есть.

– Да, уверена, но все равно спасибо за предложение.

– Ну же, – настаивает он. – Тебе сейчас нужно быть где-то еще?

– А тебе разве нет? Это ведь у тебя сегодня тренировка по регби, да?

– Позже. В полдень. – Его машина больше не направляется к моей квартире, черт бы его побрал. Он самый дерьмовый слушатель, и мне придется запомнить это с этого момента.

– Кип, все в порядке. Серьезно.

Я не могу тратить свои деньги на еду, когда они нужны мне для аренды, книг и обучения. Легкомысленные траты не входят в мой бюджет на месяц.

Но по какой-то причине Кипу нравится эта идея, и он не везет меня домой.

– Я угощаю.

Что ж. В таком случае.

– Отлично, развязываешь мне руки. – Потому что, честно говоря, я умираю с голоду, а еда из настоящего ресторана звучит как рай. Булочка с корицей? Яйца? Сосиски?

Да, пожалуйста.

Кип

Господи, куда же в неё влезет вся та еда, которую она заказала?

Серьезно, Тэдди совсем крошечная – по сравнению со мной. Думаю, что для девушки она довольно средняя, но рядом со мной? Она карманного размера.

И она запихивает себе в рот вилкой яйца и запивает это шоколадным молоком. Это больше, чем я за раз могу набить себе в рот.

– И тебе этого будет достаточно? Уверена, что не хочешь заказать еще? – поддразниваю я, глядя на ее тарелку с яйцами, картофельными оладьями и на десерт гигантская булочка с корицей. Это количество соперничает с моим заказом, и мы, склонив головы, набиваем рты, как будто не ели уже несколько дней.

Я заплачу за это во время тренировки, накручивая дополнительные круги вокруг поля, но прямо сейчас жирный завтрак стоит того.

Даже если мне придется попотеть позже.

Засовываю в рот полную ложку еды и жую, вытирая рот рукавом толстовки, полностью осознавая тот факт, что если бы моя мать увидела меня прямо сейчас, ее рот открылся бы от ужаса из-за полного отсутствия приличий с моей стороны и полным пренебрежением к манерам, которые она вбивала в меня с самого детства.

– Боже, у тебя в бороде яйца, – говорит Тэдди мелодичным, нежным голосом, наполовину забавляясь, наполовину испытывая отвращение.

– Где? – Я не говорю ей, что в половине случаев, когда я ем, еда оказывается в моей бороде, а это опасно, потому что у меня так много волос свисает с лица. – Покажи.

– Я к нему не притронусь.

Я хихикаю в свою салфетку, когда провожу ею по нижней половине лица, испытывая искушение бросить в нее то, что в ней оказалось, но передумываю, когда она кривит губы и сужает глаза, как будто знает, что я думаю об этом.

Мне даже не нужно этого говорить.

Мило.

– Даже не думай.

Я пожимаю плечами.

– Я и не собирался.

– Но ты же думал об этом.

Я смеюсь, и яйцо вылетает у меня изо рта. Отвращение Тэдди растет, губы теперь полностью скривились под ее дерзким маленьким носом.

– Ага, думал.

– Вытри свое лицо, Киплинг.

Фу, это гребаное имя.

– Эй, я ничего не могу поделать, если еда вываливается у меня изо рта.

– Ты отвратителен. Я никогда больше не буду есть с тобой.

– У меня такое чувство, что ты бы ела со мной каждый вечер на неделе, если бы я за это платил.

Тэдди обдумывает это и наконец кивает.

– Ты прав, но только потому, что мой бюджет так ограничен, что из моего бумажника вылетают мотыльки, когда я его открываю.

– Это печально. – Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить. Несмотря на всю их бесчувственность, Тэдди даже не краснеет.

– Бедняжка, я знаю. Накорми меня, Кип!

Смех Тэдди прерывается скрежетом металла о фарфор, когда она вонзает вилку в колбасу на тарелке, и ее стон наполняет воздух между нами, когда она запихивает все это в свой красивый рот.

– Ну и кого здесь отсутствуют манеры? Ты не должна быть свиньей из-за того, что у меня в бороде была еда.

Она чертовски сильно закатывает глаза.

– А еще ты выплевываешь еду.

– Не нарочно.

Она взмахивает вилкой в воздухе, указывая ею в мою сторону и щурясь.

– И все же разве твоя мать не научила тебя хорошим манерам?

Если бы она только знала.

