Текст книги "Бегущая за луной"

Автор книги: Сара Эдисон Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

После обеда, не придумав занятия поинтереснее и не найдя никого, с кем пообщаться, – дедушка Ванс снова спрятался у себя в комнате, а Джулии не было дома, – Эмили занялась уборкой. Она вытирала пыль до тех пор, пока сама вся не покрылась серым пушистым инеем. Начала со своей комнаты и вычистила там все, кроме люстры под потолком, потому что не смогла найти лестницу. Потом принялась за другие комнаты. Она везде раздвигала шторы, впуская свет в помещения, которые, кажется, не видели солнца уже много лет.

Поначалу это было увлекательное приключение – похоже, ночная погоня за странным светом разбудила в ней вкус к приключениям, – она исследовала неизвестное, узнавала историю дома. Но очень скоро Эмили поняла, что это грустная история. Одна из комнат когда-то была детской для мальчика. Синие корабли на обоях, предохранительный поручень на кроватке. Может быть, это была комната дедушки Ванса? Или у него был брат? Если да, то где он теперь? Еще там была спальня с большой кроватью в два раза длиннее обычной. Там же стоял туалетный столик – безусловно, женский. Это была супружеская спальня, которую дедушка Ванс делил со своей женой. Где теперь его жена? Где все люди, которые жили здесь раньше?

Все это настолько ошеломило Эмили, что у нее начался легкий приступ клаустрофобии. Ей хотелось почувствовать себя своей в этом доме, хотелось стать частью его истории, но мама ей ничего не рассказывала. Ничего.Почему?

Она вернулась в свою комнату и вышла на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Весь балкон по-прежнему был усыпан сухими листьями, и Эмили решила его подмести. Она смела все листья в большую кучу у перил, потом сгребла в охапку, сколько сумела, и швырнула их с балкона. Листья пахли сырой землей и напоминали поделки, вырезанные из крафт-бумаги. Она схватила еще, сбросила вниз и на этот раз перегнулась через перила, наблюдая за тем, как они падают. И только когда листья осыпались прямо на голову человека, стоявшего на ступеньках крыльца, Эмили поняла, что там кто-то есть.

– Джулия! – крикнула она. – Привет!

Джулия улыбнулась ей снизу. Несколько листьев запуталось у нее в волосах.

– Скучаешь? – спросила она.

– Я так рада, что вы пришли! Хотела вам кое-что рассказать. Я сейчас!

Она бегом спустилась по лестнице и выскочила на крыльцо, радуясь тому, что есть кто-то, с кем можно поговорить о событиях прошлой ночи. Джулия стояла на верхней ступеньке крыльца, держа в руках два больших бумажных пакета. Она так и не вытряхнула листья из волос.

– Ночью я снова видела свет. Огни Мэллаби! – выпалила Эмили. – Джулия, это не привидение! Я побежала за ним. Оно оставляет следы. Человеческиеследы.

Это откровение не вызвало той реакции, которую ждала Эмили. Джулия не на шутку встревожилась.

– Ты за ним побежала?

– Да.

– Эмили, я тебя очень прошу. Больше не надо так делать, – тихо проговорила Джулия. – Огни Мэллаби совершенно безвредны, но лучше за ними не бегать.

Прежде чем Эмили успела спросить, почему Джулия отнеслась так равнодушно к такому значительному открытию, у нее за спиной скрипнула сетчатая дверь. Эмили обернулась и увидела дедушку Ванса, который, пригнувшись, вышел на крыльцо.

С тех пор как Джулия видела его утром, когда пошла следом за ним к ресторану, он успел переодеться. Возможно, подумала Эмили, у него просто такая традиция: одна одежда – для утра, другая – для вечера. Она почти не спала этой ночью. Была слишком возбуждена после гонки по лесу за белым светом. И проснулась совсем-совсем рано. И слышала, как дед выходил из дома. Она собиралась дождаться его у ресторана, чтобы вместе пойти домой, как вчера. Но ее отвлек Уин. После их разговора она решила пойти домой и подождать деда здесь. Но когда он вернулся, то сразу ушел к себе в комнату. Правда, оставил для Эмили сандвич с яйцом на кухонном столе.