Моя мать не только учила меня хорошим манерам, но и нанимала тренеров по этикету, чтобы они приходили к нам домой и учили нас с Вероникой – настоящие гребаные тренеры по этикету, как будто сейчас тысяча восемьсот сорок пятый год или что-то в этом роде.

Никто не может указывать Лилит Кармайкл, что делать, а она хотела, чтобы ее дети были безупречно воспитаны и хорошо себя вели. И мы были.

Какое-то время.

Затем мы с сестрой стали двумя подростками, которые ненавидели бдительные взгляды наших родителей, их сотрудников и средств массовой информации. Наши родители были не просто богаты, они были знаменитостями в нашем уголке страны, папа появлялся в новостных передачах, покупая профессиональную футбольную команду, когда его собственный капитал превысил девятизначную цифру.

Все знали нашу семью, и мы с Ронни ненавидели это.

Тот факт, что я называю свою сестру Ронни? Моя мама ненавидит это еще больше.

– Ты вообще слушаешь, что я говорю?

– А?

– Ты знаешь, что часто так делаешь – отключаешься. – Тэдди снова ковыряет зубцами вилки еду на своей тарелке, отодвигает яичницу в сторону, кривая улыбка приклеивается к ее лицу. – Извини, что я такая скучная.

Дерьмо.

– Ты вовсе не скучная.

– Ну, вроде как да.

– Может, ты прекратишь?

– А сейчас ты скажешь мне, что у тебя много чего на уме.

– Это не то, что я собирался сказать, потому что это даже отдаленно не соответствует действительности. У меня ничего не было на уме.

Я смеюсь, хватаю кусок тоста, складываю его пополам и запихиваю себе в глотку. Я точно не могу сказать, что отключаюсь, когда ты говоришь, потому что мне напоминают обо всех секретах, которые я не хочу, чтобы кто-то узнал, а ты только что открыла второй самый большой из них, который у меня есть.

Первый – это смехотворное богатство моей семьи.

Второй – это мой гигантский, причудливый гребаный дом за пределами кампуса с его простынями из египетского хлопка и гранитными столешницами, которыми ни один двадцатидвухлетний парень на планете не должен бы владеть, потому что это хрень.

Спасибо маме и папе за то, что они сделали невозможной нормальную жизнь или отношения с девушкой, которую бы не заботило это дерьмо.

Без разницы. Я уже все преодолел.

Тем ни менее. Мои ноздри раздуваются, когда я разрываю бумажную салфетку пополам, скомкав кусочки и бросив их на дальний конец стола.

– Итак, – выпаливаю я. – Когда к тебе подходит парень и говорит, что ему нравится твоя рубашка, что ты ему отвечаешь?

Ухоженная бровь взлетает к линии волос Тэдди.

– Ни один парень не скажет мне, что ему нравится моя рубашка. Может быть, мои сиськи.

– Твое платье?

Тэдди тяжело вздыхает.

– Кип, нам обязательно делать это прямо сейчас? Я пытаюсь съесть свой бесплатный завтрак.

– Мой тренер всегда говорит, что практика делает все идеальным, Тэд.

– Пожалуйста, не называй меня так.

– Но почему? Это потрясающее прозвище.

– Потому что Марайя называет меня фермером Тэдом, и я ненавижу это.

– Марайя называет тебя фермером Тедом, чтобы быть стервой и поставить тебя на место. Я называю тебя Тэдом, потому что считаю это восхитительным.

– Это мужское имя.

– Как и Тэдди.

– Нет, это не так.

Любительница поспорить.

– Э-э, Тэдди Рузвельт?

– Ладно. – Она снова вздыхает. – Это мужское имя, но не называй меня Тэдом.

– Ладно. – Двигаю рукой через стол к ее тарелке. – Ты собираешься это есть? – Хватаю пальцами за ее тост.

Она шлепает меня по руке.

– Я проткну тебя этой вилкой, если ты дотронешься до моих углеводов.

Дерьмо. Голодная Тэдди – настоящий дикарь.

– А как насчет сосиски?

– Я пришла сюда специально за сосиской.

– Пришла за сосиской, – повторяю я, откидываясь на спинку пластикового сиденья кабинки и даже не пытаясь скрыть свое хихиканье. – Лучшая шутка.

Никогда еще не было такого большого закатывания глаз от кого-то настолько крошечного.

– Заткнись, идиот.

Тэдди протыкает одну из своих сосисок и трясет ей в мою сторону. Она покачивается на конце ее вилки, вверх и вниз между нами.