– Джулия, – сказал он. – Мне показалось, я слышу твой голос.

– Я принесла вам подарок. – Джулия вручила Вансу пакеты, а тот принял их так, словно ему передали Святой Грааль. – Я подумала, что в такую жару вам вряд ли захочется что-то готовить. Может быть, вместе и поедите, – сказала она со значением, которое не укрылось от Эмили. Джулия пыталась подтолкнуть их к тому, чтобы они провели время друг с другом. Эмили была ей признательна, но сомневалась, что это к чему-нибудь приведет.

Но дедушка Ванс заглянул в пакеты, принюхался и удивил Эмили своим восторженным энтузиазмом.

– Эмили, ты даже не представляешь, как тебе повезло! У Джулии – лучшее в городе барбекю. Потому что у нее настоящая дровяная коптильня. Электрические коптильни – это совсем не то. У меня уже слюнки текут. Джулия, ты с нами поужинаешь?

– Нет, спасибо. Мне надо идти.

– Ты очень добрая и приветливая. Спасибо. – Дедушка Ванс ушел в дом, оставив Эмили на крыльце с Джулией.

– Он в первый раз за весь день вышел из комнаты, – изумилась Эмили.

– Барбекю его выманит в любое время дня и ночи.

– Я это запомню.

– Слушай, – сказала Джулия, – хочешь съездить со мной в субботу на озеро в Сосновом бору? Летом там постоянно бывают дети твоего возраста. Может быть, познакомишься с кем-нибудь из твоих будущих одноклассников.

Эмили было приятно, что ей помогают включиться в жизнь города. Эти старые дамы сегодня утром были неправы. Она здесь приживется.

– Да, конечно.

– Отлично. Значит, до завтра. А теперь иди, пообщайся с дедушкой. – Не сказав больше ни слова, Джулия развернулась и пошла вниз по ступенькам.

Эмили вернулась в дом. Сперва она думала сразу подняться к себе – и пусть дедушка Ванс спокойно поест, – но все же решила, что можно попробовать еще раз. Войдя в кухню, она услышала, как хлопнула дверца сушилки, и дедушка вышел из постирочной комнаты, смежной с кухней. Он опять проверял сушилку. Что он там ищет? Его чрезмерный интерес к сушилке казался Эмили странным. И особенно если учесть, что буквально сегодня, после обеда, разносчик из прачечной забрал мешок грязных вещей, который дедушка выставил на крыльцо.

Увидев внучку, Ванс замер на месте.

– Эмили. – Он откашлялся, прочищая горло. – А что… э… обои у тебя в комнате еще не менялись?

– Менялись? – переспросила она.

– Иногда так бывает. Они меняются. Сами по себе.

Такие вещи обычно говорят маленьким детям. Луна сделана из сыра. Загадай желание на звезде. У тебя в комнате волшебные обои. Наверное, дедушка думал о ней как о маленькой девочке и пытался сделать так, чтобы она улыбнулась.

– Нет, там все та же сирень. Но я буду следить, – сказала она, чтобы ему подыграть.

Он серьезно кивнул.

– Хорошо.

Потом они замолчали. Эмили оглядела кухню и увидела, что дед поставил пакеты с едой на обеденный стол в уголке.

– Ты сейчас будешь ужинать? – наконец спросила она.

– Думаю, да, – сказал он. – Хочешь присоединиться?

– А ты не против?

– Нисколько. Садись. – Он достал из кухонного шкафа тарелки, ножи и вилки и положил их на стол. Они с Эмили сели напротив друг друга и принялись вынимать из пакетов гостинцы: пенопластовые контейнеры разных размеров, несколько булочек для гамбургеров и два куска торта.

Ванс снял крышки со всех контейнеров. Его невероятно длинные пальцы двигались неуклюже, а руки немного дрожали.

– Что это? – спросила Эмили, глядя на самый большой контейнер, в котором лежал кусок с виду очень сухого рубленого мяса.

– Барбекю.

– Это не барбекю, – сказала Эмили. – Барбекю – это хот-доги и гамбургеры, пожаренные на решетке.

Ванс рассмеялся, и Эмили сразу же захотелось улыбнуться.

– Ха! Какое кощунство! В Северной Каролине барбекю означает свинину,дитя. Хот-доги и гамбургеры, пожаренные на решетке, здесь называют «пикником». – Он принялся объяснять с неожиданным пылом: – В Северной Каролине существуют два типа соуса для барбекю: лексингтонский и восточный северо-каролинский. Смотри. – Он взволнованно ткнул пальцем в контейнер с соусом, так что несколько капель пролилось на стол. – Соус по-лексингтонски – сладкий соус на основе помидоров с сахаром. Его называют еще красным соусом и подают к котлетам и свиной лопатке.

Ресторан Джулии как раз в лексингтонском стиле. Но здесь полно ресторанов в восточном северо-каролинском стиле. Там подают негустой, терпкий соус на основе уксуса с перцем. И в основном они жарят цельные куски мяса. Но в любом случае к барбекю всегда подают кукурузные оладьи и капустный салат. И, если я не ошибаюсь, она положила нам торт из батончиков «Милки вей» – его Джулия делает лучше всех.

– Прямо из настоящих батончиков «Милки вей»?

– Да. Их растапливают и смешивают со сливочным маслом. Это значит «Добро пожаловать».

Эмили посмотрела на торт, который Джулия принесла вчера. Он так и стоял на разделочном столике.

– Я думала, яблочный торт означает «Добро пожаловать».

– Любой торт означает «Добро пожаловать», – объяснил Ванс. – Ну, кроме кокосового. Кокосовый торт и жареную курицу приносят в знак соболезнования. Когда кто-нибудь умирает.

Эмили странно посмотрела на деда.

– И иногда запеканку из брокколи, – добавил он.

Эмили наблюдала за тем, как дедушка взял одну булочку для гамбургеров, разделил ее пополам, положил на нижнюю половинку немного прожаренного мяса, полил соусом и посыпал капустой. Накрыл все это верхней половиной булочки и протянул на тарелке Эмили.

– Барбекю-сандвич по северо-каролински.

– Спасибо, – сказала Эмили, с улыбкой глядя на странный сандвич. Дедушка и вправду очень хороший и добрый. Ей нравилось, когда он рядом. Рядом с ним она себя чувствовала такой маленькой и как-то сразу же проникалась мыслью, что в мире есть много всего, кроме ее проблем, ее горя. – Джулия такая хорошая.

– Джулия – замечательный человек. Ее отец мог бы ею гордиться.

– Я как раз ей говорила об огнях Мэллаби, – сказала Эмили, надеясь, что дедушка проявит больше интереса к ее открытию. – Я их видела ночью.

Ванс как раз собирался передать ей оладьи, но замер, держа контейнер на весу.

– Ты их видела? Где?

– В лесу за домом. – Эмили протянула руку и забрала у него контейнер с оладьями.

– Пока ты здесь, Эмили, я попрошу тебя лишь об одном, – сказал он очень серьезно. – Лишь об одном. Держись подальше от этих огней.

– Но я думаю, это не призрак, – сказала она. – Я думаю, кто-то делает это специально.

– Никто не делает это специально. Поверь мне.

В отличие от мамы – большой любительницы пылких прений, Эмили никогда не любила спорить. Но сейчас ей пришлось прикусить язык, чтобы не рассказать деду об упаковке пластырей, найденной ей на крыльце прошлой ночью. Как-то не очень похоже, что эти пластыри оказались там совершенно случайно.

– Твоя мама, когда была маленькой, тоже делала такое лицо, – сказал Ванс. – Она была очень упрямой, моя Далси. – Он быстро отвернулся, как будто жалея о том, что сказал слишком много. Внезапно вернулось былое неловкое напряжение – село с ними за стол, извинившись за опоздание.

Эмили принялась ковырять вилкой кукурузную оладью у себя на тарелке.

– Почему ты не хочешь о ней говорить?

По-прежнему глядя в сторону, он сказал:

– Все так запутанно. Я не знаю, что говорить.

Эмили кивнула, хотя не совсем поняла. Может быть, как и все остальное в дедушке Вансе, его горе было слишком большим – таким огромным, что его целиком никому не покажешь. Наверное, отношения Ванса с дочерью были сложными. Впрочем, у мамы со всеми были сложные отношения. Она была из тех женщин, которых сложно узнать. Пылкая, смелая, очень деятельная, Далси напоминала дымку духов. Тебе доставалась лишь капелька аромата, а потом он исчезал.