– Это что, предложение?

– Я просто мучаю тебя, потому что знаю, что ты все еще голодный. Ты съел только одну тарелку еды, ты легковес.

– Без разницы. Я могу просто взять еще один дополнительный заказ, если ты будешь жадничать со своими сосисками, – хнычу я.

– Ты бы уже заказал, если бы захотел. Признайся, ты просто хочешь взять мою, потому что она не твоя, а ты избалованный ребенок.

– Но еда гораздо вкуснее, когда она тебе не принадлежит. Так же, как и многие другие вещи хороши на вкус, когда тебе не принадлежат.

Господи, это прозвучало так извращенно... а может, и нет, и только я извращенец?

Другие вещи хороши на вкус, например…

Десерт. Сладости.

Киска.

Киска? Откуда, черт возьми, это взялось?

Господи Иисусе, Киплинг, ты же сейчас завтракаешь.

Но теперь, когда я об этом думаю…

Мои глаза устремляются на юг. Даже если я не вижу под столом колени Теодоры, я представляю, как выглядит ее киска. Держу пари, что она держит её в чистоте и порядке. Без волос? Нет, она не похожа на любительницу воска, к тому же, она не может себе этого позволить. Сомневаюсь, что она её бреет, но думаю, что подстригает её.

Когда я снова поднимаю взгляд, Тэдди медленно качает головой в мою сторону, издавая тихое цоканье.

– Что?

– Я могу читать твои мысли.

Почему-то я в этом сомневаюсь.

– Поверь мне, не можешь.

– Пфф, пожалуйста, ты можешь подумать, что я наивна, но это не так. – Она повторяет мою позу, откинувшись на спинку и положив правую руку на спинку кресла. – Я знаю, что ты сидишь здесь и думаешь о том, чтобы съесть мою еду. Но ты не можешь этого получить.

– Съесть твою... – Фраза обрывается, потому что я задыхаюсь на последнем слове.

Еда – вот как мы теперь это называем?

Еда – это не единственное, о чем я сейчас думаю.

Потому что я чертовски незрелый извращенец, который до сих пор не понимал, насколько он извращен на самом деле.

А теперь знаю.

И все это из-за нее.

Дерьмо.

– Я вовсе не собираюсь есть твою еду. Не волнуйся.

– Ммм, хм. – Она медленно откусывает кончик сосиски. Жует, на ее губах играет улыбка. – Ну, если ты так говоришь.

Откусывает еще кусочек, потом еще, и я смотрю, пока все это не исчезает.

– Так я и говорю.

Прочищаю горло и приступаю к делу.

ГЛАВА 5

ПЕРВАЯ СУББОТА. ЧАСТЬ 2

Парни просто отвратительны

Тэдди

– Итак, – голос Кипа низкий и слегка хриплый, когда он пытается стать серьезным, – о чем мы говорили раньше? Ах да. Ты собиралась рассказать, что бы ты сказала, если бы какой-нибудь чувак подошел к тебе на вечеринке и сказал, что ему нравится твоя рубашка.

– Мы об этом не говорили и не собираемся говорить. Это просто глупо.

Я кладу в рот еще один кусочек яичницы и начинаю игнорировать его.

Ммм, очень вкусно.

– Почему ты не принимаешь это всерьез?

– А почему тебя это волнует?

– Честно? Мне, наверное, немного скучно. Дай мне возможность чем-нибудь заняться, ладно?

Боже.

– Меньше всего я хочу быть твоим любимым проектом. Было бы достаточно плохо, если бы ты был девушкой, а ты парень, и это ещё хуже. Мне тяжело смириться с тем, что случайный парень дает мне советы по свиданиям.

– Во-первых, я не случайный парень. Ты провела ночь в моем доме. Во-вторых, ты понимаешь, что обоснование этого аргумента – отстой, верно? Принимать советы о парнях от девушки? В этом нет никакого гребаного смысла. Я же парень – принимай советы прямо из первоисточника. Я делаю тебе подарок.

– Но ты же не увлекаешься девушками.

Кип смеется.

– Не сейчас, но когда-нибудь, я уверен, буду... может быть.

– Тебе нужна терапия.

– На самом деле, у меня её было много. Когда я бросил Нотр-Дам и переехал в Айову, у моей матери чуть не случился сердечный приступ, и она решила, что я сошел с ума. Бум, терапия.

Бум, терапия?