Эмили решила, что не будет давить на деда. И постарается не обижаться на его скрытность и необщительность. Как бы там ни было, он взял ее к себе, когда ей было некуда больше идти, и она очень ему благодарная за это. Если дедушка не хочет говорить о маме, она попробует поговорить о ней с кем-то другим. В городе наверняка есть немало людей, которые знали маму. Может быть, ей удастся найти и других бывших Роз Мэллаби. Может быть, она снова увидит Уина Коффи и спросит о маме и его дяде. Он обещал, что в следующий раз расскажет ей.

Эмили очень понравилась эта мысль. Снова увидеться с Уином.

Они доели в тишине. Потом дедушка Ванс снова проверил сушилку, словно за время ужина там могло появиться что-то, чего не было раньше. Но он опять ничего не нашел и ушел в свою комнату. Эмили поднялась к себе, закончила подметать листья, села на стул на балконе и стала ждать, не появятся ли огни.

Так закончился ее второй день в Мэллаби.

Позже, тем же вечером, когда Ванс вышел из своей комнаты, чтобы в последний раз проверить сушилку перед сном, он задержался у лестницы и взглянул вверх. Он больше не слышал шагов. Не слышал шороха метлы. Видимо, Эмили уже легла.

Это было так странно, что в доме опять кто-то есть. Ванс уже почти забыл, как это бывает. С появлением Эмили даже воздух в доме стал другим – вибрирующим и звенящим, словно где-то поблизости играла музыка, которую он почти слышал, но все же не мог уловить. Он удивился, что рядом с Эмили почувствовал себя более наполненным, более настоящим. И не знал, как справляться с новым ощущением. Быть нужным кому-то – все равно что быть очень высоким. Ты не задумываешься об этом, пока рядом не появляется кто-то еще.

Еще в детском саду Ванс возвышался над всеми другими ребятами. Это было его первое воспоминание о том, как он по-настоящему осознал, какой он высокий. До детского сада (хотя он был, безусловно, очень высоким для своего возраста) он еще оставался самым низким из членов своей семьи, где все были нормального роста. В школе его поначалу дразнили, но в какой-то момент даже самые отъявленные хулиганы сообразили, что это, возможно, не самая лучшая мысль – искать повода для драки с мальчишкой, который сшибает тебя с ног одним ветром, поднимающимся, когда он просто проходит мимо.

Его семьи уже нет. Ванс остался последним из Шелби и унаследовал огромное состояние. Он знал, что все это должно было достаться не только ему. У него должны были быть братья и сестры, которые непременно стали бы великими людьми. В семье должны были быть нормальные дети.

Вначале все так и было. Но его старшая сестра, для которой обои в ее комнате всегда оставались розовыми леденцами в ярких завитках, утонула в озере в Сосновом Бору, когда ей было одиннадцать лет. А потом младший брат – ему было всего шесть лет – упал из домика на дереве во дворе и разбился насмерть. Родители пытались завести еще детей, но безуспешно. У них остался только Ванс. Такой высокий, что его ноги всегда доставали до дна озера, и он не мог утонуть; а руки дотягивались до веток высоко над землей, так что ему и не надо было лазить по деревьям.

Родители умерли, когда Вансу было под тридцать. Ему показалось, что уже перед самым концом он читал на их лицах горькое разочарование. Все их достояние переходило к великану. Возможно, они задавались вопросом: что Ванс будет делать с такими деньгами? Он до сих пор не был женат. Да и кто захотел бы связать с ним свою жизнь?

Он жил в одиночестве и редко выходил из дома. Когда он встретил Лили, ему было тридцать два года. Она была родственницей Салливанов, живших на той же улице, и приехала к ним в гости на выходные перед поступлением в университет. Если бы она была цветом, то это был бы ярко-зеленый цвет. Если бы она была запахом, это был бы запах свежей газеты. Она была умной, веселой и ничего не боялась. Сыновья Салливанов, которые часто развлекались тем, что бросали мяч во двор Ванса, а потом подстрекали друг друга пойти и забрать его, рискуя быть съеденным Великаном из Мэллаби, рассказали о нем своей двоюродной сестре. Лили пришла в ярость. Она схватила обоих за уши, повела во двор Ванса и затащила их на крыльцо. Она собиралась заставить их извиниться. Но когда Ванс подошел к двери, она настолько оторопела, что отпустила мальчишек. Они тут же убежали. Несколько часов спустя, когда Лили не вернулась домой, они в ужасе пошли к маме и сообщили, что Великан из Мэллаби съел их двоюродную сестру. Мама пошла проверить, что случилось, и обнаружила Ванса и Лили на переднем крыльце. Они пили чай со льдом и смеялись. Женщина резко остановилась и потихоньку ушла прочь. Она сразу же поняла, что происходит что-то невероятное. Никому еще не удавалось заставить Ванса так радостно смеяться.

Ванс и Лили поженились сразу, как только она окончила университет. Она поступила работать в начальную школу Мэллаби, где вела второй класс, пока не забеременела Далси. Лили не давала Вансу сидеть дома. Она постоянно куда-то его выводила: в кино, в магазин, на матчи Малой бейсбольной лиги. Люди всегда проявляли к нему любопытство, но лишь потому, что он так упорно от всех скрывался. Но как только Ванс вышел из дома, он понял, что в Мэллаби его принимают. В городе, полном чудес и странностей, он был просто очередной причудой. Ванс был так благодарен за это ошеломляющее откровение, что с радостью принялся помогать городу и делать весьма ощутимые пожертвования на строительство детских площадок и мемориалов воинской славы. Также он учредил несколько грантов на образование.

Когда Лили не стало, он сам чуть не умер. Далси тогда было двенадцать. В мире как будто настала нескончаемая зима, укутав все холодом и тишиной. Ванс выжил только благодаря воспоминаниям о Лили, о ее яркой зелени, о ее неизменной веселости и остром уме, о ее крепкой вере во все, и особенно – в него самого. Он не знал, как Далси пережила это. И теперь ему было за это стыдно.

Ванс думал, что человек может выдержать подобное горе только раз в жизни.

А потом он узнал о смерти дочери.

Когда ему позвонила Мэри, подруга Далси, и сказала, что Далси погибла в аварии, Ванс даже не смог ничего сказать. Он положил трубку и поднялся наверх, в бывшую комнату Далси, а потом не смог спуститься и оставался наверху неделю. Обои в комнате дочери стали серыми и тяжелыми, как грозовые тучи. Он хотел умереть. Зачем ему было жить дальше? Все, что связывало его с этим миром, теперь исчезло.

Когда Джулия наконец-то до него добралась, он так ослабел от голода, что не мог ходить. Он провел неделю в больнице, где его ноги свешивались с края койки и где его накрывали тремя одеялами, потому что даже двух было мало.

Вернувшись домой из больницы, он нашел на автоответчике несколько сообщений от Мэри. У Далси есть дочка, говорила она. Девочке негде жить. Мэри не может оставить ее у себя, потому что решила вернуться домой в Канаду. Она наняла частного детектива, чтобы тот попытался найти ближайших родственников Эмили со стороны матери и отца. И он нашел Ванса.

В жизни Ванс всегда был пассивным. Он это знал. Из-за великанского роста он стал очень стеснительным. Родители оставили ему огромное состояние. Его жена сама нашла его.Лили освободила мужа от всех домашних забот. А Далси с двенадцати лет была как бы сама по себе. Но вот пришел и его черед. Теперь Вансу все же придется выбраться из своей раковины и о ком-то заботиться.

Пока что он не особенно хорошо заботился об Эмили. Далси ничего не рассказывала ей о Мэллаби, о том, что случилось. Значит, она не хотела, чтобы дочь знала. При одной только мысли о том, что ему придется все рассказать Эмили, Ванс цепенел от ужаса. Когда Далси уезжала, она взяла с него слово, что он сохранит все в тайне. «Не говори об этом, —попросила она. – И тогда, может быть, все пройдет и забудется».Он много раз подводил дочь, он не смог позаботиться о ней, как должно, и поэтому он собирался сдержать данное ей обещание. И он молчал двадцать лет. А теперь Ванс не знал, что делать. Эмили уже привлекла внимание огней Мэллаби. Ей захочется знать, что все это значит.