Он произносит эту фразу «когда я бросил Нотр-Дам» так небрежно, как будто просит меня передать соль.

– Ты попал в Нотр-Дам?

Он морщит лицо, как это делаю я, когда ем что-то кислое.

– Тебе обязательно говорить так?

Теперь он избегает моего взгляда, пальцы его левой руки толкают и тянут ручку белой керамической кофейной чашки, постукивая по ней несколько раз ногтем.

– Да, я должна была сказать это именно так.

Признаю, что мой тон действительно звучит довольно резко, но все же. Это же Нотр-Дам? Вы не можете вот так сбросить бомбу и уйти, ничего не объясняя. Его оценки в средней школе, должно быть, были сумасшедшими. Я и мечтать не смела о том, чтобы поступить в такую знаменитую школу, даже если бы получила полную стипендию с жильем. Ни за что.

И он бросил учебу.

А потом я начинаю задумываться…

– Ты там учился на стипендии?

Его глаза по-прежнему сосредоточены на столе.

– Нет.

Вот дерьмо.

Дети, не получающие стипендии – не мой круг общения. Я не имею к ним подход, и у меня нет друзей, которые не получают какой-то помощи. Итак, вот он Кип сидит напротив меня со всеми этими деньгами, и все части встают на свои места.

Дом.

Машина.

Образование Лиги Плюща.

Его родители, должно быть, очень богаты.

Я стараюсь не позволять мыслям обо всех этих деньгах изменить выражение моего лица, стараюсь сдержать шквал вопросов. Но, черт возьми, это трудно. Настоящая проверка моего самоконтроля, потому что, несмотря ни на что, я любопытная маленькая засранка. Моя мама всегда так говорила.

– Ты рад, что перевелся? – спрашиваю я, проглотив кусочек хлеба.

– Чрезвычайно.

– Окей, Мистер Лига Плюща, успокойся, не надо выкидывать такие причудливые слова, – поддразниваю я его.

– О, теперь я понимаю, как все будет.

– Но если я не могу дразнить тебя, то какое это будет удовольствие?

– Забава для тебя, а не для меня. И держи это дерьмо в секрете, ладно?

– Хорошо. Можешь мне доверять.

Если я что-то и понимаю, так это то, что не хочу, чтобы состояние моих финансов – или их отсутствие – распространялось повсюду.

Он замолкает на несколько ударов сердца, пристально глядя мне в глаза, тяжелые брови все еще сдвинуты в прямой, серьезной линии – такой же, как и его рот.

– Ладно. Я доверяю тебе.

Я слегка улыбаюсь ему.

– Хорошо.

– Ты тоже можешь мне доверять.

– Конечно, – говорю я, запихивая ещё один кусочек хлеб в рот, жую, а затем проглатываю с большим глотком сока.

– У меня нет друзей, так что мне никому передавать.

– Не надо так драматизировать. У тебя есть друзья.

– У меня есть товарищи по команде – это огромная разница. Я этим ребятам ни хрена не болтаю просто так.

Я обдумываю это.

– Раньше я все рассказывала Марайе, но... она…

– Трепло?

– Да.

– Никогда бы не подумал о ней такого. – Саркастическая задница.

– Заткнись.

– Ладно.

Кип сжимает губы вместе, волосы вокруг верхней и нижней губ скрывают его рот.

– Ты такой волосатый.

– Спасибо!

Я смеюсь.

– Держу пари, когда ты все это сбреешь, то будешь выглядеть на двенадцать. Сейчас ты выглядишь на сорок пять.

– Я никогда этого не сбрею, так что...

– А у твоего отца есть борода?

– Боже мой, нет! – Кип смеется. – О боже. Я даже представить себе не могу своего отца с волосами на лице. Он такой чопорный и консервативный, что по воскресеньям надевает запонки на поздний завтрак. К тому же моя мать ни за что на свете не позволит ему это сделать.

Поздний завтрак по воскресеньям? Ну и манерность!

– Должно быть твоя борода сводит их с ума?

– Да, и в этом вся прелесть.

– А-а, теперь все это обретает смысл.

– И какой же?

– Ты бунтарь. Ты ведь специально все это делаешь, чтобы разозлить своих родителей, да?

– Вовсе нет.

– А ты знаешь, как я могу узнать, что ты лжешь? Ты даже не можешь смотреть на меня, когда отрицаешь это.

– Как скажешь, Тэдди. Может быть, мы продолжим разговор на нашу тему?