Он вошел в кухню, не зажигая свет. Но вместо того чтобы пойти проверить сушилку в прачечной, он прошел прямо к задней двери и распахнул ее настежь. Да, все было так, как сказала Эмили. В лесу за беседкой мерцал белый свет. Он не двигался. Словно наблюдал за домом.

Ванс вышел на крыльцо и выпрямился в полный рост, чтобы его было видно издалека. Свет мгновенно исчез. Ванс услышал испуганный вздох и шаги на балконе над головой. Он спустился с крыльца и взглянул вверх.

Эмили стояла на балконе, глядя в сторону леса.

Она не видела Ванса, и тот тихонько вернулся в дом.

Однажды он уже совершил эту ошибку.

Больше такого не повторится.

Глава 7

Озеро в Сосновом Бору полностью соответствовало своему названию: это было небольшое чистое озерцо посередине густого соснового леса. Оно напоминало глубокую синюю чашку, которая могла бы залить водой все вокруг, если ее случайно перевернуть.

Джулия припарковала свой старенький черный пикап, купленный еще отцом, на последнем свободном месте на забитой стоянке над дощатым помостом у пляжа. Она уже и не помнила, когда была здесь в последний раз. Наверное, с папой. Еще до Беверли. Она успела забыть, как здесь красиво. Когда Джулия с Эмили выбрались из кабины, на них сразу обрушилась какофония летних звуков и запахов. Влажный песок, кокосовое масло, моторные лодки, детский смех, громкая музыка.

– Здесь так шумно! – сказала Эмили. – Мне уже нравится.

– Твоей маме тоже здесь нравилось. Насколько я знаю, там в скалах есть маленький грот, где собирались Розы Мэллари. И правили пляжем все лето. – Джулия закинула за плечо пляжную сумку и повела Эмили к спуску на пляж.

На пляже было так много народу, что им приходилось идти гуськом. Джулия постоянно оглядывалась – проверяла, не отстала ли Эмили. Та шла улыбаясь. Один раз замешкалась, чтобы снять босоножки, но быстро догнала Джулию.

Они выбрали место на полпути между дощатым тротуаром и озером. На этой стороне озера над берегом стояли дома – большие дома со стеклянными стенами, выходящими на сверкающую синюю воду. Пока Джулия расстилала на песке полотенца, Эмили огляделась вокруг, прикрывая глаза от яркого солнца.

– Вы с Савьером договорились здесь встретиться?

– Нет. А почему ты спросила? – Джулия сняла белые шорты, под которыми оказались красные плавки бикини. Но почему-то не стала снимать полупрозрачную рубашку с длинными рукавами, хотя под рубашкой был верх купальника.

– Потому что он идет сюда.

Джулия обернулась и увидела, что Савьер действительно идет к ним. Савьер всегда выделялся, в любом окружении. Но сейчас, на желтом песчаном пляже под ярким солнцем, он буквально излучал золотое сияние. Король Солнце.

– Он такой милый, – мечтательно проговорила Эмили. – Как только я его увидела, я сразу же поняла, что у него будет такой акцент. Даже не знаю почему.

– Есть люди, о которых сразу понятно, что они южане. Еще до того, как они скажут хоть слово. – Джулия с Эмили смотрели на Савьера как завороженные. Словно и вправду не могли отвести взгляд. – Смотришь на них, и сразу думаешь о чем-то хорошем… о пикниках на природе, о бенгальских огнях. Мужчины-южане всегда открывают дверь перед женщиной, никогда не повышают голос и всегда держатся за свою гордость, не взирая ни на что. Но с ними надо быть настороже. И не верить всему, что они говорят. Они могут заставить тебя поверить во что угодно, потому что умеют такэто сказать, что нельзя не поверить.

– Как так? – с интересом спросила Эмили.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь.

– А с вами такговорили?

– Да, – тихо ответила Джулия.

Савьер подошел совсем близко и встал рядом с их полотенцами, расстеленными на песке.

– Привет, барышни.

– Привет, Савьер, – сказала Эмили, усаживаясь на полотенце.

Джулия тоже села и убрала в сумку свои белые шорты.

– Что ты здесь делаешь?

– Не знаю, Джулия, – сказал Савьер. – На медведей охочусь?

Она посмотрела на него, прищурившись.

– Это такой эвфемизм?

Он ничего не ответил, просто уселся на ее полотенце у ее ног. Джулия увидела свое отражение в его темных зеркальных очках и поняла, что он на нее смотрит. Что он делает? С чего вдруг такая фамильярность? Восемнадцать лет молчания, пока ее не было в Мэллаби, плюс полтора года холодного безразличия с ее стороны – более чем достаточно, чтобы отбить у него желание садиться на ее пляжное полотенце, буквально в нескольких дюймах от ее голых ног.

И все-таки вот он сидит.

И все потому, что она сдуру сказала Стелле, что печет торты из-за него.

Дура, дура, дура.

– Сестра приехала в гости на выходные, – сказал он. – Они с дочкой остановились в нашем летнем доме на озере. Я пришел их проведать.

– То есть это никак не связано с тем, что я тебе говорила, что в субботу хочу свозить Эмили на озеро? – скептически спросила она.

– Это было бы слишком просто, да?

– Для тебя все просто, Савьер.

– Не все. – Прежде чем Джулия успела ответить, он указал подбородком куда-то поверх ее плеча. – А это моя племянница. Ингрид! – позвал он.

Джулия с Эмили оглянулись и увидели красивую рыжеволосую девушку-подростка, которая направлялась к ним. Джулия смутно припоминала, что у старшей сестры Савьера были рыжие волосы.

– Это Джулия Уинтерсон, – сказал он племяннице.

Ингрид улыбнулась.

– Я вас узнала по розовой пряди. Иногда я вас вижу в городе, когда мы с мамой сюда приезжаем, – сказала она. – Кстати, вам очень идет.

– Спасибо, – сказала Джулия. – Это Эмили. Она недавно сюда переехала.

– Там у грота ребята устроили пикник. Пригласили меня. Я только сначала спрошу у мамы. Эмили, хочешь пойти со мной? – спросила Ингрид.

Эмили тупо уставилась на нее.

– А что там такое?

– В каком смысле?

– Это какой-то клуб?

– Это просто пикник. Вроде как вечеринка, но днем. – Ингрид вопросительно посмотрела на Эмили. – Ладно, я сейчас вернусь.

Она пошла прочь. Эмили растерянно смотрела ей вслед.

– Зачем все так усложнять? – сказала Джулия, со смехом похлопав Эмили по руке. – Надо было просто сказать: «Да, я бы очень хотела пойти».

– Вот так, смотри, – сказал Савьер. – Джулия, пойдешь со мной на свидание в понедельник?

– Да, я бы очень хотела пойти! – подыграла ему Джулия. – Видишь? Ничего сложного. И потом, это просто вечеринка. Ты что, никогда не ходила на вечеринки в своей старой школе?

– Ну, я помогала маме организовывать вечеринки. В основном благотворительные мероприятия. И у некоторых из общественных клубов у нас в школе были свои вечеринки в конце учебного года.

– Ты в какую школу ходила?

– В школу для девочек Роксли. Мама была одной из учредительниц этой школы. Там поощряли общественную активность и волонтерскую деятельность. Волонтерство входило в учебный план.

Вот опять указание на то, что Далси сделала в жизни немало хорошего. Эмили что-то такое упоминала в их первую встречу: о Далси и ее общественной деятельности. Как бы ни было трудно в это поверить, кажется, после отъезда из Мэллаби Далси очень изменилась.

– Ну, это обычная вечеринка. Без всякой причины. Просто ради веселья.

Эмили посмотрела на нее с сомнением.

Джулия вновь рассмеялась.

– Все будет хорошо. Когда захочешь уйти домой, я буду здесь и тебя отвезу. Тебя никто не неволит.

Ингрид уже вернулась.

– Ну что, Эмили? Ты идешь?

Эмили поднялась, изобразила вымученную улыбку (во всяком случае, Джулии показалось, что она была вымученной) и ушла вместе с Ингрид.