– Тебе, должно быть, действительно скучно. Ладно, допустим, я склоняюсь к мысли позволить тебе помочь мне. Ты не можешь командовать мной. Это сведет меня с ума.

– А я и не буду.

Я была права, он не может сейчас смотреть мне в глаза.

– Ты такой чертов лгун!

– Скажи мне, как я должен помогать, не командуя тобой! Давай, рассказывай. – Я открываю рот, чтобы ответить, но Кип заставляет меня замолчать: – Это невозможно.

– Только не будь придурком, и мы прекрасно поладим.

– Значит, ты согласна позволить мне помочь тебе?

Согласна?

– Не совсем так, скорее ты меня источил, как тупой карандаш после слишком долгого использования.

– Значит, миссия выполнена, а? – Он выглядит странно довольным собой.

Я так близка к тому, чтобы стукнуться лбом о столешницу.

– Не могу поверить, что думаю об этом с тобой.

– Ты ждала, что такой парень, как я, придет и поможет тебе.

– Перестань делать это моей идеей – это была твоя идея. Я все еще не уверена, что должна позволить гиганту-свахе следовать за мной повсюду.

– Волосатый фей-крестный – это не то же самое, что сваха.

– Да без разницы. Ты все еще ведешь себя нелепо, как бы ты себя ни называл.

– Знаешь, если подумать, то мог бы сделать потрясающий костюм волосатого фея-крестного на Хэллоуин. Мне нужно будет вспомнить об этом в следующем октябре. – Кип смотрит вдаль, как будто представляя себе, как он будет выглядеть. – Типа, как зубная фея, с крошечными крылышками и прочим дерьмом? Я ведь могу надеть пачку, правда? Камуфляжная будет реально круто смотреться или коричневая.

Камуфляжная пачка?

– Это было бы просто потрясающе, – неохотно уступаю я.

– Волосатый фей-крестный к твоим услугам (прим. «at your cervix» – можно перевести как «к твоим услугам» или «твою шейку матки»), – шутит он.

– Если приблизишься к моей шейке матки, – бормочу я себе под нос и хихикаю.

– Ха-ха. – Кип вовсе не смеется.

– Мне это показалось забавным.

– Думаешь, нам следует установить какие-то основные правила?

– Возможно. Ты слишком усердствуешь и готовишься к этому. Если бы мы могли обуздать это с самого начала, это было бы замечательно.

– Я? Слишком усердный?

И с этого момента я становлюсь бессильной остановить его. Или, может быть, достаточно любопытной, чтобы пройти через это. Он сумасшедший и веселый. И, возможно, мне бы сейчас не помешало бы немного и того и другого в моей жизни.

– Да, ты... ты как скучающий мальчик из братства, минус братство, минус мальчик, который жаждет чем-то себя развлечь. Я не являюсь этим чем-то.

– Я слышу приближающееся «но».

– Но мне достаточно любопытно, чтобы согласиться с этим твоим дурацким планом.

Я имею в виду, кто может сказать «нет» этому пушистому лицу? Он похож на собаку. Или косматого льва. Немного пугающе, но восхитительно.

– Первое правило: мы команда, Тэдди, и в команде нет никакого «я». Запиши это. – Он выжидающе смотрит на меня, но у меня нет ручки. – У тебя есть лист бумаги?

Я склоняю голову набок.

– Э, нет.

– Значит, салфетка.

Кипа тянется мускулистой рукой через стол, пальцы выхватывают пару салфеток из блестящего серебряного дозатора. Он берет ручку из своего мужского пучка, и почему она вообще у него там есть, мне непонятно.

Я не теряю времени даром.

– Правило номер два: правило пяти футов.

Его ручка парит в воздухе.

– Пяти футов... что это за чушь?

– Мне не нужно, чтобы ты дышал мне в затылок. Пять футов – это достаточно близкое расстояние между нами, пока мы на публике.

– Как я могу наставлять тебя с такого расстояния? Это будет выглядеть странно, когда я буду шептать с расстояния в пять футов.

О боже.

– Я уверена, что ты выразишь свою точку зрения другими способами.

– А как ты услышишь, что я буду давать тебе указания? – Уровень, до которого он явно оскорблен, не знает границ.

– Что ж, хорошая мысль: я не хочу, чтобы ты шептал мне на ухо, не говоря уже о том, чтобы указывать дорогу.

– Тогда в чем же смысл? – Он стучит по столу. – Два фута.

О, малыш хочет вести переговоры? Меня это вполне устраивает.