– Кто бы мог подумать, что Далси воспитает такую скромную дочь? – сказал Савьер.

– Да, она очень хорошая девочка.

– И ты хорошо с ней общаешься. И нет, меня это не удивляет.

Джулия смущенно пожала плечами. Она вдруг очень остро осознала, что осталась с Савьером наедине и теперь ей не удастся уклониться от разговора. Она знала, о чем он хочет с ней поговорить.

– Я подумала, ей нужен кто-то, к кому она могла бы обращаться, пока окончательно здесь не устроится. Я помню, как это непросто – быть подростком. И, поверь мне, я очень рада, что для меня все это уже в прошлом.

Савьер молча смотрел на нее. Ей хотелось, чтобы он снял очки. Ей не нравилось видеть свое отражение в зеркальных стеклах. Она была слишком растерянной и смущенной.

Наверное, это было вполне естественно: ощущать напряжение и неловкость, когда он рядом. Твои сверстники навсегда остаются хранителями твоих конфузов и сожалений. В этом и заключается одна из величайших несправедливостей жизни: ты преодолеваешь все подростковые комплексы, живешь своей жизнью, считаешь себя состоявшейся и счастливой, но как только ты видишь кого-то, с кем когда-то училась в школе, ты мгновенно становишься той, кем была тогда, а не той, кто ты сейчас.

Когда рядом был Савьер, она становилась той, прежней Джулией – потерянной и несчастной дочерью человека, который не окончил старшую школу и зарабатывал себе на жизнь приготовлением барбекю. Хотя Савьер ни разу не сделал ничего такого, что заставило бы ее ощущать себя именно так. Она могла бы во многом его обвинить, но только не в этом. Просто так получалось. По-другому и быть не могло.

– Почему ты не снимаешь рубашку? – наконец спросил он.

– Даже не сомневаюсь, что ты говоришь так всем женщинам. – Он ничего не ответил, и она добавила. – Ты знаешь почему.

Она потянулась к сумке, чтобы взять бутылку с водой, но Савьер перехватил ее руку и медленно поднял рукав наверх. Джулии пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы не выдернуть руку. Она напомнила себе, что Савьер уже видел шрамы. И не только Савьер. Она не могла прятать руки от всех постоянно.

Он провел большим пальцем по шрамам. Некоторые были плоскими и тонкими, как волоски, некоторые – толстыми и выпирающими. Жест Савьера был исполнен такой неожиданной нежности, что у Джулии защемило сердце.

– Джулия, а к кому обращалась ты, когда была в ее возрасте?

К тебе.

– Ни к кому. Потому что мне было не к кому обращаться. – Она вырвала у него руку и опустила рукав. – Не люблю, когда на них попадает солнце. От загара они заметнее.

– А как же отец и мачеха?

– Отец не знал, что со мной делать. А Беверли занималась отцом и не стремилась заменить мне маму. Но это она убедила его отправить меня в интернат. И за это я очень ей благодарна. Возможно, это спасло мне жизнь. Что я отсюда уехала.

– И тебе не терпится уехать снова, – сказал Савьер.

– Осталось полгода. Я уже считаю дни.

Савьер вытянулся на песке рядом с ней. Он лежал на боку, подперев голову рукой.

– Так когда мне за тобой заехать?

– Зачем за мной заезжать? – не поняла Джулия.

– У нас свидание в понедельник. Ты согласилась пойти. У меня есть свидетель.

Джулия фыркнула.

– Не говори ерунды.

– Я серьезно.

– Нет, не серьезно. Соблазняй лучше кого-то еще. На меня твои чары не действуют. Их отражает мое силовое поле.

– Это потому, что я не включаю их в полную силу. Ты даже не представляешь, что будет, если я их включу.

– Я тебя не боюсь.

– Нет, боишься. Вот почему я себя сдерживаю. Об этом я и хотел с тобой поговорить. Но не сейчас. – Он перевернулся на спину. Золотистые волоски на его руках и ногах сверкали, как сахарные волоконца.

– Лучше вообще никогда, – сказала она, но он ничего не ответил. Она ждала, когда он уйдет. Но он не ушел. Ей показалось, что он заснул.